Хочу поделиться случайным наблюдением. Шла мимо пражского книжного магазина, в витрине Оруэлл. Зашла поинтересоваться, что на выкладках. В целом почти все то же, что читаем мы, плюс новый Гэлбрейт (aka Роулинг) и новый Несбё. А ещё в разделе новинки мемуары принца Гарри стоят рядом с книжкой Людмилы Улицкой. Все казалось логичным, но что-то смущало.
И только когда я вышла из магазина, я поняла, что же с ним не так: большая часть книг на английском языке.
Фотографиями и видео делюсь.
И только когда я вышла из магазина, я поняла, что же с ним не так: большая часть книг на английском языке.
Фотографиями и видео делюсь.
👍64❤22😢5👎2😁1
Умерла Джейн Биркин, икона стиля, актриса и певица, муза Сержа Генсбура. Ей было 76 лет.
В издательстве "Синдбад" выходили дневники Биркин. Первая часть -- нашумевшие «Дневники обезьянки» — это сомнения взрослеющей девушки-подростка, Париж и богема шестидесятых, Генсбур и страсть. Куда более трагичный в своей беспощадной откровенности, казалось бы, зрелой, но все такой же неуверенной в себе женщины Post-scriptum — это жизнь Биркин после Генсбура. В этих записях, с одной стороны, счастливая женщина-мать, самозабвенно любящая дочерей: радость третьей беременности и безмятежные дни («я постоянно пребывала в состоянии ничем не оправданного оптимизма»). С другой стороны, из дневников никуда не исчезло иное «я» — актриса и певица в расцвете таланта, измученная ревностью и тоской по прошлому. Она чувствовала, как ускользает время, как утекает красота, с которой она еще не успела примириться, как жизнь словно бы предает ее — не успеешь поверить чему-то, а этого уже нет.
https://www.forbes.ru/forbes-woman-photogallery/417805-manifest-silnyh-zhenshchin-ot-melindy-geyts-dnevniki-dzheyn-birkin
В издательстве "Синдбад" выходили дневники Биркин. Первая часть -- нашумевшие «Дневники обезьянки» — это сомнения взрослеющей девушки-подростка, Париж и богема шестидесятых, Генсбур и страсть. Куда более трагичный в своей беспощадной откровенности, казалось бы, зрелой, но все такой же неуверенной в себе женщины Post-scriptum — это жизнь Биркин после Генсбура. В этих записях, с одной стороны, счастливая женщина-мать, самозабвенно любящая дочерей: радость третьей беременности и безмятежные дни («я постоянно пребывала в состоянии ничем не оправданного оптимизма»). С другой стороны, из дневников никуда не исчезло иное «я» — актриса и певица в расцвете таланта, измученная ревностью и тоской по прошлому. Она чувствовала, как ускользает время, как утекает красота, с которой она еще не успела примириться, как жизнь словно бы предает ее — не успеешь поверить чему-то, а этого уже нет.
https://www.forbes.ru/forbes-woman-photogallery/417805-manifest-silnyh-zhenshchin-ot-melindy-geyts-dnevniki-dzheyn-birkin
Forbes.ru
Манифест сильных женщин от Мелинды Гейтс, дневники Джейн Биркин и еще 5 книг, которые нужно прочитать этой зимой
Forbes Woman собрал самые яркие и интересные книги о необыкновенных и сильных женщинах, которые появятся на полках российских книжных магазинов в ближайшие месяцы
😢49❤31👍9💔5
Марта Геллхорн «Лицо войны. Военная хроника 1936–1988».
Издательство Individuum к своему пятилетию делает нам подарок. Впервые выпускает на русском языке книгу великой Марты Геллхорн -- женщины, которая стала легендой военной журналистики.
Полвека человечество раздирали жесточайшие конфликты – от гражданской войны в Испании до Второй мировой, от советско-финской войны до арабо-израильской, от американского вторжения во Вьетнам до конфликтов в Сальвадоре и Никарагуа в восьмидесятых. Марта Геллхорн писала о них всех. Писала не по чужим отчётам или пресс-релизам, а ехала на место событий и занималась тяжелейшей работой военного корреспондента – общалась с солдатами, ранеными и беженцами и писала, что делает война с простыми людьми. Она была единственной журналисткой, которой удалось лично наблюдать высадку союзников в Нормандии, она была свидетельницей освобождения лагеря Дахау в день, когда закончилась война – репортаж из Дахау сделал Марту легендой. В книге “Лицо войны” репортажи с восьми войн ХХ века (Марта не писала только о Первой мировой, и только потому, что. что ей было 6 лет, когда война началась). В предисловии она пишет, что небольшие зарисовки “сливаются в единую пугающую картину. У войны есть только один сюжет; в нем правят бал голод, бесприютность, страх, боль и смерть. Голодные израненные дети выглядели совершенно одинаково в Барселоне 1938 года и в Неймегене 1944-го. Беженцы, вынужденные вместе со всеми своими пожитками брести прочь от войны в поисках маломальски безопасного убежища, были одним народом по всему миру. Бесформенный сверток с телом американского солдата в снегу в Люксембурге был похож на труп любого другого солдата в любой другой стране. Война — это ужасное повторение”. “Суть этих статей, – пишет Геллхорн, – в том, что они правдивы; они рассказывают то, что видела я. Возможно, они напомнят другим, как напоминают мне, лицо войны. Вряд ли мы имеем право его забыть. Я считаю, что именно память и воображение, а не ядерное оружие, — сильнейшие сдерживающие факторы”.
