Тотальность Бытия, Мировое существо есть Космос, мир. Переходник от Мирового Существа к людям — Общество-Власть, система угнетения. Есть принуждающий Космический Закон, есть принуждающие социальные законы. Как есть архонт космоса, бог века сего, царствующий надо Всем, так есть правители, правящие людьми. Принуждение, угнетение, смерть царствуют на всех уровнях единой онтологической машины несвободы. Мировая данность давит на всех нас и космически, и биологически, и социально. Языческие жрецы поклоняются Мировому Существу и его именем освящают социальный порядок. Каждое частное — частица Целого: общества, возводимого к власти, космоса, возводимого к его архонту, Всего, возводимого, его богу.

Система живет жертвоприношением. Мировая данность жрет людей. Буквально. Системно это происходит в краже человеческого времени. Система заставляет работать на себя, то есть тратить на нее рабочее время, а время — главный ресурс, материя самой жизни, сама экзистенция. Итак, внизу — раб, отдающий свое время Фараону, вверху — жрецы, поклоняющиеся Мировому Существу и обожествляющие Фараона. Так Джемаль связывает трудовую теорию стоимости с теологией. Экзистенция человека отчуждается в пользу Общества-Власти-Космоса-Эона в форме отчуждения труда: время-экзистенция-энергия людей идет на продукты работы, каковые отчуждаются в пользу системы.

Монотеизм бросает мировой системе угнетения вызов. Вызов самому Бытию. Это возможно в силу нетождества субъекта Всему силой Неотмирного Контрбытийного Бога. Бог посылает пророков — Авраама против Вавилона, Моисея против Египта, Иисуса против Рима, Мухаммеда против Ирана. Они свергают идолов, то есть власть царей, власть жрецов, власть Мирового Существа. Монотеизм есть религия Революции, ликвидации угнетения на всех уровнях — политическом, социальном, космическом, онтологическом. Фараон/Кесарь есть бог; порядок его власти есть сакральный порядок; идеология его порядка есть Сакральная Традиция; прийти и сказать: «Ваши боги — демоны, ваши сакральные сказания — мерзость, ваш порядок — несправедлив» означает начать революцию. Это и есть пророческий монотеизм.

Все это прекрасно, пока Джемаль не переходит к конкретной политической, социальной аналитике. Тут становится все хуже, все страннее. Классов нет, есть касты. Нет групп интересов, есть тайные «клубы». До сих пор есть жрецы, работающие на европейскую знать, которая тайно правит миром. Они претворяют проект самообожествления, слияния с Мировым Существом. В общем, Джемаль скатывается в оккультистско-конспирологический бред.

Тут урок для политического теолога: Джемаль не смог правильно гармонизировать метафизический и социологический уровни своих рассуждений; неверная гармонизация искажает всю картину и выливается в оккультные и конспирологические фантазии. С метафизикой надо было кончать при переходе к трудовой теории стоимости (время, с одной стороны, экзистенциальное понятие, с другой — политэкномическое; вот тут и можно было бы строить синтез теологии и политэкономии); но Джемаль тащит метафизику дальше, отбрасывает научный подход и все кончается плохо.

Строить политическую теологию надо не так: теология должна находиться на собственно теологическом уровне; на социологическом уровне ее уже не должно быть, иначе — мы начинаем творить мифы. Политическая теология состоит из двух уровней: теологии и политики, и каждый из уровней должен быть на своем месте, секрет — в их гармонизации без смешения. Надо оставаться и ортодоксальным теологом, и ортодоксальным марксистом: тогда политическая теология будет работать как надо, а не превращаться в фэнтези, как у Джемаля. В итоге Джемаль, отвергая традиционализм на уровне метафизики, принимает его на уровне социологии и политологии, превращая их в бред. https://blog.predanie.ru/article/hristianstvo-i-fallokratiya-17-zhenonenavistnicheskaya-pozitsiya-istoricheskogo-hristianstva-est-lish-krajnyaya-forma-oppozitsii-estestvennomu-kosmosu/

“Из десяти Божьих заповедей именно предписание субботнего отдыха является сегодня одним из самых нарушаемых. […] Согласно Торе, человек шесть дней должен преобразовывать мир, а седьмой день ему следует отдыхать. Угомонившись, он должен созерцать и пользоваться благами, созданными своими руками. Парадоксально, но это должно было стать наказом. Кажется, что человеку достаточно рекомендовать отдых, а ему (часто под угрозой смерти) запрещают трудиться [Исх 31:15: “…Шесть дней пусть делают дела, а в седьмой — суббота покоя, посвященная Господу: всякий, кто делает дело в день субботний, да будет предан смерти…” ]. Видимо, в природе человека заложено что то, побуждающее его все время работать, — поэтому такое правило и должно было стать именно заповедью.”

Это примечательное замечание Седлачека про то, что активность надо запрещать под страхом смерти я еще обсужу, но сначала ответим на вопрос: как Суббота защищает Освобождение Израиля? Заповедь о Субботе — заповедь о времени. Тема времени в контексте борьбы Бога и Фараона, появляется здесь:

“И сказал им царь Египетский: для чего вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ [мой] от дел его? ступайте [каждый из вас] на свою работу. И сказал фараон: вот, народ в земле сей многочислен, и вы отвлекаете его от работ его. И в тот же день фараон дал повеление приставникам над народом и надзирателям, говоря: не давайте впредь народу соломы для делания кирпича, как вчера и третьего дня, пусть они сами ходят и собирают себе солому, а кирпичей наложите на них то же урочное число, какое они делали вчера и третьего дня, и не убавляйте; они праздны, потому и кричат: пойдем, принесем жертву Богу нашему; дать им больше работы, чтоб они работали и не занимались пустыми речами” (Исх 5).

“Они праздны, потому и кричат: пойдем, принесем жертву Богу нашему” — власть, заметив, что в праздности своей народ вспомнил о Боге, увеличивает работу: “работать надо!”.

Иными словами: трудящиеся обратились к властям с неким требованием, на которую власти ответили усилением гнета. Власть хочет пожрать время людей “на работу”, “на пользу”, и, конечно, пользу для себя. Истинное предназначение времени, человеческое предназначение — “жертва Богу”. “Жертва Богу” — весьма “неэффективная” трата времени, как и всякая чисто человеческая “деятельность” (любовь, радость, дружба, искусство). Фараон изгоняет Бога из времени.

Первый элементарный социальный смысл Субботы ясен: ныне он задействован как 8-часовой рабочий день, обязательные выходные и отпуска и прочие завоевания рабочего движения (за которые люди когда-то, совсем не так давно, платили жизнями). Самая непонятная заповедь становиться необыкновенно актуальной: Фараону всегда кажется, что люди держат “праздные речи” и неплохо бы им “дать больше работы”. Заповедь о Субботе напрямую освящает и вменяет борьбу за права рабочих[2]. Отдых — право, “гарантированное” Господом, “отвоеванное” Революцией Моисея: “и помни, что [ты] был рабом в земле Египетской, но Господь, Бог твой, вывел тебя оттуда рукою крепкою и мышцею высокою, потому и повелел тебе Господь, Бог твой, соблюдать день субботний [и свято хранить его]”. Память о преодоленном рабстве и Суббота повязаны.

