Помимо того, что студенты в Бангладеш теперь занимаются регулированием дорожного движения и уборкой городов, вследствие стратегического отступления полиции с улиц, они еще пытаются формировать группы добровольцев для противодействия погромщикам и повылезавшему со всех щелей жулью.

Картина в Бангладеш сейчас вполне типичная для “второго дня революции”: полицейские участки разграблены и сожжены, вечерами по улицам кочуют банды всевозможных головорезов , - исламистов, националистов, бывших титушков правящей партии, просто бандитов и хулиганья, - которые, пользуясь полным отсутствием правоохранителей (правопорядок теперь обеспечивает только армия), сводят личные и политические счеты, параллельно осваивая искусство грабежа и поджога. Классика революции, короче.

В этих условиях столичные студенты и сочувствующие, ранее отработавшие схемы коллективного взаимодействия во время протестов, быстренько насоздавали районных групп в запрещенном fb и каналов в whatsapp, которые должны были координировать добровольцев, желающих принять участие в поддержании порядка. С вечера вторника, - когда пошли сообщения о волне грабежей, поджогов и насилия, - эти группы очень быстро разрастаются, так что пришлось даже делить их по квартальной принадлежности.

Дополнительно, Нахид Ислам, студент-социолог и один из координаторов студенческого протеста, принялся ездить по столице, выступая на столичных собраниях и призывая студентов к формированию “Групп быстрого реагирования”, которые должны откликаться на сигналы помощи в условиях роста криминала и межобщинного (промеж индуистами и мусульманами) насилия. Ибо лозунги “Бангладеш - для всех” (вспоминается лозунг уругвайских “Тупамарос” из 60-х: “Родина для всех или родина ни для кого”) и “Мы - единое целое” были ведущими слоганами движения, так что допускать раскола общества на религиозной, партийной (напомню, что “антидискриминационное движение” принципиально сохраняло свой антипартийный характер всю дорогу) или национальной почве студенты не желают. 

Вся эта сетка “маленьких героев”, вооруженных палками и перемещающихся на велосипедах, работает в тесном взаимодействии с армейскими офицерами и простыми жителями, обмениваясь инфой в режиме реального времени, хватая или распугивая банды мазуриков, наводнивших столицу.

Глядя на это все, к делу подключаются и энтузиасты из ит-сферы. Некий местный предприниматель по имени Фахид Муршед на скорую руку изобрел платформу Protirodh.net, которая должна заменить многочисленные группы/каналы в различных соцсетях, став единым центром сбора данных и координации групп волонтеров, которые испытывают серьезные проблемы в синхронизации своих защитных действий. Платформа конечно сырая, её дорабатывают буквально на ходу, степень осведомленности граждан о наличии такого инструмента еще невелика, поэтому перспектива развития непонятна.

Но. Привлечение в качестве инструментов децентрализованной организации и координации масс неких специализированных приложений, вероятно входит в моду у революционеров нового поколения. Мы это уже видели в Судане, где в условиях бессмысленной войны между двумя бандами генералов, революция спасала (пыталась спасать, по крайней мере) граждан так же через полезные мобильные приложухи.

Рискну предположить, что подобные программы в будущем будут (?) играть ту же роль, какую в 19-20 вв. играли устаревшие ныне политические партии; т.е. роль центра организации и координации социальных сил. Только уже деперсонифицированного и коллективного центра.

👇Фотокарточка одного такого студенческого патруля в столичном центральном квартале Дханмонди.

Ничего не репостил про события в Бангладеше. Там, короче, свергли правительство, на улицах анархия. Но местные жители, в частности студенты, демонстрируют очень эффективную низовую самоорганизацию. Вот этому нужно учиться.

Еще из интересного у Гэлбрейта это критика либертарианства. Правда, конкретно это слово он не называет, но в целом ведет заочную полемику с ярыми противниками государственного вмешательства (упоминает Хайека и консерваторов).

Гэлбрейт утверждает, что в основе либертарианства лежит отрицание реальной структуры экономики. Либертарианцы воображают экономику так, словно она до сих пор где-то в середине 19го века, где существуют отдельные предприниматели, которые силой своего таланта единолично управляют предприятием.

Но современный капитализм устроен иначе. Управление корпорациями не имеет ничего общего со старыми экономическими теориями и практиками ведения бизнеса. Ими управляют не собственники, не акционеры и даже не кредиторы. Ими управляют коллективы квалифицированных бюрократов со всеми вытекающими для бюрократии проблемами.

