Последние дни читаю про культурную жизнь Нижнего здесь, но когда увидела ещё и здесь, это стало последней каплей, и воспоминания посыпались, как камешки из опрокинутой шкатулки.

Дело в том, что с Нижним я познакомилась, приехав одним днём на концерт, но концерт стал, пожалуй, не главным впечатлением того дня.
Сам Нижний оказался прекрасен. С раннего утра и до вечера я бродила по его шумным шоссе и уютным переулкам, заходила во все храмы и монастыри по пути, любовалась своей Волгой и её встречей с Окой. Свежее, недавно вставшее осеннее солнце накинуло на город дымку контрового света, словно лёгкий газовый шарф. За этой дымкой можно было разглядеть что угодно: современные дома и купеческие терема XIX века, баржи, идущие по реке сейчас, и те, что неторопливо двигались за бурлаками к Рыбной слободе северной Волги. На левом берегу, казалось, заметишь припрятанные в керженских лесах старообрядческие скиты – осталось только ещё чуть-чуть присмотреться.. На нашем же берегу по городским плечам рассыпались храмы так же, как в любимом левобережном Тутаеве, и их золотые кресты перекликались к солнцем.
Да, Нижний был прекрасен, и вечерние Лист и Рахманинов добавили красоты в этот холст, но не сотворили его.

Тогда мне не с кем было видеться в Нижнем, а теперь мечтаю приехать туда и обязательно позвонить человеку, с которым меня познакомили Соловки и наш музей.

Леонид Гройсман – нижегородский фотограф, занимающийся фотографией с детства, так как и его отец был фотографом. Когда я несколько лет назад познакомилась с Леонидом, у него был замечательный альбом сельских храмов Нижегородской глубинки, потрясающая серия фотографий из Анзерского скита, а теперь есть и серия фотографий наших воинов. Искала эпитет, чтобы описать её, и не нашла, а говорить что-то общее не хочется. Лучше не говорить.

Скажу только, что когда Леонид приезжал в Москву и на нашем музейном вечере устроил показ Анзерской и военной серий, то после Анзерской захлопали сразу и очень тепло, а после военной.. после неё какое-то время все молчали, и только после Леониду полетели горячие аплодисменты. Там, в этой серии, есть и боль, и строгость, и решимость, и крепость, и обречённость, и невероятный свет – всё то, что можно встретить в лице человека «оттуда», из того мира, что уже не наш, но ещё и не тот, дальний. Из того междумирья, где находятся люди, идущие в ногу со смертью – и с Жизнью вечной.

Леонид начал ездить туда как волонтёр, но его талант проявился там, возможно, ещё ярче, чем здесь.

Мне очень хочется проиллюстрировать этот пост его фотографиями, а не своими, но как человек, работающий с авторским правом, не могу себе этого позволить.
Посмотреть фотографии можно здесь: https://vk.com/id374934938
Хотя здесь и не все из тех, что мы видели зимой – не всё и не всех можно показывать – но уже очень много.
Эти фотографии надо смотреть так, как читают стихи, как пьют святую воду: тихо, вглядываясь вглубь, ощущая их изнутри.

Спасибо Вам, Леонид.

Но ой, вообще-то это должен был быть просто пост о том, что я скучаю о танцам, и я даже подобрала красивые скрины из видео, где не видны наши лица, но написалось, как обычно, что написалось.
А красивым всё-таки поделюсь, раз уж сегодня о своём: вдруг вы когда-нибудь захотите научиться танцевать, если ещё не 😄

С праздником, дорогие! С днём Казанской иконы Пресвятой Богородицы! Матушки нашей..

Город сегодня накрыло снегом, словно Её покровом. Так радостно идти по мягкому, похрустывающему под ногами белоснежному ковру туда, где тебя ждут и любят. В гости к Матушке Божией.