Субботний год бросает вызов средоточию современности, понятию долга. Долги надо было простить: “в седьмой год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец, который дал взаймы ближнему своему, простил долг и не взыскивал с ближнего своего или с брата своего, ибо провозглашено прощение ради Господа [Бога твоего]” (Втор 15:1-2) Прощать долги? Но ведь это “аморально”? (если речь идет, разумеется, не о банках и корпорациях, которым долги как раз легко прощаются — за счет “бюджетной экономии”, то есть кражи у народа). Опять же: в нашем чудном “закредитованном” мире есть ли заповедь актуальней?

Суббота — заповедь не только о том, что следует прервать активность, но еще и о том, что надо уничтожить все следы человеческой активности, метастазы социума (долги, рабство и прочее). Далее — https://blog.predanie.ru/article/apologija-bezdel-ja-ili-protiv-aktivnosti/

В чем глубинная причина искажения политической теологии у Джемаля? Вспомним принципиальное для традиционализма деление на благие сакральные общества и дурные профанные, где последними оказываются (пост)христианские общества — но не исламские! Если Джемаль прав (а нам кажется, прав) и сакральные общества есть общества поклонения Великому Существу, Сатане, социально-космической тотальности, то профанные, (пост)христианские общества есть победа над сатанизмом, триумф единобожия.

Христианство победило традиционализм, десакрализовало Сакральную Традицию, ниспровергло ее. Но Джемаль не может так сказать: он мусульманин. В его конфессиональной логике необходимо, чтобы умма была субъектом сопротивления, а все прочие (включая профанные общества (пост)христиан) — субъектом угнетения. Джемалю надо это как-то объяснить, и он пускается в фэнтези: на самом деле профанизм — не ликвидация традиционализма, а его скрытая, усиленная форма. На самом деле на Западе до сих пор есть жрецы, служащие проводником власти от Мирового Существа к европейской знати, коя на самом деле до сих пор правит Западом. Все это нужно, чтобы как-то смазать тот очевидный факт, что традиционализм (сатанизм, язычество) преодолен христианством, а не исламом. Поэтому и искажается политическая теология Джемаля: не может так быть, чтобы марксизм, западная теория, была права, Джемаль придумает свою исламскую: касты, воины, жрецы… (хотя ведь теория каст — индийская, а Джемаль берет ее и вовсе в узкотрадиционалистском смысле Генона и Ко — то есть опять в некую западную идею, и, ко всему прочему, крайне сомнительного интеллектуального качества). Если класс есть эмпирически находимая социальная реальность, то каста — нечто, что существует только в голове у Джемаля. Нежелание увидеть реальность привело Джемаля к созданию теории, с помощью которой реальность действительно увидеть нельзя.

В итоге у Джемаля получается так, что профанизм не только не победа над традиционализмом, но и его усиление, он хуже «традиционного» традиционализма: профанизм есть криптонеотрадиционализм. Здесь становится видно, что Джемаль не до конца преодолел традиционализм, и что круговым движением он возвращается к нему. Происходит то, что Жирар писал об исламе вообще: если единобожие есть то, что уничтожает сакральное насилие (онтологическую негацию по Джемалю), и после единобожия нет никакой возможности вернуться к «традиционному» сакральному насилию, то для его новой жизни после победы единобожия требуется такой вид единобожия, который ресакрализует насилие уже на базе самого единобожия: требуется ислам. И такова, в частности, философия Джемаля с его «воинами» и пр. Не профанизм — новая форма традиционализма, а сам проект Джемаля и подобные ему суть попытки таких проектов.

Двойство Джемаля есть отображение двойства ислама. (Впрочем, надо оговориться, что и традиционалистская доктрина сама по себе и ее критическое прочтение Джемалем много сложнее и объемнее, чем я здесь грубейше наметил. Тут в скобках замечу только, что более глубинное чтение джемалевского толкования профанизма как криптонеотрадиционализма показало бы, как кажется, что Джемаль как могучий мыслитель чисто диалектически из двух псевдоальтернатив выбирает третью истинную альтернативу. В выборе между традиционализмом и «современностью», разумеется, «обе хуже», разумеется, надо выбирать третье; но у нас нет, к сожалению, времени: все привлекаемые нами тексты нужны нам не сами по себе, а для нашей концептуальной постройки; надеюсь это разъяснение снимет с нас часть вины за поверхностное чтение текстов.) https://blog.predanie.ru/article/hristianstvo-i-fallokratiya-17-zhenonenavistnicheskaya-pozitsiya-istoricheskogo-hristianstva-est-lish-krajnyaya-forma-oppozitsii-estestvennomu-kosmosu/

Всякое постметафизическое, деконструктивистское, постструктуралистское, etc. предприятие должно, если и не исходить, то во всяком случае иметь ввиду, что христианство учреждается в ясном и недвусмысленном акте отвержения таких основоконцептов западной метафизики как «бог», «начало/власть», «миропорядок», «вечность». Апостол Иоанн и апостол Павел помещают эти концепты в демонологическую рубрику: господь космоса, бог вечности - не Иисус Распятый и не Тот, чьим совершенным образом Иисус является - и не Тот, Кто есть Их Любовь Друг к Другу, сходящая на общину Иисуса - но тот - здесь к постметафизической теме примыкает либертарная - кого Иисус называл владеющим всеми царствами, началом власти и господства: того начала, относительно коего Иисусом Его общине сказано: «у вас да не будет так». Архонт космоса, бог эона - владеющий архонтами народов: господство и угнетение на одном уровне = метафизика и демонология на другом уровне. ἄρχων-Θεός αἰών-κόσμος - новозаветное именование сатаны, а не Троицы: Новый Завет как первообразец постметафизики и деконструктивизма. Всякий раз читая тексты - античные, схоластические, модерные, консервативные, фундаменталистские, традиционалистские - с означающими «власть/начало», «бог», «вечность», «миропорядок»: деконструктивистски/новозаветно следует эти означающие декодировать как: «сатана», «архонт архонтов народов, суверен политических суверенов».

