Проглотив залпом несколько совершенно разных по жанру азиатских романов, я столкнулась с тем, что не знаю, как из кипящего котла моих размышлений выловить хоть крупицу здравого смысла, не говоря уже о дельных мыслях для написания полноценного отзыва.
Однако я не нашла лучшего выхода, чем взяться за новую книгу, хотя с ней рискую уплыть в какой-то сюрреализм. И знаете, что? Она меня уже успела удивить! Речь идет о романе южнокорейской писательницы Пэ Суа «Непостижимая ночь, неразгаданный день» (2020).
Сюжет там таков: Потеряв работу в аудиотеатре, бывшая актриса Аями не знает, что ей делать дальше. Пока — отыскать пропавшую учительницу немецкого языка Ёни, а остальные проблемы решать по мере их поступления. Шагая по плавящемуся асфальту в изнемогающем от жары Сеуле, блуждая среди миражей, беседуя с директором театра о жизни и искусстве, Аями все больше увязает в мире, в котором самым причудливым образом сплелись явь и сон. И с каждой минутой окружающая ее реальность все сильнее разваливается на части.
До откровенной фантасмагории я еще не дошла, но завуалированную уже уловила. И кто бы мог подумать, что корейский автор вплетет в сюжет тонкую отсылку к одной из моих любимых иранских повестей! Подобное мне встречается впервые, но кто знает лучше о состоянии между былью и небылью, чем трансцендентальный Садек Хедаят (1903-1951) – автор «Слепой совы» (1937) – в которой безымянный художник адресует свои убийственные признания тени на стене, напоминающей сову?
Вот они, самые настоящие литературные перекрестки!
#Korea #novel #BaeSuah #surrealism #SadeghHedayat #crossroads
Однако я не нашла лучшего выхода, чем взяться за новую книгу, хотя с ней рискую уплыть в какой-то сюрреализм. И знаете, что? Она меня уже успела удивить! Речь идет о романе южнокорейской писательницы Пэ Суа «Непостижимая ночь, неразгаданный день» (2020).
Сюжет там таков: Потеряв работу в аудиотеатре, бывшая актриса Аями не знает, что ей делать дальше. Пока — отыскать пропавшую учительницу немецкого языка Ёни, а остальные проблемы решать по мере их поступления. Шагая по плавящемуся асфальту в изнемогающем от жары Сеуле, блуждая среди миражей, беседуя с директором театра о жизни и искусстве, Аями все больше увязает в мире, в котором самым причудливым образом сплелись явь и сон. И с каждой минутой окружающая ее реальность все сильнее разваливается на части.
До откровенной фантасмагории я еще не дошла, но завуалированную уже уловила. И кто бы мог подумать, что корейский автор вплетет в сюжет тонкую отсылку к одной из моих любимых иранских повестей! Подобное мне встречается впервые, но кто знает лучше о состоянии между былью и небылью, чем трансцендентальный Садек Хедаят (1903-1951) – автор «Слепой совы» (1937) – в которой безымянный художник адресует свои убийственные признания тени на стене, напоминающей сову?
Вот они, самые настоящие литературные перекрестки!
#Korea #novel #BaeSuah #surrealism #SadeghHedayat #crossroads
Пришлось расписаться в том, что воспринимать на слух корейский сюрреализм – это тот еще взрыв мозга, поэтому решила сменить пластинку и прослушать роман современного израильского писателя Эшколя Нево (внук премьер-министра Израиля Леви Эшколя, 1963-1969) «Тоска по дому» (2004).
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Три восточные Лолиты: Иран, Япония, Тайвань
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Photo
И маленькая рубрика "понамешали": пафосный обмен цитатами великих людей. Халед Хоссейни среди них выглядит по меньшей мере неожиданно, но почему бы и нет. Не могу же я китайцам отказать в праве читать американских писателей афганского происхождения.
#crossroads
#crossroads
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Все еще думаю о романе, в котором описана страшная ситуация, как женщина пыталась через суд отомстить братьям-индуистам за убийство мужа-мусульманина. Мы смотрим на события глазами журналистки — американки индийского происхождения, у которой была собственная…
Возвращаемся к рубрике "литературные перекрестки"
Любопытно, как неожиданно заговорили на одном языке два романа родом из разных концов Земли – «Отец смотрит на Запад» Екатерины Манойло (2022) и «Честь» Трити Умригар (2022). В одном изобличаются ужасы индийской глубинки, в другом – нормальные и паранормальные ужасы российско-казахского пограничья. Мы вынуждены во все глаза смотреть на уродливое лицо патриархата, на межрелигиозную неприязнь, на фанатизм, граничащий с абсурдом (у Манойло мать главной героини сбегает из дома, попутно прихватив все сбережения и отдав их на строительство церкви, у Умригар индуисты считают, что дышать одним воздухом с мусульманами – значит осквернить себя).
