​​#философия #лингвистика
Друзья, мой первый новогодний подарок для вас! 😊 Появилась возможность выложить в открытый доступ мою статью, которая ранее вызвала большой интерес (пост о ней набрал 3,5 тыс. просмотров). Статья называется «Об индоевропейских мотивах в ранней греческой философии». Она была написана в далеком 2019 г. Об обстоятельствах написания рассказывал тут. Вышла она лишь в этом году – во втором томе сборника «Осознать смысл, осмыслить сознание». Этот том поступит в продажу в первые месяцы 2024 г..

Идея статьи довольно простая: любая философия строится на определенном культурном фундаменте, так что очевидна его значимость для формирования философских концептов. Вопрос следующий: какие мировоззренческие и поэтические паттерны, характерные для индоевропейцев, перешли в философию и повлияли на ее развитие? Т.е. каким образом в философии отразилась индоевропейская идентичность. Вопрос несложный, но почему-то профессиональных и систематических исследований на эту тему не существует.

Итак, что за индоевропейские паттерны имеются в виду? Я выделил следующие (в этой статье рассмотрена лишь часть из них):

🔹Концепция хаоса как первичной бездны, предшествующей всему сущему.
🔹Концепция Единого.
🔹Понимание целокупности сущего как «того, что было, есть и будет».
🔹Идея любви как космогонического принципа.
🔹Космологическое понимание Речи.
🔹Идея гармонии.
🔹Две метафоры сотворения мира: ремесленническая метафора, которая кодировалась глаголами «тесать, творить» и «устанавливать, делать», и органицистская метафора, выражавшаяся глаголом «рождать».
🔹Оригинальная концепция проявления: до возникновения вселенной имеет место состояние первичной неразличенности, проявленный же космос существует в оппозициях («день и ночь», «небо и земля и др.), характеризующихся ценностной нагруженностью, когда один из членов оппозиции доминирует над другим; при этом противостоящие начала объединяются принципом гармонии.
🔹Структурность вселенной, ее размеренность, «мерность» (как в пространственном, так и в темпоральном плане).
🔹Идея изоморфизма человеческого тела и вселенной.
🔹Глубинная связь бытия и истины, полифункциональность глагола бытия, концепция «поэтической истины».
🔹Имплицитное противопоставление постоянного и непостоянного, нашедшее выражение как в мифологии, так и на языковом уровне и явившееся основой метафизической оппозиции бытия и становления.
🔹Доминирование зрения среди других перцептивных механизмов и распространение соответствующих метафор на сферу интеллектуального.
🔹Детальная лексическая система позиционных глаголов («стоять», «сидеть», «лежать»), метафорический перенос семантики этих глаголов и их производных в область абстрактной мысли.
🔹Развитая лексическая система пространственных наречий, перенос характерной для нее имплицитной категоризации в сферу абстрактного.
🔹Метафора повозки (позднее – колесницы) как того, что переносит человека из этого мира в иной мир.

🤓Статью следует рассматривать в качестве задающей концептуальную рамку для дальнейших исследований. Эта рамка обозначена в конце:

«В идеале необходимо масштабное исследование, предполагающее 1) детальную реконструкцию индоевропейского мировидения; 2) выявление как масштабных, так и менее значительных мотивов, оказавших влияние на последующую греческую и западную мысль; 3) реконструкцию и выявление лексико-грамматических особенностей праиндоевропейского языка, а также тенденций грамматикализации и семантических переходов в отдельных языках, которые позволили бы судить об общих интеллектуальных наклонностях индоевропейцев; 4) сличение получившейся картины с мировоззренческими моделями и путями интеллектуального развития других крупных языковых семей и культур – в особенности, семитской, сино-тибетской и юто-ацтекской, которые породили собственные философские традиции (иногда под влиянием греков) – иудейскую, арабскую, китайскую и философию науа».

