Проглотив залпом несколько совершенно разных по жанру азиатских романов, я столкнулась с тем, что не знаю, как из кипящего котла моих размышлений выловить хоть крупицу здравого смысла, не говоря уже о дельных мыслях для написания полноценного отзыва.
Однако я не нашла лучшего выхода, чем взяться за новую книгу, хотя с ней рискую уплыть в какой-то сюрреализм. И знаете, что? Она меня уже успела удивить! Речь идет о романе южнокорейской писательницы Пэ Суа «Непостижимая ночь, неразгаданный день» (2020).
Сюжет там таков: Потеряв работу в аудиотеатре, бывшая актриса Аями не знает, что ей делать дальше. Пока — отыскать пропавшую учительницу немецкого языка Ёни, а остальные проблемы решать по мере их поступления. Шагая по плавящемуся асфальту в изнемогающем от жары Сеуле, блуждая среди миражей, беседуя с директором театра о жизни и искусстве, Аями все больше увязает в мире, в котором самым причудливым образом сплелись явь и сон. И с каждой минутой окружающая ее реальность все сильнее разваливается на части.
До откровенной фантасмагории я еще не дошла, но завуалированную уже уловила. И кто бы мог подумать, что корейский автор вплетет в сюжет тонкую отсылку к одной из моих любимых иранских повестей! Подобное мне встречается впервые, но кто знает лучше о состоянии между былью и небылью, чем трансцендентальный Садек Хедаят (1903-1951) – автор «Слепой совы» (1937) – в которой безымянный художник адресует свои убийственные признания тени на стене, напоминающей сову?
Вот они, самые настоящие литературные перекрестки!
#Korea #novel #BaeSuah #surrealism #SadeghHedayat #crossroads
Однако я не нашла лучшего выхода, чем взяться за новую книгу, хотя с ней рискую уплыть в какой-то сюрреализм. И знаете, что? Она меня уже успела удивить! Речь идет о романе южнокорейской писательницы Пэ Суа «Непостижимая ночь, неразгаданный день» (2020).
Сюжет там таков: Потеряв работу в аудиотеатре, бывшая актриса Аями не знает, что ей делать дальше. Пока — отыскать пропавшую учительницу немецкого языка Ёни, а остальные проблемы решать по мере их поступления. Шагая по плавящемуся асфальту в изнемогающем от жары Сеуле, блуждая среди миражей, беседуя с директором театра о жизни и искусстве, Аями все больше увязает в мире, в котором самым причудливым образом сплелись явь и сон. И с каждой минутой окружающая ее реальность все сильнее разваливается на части.
До откровенной фантасмагории я еще не дошла, но завуалированную уже уловила. И кто бы мог подумать, что корейский автор вплетет в сюжет тонкую отсылку к одной из моих любимых иранских повестей! Подобное мне встречается впервые, но кто знает лучше о состоянии между былью и небылью, чем трансцендентальный Садек Хедаят (1903-1951) – автор «Слепой совы» (1937) – в которой безымянный художник адресует свои убийственные признания тени на стене, напоминающей сову?
Вот они, самые настоящие литературные перекрестки!
#Korea #novel #BaeSuah #surrealism #SadeghHedayat #crossroads
Пришлось расписаться в том, что воспринимать на слух корейский сюрреализм – это тот еще взрыв мозга, поэтому решила сменить пластинку и прослушать роман современного израильского писателя Эшколя Нево (внук премьер-министра Израиля Леви Эшколя, 1963-1969) «Тоска по дому» (2004).
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Сюжет таков: Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится на психолога в университете Тель-Авива, она — в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами…
Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей — за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили...
Первые впечатления такие: постоянная смена голосов и взглядов напомнила мне роман египетского писателя Аля Аль-Асуани «Дом Якобяна» (2002), где таким же причудливым калейдоскопом происходит смена историй и судеб, объединенных общим пространством проживания. С другой стороны, я неожиданно почувствовала вайбы простых бытовых зарисовок первого израильского романа, который я прочитала много лет назад – Амос Оз появился в моей жизни с романом «Мой Михаэль» (1968) и прочно закрепился после прочтения «Иуды» (2014).
#Israel #novel #EshkolNevo #AmosOz #Egypt #novel #AlaaAlAswany #crossroads
Три восточные Лолиты: Иран, Япония, Тайвань
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads
Объясняя идею романа «Читая Лолиту в Тегеране» (2003), иранская писательница Азар Нафиси подчеркивала два важных момента: «Лолита» – это не буквальное сравнение и не банальное описание того, как переживали иранские женщины процессы политических пертурбаций, но всего лишь одна из возможных оптик – неожиданный способ преломления точки зрения, который работает в две стороны. Читатель может не только взглянуть на Иран другими (отчасти «набоковскими», но не только) глазами, но и увидеть сам роман Набокова в ином свете.
❞Так пусть это будет историей «Лолит» в Тегеране, рассказом о том, как благодаря «Лолите» Тегеран предстал перед нами другим, и о том, как Тегеран помог переосмыслить роман Набокова, после этого ставший уже другой «Лолитой» – нашей «Лолитой».
Недавно я прочитала три романа, для которых «Лолита» играла важную структурообразующую или контекстную роль. Для Нафиси «Лолита» была призмой – что можно сказать об обществе по тому, как оно читает и считывает послания романов Набокова? Для двух других писательниц – Линь Ихань («Райский сад первой любви», 2017) и Саяки Мураты («Земляноиды», 2018) – «Лолита» – это архетип, образ, который делает описываемый травматический опыт универсальным. Если назвать роман Ихань «Тайваньская Лолита», то можно избежать пересказа истории о многолетних абьюзивных отношениях, которые в конечном итоге довели героиню до безумия. Все итак становится понятно. Но что остается?
За пределами личных драм и индивидуальных переживаний остаются стереотипы. Линь Ихань писала о том, что есть такие травмы, пережить которые по-настоящему нельзя. И сама она тому была живым доказательством. А что же Мурата? Героиня ее «Земляноидов» в школьном возрасте также сталкивается с сексуальным насилием со стороны учителя, но Мурата, которая привыкла бросать вызов устоявшимся нормам и раздвигать границы допустимого, заставляет свою героиню бороться с системой, пусть и проходя по той же грани безумия – она вырывается из образа «Лолиты», но какой ценой. Обеих героинь ждет совершенно разный финал, однако топосом остается реакция окружения на ту ситуацию, в которую они попали: неприятие. Каждую из девочек в момент, когда они пытались воззвать к близким и найти в их лице защиту, ждало жестокое разочарование: близкие видели в них источник проблемы, усматривали в них порок, а в растлителе хотели увидеть невинность, так же, как и в Гумберте некоторые хотели увидеть жертву коварной нимфетки.
Саяка Мурата не надеется на то, что общество сможет понять и защитить. Но у Линь Ихань подруга главной героини, которая импульсивно ее осудила, в какой-то момент приходит к раскаянию, пусть это и случается слишком поздно: «Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?»
#Иран #АзарНафиси #Тайвань #ЛиньИхань #Япония #СаякаМурата #crossroads
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Photo
И маленькая рубрика "понамешали": пафосный обмен цитатами великих людей. Халед Хоссейни среди них выглядит по меньшей мере неожиданно, но почему бы и нет. Не могу же я китайцам отказать в праве читать американских писателей афганского происхождения.
#crossroads
#crossroads
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Все еще думаю о романе, в котором описана страшная ситуация, как женщина пыталась через суд отомстить братьям-индуистам за убийство мужа-мусульманина. Мы смотрим на события глазами журналистки — американки индийского происхождения, у которой была собственная…
Возвращаемся к рубрике "литературные перекрестки"
Любопытно, как неожиданно заговорили на одном языке два романа родом из разных концов Земли – «Отец смотрит на Запад» Екатерины Манойло (2022) и «Честь» Трити Умригар (2022). В одном изобличаются ужасы индийской глубинки, в другом – нормальные и паранормальные ужасы российско-казахского пограничья. Мы вынуждены во все глаза смотреть на уродливое лицо патриархата, на межрелигиозную неприязнь, на фанатизм, граничащий с абсурдом (у Манойло мать главной героини сбегает из дома, попутно прихватив все сбережения и отдав их на строительство церкви, у Умригар индуисты считают, что дышать одним воздухом с мусульманами – значит осквернить себя).