Но именно это и отрицают либертарианцы. Они говорят, что бюрократия есть только у государства, а у частных собственников никакой бюрократии нет и быть не может, так как частный собственник бесконечно заинтересован в оптимизации работы своего предприятия.

А даже если у частных собственников и наблюдается какая-то излишняя бюрократия, то она даже близко не такая, как у государства. Но и здесь кроется обман. Потому что корпоративная бюрократия не существует отдельно от государственной. И та, и другая плотно взаимодействуют друг с другом для поддержания развития экономики в целом.

Корпоративная бюрократия, по мнению Гэлбрейта, практически ничем не отличается от государственной. Именно поэтому бюрократы обоих типов так легко взаимозаменяют друг друга на важных правительственных и корпоративных должностях.

Гэлбрейт признает, что либертарианство имеет под собой определенную справедливую основу, ибо критика бюрократии в целом необходима. Просто либертарианцы создают искаженную экономическую картину и выгораживают корпоративных бюрократов.

Либертарианская политика направлена на самом деле только на то, чтобы отнять у бедных государственные субсидии и переложить их в карманы корпоративной бюрократии. Либертарианцы по форме выступает за мелких собственников, за индивидуальность, но на деле они продвигают интересы крупных корпораций, корпоративных бюрократов и коллегиальных органов управления. Если реализовать либертарианские реформы, то они нанесут вред не государству, а самым слабым и незащищенным слоям общества, которые зависят от государственной поддержки — рабочим, служащим и индивидуальным предпринимателям. В общем всем тем, кто и без того слаб и одинок.

Специально или нет, но Гэлбрейт также раскрывает причины поражения революции в России. Целенаправленно об этом он не рассуждает, но выводы, которые он делает о капитализме, помогают понять происходившие в России процессы.

Начнем с того, что вся книга Новое индустриальное общество посвящена капитализму эпохи потребления. Гэлбрейт говорит, что после удовлетворения минимальных физических потребностей, структура потребления изменилась. Количество разнообразных потребностей возросло по экспоненте и многие из них стали связаны маркетингом (он был необходим для создания спроса на разнообразные продукты). Капитализм эпохи потребления при помощи маркетинга стимулирует безостановочное потребление.

Отсюда Гэлбрейт делает вывод, что социалистический лозунг снижения длительности рабочего дня более не имеет смысла. Если человек убежден, что ему необходимо купить всё то, что продается, то он всё своё свободное время будет тратить не на отдых и творческое саморазвитие, а на получение дополнительного заработка. Гэлбрейт говорит, что нет смысла бороться за сокращение длительности рабочего дня, если ты не борешься с безостановочным потреблением.

Отсюда вытекает мысль, что условно у капитализма есть две стадии развития: переходная от феодализма, физические невыносимая и бесправная; и стадия развитого капитализма, физически облегченная, с кучей прав и так далее. На первой стадии люди страдают физически от дефицита товаров широкого потребления, на второй стадии психологически от их избытка.

Соответственно, как вы уже понимаете, Российская Империя в 1917 году даже близко не созрела до стадии капитализма эпохи потребления. В те годы до нее вообще никто ещё не созрел. Такой капитализм развился лишь после Второй мировой войны и то далеко не везде.

Конечно, и Ленин, и Маркс сильно поторопились хоронить капитализм. Это практически подтверждается Октябрьской революцией в России. Потому что тогда ни при каких обстоятельствах невозможно было говорить о необходимости рабочих и крестьян снижать свое потребление. Наоборот, такой лозунг стал бы прокапиталистическим.

Большевики, по сути, были вынуждены взять на себя функцию перехода от молодого капитализма к зрелому посредством плановой экономики. Как только переход был осуществлен, как только минимальные физические потребности были удовлетворены, СССР стал отмирать.

Проблема СССР была в том, что он появился в огне Гражданской войны, сущность которой была в удовлетворении только самых минимальных потребностей, иначе конец. Все дальнейшие институты, правила и идеология были выстроены вокруг принципа удовлетворения минимальных потребностей и ничего больше.

Добившись своих целей, советская экономика не могла выйти за их пределы. Изначально она была заряжена на количественный рост продукции, чтобы расширить круг потребления, а не проработать его качество.

Общество изобилия и избыточного потребления было чуждо советскому бюрократу, потому что оно усложняло структуру экономики и требовало больше интеллектуальных усилий и организационных навыков, что подрывало количественные показатели плана. Коммунисты с презрением смотрели на маркетинг, изобилие товаров и разнообразие номенклатуры, потому что это противоречило изначальной идеи плановой экономики.