Предисловие:
Когда я была молода, я верила в прогресс, в способность человека становиться лучше и думала, что журналистика — это путеводная звезда. Если бы людям открыли правду, если показали бы им без прикрас царящие в мире позор и несправедливость, они немедленно потребовали бы принять нужные меры, наказать преступников и позаботиться о невиновных. Как люди должны были осуществить эти перемены, я не знала. Это уже их дело. А работа журналиста - приносить новости, быть глазами человеческой совести. Думаю, я представляла себе общественное мнение могучей силой — чем-то вроде торнадо, всегда летящего вслед за ангелами.
В годы моих пылких надежд, когда история в очередной раз
шла не туда, когда люди закрывали глаза на насилие и жестокость, а то и поощряли их, а безвинные не получали ничего, кроме неприятностей, я обвиняла во всем вождей. Под этим словом я понимала неопределенную совокупность политиков, промышленников, владельцев газет, финансистов: невидимых, холодных, амбициозных людей. «Народ» был хорошим по определению; если у него не получалось вести себя хорошо, я объясняла это невежеством или беспомощностью.
Потребовалось девять лет, Великая депрессия, две проигранные войны и одна капитуляция* — и только после этого я разуверилась в силе прессы. Постепенно я осознала, что люди охотнее глотают ложь, чем правду, как будто у лжи домашний, приятный, привычный вкус. Были лжецы и в моей профессии, а уж вожди всегда лепили из фактов все, что им заблагорассудится. Источники лжи были неиссякаемы. Хорошие люди, боровшиеся со злом, где бы они его ни видели, всегда составляли лишь доблестное меньшинство, в то время как миллионы послушно возбуждались и успокаивались, подчиняясь любой лжи. Путеводная звезда журналистики светила не ярче светлячка.
Издательство Individuum к своему пятилетию делает нам подарок. Впервые выпускает на русском языке книгу великой Марты Геллхорн -- женщины, которая стала легендой военной журналистики.
Полвека человечество раздирали жесточайшие конфликты – от гражданской войны в Испании до Второй мировой, от советско-финской войны до арабо-израильской, от американского вторжения во Вьетнам до конфликтов в Сальвадоре и Никарагуа в восьмидесятых. Марта Геллхорн писала о них всех. Писала не по чужим отчётам или пресс-релизам, а ехала на место событий и занималась тяжелейшей работой военного корреспондента – общалась с солдатами, ранеными и беженцами и писала, что делает война с простыми людьми. Она была единственной журналисткой, которой удалось лично наблюдать высадку союзников в Нормандии, она была свидетельницей освобождения лагеря Дахау в день, когда закончилась война – репортаж из Дахау сделал Марту легендой. В книге “Лицо войны” репортажи с восьми войн ХХ века (Марта не писала только о Первой мировой, и только потому, что. что ей было 6 лет, когда война началась). В предисловии она пишет, что небольшие зарисовки “сливаются в единую пугающую картину. У войны есть только один сюжет; в нем правят бал голод, бесприютность, страх, боль и смерть. Голодные израненные дети выглядели совершенно одинаково в Барселоне 1938 года и в Неймегене 1944-го. Беженцы, вынужденные вместе со всеми своими пожитками брести прочь от войны в поисках маломальски безопасного убежища, были одним народом по всему миру. Бесформенный сверток с телом американского солдата в снегу в Люксембурге был похож на труп любого другого солдата в любой другой стране. Война — это ужасное повторение”. “Суть этих статей, – пишет Геллхорн, – в том, что они правдивы; они рассказывают то, что видела я. Возможно, они напомнят другим, как напоминают мне, лицо войны. Вряд ли мы имеем право его забыть. Я считаю, что именно память и воображение, а не ядерное оружие, — сильнейшие сдерживающие факторы”.
Предисловие:
Когда я была молода, я верила в прогресс, в способность человека становиться лучше и думала, что журналистика — это путеводная звезда. Если бы людям открыли правду, если показали бы им без прикрас царящие в мире позор и несправедливость, они немедленно потребовали бы принять нужные меры, наказать преступников и позаботиться о невиновных. Как люди должны были осуществить эти перемены, я не знала. Это уже их дело. А работа журналиста - приносить новости, быть глазами человеческой совести. Думаю, я представляла себе общественное мнение могучей силой — чем-то вроде торнадо, всегда летящего вслед за ангелами.
В годы моих пылких надежд, когда история в очередной раз
шла не туда, когда люди закрывали глаза на насилие и жестокость, а то и поощряли их, а безвинные не получали ничего, кроме неприятностей, я обвиняла во всем вождей. Под этим словом я понимала неопределенную совокупность политиков, промышленников, владельцев газет, финансистов: невидимых, холодных, амбициозных людей. «Народ» был хорошим по определению; если у него не получалось вести себя хорошо, я объясняла это невежеством или беспомощностью.
Потребовалось девять лет, Великая депрессия, две проигранные войны и одна капитуляция* — и только после этого я разуверилась в силе прессы. Постепенно я осознала, что люди охотнее глотают ложь, чем правду, как будто у лжи домашний, приятный, привычный вкус. Были лжецы и в моей профессии, а уж вожди всегда лепили из фактов все, что им заблагорассудится. Источники лжи были неиссякаемы. Хорошие люди, боровшиеся со злом, где бы они его ни видели, всегда составляли лишь доблестное меньшинство, в то время как миллионы послушно возбуждались и успокаивались, подчиняясь любой лжи. Путеводная звезда журналистики светила не ярче светлячка.