Маркс и Кьеркегор — оба родились 5 мая (с разницей в пять лет). «От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. Маркс и Кьеркегор» — великая книга Карла Лёвита, где — помимо прочего — сравниваются два главных ученика Гегеля — Маркс и Кьеркегор: «преобразование гегелевской философии абсолютного духа в марксизм и экзистенциализм Марксом и Кьеркегором». В своей борьбе с Гегелем Маркс и Кьеркегор лишь продолжают в разных направлениях его мысль. Для Гегеля Конец истории уже произошел, христианство «снято» в современном обществе. Маркс и Кьеркегор же считают, что Конец истории только впереди. Оба восстают против буржуазного общества в ужасе перед самой мыслью о том, что оно — завершение истории человечества. Оба зовут к революции. Маркс — к внешней, социальной. Кьеркегор — к внутренней, экзистенциальной. Даже в своей борьбе с христианством они в глубине едины — Маркс отвергает современное ему христианство как ложное сознание, но и Кьеркегор, этот великий христианский мыслитель, тоже борется с современным предавшим себя христианством во имя христианства подлинного, тоже против «ложного сознания». Самое интересное в книге — то, что социальная революция Маркса и экзистенциальная революция Кьеркегора имеет один источник, они — две стороны одной монеты, внешнее и внутреннее недовольство капитализмом (хотя по Лёвиту скорее получается, что эти двое разорвали мысль Гегеля пополам). Здесь становится понятным, как можно быть одновременно и марксистом, и христианином, как можно руководствоваться и «Капиталом», и «Заключительным ненаучным послесловием» — никакого противоречия нет, есть только социальное и экзистенциальное измерения одного и того же феномена. Маркс нападет на политическую философию Гегеля, Кьеркегор – на гегелевское философское христианство: оба осуществляют совокупную атаку на буржуазно-христианский мир. Кьеркегор против масс, за «единичного» — то есть против государства, против социума. Но ведь и Маркс с противоположной стороны против государства, против классового общества: коммунизм освободит индивида (конкретного экзистирующего, по Кьеркегору). Как единичный Кьеркегора изнутри переживает отчаяние и обращается к Богу, так пролетарий Маркса, изнутри переживая ужас капитализма, свершает революцию. Гегель был последний, кто соединял христианство и секулярный современный мир: все, кто шел за ним, с разных сторон разрывали их. Маркс отвергал христианство, Кьеркегор вскрывал антихристианскую сущность современности. И конечно, Гегель был прав: современный мир — продукт христианства, но сказать, что современный мир христианский, мы не можем, тут нужно думать со всей возможной диалектической сложностью. Мы должны «примирить» христианство и современность — так, как делал Гегель, и более гегелевски, чем он сам, исторически: мы не умозрительно соединяем Кьеркегора и Маркса, но мы чаем, что сама история их примирит. Нам нужно экзистенциалистское прочтение Маркса и марксистское прочтение Кьеркегора — но не на бумаге, а в реальной истории. https://blog.predanie.ru/article/triady-o-kerkegore-k-210-letiyu-chastnogo-myslitelya-ironicheskogo-teologa-izoshhrennogo-pisatelya/

⬆️К слову, Бердяев (христианский экзистенц-либертарий, начинавший как марксист) интерпретировал теорию Маркса (второго сегодняшнего именинника наряду с Кьеркегором) именно как «экзистенциальную политэкономию», экзистенциалистские экономику, политологию, социологию:

«Маркс дал определение капитала, которое очень удивило и даже возмутило экономистов. Он определил капитал, как общественные отношения людей в производстве. Капитал не есть предметная, вещественная реальность, он есть отношение людей. Маркс расплавил неподвижные, овеществленные, экономические категории, признал их историческими. За экономическими категориями, за товарами скрыты живые люди, их труды, их борьба, скрыты отношения людей. Хозяйственная жизнь не имеет под собой никакой экономической субстанции, вещественной субстанции, ее субстанцией являются люди и классы, человеческий труд и борьба. Капитализм превращает людей в товары и видит отношения товаров там, где есть отношения людей. Такое понимание капитала и капитализма есть самое замечательное открытие Маркса, огромная его заслуга. Это открытие существенно противоречит материализму Маркса, ибо материализм то все и овеществляет, не видит актов живых людей и их живых отношений. Капитализму противоположно персоналистическое мировоззрение, а персонализм есть антипод материализма. То, что открывается Марксом о капиталистической системе, соответствует экзистенциальной философии, а не материалистической философии. Ибо экзистенциальная философия видит за миром объектов, вещей, товаров, человеческое существование, человеческие отношения, человеческую судьбу. Самое понятие труда принадлежит экзистенциальной философии. Материализм же Маркса, как всякий материализм, принадлежит буржуазному миру, миру вещей и товаров, экономических категорий, материальных предметов. Это там, в этом буржуазном, капиталистическом мире экономика детерминирует жизнь людей. Освобождение от буржуазного капиталистического мира есть освобождение человеческого существования от власти вещей и предметов, от детерминирования жизни экономикой.»

«У Маркса были несомненные элементы экзистенциализма, таково все его экономическое учение. В тезисах о Фейербахе Маркс говорит, что основной ошибкой старого материализма было рассматривать все исключительно объективно, как вещи, а не субъективно, как человеческую активность. Маркс разрушил понимание хозяйства буржуазной политической экономией как предметных реальностей, он видит в хозяйстве лишь трудовую активность людей и их отношения в производстве. Поэтому он отрицает экономические законы. Замечательное учение о фетишизме товаров и создаваемых им иллюзиях есть экзистенциальное учение.»

«Верят ли в силу духа, верят ли христиане в силу духа? Вот беспокойный вопрос, особенно беспокойный в наши дни поклонения силе. Нужно правду сказать: подавляющее большинство людей, в том числе христиан, — материалисты, материалисты не доктрины, а жизни, и верят лишь в материальную силу, силу военную и силу экономическую, силу оружия и силу денег. Люди, слишком верящие в силу духовную, производят впечатление глуповатых, над ними смеются. И напрасно негодуют против марксистов. Обличают марксистов за то, что они не верят в самобытную реальность духа, признают примат материи и экономики как первореальности. Но верят ли обличители сами в реальность и силу духа и обнаруживают ли силу духа? В действительности одной материальной силе противопоставляют лишь другую материальную силу. Не марксизм выдумал господство экономики над человеческой жизнью, он раскрыл это в самой жизни.»

И т.д. и т.д. и т.д.

⬆️Вообще, несмотря на известность мема «от марксизма к идеализму» (и скорее благодаря ей) непонятыми остаются две важнейших тут вещи: 1. участники перехода от марксизма к теологии («идеализм» несмотря на упомянутый мем — оставался предметом жесточайшей критики и после перехода) особо оговаривали, что таковой переход к теологии возможен именно из марксизма: в марксизме заложена возможность творческого развития к теологии — «от Маркса к Кьеркегору» (см. ⬆️) — в противоположность народническому социализму с его позитивистским теоретическим ядром: «от марксизма к теологии» — естественный (!) путь развития, тогда как от позитивизма к теологии вообще нет хода. 2. участники перехода в зрелом своем творчестве не оставляя теологии возвращаются к марксизму: экзистенциальный марксизм зрелого Бердяева, марксизм «Догматического истолкования Апокалипсиса» Булгакова. Вообще часто не понимают, что переход от марксизма к теологии не означал отбрасывания социализма - большинство участников как было так и остались социалистами — но что еще более интересно: вообще говоря возможен переход от марксизма к теологии с сохранением-переосмыслением марксизма: эту возможность и являет зрелое творчество Бердяева и Булгакова - двух вершин русской религиозной философии.