Так радостно, что всё это есть, что есть просто возможность там быть, и даже если не причащаться самому, то видеть, как светлеют лица отходящих от Чаши. Вот человек: час назад он был смурной, серый, с резкими движениями, и чувствовалось, что внутри неспокойно, непросто. А вот он же отходит от Чаши, успокоенный, осветлённый, словно светильник, который протёрли изнутри: душа просвечивает сквозь тело.
Невыразимо, невероятно и так реально. Чудо, происходящее в храме каждый день.

И каждого окутывает любовь Матери Божией. Не как на Пасху, когда свет рассеивает тебя в Вечность и собирает заново, не как на другие праздники, также лучащиеся торжеством победы над мраком и смертью. Нет, здесь иное: любовь окутывет тебя, как ребёнка, плачущего из-за того, что сломалась любимая игрушка,или приснился сон, в котором умерли все родные. Но вот он просыпается, плачет, мама обнимает его, и слезы становятся иными. Это уже не слезы страха, но слезы успокоения от того, что тебя любят больше всех на свете, и эта любовь сильнее любого страха.

Сегодня столь многое и многие вспоминаются, но, удивительно (или нет?), что всё оказывается той самой любовью.
Здесь и те, кто боролся с врагом во время Смуты, и те, кто на войне сейчас, и те, кто совсем не воевал, но отдавал свою жизнь Родине без остатка.

Я вспоминаю двух человек, истории которых тесно сплелись друг с другом и с этим днем. Пантелеймон Запорин и Степан Борисов, учитель и его ученик, оба из одного старинного города Смоленской губернии, но из разных слоёв общества. Запорин закончил классическую гимназию и Московский университет, после чего стал преподавать в родном городе. Борисов, крестьянин, закончил двухклассную церковную школу и со слезами умолял отца позволить ему продолжить обучение, но денег не было, и он отправился в Москву чернорабочим. Только в 21 год он смог закончить училище, а в 33 – институт. В училище преподавал Запорин; так они и подружились на всю жизнь.

Несмотря на то, что, казалось бы, они были такими разными – Пантелеймон Михайлович, женатый на дворянке, окончившей консерваторию, и Степан Борисович со своей женой-крестьянкой, по ночам разгружавший товарные вагоны, – они нашли общий язык, и сердце у них было не то что одно на двоих, а горело одним огнём.
Всю свою жизнь оба положили на то, чтобы в их городе появился музей, чтобы история края жила в душе его жителей. Это значит – раскопки, походы, поиск, поиск, поиск в архивах, библиотеках, музеях, земле, в общении с людьми этой земли, известными и нет.
Они искали и учили искать детей, своих учеников (оба стали работать в одной школе), ходили с ними в походы, копали селища и погребенения, привлекая к этому ГИМ и АН, собирали крупицы сведений о погибших в районе партизанах, воинах и их могилах, сохраняли эти безвестные могилы и учили детей сажать там цветы.

Городской музей вырос их стараниями и любовью практически из ничего. Выросли и дети, которых они водили в походы по своему краю, и сохранили в сердце любовь к Родине и учителям – я читала потом воспоминания этих детей.
Степан и Пантелеймон приложили много усилий и к тому, чтобы в городе не был уничтожен старинный монастырь с уникальным шатровым храмом; этот монастырь по-прежнему высится над городом прекрасными шатрами, и сюда возят экскурсантов, но дело-то, конечно, не в этом совсем.

О чём разговаривали между собой Пантелеймон и Степан, что поверяли друг другу, я не знаю, знаю только, что стали они, такие разные, очень похожими по своей внутренней культуре, знаниям и любви. Впрочем, пожалуй, по любви они изначально были едины.
Забрал их Господь, с разницей в 15 лет, на этот праздник.

Для меня сегодняшний праздник – это праздник любви к Родине.
И чем больше узнаёшь людей, любящих её, и стараешься хоть капельку взять пример, тем радостнее становится жизнь.
Жизнь, наполненная любовью.

С Праздником!