Намного проще было заявить, что минимальный жизненный уровень это то, что и должен давать социализм, а все эти маркетинги, разнообразие, дорогие отделочные материалы, красивый дизайн и так далее всё это “буржуазное” потребление в “загнивающем” капитализме. Хотя в действительно понять где избыток, а где нет, можно только находясь в обществе потребления. Советские бюрократы ненавидели капитализм не за то, что они были впереди него, а за то, что они всегда от него отставали.

Вы обратили внимание, что людей больше интересует не будет ли новой волны мобилизации, а не восстановление территориальной целостности родного отечества?

Ещё Гэлбрейт говорит, что если общество ставит во главу угла экономические цели, то оно обречено быть зависимым от них. Гэлбрейт полагает, что прогресс следует оценивать не по достижению экономических показателей, а по по количеству людей, которым обеспечено прочное полноправное место в обществе. Конечно, это звучит абстрактно, но все же это важно потому что подобное утверждение отодвигает экономические цели на второй план. Не человек для экономики, а экономика для человека.

Важно, что Гэлбрейт при этом не выделяет только лишь стремление к прибыли. Для Гэлбрейта нет разницы ставите ли вы своей целью ВВП, прибыль, выплавку чугуна или объемы урожая. Дело не в капитализме, а в самом стремлении к бесконечному росту, что было присуще также и советской плановой экономике.

Опять же с самого начала она была порочной, ибо ставила во главу угла не человека, а экономический рост. Из достижений в тяжелой промышленности и сельском хозяйстве предполагалось улучшение жизни советских граждан, а не наоборот.

До сих пор количество надоев беспокоит марксистов-ленинцев больше, чем реальное положение советских граждан. Как бы автоматически предполагается, что полет человека в космос, рост производства тракторов и количества врачей делали жизнь советских граждан лучше. Вопрос качества их потребления и удовлетворенности жизнью не поднимался и не поднимается вовсе. Все были счастливы, потому что так было написано в газете Правда и точка.

Но это не так. В системе, где количественные показатели стоят превыше всего остального, счастья человека быть не может. Потому что вслед за достижением одних показателей шли другие, и так до бесконечности. Это был порочный круг отчуждения человека от самого себя.

Но проблема марксистов-ленинцев была вообще не в том, что они не поставили перед собой благородных целей. Проблема была в том, что в обществе чрезвычайной нищеты невозможно было ограничивать экономический рост. Это было бы идиотизмом. А значит то общество было не готово к социализму, ибо оно было слишком нищее и отсталое для того, чтобы осознать необходимость ограничений экономического роста.

Гэлбрейт также отмечает, что с переходом общества к капитализму эпохи потребления развивается маркетинг и манипулирование сознанием. Они необходимы, чтобы убедить людей покупать определенные товары или действовать так или иначе. А это необходимо для того, чтобы прогнозировать развитие общества, чтобы планировать развитие экономики. Маркетинг есть важнейшая составляющая плановой экономики.

Исходя из этого Гэлбрейт предполагает, что говорить о свободном выборе, свободном волеизъявлении простых граждан более невозможно. Вернее можно, но чем эффективнее маркетинг и политтехнологии, тем хуже люди осознают свои интересы и тем больше они отстаивают интересы других.

А вот исходя уже из этого Гэлбрейт делает вывод, что для того, чтобы осознать происходящее и то, что тобой манипулируют и как манипулируют, нужно образование. Соответственно, наиболее передовой прослойкой общества становятся квалифицированный персонал, учителя и преподаватели в ВУЗах.

Гэлбрейт, конечно, не говорит, что только эти люди теперь надежда человечества. Но он говорит, что у интеллигенции есть возможность ввиду своего положения осознавать происходящее, а у простых рабочих такой возможности уже нет. Они подвержены господствующей повестке и не могут выйти за ее пределы самостоятельно. Поэтому Гэлбрейт считает, что без систематического просвещения никакой социальный прогресс более невозможен.

Вообще, Гэлбрейт критикует в своей работе многие положения из классического марксизма-ленинизма, называя их устарелыми или не оправдавших своих ожиданий. Я лично с этим по большей части согласен и уже давно считаю, что работать с, например, ИТшниками гораздо полезнее для прогресса, чем, например, с доставщиками еды.

Проблема в том, что люди способные осознавать современное общество и необходимость глобальных перемен не работают ни в такси, ни на стройке, ни на кассе магазина. Классические пролетарии чумазого типа уже никогда не смогут быть социальным авангардом, потому что социальный авангард сегодня требует квалификации, образования и мозгов.