❤61👍12😢9
Марта Геллхорн. Предисловие к книге "Лицо войны"
После войны в Финляндии я думала о журналистике как
о пропуске в первый ряд: тебе нужны лишь соответствующие документы и работа, и ты получаешь билет на спектакль,
в котором творится история. Во время Второй мировой войны
я только и делала, что хвалила добрых, храбрых и благородных
людей, которых видела, хоть и понимала, что это совершенно бесполезное занятие. Когда представлялся случай, я обличала дьяволов, посвятивших свою жизнь уничтожению человеческого достоинства; и это тоже было бесполезно. Я чувствовала абсурдную профессиональную гордость, когда добиралась туда, куда планировала, и вовремя отправляла свои материалы в Нью-Йорк, но я не могла обмануть себя и поверить, что моя работа военного корреспондента имеет хоть какое-то значение.
После войны в Финляндии я думала о журналистике как
о пропуске в первый ряд: тебе нужны лишь соответствующие документы и работа, и ты получаешь билет на спектакль,
в котором творится история. Во время Второй мировой войны
я только и делала, что хвалила добрых, храбрых и благородных
людей, которых видела, хоть и понимала, что это совершенно бесполезное занятие. Когда представлялся случай, я обличала дьяволов, посвятивших свою жизнь уничтожению человеческого достоинства; и это тоже было бесполезно. Я чувствовала абсурдную профессиональную гордость, когда добиралась туда, куда планировала, и вовремя отправляла свои материалы в Нью-Йорк, но я не могла обмануть себя и поверить, что моя работа военного корреспондента имеет хоть какое-то значение.
❤40👏5👍3
Марта Геллхорн. Предисловие к книге "Лицо войны"
Война — это злокачественная опухоль, идиотизм, тюрьма. Боль, которую она причиняет, невозможно описать или представить, но война стала нашим состоянием и нашей историей, местом, в котором нам приходилось жить. Я принадлежала к особому типу нажившихся на войне; мне везло, и мне платили за то, чтобы я проводила время с потрясающими людьми.
После победы во Второй мировой я застряла в атмосфере
войны еще на год, поскольку установившийся мир оказался непрочным и хрупким. На Яве я увидела послевоенную «маленькую» войну нового образца и осознала, что больше нигде и никогда не хочу видеть ничего связанного с войной. Возможно, та жалкая кровавая заварушка в Индонезии была неизбежна.
Высокие белые люди были завоеваны и унижены низкорослыми желтыми людьми*; почему кто-то должен был снова признать белого человека хозяином? Индонезийские голландцы, походившие на скелеты и призраки, вернулись из японских тюрем, со страшного строительства железной дороги через джунгли; их больные, голодные женщины и дети вышли на свободу после многих лет, проведенных в японских концентрационных лагерях на Яве, и тут же на них напали местные жители, которыми раньше они пытались управлять заботливо и порядочно.
И индонезийцам, и голландцам нужно было время, чтобы оправиться от войны и научиться жить по справедливости. Времени
не было. Ничто из написанного кем бы то ни было не могло ни сократить эту пытку, ни спасти хоть одну жертву — белую или смуглую.
Дать людям урок — лучшее и наиболее эффективное, что может сделать журналистика. Но, по всей видимости, люди не хотят учиться ни на своем опыте, ни на чужом. И если агония Второй мировой войны ничему их не научила, что вообще могло бы им помочь? Несомненно, послевоенный мир — это насмешка над надеждой и оскорбление всех тех, кто погиб ради того, чтобы мы выжили.
В то время когда цивилизация, казалось, решительно нащупывала свой путь к самоубийству, разумным занятием для рядового гражданина, ожидающего конца света, было возделывать собственный сад, чтобы сделать его настолько чистым, симпатичным и приятным, насколько это возможно. Я придумала себе жизнь за высокими стенами такого сада, и она казалась мне
хорошей, поскольку была безобидной.
Война — это злокачественная опухоль, идиотизм, тюрьма. Боль, которую она причиняет, невозможно описать или представить, но война стала нашим состоянием и нашей историей, местом, в котором нам приходилось жить. Я принадлежала к особому типу нажившихся на войне; мне везло, и мне платили за то, чтобы я проводила время с потрясающими людьми.
После победы во Второй мировой я застряла в атмосфере
войны еще на год, поскольку установившийся мир оказался непрочным и хрупким. На Яве я увидела послевоенную «маленькую» войну нового образца и осознала, что больше нигде и никогда не хочу видеть ничего связанного с войной. Возможно, та жалкая кровавая заварушка в Индонезии была неизбежна.
Высокие белые люди были завоеваны и унижены низкорослыми желтыми людьми*; почему кто-то должен был снова признать белого человека хозяином? Индонезийские голландцы, походившие на скелеты и призраки, вернулись из японских тюрем, со страшного строительства железной дороги через джунгли; их больные, голодные женщины и дети вышли на свободу после многих лет, проведенных в японских концентрационных лагерях на Яве, и тут же на них напали местные жители, которыми раньше они пытались управлять заботливо и порядочно.
И индонезийцам, и голландцам нужно было время, чтобы оправиться от войны и научиться жить по справедливости. Времени
не было. Ничто из написанного кем бы то ни было не могло ни сократить эту пытку, ни спасти хоть одну жертву — белую или смуглую.
