Портрет. Мокшанка. Этюд 35х35 см.
Прототип – вокалистка из ансамбля «Пчёлка» г. Рассказово.

Автор: https://www.instagram.com/art.mohov.i.emelyanova/

Статья 2012 года, но интересны попытки автора аргументировать единство мифического "мордовского" народа прибегая к истории, политике, языку и антропологии, к чему это приводит известно. Мокша и эрзя – давно разные народы, со времён распада древнемордовской общности, это естественные процессы.

Воинская знать в золотоордынскую эпоху

> На основании наличия поясного набора и других атрибутов походного и воинского снаряжения (котелки, колчанные крюки и наконечники стрел, топоры), присутствия двух погребений с конями и сбруей (к. 1 Сарлейского могильника 1988 г., погр. 12 могильника Заречное II), мы высказали предположение, что подобные признаки характеризуют мордовское воинское сословие, упоминаемое в письменных источниках в золотоордынской терминологии – «мордовские князья и мурзы» (Козлов, 2022а, с. 24) ... На приведенном материале видно, что поясные наборы имеются в среднем только у 15% мордовских мужчин, живших в золотоордынскую эпоху. Этот факт, на наш взгляд, статистически подтверждает тезис о принадлежности подобных комплексов к прослойке мордовской знати.

> «Всплеск» военной активности у мордовских воинов в 1320–1350-х гг. в период расцвета золотоордынской государственности, когда границы государства не подвергались серьёзным вторжениям соседей, мы видим в проблемах внутренней политики. Сепаратистские настроения постоянно присутствовали в государстве, созданном из различных этнических и религиозных компонентов, в разной степени интегрированных новой государственностью. Единственным крупным событием применения военной силы данного периода, в котором упоминаются «мордовские князи с мордвичи», является поход под Смоленск объединенной мордовско-татарско-русской коалиции в 1339/40 г. (Никоновская летопись, 1885, с. 211).

Д.А. Козлов, Комплекс парного погребения 9-10 Барбашинского могильника (из раскопок Б.А. Латынина) в системе хронологии мордовских древностей золотоордынского периода, 2023.

Книга «Масторава» – научный подвиг мокшанских и эрзянских учёных

В 2009 г. в Мордовском книжном издательстве вышла книга «Масторава: мордовский народный эпос» в переводе Виталия Юлиановича Юшкина. Оформил книгу живописец, график, член Союза художников России, заслуженный художник Республики Мордовия Андрей Степанович Алешкин. Главная категория его работ – время как память. Оно уходит, но оставляет воспоминания. Он мыслит произведения как единое целое. Мастерски сделанное оформление книги помогает нам глубже понять гениальное творение ума и сердца народа – мокшано-эрзянский национальный эпос.

Одним из инициаторов воссоздания и публикации эпоса был Григорий Яковлевич Меркушкин, трепетно относившийся к истории и культуре своего народа. Именно он с фольклористом Алексеем Дмитриевичем Шуляевым решился на трудное, но благородное дело – воссоздание мокшано-эрзянского народного эпоса. В 1970 г. на рассмотрение специалистов был представлен первый систематизированный вариант. Потребовались большая изыскательская работа в десятках фольклорных экспедиций, а также кропотливый труд в различных архивах. Учитывая сложность и большой объем накопленного материала, его разноплановость, Григорий Яковлевич Меркушкин и Алексей Дмитриевич Шуляев позднее включили в авторский коллектив доктора филологических наук Василия Владимировича Горбунова, спустя почти десять лет – кандидата филологических наук Александра Марковича Шаронова.

Около двадцати лет Григорий Яковлевич собирал материалы мокшано-эрзянского народного эпоса. С Михаилом Васильевичем Дорожкиным, который стал его редактором, обсуждали особенности построения эпической песни, сюжет в целом и многое другое.

Было принято решение Совета Министров МАССР о публикации мокшано-эрзянского эпоса – богатейшего духовного наследия народа. В 1978 г. постановлением ученого совета Мордовского научно-исследовательского института языка, литературы и экономики мокшано-эрзянский народный эпос «Масторава» был рекомендован к изданию на русском, мокшанском и эрзянском языках.

Эпос был подготовлен к публикации, но, к сожалению, многолетний труд Григория Яковлевича и большого коллектива авторов не был опубликован. Лишь спустя много лет эпос все же увидел свет, но в другой редакции.