‼️Просьба поддержать репостом

ЧИТАТЬ СТАТЬЮ

🔵 NUMINOSUM – философия, лингвистика, востоковедение

#koryos_philosophia
#koryos_mythopoetica

Понятие "Сакрального" у Мирчи Элиаде

Предметом исследования для Элиаде является Сакральное. Что же такое Сакральное? На этот вопрос невозможно дать ответ. Сакральное per se никоим образом нам не явно, но проявляет себя посредством великого многообразия различных «сакральностей», сакральных вещей. Таким образом, прежде всего нас интересует опыт столкновения с сакральным. В этом Мирча Элиаде во многом следует линии, намеченной Рудольфом Отто в его книге «Священное» («das Heilige»)

Согласно Отто, опыт столкновения со священным (нуминозный опыт, от numen «явление/знак божества») представляет из себя mysterium tremendum et fascinans (ужасающее и завораживающее таинство). Священное вызывает с одной стороны ужас, с другой – восторг, так как представляет из себя ganz andere (нечто иное/совершенно иное) по отношению ко всему остальному – профанному, мирскому. Для Отто Священное (das Heilige)– это объективная основа любого нуминозного опыта, а именно христианский Бог.

Сакральное (Sacre, the Sacred) Элиаде – это также таинственная основа нуминозного опыта вне человека. Столкнувшийся с нуминозным человек всегда уверен в том, что за ним стоит Нечто, иное по отношению к нему самому (иначе такой опыт попросту не является нуминозным, не является опытом сакрального), отрицать это и утверждать, что это лишь особенность восприятия самого человека – значит пойти против феноменологического метода. Попытки так объяснить нуминозный опыт Элиаде отвергает как редукционизм. Но и приравнивать сакральное к Богу, согласно Элиаде, это ошибка (о чём – ниже)

Нуминозный опыт не всегда есть мистический опыт. Мистический опыт – особый вид нуминозного опыта, который предполагает вход в особое состояние экстаза, изменённого сознания, трансценденции и т.д. Нуминозный опыт вообще – это любой опыт соприкосновения с чем-то сакральным в принципе.

Сакральное Элиаде – более точный термин, чем Священное Отто. В латыни sacer значит и «благословенный», «принадлежащий божеству», и «осквернённый», «проклятый». Сакральное всегда проявляется амбивалентно, оно проявляет себя и как священное, и как запретное, скверное – tremendum et fascinans. Человек одновременно стремится к сакральному, так как оно придаёт его существованию подлинность, но и страшится его, так как оно предполагает резкий разрыв в онтологической природе по отношению к профанному, а значит и потенциально его собственное, человека, уничтожение – так как человек всегда существует в рамках профанного.

«...сакральное есть одновременно «священное» и «оскверненное»... негативная оценка всякого «осквернения» (контакта с покойниками, с преступниками и т. д.) связана именно с этой амбивалентностью иерофаний и кратофании. «Оскверненное», и, следовательно, «освященное», существует в особом онтологическом режиме, отличающем его от всего, что принадлежит к сфере профанного.»

(М. Элиаде. «Очерки сравнительного религиоведения»)
___

Этот пост - один из разделов статьи о теории сакрального Мирчи Элиаде, полную версию которой можно прочитать по ссылке: https://vk.com/@koryos-teoriya-sakralnogo-mirchi-eliade

If only we pagans had sophisticated theology like the Abrahamists

#koryos_mythopoetica

«Змей лежит, прильнув к Земле»: аспекты боя Индры и Вритры

Миф о борьбе бога Грома с хтоническим Змеем - один из центральных мифов наших далёких предков, являвшийся космогоническим сюжетом. Нельзя назвать удовлетворительной популярную трактовку мифа змееборчества как противостояние «порядка» и «хаоса»: такие абстрактные схоластические категории чужды мифопоэтике. Дальше по степени плоскости находится, пожалуй, лишь трактовка змееборчества в русле «добро против зла», то есть, фактически, низведение мифа до уровня детской сказки.

