Катрина Кейнс, она же Екатерина Шабнова.
Рассказываю тёмные сказки. [https://vk.com/keynesworlds; https://www.labirint.ru/authors/210114/]
Перевожу книги.
Писала [игровые] сценарии.
Вожу игры в D&D.
Иногда рисую.
Теги:
#мифовероятности
#рифмы
#рыцарь_пишет — про мои книжки
#рыцарь_рисует — почеркушки и фанарт
#рыцарь_переводит — про мои переводы
#рыцарь_читает — про чужие книжки
#рыцарь_слушает — про музыку и подкасты
#рыцарь_смотрит — про кино, сериалы и видеоэссе
#рыцарь_крафтит — околокосплейное
#рыцарь_играет — видео-игры и настолки, которые не D&D
#драконыИподземелья — собственно, Подземелья и драконы
Рассказываю тёмные сказки. [https://vk.com/keynesworlds; https://www.labirint.ru/authors/210114/]
Перевожу книги.
Писала [игровые] сценарии.
Вожу игры в D&D.
Иногда рисую.
Теги:
#мифовероятности
#рифмы
#рыцарь_пишет — про мои книжки
#рыцарь_рисует — почеркушки и фанарт
#рыцарь_переводит — про мои переводы
#рыцарь_читает — про чужие книжки
#рыцарь_слушает — про музыку и подкасты
#рыцарь_смотрит — про кино, сериалы и видеоэссе
#рыцарь_крафтит — околокосплейное
#рыцарь_играет — видео-игры и настолки, которые не D&D
#драконыИподземелья — собственно, Подземелья и драконы
Пока я в дедлайнах, принесу кое-что из старого и любимого. Рифмованного и даже спетого — иногда я балуюсь аккордами на пианино и хриплю собственные слова, но записей либо нет, либо они только для того, чтоб не забыть мелодию.
Меня разрубили на части, сказали — не выйдет толк.
По следу в подземное царство спешит непутёвый волк.
Средь меди добудет иголку, бессмертия смяв скорлупу,
В серебряном доме отыщет спрядённую в полночь дратву.
В хоромах из золота скинет колючую шкуру свою,
Шепнёт двери тайное имя — так нужно в беззвёздном краю.
Дыханием Нави объятый, достанет из тьмы самовар
И в Явь возвратится с поклажей — он всё одолжил, не украл.
Меня разрубили на части, забрали коня и жар-птицу.
А, может, мопед и фонарик. Иль крылья и острые спицы.
Никак мне не вспомнить, что было до смерти и грязной канавы.
Но вот я вновь цельная личность. Обвинители были не правы.
На поясе волка две склянки — живая и мёртвая воды.
Возможно ль, что только вернувшись, мы вдруг обретаем свободу?
Я — множество сшитых кусочков, полуночной нити ребёнок.
Покров между Навью и Явью теперь для меня очень тонок.
С иглою волк мастер справляться — стежки аккуратны и плотны.
Он вывез меня верховодом из полного смерти болота.
Не помню, знакомы ли были… с чего ещё он так старается?
С небьющимся сердцем под рёбрами возможно ли с жизнью мне справится?
Я — птица-Нагай без обеда, я — множество воспоминаний.
Я — лихо, лишённое глаза, колодец испитых желаний.
Зелёного камня работа, великого мастера дело,
Царевна с мечом за спиною, которая в срок не успела.
Я — все дураки-рыболовы, я — скатерть-ковёр-самобранка,
Я — змей двенадцатиголовый, я — на перекрёстке обманка.
Я — меч-кладенец в чужом сердце, я — ужин в избушке на ножках,
Я — череп с углями в глазницах, я — железнозубая кошка.
Меня сшили вновь из кусочков, и серый огромный волк
Помог мне домой возвратиться. А я возвращаю долг.
С полуночной нитью на коже, с живою водою в сосудах
Я пару иголок сломаю. Зазря не потрачу я чудо.
Дорог у былинного камня не счесть — выбираем любую
И следуем с волком за пряжей. И кажется пусть, что вслепую.
