Первой жертвой Сёмы стал унитаз. Для расправы над ним он открыл самую ядреную штуку, которая была в квартире у Наты. Она пахла хлоркой, немного аммиаком и дождем. Узкий носик средства отлично проникал в самые потаенные уголки унитазовой души. Хрупкий фаянс почти что стонал от обжигающей жижи, которая карала не только налет от мочи, но и все, с чем соприкасалась. Сначала Сёма хотел работать в перчатках: не только, чтобы не оставлять следов от пыток, но и чтобы самому нечаянно не узнать, каково это — быть разъеденным. Иногда внутри что-то все-таки его расщепляло, но вряд ли психологический и физический ожог были сопоставимы по степени боли.

Сёма оставил унитаз страдать на пару минут, а сам принялся за зеркало. Вторая жертва. Но тут никакого садизма — просто пару пшиков и натирание до скрипа. Сёма вглядывался в заляпанную мелкими брызгами отражающую поверхность. Казалось, что Сёмино лицо было покрыто какой-то неизвестной сыпью. Или что Сёма начал распадаться на мелкие частицы, которые исчезали одна за другой. Один брызг очистителя — и Сёма стал морской пеной, уныло стекающей со своего же подбородка. Зеркалу все же немного досталось — оно скрипело под сильными Сёмиными пальцами, но так и не сорвалось в крик.

Унитаз как будто уже был готов принять свою участь. Сёма поправил перчатки и с легкой ухмылкой взялся за ершик. Сёма тихо нашептывал, что все к лучшему, что это преображение, а сам все яростнее расчесывал ожоги на фаянсе.

Все как в жизни. У человека, кажется, не было ничего, что проходило бы легко и безболезненно.