Победа Индры над Вритрой - основной миф Ригведы. Индре и его подвигу посвящено больше всего гимнов, и именно поэтому интерес к нему проявлялся среди исследователей в первую очередь. Об этом сюжете написаны горы литературы, так что обратим внимание лишь на некоторые ключевые аспекты, о которых ниже:

Имя Вритры (Vṛtrá) исследователями XIX в. трактовалось как основа для эпитета Индры Vṛtrahan, Vṛtraghná-, то есть «убийца Вритры». На настоящий момент, однако, нет сомнений, что именно поэтический эпитет Громовержца первичен: Vṛtrahan значит «проламывающий преграды», «преодолевающий противодействие», где vṛtra- это образование от индо-иранского корня *vṛ-, означающего преграду, препятствие при помощи suffix instrumenti *-tro-. (ср. п.и.-е. *аrətrom «плуг» от *аrə- «пахать»). Изначальное имя ригведийского Змея, таким образом, это Ahi (< п.и.-е. ógwhis «змей), появляющееся в многочисленных поэтических формулах Ригведы.

В XIX в. в рамках «мифологической школы» Макса Мюллера была популярна наивная трактовка мифа о Вритре как природного мифа о дожде: Индра (= гром) поражает Вритру (= засуху) и высвобождает воды (= дождь). Воды в такой трактовке выступают как бы как некое сокровище, за которое идёт космическая борьба. Схожим образом трактовали свой «основной миф» о борьбе Громовержца со Змеем и В.Н. Топоров - Вяч. Вс. Иванов. Тем не менее, как показал К. Уоткинс, воды – отнюдь не центральный элемент мифа, а лишь качество Змея, указание на его хтоническую и гидрическую природу. Речь идёт прежде всего не о борьбе за воду, а борьбе за власть (kṣatra/rāṣṭra) над мирозданием:

"Ты велик, о Индра. Это за тобой | Земля (и) небо с готовностью признали власть (kṣatram). | [так как] Ты убил Вритру силой (tvaṃ vṛtraṃ śavasā jaghanvān), Ты выпустил течь | Реки, поглощенные змеем." (RV 4.17.1)

"При убийстве Вритры (vṛtrahatye) сразу все – для тебя: | Дали власть, дали силу (anu kṣatram anu saho)…" (RV 6.25.8)

"Выбирая Индру (indraṃ vṛṇānaḥ), отца [Вритру] я покидаю... Перевернулась власть (paryāvard rāṣṭraṃ)..." (RV 10.124.4)

(Здесь и далее перевод Ригведы Т.Я. Елизаренковой)

Ничего общего с «засухой» Вритра не имеет; наоборот - воды это в некотором смысле и есть сам Вритра, но уже умерщвлённый, побеждённый, смирённый подвигом Громовержца. Интересен момент RV 1.32.9 в котором описывается посрамление Индрой богини примордиальных вод Дану – матери Вритры и данавов (dānava – «сыны Дану», другое наименование «прежних богов» Ригведы; см. https://yangx.top/koryostg/93):

«Поникла жизненная сила у той, чей сын – Вритра (vṛtraputr-). | Индра сбросил на нее смертельное оружие. (-endro asyā ava vadhar jabhāra – «Индра это оружие вниз бросил») | Сверху – родительница, внизу был сын (uttarā sūr adharaḥ putra āsīd) | Дану лежит (Dānuḥ śaye - «спит»), как корова с теленком.»

Примордиальная сила, враждебная мужественному богу-завоевателю выступает в двух обличиях: змея Вритры и богини вод Дану, лежащая сверху Вритры, так как убитый Змей был повергнут Индрой в воды. Здесь становится видна тесная связь Змея с женским началом, а конкретно с фигурой водной или хтонической богини, рожающей его чаще всего вне союза с мужским божеством, хотя в Ригведе этот мотив и не эксплицитен.