Тот путь, что увидеть случилось во тьме лишь — он каждому нужен.
Меня разрубили на части. Бывало со мной и похуже.
19-20/05/2017
#рыцарь_пишет #рифмы
Меня разрубили на части, сказали — не выйдет толк.
По следу в подземное царство спешит непутёвый волк.
Средь меди добудет иголку, бессмертия смяв скорлупу,
В серебряном доме отыщет спрядённую в полночь дратву.
В хоромах из золота скинет колючую шкуру свою,
Шепнёт двери тайное имя — так нужно в беззвёздном краю.
Дыханием Нави объятый, достанет из тьмы самовар
И в Явь возвратится с поклажей — он всё одолжил, не украл.
Меня разрубили на части, забрали коня и жар-птицу.
А, может, мопед и фонарик. Иль крылья и острые спицы.
Никак мне не вспомнить, что было до смерти и грязной канавы.
Но вот я вновь цельная личность. Обвинители были не правы.
На поясе волка две склянки — живая и мёртвая воды.
Возможно ль, что только вернувшись, мы вдруг обретаем свободу?
Я — множество сшитых кусочков, полуночной нити ребёнок.
Покров между Навью и Явью теперь для меня очень тонок.
С иглою волк мастер справляться — стежки аккуратны и плотны.
Он вывез меня верховодом из полного смерти болота.
Не помню, знакомы ли были… с чего ещё он так старается?
С небьющимся сердцем под рёбрами возможно ли с жизнью мне справится?
Я — птица-Нагай без обеда, я — множество воспоминаний.
Я — лихо, лишённое глаза, колодец испитых желаний.
Зелёного камня работа, великого мастера дело,
Царевна с мечом за спиною, которая в срок не успела.
Я — все дураки-рыболовы, я — скатерть-ковёр-самобранка,
Я — змей двенадцатиголовый, я — на перекрёстке обманка.
Я — меч-кладенец в чужом сердце, я — ужин в избушке на ножках,
Я — череп с углями в глазницах, я — железнозубая кошка.
Меня сшили вновь из кусочков, и серый огромный волк
Помог мне домой возвратиться. А я возвращаю долг.
С полуночной нитью на коже, с живою водою в сосудах
Я пару иголок сломаю. Зазря не потрачу я чудо.
Дорог у былинного камня не счесть — выбираем любую
И следуем с волком за пряжей. И кажется пусть, что вслепую.
Тот путь, что увидеть случилось во тьме лишь — он каждому нужен.
Меня разрубили на части. Бывало со мной и похуже.
19-20/05/2017
#рыцарь_пишет #рифмы
#рифмы #не_рифмы #рыцарь_пишет
Что я делаю, куда я бегу, что могу и не могу, что умею, что только хочу, о чём думаю, о чём плачу — ударение не туда, это ловушка, мы все попадаем сюда, как на грабли, всё так же дружно.
Что я делаю, почему не делаю ничего. Никуда не бегу, ничего не хочу, объясни хоть ты мне, добрый человек, я тебя не забуду вовек. То ли белка я, то ли колесо, — только знай себе хохочу, подставляя под солнце и дождь лицо.
Рататоск, Рататоск, от корней и до неба, быстрей и быстрей, туда, где больше любовь, и надежда, и вера, где всё это не концепты, а что-то реальное, до чего можно дотронуться. Я бегу по верёвке висельника, привет, Один, ах, лишь бы не тронуться.
Наверху только бездна космоса и застывшие в прошлом звёзды, я не слышу собственного голоса, хотя открываю рот. Поздно, поздно, я роняю слова наверх, и они исчезают в небытии. Кричать в бездну — конечно, не грех, я не жду ответ… хотя, погоди.
Давит — и неизвестность, и пустота, и то, чему нет имени, и тишина, и отсутствие времени. Вниз, вниз, Рататоск, по коре, так похожей на кожу, на мозг, на чужие мысли, чужое «можно», чужое «нельзя» и чужое «я».