При этом эти люди, конечно, не купятся ни на какие Краткие курсы ВКП(б), ни на ГиР Ленина, ни на стандартные агитки виноватых во всем оппортунистов и ревизионистов. Современные марксисты-ленинцы просто не котируются в современном рабочем авангарде и интеллигенции. И это важная проблема, которую, опять же, никто перед движением не ставит.

Написал вот обширный текст про революционный радикализм Коммунистической Партии Югославии в годы Второй Мировой войны, которую “группа Тито” стремилась, - по немного скорректированным ленинским рецептам, - превратить из войны “межимпериалистической” (а затем и “антифашистской”) в войну “гражданскую”, постоянно сталкиваясь на этом пути с недовольством советских “старших братьев”.

Тема советско-югославского раскола в современной русскоязычной литературе в основном сводится к геополитическому противостоянию между московским центром и Белградом, пытавшимся сохранить свою относительную самостоятельность от Кремля во внешней политике, что вызвало острейшее недовольство Сталина.

В старом советском агитпропе источник конфликта вовсе сведен к голословному утверждению о том, что “фашистско-гестаповская банда Тито”, встав на позиции буржуазного национализма, изменила делу пролетарского интернационализма, пойдя в услужение мировому империализму. Больше советскому человеку знать было не нужно, все и так понятно.

Между тем, конфликт КПЮ и Москвы имел конечно и идейные предпосылки, которые в общем и целом остаются неизвестны для интересующегося русскоязычного читателя. Точно так же, как неизвестной остаётся та действительно большая идейная и практическая роль, которую югославы сыграли в процессе “исправления” московской (“димитровской”) модели “антифашистского народного фронта”, которая в своем “классическом” виде образца 1935 года не отличалась эффективностью и везде по итогу увенчалась провалом. Не будет преувеличением сказать, что именно югославы, реализовав на практике собственную “работающую” модель “антифашистского народного фронта”, внесли существенный вклад в победу левых сил в Восточной Европе в период 1944-48 гг.

Впоследствии, молодецкий революционный радикализм югославов вошел в неразрешимое противоречие с реальными (и достаточно умеренными) целями Москвы, считавшей именно себя идейным и организационным центром мирового коммунистического движения, из чего собственно и вырос межпартийный конфликт. Белградские руководители последовательно были обвинены в предательстве, фашизме и работе на иностранные разведки, сама Югославия лишилась всякой помощи, оказалась в полной изоляции и, после короткого периода одновременного противостояния Западу и Востоку, страна в конечном итоге была логично выдавлена в сторону менее агрессивного к ней Запада, с которым были выстроены устойчивые экономические отношения.

I. Вторая Мировая и югославская модель "народного фронта"

II. Международное влияние "югославской модели"

III. Югославский радикализм в послевоенное время

Скажу вещь, которая многим не понравится (но подписчики знают, что я не сильно беспокоюсь поводу общественного мнения). Многие проблемы военного и политического характера напрямую связаны с культом Великой Отечественной войны. Лет двадцать назад (когда организовывал "Георгиевскую ленту" в Одессе) я б этого не сказал, а сейчас с высоты моего нынешнего опыта это очевидно.

Многолетний, практически религиозный, культ Победы, закрепил в сознании широких народных масс, да и начальства, именно такой образ войны, с массовыми жертвами, разрушениями и абстрактными, плохо объяснимыми, идейными мотивами. В каждой песне, фильме, стихотворении и лозунге с чем-то детства мы слышали лозунги "мы за ценой не постоим", "любой ценой", "все для фронта, все для победы", "ни шагу назад" и знаменитое "можем повторить" являющееся отражением мифа о непобедимости. Эти лозунги отражали реальность именно той войны - угрожавшей массовым уничтожением и замещением населения и ликвидацией государственности. И расходование миллионов жизней можно было объяснить рационально. Враг наступал, был под Москвой, нужно было любой ценой его опрокинуть. Тогда бабы, как известно, рожали, и к людям при большой необходимости можно было относиться как к недорогому ресурсу. А сейчас с этим проблема. Нет людей, не рожают миллионы солдат. И угроза ликвидации государственности и замещения населения не сопровождается вторжением танковых колонн. И наплевательское отношение к жизням солдат и гражданских в 21 веке рационального объяснения не имеет.