В течение многих столетий мокшанский и эрзянский народы создавали величайшее духовное богатство – фольклор. Устное творчество мокшанского и эрзянского народов, отразившее в поэтической форме его историю, стало бесценным источником развития эстетической культуры мокши и эрзи. Хронологические границы эпоса – с незапамятных времен и до окончательного вхождения мокшанского и эрзянского народов в состав Русского государства во второй половине XVI в.

Мокшанский и эрзянский народы принадлежат к числу этносов, создавших свое видение, свою картину Вселенной. Наиболее яркое выражение она получила в фольклоре, а эпос «Масторава» является его несомненной вершиной.

Устно-поэтическое творчество мокшанского и эрзянского народов привлекает пристальное внимание прогрессивных ученых и образованных людей России с XVIII в.

С первой половины XIX в. началось его всестороннее систематическое изучение передовыми людьми России. Особенно обращается внимание на эпические творения мокшанского и эрзянского народов, которые полней всего раскрывали его поэтическую душу, художественное восприятие окружающего мира.

Следует отметить то, что в 1944–1946 гг. Г. Я. Меркушкин возглавлял Научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. В те годы на базе сектора мокшанского и эрзянского языков и сектора литературы и фольклора был образован сектор мокшанского и эрзянского языков, литературы и фольклора. Сотрудники института выезжали для сбора фольклорного материала, который послужил основой для издания многотомной серии «Устно-поэтическое творчество мордовского народа», внесшей огромный вклад в сокровищницу мировой культуры.

Доктор филологии Василий Владимирович Горбунов отмечал, что основной причиной создания мокшано-эрзянского эпоса учеными-фольклористами Мордовии явился тот непреложный факт, что почти все мокшанские и эрзянские сказители всегда начинали песни и сказы повествованием о героических личностях мокшанского и эрзянского народов, представителях рода, племени, села, как, например, Тюштя и другие. Эти сказы убеждали ученых о наличии эпоса в народе, который надо собрать и привести в стройную, единую систему, с единой сюжетной линией построения.

Нужен был человек, который с настойчивостью и упорством приступил бы к собиранию и составлению мокшано-эрзянского эпоса как единого и целостного произведения. И такие люди нашлись в лице кандидата исторических наук Г. Я. Меркушкина, доктора филологических наук Василия Владимировича Горбунова, кандидата филологических наук Алексея Дмитриевича Шуляева, главного редактора – директора Мордовского научно-исследовательского института языка, литературы, истории и экономики Михаила Васильевича Дорожкина, кандидата филологических наук Александра Марковича Шаронова.

Все поиски, собирание и систематизация материалов раскрывали перед составителями «сюжетно-композиционную цельность песен, сказаний, преданий и высокий уровень идейно-художественного содержания мордовского эпоса…».

Мокшано-эрзянский героический эпос охватывает огромную эпоху, в несколько веков, но это не мешает ему быть цельным произведением. Как верно отметил Василий Владимирович Горбунов, в нем прославляется «земля, дающая блага жизни, и труд людей, которые являются основой всего, ратные подвиги, героизм и богатырская сила, ум, смелость, находчивость как простых людей, так и вождей народа, заступников его, честность и правдивость, исполнение гражданского долга, беззаветная любовь».

По структуре, форме, внешнему оформлению и композиционному построению, по стилю мокшано-эрзянский эпос ничем не отличается от других эпосов народов мира. Но он значительно богаче средствами художественного изображения и всесторонним охватом, раскрытием глубоких психологических переживаний героев, их душевного настроя, сердечной теплоты и одухотворенной поэтичности и лиризма. Глубже и шире раскрывается в мокшано-эрзянском эпосе внутренний мир человека – не только воина, защитника родной земли, но и человека-мыслителя, деятеля, философа, простого труженика, добывающего честным тяжким трудом хлеб насущный, его целомудренное и любовное отношение к окружающему миру, к жизни, к природе, к братьям-людям и ко всему живому на Земле.

С первых строк великое творение мокшанского и эрзянского народов берет читателя в плен, охватывает его сердце и душу, очаровывает и держит до конца в чудесном напряжении от ощущений красот неповторимой, трепетно ощущаемой чудодейственной поэзии.

Каждая песня, каждая строка одна другой лучше, поэтичнее, ярче и сказочнее.