Ниже, ниже, пока не увидишь лёд, пока не почувствуешь на языке горький поэтический мёд, пока не поймаешь глазами и сердцем осколки зеркал, чтобы мир увидеть таким, каким он никогда не стал.
Ниже, ниже, до царства мёртвых, что корнями уходит в жизнь. Здесь наоборот слишком громко, и у всех два лица… ты держись. За всё, что выстроила вокруг себя когда-то давно: за стены, за маски, за то, что отобрано и что дано.
По хребту Нидхёгга, потом от звезды направо и так до самого Рагнарёка.
Беги, беги, Рататоск, пока есть под лапами ветки, пока льётся песнь и пока ломаются клетки. Пока вестник конца трубит в рог, и сражаются боги. Почему здесь написано «Хрупко. Прошу, не трогай»?
Мир кончается — значит, когда-то начнётся вновь. И вращается колесо, разгоняет по венам кровь. Вот загадка: считать ли упавшим древо, коль никто не услышал, как лопнуло его чрево, и все девять миров звёздной пылью осели на нас?
Что я делаю, что мы делаем, Рататоск? Может, навернём по кружку ещё пару раз?
Выше, ниже, и снова так. От весны до зимы, как последний дурак. А потом от конца до начала, от тьмы и на свет. От краёв Нагльфара до самых далёких планет. И по следу из пыли от звёзд, дальше, дальше и внутрь себя, там, где белка, и древо, и колесо — лишь ещё одна часть тебя.
Что мы делаем, куда мы бежим, что умеем (того не храним), о чём думаем, в какую бездну кричим, почему так ждём конца света, но не того, что приходит за ним?
Страшно, страшно открыть глаза, не увидеть двойного дна, не найти на полу тормоза, пролететь на красный, пока волк пожирает свет. Просидеть в темноте, пропустить много сотен лет. И начаться вновь.
Это — помнишь ведь? — хуже всего. Это космос, и лёд, и кровь. Неизвестность и договор. Пытка. Боль, когда вновь растёшь вверх, и вдаль, и вширь, расправляя ветви — за миром ещё один мир.
Это хуже… и лучше всего. Ты не помнишь, но так тут всё заведено. Ты — строитель, и древо, и белка, и Рагнарёк. Разрушитель, и тот, кто создать себя заново смог.
Что ты делаешь? То же, что и всегда. Ты приносишь весну, перепрыгиваешь через года. И ты длишься. Ты радуешь, злишь. Ты зовёшь.
И идёшь.
Ты идёшь.
Что я делаю, куда я бегу, что могу и не могу, что умею, что только хочу, о чём думаю, о чём плачу — ударение не туда, это ловушка, мы все попадаем сюда, как на грабли, всё так же дружно.
Что я делаю, почему не делаю ничего. Никуда не бегу, ничего не хочу, объясни хоть ты мне, добрый человек, я тебя не забуду вовек. То ли белка я, то ли колесо, — только знай себе хохочу, подставляя под солнце и дождь лицо.
Рататоск, Рататоск, от корней и до неба, быстрей и быстрей, туда, где больше любовь, и надежда, и вера, где всё это не концепты, а что-то реальное, до чего можно дотронуться. Я бегу по верёвке висельника, привет, Один, ах, лишь бы не тронуться.
Наверху только бездна космоса и застывшие в прошлом звёзды, я не слышу собственного голоса, хотя открываю рот. Поздно, поздно, я роняю слова наверх, и они исчезают в небытии. Кричать в бездну — конечно, не грех, я не жду ответ… хотя, погоди.
Давит — и неизвестность, и пустота, и то, чему нет имени, и тишина, и отсутствие времени. Вниз, вниз, Рататоск, по коре, так похожей на кожу, на мозг, на чужие мысли, чужое «можно», чужое «нельзя» и чужое «я».
Ниже, ниже, пока не увидишь лёд, пока не почувствуешь на языке горький поэтический мёд, пока не поймаешь глазами и сердцем осколки зеркал, чтобы мир увидеть таким, каким он никогда не стал.