Мало того, просмотренные с детства фильмы про умирающих в окопах с винтовкой в руке пехотинцах заложили неистребимые образы того, как должна выглядеть настоящая война. Вот именно так: стиснув зубы держимся на позиции, пока противник перепахивает ее артиллерийским огнем, а потом, если выживешь, броситься с гранатой под гусеницы танка. Правда? Так же выглядет настоящая война? Та, которой принято гордиться. И у вас же не возникнет вопроса как там противнику удалось сконцентрировать такое количество артиллерии, почему они сидят толпой в одном окопе и где их противотанковые средства? Ну то есть вопросы, которые должны возникать у человека 21 века. Нет, конечно не возникают. Это же война, на войне всегда так, мы с детства помним. А не вот эти покатушки мобильными группами ради фоточек в телеграме.

Проблема в том, что и офицер, и генерал тоже смотрел с детства эти фильмы. И просто ждал возможности себя проявить, как герой фильма про Жукова или Рокоссовского. (Это хороший генерал ждал такой возможности, а плохой генерал не ждал, а просто воровал на подрядах) И вот этот генерал не понимает, какие к нему претензии, если война выглядит именно так, и всегда выглядела именно так. Ну не эвакуировали гражданских при отступлении, но это ж война с фашизмом, а как вы хотели? Ну срочники оказались в окружении, ну так это ж враг на нашу святую землю пришел, во времена ВОВ школьники добровольцами шли, а этим ещё и деньги по контракту платили. Артиллеристов перевели в штурмовики и стёрли за неделю? Ну все для победы.

В такой атмосфере проводить военные реформы и даже осмыслять изменение военной мысли очень сложно. Само рациональное обсуждение военной целесообразности уже ересь! Какой смысл брать райцентр, положив на штурме людей больше, чем в райцентре было жителей? Такой вопрос нельзя задавать, он дискредитирует символы веры. Земля под мертвыми городами бесценна. За нее все должны умереть. Так в кино про войну было.

А потом выясняется, что в этой новой, современной войне, все работает как-то не так, по-другому. Если рубишься за каждый клочок земли, то армия быстро стирается, а бабы новых не нарожали. Выясняется, что противник плюнет на тебя и обойдет в другом месте. Что если ты собираешь силы для решительного броска, туда прилетают ракеты. А пока ты производишь все для фронта все для победы, попадаешь в технологическую и финансовую зависимость от геополитических игроков.

Конечно, все это касается не только российской армии, но и украинской, армянской, белорусской и проч..

Только сегодня хотел написать об этом. Религиозный культ победы это, пожалуй, сердцивина догматизма и, к сожалению, шовинизма нашего народа. Благодаря СВО, всей это безумной якобы антинацистской пропаганде, эксплуатации памяти предков и советского патриотизма, 9 мая окончательно утратил свой смысл. ВОВ это не трагедия, не бесконечная мясорубка всего человеческого (Иди и смотри) и не трудовое рабство в тылу. ВОВ это “дать пососать Западу”, “на Вашингтон” и “можем повторить”.

И попробуйте с этим поспорить, попробуйте критически отнестись не только к современным лозунгам, но и к событиям во время войны (депортациям и т.д.) и после нее (раздел Германии, оккупация Чехословакии и т.д.). В России нельзя помышлять о Великой отечественной войне, иначе как о нечто сакральном, непогрешимом, святом.

Мы все долгое время сами потворствовали собственному величию и превосходству над всеми остальными (победа социализма над капитализмом, победа Востока над Западом!!). Культ ВОВ стал пропагандистским инструментом, во многом определяющим, как идеологию, так и внешнюю политику, как СССР, так и России.

Деконструкция — вот это Димитриев говорит совершенно верно. Общество нуждается в идеологической деконструкции и переоценки ценностей, целей и методов их достижения. Экономическое развитие зашло настолько далеко, что все предыдущие идеологические конструкции более не подходят.

Мы не можем жить по-старому, но раз за разом нам предлагают жить именно так. Коммунисты, монархисты, либералы, консерваторы, фашисты и другие все они отрицают движение вперед. Нам предлагают реконструировать царскую власть или партию ленинского типа во времена, когда очевидна потребность в социальной де-конст-рук-ци-и.

Надстройка устала, ее надо менять. Не надо реконструировать ее тем, что в ней уже содержится. Ее надо ломать. Ломать надо все догмы 20го века, которые до сих пор господствуют в умах современных людей. 21й век до сих пор заложник века 20го. Вот в чем проблема.

Только в процессе деконструкции, под ударами собственной критики, мы увидим, как образуется нечто новое. Потому что новое устоит перед любой критикой, а старое отвалится, как обветшалая плитка. Борьба со старым есть залог нашего движения в будущее. Мы должны перестать быть заложниками и освободить свои умы для того, чтобы освоить современные технологии и экономические проблемы, которые они порождают.

https://yangx.top/russ_orientalist/18118