Всем привет! 📕
Продолжим наши разговоры о поэте.
В конце января — начале февраля 1925 года Владимир Маяковский выступил в Смоленске, Минске и Киеве. «...некоторые товарищи после вечера задавали В. Маяковскому вопрос — почему его стихотворения, когда читаешь, кажутся непонятными, а при чтении им самим — этого нет. Маяковский отвечал: «У меня особый прием письма, особое новое построение стиха, незнакомое еще широкой публике, которая не привыкла к ним. Это бывало всегда в литературе, когда выдвигались новые формы творчества».
В начале февраля в Ленинграде вышла отдельным изданием поэма «Владимир Ильич Ленин». Отзывы на поэму были разноречивыми. Известный критик А.К. Воронский, которому Маяковский читал поэму, сказал, что Маяковский не смог дать читателю «нового Ленина».
«Вышедшая сейчас в свет поэма «Владимир Ильич Ленин»…..в высшей степени странная и, так сказать, разномастная вещь... Здесь скорбь о неслыханной утрате бальзамирована иногда в таких словах, которые подымут всякое грядущее человеческое поколение. ... И здесь же, за несколько страниц раньше, труднопереносимые даже для комсомольца длинноты, коробящие наивности и прямые формальные неудачи жизнеописания Ленина — рабочего класса тож. ...Не следовало Маяковскому браться за исторический пересказ, который ограничил его конструктивные возможности» (В. Перцов)
«Маяковский — богемец и индивидуалист в этой поэме делает большой шаг к пролетарскому коллективу... Если Маяковский не одержал еще полной художественной победы над большим материалом поэмы, следует признать, что он на верном пути к победе…»(А. Осенев).
В марте Владимир написал и сдал в издательство «Московский рабочий» детскую книжку «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий».
Необычное произведение, с которым можно ознакомиться по ссылке
После этого Маяковским был написан целый ряд стихотворных произведений для детей.
6 апреля Маяковский выступил в клубе ЦК РКП (б) на диспуте «О разногласиях в литературной политике».
Газета «Известия» писала:
«Владимир Маяковский заявил протест против зачисления группы
«Леф» в попутчики. ...Не ярлыком решается вопрос о «пролетарственности» писателя, а литературным соревнованием. Надо сорвать ярлыки, перетряхнуть патенты, тогда слово «пролетпоэт» получит смысл. Тов. Маяковский выдвигает лозунг формальной учебы для пролетпоэтов».
2 мая Маяковский выступил по радио с чтением стихов:
«Грохоча палкой, он поднялся на второй этаж. Вошел в студию. Остановился у пульта.
— А много там слушателей? — спросил, показывая палкой на микрофон.
— Весь мир.
— А мне больше и не надо, — заявил Маяковский.
— Как вас объявить?
И когда вспыхнул сигнал «Микрофон включен!» — подошел и объявил:
— Говорит Маяковский! — и начал читать новые стихи»,- писал И. Рахилло.
С 28 мая по 20 июня Владимир участвовал в открытии Советского павильона на Парижской всемирной художественно-промышленной выставке, где экспонировались рекламные плакаты с его текстами (удостоен за эти плакаты серебряной медали выставки). Маяковский встретился в ресторане Вуазен с итальянским поэтом Ф. Т. Маринетти. Маринетти написал в записной книжке Маяковского: «A mon cher Maiakovsky et la grande Russie energique et optimiste touts mes souhaits futuristes» (Дорогому Маяковскому и великой России — энергичной и оптимистичной — мои футуристические пожелания).
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Вчерашние дискуссии меня порадовали, большинство книголюбов не согласились с Владимиром Маяковским в том, что классика - это прошлый век и ее актуальность потеряна.Продолжим наши разговоры о поэте.
В конце января — начале февраля 1925 года Владимир Маяковский выступил в Смоленске, Минске и Киеве. «...некоторые товарищи после вечера задавали В. Маяковскому вопрос — почему его стихотворения, когда читаешь, кажутся непонятными, а при чтении им самим — этого нет. Маяковский отвечал: «У меня особый прием письма, особое новое построение стиха, незнакомое еще широкой публике, которая не привыкла к ним. Это бывало всегда в литературе, когда выдвигались новые формы творчества».
В начале февраля в Ленинграде вышла отдельным изданием поэма «Владимир Ильич Ленин». Отзывы на поэму были разноречивыми. Известный критик А.К. Воронский, которому Маяковский читал поэму, сказал, что Маяковский не смог дать читателю «нового Ленина».
«Вышедшая сейчас в свет поэма «Владимир Ильич Ленин»…..в высшей степени странная и, так сказать, разномастная вещь... Здесь скорбь о неслыханной утрате бальзамирована иногда в таких словах, которые подымут всякое грядущее человеческое поколение. ... И здесь же, за несколько страниц раньше, труднопереносимые даже для комсомольца длинноты, коробящие наивности и прямые формальные неудачи жизнеописания Ленина — рабочего класса тож. ...Не следовало Маяковскому браться за исторический пересказ, который ограничил его конструктивные возможности» (В. Перцов)
«Маяковский — богемец и индивидуалист в этой поэме делает большой шаг к пролетарскому коллективу... Если Маяковский не одержал еще полной художественной победы над большим материалом поэмы, следует признать, что он на верном пути к победе…»(А. Осенев).
В марте Владимир написал и сдал в издательство «Московский рабочий» детскую книжку «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий».
Необычное произведение, с которым можно ознакомиться по ссылке
После этого Маяковским был написан целый ряд стихотворных произведений для детей.
6 апреля Маяковский выступил в клубе ЦК РКП (б) на диспуте «О разногласиях в литературной политике».
Газета «Известия» писала:
«Владимир Маяковский заявил протест против зачисления группы
«Леф» в попутчики. ...Не ярлыком решается вопрос о «пролетарственности» писателя, а литературным соревнованием. Надо сорвать ярлыки, перетряхнуть патенты, тогда слово «пролетпоэт» получит смысл. Тов. Маяковский выдвигает лозунг формальной учебы для пролетпоэтов».
2 мая Маяковский выступил по радио с чтением стихов:
«Грохоча палкой, он поднялся на второй этаж. Вошел в студию. Остановился у пульта.
— А много там слушателей? — спросил, показывая палкой на микрофон.
— Весь мир.
— А мне больше и не надо, — заявил Маяковский.
— Как вас объявить?
И когда вспыхнул сигнал «Микрофон включен!» — подошел и объявил:
— Говорит Маяковский! — и начал читать новые стихи»,- писал И. Рахилло.
С 28 мая по 20 июня Владимир участвовал в открытии Советского павильона на Парижской всемирной художественно-промышленной выставке, где экспонировались рекламные плакаты с его текстами (удостоен за эти плакаты серебряной медали выставки). Маяковский встретился в ресторане Вуазен с итальянским поэтом Ф. Т. Маринетти. Маринетти написал в записной книжке Маяковского: «A mon cher Maiakovsky et la grande Russie energique et optimiste touts mes souhaits futuristes» (Дорогому Маяковскому и великой России — энергичной и оптимистичной — мои футуристические пожелания).
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Всем доброго утра! 📕
Продолжаем наши разговоры о биографии Владимира Маяковского, которые потихоньку двигаются к завершению.
В январе 1927 года вышел первый номер журнала «Новый ЛЕФ» под редакцией Маяковского, с его передовой статьей «Читатель!» и стихотворением «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому».
«Леф-журнал — камень, бросаемый в болото быта и искусства, болото, грозящее достигнуть самой довоенной нормы!.. Ново в положении Лефа то, что несмотря на разрозненность работников Лефа, несмотря на отсутствие общего спрессованного журналом голоса, — Леф победил и побеждает на многих участках фронта культуры. Многое, бывшее декларацией, стало фактом. Во многих вещах, где Леф только обещал, Леф дал» (Из передовой статьи «Читатель!»).
3 января Владимир выступил на диспуте о постановке «Ревизора» в театре Мейерхольда.
Из стенограммы выступления:
«Величайших произведений искусства очень у нас мало. «Ревизор» несомненно, относится по тексту и по авторскому заданию к величайшим произведениям, которые у нас есть. Но, к величайшему огорчению, величайшие произведения искусства со временем умирают ... И величайшая заслуга человека, которому по тем или иным причинам приходится взбадривать покойников... чтобы усопший десять раз перевернулся в гробу от удовольствия или от недовольства...
Достаточно ли Мейерхольд переделал этого «Ревизора»? Оставлены Бобчинский и Добчинский. Но разве Бобчинский и Добчинский — фигуры древнего прошлого, разве у нас сейчас нет таких парных Бобчинских и Добчинских? Разве Герасимов не ходит всегда с Кирилловым, разве Жаров с Уткиным не ходят обязательно парой? Это современные Бобчинские и Добчинские. И если бы он (Мейерхольд) ввел Жарова и Уткина, я бы приветствовал еще больше.
И не удивился бы, потому что не предугадал их по фамилии Гоголь, а предугадал по характеру.
Второе — это вообще о постановке Гоголя: нужно ли ставить «Ревизора»? Наш ответ — лефовский ответ — конечно, отрицательный. «Ревизора» ставить не надо. Но кто виноват, что его ставят? Разве один Мейерхольд? А Маяковский не виноват, что аванс взял, а пьесу не написал? Я тоже виноват. А Анатолий Васильевич Луначарский не виноват, когда говорит «Назад к Островскому?»Виноват» (Из стенограммы выступления В.Маяковского)
❓Интересная речь, не правда ли?