Ниже, ниже, до царства мёртвых, что корнями уходит в жизнь. Здесь наоборот слишком громко, и у всех два лица… ты держись. За всё, что выстроила вокруг себя когда-то давно: за стены, за маски, за то, что отобрано и что дано.
По хребту Нидхёгга, потом от звезды направо и так до самого Рагнарёка.
Беги, беги, Рататоск, пока есть под лапами ветки, пока льётся песнь и пока ломаются клетки. Пока вестник конца трубит в рог, и сражаются боги. Почему здесь написано «Хрупко. Прошу, не трогай»?
Мир кончается — значит, когда-то начнётся вновь. И вращается колесо, разгоняет по венам кровь. Вот загадка: считать ли упавшим древо, коль никто не услышал, как лопнуло его чрево, и все девять миров звёздной пылью осели на нас?
Что я делаю, что мы делаем, Рататоск? Может, навернём по кружку ещё пару раз?
Выше, ниже, и снова так. От весны до зимы, как последний дурак. А потом от конца до начала, от тьмы и на свет. От краёв Нагльфара до самых далёких планет. И по следу из пыли от звёзд, дальше, дальше и внутрь себя, там, где белка, и древо, и колесо — лишь ещё одна часть тебя.
Что мы делаем, куда мы бежим, что умеем (того не храним), о чём думаем, в какую бездну кричим, почему так ждём конца света, но не того, что приходит за ним?
Страшно, страшно открыть глаза, не увидеть двойного дна, не найти на полу тормоза, пролететь на красный, пока волк пожирает свет. Просидеть в темноте, пропустить много сотен лет. И начаться вновь.
Это — помнишь ведь? — хуже всего. Это космос, и лёд, и кровь. Неизвестность и договор. Пытка. Боль, когда вновь растёшь вверх, и вдаль, и вширь, расправляя ветви — за миром ещё один мир.
Это хуже… и лучше всего. Ты не помнишь, но так тут всё заведено. Ты — строитель, и древо, и белка, и Рагнарёк. Разрушитель, и тот, кто создать себя заново смог.
Что ты делаешь? То же, что и всегда. Ты приносишь весну, перепрыгиваешь через года. И ты длишься. Ты радуешь, злишь. Ты зовёшь.
И идёшь.
Ты идёшь.
#рифмы #WorldWritersDay
Темно. Мы вместе у камина, сидим кружком, рука к руке.
Следим, как пламя торопливо сжирает тени на стене,
Как тлеют угли без остатка, как искры рвутся в небеса...
Мы прячем пальцы, и украдкой мы подбираем голоса.
Темно. Мы вместе здесь, в домишке, что в самой чаще устоял.
Под нами землю режут вспышки, над нами высится пожар.
Мы на утёсе в океане, мы ждём цунами или штиль.
Мы там, за креслом, рядом с вами — как добрый доктор говорил.
Темно. Мы вместе в гуще боя с щитами, перьями, огнём...
Там, за холмами, воет Троя, её уже мы не спасём.
Да что мы можем? Без орудий, без яблока и без руна.
Нас немота порядком гложет, но гложет нас и пустота.
Темно. Мы вместе на балконе и смотрим, как приходит он,
Конец всего на чёрном троне, ужасный каменный дракон,
С драккарами из мёртвой кости, с волками, змеем и водой.
А вдруг его позвали в гости мы сами этой тишиной?
Темно. Ни верха и ни низа. Ни тверди, ни небес, ни звёзд.
Мы превращаемся в репризу, из пепла мы возводим мост,
Встаём. И ловим чьи-то слёзы. И наконец-то говорим.
И возвращаются к нам звёзды: они горят, и мы горим.
Темно: так было и так будет, и до, и после Рагнарёка.
Любой путь в темноте так труден, и сложно добежать до срока,
И голос обрести непросто, и пустоту принять сначала...
Но в каждом есть слова и звёзды. И этого уже немало.
2019
#рыцарь_пишет
Темно. Мы вместе у камина, сидим кружком, рука к руке.
Следим, как пламя торопливо сжирает тени на стене,
Как тлеют угли без остатка, как искры рвутся в небеса...