Мокшано-эрзянский народный эпос – это национально-самобытный памятник устной поэзии, созданный на мокшанском и эрзянском языках и отшлифованный в течение многих веков ушедшими поколениями. Эпическая, как и лирическая, поэзия мокши и эрзи вплоть до возникновения национальной письменности после Великой Октябрьской социалистической революции оставалась единственной формой словеснопоэтического творчества наряду с другими фольклорными жанрами. В формировании нации немаловажную роль сыграл эпос, из глубин веков донесший сознание нерасторжимой общности мокшанской и эрзянской народностей.

Одно из главных его достоинств в том, что он прежде всего представляет собой летопись этнической истории народа, составленную и осмысленную самим народом. Отсюда его непреходящее познавательное, эстетическое и культурно-воспитательное значение для нашего времени. В эпосе запечатлены целые исторические эпохи, ознаменовавшиеся коренными сдвигами в материальной и духовной жизни мокши и эрзи, перестройкой ее семейно бытовых, социальноэкономических и идеологических отношений. Эпос служил средством самовыражения народа, его национально-исторического самосознания.

О мокшано-эрзянском народном эпосе еще будут написаны сотни статей и десятки книг. Поневоле вспоминаются слова Генриха Ивановича Горбунова, сказанные тридцать с лишним лет назад: «Он неповторим, как неровно изумительный сплав героического и трагического, тончайшего лирического движения человеческой души и неудержимой смелости народа в стремлении к самоутверждению, бережного отношения к человеческому сердцу и беспощадности возмездия за причиненное зло». Ему вторил Артур Моро: «Эпос укрепляет связь современного бытия народа с прошлым: с национальным бытом, культурой. Эпос украшает современную жизнь народа, придает ей особое поэтическое звучание. Образно говоря, эпос – это художественная многокрасочная национальная летопись жизни, быта, деяния, мышления, стойкости и упорства в героической борьбе за место под солнцем на земле».

Мокшано-эрзянский народный эпос, где правдиво освещается историческая судьба народа, его мировоззрение, сохранение культурного наследия народов России, сегодня актуален как никогда.

Целеустремленность Григория Яковлевича, его твердая убежденность в необходимости данной работы помогли организовать и дописать этот тяжелый и очень ответственный коллективный труд. Он был тем стержнем, который сумел удержать около себя группу талантливых, выдающихся ученых, воссоздавших по своему художественно-историческому содержанию эпос, не уступающий таким произведениям, как карело-финский эпос «Калевала», армянский эпос «Давид Сасунский» и др.

Григорий Яковлевич Меркушкин – человек, который намного опередил свое время. Ему не пришлось увидеть плоды многих своих трудов. Он рано ушел из жизни, но оставил богатое научное и литературное наследие, еще не полностью опубликованное и изученное, и добрую память о себе, память в народе, которому служил до последней минуты…

Благодаря близкой родственнице Г. Я. Меркушкина, Ларисе Георгиевне Меркушкиной, в семейном архиве собирается и бережно хранится архив ученого: его труды, текст эпоса «Масторава», рецензии и отзывы на эпос, копии статей из коллективных сборников, публикации из газет и журналов, материалы о его жизни и многогранной деятельности.

Книга «Масторава» занимает достойное место в фондах Национальной библиотеки им. А. С. Пушкина и является богатейшим материалом для научных и исследовательских работ студентов, аспирантов, научных сотрудников.

Гаршина Л.Н. Книга «Масторава» — научный подвиг мордовских ученых // Гуманитарий: актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. 2011. №2.

Мокшано-эрзяно-тюркские отношения

> Мы склонны считать что небольшая часть населения Волжской Булгарии, вынуждена была оставить свои коренные земли после нашествия монголов (какая-то незначительная группа булгар могла оказаться на мордовской земле ещё в конце домонгольского периода, когда сложились союзнические отношения Булгарии с восточной мордвой под предводительством Пургаса). Булгарское население частично смешалось с местными жителями или проживало параллельно с ними, о чём свидетельствует круг названных могильников. Эта небольшая группа булгар по сравнению с населением самой Волжско-Камской Булгарии (более 40 памятников на западе и около 2 тыс., точнее, 1855 — на основной булгарской территории) начинает самостоятельный путь развития, что связано с отдаленностью и изолированностью от основных булгарских земель. Вскоре здесь возникает отдельный улус Золотой Орды с центром в Наровчате (Наручадь русских летописей), расположенном на территории владений золотоордынского князя Бехана и известном под названием г. Мохши.

> … Эти материалы позволяют говорить о значительно большем количестве кипчаков по сравнению с булгарами, которые ещё до прихода монголов вошли в частичный контакт с местной мордвой (мокшей). В такой же контакт с местным населением входят и кипчаки. Кстати, мишарско-мордовские этнические связи подтверждаются и данными языка.