14 января Маяковский выступил в Большой аудитории Политехнического музея с докладом «Даешь изящную жизнь» и чтением стихов.
«Мне ненавистно все то, что осталось от старого, от быта заплывших жиром людей «изящной жизни». «Изящную жизнь» в старые времена поставляла буржуазная культура, ее литераторы, художники, поэты. ... Мы стали лучше жить, показался жирок, и вот снова группки делают «изящную жизнь». В нотных магазинах появились приятные, изящные романсы. Их пишут специальные поставщики. Маяковский, вызывая всеобщий смех, демонстрирует любопытный экспонат: Романс «А сердце в партию тянет» (Из стенограммы выступления В.Маяковского).
16 января поэт поехал в Нижний Новгород, Казань, Пензу, Самару, Саратов для проведения авторских вечеров «Идем путешествовать!» и «Лицо левой литературы», где встретился с литературной группой «Молодая гвардия» в Нижнем Новгороде, татарскими писателями в Казани, рабкорами в Пензе.
2 февраля Маяковский вернулся в Москву.
А вот как описала Владимира газета «Красная Татария» после визита:
«Такой большой и мощный, как его образы. Над переносицей — вертикальная морщина. Тяжелый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос — трибуна. Юмор почти без улыбки. Одет в обыкновенный совработничий пиджак. На эстраде чувствует себя дома. К аудитории относится дружески-покровительственно».
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Продолжаем наши разговоры о биографии Владимира Маяковского, которые потихоньку двигаются к завершению.
В январе 1927 года вышел первый номер журнала «Новый ЛЕФ» под редакцией Маяковского, с его передовой статьей «Читатель!» и стихотворением «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому».
«Леф-журнал — камень, бросаемый в болото быта и искусства, болото, грозящее достигнуть самой довоенной нормы!.. Ново в положении Лефа то, что несмотря на разрозненность работников Лефа, несмотря на отсутствие общего спрессованного журналом голоса, — Леф победил и побеждает на многих участках фронта культуры. Многое, бывшее декларацией, стало фактом. Во многих вещах, где Леф только обещал, Леф дал» (Из передовой статьи «Читатель!»).
3 января Владимир выступил на диспуте о постановке «Ревизора» в театре Мейерхольда.
Из стенограммы выступления:
«Величайших произведений искусства очень у нас мало. «Ревизор» несомненно, относится по тексту и по авторскому заданию к величайшим произведениям, которые у нас есть. Но, к величайшему огорчению, величайшие произведения искусства со временем умирают ... И величайшая заслуга человека, которому по тем или иным причинам приходится взбадривать покойников... чтобы усопший десять раз перевернулся в гробу от удовольствия или от недовольства...
Достаточно ли Мейерхольд переделал этого «Ревизора»? Оставлены Бобчинский и Добчинский. Но разве Бобчинский и Добчинский — фигуры древнего прошлого, разве у нас сейчас нет таких парных Бобчинских и Добчинских? Разве Герасимов не ходит всегда с Кирилловым, разве Жаров с Уткиным не ходят обязательно парой? Это современные Бобчинские и Добчинские. И если бы он (Мейерхольд) ввел Жарова и Уткина, я бы приветствовал еще больше.
И не удивился бы, потому что не предугадал их по фамилии Гоголь, а предугадал по характеру.
Второе — это вообще о постановке Гоголя: нужно ли ставить «Ревизора»? Наш ответ — лефовский ответ — конечно, отрицательный. «Ревизора» ставить не надо. Но кто виноват, что его ставят? Разве один Мейерхольд? А Маяковский не виноват, что аванс взял, а пьесу не написал? Я тоже виноват. А Анатолий Васильевич Луначарский не виноват, когда говорит «Назад к Островскому?»Виноват» (Из стенограммы выступления В.Маяковского)
❓Интересная речь, не правда ли?
14 января Маяковский выступил в Большой аудитории Политехнического музея с докладом «Даешь изящную жизнь» и чтением стихов.
«Мне ненавистно все то, что осталось от старого, от быта заплывших жиром людей «изящной жизни». «Изящную жизнь» в старые времена поставляла буржуазная культура, ее литераторы, художники, поэты. ... Мы стали лучше жить, показался жирок, и вот снова группки делают «изящную жизнь». В нотных магазинах появились приятные, изящные романсы. Их пишут специальные поставщики. Маяковский, вызывая всеобщий смех, демонстрирует любопытный экспонат: Романс «А сердце в партию тянет» (Из стенограммы выступления В.Маяковского).
16 января поэт поехал в Нижний Новгород, Казань, Пензу, Самару, Саратов для проведения авторских вечеров «Идем путешествовать!» и «Лицо левой литературы», где встретился с литературной группой «Молодая гвардия» в Нижнем Новгороде, татарскими писателями в Казани, рабкорами в Пензе.
2 февраля Маяковский вернулся в Москву.
А вот как описала Владимира газета «Красная Татария» после визита:
«Такой большой и мощный, как его образы. Над переносицей — вертикальная морщина. Тяжелый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос — трибуна. Юмор почти без улыбки. Одет в обыкновенный совработничий пиджак. На эстраде чувствует себя дома. К аудитории относится дружески-покровительственно».
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Всем доброго утра! 📕
Совсем немного осталось событий в биографии поэта, о которых мы поговорим сегодня, после чего его жизнь трагически оборвется.
Но, обо всем по порядку.
В январе 1929 года Маяковский читал пьесу «Клоп» в Доме печати, в клубе им. Октябрьской революции, в Доме комсомола Красной Пресни, в ЦК ВЛКСМ.
13 января в журнале «Огонек» была напечатана заметка Маяковского о пьесе «Клоп»: «Газетная работа отстоялась в то, что моя комедия — публицистическая, проблемная, тенденциозная. Проблема — разоблачения сегодняшнего мещанства».
В середине января Владимир выступил с авторскими вечерами в Харькове.
«Что же это будет? — спрашивает он. — Еще три выступления! ...Потом подходит к зеркалу, смотрит себе в гортань. Просит меня посмотреть, и действительно, горло у него покраснело, гланды распухли.
— Врач говорит, что помочь ничем нельзя. Я надорвал себе горловые связки частыми выступлениями. Он говорит, что мне нужно было лет двадцать тому назад «поставить себе голос», как делают актеры. А теперь уже поздно. Что же будет?»,- писал А. Полторацкий.
Выступления Маяковского в Полтаве, Кременчуге и Николаеве, Харькове были отменены вследствие болезни горла. Маяковский вернулся в Москву.
13 февраля состоялась премьера пьесы «Клоп» в театре Мейерхольда.
Комсомольская правда писала:
«Как театральное зрелище спектакль смотрится весело. В нем много забавных моментов. В нем есть зрелищная свежесть и здоровая бодрость. Спектакль должен иметь успех у зрителя. В нынешнем, пока что весьма бледном и худосочном сезоне «Клоп» при всех своих недостатках все-таки — лучший спектакль».
А вот как отозвалась о пьесе газета «Жизнь искусства»:
«О самой пьесе Маяковского, если только вообще ее можно назвать пьесой, много говорить не приходится: это — схема... Этот явно написанный наспех, фарсовый фельетон без особых литературных и идеологических заданий... Что же сказать об исполнении? Актерам приходится по-настоящему мало играть в этой плоской зрелищной стряпне, создавать какие-либо переживания, типы там, где все сводится к маскам клоунады».
В январе — первой половине февраля Владимир написал статью «Казалось бы ясно...»:
«….Мы требуем литературу, основанную на факте. Мелочность темы — это мелкота собранных фактов. Можно написать основанный на случайном событии памфлет на Чемберлена. Давать углубленную литературу — это не значит заменить Чемберлена космосом. ... Разница газетчика и писателя — это не целевая разница, а только разница словесной обработки».
20 февраля Маяковский заключил договор с издательством «Малик» в Берлине на издание пьес и прозы на немецком языке. 22 февраля выехал из Берлина в Париж. В марте выступал в одном из рабочих районов Парижа, попросив Марину Цветаеву быть переводчиком..
2 мая Маяковский вернулся в Москву.
Из воспоминаний А.С. Эфрон:
«— Слушайте, Цветаева, — сказал Маяковский, — тут — сплошь французы. Переводить будете? А то не поймут ни черта! Марина согласилась, но не села на предложенный стул, — привыкла выступать стоя. Маяковский называл стихотворение, в двух словах излагал его содержание, она — переводила. Он — читал».
В апреле вышел в свет 4-й том собрания сочинений в Госиздате.
13 мая Маяковский познакомился с актрисой Художественного театра Вероникой Полонской.
28 мая Маяковский выступил в Радиотеатре на вечере Государственного института журналистики.
«Когда мы пришли в клуб, на сцене шла так называемая официальная часть торжественного вечера. А в артистической комнате ожидали начала концерта актеры, певцы и музыканты. Маяковского попросили тоже обождать, но он возмущенно заявил, что будет читать свои стихи только в официальной части, сейчас же после доклада. Он растолковывал, что он не концертный чтец-декламатор, и наотрез отказался выступать вместе с князем Игорем и Кармен» (Н. Брюханенко, 1952).
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Совсем немного осталось событий в биографии поэта, о которых мы поговорим сегодня, после чего его жизнь трагически оборвется.
Но, обо всем по порядку.
В январе 1929 года Маяковский читал пьесу «Клоп» в Доме печати, в клубе им. Октябрьской революции, в Доме комсомола Красной Пресни, в ЦК ВЛКСМ.