В обоих романах есть мотив возвращения – на родину, в детство, к болезненным воспоминаниям. Катя вынуждена уехать из Москвы, чтобы разобраться с квартирным вопросом после смерти отца. Смита же меняет Мальдивы на Мумбаи, чтобы помочь подруге написать репортаж о чудовищном судебном процессе. Причем отчетливо видно, насколько меркнут гораздо более благополучные Москва и Нью-Йорк на фоне экзотизируемых окраин и глубинок. Это видно, как минимум, на уровне языка – Манойло акцентирует внимание на множестве деталей казахского быта, обрядовости, этнопсихологии (в тексте встречаются слова, о значении которых без подстрочника можно только догадываться – к схожему приему прибегала и Гузель Яхина в «Зулейхе»). Это же характерно и для описания индийского быта у Умригар, хотя незнакомые индийские слова и обращения нам все же переводят, чтобы не делать дистанцию настолько ощутимой.
Но при всех интуитивных совпадениях обе писательницы приводят своих героинь к разным решениям: для Кати повторное бегство является буквальным спасением, поскольку эта поездка чуть не стоила ей жизни (она для этой среды чуждый элемент – вырванный с корнем сорняк), тогда как Смита начинает принимать свою родину такой, какая она есть, старается увидеть в ней другую сторону, найти что-то такое, что заставит ее с ней примириться, благо сама Индия настолько многолика, что там есть где развернуться и на что (или на кого?) положить глаз.
#India #US #novel #ThrityUmrigar #Honor #Russia #Kazakhstan #Манойло #ОтецСмотритНаЗапад #crossroads
Любопытно, как неожиданно заговорили на одном языке два романа родом из разных концов Земли – «Отец смотрит на Запад» Екатерины Манойло (2022) и «Честь» Трити Умригар (2022). В одном изобличаются ужасы индийской глубинки, в другом – нормальные и паранормальные ужасы российско-казахского пограничья. Мы вынуждены во все глаза смотреть на уродливое лицо патриархата, на межрелигиозную неприязнь, на фанатизм, граничащий с абсурдом (у Манойло мать главной героини сбегает из дома, попутно прихватив все сбережения и отдав их на строительство церкви, у Умригар индуисты считают, что дышать одним воздухом с мусульманами – значит осквернить себя).
В обоих романах есть мотив возвращения – на родину, в детство, к болезненным воспоминаниям. Катя вынуждена уехать из Москвы, чтобы разобраться с квартирным вопросом после смерти отца. Смита же меняет Мальдивы на Мумбаи, чтобы помочь подруге написать репортаж о чудовищном судебном процессе. Причем отчетливо видно, насколько меркнут гораздо более благополучные Москва и Нью-Йорк на фоне экзотизируемых окраин и глубинок. Это видно, как минимум, на уровне языка – Манойло акцентирует внимание на множестве деталей казахского быта, обрядовости, этнопсихологии (в тексте встречаются слова, о значении которых без подстрочника можно только догадываться – к схожему приему прибегала и Гузель Яхина в «Зулейхе»). Это же характерно и для описания индийского быта у Умригар, хотя незнакомые индийские слова и обращения нам все же переводят, чтобы не делать дистанцию настолько ощутимой.
Но при всех интуитивных совпадениях обе писательницы приводят своих героинь к разным решениям: для Кати повторное бегство является буквальным спасением, поскольку эта поездка чуть не стоила ей жизни (она для этой среды чуждый элемент – вырванный с корнем сорняк), тогда как Смита начинает принимать свою родину такой, какая она есть, старается увидеть в ней другую сторону, найти что-то такое, что заставит ее с ней примириться, благо сама Индия настолько многолика, что там есть где развернуться и на что (или на кого?) положить глаз.
#India #US #novel #ThrityUmrigar #Honor #Russia #Kazakhstan #Манойло #ОтецСмотритНаЗапад #crossroads