Р.Г. Фахрутдинов, С.А. Плетнева. Очерки по истории Волжской Булгарии, 1984.

Мокша и эрзя в представлении художника Autumn Sacura.

Об отношении мокши и эрзи к важности рода и племени

– Знать, покштяй, из древнего ты рода,
Величав осанкой, старец мудрый,
Да и мудрость речи величава.
Ты скажи нам дедушка, скажи-ка,
Что считаешь самым некрасивым?
Что ты на земле прекрасной нашей
Самым отвратительным считаешь?
– Безобразного, пытливый Тюштя,
На земле ещё, увы, немало.
Но всего сильней не любят люди
Соплеменников своих трусливых.
Кто они, подумайте-ка, трусы,
Продающие свой род и племя?
Самые проклятые в народе,
Ненавистнее врагов заклятых.
Кто продаст своё селенье? Трусы!
Кто друзей в беде оставит? Трусы!
И не скажешь, сколько зла на свете
Делают трусливые людишки! ...

Г.Я. Меркушкин. «Масторава: мордовский народный эпос», 2012.

Генетическое-аутосомное родство мокши с соседними популяциями по IBD сегментам, чем краснее цвет, тем ближе популяция. Заметен уклон на запад и юго-запад.

Святкин С.В. Относительная хронология мордовских боевых топоров-чеканов VIII-XI вв. // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии): Материалы II Международной археологической конференции 17 - 20 ноября 1997 г.). - Самара, 1998. С. 260-266.

Тюштяны как древний народ. Или Тюштя правитель предков финно-угров.

Несмотря на то что Тюштя обычно рисуется как древний правитель мордовского народа, тюштяны могут фигурировать в песнях и преданиях как некоторая коллективная общность. Так, рассказчик предания, записанного в Лукояновском р-не Нижегородской обл., отмечает, что «тюштянов было много, и много было рассказов о них». Похоже, что тюштяны, или тюштянские, выступают как коллективная общность в бытующих в Ельниковском и Пудошанском р-нах Мордовии народных анекдотах о глупцах (см. ниже), упоминаемых, но, к сожалению, не цитируемых А. И. Маскаевым [Маскаев 1964, 174–175]. Ряд примеров, подтверждающих изначальное восприятие тюштянов как народа, можно обнаружить и в народной поэзии. А. И. Маскаев пишет, что «в мокша-мордовской песне <…> тюштяном называется племя, xотя это племя осознается только как мордовское» [Там же, 196]. В этой песне действительно упоминается «тюштянь оцязор» (букв.: царь тюштянов). В другой песне о Тюште рассказывается, как его дочь Кирдюня отправляется искать себе жениха. Герой обращается к ней со словами «тюштянь стирь, пара стирь» (тюштянская девушка, хорошая девушка) [УПТМН 1963, 257]. Подобные примеры были бы невозможны, если бы Тюштя изначально было именем собственным или обозначением должности старейшины или племенного вождя. Интересно и другое сообщение А. И. Маскаева. Он отмечает, что «имя “Тюштя” (Тюштянь) известно большей части мордвы, и не столько из художественных произведений, сколько из ходячей в народе фразы “Тюштянь пингень” (“время Тюшти”) в значении русского выражения “При царе Кесаре” или “При царе Гороxе”. Эта фраза употребительна нередко и там, где никаких песен и преданий о Тюште не обнаружено» [Маскаев 1964, 173]. Существование подобного выражения может свидетельствовать о том, что с именем Тюшти ассоциируется эпическое время, предшествующее современной мордовской истории. В этом отношении Тюштя и его народ могут быть сопоставлены с «героической чудью» коми-пермяцких преданий.