13 января в журнале «Огонек» была напечатана заметка Маяковского о пьесе «Клоп»: «Газетная работа отстоялась в то, что моя комедия — публицистическая, проблемная, тенденциозная. Проблема — разоблачения сегодняшнего мещанства».
В середине января Владимир выступил с авторскими вечерами в Харькове.
«Что же это будет? — спрашивает он. — Еще три выступления! ...Потом подходит к зеркалу, смотрит себе в гортань. Просит меня посмотреть, и действительно, горло у него покраснело, гланды распухли.
— Врач говорит, что помочь ничем нельзя. Я надорвал себе горловые связки частыми выступлениями. Он говорит, что мне нужно было лет двадцать тому назад «поставить себе голос», как делают актеры. А теперь уже поздно. Что же будет?»,- писал А. Полторацкий.
Выступления Маяковского в Полтаве, Кременчуге и Николаеве, Харькове были отменены вследствие болезни горла. Маяковский вернулся в Москву.
13 февраля состоялась премьера пьесы «Клоп» в театре Мейерхольда.
Комсомольская правда писала:
«Как театральное зрелище спектакль смотрится весело. В нем много забавных моментов. В нем есть зрелищная свежесть и здоровая бодрость. Спектакль должен иметь успех у зрителя. В нынешнем, пока что весьма бледном и худосочном сезоне «Клоп» при всех своих недостатках все-таки — лучший спектакль».
А вот как отозвалась о пьесе газета «Жизнь искусства»:
«О самой пьесе Маяковского, если только вообще ее можно назвать пьесой, много говорить не приходится: это — схема... Этот явно написанный наспех, фарсовый фельетон без особых литературных и идеологических заданий... Что же сказать об исполнении? Актерам приходится по-настоящему мало играть в этой плоской зрелищной стряпне, создавать какие-либо переживания, типы там, где все сводится к маскам клоунады».
В январе — первой половине февраля Владимир написал статью «Казалось бы ясно...»:
«….Мы требуем литературу, основанную на факте. Мелочность темы — это мелкота собранных фактов. Можно написать основанный на случайном событии памфлет на Чемберлена. Давать углубленную литературу — это не значит заменить Чемберлена космосом. ... Разница газетчика и писателя — это не целевая разница, а только разница словесной обработки».
20 февраля Маяковский заключил договор с издательством «Малик» в Берлине на издание пьес и прозы на немецком языке. 22 февраля выехал из Берлина в Париж. В марте выступал в одном из рабочих районов Парижа, попросив Марину Цветаеву быть переводчиком..
2 мая Маяковский вернулся в Москву.
Из воспоминаний А.С. Эфрон:
«— Слушайте, Цветаева, — сказал Маяковский, — тут — сплошь французы. Переводить будете? А то не поймут ни черта! Марина согласилась, но не села на предложенный стул, — привыкла выступать стоя. Маяковский называл стихотворение, в двух словах излагал его содержание, она — переводила. Он — читал».
В апреле вышел в свет 4-й том собрания сочинений в Госиздате.
13 мая Маяковский познакомился с актрисой Художественного театра Вероникой Полонской.
28 мая Маяковский выступил в Радиотеатре на вечере Государственного института журналистики.
«Когда мы пришли в клуб, на сцене шла так называемая официальная часть торжественного вечера. А в артистической комнате ожидали начала концерта актеры, певцы и музыканты. Маяковского попросили тоже обождать, но он возмущенно заявил, что будет читать свои стихи только в официальной части, сейчас же после доклада. Он растолковывал, что он не концертный чтец-декламатор, и наотрез отказался выступать вместе с князем Игорем и Кармен» (Н. Брюханенко, 1952).
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕
Сегодня мы начнем серию бесед о дамах сердца и музах Владимира Маяковского, сыгравших не последнюю роль в его жизни и творчестве.
«Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?» — этот вопрос Владимир Маяковский задавал себе в жизни несколько раз. Его романы развивались стремительно, одни длились пару месяцев, другие — больше десяти лет, но ни один из них не привел к браку.
Если вы еще не успели побывать в «Квартире в Студенецком переулке», где проживали мать и сестры Владимира Маяковского, то, возможно, не знаете историю любви поэта и Евгении Ланг.
А ведь исследователи любовной биографии Маяковского считают её его первой настоящей любовью.
Евгения — художница, впервые увидела Маяковского в 1907 году, когда была секретарем гимназического журнала.
Владимир и Евгения встретились 24 ноября 1911 года на похоронах художника Валентина Серова, где Маяковский произнес речь от имени студентов училища живописи, ваяния и зодчества. Знакомство их организовал друг Владимира, Давид Бурлюк.
Вернувшись домой девушка рассказывала отцу о талантливом юноше, похожем на архангела с фресок Андрея Рублева, который так замечательно говорил у могилы Серова.
И в тот же вечер Маяковский каким-то образом узнавший ее телефон, позвонил.
Начались встречи, прогулки по Москве, разговоры.
Ланг вспоминала: «Разговоры у нас были очень серьёзные: литературные, философские на всякие темы. Совершенно случайно мы с ним набрели на такую мысль, что прекраснейшее место для разговоров - колокольня Ивана Великого».
Они забирались туда и вели свои нескончаемые беседы.
Именно на колокольне Маяковский признался Евгении, что для него «самоубийство - единственный способ расквитаться с Творцом, который создал его по собственному произволу».
Уже в таком раннем возрасте Владимира посещали мысли о самоубийстве.
Евгения была старше Маяковского на 3 года и в связи с этим снисходительно относилась к влюблённому в нее юноше. Еще она очень опасалась каких-либо выходок с его стороны. Они встречались с зимы 1911-1912 годов, а потом случилась выходка.
Как вспоминала Евгения Ланг, на вернисаже какой-то выставки она столкнулась с оравой мальчишек, которые орали во все горло: «Пришла Женечка Ланг! Маяковский влюблен в Женечку Ланг!»
Высказав свое возмущение будущему поэту,
Но не навсегда.
Следующая встреча произошла летом 1917 года после выступления Владимира Маяковского в Политехническом музее.
За время разлуки многое изменилось в жизни Евгении Ланг. Она вышла замуж, очень скоро развелась и вступила в повторный брак. Новый муж с его «адвокатскими мозгами», как она говорила, как-то не вписался в ее жизнь.
Ее брак не слишком счастливый и у Маяковского уже семья - Брики, которые остались в Петрограде.
Большую часть времени они снова проводили вместе. Она бывала на его вечерах, как в былые времена они много гуляли и разговаривали. Случались и яркие события:
«Дуров за нами приезжал в санках, запряженных верблюдом, и когда мы ехали потом по Кузнекцому мосту: верблюд, Дуров, я и Маяковский, то мальчишки бежали и орали: «Верблюд! Маяковский! Дуров!», всех узнавали. Вот под такие крики московские и ехали. А красивый был такой, пушистый, верблюд, вычесанный».
Как вспоминала позже Евгения Александровна: «Это были месяцы счастья. Маяковский умел, когда хотел, давать счастье».
Но, все рано или поздно заканчивается, в Москву приехали Брики. Лиля Брик должна была сниматься в с Владимиром Маяковским в картине «Закованная фильмой». На тот момент Евгения Ланг уже рассказала мужу, что в ее жизнь вошел другой мужчина, и она любит его. Пришла пора делать выбор Владимиру Маяковскому и, он его сделал: «Я с ними (с Бриками) расстаться не могу».
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Сегодня мы начнем серию бесед о дамах сердца и музах Владимира Маяковского, сыгравших не последнюю роль в его жизни и творчестве.
«Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?» — этот вопрос Владимир Маяковский задавал себе в жизни несколько раз. Его романы развивались стремительно, одни длились пару месяцев, другие — больше десяти лет, но ни один из них не привел к браку.
Если вы еще не успели побывать в «Квартире в Студенецком переулке», где проживали мать и сестры Владимира Маяковского, то, возможно, не знаете историю любви поэта и Евгении Ланг.
А ведь исследователи любовной биографии Маяковского считают её его первой настоящей любовью.
Евгения — художница, впервые увидела Маяковского в 1907 году, когда была секретарем гимназического журнала.
Владимир и Евгения встретились 24 ноября 1911 года на похоронах художника Валентина Серова, где Маяковский произнес речь от имени студентов училища живописи, ваяния и зодчества. Знакомство их организовал друг Владимира, Давид Бурлюк.
Вернувшись домой девушка рассказывала отцу о талантливом юноше, похожем на архангела с фресок Андрея Рублева, который так замечательно говорил у могилы Серова.
И в тот же вечер Маяковский каким-то образом узнавший ее телефон, позвонил.
Начались встречи, прогулки по Москве, разговоры.
Ланг вспоминала: «Разговоры у нас были очень серьёзные: литературные, философские на всякие темы. Совершенно случайно мы с ним набрели на такую мысль, что прекраснейшее место для разговоров - колокольня Ивана Великого».
Они забирались туда и вели свои нескончаемые беседы.
Именно на колокольне Маяковский признался Евгении, что для него «самоубийство - единственный способ расквитаться с Творцом, который создал его по собственному произволу».
Уже в таком раннем возрасте Владимира посещали мысли о самоубийстве.
Евгения была старше Маяковского на 3 года и в связи с этим снисходительно относилась к влюблённому в нее юноше. Еще она очень опасалась каких-либо выходок с его стороны. Они встречались с зимы 1911-1912 годов, а потом случилась выходка.
Как вспоминала Евгения Ланг, на вернисаже какой-то выставки она столкнулась с оравой мальчишек, которые орали во все горло: «Пришла Женечка Ланг! Маяковский влюблен в Женечку Ланг!»