Дать людям урок — лучшее и наиболее эффективное, что может сделать журналистика. Но, по всей видимости, люди не хотят учиться ни на своем опыте, ни на чужом. И если агония Второй мировой войны ничему их не научила, что вообще могло бы им помочь? Несомненно, послевоенный мир — это насмешка над надеждой и оскорбление всех тех, кто погиб ради того, чтобы мы выжили.
В то время когда цивилизация, казалось, решительно нащупывала свой путь к самоубийству, разумным занятием для рядового гражданина, ожидающего конца света, было возделывать собственный сад, чтобы сделать его настолько чистым, симпатичным и приятным, насколько это возможно. Я придумала себе жизнь за высокими стенами такого сада, и она казалась мне
хорошей, поскольку была безобидной.
* Вплоть до 1942 года Индонезия (Голландская Ост-Индия) была колонией Нидерландов. Во время Второй мировой войны Япония разгромила нидерландские силы и оккупировала Индонезию. Вскоре после поражения Японии в Индонезии вспыхнула война
за независимость (1945–1949), по итогам которой Нидерланды признали независимость
Индонезии.❤38👍9
Марта Геллхорн "Лицо войны"
Предисловие
Сейчас я думаю иначе. Раньше я всегда ориентировалась на результат и верила, что существует достижимая цель — победа или поражение. Можно было надеяться на победу, отчаиваться из-за поражения. На данном этапе своей жизни я думаю, что это чушь. До изобретения атомной бомбы, водородной бомбы, кобальтовой бомбы (и что там еще может нас ждать впереди) у нас были причины представлять историю человечества как гигантские бесконечные американские горки, где вагончики то взлетают вверх, то падают вниз. Пассажиры на этом аттракционе сменяли друг друга и все же составляли единый неиссякаемый поток: они меняли одежду и багаж, говорили на разных наречиях, но оставались мужчинами, женщинами и детьми, неизменно человечными. Единственное, за что отвечал каждый пассажир этих американских горок, насколько я могла судить, — собственное поведение во время путешествия. Каждый несет ответственность за свои шаги, но ни один шаг не является последним. Из поведения отдельного человека, каким бы оно ни было, складывается его частная судьба, но общий исход от него не зависит. И победа, и поражение — мимолетные мгновения. Не существует целей, есть только средства.
Журналистика — это средство; и сейчас я думаю, что рассказывать правду ценно само по себе. Серьезная, внимательная, честная журналистика необходима не как путеводная звезда, а как форма достойного поведения для репортера и для читателя.
Я больше не журналист; как и в случае других рядовых граждан, единственная правда, которую я должна рассказать, — моя собственная.
Предисловие
Сейчас я думаю иначе. Раньше я всегда ориентировалась на результат и верила, что существует достижимая цель — победа или поражение. Можно было надеяться на победу, отчаиваться из-за поражения. На данном этапе своей жизни я думаю, что это чушь. До изобретения атомной бомбы, водородной бомбы, кобальтовой бомбы (и что там еще может нас ждать впереди) у нас были причины представлять историю человечества как гигантские бесконечные американские горки, где вагончики то взлетают вверх, то падают вниз. Пассажиры на этом аттракционе сменяли друг друга и все же составляли единый неиссякаемый поток: они меняли одежду и багаж, говорили на разных наречиях, но оставались мужчинами, женщинами и детьми, неизменно человечными. Единственное, за что отвечал каждый пассажир этих американских горок, насколько я могла судить, — собственное поведение во время путешествия. Каждый несет ответственность за свои шаги, но ни один шаг не является последним. Из поведения отдельного человека, каким бы оно ни было, складывается его частная судьба, но общий исход от него не зависит. И победа, и поражение — мимолетные мгновения. Не существует целей, есть только средства.
Журналистика — это средство; и сейчас я думаю, что рассказывать правду ценно само по себе. Серьезная, внимательная, честная журналистика необходима не как путеводная звезда, а как форма достойного поведения для репортера и для читателя.
Я больше не журналист; как и в случае других рядовых граждан, единственная правда, которую я должна рассказать, — моя собственная.
❤49👍3
Марта Геллхорн "Лицо войны" Предисловие
Мировые лидеры необычайно увлечены личными дрязгами. Они мчатся на самолетах по своим божественным делам; встречаются друг с другом, всегда только друг с другом; совещаются в различных правительственных дворцах и делают заявление за заявлением в прессе. Их речи звучат так, как будто они верят, что ядерную войну можно выиграть или проиграть, причем мы можем оказаться втянуты в нее с большой вероятностью, в любую минуту, без предупреждения. («Не волнуйтесь. Мы уничтожим врага нашими сверхскоростными, сверхзвуковыми, трижды межконтинентальными, рентгенонаводящимися, антинаступательно-оборонительными ракетами. Не бойтесь. Мы сожжем врага нашими лучшими, самыми крошечными суперсмертоносными бомбами. Тем временем, дорогие товарищи, граждане, соотечественники, верноподданные, ваш долг — гражданская оборона; выкопайте небольшую взрывоустойчивую яму на заднем дворе и ждите там апокалипсиса».) Мировые лидеры, кажется, потеряли связь с жизнью здесь, на земле, забыли о людях, которыми они руководят. Или, возможно, те, кем они управляют, — столь многочисленные и столь безмолвные — перестали быть для них по-настоящему реальными, это уже не живые люди, а цифры будущих потерь. Нас ведут, и мы должны идти, хотим мы того или нет; ведь бежать нам некуда.