В мордовских песнях и преданиях Тюштя всегда рисуется как древний правитель мордовского народа, а его подданные — как предки современной мордвы. Именно это обстоятельство позволяет исследователям считать песни о Тюште национальным эпосом. Тем не менее этот мотив также имеет прямые параллели в преданиях о чуди. Происхождение местного населения или какой-то его части от чуди является одним из наиболее характерных мотивов преданий о чуди: мы находим их и в русских, и в коми-пермяцких версиях. На Русском Севере широко распространено представление о происхождении жителей тех или иных селений или определенных местных семей от чуди [Криничная 1991, 64, 73]. П. Сорокин, передавая представления русского населения Верxокамья о чуди, пишет, что «от чучи будто бы осталась девочка или девушка: “она не пошла за чучью, поступила в нашу веру” и стала родоначальницей одной семьи из фамилии Гашковыx. Фамилия эта в каре очень распространена» [Сорокин 1895, 40]. Еще более однозначны на этот счет предания коми-пермяков: «Говорят, здесь чудины жили. А жил и Кудым, от него и наш род пошел» [Ожегова 1971, 41]; «Наши деды переселились сюда с других мест. Давно уже. А раньше здесь жили чучкие. Главарь, князь-де, жил в Кудымкаре. Кудым-князь был. Оттого и Кудомовыx там много, из их рода — чучкого рода. Ропичи-де из чучкого рода и пошли» [Там же, 42]. Л. С. Грибова также отмечает, что «чудь <…> чрезвычайно близка к самим коми-пермякам. На просьбу рассказать о своей прошлой жизни коми-пермяки повторяли почти то же самое, что и о чуди: та же жизнь, те же места селищ и городищ, тот же креститель Стефан Пермский. Иногда коми-пермяки даже себя называли чудью: “Я сам чудской, хоть и не древний”. Из всех преданий о чуди добрая половина относится к данному типу. Распространены они повсеместно, но родство коми с чудью особенно прослеживается среди населения Гайского р-на» [Грибова 1975, 96]. По-видимому, наиболее близки к эпосу о Тюште коми-пермяцкие предания о Кудым-Оше. Кудым — чудин, князь чуди и в то же время коми-пермяк, предок и герой коми-пермяков. Ср.

: «Я слышал в детстве одно большое предание о Кудым-Оше от Пимена Яркова. Он часто приходил к нам в гости к деду. В нем говорилось о том, что Кудым был чудской князь» [Ожегова 1971, 29]; «В старые времена в наши места жил сильный народ, а имя ему была чудь. <…> Самыми сильными были три брата: Купра, Май да Ош. А самым удалым был среди них Ош» [Там же, 28]; «Кудым-Ош, великий богатырь из коми увтыра (рода коми), жил у Кувы» [Там же, 35]. Именно вокруг героических поступков Кудым-Оша разворачивается содержание коми-пермяцких преданий. Таким образом, определение Тюшти как древнего мордовского царя вполне может уживаться с его определением как царя древней чуди. В этом смысле можно истолковать и употребление в песнях выражения «эрзянский тюштян», которое А. И. Маскаев считает доказательством того, что слово «Тюштя» является старинным наименованием правителя [Маскаев 1967, 197]. Оно может быть сопоставлено с саамскими выражениями «русская чудь», «шведская чудь», связывающими мифологический чудской народ с различными современными этническими группами. Особенностью мордовской традиции стало полное забвение имени чуди и замещение ее древней мордвой.

МОРДОВСКИЙ ЭПОС О ТЮШТЕ И РУССКИЕ И ФИННО-УГОРСКИЕ ПРЕДАНИЯ О ЧУДИ
ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ БЕССОНОВ

Украшения среднецнинской мокши

... Не менее интересно дела обстоят у соседней мордвы, у которых со славянами Днепро-Донского междуречья просматриваются достаточно заметные в материальном плане связи. Будучи также данниками Хазарского каганата, и на них повлияла «провинциальная хазарская» мода. Только благодаря трупоположению, в отличии от славянской кремации, мы можем гораздо точнее разобраться с их мужскими украшениями.

В работе под названием «Материальная культура средне-цнинской мордвы VIII-XI вв.» под редакцией А.Е. Алиховой указано, что:
«…В описываемое время украшения не были чужды и для мужчин. Но у них они встречаются значительно реже и в крайне ограниченном количестве. К ним относятся височные привески-серьги в виде разомкнутого овального кольца с шишечкой наверху и грузиком внизу. Этот тип серег проник от южных соседей мордвы – аланских племен Северного Кавказа и Подонья, от племен так называемой салтово-маяцкой культуры. Находка литейной формы для изготовления подобной височной привески-серьги в одном из женских захоронений Крюковско-Кужновского могильника свидетельствует о местном производстве этого, некогда иноземного, украшения.
Изредка встречаются при мужских костяках небольшие височные кольца с разомкнутыми концами».

Таким образом мы видим, что у мужчин средне-цнинской мордвы тоже присутствуют как простые проволочные, так и серьги «салтовского типа», изготавливаемые на месте.

https://andvari5.livejournal.com/170266.html