Высказав свое возмущение будущему поэту,
она добилась того, что он исчез с ее горизонтов. Но не навсегда.
Следующая встреча произошла летом 1917 года после выступления Владимира Маяковского в Политехническом музее.
За время разлуки многое изменилось в жизни Евгении Ланг. Она вышла замуж, очень скоро развелась и вступила в повторный брак. Новый муж с его «адвокатскими мозгами», как она говорила, как-то не вписался в ее жизнь.
Ее брак не слишком счастливый и у Маяковского уже семья - Брики, которые остались в Петрограде.
Евгения Ланг была уверена, что влюблена в поэта с первого взгляда, еще с того времени, 5 лет назад она полюбила его и корила себя, что ушла от этой любви.Большую часть времени они снова проводили вместе. Она бывала на его вечерах, как в былые времена они много гуляли и разговаривали. Случались и яркие события:
«Дуров за нами приезжал в санках, запряженных верблюдом, и когда мы ехали потом по Кузнекцому мосту: верблюд, Дуров, я и Маяковский, то мальчишки бежали и орали: «Верблюд! Маяковский! Дуров!», всех узнавали. Вот под такие крики московские и ехали. А красивый был такой, пушистый, верблюд, вычесанный».
Как вспоминала позже Евгения Александровна: «Это были месяцы счастья. Маяковский умел, когда хотел, давать счастье».
Но, все рано или поздно заканчивается, в Москву приехали Брики. Лиля Брик должна была сниматься в с Владимиром Маяковским в картине «Закованная фильмой». На тот момент Евгения Ланг уже рассказала мужу, что в ее жизнь вошел другой мужчина, и она любит его. Пришла пора делать выбор Владимиру Маяковскому и, он его сделал: «Я с ними (с Бриками) расстаться не могу».
Услышав это, Евгения поставила точку в их отношениях.📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Доброго утра, дорогие друзья! 📕
Продолжаем вспоминать любимых дам Владимира Маяковского и сегодня наша история посвящается Вере Шехтель.
Гимназистка Верочка солнечным мартовским днем 1913 года, попрощавшись с подругами, вприпрыжку неслась домой на Большую Садовую с занятий. Она была младшей дочерью известного архитектора Франца-Альберта (Федора Осиповича) Шехтеля и его супруги Натальи Тимофеевны, урожденной Жегиной.
У трамвайной остановки стоял высоченный молодой человек в шляпе с широкими полями. Вера скользнула по нему глазами: «странный тип!»
Машинально поправив шапочку и убрав непослушный локон, она опустила глаза и степенной походкой прошла мимо. Незнакомец проводил ее внимательным взглядом.
Каково же было удивление Веры, когда вечером у себя дома в прихожей она увидела ту самую широкополую шляпу на вешалке! Оказалось, новый гость - это 20-летний Владимир Маяковский, друг ее брата Левы.
Лев Шехтель учился в Училище ваяния и зодчества и взахлеб рассказывал о новом знакомом: «Он начинающий поэт, невероятно талантливый!»
Верочке только минуло шестнадцать и она была похожа на свою красавицу мать. В семье было трое детей - Екатерина, Лев и Вера.
Дом, в котором жила семья Шехтель, был расположен по адресу Большая Садовая, 4.
Этот особняк Федор Осипович по своему проекту построил для собственной семьи в 1910 году. Садовая оправдывала свое название: везде деревья, палисадники с кустами сирени и жасмина. Плоская крыша дома использовалась как летняя веранда, вечерами семья Шехтелей пила здесь чай и любовалась Патриаршими прудами.
Федор Осипович Шехтель, по происхождению из обрусевших немцев, был создателем русского модерна в архитектуре.
По его проектам возводили типографии и особняки, доходные дома и магазины, гостиницы, банки и дачи. Только в Москве было построено более 60 зданий - Ярославский вокзал и типография «Утро России», особняк Степана Рябушинского и здание МХТ.
Дом славился своим гостеприимством. В начале двадцатого века у архитектора часто собиралась творческая интеллигенция того времени. Также здесь часто бывали друзья его сына. Городскую усадьбу посещали в разное время философ Павел Флоренский, авангардистка Наталья Гончарова.
Неоднократно, в кругу друзей и любителей музыки, здесь выступал Федор Иванович Шаляпин. В доме царила идиллия. До поры до времени...
И вот в гостях появился Володя Маяковский. Поздно вечером шестнадцатилетняя Вера сделала запись в своем дневнике: «5 марта 1913 года. Был у нас Маяковский, мне было очень странно познакомиться с ним, я часто, даже сегодня, встречала его в трамвае, и он меня интересует. Он футурист, светский человек, одним словом, моего лагеря. Люблю интересных людей!»
Восторженная гимназистка Вера Шехтель занималась рисованием и живописью, писала неплохие стихи. Поэтому новое знакомство ей показалось многообещающим:
«Мое страшно — мне нетерпение,
Но мне так хочется, так хочется к нему.
Обманом теплится костер души,
Костер затушенный — души застуженной,
О, не уноси последней искорки,
О ветер, черной мглы…»
Маяковский стал часто бывать в доме Шехтелей. С тех пор Вера и Владимир много времени проводили вместе. Они увлеченно спорили о живописи и стихах, интересовались «новым искусством», посещали открывшееся футуристическое кафе «Розовый фонарь» в Мамоновском переулке.
Владимир Маяковский к восторгу Веры выходил на балкон комнаты брата Льва и на всю Садовую громко читал свои стихи.
Молодежь воодушевилась идеей: издать первый поэтический сборник Маяковского. Изготавливали книгу кустарным способом: Володя писал тексты, Лев с приятелем Василием Чекрыгиным рисовали иллюстрации. Литографическим способом было издано триста экземпляров.
Друзья вместе придумали название сборника - «Я» и оригинальную обложку с желтым бантом, как у Маяковского. В дом к классику отечественного модерна начинающий поэт приходил в черной блузе с большим желто-канареечным бантом. Федор Осипович, который никогда не позволял себе вольностей и даже к завтраку выходил с иголочки одетым, не понимал такого эпатажа.
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Продолжаем вспоминать любимых дам Владимира Маяковского и сегодня наша история посвящается Вере Шехтель.
Гимназистка Верочка солнечным мартовским днем 1913 года, попрощавшись с подругами, вприпрыжку неслась домой на Большую Садовую с занятий. Она была младшей дочерью известного архитектора Франца-Альберта (Федора Осиповича) Шехтеля и его супруги Натальи Тимофеевны, урожденной Жегиной.
У трамвайной остановки стоял высоченный молодой человек в шляпе с широкими полями. Вера скользнула по нему глазами: «странный тип!»
Машинально поправив шапочку и убрав непослушный локон, она опустила глаза и степенной походкой прошла мимо. Незнакомец проводил ее внимательным взглядом.
Каково же было удивление Веры, когда вечером у себя дома в прихожей она увидела ту самую широкополую шляпу на вешалке! Оказалось, новый гость - это 20-летний Владимир Маяковский, друг ее брата Левы.
Лев Шехтель учился в Училище ваяния и зодчества и взахлеб рассказывал о новом знакомом: «Он начинающий поэт, невероятно талантливый!»
Верочке только минуло шестнадцать и она была похожа на свою красавицу мать. В семье было трое детей - Екатерина, Лев и Вера.
Дом, в котором жила семья Шехтель, был расположен по адресу Большая Садовая, 4.
Этот особняк Федор Осипович по своему проекту построил для собственной семьи в 1910 году. Садовая оправдывала свое название: везде деревья, палисадники с кустами сирени и жасмина. Плоская крыша дома использовалась как летняя веранда, вечерами семья Шехтелей пила здесь чай и любовалась Патриаршими прудами.
Федор Осипович Шехтель, по происхождению из обрусевших немцев, был создателем русского модерна в архитектуре.
По его проектам возводили типографии и особняки, доходные дома и магазины, гостиницы, банки и дачи. Только в Москве было построено более 60 зданий - Ярославский вокзал и типография «Утро России», особняк Степана Рябушинского и здание МХТ.
Дом славился своим гостеприимством. В начале двадцатого века у архитектора часто собиралась творческая интеллигенция того времени. Также здесь часто бывали друзья его сына. Городскую усадьбу посещали в разное время философ Павел Флоренский, авангардистка Наталья Гончарова.
Неоднократно, в кругу друзей и любителей музыки, здесь выступал Федор Иванович Шаляпин. В доме царила идиллия. До поры до времени...
И вот в гостях появился Володя Маяковский. Поздно вечером шестнадцатилетняя Вера сделала запись в своем дневнике: «5 марта 1913 года. Был у нас Маяковский, мне было очень странно познакомиться с ним, я часто, даже сегодня, встречала его в трамвае, и он меня интересует. Он футурист, светский человек, одним словом, моего лагеря. Люблю интересных людей!»
Восторженная гимназистка Вера Шехтель занималась рисованием и живописью, писала неплохие стихи. Поэтому новое знакомство ей показалось многообещающим:
«Мое страшно — мне нетерпение,
Но мне так хочется, так хочется к нему.
Обманом теплится костер души,
Костер затушенный — души застуженной,
О, не уноси последней искорки,
О ветер, черной мглы…»
Маяковский стал часто бывать в доме Шехтелей. С тех пор Вера и Владимир много времени проводили вместе. Они увлеченно спорили о живописи и стихах, интересовались «новым искусством», посещали открывшееся футуристическое кафе «Розовый фонарь» в Мамоновском переулке.
Владимир Маяковский к восторгу Веры выходил на балкон комнаты брата Льва и на всю Садовую громко читал свои стихи.