В отличие от народничества, которое по своей отрешенности могло развиваться только в сектантство, марксизм таит потенции православия: они были вскрыты вышедшими из него вождями новой богословской школы. Г. П. Федотов. Трагедия интеллигенции

Марксизм возникал при такой исторической обстановке, что он не мог развить в себе идеалистического антибуржуазного содержания, которое должно быть ему присуще, которое в зачаточном виде в нем есть в большей степени, чем в других течениях. Н. А. Бердяев. Борьба за идеализм

В христианстве, которое слишком часто понималось как религия личного спасения, т. е. индивидуалистически, должно быть еще откровение об обществе. И очень много в откровении о новом обществе подготовлено в русском революционном социалистическом движении, которое не сознавало себя религиозным, но в подсознательном имеет в себе религиозный элемент. Бердяев Н. А. Россия и новая мировая эпоха

Характеристики большевизма в нескольких словах не осилишь. Главное же, что нужно понять, это то, что он является последним словом трагического пересечения только еще восходившей к своей собственной культуре русской религиозности с только что порвавшей со своими религиозными корнями западноевропейской культурой. Ф. А. Степун. Путь творческой революции

Не будучи в действительности материалистами, марксисты придают своему мировоззрению вид материализма посредством недоговоренностей, неясностей, неточностей. Похвально стремление диалектического материализма освободиться от скудости механистического материализма и вскрыть богатое содержание каждого явления, как это указано, напр., Лениным. У свободных мыслителей диалектический материализм быстро переродился бы в какую-либо сложную систему идеал-реализма [т.е. в христианскую метафизику]. Ленин близок к такому идеал-реализму. Если эволюция, согласно Ленину, имеет творческий характер, если она при этом есть имманентное, содержащее «внутренние импульсы», «спонтанейное» (самопроизвольное) самодвижение, то понятно, что о переходе от одних ступеней бытия к другим можно говорить не только как о факте, но и как о ценности. Высшие ступени мирового бытия качественно глубоко отличны от низших и потому не могут быть поняты, как только все более усложняющиеся агрегаты низших, простейших элементов. Эта мысль особенно подчеркнута в современном советском диалектическом материализме. Она резко отграничивает его от механистического материализма. Н. О. Лосский Диалектический материализм в СССР

Вот чего не понимают: христианское «женоненавистничество» есть отрицание женщины при патриархате, то есть отрицание патриархата, ликвидация позиции мужчины-господина, введение скопчества. Отрицается не столько женщина, сколько тот, кто хочет ее и владеет ей, — отрицается традиционная мужская социализация в пользу того, кто отказывается от женщины, от семьи, то есть от патриархата.

Джемаль пишет: «женоненавистническая позиция исторического христианства есть лишь крайняя форма оппозиции естественному космосу» — христианство просто проговаривает вслух то, что предшествующие и последующие монотеистические традиции предпочитали предать молчанию. Но именно на женоненавистничестве христианство строит общество равноправия — почему? — надо было пройти сквозь эту радикальную аскезу, чтобы сначала уничтожить того, кто владел женщиной, чтобы явился тот, кто мог бы с ней быть равен.

Монашество есть операция, порождающая общество равноправия полов. Какой гендер у монаха? Сами они считали, что вышли из человечества и приняли ангельский чин-гендер: монахи — те, кто живут вне семьи, вне собственности, вне власти (обеты целомудрия, бедности, послушания). Почему другие вне-монотеистические формы аскетизма не дают таких же эффектов? На этот вопрос мы отвечали выше: христианский аскетизм носит антиэссенциалистский характер, культивирующий субъекта настолько, что субъект — именно в качестве субъекта, вот этой конкретной личности — «увековечивается» в общении с Неотмирным Субъектом. Христианство есть радикальный персонализм, монашество есть практика радикального персонализма (трансцендентный эгоизм, по Леонтьеву). Вне-монотеистический аскетизм работает на аннигиляцию субъекта, его уничтожение: это не радикальный подрыв социума как в монотеизме, а его крайнее выражение. Если Мировое Существо подчиняет субъекта на нижних уровнях социума, включает в себя, как шестеренки в монструозный механизм угнетения, то на высшем — мистико-аскетическом — он его растворяет в себе, полностью поглощает.

Тут одна из типичных ошибок: «все религии одинаковы, лишь отличаясь по внешности». Наоборот: везде есть какой-то культ, специальные служители культа, какие-то люди, занимающиеся теми или иными духовными практиками и собирающиеся в общины. Внешне как раз все примерно одинаково, а вот внутренне все разное вплоть до противоположности. Так можно сказать, что у нацистов, либералов, анархистов, коммунистов, социал-демократов нет никаких различий, на основании того, что у них всех есть партии, уставы, программы, лидеры, митинги, выборы и пр.: дескать, есть только внешние различия (названия, символика), а занимаются они одним и тем же.

Но какова женщина, не воспроизводящая патриархат, по Джемалю, кто она? Дева (дева-воительница). Ибо дева — человек женского пола, достигшая полноты развития (не ребенок, вполне развитая особь хомо), но не имеющая мужчины, детей, семьи. То есть соответствующая развиваемой нами здесь формуле латентности.

Но дева — самоочевидно женский вариант христианского скопчества, монашества. Война полов — ибо любой мирской порядок есть порядок угнетения, то есть мирской порядок всегда основан на том или ином конфликте, в частности якобы мирный традиционный гендерный порядок разумеется основанным на скрытой войне — прекращается только в образе девы-воительницы, ибо только с ней мужчина может совместно вести борьбу против Общества, в ней находит себе равноправного партнера в деле, которое не касается секса и семьи.⬇️

⬆️Тип русской девушки-революционерки — не буржуазный, а революционный феминизм; но понятным образом таковой мужчина — тоже выпадает из генитальности в латентность, раз он не «имеет» деву, а на равных сотрудничает с ней в сфере, не касающейся секса и семьи (я думаю, еще о развитой Булгаковым теологии Богородицы и Предтечи как архетипов женщины и мужчины: Дева и Девственник). Отвержение насилия — «бабская» черта, женщина — воплощение инертности социума и материи. Не бунтуйте, все хорошо, терпите. Дева — учит нас Джемаль — единственная модификация женщины, которая может быть подлинной подругой мужчины — ибо она бунтарка. Бунт девы-воительницы и мужчины-героя — вот вариант монашеского радикализма «в миру» по Джемалю. Единственное мыслимое равноправие и сотрудничество полов — борьба девы-революционерки и мужчины-революционера против патриархата, включая и его женскую опору, против социума, против мира сего, против архонта-бога его.

Именно поэтому современный мир противостоит и девам, делает из них самок, и мужчинам, делая из них мальчиков. Господствующих самок и покорных мальчиков. Этот вывод Джемаля полностью совпадает с выводом Алена Бадью, к «Истинной жизни» которого мы перейдем в следующий раз.https://blog.predanie.ru/article/hristianstvo-i-fallokratiya-17-zhenonenavistnicheskaya-pozitsiya-istoricheskogo-hristianstva-est-lish-krajnyaya-forma-oppozitsii-estestvennomu-kosmosu/

Эффективное лечение требует как своего начала верного диагноза. Диагностическая гипотеза: мы страдаем синдромом Крафта.