Уничтожен ли Змей богом Грома окончательно? Ahi упоминается в Ригведе и в ином качестве – как Змей Глубин, Ахи Будхнья (Ahi Budhnya), лежащий на дне в глубинах вод. В гимнах ко всем-богам Змей Глубин прославляется и почитается, обычно вместе с другими «богами-загадками»: Аджей Экападом (Aja Ekapad, ось мира – Индра) и Апам Напатом (Apām Napāt, внук вод - Агни):

«Ахи, рожденного в воде, я воспеваю в гимнах, (abjām ukthair ahiṃ gṛṇīṣe budhne)| (Того,) кто сидит на дне рек в темных просторах. | Да не причинит нам вреда Ахи Будхнья! | Пусть не потерпит неудачу жертва этого преданного закону (ṛtāyoḥ)!» (RV 7.34.16-17)

Итак, Змей (Ahi) Вритра (Vṛtrá) – повелитель первобытного мира, вождь «прежних богов» и отпрыск примордиального женского божества вод. Это не абстрактный «хаос», а фундаментально амбивалентная древнейшая сила, хотя на переднем плане и находится его ужасная и разрушительная сторона.
______
Этот пост - один из разделов статьи о змееборческом мифе индоевропейцев и его значении, полную версию которой можно прочитать по ссылке: https://vk.com/@-194393631-mif-o-zmeeborchestve-indoevropeiskaya-kosmogoniya

К слову, В.Н. Топоров связывал с именем Ahi Budhnya т.н. Бадняк (сербохорв. Бадњак / Badnjak) - обрядовое полено, сжигаемое у южных славян на сочельник на костре или в очаге. Исследователь этимологизировал его от праслав. *bъdnja-kъ от п.и.-е. *bhudhnyā- , откуда вед. Ahi Budhnya, а так же гр. Πύθων/Πύθω (Пифон).

Связь змееборческого мифа с обрядовым циклом Нового Года в Ригведе не вызывает сомнения - что и наталкивает на мысль о том, что и у славян Бадњак относился к этому архаическому представлению и символизировал Змея - примордиальную хтоническую силу, попираемую новой космогонией. Кроме того, связь полена (= коряги, поваленного дерева, а так же леса) с первобытным, хтоническим и неупорядоченным миром также не раз уже освещалась на нашем канале в связи с проблематикой змееборчества и "прежних богов" (см: https://yangx.top/koryostg/104, а так же статью о лесе в Ригведе: https://vk.com/@-194393631-les-v-rigvede)

Замечательный ответ египтолога Виктора Солкина представителю семейства оранусовых;))

Хороший пост о понимании богов в славянской культуре с канала Велигора

Нельзя не заметить, однако, весьма грубую ошибку относительно римской религии в конце. Автор, приводя цитату из советского сборника 80-х гг. М.Л. Гаспарова, Е.М. Штаермана, Н. А. Поздняковой и Г.И. Соколова отсылает к такой интерпретации древнеримского мировоззрения как теория предеизма (predeism, иногда primitivism в англоязычной литературе), восходящей к трудам Л. Дойбнера и носящей эволюционистский характер. Очень похожие идеи относительно славянской культуры (про стадию "священного безмолвия" и т.д.) у нас продвигал О.Н. Трубачёв.

Предеистическая интерпретация заключается в том, что якобы до образования организованой религии римляне не поклонялись персонифицированным богам, а почитали numina (sing. numen), которое предеисты определяли как "рассеянная сакральность" (аналогичную этнографическим понятиям мана, оренда и т.д.). В подтверждение этого также обычно приводили посвятительную надпись sive deus sive dea (бог-или-богиня) как якобы подтверждающую изначальное представление о "божественности" неопределённого пола.

На настощий момент предеизм (как и эволюционистиские теории религии вообще) решительно отвергнут. Проблемы с этой теорией нетрудно увидеть сразу:

1) мы знаем, что римская религия происходит от праиндоевропейской, в которой были персонифицированные боги. Ряд римских богов (Iuppiter) прямо наследует таковым индоевропейским (*Dyeus Pəter).