Молодежь воодушевилась идеей: издать первый поэтический сборник Маяковского. Изготавливали книгу кустарным способом: Володя писал тексты, Лев с приятелем Василием Чекрыгиным рисовали иллюстрации. Литографическим способом было издано триста экземпляров.
Друзья вместе придумали название сборника - «Я» и оригинальную обложку с желтым бантом, как у Маяковского. В дом к классику отечественного модерна начинающий поэт приходил в черной блузе с большим желто-канареечным бантом. Федор Осипович, который никогда не позволял себе вольностей и даже к завтраку выходил с иголочки одетым, не понимал такого эпатажа.
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Всем доброго утра! 📕
Продолжаем наше путешествие по личной жизни Владимира Маяковского.
Молодость поэта была очень бурной и следующей дамой стала:
3. Антонина Гумилина - художница и поэт, участвовала в выставках Московского товарищества художников, «Бубнового валета» и «Мира искусства».
Рязанская девушка, обладающая несомненными художественными талантами, приехала поступать в Училище живописи, ваяния и зодчества, где у нее училось немало друзей, и где до поры-до времени числился студентом Маяковский. Художниц Владимир не пропускал и коршуном налетел на нее, широко открывшую ему свои объятия и душу.
Следующая возлюбленная Маяковского Эльза Каган (после замужества Эльза Триоле), знавшая Антонину Гумилину и бывавшая у неё в Барашевском переулке ещё в свои гимназические годы, так описывала её в поздних воспоминаниях:
«Звали её Тоней — крепкая, тяжеловатая, некрасивая, особенная и простая, чёткая, аккуратная, она мне сразу полюбилась. Тоня была художницей, кажется мне — талантливой, и на всех её небольших картинах был изображён Маяковский, его знакомые и она сама. <…> Смутно помню, что Тоня также и писала, не знаю, прозу или стихи. О своей любви к Маяковскому она говорила с той естественностью, с какой говорят, что сегодня солнечно или что море большое».
После того, как Владимир, нарисовав девушке «волшебную жизнь», получил желаемое, оставил ее в комнате и ушел за новыми приключениями, Антонина только и изображала его и их воображаемую свадьбу на своих картинах.
Художник Роскин, учившийся с Антониной в студии бубнововалетчика Ильи Машкова, так описывал акварель «Свадьба Маяковского»:
«В центре свадебного стола сидел Маяковский в цилиндре, во фраке, красивый и очень похоже нарисованный; по правую сторону она изобразила себя в подвенечном белом платье, а слева от Владимира Владимировича сидел толстый Давид Бурлюк с неизменным лорнетом в руке, и эту центральную группу окружали знакомые — молодые художники нашей мастерской, в их числе я легко нашел и себя».
Талантливая Гумилина и вправду зациклилась на поэте и даже изобразила его в своей «Тайной вечере» в роли Христа. Потом она вышла замуж за художника Эдуарда Шимана, но всё равно продолжала страдать по Маяковскому.
Антонина также посвятила Владимиру поэму «Двое в одном сердце», от которой осталась всего одна строчка:
«Только о себе, только о себе, пусть о другом не будет речи…».
По словам Якобсона, Гумилина была одним из прообразов Марии в поэме «Облако в штанах», киносценарии «Как поживаете?» (1926; Девушка-самоубийца), пьесе «Клоп» (1929; Зоя Березкина).
А в ее картинах раскрывалась одна-единственная тема: она и Маяковский:
«Гумилина была талантливая женщина, очень хорошая художница. На всех ее картинах была изображена она сама и Маяковский. Хорошо помню одну картину: комнату под утро, она в рубашке сидит в постели, поправляет, кажется, волосы. А Маяковский стоит у окна, в брюках и рубашке, босиком, с дьявольскими копытцами, точно как в «Облаке» – «Плавлю лбом стекло окошечное…».
После того, как надежды на продолжение романа с Владимиром оборвались, Антонина
Из воспоминаний Лили Брик:
«Ну, как от такого мужа не броситься в окно», - прокомментировал Маяковский с наигранным равнодушием. Он всю жизнь тяжело переживал смерть Антонины».
Из книги Дмитрия Быкова «Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях»:
«Интересно, что он рассказывал о ней Татьяне Яковлевой, хотя, казалось бы, Татьяне-то какое дело до этой истории, до ранней любви, за пятнадцать лет до знакомства с нею? Но в биографии Маяковского она в самом деле играла странную роль, постоянно о себе напоминая; тут что-то вроде проклятия, передаваемого через любовный акт в недавнем американском триллере «It Follows» («Оно»). Есть проклятие, от него можно избавиться, передав его другому, — но, странное дело, иногда передача не спасает, и ты остаешься уязвимым….
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Продолжаем наше путешествие по личной жизни Владимира Маяковского.
Молодость поэта была очень бурной и следующей дамой стала:
3. Антонина Гумилина - художница и поэт, участвовала в выставках Московского товарищества художников, «Бубнового валета» и «Мира искусства».
Рязанская девушка, обладающая несомненными художественными талантами, приехала поступать в Училище живописи, ваяния и зодчества, где у нее училось немало друзей, и где до поры-до времени числился студентом Маяковский. Художниц Владимир не пропускал и коршуном налетел на нее, широко открывшую ему свои объятия и душу.
Следующая возлюбленная Маяковского Эльза Каган (после замужества Эльза Триоле), знавшая Антонину Гумилину и бывавшая у неё в Барашевском переулке ещё в свои гимназические годы, так описывала её в поздних воспоминаниях:
«Звали её Тоней — крепкая, тяжеловатая, некрасивая, особенная и простая, чёткая, аккуратная, она мне сразу полюбилась. Тоня была художницей, кажется мне — талантливой, и на всех её небольших картинах был изображён Маяковский, его знакомые и она сама. <…> Смутно помню, что Тоня также и писала, не знаю, прозу или стихи. О своей любви к Маяковскому она говорила с той естественностью, с какой говорят, что сегодня солнечно или что море большое».
После того, как Владимир, нарисовав девушке «волшебную жизнь», получил желаемое, оставил ее в комнате и ушел за новыми приключениями, Антонина только и изображала его и их воображаемую свадьбу на своих картинах.
Художник Роскин, учившийся с Антониной в студии бубнововалетчика Ильи Машкова, так описывал акварель «Свадьба Маяковского»:
«В центре свадебного стола сидел Маяковский в цилиндре, во фраке, красивый и очень похоже нарисованный; по правую сторону она изобразила себя в подвенечном белом платье, а слева от Владимира Владимировича сидел толстый Давид Бурлюк с неизменным лорнетом в руке, и эту центральную группу окружали знакомые — молодые художники нашей мастерской, в их числе я легко нашел и себя».
Талантливая Гумилина и вправду зациклилась на поэте и даже изобразила его в своей «Тайной вечере» в роли Христа. Потом она вышла замуж за художника Эдуарда Шимана, но всё равно продолжала страдать по Маяковскому.
Антонина также посвятила Владимиру поэму «Двое в одном сердце», от которой осталась всего одна строчка:
«Только о себе, только о себе, пусть о другом не будет речи…».
По словам Якобсона, Гумилина была одним из прообразов Марии в поэме «Облако в штанах», киносценарии «Как поживаете?» (1926; Девушка-самоубийца), пьесе «Клоп» (1929; Зоя Березкина).
А в ее картинах раскрывалась одна-единственная тема: она и Маяковский:
«Гумилина была талантливая женщина, очень хорошая художница. На всех ее картинах была изображена она сама и Маяковский. Хорошо помню одну картину: комнату под утро, она в рубашке сидит в постели, поправляет, кажется, волосы. А Маяковский стоит у окна, в брюках и рубашке, босиком, с дьявольскими копытцами, точно как в «Облаке» – «Плавлю лбом стекло окошечное…».
После того, как надежды на продолжение романа с Владимиром оборвались, Антонина
покончила с собой под действием наркотических веществ, выбросившись из окна. Из воспоминаний Лили Брик:
«Ну, как от такого мужа не броситься в окно», - прокомментировал Маяковский с наигранным равнодушием. Он всю жизнь тяжело переживал смерть Антонины».
Из книги Дмитрия Быкова «Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях»:
«Интересно, что он рассказывал о ней Татьяне Яковлевой, хотя, казалось бы, Татьяне-то какое дело до этой истории, до ранней любви, за пятнадцать лет до знакомства с нею? Но в биографии Маяковского она в самом деле играла странную роль, постоянно о себе напоминая; тут что-то вроде проклятия, передаваемого через любовный акт в недавнем американском триллере «It Follows» («Оно»). Есть проклятие, от него можно избавиться, передав его другому, — но, странное дело, иногда передача не спасает, и ты остаешься уязвимым….
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Доброго утра, дорогие книголюбы!
Сегодня мы поговорим еще об одной интересной девушке в жизни Владимира Маяковского
4. Софья Шамардина.
Одна хорошая провинциальная девочка, умница и красавица, родительская отрада, в 1913 году приехала из Минска в Петербург учиться на Бестужевских курсах.
Она окончила минскую гимназию с отличием, прилежание было также выше всяких похвал. А учитывая, что ее отец, мелкий минский чиновник, откуда-то хорошо знал Корнея Ивановича Чуковского, это было несомненным преимуществом. Корней Иванович чудесно относился к маленькой Софье. Может быть, он даже был слегка влюблен в нее — даром что Соня была совсем еще ребенок.
Ну, это она для Чуковского ребенок (ему тридцать один, ей семнадцать), а для самой себя она — совершенно взрослая. Еще бы — в семнадцать.