В обоих романах есть мотив возвращения – на родину, в детство, к болезненным воспоминаниям. Катя вынуждена уехать из Москвы, чтобы разобраться с квартирным вопросом после смерти отца. Смита же меняет Мальдивы на Мумбаи, чтобы помочь подруге написать репортаж о чудовищном судебном процессе. Причем отчетливо видно, насколько меркнут гораздо более благополучные Москва и Нью-Йорк на фоне экзотизируемых окраин и глубинок. Это видно, как минимум, на уровне языка – Манойло акцентирует внимание на множестве деталей казахского быта, обрядовости, этнопсихологии (в тексте встречаются слова, о значении которых без подстрочника можно только догадываться – к схожему приему прибегала и Гузель Яхина в «Зулейхе»). Это же характерно и для описания индийского быта у Умригар, хотя незнакомые индийские слова и обращения нам все же переводят, чтобы не делать дистанцию настолько ощутимой.
Но при всех интуитивных совпадениях обе писательницы приводят своих героинь к разным решениям: для Кати повторное бегство является буквальным спасением, поскольку эта поездка чуть не стоила ей жизни (она для этой среды чуждый элемент – вырванный с корнем сорняк), тогда как Смита начинает принимать свою родину такой, какая она есть, старается увидеть в ней другую сторону, найти что-то такое, что заставит ее с ней примириться, благо сама Индия настолько многолика, что там есть где развернуться и на что (или на кого?) положить глаз.
#India #US #novel #ThrityUmrigar #Honor #Russia #Kazakhstan #Манойло #ОтецСмотритНаЗапад #crossroads
Любопытно, как неожиданно заговорили на одном языке два романа родом из разных концов Земли – «Отец смотрит на Запад» Екатерины Манойло (2022) и «Честь» Трити Умригар (2022). В одном изобличаются ужасы индийской глубинки, в другом – нормальные и паранормальные ужасы российско-казахского пограничья. Мы вынуждены во все глаза смотреть на уродливое лицо патриархата, на межрелигиозную неприязнь, на фанатизм, граничащий с абсурдом (у Манойло мать главной героини сбегает из дома, попутно прихватив все сбережения и отдав их на строительство церкви, у Умригар индуисты считают, что дышать одним воздухом с мусульманами – значит осквернить себя).
В обоих романах есть мотив возвращения – на родину, в детство, к болезненным воспоминаниям. Катя вынуждена уехать из Москвы, чтобы разобраться с квартирным вопросом после смерти отца. Смита же меняет Мальдивы на Мумбаи, чтобы помочь подруге написать репортаж о чудовищном судебном процессе. Причем отчетливо видно, насколько меркнут гораздо более благополучные Москва и Нью-Йорк на фоне экзотизируемых окраин и глубинок. Это видно, как минимум, на уровне языка – Манойло акцентирует внимание на множестве деталей казахского быта, обрядовости, этнопсихологии (в тексте встречаются слова, о значении которых без подстрочника можно только догадываться – к схожему приему прибегала и Гузель Яхина в «Зулейхе»). Это же характерно и для описания индийского быта у Умригар, хотя незнакомые индийские слова и обращения нам все же переводят, чтобы не делать дистанцию настолько ощутимой.
Но при всех интуитивных совпадениях обе писательницы приводят своих героинь к разным решениям: для Кати повторное бегство является буквальным спасением, поскольку эта поездка чуть не стоила ей жизни (она для этой среды чуждый элемент – вырванный с корнем сорняк), тогда как Смита начинает принимать свою родину такой, какая она есть, старается увидеть в ней другую сторону, найти что-то такое, что заставит ее с ней примириться, благо сама Индия настолько многолика, что там есть где развернуться и на что (или на кого?) положить глаз.
#India #US #novel #ThrityUmrigar #Honor #Russia #Kazakhstan #Манойло #ОтецСмотритНаЗапад #crossroads
Если внимательно следовать за писателем, которого читаешь, то ты волей-неволей набредешь на те самые литературные перекрестки, о которых я пишу в этом канале. Авторы нередко сами нам намекают (или даже говорят прямым текстом), на какие тексты стоит обратить внимание, чтобы глубже понять их замысел.
Даже если взять последние романы, которые я читала/читаю, то список получится внушительный: от «До самого рая» Ханьи Янагихары к «Вашингтонской площади» Генри Джеймса, от «Часов» Майкла Каннингема к «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вульф, от «Совершенной синей печати» Прист к «Путешествию на Запад» У Чэнъэня (ну, не хватало у капитана полиции фантазии, чтобы сравнивать главного героя с кем-то помимо Сунь Укуна!), от «Пророков» Роберта Джонса к «Возлюбленной» Тони Моррисон (жаль, что она не дожила до момента публикации «Пророков», ведь Джонс шел по ее стопам).
Список можно продолжать до бесконечности, ибо ничто не рождается в вакууме. У каждого текста есть предтечи.
#crossroads
Даже если взять последние романы, которые я читала/читаю, то список получится внушительный: от «До самого рая» Ханьи Янагихары к «Вашингтонской площади» Генри Джеймса, от «Часов» Майкла Каннингема к «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вульф, от «Совершенной синей печати» Прист к «Путешествию на Запад» У Чэнъэня (ну, не хватало у капитана полиции фантазии, чтобы сравнивать главного героя с кем-то помимо Сунь Укуна!), от «Пророков» Роберта Джонса к «Возлюбленной» Тони Моррисон (жаль, что она не дожила до момента публикации «Пророков», ведь Джонс шел по ее стопам).
Список можно продолжать до бесконечности, ибо ничто не рождается в вакууме. У каждого текста есть предтечи.
#crossroads
В коротком списке иностранной номинации "Ясной Поляны" оказался интереснейший роман Чжан Юэжань, Кокон (Фантом Пресс, 2021. Китай. Перевод с китайского: Алина Перлова)
Давно хотела в рамках рубрики "литературные перекрестки" оставить здесь отрывок из интервью Алины с писательницей, который касается непосредственного влияния русской литературы на ее творчество:
Чжан Юэжань: Для первой фразы из «Анны Карениной» есть два основных варианта перевода: 1) «Все счастливые семейства похожи друг на друга, каждое несчастливое семейство несчастливо по-своему» 2) «Все счастливые супруги похожи друг на друга, а все несчастливые несчастливы по-своему». Китайский переводчик выбрал первый вариант, сделав акцент именно на семью, клан, а не на брак. В контексте китайской культуры и китайского языка «семейство» выглядит куда более подходящим переводом, нежели «супруги». Китайцы, особенно старшее поколение, огромное значение придают семье и клановым связям и не склонны обсуждать брак в отрыве от них.
Алина Перлова: Какие писатели и книги сформировали вас как автора?
Чжан Юэжань: Русские классики в этом смысле занимают довольно важное место. Во время работы над «Коконом» я часто вспоминала «Преступление и наказание». Очевидно, что в образе мыслей Чэн Гуна есть очень много от Раскольникова. Чехов и Толстой тоже оказали на меня очень большое влияние. Много лет назад я прочла статью китайского переводчика Чехова, он рассуждал о рассказе «Красавицы», и я не смогла согласиться с его интерпретацией. Он говорил, что герой чувствует тоску, потому что видит, как красавицы томятся в глубинке, жалеет, что их красоту никто не оценит по-настоящему. Я думаю, это очень китайское прочтение. Чехов говорил совсем о другом, о непостоянстве красоты — красоту невозможно подчинить своей власти, ей невозможно овладеть, и потому настоящая красота внушает нам тоску.
#China #ZhangYueran #Cocoon #crossroads
Давно хотела в рамках рубрики "литературные перекрестки" оставить здесь отрывок из интервью Алины с писательницей, который касается непосредственного влияния русской литературы на ее творчество:
Чжан Юэжань: Для первой фразы из «Анны Карениной» есть два основных варианта перевода: 1) «Все счастливые семейства похожи друг на друга, каждое несчастливое семейство несчастливо по-своему» 2) «Все счастливые супруги похожи друг на друга, а все несчастливые несчастливы по-своему». Китайский переводчик выбрал первый вариант, сделав акцент именно на семью, клан, а не на брак. В контексте китайской культуры и китайского языка «семейство» выглядит куда более подходящим переводом, нежели «супруги». Китайцы, особенно старшее поколение, огромное значение придают семье и клановым связям и не склонны обсуждать брак в отрыве от них.
