Пришлось расписаться в том, что воспринимать на слух корейский сюрреализм – это тот еще взрыв мозга, поэтому решила сменить пластинку и прослушать роман современного израильского писателя Эшколя Нево (внук премьер-министра Израиля Леви Эшколя, 1963-1969) «Тоска по дому» (2004).
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Три восточные Лолиты: Иран, Япония, Тайвань
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads