3 мировых книжных тренда, которые еще не пришли в Россию
#какиздавать #пишетЮля
Задумалась о тенденциях, давших новый виток развитию зарубежной литературы. На их основе сформулировала свой личный запрос к молодым отечественным авторам.
📌 Феминизация здесь и сейчас.
Пока в США и Европе годами зарождается пласт честной современной литературы для миллениалок, у нас продолжают переосмыслять XX век и использовать старые патриархальные приемы. В результате молодые американки имеют Кристен Рупениан, Отессу Мошфег и Валерию Луизелли, европейки — Салли Руни и Оливию Лэнг. А мы — мужскую компашку с пропиской в 90-х (Сорокина, Пелевина, Прилепина, умножить на 100) и пару авторок, ностальгирующих по Толстому и России прошлого (Яхину и Степнову). Прочитать про то, что реально болит у работающей жительницы российского мегаполиса 30 лет, в общем-то негде. На безрыбье выдали НОС Алле Горбуновой, чья книга “Конец света, моя любовь” — чуть ли не единственное более-менее актуальное изображение этой боли.
Запрос от издателя: честные, без прикрас и вензелей, тексты о жизни молодых в ЭТОЙ реальности. С работой на удаленке, тампонами, поездками в Икею, масками, спецприемниками и группой “Комсомольск” на репите. Масштабируем успех первых ласточек типа Киры Ярмыш*. Не повторяем провал Пелевина, пытающегося что-то там сформулировать о молодежи с колокольни прожитых лет (то есть если вам 50+, то, может быть, и не стоит в это ввязываться).
📌 Стирание грани между фикшном и нонфикшном.
На Западе книги в жанре true story / narrative nonfiction занимают первые места чартов. Правдивый сюжет упаковывается в фикшн-оболочку. Трехактная композиция с острым конфликтом, кульминацией и развязкой; арка персонажа; саспенс; фантастическое допущение и пр. Мы понимаем, что перипетии реальных жизней ничуть не скучнее выдуманных фабул. Тут и терапевтичный автофикшн, и производственные (например, медицинские) драмы. Примеры из переведенного: “Лишь краткий миг земной мы все прекрасны” Оушена Вуонга, “Неортодоксальная” Деборы Фельдман, “Когда дыхание растворяется в воздухе” Пола Каланити. Из более традиционного — проза Джоан Дидион.
Запрос от издателя: ваш индивидуальный опыт, максимально искренне и без купюр наложенный на структуру фикшна. В идеале чтобы каждая написанная глава прошибала вас похлеще сеанса у психотерапевта. Или журналистское расследование длиной в книгу, с накалом не ниже чем в фильме “В центре внимания”.
📌 Внимание к меньшинствам и литературе “третьего мира”. В США как никогда сейчас развит сегмент мигрантской прозы, ее авторы сметают главные литературные награды и печатаются огромными тиражами. Расширяется география литературы: на европейские языки переводятся авторы с африканским, вьетнамским, грузинским, каким угодно экзотическим бэкграундом. Про #BLM и ЛГБТ**-повестку говорить излишне, это даже не тренд, а новая реальность, которая теперь с нами. У нас же издатели целятся только в условное большинство, поэтому огромные рынки остаются неохваченными. Про медийное отсутствие геев в России даже сообразили инвесторы Bookmate и запустили целое издательство Popcorn Books, специализирующееся на квир-тематике. Тем не менее из русскоязычных книг о геях вспоминаются только несамостоятельные “Дни нашей жизни” Микиты Франко, а про этнические меньшинства или мигрантов в реальности 2020-го — совсем ничего.
Запрос от издателя: больше diversity богу разнообразия. Ну например, роман про дочь беженцев из Таджикистана, которая выросла и пытается наладить жизнь в России. Лучше, конечно, если прототип — вы сами или хотя бы ваша лучшая подруга.
Все вышеперечисленное — субъективный взгляд одного издателя, который пытается сделать что-то свое с блэкджеком и новой искренностью. Если вы талантливый русский мужчина средних лет, мечтающий повторить карьеру многих русских мужчин средних лет в художественной литературе, то для вас всегда остается редакция Елены Шубиной и другие импринты холдинга.