Алина Перлова: Какие писатели и книги сформировали вас как автора?
Чжан Юэжань: Русские классики в этом смысле занимают довольно важное место. Во время работы над «Коконом» я часто вспоминала «Преступление и наказание». Очевидно, что в образе мыслей Чэн Гуна есть очень много от Раскольникова. Чехов и Толстой тоже оказали на меня очень большое влияние. Много лет назад я прочла статью китайского переводчика Чехова, он рассуждал о рассказе «Красавицы», и я не смогла согласиться с его интерпретацией. Он говорил, что герой чувствует тоску, потому что видит, как красавицы томятся в глубинке, жалеет, что их красоту никто не оценит по-настоящему. Я думаю, это очень китайское прочтение. Чехов говорил совсем о другом, о непостоянстве красоты — красоту невозможно подчинить своей власти, ей невозможно овладеть, и потому настоящая красота внушает нам тоску.
#China #ZhangYueran #Cocoon #crossroads
Моё интуитивное чтение само позволяет выстраивать связи между книгами. Но иногда за меня это делают авторы. Написала сегодня два слова о Вергезе, а у него Мейсон на тумбочке лежит.
Я уже на четвёртой главе и уровень принятия жены настройщика, которая отправляет мужа в далёкую и страшную Бирму (а там в государстве Шанов очень неспокойно), просто поражает: мол, мне по жизни путешествовать не светит, но ты за меня сгоняй и проверь, что там и как, а потом будешь байки травить на старости лет. Причём материалы, которые министерство присылало настройщику для ознакомления с местной ситуацией, жена изучила так, будто бы сама была готова броситься следом. Я бы бросилась.
https://yangx.top/phantombooks/7892
#US #Myanmar #Burma #DanielMason #PianoTuner #AbrahamVerghese #crossroads
Я уже на четвёртой главе и уровень принятия жены настройщика, которая отправляет мужа в далёкую и страшную Бирму (а там в государстве Шанов очень неспокойно), просто поражает: мол, мне по жизни путешествовать не светит, но ты за меня сгоняй и проверь, что там и как, а потом будешь байки травить на старости лет. Причём материалы, которые министерство присылало настройщику для ознакомления с местной ситуацией, жена изучила так, будто бы сама была готова броситься следом. Я бы бросилась.
https://yangx.top/phantombooks/7892
#US #Myanmar #Burma #DanielMason #PianoTuner #AbrahamVerghese #crossroads
Telegram
Издательство "Фантом Пресс"
"Сейчас на моей прикроватной тумбочке лежит новый роман Дэниела Мейсона, который я читаю в рукописи, а под ней - два тома "Принципов внутренней медицины" Харрисона, книги, с которой у меня был роман с тех пор, как я купил седьмое издание этого труда в 1974…
Рубрика: Литературные перекрестки
Дослушала роман Дэниела Мейсона «Настройщик» (2002) и неожиданно обнаружила, что его конец созвучен последнему прочитанному в бумаге роману – «Пророкам» (2021) Роберта Джонса-младшего.
Казалось бы, один текст посвящен колониальному приключению маленького человека в сердце бирманской тьмы, а второй – двум рабам, которые посреди ада пытались обрести свой маленький рай, но вынуждены были от него отказаться: один во имя жизни, другой – во имя свободы, причем не для себя, но прежде всего для других. Неспроста первый звался Исайей (и как Пророк мечтал о том, что однажды «мечи будут перекованы на орала»), а второй был Самуэлем и как Пророк Самуил, который призвал народ свергнуть иго фелистимлян, поднял восстание рабов против господ.
Оба романа заканчиваются трагически – смертями и миражами. Но у Джонса герои грезили о том, чему еще не настало время, а у Мейсона – маленький настройщик грезил о том, чему не суждено было случиться.
«Не сотвори себе кумира» – маленький настройщик забыл про эту Заповедь, а потому оказался заложником своей веры в человека, который был то ли авантюристом и мечтателем, то ли предателем и мятежником. Человека, ради которого он пересек половину мира, обвинили в том, что он был одновременно и агентом, работающим на русских, и шанским националистом, и французским шпионом. И для такого послужного списка было достаточно написать письмо Менделееву и попросить выписать в Бирму французское (!), а не английское фортепиано. Вопиющее проявление непатриотизма в момент борьбы Британской империи за ее колониальное превосходство.
#Burma #Myanmar #DanielMason #PianoTuner #US #RobertJonesJr #Prophets #crossroads
Дослушала роман Дэниела Мейсона «Настройщик» (2002) и неожиданно обнаружила, что его конец созвучен последнему прочитанному в бумаге роману – «Пророкам» (2021) Роберта Джонса-младшего.
Казалось бы, один текст посвящен колониальному приключению маленького человека в сердце бирманской тьмы, а второй – двум рабам, которые посреди ада пытались обрести свой маленький рай, но вынуждены были от него отказаться: один во имя жизни, другой – во имя свободы, причем не для себя, но прежде всего для других. Неспроста первый звался Исайей (и как Пророк мечтал о том, что однажды «мечи будут перекованы на орала»), а второй был Самуэлем и как Пророк Самуил, который призвал народ свергнуть иго фелистимлян, поднял восстание рабов против господ.
Оба романа заканчиваются трагически – смертями и миражами. Но у Джонса герои грезили о том, чему еще не настало время, а у Мейсона – маленький настройщик грезил о том, чему не суждено было случиться.
«Не сотвори себе кумира» – маленький настройщик забыл про эту Заповедь, а потому оказался заложником своей веры в человека, который был то ли авантюристом и мечтателем, то ли предателем и мятежником. Человека, ради которого он пересек половину мира, обвинили в том, что он был одновременно и агентом, работающим на русских, и шанским националистом, и французским шпионом. И для такого послужного списка было достаточно написать письмо Менделееву и попросить выписать в Бирму французское (!), а не английское фортепиано. Вопиющее проявление непатриотизма в момент борьбы Британской империи за ее колониальное превосходство.
#Burma #Myanmar #DanielMason #PianoTuner #US #RobertJonesJr #Prophets #crossroads
Иногда со мной такое случается: я совершенно неожиданно хватаюсь за роман, который впоследствии мне хочется заставить прочитать каждого встречного и поперечного. Так в прошлом году было с романом «Миндаль» (2017) корейской писательницы Сон Вон Пхён. И так случилось сейчас с романом «Хорея» (2023) Марины Кочан.
Совпадение или нет, но оба романа посвящены проблеме психического расстройства, только в случае «Миндаля» мы смотрим на мир глазами мальчика, который болен алекситимией, из-за чего испытывает колоссальные затруднения в проявлении своих и считывании чужих эмоций, а в «Хорее» мы вместе с главной героиней смотрим со стороны на то, как надламывается жизнь ее отца и всех членов ее семьи из-за болезни Гентингтона.
Казалось бы, многие могут сказать, что это их не касается, такое с ними никогда не случится. Но на самом деле, Марина Кочан, которая рассказывает свою собственную историю, дает понять, что от подобных вещей никто не застрахован.
Меня особенно тронула честность рассказчицы, которая не только пыталась вслух анализировать, что происходило с ее отцом, но и показывала эволюцию своего собственного отношения к происходящему. Сначала это было отчуждение – попытки закрыть глаза и отгородиться от отца, далее ее охватил ужас осознания, что она тоже может оказаться во власти этой страшнейшей болезни и хуже того – она может передать ее своему ребенку, которому вот-вот предстоит появиться на свет. И в конечном итоге она приходит к неминуемому сожалению, поскольку ее малодушие обрекло отца на одинокую смерть.
Это было пронзительно. Это было тонко. И это было бесконечно горько. Сложнее всего было найти баланс между жалостью к человеку, который оказался жертвой фатальных обстоятельств, и жалостью к его семье, которая была не способна нести этот крест.
В какой-то момент я вспомнила о романе Франца Кафки «Превращение» (1912), который можно воспринимать как метафору появления в семье инвалида – лишнего человека, о существовании которого легче забыть, как это случилось с Грегором Замзой, который в одно злосчастное утро обнаружил, что превратился в огромное мерзкое насекомое и никто из близких его не узнает и не воспринимает как родного. То же самое случилось с отцом главной героини – он закрылся ото всех в комнате, куда другие не пытались зайти, чтобы преодолеть эту полосу отчуждения. Легче было просто решить, что это не тот человек, которого знали, уважали и любили. Это кто-то другой. Посторонний, которого страх других обрекает на одинокую смерть.