Мы прячем пальцы, и украдкой мы подбираем голоса.
Темно. Мы вместе здесь, в домишке, что в самой чаще устоял.
Под нами землю режут вспышки, над нами высится пожар.
Мы на утёсе в океане, мы ждём цунами или штиль.
Мы там, за креслом, рядом с вами — как добрый доктор говорил.
Темно. Мы вместе в гуще боя с щитами, перьями, огнём...
Там, за холмами, воет Троя, её уже мы не спасём.
Да что мы можем? Без орудий, без яблока и без руна.
Нас немота порядком гложет, но гложет нас и пустота.
Темно. Мы вместе на балконе и смотрим, как приходит он,
Конец всего на чёрном троне, ужасный каменный дракон,
С драккарами из мёртвой кости, с волками, змеем и водой.
А вдруг его позвали в гости мы сами этой тишиной?
Темно. Ни верха и ни низа. Ни тверди, ни небес, ни звёзд.
Мы превращаемся в репризу, из пепла мы возводим мост,
Встаём. И ловим чьи-то слёзы. И наконец-то говорим.
И возвращаются к нам звёзды: они горят, и мы горим.
Темно: так было и так будет, и до, и после Рагнарёка.
Любой путь в темноте так труден, и сложно добежать до срока,
И голос обрести непросто, и пустоту принять сначала...
Но в каждом есть слова и звёзды. И этого уже немало.
2019
#рыцарь_пишет
#рифмы
Всякие там четверостишия всегда пишутся на эмоциях. Крутились на той неделе в голове несколько строк про Алису, а потом я вспомнила, что уже писала об этом. В 2017 году.
Добро пожаловать, тебе здесь рады. Ты проходи, снимай венец.
И извини нас за беспорядок. Алиса, слушай: в стране пиздец.
В окне — ты видишь? — пылает осень, из карт остовов возрос дворец.
Хоть слово вякнешь — никто не спросит. Шлют Бармаглота — и ты мертвец.
А на улыбки ввели налоги, кот растворился в чумном лесу.
И маргаритки, смотри, не трогай — известным лицам всё донесут.
И Белый Кролик пропал. С часами. Перчатки, веер он бросил нам.
Ящерка Билли его оставил в том старом доме, где по ночам
Всё отмечают дни-не-рожденья, хотя законом запрещено.
Графиня днями перчит варенье, ворчит, что сладкое — грешно.
Они с Чеширским плетут восстанье из перца, чая, грибниц и снов.
Подозревают их всех в обмане владельцы всяких нелепых слов.
Вот что за слово — "миллисекунда"? И на минутку садится кто?
Садист какой-то. Или зануда, что за "варкалось" убить готов.
Червивы Червы и злобны Пики, без документов ты здесь никто.
В суде посмотрят безмолвно лики, заставят выпить вины глоток.
Дадут бутылку, на этикетке — "Меня ты выпей", и это всё.
И рядом пудинг на тарталетке, перчёной в полночь по часовой.
Знакомься, пудинг! Пудинг — Алиса! Несите пудинг отсюда прочь.
Не приручайте вы здешних лисов, не та страна, тут не помочь.
В крокет сыграем с тобой, Алиса, пока на поле кладут асфальт.
Иди спокойно ты за кулисы — на D-восьмёрке клокочет сталь.
Корону боли тебе мы плавим, ведь кто-то должен взойти на трон
Из мёртвых пешек и всякой швали. Мы обманули, тут нет сторон.
Иди, Алиса, шаг за шажочком, чрез разноцветный дурманный дым;
По следу устриц, что на песочке; взгляд опустивши, как пилигрим.
Садись, Алиса, тебя мы ждали. Ведь нашей сказке пришёл конец.
Нам, сумасшедшим, нужна нормальность. Прощай, Алиса. В стране пиздец.
18-20/09/2017
Всякие там четверостишия всегда пишутся на эмоциях. Крутились на той неделе в голове несколько строк про Алису, а потом я вспомнила, что уже писала об этом. В 2017 году.