Но мы не обязаны идти молча; у нас все еще есть право и обязанность, как у рядовых граждан, говорить правду. Как одна из миллионов ведомых, я не позволю гнать себя дальше по этой ведущей в никуда дороге дураков, не подняв свой голос в знак протеста, пусть даже мое «НЕТ» и будет таким же тихим, как стрекот сверчка. Мое «НЕТ» — эта книга.
Тяжело удержаться от разглагольствований, не срываться на крик или визг. И еще тяжелее (для меня уж точно) вести логичное повествование: «во-первых», «во-вторых», «в-третьих», выстраивать один логически выверенный абзац за другим.
Я вижу загадки и сложности везде, куда бы ни посмотрела, и никогда я не встречала человека, который был бы последователен во всем. Но все же, если очень сильно постараться, иногда можно сказать то, что имеешь в виду.
Не нужно указывать на мои противоречия, я их знаю и чувствую. Я думала, что начать бороться с Гитлером, всеми его приспешниками и тем, что они делали и за что выступали, нужно было как минимум на три года раньше, а не в 1939 году. При этом наша победа лишь на время избавила нас от невыносимого зла; она ничего не решила. Война, когда у нее есть хоть какая-то цель, — это операция, в ходе которой в определенное время удаляют определенную раковую опухоль. Рак вновь возвращается в разных формах, поражая разные народы; мы не выработали никакого профилактического лечения. Снова и снова нам приходится прибегать к хирургии на грани жизни и смерти. Но человечество всегда ее выдерживало и выживало.
Я не верю, что возможен мир во всем мире — везде и всегда. Я не верю в способность человека становиться лучше, что было бы необходимо для всеобщего мира; я верю лишь в человеческий род и верю, что он должен продолжаться. Наши лидеры недостаточно мудры, недостаточно храбры, недостаточно благородны для своей работы. А мы, которыми управляют, в большинстве своем либо овцы, либо тигры; и все виновны в главном человеческом грехе — глупости. И из-за этого нас ждут новые войны; мы никогда не были от них свободны. Я ненавижу этот факт, но принимаю его.
Однако ядерная война не похожа ни на одну другую войну, угрожавшую человечеству, и о ней нельзя рассуждать, используя старые привычные термины. Ядерная война достигает масштаба, ранее невиданного в истории, масштаба, порожденного громадным, безумным тщеславием. Мы почти не помним, кто воевал в Войне Алой и Белой розы и почему, однако эта война длилась тридцать лет и наверняка стала страшной темной ночью для солдат и мирных жителей, попавших в ее ловушку. Тем не менее мы всё еще здесь: мир природы остался здоровым, милостивым и прекрасным; человеческий род продолжился, не зараженный ни в костях, ни в крови, ни в разуме.
Мировые лидеры необычайно увлечены личными дрязгами. Они мчатся на самолетах по своим божественным делам; встречаются друг с другом, всегда только друг с другом; совещаются в различных правительственных дворцах и делают заявление за заявлением в прессе. Их речи звучат так, как будто они верят, что ядерную войну можно выиграть или проиграть, причем мы можем оказаться втянуты в нее с большой вероятностью, в любую минуту, без предупреждения. («Не волнуйтесь. Мы уничтожим врага нашими сверхскоростными, сверхзвуковыми, трижды межконтинентальными, рентгенонаводящимися, антинаступательно-оборонительными ракетами. Не бойтесь. Мы сожжем врага нашими лучшими, самыми крошечными суперсмертоносными бомбами. Тем временем, дорогие товарищи, граждане, соотечественники, верноподданные, ваш долг — гражданская оборона; выкопайте небольшую взрывоустойчивую яму на заднем дворе и ждите там апокалипсиса».) Мировые лидеры, кажется, потеряли связь с жизнью здесь, на земле, забыли о людях, которыми они руководят. Или, возможно, те, кем они управляют, — столь многочисленные и столь безмолвные — перестали быть для них по-настоящему реальными, это уже не живые люди, а цифры будущих потерь. Нас ведут, и мы должны идти, хотим мы того или нет; ведь бежать нам некуда.
Но мы не обязаны идти молча; у нас все еще есть право и обязанность, как у рядовых граждан, говорить правду. Как одна из миллионов ведомых, я не позволю гнать себя дальше по этой ведущей в никуда дороге дураков, не подняв свой голос в знак протеста, пусть даже мое «НЕТ» и будет таким же тихим, как стрекот сверчка. Мое «НЕТ» — эта книга.
Тяжело удержаться от разглагольствований, не срываться на крик или визг. И еще тяжелее (для меня уж точно) вести логичное повествование: «во-первых», «во-вторых», «в-третьих», выстраивать один логически выверенный абзац за другим.
Я вижу загадки и сложности везде, куда бы ни посмотрела, и никогда я не встречала человека, который был бы последователен во всем. Но все же, если очень сильно постараться, иногда можно сказать то, что имеешь в виду.
Не нужно указывать на мои противоречия, я их знаю и чувствую. Я думала, что начать бороться с Гитлером, всеми его приспешниками и тем, что они делали и за что выступали, нужно было как минимум на три года раньше, а не в 1939 году. При этом наша победа лишь на время избавила нас от невыносимого зла; она ничего не решила. Война, когда у нее есть хоть какая-то цель, — это операция, в ходе которой в определенное время удаляют определенную раковую опухоль. Рак вновь возвращается в разных формах, поражая разные народы; мы не выработали никакого профилактического лечения. Снова и снова нам приходится прибегать к хирургии на грани жизни и смерти. Но человечество всегда ее выдерживало и выживало.