❝...у меня никак не получается просто любить тебя, папа. Как мне любить тебя, скажи? Мои воспоминания — осколки. Они не могут сложиться в целое. Но я кладу их рядом друг с другом, и мне кажется, что мы с тобой были важны друг для друга.
Марина Кочан. Хорея. Глава 5.
Мне кажется, что такие книги важно читать. О них нужно говорить. И этим болезненным опытом необходимо делиться. Закрыв глаза, от проблемы не убежишь. Но хотя бы читая об этом, мы можем воспитать в себе сострадание и принятие.
#Россия #МаринаКочан #Хорея #СонВонПхëн #Миндаль #crossroads
Совпадение или нет, но оба романа посвящены проблеме психического расстройства, только в случае «Миндаля» мы смотрим на мир глазами мальчика, который болен алекситимией, из-за чего испытывает колоссальные затруднения в проявлении своих и считывании чужих эмоций, а в «Хорее» мы вместе с главной героиней смотрим со стороны на то, как надламывается жизнь ее отца и всех членов ее семьи из-за болезни Гентингтона.
Казалось бы, многие могут сказать, что это их не касается, такое с ними никогда не случится. Но на самом деле, Марина Кочан, которая рассказывает свою собственную историю, дает понять, что от подобных вещей никто не застрахован.
Меня особенно тронула честность рассказчицы, которая не только пыталась вслух анализировать, что происходило с ее отцом, но и показывала эволюцию своего собственного отношения к происходящему. Сначала это было отчуждение – попытки закрыть глаза и отгородиться от отца, далее ее охватил ужас осознания, что она тоже может оказаться во власти этой страшнейшей болезни и хуже того – она может передать ее своему ребенку, которому вот-вот предстоит появиться на свет. И в конечном итоге она приходит к неминуемому сожалению, поскольку ее малодушие обрекло отца на одинокую смерть.
Это было пронзительно. Это было тонко. И это было бесконечно горько. Сложнее всего было найти баланс между жалостью к человеку, который оказался жертвой фатальных обстоятельств, и жалостью к его семье, которая была не способна нести этот крест.
В какой-то момент я вспомнила о романе Франца Кафки «Превращение» (1912), который можно воспринимать как метафору появления в семье инвалида – лишнего человека, о существовании которого легче забыть, как это случилось с Грегором Замзой, который в одно злосчастное утро обнаружил, что превратился в огромное мерзкое насекомое и никто из близких его не узнает и не воспринимает как родного. То же самое случилось с отцом главной героини – он закрылся ото всех в комнате, куда другие не пытались зайти, чтобы преодолеть эту полосу отчуждения. Легче было просто решить, что это не тот человек, которого знали, уважали и любили. Это кто-то другой. Посторонний, которого страх других обрекает на одинокую смерть.
❝...у меня никак не получается просто любить тебя, папа. Как мне любить тебя, скажи? Мои воспоминания — осколки. Они не могут сложиться в целое. Но я кладу их рядом друг с другом, и мне кажется, что мы с тобой были важны друг для друга.
Марина Кочан. Хорея. Глава 5.
Мне кажется, что такие книги важно читать. О них нужно говорить. И этим болезненным опытом необходимо делиться. Закрыв глаза, от проблемы не убежишь. Но хотя бы читая об этом, мы можем воспитать в себе сострадание и принятие.
#Россия #МаринаКочан #Хорея #СонВонПхëн #Миндаль #crossroads
На смену абьюзивной подборке внезапно пришли романы с сюжетами о токсичных матерях, родительские функции которых сводились к активному взращиванию глубоких психологических травм в своих детях.
Нежданно-негаданно здесь случилась параллель, которая позволила мне вернуться к любимой рубрике "литературные перекрестки" (#crossroads).
В романе "Шагги Бейн" (2020), за который шотландский писатель Дуглас Стюарт получил Букеровскую премию, читатели глазами маленького Шагги наблюдают за тем, как его мать Агнес старательно превращает свою жизнь и жизнь своих чад в подобие ада, чему не могут помешать ни набожные родители, ни докучливое общественное мнение. Неудивительно, что в какой-то момент дочь сбегает в ЮАР, а средний сын — на другой конец Шотландии, лишь бы оборвать эту токсичную связь и не видеть пьяного лица матери, которая даже не помнит, кто вчера ее изнасиловал на очередной вечеринке. Любовь же младшего сына была чиста и безусловна (да и бежать ему было некуда), поэтому он старался относиться к происходящему со смирением и принятием.
В одном из пронзительных эпизодов Шагги знакомится с девочкой, мать которой тоже оказывается не в состоянии справиться с алкогольной зависимостью. Вместо того, чтобы обсуждать свои детские проблемы, дети обмениваются опытом, от каких видов суицида им приходилось спасать их непутевых мамаш. Шагги, припомнив перерезанные вены, голову в духовке и попытку спрыгнуть голышом с балкона, производит на новую знакомую неизгладимое впечатление — до последнего ее мама, к счастью, еще не додумалась. Жуткая ирония.
Нечто похожее я встретила в новелле тайваньской писательницы Линь Пэй-юй "Чудо" (2023), только там двое молодых людей обмениваются своими детскими травмами, пытаясь показать истоки их психологических проблем. У одного мать была настолько неудовлетворена собственной жизнью, что часто избивала сына (особенно во время дождливой погоды с громом и молниями), тем самым за руку приведя его к ПТСР. Когда же она сбежала из семьи, оставив на бывшего мужа двоих детей, мальчик вздохнул с облегчением — пусть его не любили, но хотя бы больше не будут бить.
Второй же в ответ делится не менее драматичными воспоминаниями о матери, которая родила его от богатого мужчины вне брака. Когда отец решил их признать, мать всеми силами старалась подстроится под новые реалии, поэтому просила своего талантливого сына притворится глупым, чтобы не оскорбить самолюбия законного сына ее супруга. Мальчик же очень любил играть на фортепиано, поэтому мать не придумала ничего лучше, чем крышкой переломать ребенку пальцы, чтобы он перестал демонстрировать свои способности. Стоит ли удивляться, что потом этот парень сбегает из семьи в банду, в которой находит больше тепла и уважения, чем в собственном доме?
Так он размышляет о своих детских воспоминаниях:
❝ – Прошу тебя, Сяо-Жуй, ради мамы, потерпи немного, ладно?
Говорят, что нет ничего сильнее материнской любови, но в этом мире еще есть те, кто не против пожертвовать будущим своего сына, дабы суметь выйти замуж.
Чем больше его жизнь втаптывалась в грязь, тем спокойнее становилась её.
Вот таким человеком была его "мать".
Теперь, покинув дом и смешавшись с бандитами, став никем для тех людей, подобно не имеющего никакого значения чужаку, он, как никогда, стал соответствовать ее изначальным намерениям.
Сейчас читаю книгу Шан Хьюз "Перл" (2023), которая попала в Длинный список Букеровской премии этого года. И снова сюжет крутится вокруг странной матери, с исчезновением которой главная героиня не могла смириться на протяжении многих лет.
Грустная тенденция, не так ли?
#Scotland #ДугласСтюарт #ШаггиБейн #LinPeiYu #Kiseki #ШанХьюз #Перл #crossroads
Нежданно-негаданно здесь случилась параллель, которая позволила мне вернуться к любимой рубрике "литературные перекрестки" (#crossroads).
В романе "Шагги Бейн" (2020), за который шотландский писатель Дуглас Стюарт получил Букеровскую премию, читатели глазами маленького Шагги наблюдают за тем, как его мать Агнес старательно превращает свою жизнь и жизнь своих чад в подобие ада, чему не могут помешать ни набожные родители, ни докучливое общественное мнение. Неудивительно, что в какой-то момент дочь сбегает в ЮАР, а средний сын — на другой конец Шотландии, лишь бы оборвать эту токсичную связь и не видеть пьяного лица матери, которая даже не помнит, кто вчера ее изнасиловал на очередной вечеринке. Любовь же младшего сына была чиста и безусловна (да и бежать ему было некуда), поэтому он старался относиться к происходящему со смирением и принятием.