Добро пожаловать, тебе здесь рады. Ты проходи, снимай венец.
И извини нас за беспорядок. Алиса, слушай: в стране пиздец.
В окне — ты видишь? — пылает осень, из карт остовов возрос дворец.
Хоть слово вякнешь — никто не спросит. Шлют Бармаглота — и ты мертвец.
А на улыбки ввели налоги, кот растворился в чумном лесу.
И маргаритки, смотри, не трогай — известным лицам всё донесут.
И Белый Кролик пропал. С часами. Перчатки, веер он бросил нам.
Ящерка Билли его оставил в том старом доме, где по ночам
Всё отмечают дни-не-рожденья, хотя законом запрещено.
Графиня днями перчит варенье, ворчит, что сладкое — грешно.
Они с Чеширским плетут восстанье из перца, чая, грибниц и снов.
Подозревают их всех в обмане владельцы всяких нелепых слов.
Вот что за слово — "миллисекунда"? И на минутку садится кто?
Садист какой-то. Или зануда, что за "варкалось" убить готов.
Червивы Червы и злобны Пики, без документов ты здесь никто.
В суде посмотрят безмолвно лики, заставят выпить вины глоток.
Дадут бутылку, на этикетке — "Меня ты выпей", и это всё.
И рядом пудинг на тарталетке, перчёной в полночь по часовой.
Знакомься, пудинг! Пудинг — Алиса! Несите пудинг отсюда прочь.
Не приручайте вы здешних лисов, не та страна, тут не помочь.
В крокет сыграем с тобой, Алиса, пока на поле кладут асфальт.
Иди спокойно ты за кулисы — на D-восьмёрке клокочет сталь.
Корону боли тебе мы плавим, ведь кто-то должен взойти на трон
Из мёртвых пешек и всякой швали. Мы обманули, тут нет сторон.
Иди, Алиса, шаг за шажочком, чрез разноцветный дурманный дым;
По следу устриц, что на песочке; взгляд опустивши, как пилигрим.
Садись, Алиса, тебя мы ждали. Ведь нашей сказке пришёл конец.
Нам, сумасшедшим, нужна нормальность. Прощай, Алиса. В стране пиздец.
18-20/09/2017
#рифмы #мифовероятности
1.
Ариадна спускается вниз по ступеням, почти чувствуя, как ускоряется время:
здесь, в поворотах слепого подземья солнце ей кажется сном.
Ариадна торопится — вдруг не успеет? И становится спуск всё темней и плавнее,
Лабиринтова пасть — словно бы голоднее... но бояться — бояться потом.
Сотрясается пол, и не слушают ступни, оглянуться нельзя — Ариадна с испугом
вспоминает историю с нимфой и лютней и сжимает сильней кулаки.
Город спит. И царевна бежит всё быстрее, с каждым шагом всё больше и больше мрачнеет...
Не прошла ли ту каменную орхидею?.. Но под пальцами нити крепки.
Ариадне не страшно во тьме заблудиться, Ариадна другого, другого боится:
вдруг однажды на дно Лабиринта спуститься и брата не отыскать.
Назови его монстром — он монстром не станет, как бы там, наверху, во дворце, ни старались:
Минотавр — не чудовище, а самозванец, стоит только получше узнать.
И проводит царевна с ним ранние утра: притворяются оба, свободны как будто
в тот короткий меж явью и сном промежуток. У обоих другая судьба.
От царевны до монстра, подумай-ка, сколько? Под дворцом, над дворцом — клетки разные только,
оступиться легко — на пути их так скользко, и сильнее желаний молва.
Ариадна спускается вниз по ступеням.
Икар поднимается вверх.
1.
Ариадна спускается вниз по ступеням, почти чувствуя, как ускоряется время:
здесь, в поворотах слепого подземья солнце ей кажется сном.
Ариадна торопится — вдруг не успеет? И становится спуск всё темней и плавнее,
Лабиринтова пасть — словно бы голоднее... но бояться — бояться потом.