Я не верю, что возможен мир во всем мире — везде и всегда. Я не верю в способность человека становиться лучше, что было бы необходимо для всеобщего мира; я верю лишь в человеческий род и верю, что он должен продолжаться. Наши лидеры недостаточно мудры, недостаточно храбры, недостаточно благородны для своей работы. А мы, которыми управляют, в большинстве своем либо овцы, либо тигры; и все виновны в главном человеческом грехе — глупости. И из-за этого нас ждут новые войны; мы никогда не были от них свободны. Я ненавижу этот факт, но принимаю его.
Однако ядерная война не похожа ни на одну другую войну, угрожавшую человечеству, и о ней нельзя рассуждать, используя старые привычные термины. Ядерная война достигает масштаба, ранее невиданного в истории, масштаба, порожденного громадным, безумным тщеславием. Мы почти не помним, кто воевал в Войне Алой и Белой розы и почему, однако эта война длилась тридцать лет и наверняка стала страшной темной ночью для солдат и мирных жителей, попавших в ее ловушку. Тем не менее мы всё еще здесь: мир природы остался здоровым, милостивым и прекрасным; человеческий род продолжился, не зараженный ни в костях, ни в крови, ни в разуме.
🕊39❤21👍13
Друзья, а между тем четверг и новый выпуск подкаста про пронзительное, невероятно переведенное поцелованным ангелом Леонидом Мотылевым "Обещание" Дэймона Гэлгута.
❤30❤🔥3
Forwarded from Девчонки умнее стариков
Четверо похорон и грустный мокпан: «Обещание» Деймона Гэлгута и «А вокруг было лето» Ким Эран
Наташа влюбилась в перевод романа южноафриканского писателя Деймона Гэлгута, виртуозно исполненный Леонидом Мотылевым, и объясняет, почему это было ни разу не просто сделать. «Обещание» в коротком списке иностранной номинации премии «Ясная Поляна», никто с этим не спорит. Даже Маша, которая прочитала не вошедший в шорт-лист сборник грустных рассказов корейской писательницы Ким Эран «А вокруг было лето». Они напомнили Маше короткую прозу Линор Горалик, а еще в них постоянно едят.
🎧СЛУШАЙТЕ НА УДОБНОЙ ПЛАТФОРМЕ🎧
Книги этого выпуска:
Дэймон Гэлгут, Обещание. - М: Эксмо, Inspiria, 2022. ЮАР. Перевод с английского: Леонида Мотылева
Ким Эран, А вокруг было лето. - СПб.: ИД Гиперион, 2023. Перевод с корейского: Чжуён Сын, Александра Гуделева
Подкаст выходит при поддержке соучредителя литературной премии «Ясная Поляна» - компании Samsung Electronics
Наташа влюбилась в перевод романа южноафриканского писателя Деймона Гэлгута, виртуозно исполненный Леонидом Мотылевым, и объясняет, почему это было ни разу не просто сделать. «Обещание» в коротком списке иностранной номинации премии «Ясная Поляна», никто с этим не спорит. Даже Маша, которая прочитала не вошедший в шорт-лист сборник грустных рассказов корейской писательницы Ким Эран «А вокруг было лето». Они напомнили Маше короткую прозу Линор Горалик, а еще в них постоянно едят.
🎧СЛУШАЙТЕ НА УДОБНОЙ ПЛАТФОРМЕ🎧
Книги этого выпуска:
Дэймон Гэлгут, Обещание. - М: Эксмо, Inspiria, 2022. ЮАР. Перевод с английского: Леонида Мотылева
Ким Эран, А вокруг было лето. - СПб.: ИД Гиперион, 2023. Перевод с корейского: Чжуён Сын, Александра Гуделева
Подкаст выходит при поддержке соучредителя литературной премии «Ясная Поляна» - компании Samsung Electronics
Слушай выпуск подкаста Девчонки умнее стариков
Четверо похорон и грустный мокпан: «Обещание» Деймона Гэлгута и «А вокруг было лето» Ким Эран — Подкаст «Девчонки умнее стариков»
Наташа влюбилась в перевод романа южноафриканского писателя Деймона Гэлгута, виртуозно исполненный Леонидом Мотылевым, и объясняет, почему это было ни разу не просто сделать. «Обещание» в коротком списке иностранной номинации премии «Ясная Поляна», н
🔥24👍14❤8❤🔥4
Я люблю, как пишет Анна Матвеева, и новые ее книги всегда читаю. Аня считает, что ей лучше удаются рассказы, я больше всего ценю как раз романы - "Каждые сто лет" и "Завидное чувство Веры Стениной". Рассказы мне тоже интересны, какие-то трогают больше, какие-то меньше. Послушать, как Аня сама рассказывает о новом сборнике "Армастан", присоединиться к нашей дискуссии героях-мужчинах в современной прозе, узнать об Анином переезде/непереезде в Москву, о том, можно ли научить человека писать книги, и, если нет, зачем она сама этим занимается -- можно в выпуске "Дневника читателя" по ссылке https://radiosputnik.ria.ru/20230715/1884382725.html
❤42👍14❤🔥3
Элизабет Страут “Ах, Уильям!”