Крафт, персонаж «Подростка» Достоевского долгими размышлениями приходит к выводу: «Россия» (то есть его — Крафта — конкретная, историческая политико-экономически-социально-культурная реальность — реальность, чьей частью является сам Крафт) не способна быть частью «исторического прогресса»: та констелляция событий и процессов, к коей принадлежит Крафт, не способна к учреждению сингулярного (здесь-и-сейчас) представительства Универсальной Истины. Из «России» нет пути к актуализации Универсальной Истины, «вечной» лишь виртуально, актуально не сущей. Поэтому Крафт убивает себя. Все мы сейчас (во всяком случае во всё той же России) больны именно синдромом Крафта: мы не видим путей актуализации Истины, не видим способа той конкретно-политической деконструкции нашей реальности, что смогла выявить Альтернативу всей предлежащей нам реальности с её одинаково дурными псевдоальтернативами, кои суть лишь полюса, создающие одну и туже систему войны — буквальной, конкретной войны, и той, что лежит в основе капиталистической системы («борьба за своим интересы», «конкуренция», «классовая война»), и той наконец, что «отец всему». Альтернативы не видно, и похоже, что ситуация просто не имеет её: синдром Крафта. Мы не знаем как остановить войну.

Достоевский однако в том же романе предлагает и лекарство: вера-верность Универсальной Истине даже — и пожалуй в первую очередь — в ситуации её невозможности. Это ведь и есть вера в её подлинности, а именно: христианская мудрость странника Макара, которую главный герой опознает как «решительный коммунизм». Самому стать сингулярным представительством Универсальной Истины: вот лекарство от синдрома Крафта. Крафт — самоубийца; Макар — самый счастливый герой романа, место актуализации мирной радости посреди всепоглощающей войны за деньги, признание, власть и т.д.

Продолжение⬆️. Капитализм есть радикальная десакрализация всего и вся. Именно поэтому буржуазная идеология на глубине — не набор идей, а циническое развенчание любых идей. Буржуазная идеология есть неверие ни во что. И именно поэтому современная освободительная идея должна быть верой, реабилитацией самой идеи веры. Бросить вызов капитализму означает прежде всего уверовать в то, что его можно сломить, верить в нечто высшее. Жижек критикует современный цинизм, космополитизм, «разврат», «распад семьи», подпадание личных отношений в потребительские, «партнерские», «договорные» формы — но это ведь вроде бы типичные правые темы? Нет: «правые» критики современности относятся к той категории, которую Манифест — вообще много говорящий про ложные формы социализма, что чрезвычайно актуально — называет «феодальным, реакционным социализмом». Только марксизм — в своем социальном анализе, и исходящей из него деконструкции идеологий — может изобличить современных левых как поборников капитализма, и рационально артикулировать те крохи истины, что пытаются высказать правые. Сама нынешняя раскладка «левые/правые» есть идеология, требующая марксистской демистификации — и в этом непреходящая актуальность Манифеста. В марксизме ныне актуальна не только его деконструирующая, демистифицирующая роль, но и его способность вселять веру в утопию, в высшее. Марксизм ведь и был уникальным синтезом утопического социализма и весьма не утопической политэкономии — и именно в этом источник его исключительной силы.

Самые блистательные страницы Манифеста посвящены изобличению буржуазной идеологии (буржуазная собственность лишает собственности большинство людей, буржуазный брак есть проституция и пр.) — и это невероятно актуально. «Свобода» труда есть безработица и бесправие; «свобода» выбора медицинских услуг — коммерциализация медицины, лишающие многих медицинского обслуживания как такового; «свобода» образования есть его коммерциализация, не позволяющая многим его получить и пр. и пр. «Гибкий рынок труда», где каждый-де — маленький предприниматель, лишает людей раннее завоеванных трудовых и социальных прав, опуская современных прекариев и фрилансеров на уровень пролетариев XIX в. «Буржуазная свобода есть форма несвободы большинства, бремя, лишающее нас свободы выбора» резюмирует Жижек. Как на заре появления капитализма возрождается рабство, исчезнувшее в Средневековье, так и сейчас торжество неолиберализма, «свободы» приводит к усилению разных форм личного господства: господство есть то содержание, которое скрывается в форме буржуазной свободы (рабство, колониализм являют глубинную истину «просвещения», «прав и свобод», либерализма, модерна на стадии их появления).

Во всем этом — и в ряде других аспектов — Манифест остается актуальным, но все же в главном — «пролетарская революция» и пр. — ведь очевидно, что нет? На этот счет Жижек замечает, что все удавшиеся коммунистические революции происходили не по рецептам Манифеста. Ленин, Мао, Тито явно в противоречии с ортодоксальным марксизмом совершали революции, пользуясь очень сложными социальными группировками (пролетариат, крестьянство, интеллигенция, нацменьшинства и пр.) в очень сложных обстоятельствах (война, национальное освобождение и пр. политические обстоятельства, не сводимые к классовой борьбе как таковой), то есть не в ситуации, которую пророчил Манифест, не в развитом капитализме, дозревшем до глобального конфликта буржуазии и пролетариата. Ленин, Мао и Тито не столько шли по магистральной дороге истории, сколько шли ей в противоход, пользовались ее срывами, перебоями, «прорехами» (как пишет Жижек), крайне точно выбирая исключительный момент в крайне сложной констелляции сил и обстоятельств. Продолжение следует

Продолжение⬆️. «Во всяком случая я — не марксист» цитирует Жижек Маркса. Маркс — не марксист, также как Ленин, Мао и Тито — не ортодоксальные марксисты. Подлинная верность марксизму — согласно пресловутой, но от того не менее верной формуле — верность ему как методу, а не как догме. Маркс — не марксист, потому что он изобретает марксизм. Так Ленин, Мао и Тито переизобратали марксизм. Так и мы должны повторить учредительный акт Маркса, в этом быть верному ему: нужно переучредить марксизм.

Жижек заканчивает на таком парадоксе: «мало сказать, что критика Маркса в отношении политической экономии и данное им описание капиталистической динамики по-прежнему полностью актуальны. Нужно сделать еще один шаг вперед и утверждать, что только сегодня, с глобальным капитализмом, выражаясь гегелевским языком, реальность пришла к этим понятиям. [...] Когда реальность полностью достигает своего понятия, это понятие само по себе должно быть преобразовано. В этом и заключается истинный диалектический парадокс: Маркс не просто был неправ, он часто был прав, но куда более буквально, чем он сам ожидал». Марксизм должен быть переизобретен, потому что его описание реальности полностью совпало с реальностью. Не могу сказать, что я понял этот «диалектический парадокс».

В заключение пунктиром намечу несколько случаев когда Жижек сам попадает в плен догматического марксизма — и поэтому думает, что марксизм таки был не прав. Вообще, можно сказать, что некоторые специфические черты жижековской мысли, все ее выверты и «парадоксы», как ни странно, можно объяснить именно что излишней догматичностью жижековского марксизма. Поскольку марксизм в догматической своей форме и вправду «не работает», Жижеку надо пускаться в необычайные философские приключения, чтобы путем «диалектических парадоксов» таки доказать его истинность. Гораздо и проще, и вернее было бы отбросить догматический марксизм — и как раз в этом быть верным истинному духу марксизма. Итак, немного критики:

Жижек повторяет старую песню о том, что пролетарской революции на Западе не случилось, и вообще капитализм не ликвидирован, и в этом-де Манифест явно промахнулся. Надо настаивать на том, что классический капитализм (в том виде как он описан Марксом) вопреки этой старой песне действительно пал: классический капитализм сгорел в Первой мировой войне, а констелляция событий известная как «короткий XX век» есть ни что иное как «мировая революция».