*Признана в России иностранным агентом
**Запрещенная в России экстремистская организация
#какиздавать #пишетЮля
Задумалась о тенденциях, давших новый виток развитию зарубежной литературы. На их основе сформулировала свой личный запрос к молодым отечественным авторам.
📌 Феминизация здесь и сейчас.
Пока в США и Европе годами зарождается пласт честной современной литературы для миллениалок, у нас продолжают переосмыслять XX век и использовать старые патриархальные приемы. В результате молодые американки имеют Кристен Рупениан, Отессу Мошфег и Валерию Луизелли, европейки — Салли Руни и Оливию Лэнг. А мы — мужскую компашку с пропиской в 90-х (Сорокина, Пелевина, Прилепина, умножить на 100) и пару авторок, ностальгирующих по Толстому и России прошлого (Яхину и Степнову). Прочитать про то, что реально болит у работающей жительницы российского мегаполиса 30 лет, в общем-то негде. На безрыбье выдали НОС Алле Горбуновой, чья книга “Конец света, моя любовь” — чуть ли не единственное более-менее актуальное изображение этой боли.
Запрос от издателя: честные, без прикрас и вензелей, тексты о жизни молодых в ЭТОЙ реальности. С работой на удаленке, тампонами, поездками в Икею, масками, спецприемниками и группой “Комсомольск” на репите. Масштабируем успех первых ласточек типа Киры Ярмыш*. Не повторяем провал Пелевина, пытающегося что-то там сформулировать о молодежи с колокольни прожитых лет (то есть если вам 50+, то, может быть, и не стоит в это ввязываться).
📌 Стирание грани между фикшном и нонфикшном.
На Западе книги в жанре true story / narrative nonfiction занимают первые места чартов. Правдивый сюжет упаковывается в фикшн-оболочку. Трехактная композиция с острым конфликтом, кульминацией и развязкой; арка персонажа; саспенс; фантастическое допущение и пр. Мы понимаем, что перипетии реальных жизней ничуть не скучнее выдуманных фабул. Тут и терапевтичный автофикшн, и производственные (например, медицинские) драмы. Примеры из переведенного: “Лишь краткий миг земной мы все прекрасны” Оушена Вуонга, “Неортодоксальная” Деборы Фельдман, “Когда дыхание растворяется в воздухе” Пола Каланити. Из более традиционного — проза Джоан Дидион.
Запрос от издателя: ваш индивидуальный опыт, максимально искренне и без купюр наложенный на структуру фикшна. В идеале чтобы каждая написанная глава прошибала вас похлеще сеанса у психотерапевта. Или журналистское расследование длиной в книгу, с накалом не ниже чем в фильме “В центре внимания”.
📌 Внимание к меньшинствам и литературе “третьего мира”. В США как никогда сейчас развит сегмент мигрантской прозы, ее авторы сметают главные литературные награды и печатаются огромными тиражами. Расширяется география литературы: на европейские языки переводятся авторы с африканским, вьетнамским, грузинским, каким угодно экзотическим бэкграундом. Про #BLM и ЛГБТ**-повестку говорить излишне, это даже не тренд, а новая реальность, которая теперь с нами. У нас же издатели целятся только в условное большинство, поэтому огромные рынки остаются неохваченными. Про медийное отсутствие геев в России даже сообразили инвесторы Bookmate и запустили целое издательство Popcorn Books, специализирующееся на квир-тематике. Тем не менее из русскоязычных книг о геях вспоминаются только несамостоятельные “Дни нашей жизни” Микиты Франко, а про этнические меньшинства или мигрантов в реальности 2020-го — совсем ничего.
Запрос от издателя: больше diversity богу разнообразия. Ну например, роман про дочь беженцев из Таджикистана, которая выросла и пытается наладить жизнь в России. Лучше, конечно, если прототип — вы сами или хотя бы ваша лучшая подруга.
Все вышеперечисленное — субъективный взгляд одного издателя, который пытается сделать что-то свое с блэкджеком и новой искренностью. Если вы талантливый русский мужчина средних лет, мечтающий повторить карьеру многих русских мужчин средних лет в художественной литературе, то для вас всегда остается редакция Елены Шубиной и другие импринты холдинга.
*Признана в России иностранным агентом
**Запрещенная в России экстремистская организация