2) Numen этимологизируется как "кивок" (как кивок головой, который может сделать человек, чтобы понять, что он вас услышал или увидел). Это, таким образом, не имперсональная "сила" вроде маны, а проявление воли или явление бога. Numen всегда выражает некоего конкретного бога или принадлежит ему. Имеет смысл процитировать Дж. Шайда (книгу которого о римской религии я всем всячески советую как наиболее свежую и полную):

"Совершенно так же, как римляне не знали "священного" в современном смысле, им не было знакомо и абстрактное "божественное". Когда-то оживленные споры по поводу термина numen сейчас закрыты. Никто больше не считает, как предеисты (Людвиг Дойбнер, Герберт Дж. Роуз и их последователи), что numen означает «рассеянное священное». Его скорее переводят, в зависимости от контекста, как «воля, мощь божества». И формула или, лучше сказать, божество Sive deus sive dea (Бог-или-богиня), приводимое в поддержку теории «рассеянного священного», есть следствие предосторожности, цель которой — не оскорбить божество, чье имя неизвестно, потому что это божество иностранное или еще не обнаружило себя перед римлянами. Это божество не есть бог-и-богиня, но бог-или-богиня: два понятия исключают друг друга и не отражают половую недифференцированность..."

На настоящий момент в исследовании римской религии прочно устоялось представление, что когда мы говорим о римских богах мы никогда не говорим о неопределённом "божественном", но всегда о конкретных существах с конкретными функциями.

There have been some cringe takes on Greek paganism recently, arguing that you should interpret myth allegorically rather than literally. This is a red herring because you can interpret a myth allegorically while accepting the literal meaning.

Here's a recent example:

https://yangx.top/einherischannel/23

This post introduces the term "hyponoia", which was later replaced by "allegoria". Very often Christians and Platonists will introduce a Greek term to give the appearance of depth to an idea with a perfectly good English term. "Hyponoia" means "deeper sense", but it isn't a purely positive term. Here are some examples:

Put an end to this tittle-tattle (hyponoia), to this idle babble, that set us defying one another. (Aristophanes, Peace)

The statements which the fellow makes, men of the jury, are insinuations (hyponoia) which he has himself made up, false excuses, and bits of trickery, got up with a view to defrauding me of what he ought to pay me. (Demosthenes, Against Olympiodorus)

"Tittle-tattle" and "made up insinuations" and "bits of trickery" are good descriptions of how many Neoplatonists interpret Homer.

"Allegory" is a better term because it carries the sense that a story is some sort of morality play invented to make a point. This is what Neoplatonists think Homer is. Plato didn't, he just thought Homer was evil and needed to be censored.

There's nothing wrong with interpreting the myths allegorically. But there is something wrong with interpreting them only allegorically. If you don't believe in the literal interpretation, you don't believe in the gods, you just believe in the morality that these non-existent characters are there to communicate. This is heresy and needs to be called out.

@folkishworldview

#koryos_philosophia
#koryos_mythopoetica

Теория сакрального Мирчи Элиаде и экзистенциальная проблематика современности

Невозможно говорить о древних верованиях, мифологии и культах без обращения к фундаментальному наследию румынского исследователя Мирчи Элиаде. Практически ни одна работа, посвящённая этим темам, выходящая в настоящее время, не обходится без ссылок на его труды.

Особое внимание Элиаде обращал на состояние современного человека, сравнивая его с человеком архаическим, носителем мифологической космической религиозности: будучи погружённым в профанное, историческое время и не имея явных путей к чему-то иному, современный человек испытывает кризис экзистенциального плана: его жизнь ограничена, каждый момент делить её на До и После, а в какой то момент и самого человека не станет. Это подводит современного человека к смутному осознанию мысли, которую архаический человек выражал прямо: такое существование, профанное существование не является в полном смысле существованием.