Марксизм не догма, а метод. Маркс считал, что социально-экономические процессы идут по одной и той же логике в каждой отдельно взятой стране (феодализм-капитализм-социализм) — вопреки собственному пониманию капитализма и социализма как глобальных систем. Эту ошибку исправили теория империализма (Ленин, Люксембург) и теория мирсистемы (Валлерстайн и ко): капитализм есть система ядро-периферия, и «мировая революция» происходит в ядре в форме социал-демократии, кейнсианства и пр., а на периферии в форме советского социализма, национально-освободительных движений и пр. «Пролетарской революции» на Западе не было, потому что она произошла в форме «социальных государств» (и поэтому львиная доля «левой» критики «общества потребления» должна быть изобличена и отброшена как глубинно буржуазная критика социальных завоеваний рабочего класса на Западе в XX в.). Продолжение следует

- Александр Филиппов и канон социологии.
- Кризисная социология Маркса.
- Гоббс: надо дезактивировать христианство.
- Руссо: нормальная религия - это язычество.
- Конт: социология как новая религия.
- Вебер договаривает то, что не успел договорить Маркс.
- Ленин - великий политический философ.
- Гитлер - это пустое место.
- Журнал "Эгалите": люди без тяжести.
- Ленинизм как метод и образец.
- Ленин - философ абсолютной истины.
- От марксизма - к "Сумме теологии" Фомы Аквинского.
- Ленин - гений практического понимания марксизма.
- Верность истине - это не обязательно верность формулировкам.
- Фашизм - это сумасшествие от безнадежности.
- Кровавая политическая борьба пророка Илии.
- Пророк Илия устраивает массовую казнь иереев.
- Религия как первообразец любой идеологии.
- Воображение: из небытия достать бытие.
- Милбанк: социология есть теология секулярного.
- Беньямин: Карл Маркс секуляризировал библейский мессианизм.
- Джон Кейнс как создатель благополучия западных стран.
- "Практика большевиков и есть религия" (Кейнс).

https://www.youtube.com/watch?v=lyTxGuNmEEw

Продолжение. Но как торжеству капитализма предшествовали множество неудачных попыток буржуазных революций (гуситские войны, крестьянская война в Германии и пр.), как и само это торжество не моментально наступает (политическая кавалькада революций и реставраций) так и торжеству социализма предшествует множество неудач и торжество его не моментально. «Мировая революция» социал-демократии и советского социализма сменяется неолиберальной реакцией. Капитализм пытается возродить свои классические формы: мы живем в эпоху глобальной реставрации. Но если капитализм принимает свои классические формы, то это закономерно порождает классические формы антикапиталистического протеста — и поэтому марксизм снова актуален, и так будет до тех пор пока капитализм окончательно не отомрет. Маркс ныне оказывается «более правым, чем сам ожидал», потому что ситуация в силу неолиберальной реставрации повторяет ту ситуацию, которую описывал Маркс, но на новом уровне сложности.

Не догма, а метод: конкретный анализ конкретных социально-экономических реалий (социальных сил, производительных сил, производственных отношений, отношений ядро-перефирия и пр.) — вот метод марксизма. «Догма», порождаемая им, может меняться. Но не будем забывать, что марксизм — не только такой конкретный анализ социальной реальности, но и вера, что эту реальность можно претворить в утопию. Вера и метод: но не догма.

Пример такого живого метода и живой веры — книги Дэвида Гребера. В «Утопии правил» и «Бредовой работе» к примеру, Гребер формулирует «железный закон неолиберализма»: неолиберальный демонтаж социальных государств приводит не к уменьшению бюрократии, а к ее невиданному росту. Экспансия свободного рынка на все сферы общества приводит к усилению властных структур, к «менеджерскому феодализму». Финансовый капитализм, собственно, больше не производит (паразитирует на производстве), а распределяет ресурсы, а там, где речь идет о распределении, — бредовые, сложные иерархии распределения выгодны их участникам; так образуется сложная «феодальная» иерархия распределения (финансисты, юристы, администраторы, менеджеры, бюрократы и их обслуга); и эта иерархия заинтересована только в своем раковом росте и сохранении своего положения, а уже не в производстве, его развитии и пр. (поэтому «феодализм» — потому что иерархия перераспределения, но отличие современного феодализма от средневекового в том, что последний был организован как самоорганизация производителей, в нынешнем ни о какой самоорганизации нет и речи — напротив, «учет, контроль, управление»). «Менеджерский феодализм» — это и есть буржуазная версия конца капитализма, о котором мы говорили в начале. Как можно убедиться по ленинской работе об империализме, эффекты, описываемые Гребером, происходили уже во время Первой мировой (господство финансового капитала + бюрократизация), но тогда они были остановлены Русской революцией и западными социал-демократиями. Удасться ли остановить в современности — главный ее политический вопрос. Продолжение следует

У злобы всегда одно и тоже ухищрение — ввергать нас в уныние во время скорби, чтобы лишить упования на Господа. Когда человек по неизреченному общению, всецело вступив в единение с Духом Утешителем, когда самая душа, как бы срастворенная Духом, сподобится стать Духом: тогда все в ней делается светом, — все радостию, все — упокоением, все — весельем, все — любовию, все — милосердием, все — благостью, все — добротою. Душа, вкусившая сладости Бога и несказанной радости, которая есть Господь, ставшая причастницей и приобщившаяся Света Божества, и получившая опыт мира Божества, не будет обожжена столькими неизреченными небесными благами и войдет в неутолимое желание и в ненаполнимую сытость Божественной любви захватится, причастившаяся такой благости и радости и мира неизреченного Божества.
Ибо море, когда все реки впадают в него, не наполняется, так и душа, удостоившаяся войти в мир Божества Духа, не пресыщается, сколько (Бог) ни дает ей даров благодати, и сколько получает, взыскует; и сколько ни насыщается, еще желает, и сколько ни наполняется, еще чувствует недостаток, и, как некая ненаполняемая бездна, от многого духовного желания и небесной любви ненасытимой любви Христа устрояется.

