Вообще Великобритания, набравшая на "Евровидении" 0 баллов, так как за неё за проголосовали 0 стран, просто обязана заявить о международной изоляции, недружелюбных "партнёрах" (обязательно в кавычках) и выслать из страны каких-нибудь итальянских или французских музыкантов. После чего, в идеале, вторгнуться во Францию и отобрать у неё какой-нибудь Марсель.

Любопытно, как себя ощущает человек, который вынужден это писать?

https://yangx.top/pul_1/2873

История отвратительного, гопнического задержания Протасевича должна нам на что-то намекнуть. Как сосед, избивающий свою жену до кровавых соплей каждую пятницу и понедельник – если ты лупишь свою только по пятницам, ты уже начинаешь выглядеть лучше него.

Рядом всегда должно быть хуже – значительно хуже, пугающе – чтобы планку можно было опускать всё ниже и ниже.

Однако, есть и пострашнее мысль: можно случайно обнаружить, что этот «плохой» сосед – ты сам. И ориентируются тут именно на тебя.

Очень странная ситуация. Меня остановили на улице, оказывается, я числюсь в какой-то ориентировке. Сейчас меня везут в ОВД «Китай-город», причём, инспектор говорит, что сам не знает, с чем связано моё задержание.

Я и джентельмены в ОВД «Китай-город». Джентельмены, судя по всему, дрались.

В ОВД «Китай-город» не могут разобраться, зачем задержали Никиту Могутина.

Мент: «вспоминайте, что вы не так сделали! Может вы что-то видели?»
Могутин: «Ну я журналист»
Мент: «Аааа»...

Я в отделе уже около получаса, но мне до сих пор не объяснили, что происходит. Вышел сотрудник лишь и сказал: "За митинги, похоже, участвовали в них?"

Другой сотрудник предложил расслабиться и ждать, а главное – не обижаться на них: "Мы тут просто курьеры".

Спасибо всем за поддержку и помощь. Расскажу чуть, как это – вдруг почувствовать себя опасным преступником.

Я поворачивал на Боровицкую площадь с Кремлёвской набережной. Машин практически не было. Внезапно я заметил, что светофор впереди почему-то включился на красный, но гаишники пропускают машины передо мной по одной вручную, жезлом. Когда подошла моя очередь двигаться, я увидел, что к переходу подошли люди, с ними был инвалид на коляске. Я остановился перед переходом, чтобы пропустить их, однако гаишник бросился ко мне и стал размахивать жезлом. Я медленно двинулся вперёд. Проезжая мимо него, я вдруг услышал, что он стал стучать мне по машине своей палкой, навстречу мне бросился ещё один гаишник, размахивая руками. Я остановился.

Сотрудники подошли ко мне с очень напряжёнными лицами и попросили документы, после чего попросили пройти с ними. Я прошёл на пост – тот самый стакан возле въезда в Кремль, первый раз там оказался. Внутри, кстати, очень уютно – ещё советское оборудование для управления всеми светофорами, телефон без кнопок и два продавленных кожаных кресла. Там я узнал, что, оказывается, дальше никуда не поеду, моя машина в розыске, а меня надо доставить в отдел полиции.

Сотрудники вели себя очень вежливо, но зачем-то настаивали, готов ли я пройти медосвидетельствование: спросили об этом несколько раз, пристально глядя в глаза. Затем предложили вспомнить, что я мог натворить.

После этого мы отправились в ОВД. Ехали любопытно – за руль моей машины сел гаишник, меня посадили на пассажирское, сопровождала нас машина ГИБДД. По дороге сотрудники были, кроме шуток, очень милы: мы разговаривали о пробежках, один из них сказал, что очень любит бегать – в Люберцах – все стали ржать, что в Люберцах надо бегать очень быстро и, желательно, без остановок.

В отделе меня сразу отвели в сторону от остальных задержанных – там сидели несколько джентельменов с разбитыми лицами. В воздухе сильно пахло перегаром. Меня попросили подождать.

Возник любопытный момент: у меня с собой не было вообще никаких документов, я забыл их дома. Поэтому, пока мы всё равно ждём, их попросили привезти, а я показал фотки паспорта и водительского на телефоне. Так прошло около часа или больше – после чего, даже не дождавшись документов, меня проводили в кабинет на втором этаже, дали обязательство о явке на сегодня и отпустили со словами, что не знают, что это было.

Уже сегодня мы узнали любопытное. Оказывается, мою машину дали по ориентировкам с пометкой «машина угнана». Угнана, якобы, ещё в марте – а дали только сейчас. При этом в розыскных базах её, как вы понимаете, нигде не было.

Скоро буду в ОВД, надеюсь, мне расскажут, что это было.

Меня обвиняют в участии в несанкционированной акции 21 апреля. Даже видео с камер показали, где я гуляю по Тверской в период времени с по. Жилеты, обилие техники и прочее никого не смутило.

Просят дать все «митинговые» документы – редазадание, карту. Говорю, что нет их с собой. Возмущаются: «А что же вы их с собой не взяли?»

Говорю, что не знал, зачем иду, так-то меня в угоне обвиняли.

Хохочут: «А-а-а-а, ну понятно, ха-ха-ха!»

Если честно, первый раз такое вижу: протокол пишут под диктовку кого-то по телефону, приходит начальник отдела, вздыхает, уходит. Все документы фоткают, кому-то пересылают, с кем-то постоянно консультируются.

Оформляет меня, кстати, майор. На ногах у товарища элегантные голубые балетки.