В одном из пронзительных эпизодов Шагги знакомится с девочкой, мать которой тоже оказывается не в состоянии справиться с алкогольной зависимостью. Вместо того, чтобы обсуждать свои детские проблемы, дети обмениваются опытом, от каких видов суицида им приходилось спасать их непутевых мамаш. Шагги, припомнив перерезанные вены, голову в духовке и попытку спрыгнуть голышом с балкона, производит на новую знакомую неизгладимое впечатление — до последнего ее мама, к счастью, еще не додумалась. Жуткая ирония.
Нечто похожее я встретила в новелле тайваньской писательницы Линь Пэй-юй "Чудо" (2023), только там двое молодых людей обмениваются своими детскими травмами, пытаясь показать истоки их психологических проблем. У одного мать была настолько неудовлетворена собственной жизнью, что часто избивала сына (особенно во время дождливой погоды с громом и молниями), тем самым за руку приведя его к ПТСР. Когда же она сбежала из семьи, оставив на бывшего мужа двоих детей, мальчик вздохнул с облегчением — пусть его не любили, но хотя бы больше не будут бить.
Второй же в ответ делится не менее драматичными воспоминаниями о матери, которая родила его от богатого мужчины вне брака. Когда отец решил их признать, мать всеми силами старалась подстроится под новые реалии, поэтому просила своего талантливого сына притворится глупым, чтобы не оскорбить самолюбия законного сына ее супруга. Мальчик же очень любил играть на фортепиано, поэтому мать не придумала ничего лучше, чем крышкой переломать ребенку пальцы, чтобы он перестал демонстрировать свои способности. Стоит ли удивляться, что потом этот парень сбегает из семьи в банду, в которой находит больше тепла и уважения, чем в собственном доме?
Так он размышляет о своих детских воспоминаниях:
❝ – Прошу тебя, Сяо-Жуй, ради мамы, потерпи немного, ладно?
Говорят, что нет ничего сильнее материнской любови, но в этом мире еще есть те, кто не против пожертвовать будущим своего сына, дабы суметь выйти замуж.
Чем больше его жизнь втаптывалась в грязь, тем спокойнее становилась её.
Вот таким человеком была его "мать".
Теперь, покинув дом и смешавшись с бандитами, став никем для тех людей, подобно не имеющего никакого значения чужаку, он, как никогда, стал соответствовать ее изначальным намерениям.
Сейчас читаю книгу Шан Хьюз "Перл" (2023), которая попала в Длинный список Букеровской премии этого года. И снова сюжет крутится вокруг странной матери, с исчезновением которой главная героиня не могла смириться на протяжении многих лет.
Грустная тенденция, не так ли?
#Scotland #ДугласСтюарт #ШаггиБейн #LinPeiYu #Kiseki #ШанХьюз #Перл #crossroads
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
В итоге мы имеем за октябрь
📖 Мегха Маджумдар. Сожжение (Megha Majumdar. A Burning, 2020) роман о том, как опасно на волне эмоций писать в социальных сетях о политике — все сказанное может быть использовано против тебя (до боли актуально, не правда ли?)
📖 Дуглас Стюарт. Шагги Бейн (Douglas Stuart. Shuggie Bain, 2020) роман о том, что привязанность к некоторым людям идет рука об руку с разочарованием и множественными травмами, но не каждый следует за зовом инстинкта самосохранения и рвет эти токсичные связи — любовь и сострадание оказываются сильнее.
📖 Шан Хьюз. Перл (Siân Hughes. Pearl, 2023) роман о том, как травма одного человека может превратить в хаос жизнь другого. Но мы на это можем посмотреть без осуждения, принимая мир таким, каков он есть, и стараясь понять тех, кто его принять не смог.
📖 Кон Джиён. Суровое испытание (Gong Ji Young (공지영). The Crucible (도가니), 2009) роман о том, что даже безгласые могут заставить других себя услышать, но имеющие голос могут так и не воспользоваться этим даром Божьим или вовсе его осквернить.
О внезапном пересечении романов Стюарта и Хьюз писала в посте о токсичных матерях. Хьюз в итоге большого впечатления не произвела, но выразить словами свое отношение я пока не берусь.
#monthcovers #итоги
📖 Мегха Маджумдар. Сожжение (Megha Majumdar. A Burning, 2020) роман о том, как опасно на волне эмоций писать в социальных сетях о политике — все сказанное может быть использовано против тебя (до боли актуально, не правда ли?)
📖 Дуглас Стюарт. Шагги Бейн (Douglas Stuart. Shuggie Bain, 2020) роман о том, что привязанность к некоторым людям идет рука об руку с разочарованием и множественными травмами, но не каждый следует за зовом инстинкта самосохранения и рвет эти токсичные связи — любовь и сострадание оказываются сильнее.
📖 Шан Хьюз. Перл (Siân Hughes. Pearl, 2023) роман о том, как травма одного человека может превратить в хаос жизнь другого. Но мы на это можем посмотреть без осуждения, принимая мир таким, каков он есть, и стараясь понять тех, кто его принять не смог.
📖 Кон Джиён. Суровое испытание (Gong Ji Young (공지영). The Crucible (도가니), 2009) роман о том, что даже безгласые могут заставить других себя услышать, но имеющие голос могут так и не воспользоваться этим даром Божьим или вовсе его осквернить.
О внезапном пересечении романов Стюарта и Хьюз писала в посте о токсичных матерях. Хьюз в итоге большого впечатления не произвела, но выразить словами свое отношение я пока не берусь.
#monthcovers #итоги
В темных водах черти водятся
Следуя своей не вписывающейся в дедлайны натуре, я наконец-то подхватила тайваньский роман, когда по факту марафон тайваньских чтений уже должен был закончиться. Ай да я
После долгих раздумий выбор пал на роман Пин Лу (настоящее имя — Лу Пин, 路平) "Темная река" (The River Darkens, 黑水, 2015)
Поскольку сюжет был связан с двойным убийством в Новом Тайбэе, в основу которого легло реальное "Дело кафе Мама-цзуэй", я сначала подумала, что "Темная река" — это детектив. Но мы с первых страниц знаем, кто преступник — супружескую пару хладнокровно убила молодая девушка (в романе — Цзэ-чжэнь, в реальности —Се И-хань), скромная управляющая кафе, которую никто бы не заподозрил в такой жестокости. Писательница задалась вечным вопросом о природе зла — что подталкивает человека к совершению преступления, если изначально он не был предрасположен к насилию? Спойлер: будучи ярым сторонником жанра социальной критики, автор настаивает на том, что условия жизни оказывают непосредственное влияние на тот путь, который выбирают люди.
Дабы не проспойлерить чувствительные моменты, укажу лишь на одну яркую деталь, которая зацепила мое внимание. Пин Лу выбрала очень любопытный способ подачи материала. С одной стороны, перед нами судебный процесс, на котором разбираются обстоятельства преступления. С другой стороны, автор в конце глав часто приводит цитаты сторонних наблюдателей и непосредственных участников процесса, чтобы показать, как формируется общественное мнение вокруг такого громкого дела. С третьей стороны, мы пытаемся взглянуть на ситуацию глазами двух "жертв" — двух женщин, одна из которых уже мертва, но ее труп, омываемый водами реки Даньшуй, или же ее дух, плывет по течению горьких воспоминаний, останавливаясь на тех моментах, в которых ее жизнь свернула не в ту сторону. Преступницу и ее жертву единит молчание — обе оказались не в состоянии рассказать о своих проблемах, пытаясь запрятать травмы глубоко внутри себя, что и стало плодородной почвой для будущей трагедии. В итоге книга была переполнена полифонией голосов, самые важные из которых так и не были услышаны.
Удивительно, но факт: этот роман идеально вписался в мою рубрику "литературные перекрестки", поскольку Пин Лу вдохновлялась и Достоевским (читала в китайском переводе "Братьев Карамазовых" и "Преступление и наказание"), и Набоковым (тень Лолиты мелькнет на страницах романа).