Макариевский корпус

Продолжение. Жижек описывает виртуальные деньги как предел капитализма, как нечто предельно буржуазное. Гребер же в блестящей книге «Долг» различает в смене способов производства смену эпох разных видов денег: денег виртуальных и денег наличных. Рабовладение и капитализм — эпохи наличных денег, материализма, рабства, войн, неравенства. Средневековье и гипотетическая посткапиталистическая эпоха — эпохи виртуальных денег, религии, свободы, мира, равенства (разумеется, настолько насколько позволяют имеющиеся возможности в каждой эпохе). История по Греберу есть восходящая спираль «органических эпох» виртуальных денег и «критических эпох» наличных денег. Греберовский анализ таким образом — прекрасный пример совмещения трезвого, материалистического метода (анализ форм денег, форм социальных отношений и пр.) и веры в то, что «другой мир возможен». Виртуальные деньги, вопреки Жижеку — как раз одно из явных свидетельств, что капиталистический способ производства уходит в прошлое. Формы этого ухода, а значит и прихода нового не предрешены, но самая наша вера в этот приход — уже есть знак ее наступления. Марксизм — не догма, а метод и вера. Верность марксизму есть верность методу и вере, а не догме.

Этот метод помимо прочего заключался как раз в адогматизме — в не догматическом держании системы постулатов, а в анализе социально-экономического базиса любой системы постулатов. Диалектический материализм есть не материалистическая метафизика, а понимание любой метафизики как продукта определенных социально-экономических условий. Но марксизм не есть и метафизика социально-экономических условий, как сказано в «Немецкой идеологии» (цитирую по брошюре Жижека):

«предпосылки, на которых мы базируемся, не произвольны, это не догмы, но реальные предпосылки, от которых можно абстрагироваться только в воображении. Это реальные индивидуумы, их активность и материальные условия, в которых они живут, те условия, которые уже существуют и те, которые произведены их активностью. Эти предпосылки могут быть доказаны чистым, эмпирическим путем. … Люди могут отличаться от животных сознанием, и религией, и чем угодно еще. Они сами начинают отличать себя от животных, как только начинают производить свои средства пропитания, это шаг, обусловленный их физической организацией. Производя свои средства пропитания, люди опосредованно производят свою фактическую материальную жизнь».

История согласно марксизму — есть история свободы людей, история человеческих активностей и история отчуждения свободы, объективации человеческих активностей. Диалектика свободы и ее отчуждения задает интригу истории. Скажем, «вульгарный материализм» (Бога нет, все сводится к веществу, царствует детерминизм, человеческая личность — иллюзия и пр.) есть метафизика буржуазного общества, как сказано в Манифесте: «буржуазия не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза». Или скажем, Писание и Предание Церкви, одно порожденное первохристианами, другое — монахами, есть метафизика коммунистических первохристианских и монашеских общин; ортодоксальное христианство есть «надстройка» коммунистических по социально-экономическому базису общин. Если капитализм — развенчание самой идеи веры, законченный цинизм (в конце концов атеизм и материализм есть просто возведенный в метафизику цинизм), то социализм есть возрождение веры и развенчание цинизма.

Самоочевидно, что посткапиталистическая эпоха породит иную чем капиталистическая метафизику. Если капитализм был эпохой материализма, атеизма, упадка христианства, то мы — вполне по марксистки — вправе ожидать от чаемой посткапиталистической эпохи упадка атеизма и материализма и возрождения христианства. Не зря Жижек так много размышляет о христианстве. Не зря русская православная мысль XIX-XX вв. была резкой критикой современности (то есть капитализма) и главной ее темой были «религиозная общественность», «христианская политика», в пределе — «христианский социализм».⬇️

Продолжение⬆️. Этот переход к теме религии — не наш произвол. О верности вере и методу марксизма, а не его догме уже сказано: сама форма веры есть нечто освободительное и антикапиталистическое. Нужно веровать в утопию, в то, что «другой мир возможен». Но и моральная проблематика, которой мы вскользь коснулись выше, наталкивает нас на тему веры: марксизм жаждет других отношений между людьми, «человеческих», а не буржуазных отношений. Этическое, «экзистенциальное» сопротивление капитализму, этическая, «экзистенциальная» жажда нового мира, пресловутый «хилиазм» марксизма — есть то топливо, на котором работает марксистская теория и практика. Добавим, что Жижек в своей брошюре несколько раз поминает дерридарианскую «хонтологию», «призракологику» марксизма. Согласно «Призракам Маркса» Деррида, у марксизма много духов, но быть глубино верным марксизму означает быть верным мессианскому духу марксизма вопреки другим его духам. Если про верность методу марксизма мы уже сказали, то как проиллюстрировать верность вере марксизма? — упомянем лишь «марксистскую теологию» Луначарского, Платонова, Беньямина, Лукача, Блоха, Фромма, Иглтона, Бадью, Агамбена, теологии освобождения, Русского религиозного ренессанса (на львиную долю вышедшего из марксизма, отбросившего его догму, но сохранившему верность его методу и мессианскому духу), того же Деррида и того же Жижека. Марксистский метод и марксистская теология — вот формула актуальности марксизма на современном этапе — повторяющая учредительный акт самого Маркса — синтез утопического (христианского) социализма и экономической науки, с непременной критикой всех догм, включая марксистскую догму. Конец и Богу слава. Весь текст читайте здесь

Друзья, мой канал существует уже год, спасибо всем, что кто читает мои тексты, делает перепосты и спорит в комментариях. Сегодня я бы хотел сделать подборку каналов, которые я читаю и на которые вам рекомендую подписаться.

https://yangx.top/stasiscenter Альма-матер.
https://yangx.top/absolutestudies Авторский канал моего друга Антона Сюткина, русского религиозного философа, материалистического диалектика и шеллингианца
https://yangx.top/philosophero Канал специалиста по этике, врага нигилизма Андрея Денисова
https://yangx.top/forschungen_eines_hundes Тексты главного философа детства Артёма Серебрякова. Давно не было новых постов, но мы все ещё ждем
https://yangx.top/lsilz Канал легендарного философа Йоеля Регева
https://yangx.top/Philosophytoday Главный источник новостей и последних слухов
https://yangx.top/e_nutria Авторский канал Дмитрия Кузнецова
https://yangx.top/herzlichanna философский лайфстайл.
https://yangx.top/sacredviolence Легендарный Алексей Зыгмонт и его легендарный канал про насилие и священное. Каждый честный человек должен подписаться на этот канал.
https://yangx.top/libertarian_theology Анархо-коммунистическое православие от Владимира Шалларя. Если вы до сих пор верите в идиотскую пропаганду, что христианство в целом и православие в частности является религией рабов, срочно читайте канал Владимира.
https://yangx.top/philosophycafemoscow Журнал "Финиковый компот"
https://yangx.top/jesuistropchaud канал антилаканисткого лаканиста Никиты Архипова
https://yangx.top/ednadt Легенда философской блогосферы. К сожалению, дед совсем плохой стал.
https://yangx.top/off_philosophy Открытый философский факультет
https://yangx.top/zizekdaily Главный канал с мемами и с комментариями от классиков.
https://yangx.top/vetushinskiy Философия видеоигр от Александра Ветушинского
https://yangx.top/rezkonedristani Заводной карнап
https://yangx.top/LenPhil Авторский канал Богдана Фауля