Для древних подлинно существовало лишь то, что было причастно сакральному, то есть являло собой нечто иное, подражая сакральным архетипам и образцам, тем самым становясь онтофанией:

«Итак, реальность приобретается исключительно путем повторения или участия; все, что не имеет образца для подражания, "лишено смысла", то есть не есть реальность. Таким образом, люди тяготели к эталонному и парадигматическому типу поведения. Подобная тенденция может показаться парадоксальной, в том смысле, что человек на архаической стадии развития осознавал себя реально существующим лишь тогда, когда переставал быть самим собой...и довольствовался тем, что воспроизводил или повторял поступки другого.»

(М. Элиаде, «Миф о вечном возвращении»)

Критикуемая румынским мыслителем современная философия, озадаченная экзистенциальной проблематикой, выносит прямо противоположное решение: то что нужно современному человеку – это аутентичность существования (от αὐτός «сам»): быть самим собой, принимая свою временность и историчность, и действуя не в соответствии с внешними алгоритмами и порядками, а исходя из осознания того, что каждый твой поступок – это экзистенциальный выбор, делящий жизнь на До и После, и тем самым есть призванный придавать ей некий смысл акт.

Элиаде же, отсылая к миропониманию характерному для homo religiosus, показывает, что аутентичное существование – это профанное, ложное существование, ведь всё, что является самим собой – это профанные вещи. Сакральное, то есть подлинное существование же всегда проявляет себя как нечто иное, через символ, который парадоксальным образом несамотождественен, не является самим собой – то есть, не является аутентичным. Согласно теории сакрального Элиаде, именно в неправильном понимании природы символа (обычно его понимают как дейктический знак, а не как несамотождественную вещь) и коренится эта ошибка, приводящая к отождествлению аутентичного существования и подлинного существования. В лучшем случае это помещает человека в топику исторической религиозности, для которой Событие в линейном времени является единственной возможной иерофанией (что уже является проявлением десакрализации), в худшем – оставляет всё так же окружённым профанным.

Ответ Элиаде на экзистенциальную проблематику, встающую перед современным человеком заключается в том, что ему нужно не Событие, а Вечное Возвращение, не аутентичность, а imitatio dei: возвращение к космической религиозности (именно для этого Элиаде популяризировал обращение к архаическим и этнографическим культурам), так как он уже с самого начала к ней принадлежит. Приобщиться же к чему-то подлинному человек может лишь тем, что станет актёром, наденет маску и начнёт играть роль бога, героя или предка, подражая деяниям in illo tempore, которые не имеют никакого До и После, не имеют начала и конца – потому что всегда повторяются, потому что сакральное время обратимо. Если другие традиционалисты видели лекарство от современности в возвышением над ней, в «уходе в лес», «оседлании тигра» и т.д., то Элиаде предлагает иное решение – оно существовало с самого начала – обратить время, разомкнуть Великий Год и через ритуал, символ, через imitatio dei войти в illud tempus.

Современных язычников часто упрекают в том, что они суть ряженые, ролевики, ларперы и т.д., что их обряды какие-то театральные, напоминают скорее сценки и т.п. Это происходит как раз от непонимания природы символизма и сути иерофании: это профанная точка зрения. Неоязычество не аутентично, и не должно таковым быть, неоязычество – это эскапизм (от escape «побег», «спасение») в illud tempus. Иерофании обратимы, а это значит не только что любую иерофанию можно десакрализовать и деконструировать, но и что даже уже десакрализованные и деконструированые иерофании могут явить себя вновь: ни одна «история» не является окончательной. И так как иерофанией может стать что угодно, то, находя себя окружённым профанным, отрезанным от нуминозного десакрализацией, человек всегда имеет выход, который на самом деле был у него всегда: самому стать иерофанией, превратив себя самого в символ, являющий нечто иное

– Сакральное.
________________________________________________________________________

Этот пост - один из разделов статьи о теории сакрального Мирчи Элиаде, полную версию которой можно прочитать по ссылке: vk.com/@koryos-teoriya-sakralnogo-mirchi-eliade

Напоминаю, что у нас есть чат в телеграме: https://yangx.top/+Oi2SIkfi_Yk2NmJi

Славяне заимствовали «бога» у иранцев?