#Тайвань #ПинЛу #ТемнаяРека #тайваньскиймарафон #crossroads
Следуя своей не вписывающейся в дедлайны натуре, я наконец-то подхватила тайваньский роман, когда по факту марафон тайваньских чтений уже должен был закончиться. Ай да я
После долгих раздумий выбор пал на роман Пин Лу (настоящее имя — Лу Пин, 路平) "Темная река" (The River Darkens, 黑水, 2015)
Поскольку сюжет был связан с двойным убийством в Новом Тайбэе, в основу которого легло реальное "Дело кафе Мама-цзуэй", я сначала подумала, что "Темная река" — это детектив. Но мы с первых страниц знаем, кто преступник — супружескую пару хладнокровно убила молодая девушка (в романе — Цзэ-чжэнь, в реальности —Се И-хань), скромная управляющая кафе, которую никто бы не заподозрил в такой жестокости. Писательница задалась вечным вопросом о природе зла — что подталкивает человека к совершению преступления, если изначально он не был предрасположен к насилию? Спойлер: будучи ярым сторонником жанра социальной критики, автор настаивает на том, что условия жизни оказывают непосредственное влияние на тот путь, который выбирают люди.
Дабы не проспойлерить чувствительные моменты, укажу лишь на одну яркую деталь, которая зацепила мое внимание. Пин Лу выбрала очень любопытный способ подачи материала. С одной стороны, перед нами судебный процесс, на котором разбираются обстоятельства преступления. С другой стороны, автор в конце глав часто приводит цитаты сторонних наблюдателей и непосредственных участников процесса, чтобы показать, как формируется общественное мнение вокруг такого громкого дела. С третьей стороны, мы пытаемся взглянуть на ситуацию глазами двух "жертв" — двух женщин, одна из которых уже мертва, но ее труп, омываемый водами реки Даньшуй, или же ее дух, плывет по течению горьких воспоминаний, останавливаясь на тех моментах, в которых ее жизнь свернула не в ту сторону. Преступницу и ее жертву единит молчание — обе оказались не в состоянии рассказать о своих проблемах, пытаясь запрятать травмы глубоко внутри себя, что и стало плодородной почвой для будущей трагедии. В итоге книга была переполнена полифонией голосов, самые важные из которых так и не были услышаны.
Удивительно, но факт: этот роман идеально вписался в мою рубрику "литературные перекрестки", поскольку Пин Лу вдохновлялась и Достоевским (читала в китайском переводе "Братьев Карамазовых" и "Преступление и наказание"), и Набоковым (тень Лолиты мелькнет на страницах романа).
#Тайвань #ПинЛу #ТемнаяРека #тайваньскиймарафон #crossroads
Апдейт по текущему чтению
Так вышло, что сейчас в параллели я читаю/слушаю сразу несколько корейских книг, которые ожидаемо спелись между собой и создали общее пространство для размышления над непростой судьбой простых корейских граждан
Ко Наму рассказывает историю Квон Ирёна, который посвятил всего себя работе по выявлению опасных серийных преступников и внедрению новаторских методов расследования, которые сегодня известны как "профайлинг". Опираясь на несколько громких дел и историю одной непростой жизни маленького человека, который взялся за большое дело, автор размышляет о том, что могло заставить людей отказаться от своей человечности и надеть маску чудовищ. Он понимает, что не только среда оказывает влияние, ведь не все обездоленные и травмированные люди берутся вымещать свой гнев на невинных, но все же он не может обойти вниманием тот факт, что появление серийной преступности в Корее в конце 90-х — начале 2000-х совпало с тяжелым экономическим кризисом и ухудшением жизни простых людей (стоит ли удивляться, что среди дел были и такие, где преступники выбирали жертв, ориентируясь на их благосостояние, что было своеобразным способов отомстить зажиточному классу).
Чтобы понять, что скрывается за глянцевой обложкой южнокорейского общества, мне посоветовали обратиться к книге Олега Кирьянова, который добросовестно переработал матчасть и показал, с какими внутренними демонами вынуждены бороться простые корейцы (и почему те, кто не способен противостоять множественным кризисам, в итоге выбирают путь насилия).
И дополняет всю эту мрачную картину недавно вышедший на русском языке детектив Ким Харим "День, когда я исчезла", где, может, и нет размышлений о внешних факторах, которые повлияли на формирование преступного разума, но зато неплохо показано, насколько даже на уровне межличностных отношений люди чувствуют отчуждение и разрывы связей, будь то семейных или дружественных.
Пополняя свою любимую рубрику "литературные перекрестки" #crossroads, замечу, что в очередной раз мне встретились отсылки к мировым литературным образам, которые настолько кажутся универсальными, что авторы даже не пытаются искать аналоги в своих собственных культурах. Так, Ко Наму, размышляя о психологии убийц, вспоминает о том, что есть пример Родиона Раскольникова, который смог раскаяться после совершенного преступления (не отпускает азиатов Достоевский!). А есть Жан Вальжан, чье преступление в описанном Гюго контексте можно понять и простить, потому что оно говорит не о черноте человеческой души, а о великой нужде, которая толкнула человека на отчаянный шаг (Виктор Гюго "Отверженные").
#Корея #КимХарим #ДеньКогдаЯИсчезла #КвонИрён #КоНаму #КтоЧитаетСердцеТьмы #ОлегКирьянов #ЦенаЭкономическогоЧуда #current_reading #crossroads
Так вышло, что сейчас в параллели я читаю/слушаю сразу несколько корейских книг, которые ожидаемо спелись между собой и создали общее пространство для размышления над непростой судьбой простых корейских граждан
Ко Наму рассказывает историю Квон Ирёна, который посвятил всего себя работе по выявлению опасных серийных преступников и внедрению новаторских методов расследования, которые сегодня известны как "профайлинг". Опираясь на несколько громких дел и историю одной непростой жизни маленького человека, который взялся за большое дело, автор размышляет о том, что могло заставить людей отказаться от своей человечности и надеть маску чудовищ. Он понимает, что не только среда оказывает влияние, ведь не все обездоленные и травмированные люди берутся вымещать свой гнев на невинных, но все же он не может обойти вниманием тот факт, что появление серийной преступности в Корее в конце 90-х — начале 2000-х совпало с тяжелым экономическим кризисом и ухудшением жизни простых людей (стоит ли удивляться, что среди дел были и такие, где преступники выбирали жертв, ориентируясь на их благосостояние, что было своеобразным способов отомстить зажиточному классу).
Чтобы понять, что скрывается за глянцевой обложкой южнокорейского общества, мне посоветовали обратиться к книге Олега Кирьянова, который добросовестно переработал матчасть и показал, с какими внутренними демонами вынуждены бороться простые корейцы (и почему те, кто не способен противостоять множественным кризисам, в итоге выбирают путь насилия).
И дополняет всю эту мрачную картину недавно вышедший на русском языке детектив Ким Харим "День, когда я исчезла", где, может, и нет размышлений о внешних факторах, которые повлияли на формирование преступного разума, но зато неплохо показано, насколько даже на уровне межличностных отношений люди чувствуют отчуждение и разрывы связей, будь то семейных или дружественных.
Пополняя свою любимую рубрику "литературные перекрестки" #crossroads, замечу, что в очередной раз мне встретились отсылки к мировым литературным образам, которые настолько кажутся универсальными, что авторы даже не пытаются искать аналоги в своих собственных культурах. Так, Ко Наму, размышляя о психологии убийц, вспоминает о том, что есть пример Родиона Раскольникова, который смог раскаяться после совершенного преступления (не отпускает азиатов Достоевский!). А есть Жан Вальжан, чье преступление в описанном Гюго контексте можно понять и простить, потому что оно говорит не о черноте человеческой души, а о великой нужде, которая толкнула человека на отчаянный шаг (Виктор Гюго "Отверженные").
#Корея #КимХарим #ДеньКогдаЯИсчезла #КвонИрён #КоНаму #КтоЧитаетСердцеТьмы #ОлегКирьянов #ЦенаЭкономическогоЧуда #current_reading #crossroads
[Подобие приветствия]
Давно планировала обновить свой закреп, но решилась сделать это как всегда внезапно, так что блеск и остроумие сразу вышли из чата.
В последнее время мой маленький канал немного подрос, поэтому хочу помочь вам в нем сориентироваться. Для меня это пространство сакрально, поэтому надеюсь, что в нем и дальше будут царить гармония и взаимопонимание.
Что важно про меня знать? Я люблю книги. Я люблю дорамы (но пишу о них в другом канале). Я люблю списки. Я люблю мемы. Я люблю душевные разговоры. По сути, именно эти компоненты составляют сущность моего канала.