И вот она, Софья Шамардина, маленькая минчанка необыкновенной красоты, в Петербурге.
Говорят, мимо Софьи невозможно было пройти, не остановившись. Даже женщины не могли сдержать восторженных возгласов, хотя иным это очень хотелось. Соня Шамардина была необыкновенно красива: глаза, рот, руки. Низкий грудной голос потрясающего тембра, тепло , исходящее от глаз. Нежность, сквозящая в движениях.
❓Кто первый влюбился в нее — Маяковский или Северянин?
Наверное, Северянин, потому что это у него в стихах Соня Шамардина прекрасная дама, Муза, возлюбленная, героиня:
«Люби меня, как хочется любить,
Не мысля, не страшась, не рассуждая.
Будь мной, и мне позволь тобою быть.
Теперь зима. Но слышишь поступь мая?
Мелодию сирени? Краски птиц?
Люби меня, натуры не ломая!
Бери меня! Клони скорее ниц!»
Это — обращаясь к ней.
А вот — обращаясь к Маяковскому:
«И, наконец, ты помнишь Сонку,
Почти мою, совсем твою,
Такую шалую девчонку,
Такую нежную змею?..»
Но она не помнила о Северянине. Она помнила только о Маяковском.
Из воспоминаний Софьи:
«Маяковского увидела и услышала первый раз осенью 1913 года в Петербурге в Медицинском институте. Лекцию о футуристах читал К. Чуковский, который и взял меня с собой в институт, чтоб показать живых, настоящих футуристов. Маяковского я уже знала по нескольким стихотворениям, и он уже был «мой» поэт. Читала и «Пощечину общественному вкусу».
После Корнея Ивановича вышел на эстраду Маяковский — в желтой кофте, с нагловатым, как мне показалось, лицом — и стал читать. Никого больше не помню, хотя, наверно, были и Бурлюки, и Крученых.
После лекции Корней Иванович познакомил меня с Маяковским. Я с радостью согласилась в изменение нашего с К. И. плана о поездке после лекции в Гельсингфорс — ехать в «Бродячую собаку», так как туда же вместе с Чуковским направлялся и Маяковский.
Мы приехали в «Собаку» часов в 12. Маяковский сначала ушел от нас, но скоро подсел к нашему столу рядом со мной. Я сидела между ним и Чуковским, счастливая и гордая вниманием поэта.
За нашим столом сидели сатириконцы (Радаков, еще кто-то), на которых тщетно пытался обратить мое внимание Корней Иванович. Мне уж никто не был нужен, никто не интересен. Мы пили вдвоем какое-то вино, и Маяковский читал мне стихи. О чем мы говорили — я не помню. Помню только, что К. И. не раз взывал ко мне: «пора домой», «Сонечка, не пейте», «Сонка, я вижу, что поэт оттеснил бедного критика» и т. п.
Только когда у К. И. началась мигрень, мы вышли на темную, пустую Михайловскую площадь. Маяковский, Корней Иванович и я.
Корней Иванович ворчал, недовольный тем, что мы так долго сидели в «Бродячей собаке», что у него болит голова, а надо отвозить меня».
«Я ее провожу», — сказал Маяковский. Корней Иванович заколебался. Провожатый казался ему не очень надежным. Но сама провожаемая совсем не протестовала. Мигрень у К.И. была сильная, и она решила вопрос. Он очень торжественно и значительно поцеловал меня в лоб и сказал:
«Помните, я знаю ее папу и маму».
«Я жила на какой-то линии Васильевского острова, недалеко от Бестужевских курсов, на которых довольно старательно училась до встречи с Маяковским.
Корней Иванович ушел, и мы остались с Маяковским одни.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Сегодня мы поговорим еще об одной интересной девушке в жизни Владимира Маяковского
4. Софья Шамардина.
Одна хорошая провинциальная девочка, умница и красавица, родительская отрада, в 1913 году приехала из Минска в Петербург учиться на Бестужевских курсах.
Она окончила минскую гимназию с отличием, прилежание было также выше всяких похвал. А учитывая, что ее отец, мелкий минский чиновник, откуда-то хорошо знал Корнея Ивановича Чуковского, это было несомненным преимуществом. Корней Иванович чудесно относился к маленькой Софье. Может быть, он даже был слегка влюблен в нее — даром что Соня была совсем еще ребенок.
Ну, это она для Чуковского ребенок (ему тридцать один, ей семнадцать), а для самой себя она — совершенно взрослая. Еще бы — в семнадцать.
И вот она, Софья Шамардина, маленькая минчанка необыкновенной красоты, в Петербурге.
Говорят, мимо Софьи невозможно было пройти, не остановившись. Даже женщины не могли сдержать восторженных возгласов, хотя иным это очень хотелось. Соня Шамардина была необыкновенно красива: глаза, рот, руки. Низкий грудной голос потрясающего тембра, тепло , исходящее от глаз. Нежность, сквозящая в движениях.
❓Кто первый влюбился в нее — Маяковский или Северянин?
Наверное, Северянин, потому что это у него в стихах Соня Шамардина прекрасная дама, Муза, возлюбленная, героиня:
«Люби меня, как хочется любить,
Не мысля, не страшась, не рассуждая.
Будь мной, и мне позволь тобою быть.
Теперь зима. Но слышишь поступь мая?
Мелодию сирени? Краски птиц?
Люби меня, натуры не ломая!
Бери меня! Клони скорее ниц!»
Это — обращаясь к ней.
А вот — обращаясь к Маяковскому:
«И, наконец, ты помнишь Сонку,
Почти мою, совсем твою,
Такую шалую девчонку,
Такую нежную змею?..»
Но она не помнила о Северянине. Она помнила только о Маяковском.
Из воспоминаний Софьи:
«Маяковского увидела и услышала первый раз осенью 1913 года в Петербурге в Медицинском институте. Лекцию о футуристах читал К. Чуковский, который и взял меня с собой в институт, чтоб показать живых, настоящих футуристов. Маяковского я уже знала по нескольким стихотворениям, и он уже был «мой» поэт. Читала и «Пощечину общественному вкусу».
После Корнея Ивановича вышел на эстраду Маяковский — в желтой кофте, с нагловатым, как мне показалось, лицом — и стал читать. Никого больше не помню, хотя, наверно, были и Бурлюки, и Крученых.
После лекции Корней Иванович познакомил меня с Маяковским. Я с радостью согласилась в изменение нашего с К. И. плана о поездке после лекции в Гельсингфорс — ехать в «Бродячую собаку», так как туда же вместе с Чуковским направлялся и Маяковский.
Мы приехали в «Собаку» часов в 12. Маяковский сначала ушел от нас, но скоро подсел к нашему столу рядом со мной. Я сидела между ним и Чуковским, счастливая и гордая вниманием поэта.
За нашим столом сидели сатириконцы (Радаков, еще кто-то), на которых тщетно пытался обратить мое внимание Корней Иванович. Мне уж никто не был нужен, никто не интересен. Мы пили вдвоем какое-то вино, и Маяковский читал мне стихи. О чем мы говорили — я не помню. Помню только, что К. И. не раз взывал ко мне: «пора домой», «Сонечка, не пейте», «Сонка, я вижу, что поэт оттеснил бедного критика» и т. п.
Только когда у К. И. началась мигрень, мы вышли на темную, пустую Михайловскую площадь. Маяковский, Корней Иванович и я.
Корней Иванович ворчал, недовольный тем, что мы так долго сидели в «Бродячей собаке», что у него болит голова, а надо отвозить меня».
«Я ее провожу», — сказал Маяковский. Корней Иванович заколебался. Провожатый казался ему не очень надежным. Но сама провожаемая совсем не протестовала. Мигрень у К.И. была сильная, и она решила вопрос. Он очень торжественно и значительно поцеловал меня в лоб и сказал:
«Помните, я знаю ее папу и маму».
«Я жила на какой-то линии Васильевского острова, недалеко от Бестужевских курсов, на которых довольно старательно училась до встречи с Маяковским.
Корней Иванович ушел, и мы остались с Маяковским одни.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Всем доброго утра! 📕
Сегодня мы поговорим о музе Владимира Маяковского, которая стала прообразом героини поэмы «Облако в штанах»
5. Мария Денисова - российская и советская художница и скульптор.
С Марией Владимир встретился в Одессе в 1914 году — во время турне футуристов. Ему было 20, ей - 19.
Обстоятельства их знакомства Каменский описывает так:
«Кругом, греясь на солнце, гуляла публика.
Я вдруг заметил совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу.
Она шла рядом с молодой дамой, очень на нее похожей. С ними был мужчина средних лет.
Я сказал:
— Володичка, взгляни сюда…
Маяковский обернулся, пристально оглядел девушку и как-то сразу забеспокоился:
— Вот что, вы останьтесь здесь или как хотите, а я пойду и буду в гостинице через… Ну, словом, скоро.
Он быстро отошел и скрылся в толпе».
Маяковский долго не возвращался в гостиницу, а когда вернулся — отказался от обеда и угощал Бурлюка и Каменского шампанским: «Встретил компанию знакомых из Москвы. Сели играть в карты, и я всех обыграл. Угощаю».
На самом деле в первый же день знакомства Маяковский и Мария Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся «улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий».
16 января проходил поэтический вечер в Русском театре.
Маяковский — которого в газетах назвали «очень развязным молодым человеком в розовом пиджаке» — был серьезен, рассеян и равнодушен к публике. Его занимала только Мария Денисова.
Из книги Быкова Д.Л. «Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях»:
«Бурлюк демонстрировал скепсис:
— Из первой любви никогда ничего не выходит.