https://yangx.top/Luzin_RussianForeignPolicy Канал политического аналитика Павла Лузина. Мой преподаватель из Перми, один из самых интересных собеседников. Рекомендую всем, кто интересуется международными отношениями
https://yangx.top/zamyatinsk Муниципальный депутат Замятин. Демократ и наш товарищ
https://yangx.top/alexandrshtefanov Восходящая звезда левого популизма и главный объект критики товарища Замятина. Любимый комментатор социологического теоретика Герасимова после Кашина
https://yangx.top/munexist Канал легендарного муниципального депутата Виталия Боваря. Честный и принципиальный человек.
https://yangx.top/mamadpolsci Всеволод Бедерсон, легендарный популяризитор науки из Перми, политолог и израильский репатриант. Если хотите прослушать хорошие курсы по российской политике, вам к нему.
https://yangx.top/dadakinder Канал украинского активиста и политэмигранта Анатолия Ульянова. Один из самых интересных каналов, на которые я подписан
https://yangx.top/mlobanov84 Легендарный политик Михаил Лобанов. Выражаю своё почтение.
https://yangx.top/NMitrokhinPublicTalk Историк Николай Митрохин. Хорошая военная аналитика, что касается всего остального, то без комментариев.
https://yangx.top/politicalsciencelibrary Легендарный канал по политическим наукам.
https://yangx.top/EventsAndTexts Канал Бориса Грозовского
https://yangx.top/molokonews Легендарный канал легендарного альманаха о насилии
https://yangx.top/moloko_plus Легендарный альманах о насилии
https://yangx.top/ffzrm Легендарный журналист и издатель легендарного альманаха Паша Никулин
https://yangx.top/saygin_opinion Волгоградский политолог и аналитик Александр Сайгин
https://yangx.top/politscience Политолог Александр Шерстобитов
https://yangx.top/sonyaaboutcam Исследования образования. Канал Софьи Смысловой
https://yangx.top/publicsociologylaboratory Легендарные русские социологи
https://yangx.top/neuro_mouse Авторский канал Анастасии Неклюдовой про нейронауки.
https://yangx.top/neuroexistencialism Очень интересный канал про нейронауки.

О связи христианства с левым движением.

Текст из коллекции журнала Эгалите на syg.ma. Христианский анархо-социалист Владимир Шалларь, опираясь на тексты Священного Писания и социально-экономические реалии первохристианских общин, раскрывает связь новых тенденций в этической политике левых движений с традиционными христианскими ценностями, указывая на принципиально антикапиталистическую и либертарную природу последних.

«Унылый морализм, самоограничение, трудоголический «аскетизм» — это плоды протестантской этики, в которой труд и накопление капитала выступают знаками «богоизбранности». Протестантизм как идеология зарождающегося капитализма вытесняет заботливое мистико-аскетическое христианство и уничтожает церковность, чтобы «освятить» основные структуры угнетения. […]
Классическая христианская этика никогда не металась между морализмом и утилитаризмом. Она знала реальность изнемогающей в сладкой муке любви, блаженство дара и жертвы, где дар сам себе награда, жертва — сама себе наслаждение, где добро и радость сплетены воедино, ибо таков Бог и таков мир, который Он создал. В ней все, что теологически есть Троица, то мистически есть блаженство, этически — добро, политэкономически — либертарный коммунизм, в котором индивидуальное и коллективное, личность и сообщество полностью совпадают».
#sygma_ru #philosophy #societyandpolitics

https://syg.ma/@egalite_magazine/viechnoie-blazhienstvo-i-novaia-etika

syg.ma — открытая платформа, где все могут что-либо опубликовать. Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автор_ок. Мы работаем через VPN. О том, как продолжить нас читать и оставаться в безопасности — здесь.

Флоренский в тексте «Троице–Сергиева Лавра и Россия» пишет: «Идея Пресвятой Троицы для Преподобного Сергия была в порядке общественного строительства, заповедью общежития. /.../ Идея общежития как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, назовется ли она по–гречески киновией или по–латыни — коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней как вожделеннейшая заповедь жизни, — была водружена и воплощена в Троице–Сергиевской Лавре Преподобным Сергием и распространялась отсюда, от Дома Троицы, как центра колонизации и территориальной, и хозяйственной, и художественной, и просветительной и, наконец, моральной.»

///

Благоверный князь Александр Невский — может быть, нет в русской истории фигуры, более подходящей для иллюстрации отношений Православие/национализм, для иллюстрации того, как аутентично христианские образы/концепты меняются до почти полной противоположности. Иллюстрации того, как нечто изначально православное меняется до такого состояния, что ничего православного уже не остается.

Империя преобразует образ Александра из православного святого в свой военно-политический символ. Эта национализация продолжается и углубляется — вплоть до окончательного вытеснения всего православно-христианского в эпоху Сталина. Александр Невский становится вполне тем, кем мы его представляем именно в 30-е гг. XX века. И тут все понятно: по мере того как Российское государство отказывалась от православия, оно все больше трансформировало образ Александра: от первых конфликтов московских правителей с Церковью через секуляризацию при Империи и вплоть до гонений при Сталине: все меньше христианского и все больше националистического во всей жизни страны и в частности — в образе князя-монаха Александра.

«Повесть о житии» Александра не канонизирует никакой политики, скорее она выдвигает некий идеал политики: справедливость, служение народу как не-управление, не-эксплуатация, не-деспотия. История, «мир», политика не отвергаются, но понимается как поле, где действует Бог, и где должны действовать христиане. И все же любая политика, война тем паче, повязана с грехом, и поэтому Александр — ради искупления грехов — отказывается от власти и становится монахом.

В «Повести о житии» нет ни манихейского «ухода из мира», ни освящения политической сферы, ее абсолютизации. Здесь есть некий синтез, некий идеал христианской политики, который смогла выдвинуть Русь и не смогла воплотить Россия. Как образ Александра раздваивается на «монаха» и «воина», так и вся страна раздваивается: православие вылетает куда-то далеко «из мира», из действительности, а действительность (политическая) дехристианизируется, национализируется (объязычивается).

«Александр Невский» Эйзенштейна, шедевр, интересный тем, что отображает сразу два предательства — как фильм о святом — предательство христианства, ибо ничего специфически христианского здесь нет, есть просто русский национализм (язычество), и как фильм советский — предательство советского проекта, большевизма, революции, марксизма — ибо ничего марксистского, революционного здесь нет — есть просто тривиальный национализм.

Тихость, приветливость, кротость, смирение, непрельщенность богатством, память о сиротах и вдовах («неимущих», «попавших в трудную жизненную ситуацию»), правосудность, милость, доброта, радушие («к приходящим из чужих стран»!) — вот несколько характеристик христианского политики. Вот урок «Повести о житии» — урок, который был забыт в пользу «противостояния с Западом», «евразийства», «патриотизма», «войны», «государства» и пр. Тихая, кроткая, смиренная, милостивая политика — не оксюморон ли это? «Повесть о житии» учит, что нет, не оксюморон, а то, что и должно быть. Не битвы и не Орда — а «милость без меры» — вот на чем бы надо нам сосредоточить свое внимание, вспоминая Александра Невского. https://blog.predanie.ru/article/aleksandr-nevskij-natsionalnyj-geroj-ili-smirennyj-monah/