[Подобие навигации]
🔹О том, кто я такая и откуда взялась (и почему никуда не денусь) можно прочитать вот здесь
🔹Список китайских даньмэй и джен-новелл, которые мы рано или поздно увидим на русском языке
🔹Список приобретенных лицензий на издание китайских гет-новелл
🔹Примерный график выхода даньмэй-новелл от издательства Seven Seas (США) и количество томов
🔹Портфель новелл от издательства Rosmei (Сингапур)
Я стараюсь соблюдать единообразие в хэштегах, но советую вам обратить внимание на самые главные рубрики:
#анонсы — здесь рассказываю о том, чем нас готовы порадовать российские издательства (акцент смещен в сторону преимущественно азиатской литературы)
#список — здесь вы найдете посты с подборками новелл, на которые стоит обратить внимание (максимально снабжаю ссылками)
#ThaiCover и #VietCover — под этой рубрикой прячутся подборки обложек тайских и вьетнамских изданий китайских новелл. Эстетика в чистом виде
#crossroads — я создавала этот канал, чтобы в одном пространстве сводить тексты из разных стран и культур в попытке найти что-то общее или выделить значимые кардинальные различия. Это непросто, но я пока не готова пойти на попятную
#current_reading — даю апдейт по тому, что сейчас читаю, поскольку я обычно в параллели миксую около пяти текстов из разных областей
#noveldrama — иногда навожу мосты между двумя моими страстями и рассказываю об экранизациях интересных текстов
#админ_разъясняет #админ_распушил_хвост
Давно планировала обновить свой закреп, но решилась сделать это как всегда внезапно, так что блеск и остроумие сразу вышли из чата.
В последнее время мой маленький канал немного подрос, поэтому хочу помочь вам в нем сориентироваться. Для меня это пространство сакрально, поэтому надеюсь, что в нем и дальше будут царить гармония и взаимопонимание.
Что важно про меня знать? Я люблю книги. Я люблю дорамы (но пишу о них в другом канале). Я люблю списки. Я люблю мемы. Я люблю душевные разговоры. По сути, именно эти компоненты составляют сущность моего канала.
[Подобие навигации]
🔹О том, кто я такая и откуда взялась (и почему никуда не денусь) можно прочитать вот здесь
🔹Список китайских даньмэй и джен-новелл, которые мы рано или поздно увидим на русском языке
🔹Список приобретенных лицензий на издание китайских гет-новелл
🔹Примерный график выхода даньмэй-новелл от издательства Seven Seas (США) и количество томов
🔹Портфель новелл от издательства Rosmei (Сингапур)
Я стараюсь соблюдать единообразие в хэштегах, но советую вам обратить внимание на самые главные рубрики:
#анонсы — здесь рассказываю о том, чем нас готовы порадовать российские издательства (акцент смещен в сторону преимущественно азиатской литературы)
#список — здесь вы найдете посты с подборками новелл, на которые стоит обратить внимание (максимально снабжаю ссылками)
#ThaiCover и #VietCover — под этой рубрикой прячутся подборки обложек тайских и вьетнамских изданий китайских новелл. Эстетика в чистом виде
#crossroads — я создавала этот канал, чтобы в одном пространстве сводить тексты из разных стран и культур в попытке найти что-то общее или выделить значимые кардинальные различия. Это непросто, но я пока не готова пойти на попятную
#current_reading — даю апдейт по тому, что сейчас читаю, поскольку я обычно в параллели миксую около пяти текстов из разных областей
#noveldrama — иногда навожу мосты между двумя моими страстями и рассказываю об экранизациях интересных текстов
#админ_разъясняет #админ_распушил_хвост
Рубрика "литературные перекрестки" #crossroads подкралась незаметно
Вписалась в совместные чтения романа Ма Боюна "Зоопарк на краю света" (草原动物园, 2017) и в первой же главе наткнулась на пассаж, который мне напомнил об одном романе, который я читала задолго до того, как заинтересовалась Китаем.
В самом начале нам рассказывают историю английского миссионера, который с женой прибыл во Внутреннюю Монголию, чтобы нести слово Христово китайцам. Рассказчик замечает, что все усилия Джека Джорджа, для китайцев — Хуа Госяна, пропали втуне — местное население оставалось к его стараниям равнодушно. Но ситуация резко изменилась, когда жена миссионера открыла больницу — выздоровевшие пациенты оказались более восприимчивы к новой вере.
Этот эпизод напомнил мне о романе Арчибальда Кронина "Ключи от царства" ( A. J. Cronin. The Keys of the Kingdom, 1941), в котором рассказывается история отца Фрэнсиса Чисхолма, нетрадиционного шотландского католического священника, который изо всех сил пытался основать миссию в Китае, но китайский прагматизм, как и в романе Ма Боюна, был глух к словам, но чуток к действиям — главный герой добивается благосклонности и поддержки жителей деревни только после того, как священник открывает вместе с другом лечебницу.
Обращение в знак благодарности — это очень любопытный мотив.
#Китай #МаБоюн #ЗоопаркНаКраюСвета #Шотландия #АрчибальдКронин #КлючиОтЦарства #crossroads
Вписалась в совместные чтения романа Ма Боюна "Зоопарк на краю света" (草原动物园, 2017) и в первой же главе наткнулась на пассаж, который мне напомнил об одном романе, который я читала задолго до того, как заинтересовалась Китаем.
В самом начале нам рассказывают историю английского миссионера, который с женой прибыл во Внутреннюю Монголию, чтобы нести слово Христово китайцам. Рассказчик замечает, что все усилия Джека Джорджа, для китайцев — Хуа Госяна, пропали втуне — местное население оставалось к его стараниям равнодушно. Но ситуация резко изменилась, когда жена миссионера открыла больницу — выздоровевшие пациенты оказались более восприимчивы к новой вере.
Этот эпизод напомнил мне о романе Арчибальда Кронина "Ключи от царства" ( A. J. Cronin. The Keys of the Kingdom, 1941), в котором рассказывается история отца Фрэнсиса Чисхолма, нетрадиционного шотландского католического священника, который изо всех сил пытался основать миссию в Китае, но китайский прагматизм, как и в романе Ма Боюна, был глух к словам, но чуток к действиям — главный герой добивается благосклонности и поддержки жителей деревни только после того, как священник открывает вместе с другом лечебницу.
Обращение в знак благодарности — это очень любопытный мотив.
#Китай #МаБоюн #ЗоопаркНаКраюСвета #Шотландия #АрчибальдКронин #КлючиОтЦарства #crossroads
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Когда-то давно подруга пыталась втянуть меня в книжный флэшмоб, но я молча слилась и была такова: мне предложили рассказать о своих читательских привычках, а они у меня мало того что банальные, да еще и их носительница — тот ещё ленивец. Но все же есть одна привычка, которая оказала непосредственное влияние на стиль ведения этого книжного блога — это ассоциативное чтение. Вокруг одной книги у меня в сознании кружится множество других, причем напоминают они о себе совершенно спонтанно и по разным поводам: где-то совпали темы, где-то описания, где-то улавливались знакомые вайбы, а где-то возникали и событийные совпадения.
К примеру, так я сейчас читаю "Зверей малой земли" Чухе Ким:
🤣 Первые сцены романа с заплутавшими на горе японцами, замерзшим охотником и особой философией взаимодействия с местными тиграми мне напомнили о романе "Волчий тотем" Цзян Жуна (который я когда-нибудь дочитаю).
🤣 История дружбы и последующего разлада двух бывших кисэн Яшмы и Лилии чем-то была похожа на "Мемуары гейши" Артура Голдена, где между Саюри и Тыковкой пролегла тень зависти и чувства глубокой несправедливости.