— У всех не выходит — у меня выйдет.
— Но надо ехать.
— Поезжайте. Я останусь.
— Без нас?!
— Без вас не останусь.
— Но нас ждут в Кишиневе. Театр снят, афиши расклеены.
В конце концов Маяковский назначил решительное объяснение на последний день пребывания в Одессе. Таким образом действие «Облака в штанах» — тот самый вечер, «хмурый, декабрый», — был в действительности ясный, январый, 20 января.
На другой день после объяснения Маяковский мрачно сказал:
— Едем.
Утром на корабле при сильной качке отплыли в Николаев. Из Николаева в Кишинев отправились международным вагоном. Маяковский не отзывался на разговоры, не огрызался на подначки и повторял на разные лады северянинское:
— Это было у моря…
Наконец, резко сместив ритм и словно вырубая ступени в скале:
— Это было. Было в Одессе.
Через четверть часа была готова первая строфа. Он беспрерывно повторял новые строчки».
На предложение руки и сердца Денисова ответила отказом, зато родилась поэма «Облако в штанах», а Мария стала ее лирической героиней.
«Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.»
Маяковский вернулся в Москву и думал, что никогда больше с Марией не увидится, но вышло иначе. Она вышла замуж за Василия Строева, инженера, которому уже дала согласие, но Маяковский спутал карты. Она опоздала к нему в гостиницу, видимо, именно потому, что колебалась, не решаясь отказать поэту окончательно. Однако после трех дней знакомства выходить замуж за полубезумного футуриста — это слишком даже для 1914 года, для Одессы, для двадцатилетней художницы.
Мария родилась 21 ноября 1894 года в деревне Старая Гжатского уезда Смоленской губернии. Училась в Одессе, сперва в женской гимназии, потом в частной художественной студии. После замужества сразу уехала с мужем в Швейцарию, родила дочь Алису, училась в Лозанне и Женеве, а в 1918 году решила вернуться в революционную Россию. Муж остался в Европе, жил в Англии, куда к нему потом вернулась Алиса.
А Мария Денисова, оставив дочь у родственников, пошла в Первую конную армию начальникам художественно-агитационного отдела. Была ранена. Трижды болела тифом.
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Сегодня мы поговорим о музе Владимира Маяковского, которая стала прообразом героини поэмы «Облако в штанах»
5. Мария Денисова - российская и советская художница и скульптор.
С Марией Владимир встретился в Одессе в 1914 году — во время турне футуристов. Ему было 20, ей - 19.
Обстоятельства их знакомства Каменский описывает так:
«Кругом, греясь на солнце, гуляла публика.
Я вдруг заметил совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу.
Она шла рядом с молодой дамой, очень на нее похожей. С ними был мужчина средних лет.
Я сказал:
— Володичка, взгляни сюда…
Маяковский обернулся, пристально оглядел девушку и как-то сразу забеспокоился:
— Вот что, вы останьтесь здесь или как хотите, а я пойду и буду в гостинице через… Ну, словом, скоро.
Он быстро отошел и скрылся в толпе».
Маяковский долго не возвращался в гостиницу, а когда вернулся — отказался от обеда и угощал Бурлюка и Каменского шампанским: «Встретил компанию знакомых из Москвы. Сели играть в карты, и я всех обыграл. Угощаю».
На самом деле в первый же день знакомства Маяковский и Мария Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся «улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий».
16 января проходил поэтический вечер в Русском театре.
Маяковский — которого в газетах назвали «очень развязным молодым человеком в розовом пиджаке» — был серьезен, рассеян и равнодушен к публике. Его занимала только Мария Денисова.
Из книги Быкова Д.Л. «Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях»:
«Бурлюк демонстрировал скепсис:
— Из первой любви никогда ничего не выходит.
— У всех не выходит — у меня выйдет.
— Но надо ехать.
— Поезжайте. Я останусь.
— Без нас?!
— Без вас не останусь.
— Но нас ждут в Кишиневе. Театр снят, афиши расклеены.
В конце концов Маяковский назначил решительное объяснение на последний день пребывания в Одессе. Таким образом действие «Облака в штанах» — тот самый вечер, «хмурый, декабрый», — был в действительности ясный, январый, 20 января.
На другой день после объяснения Маяковский мрачно сказал:
— Едем.
Утром на корабле при сильной качке отплыли в Николаев. Из Николаева в Кишинев отправились международным вагоном. Маяковский не отзывался на разговоры, не огрызался на подначки и повторял на разные лады северянинское:
— Это было у моря…
Наконец, резко сместив ритм и словно вырубая ступени в скале:
— Это было. Было в Одессе.
Через четверть часа была готова первая строфа. Он беспрерывно повторял новые строчки».
На предложение руки и сердца Денисова ответила отказом, зато родилась поэма «Облако в штанах», а Мария стала ее лирической героиней.
«Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.»
Маяковский вернулся в Москву и думал, что никогда больше с Марией не увидится, но вышло иначе. Она вышла замуж за Василия Строева, инженера, которому уже дала согласие, но Маяковский спутал карты. Она опоздала к нему в гостиницу, видимо, именно потому, что колебалась, не решаясь отказать поэту окончательно. Однако после трех дней знакомства выходить замуж за полубезумного футуриста — это слишком даже для 1914 года, для Одессы, для двадцатилетней художницы.
Мария родилась 21 ноября 1894 года в деревне Старая Гжатского уезда Смоленской губернии. Училась в Одессе, сперва в женской гимназии, потом в частной художественной студии. После замужества сразу уехала с мужем в Швейцарию, родила дочь Алису, училась в Лозанне и Женеве, а в 1918 году решила вернуться в революционную Россию. Муж остался в Европе, жил в Англии, куда к нему потом вернулась Алиса.
А Мария Денисова, оставив дочь у родственников, пошла в Первую конную армию начальникам художественно-агитационного отдела. Была ранена. Трижды болела тифом.
📕 Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Всем привет! 📕
Недавно в разговоре об Антонине Гумилиной я упомянула еще одну девушку Эльзу Каган (Триоле), младшую сестру знаменитой любви Владимира Маяковского - Лили Брик. Сегодня наша беседа будет посвящена Эльзе.
6. Эльза Триоле (урождённая Элла Юрьевна Каган) родилась в 1896 году в Москве.
Отец знаменитых сестер, Урий Александрович Каган, был крупным московским адвокатом, специализировавшимся на делах о защите прав национальных меньшинств. Как известный коллекционер и знаток литературы, он состоял в Литературно-художественном кружке – члены его, культурная элита Москвы, часто бывали в доме Каганов.
Жена Урия Александровича, рижанка Елена Юльевна Берман, происходила из богатой и очень культурной семьи, училась в Московской консерватории, но, рано выйдя замуж, оставила сцену ради семьи. В этой чисто еврейской семье не говорили тем не менее ни на идише, ни на иврите, но свободно изъяснялись на немецком и французском.
Старшим ребенком была Лиля – она родилась 11 ноября 1891 года. Имя ей дали в честь возлюбленной Гёте Лили Шенеман.
Через пять лет, 12 сентября 1896 года, родилась вторая сестра, которую назвали Элла – в честь еще одной героини поэзии Гёте (Эльзой она стала называть себя позднее).
Сестры были очень красивы: ярко-рыжая, с огромными карими глазами Лиля и белокурая, хрупкая, голубоглазая Эльза.
Эльза была во многом противоположна Лиле. Послушная и прилежная, она всегда доводила до конца любое начатое дело. Закончила гимназию с золотой медалью, затем с отличием – Архитектурный институт.
Эльза дружила с сестрами Идой и Алей Хвас, в доме которых всегда было много людей искусства.
Как-то в 1911 году семнадцатилетняя Эльза Каган зашла в гости к своим подругам. У них был хлебосольный дом. Родители девочек приглашали к себе молодых художников, музыкантов и поэтов.
В тот вечер в хвасовской квартире выступал молодой, высокий и симпатичный поэт. Он смотрел вперёд невидящим взглядом, говорил громовым голосом и казался грозным явлением природы. То был Владимир Маяковский.
Эльза вспоминала тот день:
«Я сидела девчонка девчонкой, слушала и теребила бусы на шее... Нитка разорвалась, бусы посыпались, покатились во все стороны. Я под стол, собирать, а Маяковский за мной, помогать. На всю долгую жизнь запомнились полутьма, портняжий сор (мать Иды и Али была модной московской портнихой) булавки, нитки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку».
Именно на Эльзу изначально и обратил внимание Владимир Маяковский. Он был так настойчив, что девушка испугалась. Они начали встречаться примерно через год после знакомства.
Маяковский появлялся у Каганов чуть ли не каждый день – к огромному неудовольствию родителей Эльзы. Они не одобряли увлечения дочери – к тому же Маяковский никогда не отличался постоянством в любовных делах. За то время, что он встречался с Эльзой, у него были бурные романы с Марией Денисовой в Одессе и Софьей Шамардиной в Петербурге, с художницами Антониной Гумилиной и Евгенией Ланг. Но отношениям с Эльзой это ничуть не мешало…
Дошло до того, что мать пожаловалась старшей дочери на младшую. Лиля поговорила с Эльзой и объяснила: «Из-за твоего Маяковского мама плачет».
Эльза готова была отступиться от своей любви, но поэт не собирался от неё отказываться. Когда девушка уехала ухаживать за больным отцом в подмосковный поселок, Владимир узнал адрес и поехал следом. Он не подходил к дому, где проживала возлюбленная, а дождался ее на станции.