Сотрясается пол, и не слушают ступни, оглянуться нельзя — Ариадна с испугом
вспоминает историю с нимфой и лютней и сжимает сильней кулаки.
Город спит. И царевна бежит всё быстрее, с каждым шагом всё больше и больше мрачнеет...
Не прошла ли ту каменную орхидею?.. Но под пальцами нити крепки.
Ариадне не страшно во тьме заблудиться, Ариадна другого, другого боится:
вдруг однажды на дно Лабиринта спуститься и брата не отыскать.
Назови его монстром — он монстром не станет, как бы там, наверху, во дворце, ни старались:
Минотавр — не чудовище, а самозванец, стоит только получше узнать.
И проводит царевна с ним ранние утра: притворяются оба, свободны как будто
в тот короткий меж явью и сном промежуток. У обоих другая судьба.
От царевны до монстра, подумай-ка, сколько? Под дворцом, над дворцом — клетки разные только,
оступиться легко — на пути их так скользко, и сильнее желаний молва.
Ариадна спускается вниз по ступеням.
Икар поднимается вверх.
#рифмы #не_рифмы
Мне кажется, я в беде —
В беде длиной в шесть с половиной лет.
В беде длиной в тридцать два года.
В беде длиной до самого, самого конца.
И если идти по воде,
То оставляя на волнах чернильный след.
То в тридцать три. Осталось немного.
То в тот момент, когда не останется дна.
И если идти, то всегда спотыкаясь,
Те, кто говорит иначе, наглейше врут.
И если встречать финал, то не каясь,
Не закрывая дверей, не замыкаясь (в круг).
И если идти, то не затыкаясь.
(Давно уж понятно — меня не заткнуть).
И если идти до самого дальнего края,
То так, чтобы что-то можно было вернуть.
Мне кажется, я в беде —
В беде величиной с крошечное образование.
В беде, обещающей тьмою накрыть.
В беде, которой никак не найти названия,
А то, у чего нет имени, нельзя победить.
(И во тьме нет ничего плохого,
пока ты видишь в ней что-то ещё).
(И во тьме нет ничего плохого,
но потом оказывается,
что всё-таки есть).
____
Когда я не справляюсь с собой как-то иначе, я пытаюсь справиться с собой через слова.
С переменным успехом.
Мне кажется, я в беде —
В беде длиной в шесть с половиной лет.
В беде длиной в тридцать два года.
В беде длиной до самого, самого конца.
И если идти по воде,
То оставляя на волнах чернильный след.
То в тридцать три. Осталось немного.
То в тот момент, когда не останется дна.
И если идти, то всегда спотыкаясь,
Те, кто говорит иначе, наглейше врут.
И если встречать финал, то не каясь,
Не закрывая дверей, не замыкаясь (в круг).
И если идти, то не затыкаясь.
(Давно уж понятно — меня не заткнуть).
И если идти до самого дальнего края,
То так, чтобы что-то можно было вернуть.
Мне кажется, я в беде —
В беде величиной с крошечное образование.
В беде, обещающей тьмою накрыть.
В беде, которой никак не найти названия,
А то, у чего нет имени, нельзя победить.
(И во тьме нет ничего плохого,
пока ты видишь в ней что-то ещё).
(И во тьме нет ничего плохого,
но потом оказывается,
что всё-таки есть).
____
Когда я не справляюсь с собой как-то иначе, я пытаюсь справиться с собой через слова.
С переменным успехом.
#рифмы #не_рифмы
Однажды у церкви увидела чудо —
Алое древо с древнейшими ветками.
Кто б мог подумать — раз глаз положу,
Оно прорастёт и в моих глазах.
Боюсь открывать их я каждое утро:
Я только и вижу, что алые сетки,
Мне только и снится, как веки сложу,
И кожу древесные иглы сошьют,
От мира останется только тьма,
И древо у церкви.
И я сама.
____________
У меня опять стихотерапия. Это дерево kinda существует — статуя стояла в Нижнем Манхеттене, когда я увидела её в 2009. Теперь она в Коннектикуте.