«Мы, Майк и Ник требуем, чтобы Джефф Майерс выпустил уже наконец шестой сезон «Рика и Морти». Мы требуем, чтобы в новом сезоне Рик снова стал огурчиком. Известно, что Александр Лукашенко – крепкий орешек, а Коленька – не аутист. В этот самолет заложена бомба. Если вы не выполните наши требования, бомба взорвется 23 мая над Вильнюсом»

Сегодня я бы хотел поговорить с вами о важном – об офисных туалетах. Это дома вы обустраиваете свой тёплый уголок, как душа попросит – книжечка, освежитель, коврик мягкий под ножки, картину на стену может ещё. А в офисе это делают за вас владельцы бизнес-центра. И хорошо, если ответственный предприниматель понимает всю социальную значимость уютного ватерклозета. Однако чаще происходит обратное – и сортир строится по принципу отхожего места для скота.

Больше всего я, конечно, уважаю вот эти картонные перегородки, из-под которых торчат ноги и слышно любой звук. Заходишь в уборную, не знаю, носопырыч расковырять от души, только приступаешь к делу, как вдруг за спиной раздаётся. И ещё. И кряхтение. Ты слышишь, как человек, натурально страдает. А потом он выходит и не смотрит тебе в глаза. Да и ты ему не смотришь. Больше никогда. Все, кто когда-либо пересекались в таких офисных сортирах как-то иначе после этого начинают друг к другу относиться. Сложно симпатизировать коллеге, когда слышал его отчаянный пердёж.

Или, ещё хуже. Стоишь в своей кабинке и вдруг понимаешь, что за стенкой кто-то шурует. Ну прямо так – шмыг-шмыг – передёргивает. И, вроде, все мы люди, но я на дрочку не подписывался, когда в туалет заходил.

Или, было такое у меня, кто-то очень усердный выстелил пол туалета белой зеркальной плиткой. И все, кто находились в кабинках могли наблюдать друг-друга. Не все были красивы с этого ракурса.

В общем, уважаемые владельцы бизнес-центров и прочего многофункционального. Не экономьте на интиме для своих арендаторов. Ставьте стенки и нормальные дверцы. В красивом сортире и смывать за собой тщательнее хочется.

В апреле этого года меня сглазили. Навели порчу – причём случилось это там, где поверить в возможность такого оказалось просто.

Мы снимали фильм об Усть-Аваме – крошечном посёлке, где до сих пор верят в шаманов и идолов, живут охотой и рыбалкой и почти не знают интернета и сотовой связи.

У моего текста, который я написал по итогам поездки, немного необычный формат – это путевые заметки, дневник. Мне показалось, что так проще и честнее безоценочно передать то, что мы увидели.

Михаил Борисович Ходорковский, которого я очень уважаю, очень бы удивился, узнав, что я работаю на него. Не самый плохой работодатель, может быть, один из лучших.

С другой стороны, обычно «проект Ходорковского», если речь идёт про СМИ, – это не очень хорошо и популярно, так что мне теперь даже за «Базу» неловко и обидно.

В общем, Михаил Борисович, мы с вами не знакомы, но, уверен, вам за нас хотя бы не стыдно.

Когда мы ругаемся, что российские власти не бросаются на защиту своей российской гражданки Сапеги, надо обязательно держать в уме, что с точки зрения российской власти Сапега не является россиянкой, точнее, является, но чисто формально. На месте Лукашенко и борьбы с ним легко мог оказаться Путин и борьба уже с ним, а так настоящие россияне, по мнению российских властей, поступать не могут.

Задумался над пафосной банальщиной и почему-то зацепило меня.

Когда в 1995 году родился Протасевич, Лукашенко уже год был у власти в Белоруссии.

То есть с точки зрения Романа, он противостоял тому, что было всегда, какой-то вечности. Оказаться после этого в руках этой самой вечности – даже не могу себе представить, что сейчас ощущает Роман.

Пришёл в суд как послушный гражданин, за полчаса до заседания. Документов нет моих тут, не поступало. Ждал до назначенного времени, ничего не пришло. Ушёл, недоумевая.

То есть в понедельник они из отдела полиции меня под конвоем сначала хотели везти в суд –натурально, сотрудника по форме даже приставили, чтобы не убёг, видимо – а теперь я сам приезжаю и ничего.

Загадка чёрной дыры.

Внезапно вспомнил, как в 2010 году, когда под Смоленском разбился самолёт, почти час находился в очень смешанных чувствах.

Я играл в футбол, когда мне позвонил Рауль Смыр – это сейчас мы с ним партнёры в «Базе», а тогда он был моим руководителем в службе регионов «Лайфа». Рауль странно задыхался и кричал: «Никита, под Смоленском самолёт упал, давай собирайся, ты туда поедешь!»

Я успел спросить, много ли человек погибло, на что Рауль, почти хрипя, выкрикнул: «Президентский борт!»

И бросил трубку.

Я метнулся домой, у меня дрожали руки. Переоделся, быстро схватил командировочную сумку и рванул в редакцию. На всё, с учётом дороги, ушёл почти час. Всё это время я не заходил в интернет.

В редакцию я вбежал, едва не снеся турникет на входе, и первым делом спросил у дежурного: «Что там Медведев?» Парень равнодушно пожал плечами: «Скоро сделает заявление, наверное». Вытаращив глаза, я спросил: «Он что, выжил?!»

Так я узнал, что погиб не президент России, а президент Польши.