После того, как мы уточнили некоторые аспекты семантики понятия «бог» в славянской традиции, следует рассмотреть его этимологию. Древнеславянское *bogъ имеет два значения: собственно, «бог» и «судьба, доля, удел, удача, богатство» (от второго, собственно, и происходит слово богатый), причём второе, по всей видимости, первично. Это слово бесспорно восходит к праиндоевропейскому *bʰagós ‘судьба, доля, удел, удача, богатство’ от корня *bʰag- ‘делить’. От того же корня происходят некоторые индоевропейские теонимы, напр. древнеиндийское Bhága, эпитет Савитара или фригийское Βαγαῖος, эпитет Зевса.

Однако точно такое же развитие производных от этого корня есть также в иранских языках: ср. др.-перс. baga ‘бог’, авест. baγa ‘бог’, бактр. βαγο ‘бог’, что дало почву для предположений о том, что славяне-де заимствовали это слово у иранцев (по всей видимости, у скифов, хотя мы с точностью не знаем, как последние называли своих богов). Для этого есть и другие основания: например, согласно закону Винтера, праиндоевропейские краткие гласные в положении перед звонкими смычными удлиняются в прабалтославянском языке (например, пие. *h₂ébōl ‘яблоко’ > пбс. *āˀbōl ‘яблоко’), и поэтому *bʰagós должно было развиться в **bāgas > **bagъ, чего, однако, не произошло, что свидетельствует о заимствовании; согласно данными славянской акцентологии, древнеславянское *bogъ относится к акцентной парадигме (схеме ударения) c вместо ожидаемой в случае исконного происхождения d.

Сейчас иранская этимология слова «бог» является наиболее распространённой, почти что общепринятой и научным консенсусом, однако, если углубиться в вопрос, оказывается, что ситуация гораздо сложнее.

Во-первых, в семантической связи понятий «судьба» и «бог» нету ничего специфически иранского. Так, хеттское ašiwanz ‘бедный’ восходит к šiuš ‘бог’ с суффиксом отрицания, что типологически сходно со славянскими *ubogъ и *nebogъ, ср. также др.-греч. ἄθεος ‘оставленный богами’ у Софокла. Таким образом, представление о связи понятий «бог» и «судьба» либо восходит к праиндоевропейской эпохе (учитывая, что анатолийские языки, к которым относится хеттский, первыми отделились от праиндоевропейского языка), либо развилось в разных индоевропейских ветвях независимо друг от друга.

Во-вторых, есть немало примеров, в которых следовало бы ожидать действия закона Винтера, но в действительности его не наблюдается, напр. *wodṓr > *wadō > *voda вм. ожидаемого *wodṓr > **wādō > **vada. Из-за этого некоторые лингвисты стараются скорректировать данный закон, либо вовсе его отрицают. Например, Ранко Матасович полагает, что закон Винтера работает только в закрытых слогах (а поскольку в слове *bogъ слог открытый, на него он распространяться не должен), а Сильван Петри пришёл к выводу, что исключения из закона слишком объёмны и разнородны, чтобы постулировать закон в принципе.

Таким образом, наиболее сильным аргументом в пользу заимствования слова «бог» остаётся акцентология, но в то же время она является наиболее спорной: балтославянская, да и вообще индоевропейская акцентология это в действительности довольно неоднозначная область знания, в которой существуют разные точки зрения на самые базовые вещи, не говоря уже о том, что слова могут менять свои акцентные парадигмы без какого-либо влияния со стороны.

Итого, версия об иранском происхождении слова «бог», несмотря на свою распространённость, строится на весьма зыбких основаниях, и вполне вероятно, что данное слово может быть исконным, учитывая наличие других славяно-иранских соответствий (вроде *svętъ), которые при этом не являются заимствованиями из иранского источника.