Издательство “Фантом-Пресс”, перевод с английского Светланы Арестовой
Обещала поделиться впечатлениями от романа "Ах, Уильям!". Если коротко, то мне книга ооочень понравилась, хотя вроде бы по сюжету история совсем не моя и вроде бы в романе почти ничего не происходит. Но это все магия большой писательницы! А Страут в этом романе достигла каких-то невероятных высот.
Мы (как минимум я и мои подруги) влюбились в наблюдательную и точную Элизабет Страут, благодаря ее непростой, местами раздражающей, бескомпромиссной, но бесконечно обаятельной героине - пожилой учительнице математики Оливии Киттеридж. Но, кроме Оливии из штата Мэн (если уже читали, обязательно посмотрите мини-сериал Лизы Холоденко для HBO «Что знает Оливия», где главную роль блестяще сыграла Фрэнсис Макдорманд) у пулитцеровского лауреата Элизабет Страут есть еще одна героиня средних лет - писательница Люси Бартон.
В 2016 году Элизабет Страут написала роман “Меня зовут Люси Бартон” о состоявшейся писательнице и матери двоих дочерей, которая родилась в бедности и выросла в нелюбви. Там в романе Люси попадает в больницу с аппендицитом и мать вдруг на несколько дней прилетает к ней в больницу. Знаете, сложнейшие дочки-матери, когда вдруг появляется возможность немного прояснить какие все-таки у тебя с матерью отношения.
В книге “Ах, Уильям!” Элизабет Страут возвращается к жизни Люси Бартон и снова дает ей слово, пытаясь еще глубже разобраться в том, как наше детство и любовь или нелюбовь родителей определяет то, кем мы стали и - это слова самой Страут - "как трудно когда-либо узнать кого-либо, включая нас самих".
В новом романе Люси чуть за семьдесят, она давно разведена с Уильямом, но они смогли остаться друзьями и даже найти друг в друге поддержку в непростое время, когда Люси похоронила второго мужа, а от Уильяма ушла новая жена. Поэтому когда Уильям вдруг узнает, что у него есть единоутробная сестра, о которой никто ничего не знал, он просит именно Люси поехать с ним на поиски в штат Мэн.
С проницательностью, свойственной героиням Страут, Люси прекрасно видит природу одиночества, гнева, глубокой печали и умеет добавить в них понимание, сострадание и любовь. Закономерно, что “Ах, Уильям!” вошел в короткий список Букеровской премии, как в свое время роман “Меня зовут Люси Бартон”.
У Элизабет Страут тихий писательский голос, настолько точный, что во время чтения просто замираешь от того, как переданы на бумаге едва уловимые чувства, в которых трудно признаться даже самому себе (переводчица Светлана Арестова удивительно передала талант Страут превращать обычную бытовую речь с ее шероховатостями и заминками в художественную прозу невероятной силы). Люси Бартон прожила долгую жизнь, она давно наблюдает и за собой, и за мужем, и за семьей – она описывает, подбирает слова и старается формулировать невысказанное (а если слова не находятся, просто вздыхает “Ах, Уильям!” и читатель с пониманием вздыхает вместе с ней). Люси Бартон (и вместе с ней сама Страут, дважды выходившая замуж) размышляет вроде бы о себе и бывшем муже, но в то же время о сожалении по тому, что не изменить, о горе утраты, о тайне материнской любви, о старении и уходе, том, как устроены семейные отношения, о человеческом эгоизме, принятии и любви. В этом небольшом тексте столько интимности, хрупкости, человеческого тепла и глубины, что к нему будешь возвращаться снова и снова, как к очень близкому человеку.
Издательство “Фантом-Пресс”, перевод с английского Светланы Арестовой
Обещала поделиться впечатлениями от романа "Ах, Уильям!". Если коротко, то мне книга ооочень понравилась, хотя вроде бы по сюжету история совсем не моя и вроде бы в романе почти ничего не происходит. Но это все магия большой писательницы! А Страут в этом романе достигла каких-то невероятных высот.
Мы (как минимум я и мои подруги) влюбились в наблюдательную и точную Элизабет Страут, благодаря ее непростой, местами раздражающей, бескомпромиссной, но бесконечно обаятельной героине - пожилой учительнице математики Оливии Киттеридж. Но, кроме Оливии из штата Мэн (если уже читали, обязательно посмотрите мини-сериал Лизы Холоденко для HBO «Что знает Оливия», где главную роль блестяще сыграла Фрэнсис Макдорманд) у пулитцеровского лауреата Элизабет Страут есть еще одна героиня средних лет - писательница Люси Бартон.
В 2016 году Элизабет Страут написала роман “Меня зовут Люси Бартон” о состоявшейся писательнице и матери двоих дочерей, которая родилась в бедности и выросла в нелюбви. Там в романе Люси попадает в больницу с аппендицитом и мать вдруг на несколько дней прилетает к ней в больницу. Знаете, сложнейшие дочки-матери, когда вдруг появляется возможность немного прояснить какие все-таки у тебя с матерью отношения.
В книге “Ах, Уильям!” Элизабет Страут возвращается к жизни Люси Бартон и снова дает ей слово, пытаясь еще глубже разобраться в том, как наше детство и любовь или нелюбовь родителей определяет то, кем мы стали и - это слова самой Страут - "как трудно когда-либо узнать кого-либо, включая нас самих".