Спустя годы Эльза написала:
«Володя мне вспоминается - как тень, бредущая рядом со мной по пустой дачной улице. Злобствуя на меня, Володя шел на расстоянии, и в темноте, не обращаясь ко мне, скользил вдоль заборов его голос, стихами. <...> В эту ночь зажглось во мне великолепное, огромное, беспредельное чувство восхищения и преданнейшей дружбы...»
Но не только дружбы, конечно. Эльза, покоренная настойчивостью, приезжала в город к Маяковскому и там встречалась с ним в пустой московской квартире.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Недавно в разговоре об Антонине Гумилиной я упомянула еще одну девушку Эльзу Каган (Триоле), младшую сестру знаменитой любви Владимира Маяковского - Лили Брик. Сегодня наша беседа будет посвящена Эльзе.
6. Эльза Триоле (урождённая Элла Юрьевна Каган) родилась в 1896 году в Москве.
Отец знаменитых сестер, Урий Александрович Каган, был крупным московским адвокатом, специализировавшимся на делах о защите прав национальных меньшинств. Как известный коллекционер и знаток литературы, он состоял в Литературно-художественном кружке – члены его, культурная элита Москвы, часто бывали в доме Каганов.
Жена Урия Александровича, рижанка Елена Юльевна Берман, происходила из богатой и очень культурной семьи, училась в Московской консерватории, но, рано выйдя замуж, оставила сцену ради семьи. В этой чисто еврейской семье не говорили тем не менее ни на идише, ни на иврите, но свободно изъяснялись на немецком и французском.
Старшим ребенком была Лиля – она родилась 11 ноября 1891 года. Имя ей дали в честь возлюбленной Гёте Лили Шенеман.
Через пять лет, 12 сентября 1896 года, родилась вторая сестра, которую назвали Элла – в честь еще одной героини поэзии Гёте (Эльзой она стала называть себя позднее).
Сестры были очень красивы: ярко-рыжая, с огромными карими глазами Лиля и белокурая, хрупкая, голубоглазая Эльза.
Эльза была во многом противоположна Лиле. Послушная и прилежная, она всегда доводила до конца любое начатое дело. Закончила гимназию с золотой медалью, затем с отличием – Архитектурный институт.
Эльза дружила с сестрами Идой и Алей Хвас, в доме которых всегда было много людей искусства.
Как-то в 1911 году семнадцатилетняя Эльза Каган зашла в гости к своим подругам. У них был хлебосольный дом. Родители девочек приглашали к себе молодых художников, музыкантов и поэтов.
В тот вечер в хвасовской квартире выступал молодой, высокий и симпатичный поэт. Он смотрел вперёд невидящим взглядом, говорил громовым голосом и казался грозным явлением природы. То был Владимир Маяковский.
Эльза вспоминала тот день:
«Я сидела девчонка девчонкой, слушала и теребила бусы на шее... Нитка разорвалась, бусы посыпались, покатились во все стороны. Я под стол, собирать, а Маяковский за мной, помогать. На всю долгую жизнь запомнились полутьма, портняжий сор (мать Иды и Али была модной московской портнихой) булавки, нитки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку».
Именно на Эльзу изначально и обратил внимание Владимир Маяковский. Он был так настойчив, что девушка испугалась. Они начали встречаться примерно через год после знакомства.
Маяковский появлялся у Каганов чуть ли не каждый день – к огромному неудовольствию родителей Эльзы. Они не одобряли увлечения дочери – к тому же Маяковский никогда не отличался постоянством в любовных делах. За то время, что он встречался с Эльзой, у него были бурные романы с Марией Денисовой в Одессе и Софьей Шамардиной в Петербурге, с художницами Антониной Гумилиной и Евгенией Ланг. Но отношениям с Эльзой это ничуть не мешало…
Дошло до того, что мать пожаловалась старшей дочери на младшую. Лиля поговорила с Эльзой и объяснила: «Из-за твоего Маяковского мама плачет».
Эльза готова была отступиться от своей любви, но поэт не собирался от неё отказываться. Когда девушка уехала ухаживать за больным отцом в подмосковный поселок, Владимир узнал адрес и поехал следом. Он не подходил к дому, где проживала возлюбленная, а дождался ее на станции.
Спустя годы Эльза написала:
«Володя мне вспоминается - как тень, бредущая рядом со мной по пустой дачной улице. Злобствуя на меня, Володя шел на расстоянии, и в темноте, не обращаясь ко мне, скользил вдоль заборов его голос, стихами. <...> В эту ночь зажглось во мне великолепное, огромное, беспредельное чувство восхищения и преданнейшей дружбы...»
Но не только дружбы, конечно. Эльза, покоренная настойчивостью, приезжала в город к Маяковскому и там встречалась с ним в пустой московской квартире.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕
Вот и приблизились мы к самой большой любви Владимира Маяковского, которой он посвятил большую часть своих стихотворений, Лиле Брик.
И начать наш разговор мне хочется со стихотворения «Лиличка», написаного поэтом в 1916 году.
«
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг».
Примечательно, что стихотворение «Лиличка!» Владимир написал, когда
Лиля находилась с ним в одной комнате.
Обращение к девушке начинается с подзаголовка «Вместо письма».
Фактически этими словами поэт как будто настраивает струны своей души, мелодию которой читатель услышит в следующее мгновение. Это своеобразный камертон для поэтической скрипки, которая не может сфальшивить при исполнении элегии чувств.
Минорная тема звучит уже в самых первых строках, когда поэт описывает прокуренную комнату, в которой «дым воздух выел» и сравнивает ее с адом.
И следом холодок начинает сбегать по спине, от понимания, что близится расставание героев.
А Владимир не жалеет метафор и рваных, рубленных рифм, раскаляя до бела свой поэтический меч.
И вот уже «сердце в железе» и «сломанная дрожью рука» тянется в какой-то несуществующий рукав, «бросая тело в улицу».
Уже эта фраза звучит аллегорической мыслью о самоубийстве.
Душа поэта кричит «отчаянием иссечась» и он просит о расставании, не дожидаясь ссоры и критической ситуации, которая угадывается в стихотворении. Для девушки любовь стала тяжелой ношей, которую приходится таскать за собой, а для героя - она приносит сплошные страдания, муки ревности не покидают его, ведь он даже не знает, с кем проводит время его возлюбленная. Герой не знает покоя и отдыха, но он скорее констатирует этот факт, нежели жалуется на него. «Мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени», — признается поэт, подразумевая, что ни на что не променяет эту любовную муку.
Маяковский создает образы двух животных (быка и слона). Измученные трудом и жарой, они отправляются на отдых в тихое и спокойное место. Точно так же измучен любовью и ревностью герой, только сбежать и перевести дух для него абсолютно невозможно.
В заключительных строках послания Маяковский выражает уверенность, что возлюбленная забудет поэта, но даже разлюбившая и охладевшая, она останется дорога сердцу героя, готового «последней нежностью выстелить» ее уходящий шаг.
Мне кажется, именно в этом стихотворении наиболее ярко обнажилась страстная натура поэта, способная на пылкую, необузданную, всепоглощающую любовь, в которой возлюбленная приравнивается к божеству.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
Вот и приблизились мы к самой большой любви Владимира Маяковского, которой он посвятил большую часть своих стихотворений, Лиле Брик.
И начать наш разговор мне хочется со стихотворения «Лиличка», написаного поэтом в 1916 году.
«
Вместо письмаДым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг».
Примечательно, что стихотворение «Лиличка!» Владимир написал, когда
Лиля находилась с ним в одной комнате.
Обращение к девушке начинается с подзаголовка «Вместо письма».
Фактически этими словами поэт как будто настраивает струны своей души, мелодию которой читатель услышит в следующее мгновение. Это своеобразный камертон для поэтической скрипки, которая не может сфальшивить при исполнении элегии чувств.
Минорная тема звучит уже в самых первых строках, когда поэт описывает прокуренную комнату, в которой «дым воздух выел» и сравнивает ее с адом.
И следом холодок начинает сбегать по спине, от понимания, что близится расставание героев.
А Владимир не жалеет метафор и рваных, рубленных рифм, раскаляя до бела свой поэтический меч.
И вот уже «сердце в железе» и «сломанная дрожью рука» тянется в какой-то несуществующий рукав, «бросая тело в улицу».
Уже эта фраза звучит аллегорической мыслью о самоубийстве.
Душа поэта кричит «отчаянием иссечась» и он просит о расставании, не дожидаясь ссоры и критической ситуации, которая угадывается в стихотворении. Для девушки любовь стала тяжелой ношей, которую приходится таскать за собой, а для героя - она приносит сплошные страдания, муки ревности не покидают его, ведь он даже не знает, с кем проводит время его возлюбленная. Герой не знает покоя и отдыха, но он скорее констатирует этот факт, нежели жалуется на него. «Мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени», — признается поэт, подразумевая, что ни на что не променяет эту любовную муку.
Маяковский создает образы двух животных (быка и слона). Измученные трудом и жарой, они отправляются на отдых в тихое и спокойное место. Точно так же измучен любовью и ревностью герой, только сбежать и перевести дух для него абсолютно невозможно.
В заключительных строках послания Маяковский выражает уверенность, что возлюбленная забудет поэта, но даже разлюбившая и охладевшая, она останется дорога сердцу героя, готового «последней нежностью выстелить» ее уходящий шаг.
Мне кажется, именно в этом стихотворении наиболее ярко обнажилась страстная натура поэта, способная на пылкую, необузданную, всепоглощающую любовь, в которой возлюбленная приравнивается к божеству.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Маяковский