Однажды у церкви увидела чудо —
Алое древо с древнейшими ветками.
Кто б мог подумать — раз глаз положу,
Оно прорастёт и в моих глазах.
Боюсь открывать их я каждое утро:
Я только и вижу, что алые сетки,
Мне только и снится, как веки сложу,
И кожу древесные иглы сошьют,
От мира останется только тьма,
И древо у церкви.
И я сама.
____________
У меня опять стихотерапия. Это дерево kinda существует — статуя стояла в Нижнем Манхеттене, когда я увидела её в 2009. Теперь она в Коннектикуте.
Когда ты ребёнок, то кажется: так всё и должно.
Ты знаешь, кто друг, а кто враг, и ты веришь словам.
Коль лев прорычал, то ступай в его след осторожно:
Тут слово — закон, даже если идёшь по ножам.
У Сьюзен проблема: она помнит тяжесть короны,
И войны, и кровь, и голодные чьи-то глаза.
Она помнит красные стрелы и жёсткую спинку у трона,
Она умирающих помнит и их голоса.
Она помнит также зелёные ветви деревьев,
Согласие, мир и всеобщую радость побед,
И помнит песчаный — единственно-праведный — берег,
И данный детьми до конца не понятный обет.
У Сьюзен проблема: она просыпается в полночь
И видит железо, тела, а потом — ничего.
Песнь поезда, рык и свист бомб — всё сливаетcя в обруч
Мигрени нарнийских царей над её головой.
Ей снятся фонарный столб, снег и безумье метели,
Ей снится дорога домой через шубы и шкаф,
Ей снится, как веры потоки вдруг вмиг обмелели,
И сколько в оборванных жизнях пустеющих глав.
У Сьюзен проблема: она носит в сердце железо —
Не смех, не чулки и помаду, а взрослую сталь.
Лев — тот, что воскрес — с неё чёрные латы не срезал,
Но в мире реальном семью у неё отобрал.
Не каждый готов выбрать боль, но зато настоящую,
Всю вечность оставить в шкафу, далеко позади,
Сменить рай на что-то действительно важное...
У Сьюзен проблема: вся жизнь у неё впереди.
#рыцарь_пишет #рифмы #ХроникиНарнии
У нас зима, у Сьюзен проблема.
Потихоньку притащу сюда весь цикл: я с 2016 каждый год писала по стиху на Певенси.
Ты знаешь, кто друг, а кто враг, и ты веришь словам.
Коль лев прорычал, то ступай в его след осторожно:
Тут слово — закон, даже если идёшь по ножам.
У Сьюзен проблема: она помнит тяжесть короны,
И войны, и кровь, и голодные чьи-то глаза.
Она помнит красные стрелы и жёсткую спинку у трона,
Она умирающих помнит и их голоса.
Она помнит также зелёные ветви деревьев,
Согласие, мир и всеобщую радость побед,
И помнит песчаный — единственно-праведный — берег,
И данный детьми до конца не понятный обет.
У Сьюзен проблема: она просыпается в полночь
И видит железо, тела, а потом — ничего.
Песнь поезда, рык и свист бомб — всё сливаетcя в обруч
Мигрени нарнийских царей над её головой.
Ей снятся фонарный столб, снег и безумье метели,
Ей снится дорога домой через шубы и шкаф,
Ей снится, как веры потоки вдруг вмиг обмелели,
И сколько в оборванных жизнях пустеющих глав.
У Сьюзен проблема: она носит в сердце железо —
Не смех, не чулки и помаду, а взрослую сталь.
Лев — тот, что воскрес — с неё чёрные латы не срезал,
Но в мире реальном семью у неё отобрал.
Не каждый готов выбрать боль, но зато настоящую,
Всю вечность оставить в шкафу, далеко позади,
Сменить рай на что-то действительно важное...
У Сьюзен проблема: вся жизнь у неё впереди.
#рыцарь_пишет #рифмы #ХроникиНарнии
У нас зима, у Сьюзен проблема.
Потихоньку притащу сюда весь цикл: я с 2016 каждый год писала по стиху на Певенси.