В новом романе Люси чуть за семьдесят, она давно разведена с Уильямом, но они смогли остаться друзьями и даже найти друг в друге поддержку в непростое время, когда Люси похоронила второго мужа, а от Уильяма ушла новая жена. Поэтому когда Уильям вдруг узнает, что у него есть единоутробная сестра, о которой никто ничего не знал, он просит именно Люси поехать с ним на поиски в штат Мэн.
С проницательностью, свойственной героиням Страут, Люси прекрасно видит природу одиночества, гнева, глубокой печали и умеет добавить в них понимание, сострадание и любовь. Закономерно, что “Ах, Уильям!” вошел в короткий список Букеровской премии, как в свое время роман “Меня зовут Люси Бартон”.
У Элизабет Страут тихий писательский голос, настолько точный, что во время чтения просто замираешь от того, как переданы на бумаге едва уловимые чувства, в которых трудно признаться даже самому себе (переводчица Светлана Арестова удивительно передала талант Страут превращать обычную бытовую речь с ее шероховатостями и заминками в художественную прозу невероятной силы). Люси Бартон прожила долгую жизнь, она давно наблюдает и за собой, и за мужем, и за семьей – она описывает, подбирает слова и старается формулировать невысказанное (а если слова не находятся, просто вздыхает “Ах, Уильям!” и читатель с пониманием вздыхает вместе с ней). Люси Бартон (и вместе с ней сама Страут, дважды выходившая замуж) размышляет вроде бы о себе и бывшем муже, но в то же время о сожалении по тому, что не изменить, о горе утраты, о тайне материнской любви, о старении и уходе, том, как устроены семейные отношения, о человеческом эгоизме, принятии и любви. В этом небольшом тексте столько интимности, хрупкости, человеческого тепла и глубины, что к нему будешь возвращаться снова и снова, как к очень близкому человеку.
Telegram
Издательство "Фантом Пресс"
Мы издаем зарубежную литературу самых разных направлений и жанров, но непременно высокого литературного уровня. Подробности - на https://www.phantom-press.ru
❤60👍17🔥5👏1
В Праге недалеко от собора св.Вита есть Золотая улочка, про которую всегда рассказывают как про улицу алхимиков. Это правда, но не вся. Во время чумы конца 15 века пражский град решили обнести стеной, чтобы уберечься от заразы. Позже дозорные, которые несли службу на стене, попросили разрешения устроить себе в крепостных арках временное жилье, чтобы греться и ночевать. И вдоль всего оборонительного коридора между Белой башней и тюремной башней Далиборкой появились эти карликовые домики, которые довольно быстро заняли уже не солдаты, а местные бедняки, в том числе и алхимики с тарологами, которые уж если где поселились, так просто не уйдут. Тем более этих домов как бы нет, городу они не принадлежат. Выселить отсюда людей не могли вплоть до середины XX века.
В доме № 22 в 1917 году жил Франц Кафка. Ему снимала этот дом под мастерскую сестра, которая покупала дрова, топила печь к приходу брата и уходила, чтобы он мог спокойно писать. В общем, сюжет "Превращения" становится совершенно объяснимым.
В доме № 22 в 1917 году жил Франц Кафка. Ему снимала этот дом под мастерскую сестра, которая покупала дрова, топила печь к приходу брата и уходила, чтобы он мог спокойно писать. В общем, сюжет "Превращения" становится совершенно объяснимым.
❤62👍25
Зря что ли я читаю все премиальные книжки для подкаста "Девчонки умнее стариков"? Воспользовалась своим радиоположением, чтобы призвать одного из "стариков" к ответу.
Все восемь ярких переводных романов, которые в этом году претендуют на премию "Ясная Поляна", подробно и откровенно обсудила в студии с постоянным членом жюри писателем Владиславом Отрошенко.
Большую беседу пришлось разбить на части. В этом выпуске речь идёт о "Зимнем солдате" Даниэля Мейсона (Фантом-Пресс), о "Внучке" Бернхарда Шлинка (Азбука), о романе "Пуп света" (центр книги Рудомино) фаворита жюри Венко Андоновского.
Послушать выпуск по радио можно на 91.2 fm в субботу в 17.04 и 23.04 и в воскресенье в 13.04
И в любое время на сайте по ссылке https://radiosputnik.ria.ru/20230722/1885705039.html
Все восемь ярких переводных романов, которые в этом году претендуют на премию "Ясная Поляна", подробно и откровенно обсудила в студии с постоянным членом жюри писателем Владиславом Отрошенко.
Большую беседу пришлось разбить на части. В этом выпуске речь идёт о "Зимнем солдате" Даниэля Мейсона (Фантом-Пресс), о "Внучке" Бернхарда Шлинка (Азбука), о романе "Пуп света" (центр книги Рудомино) фаворита жюри Венко Андоновского.
Послушать выпуск по радио можно на 91.2 fm в субботу в 17.04 и 23.04 и в воскресенье в 13.04
И в любое время на сайте по ссылке https://radiosputnik.ria.ru/20230722/1885705039.html
Telegram
Книги на Поляне
Книги и новости литературной премии «Ясная Поляна»
Все списки тут https://yppremia.ru
Все списки тут https://yppremia.ru
❤33👍15
В конце следующей недели встречаемся в уютнейшей книжной лавочке "Поляндрии", чтобы обсудить букеровский роман "Времеубежище" болгарского писателя Георги Господинова в книжном клубе "Обсудим?"
❤48👍19