🤣 Разрывающая душу глава, посвященная описанию расстрела демонстрации против японского господства ("Движение 1 марта"), где корейцы обратились к американцам, но те так и не открыли двери консульства, сразу всколыхнула множество исторических параллелей. Апелляция шла к "Четырнадцати пунктам" Вудро Вильсона, но они оказались только словами на бумаге — в действительности американцы не готовы были взять на себя роль защитников угнетенных народов и отстаивать их право на самоопределение. С тем же чувством бессилия и разочарования я столкнулась, читая "Трагедию армянского народа" Генри Моргентау — посла США в Турции во время геноцида армян (американцы предпочли сохранить нейтралитет), и во время написания исследовательской работы о том, как иранцы, которые не были удостоены внимания Вудро Вильсона на Парижской мирной конференции после Первой мировой войны, были вынуждены впоследствии ехать в Москву на поклон. Прям как в этом эпизоде:
❝ Делегация оппозиции съездила на поклон к президенту в Вашингтон. В поездку было предложено отправиться и Мёнбо. Но он не мог забыть о том, как американский консул, пообещав помощь и поддержку, оставил их ни с чем. А потому он предпочёл примкнуть к группировке социалистов, которые отправились вверх по Транссибу на переговоры с русскими в Москву.
Глава 13. Слева направо. 1925 год
🤣 История о насилии японцев над корейскими женщинами напомнила о "Белой хризантеме" Мэри Линн Брахт, хотя я, признаться, рада, что в "Зверях" подобные описания эпизодичны и не сгущены черными красками. Они в каком-то смысле стали отправной точкой для формирования национального самосознания у Яшмы (которая лучше бы умерла, чем стала любовницей японца) и конформизма у Лилии (для которой японцы ничем не отличались от любых других клиентов).
🤣 Неожиданно стремление бродяги Чонхо стать достойным Яшмы вызвало ассоциацию с "Мартином Иденом" Джека Лондона — Мартин, как и Чонхо, ударился в самообразование, чтобы сократить статусный разрыв с Руфью, но нелегкая привела его на политический митинг, что стало началом конца, а Чонхо толкнула в объятия коммунистов (и не сожмутся ли они вокруг его шеи, я пока еще не знаю).
🤣 И еще одна неожиданная ассоциация возникла благодаря тем именам, которыми одарила Чухе Ким главных героев своей истории. У нас здесь есть Яшма, Серебро, Лилия, Луна, Вьюн — неироглифические имена, а, скорее, прозвища. Если бы не объяснение самой писательницы, намеренно желавшей подчеркнуть статус героев, которые "происхождением не вышли", этот подход мог бы вызвать у меня раздражение, как это случилось с романом Мадлен Тьен "Не говори, что у нас ничего нет" — мигрантская история изобиловала такими героями, как Завиток, Большая Матушка-Нож, Воробушек, Вэнь Мечтатель и проч., и в какой-то момент у меня возникло ощущение, что я читаю не про китайцев, а про индейцев.
Вот такой вот калейдоскоп ассоциаций. Посмотрим, с каким багажом я приду к концу этого романа.
#Корея #ЧухеКим #ЗвериМалойЗемли #crossroads #админ_ассоциирует
К примеру, так я сейчас читаю "Зверей малой земли" Чухе Ким:
❝ Делегация оппозиции съездила на поклон к президенту в Вашингтон. В поездку было предложено отправиться и Мёнбо. Но он не мог забыть о том, как американский консул, пообещав помощь и поддержку, оставил их ни с чем. А потому он предпочёл примкнуть к группировке социалистов, которые отправились вверх по Транссибу на переговоры с русскими в Москву.
Глава 13. Слева направо. 1925 год
Вот такой вот калейдоскоп ассоциаций. Посмотрим, с каким багажом я приду к концу этого романа.
#Корея #ЧухеКим #ЗвериМалойЗемли #crossroads #админ_ассоциирует
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Вчера наконец-то дочитала роман Ким Чухе "Звери малой земли" и все еще нахожусь в состоянии его осмысления и постижения. Не уверена, что готова сейчас преподнести полноценный отзыв, поэтому ограничусь несколькими заметками на полях: 🌿 Этот роман был частью…
Сегодня состоится презентация романа "Звери малой земли" Ким Чухе в Корейском культурном центре. И по этому случаю я решила поделиться с вами одной сыроватой мыслью, которая не отпускает меня последние несколько дней (рубрике "литературные перекрестки" быть!)
В финальных заметках после прочтения романа "Звери малой земли" я отмечала неоднозначность изображения японцев. С одной стороны, есть масса зверских оккупантов, против которых борются корейские националисты. Автор не пытается их оправдать или облагородить их мотивы (хотя рационализация захватнической политики все равно присутствует), поэтому к ним априори не испытываешь симпатии. С другой стороны, есть два фактурно прописанных героя (Ямада Гэндзо и Ито Ацуо), которых автор не может лишить японского менталитета, но вместе с тем она вплетает в их поступки проблески человечности, тем самым давая понять, что все было гораздо сложнее. Как будто бы нет цели всех одним миром помазать.
В свою очередь, "Татуировка птицы" Дуньи Михаиль посвящена не менее жуткому эпизоду в истории Ирака, мрачная тень которого еще долго будет нависать над этой страной. Описывая бесчинства игиловцев, писательница не сгущала краски, но и не пыталась оправдать чудовищность фанатизма, честно рассказывая о насилии, рабстве и отрезании голов. Однако мне импонирует то, что картина мира в романе не была исключительно черно-белой — сюжет не скатился до упрощений и раздачи клейм "кто за фанатиков, того на костер", ведь даже положительные персонажи в какой-то момент попали под дурное влияние и позволили себе промыть мозги, что не сделало их плохими людьми — всего лишь заблудшими. И даже в стане убежденных исламистов встретились герои, которым были не чужды сострадание и благодарность (вспомнить хотя бы тот эпизод, когда один из игиловцев отпустил пленника, который спас ему жизнь) — это ли не маленькие искорки надежды?
Почему это важно? Формируя свое восприятие добра и зла на материале сказок, мы ждем, что в один прекрасный момент белое вытеснит черное, добро восторжествует, а зло исчезнет с лица земли. Но в реальности гораздо больше серого, чем нам кажется, хотя с ним иметь дело гораздо сложнее. И я за то, чтобы не пытаться стереть эти полутона и не упрощать мир, в котором мы живем. Литература, конечно, не сводка новостей, но она может примирить читателя с действительностью. Если, конечно, перед автором стоит такая цель.
#Корея #ЧухеКим #ЗвериМалойЗемли #Ирак #ДуньяМихаиль #ТатуировкаПтицы #crossroads
В финальных заметках после прочтения романа "Звери малой земли" я отмечала неоднозначность изображения японцев. С одной стороны, есть масса зверских оккупантов, против которых борются корейские националисты. Автор не пытается их оправдать или облагородить их мотивы (хотя рационализация захватнической политики все равно присутствует), поэтому к ним априори не испытываешь симпатии. С другой стороны, есть два фактурно прописанных героя (Ямада Гэндзо и Ито Ацуо), которых автор не может лишить японского менталитета, но вместе с тем она вплетает в их поступки проблески человечности, тем самым давая понять, что все было гораздо сложнее. Как будто бы нет цели всех одним миром помазать.
В свою очередь, "Татуировка птицы" Дуньи Михаиль посвящена не менее жуткому эпизоду в истории Ирака, мрачная тень которого еще долго будет нависать над этой страной. Описывая бесчинства игиловцев, писательница не сгущала краски, но и не пыталась оправдать чудовищность фанатизма, честно рассказывая о насилии, рабстве и отрезании голов. Однако мне импонирует то, что картина мира в романе не была исключительно черно-белой — сюжет не скатился до упрощений и раздачи клейм "кто за фанатиков, того на костер", ведь даже положительные персонажи в какой-то момент попали под дурное влияние и позволили себе промыть мозги, что не сделало их плохими людьми — всего лишь заблудшими. И даже в стане убежденных исламистов встретились герои, которым были не чужды сострадание и благодарность (вспомнить хотя бы тот эпизод, когда один из игиловцев отпустил пленника, который спас ему жизнь) — это ли не маленькие искорки надежды?
Почему это важно? Формируя свое восприятие добра и зла на материале сказок, мы ждем, что в один прекрасный момент белое вытеснит черное, добро восторжествует, а зло исчезнет с лица земли. Но в реальности гораздо больше серого, чем нам кажется, хотя с ним иметь дело гораздо сложнее. И я за то, чтобы не пытаться стереть эти полутона и не упрощать мир, в котором мы живем. Литература, конечно, не сводка новостей, но она может примирить читателя с действительностью. Если, конечно, перед автором стоит такая цель.
#Корея #ЧухеКим #ЗвериМалойЗемли #Ирак #ДуньяМихаиль #ТатуировкаПтицы #crossroads