Вообще, я просто размышляю о том, что дело вовсе не в капитализме как таковом, а в промышленности. Ее развитие требует все больше и больше ресурсов всех видов. Соответственно, государственная борьба, даже без империализма, изначально шла в двух направлениях: во-первых, присвоить себе как можно больше ресурсов, а во-вторых, не позволить другому государству сделать то же самое.

Последнее особенно важно, потому что любое ограничение ресурсов для конкурента замедляет развитие его промышленности в целом, а значит, ослабляет его потенциал и в тех сферах, где ресурсы необходимы уже нам.

В итоге промышленность сама по себе несет в своей основе зерно борьбы всех против всех — буквально за каждый дюйм пространства. И это в принципе непреодолимо в рамках государственной модели хозяйства.

Трудовая теория стоимости — одна из тех вещей, которая мешает марксистам понять современность. Согласно этой теории, труд является источником богатства. Отсюда следует идея, что лишь рабочий класс создает общественное богатство, а капиталисты — всего лишь эксплуататоры и паразиты. Однако реальность гораздо сложнее.

Несомненно, богатство не может возникать иначе, чем посредством физического и умственного труда. Но из этого еще не следует, что сам по себе труд способен сделать человека или нацию богатыми. Наиболее бедные страны, как известно, трудятся больше всех.

Богатство и труд не имеют прямой корреляции. На самом деле уровень богатства нации, помимо труда рабочего класса, определяется множеством факторов. В целом их можно объединить одним понятием — условия труда. Иными словами, достаток общества зависит не только от самого труда, но и от условий, в которых он осуществляется.

Эти условия включают не только производительные силы — станки, технологии и патенты, — но и географическое положение, уровень преступности, социальные конфликты, институты гражданского общества, законы, уровень культуры населения и, конечно, политическое могущество.

Трудовая теория стоимости рассматривает мир исключительно с материальной точки зрения. Отсюда ее неспособность понять ни мотивацию класса капиталистов, ни государственную логику. Стремление к прибыли? Желание заработать на войне? Это грубое, и от того неверное, упрощение.

На деле класс капиталистов борется не столько за богатство как таковое, сколько за саму возможность его извлекать. Иными словами, за условия, в которых будет трудиться их рабочий класс.

Отсюда же вытекает восприимчивость рабочего класса к националистической идеологии. Он интуитивно понимает, что дело не просто в зарабатывании денег здесь и сейчас, а в обеспечении наиболее благоприятных условий для своего существования, воспроизводства и развития. Иными словами, в отдельном капиталисте он может видеть своего врага, но в капиталистическом государстве — строго своего союзника.

В этом и заключается суть: мотивация отдельного капиталиста отличается от мотивации всего класса. Трудовая теория стоимости работает лишь в условиях "всех прочих равных", о чем, собственно, писал и сам Маркс. Однако в реальном мире таких условий не существует. Именно поэтому внешнюю и внутреннюю политику государства невозможно объяснить простым стремлением к прибыли — это упрощение, которое не соответствует действительности.

Когда власти России так зажимают коммунистов, что те могут работать только в легальном поле, они неизбежно превращаются в инструмент власти.

На самом деле никакой эзопов язык не помогает. Во власти сидят далеко не такие дебилы, какими их изображает, например, Реми Майснер. Все всё прекрасно понимают.

Ленин справедливо утверждал, что без нелегальной работы никакая революционная борьба немыслима. Потому что так оно и есть. Нельзя совершить революцию, действуя в рамках закона.

Что остаётся в такой ситуации? Очевидно, что тот, кто отказывается от нелегальной, т.е. фактически от подрывной работы, не является революционером. Очевидно и то, что в XXI веке вести полноценную революционную деятельность просто невозможно. Во всяком случае в такой стране, как Россия.

В этом смысле таким людям стоит перестать называть себя революционерами. Потому что если ты сам, ещё не дождавшись штрафов и уголовных дел, добровольно бежишь регистрировать свой канал в реестре блогеров, то тем самым ты лишь доказываешь, что пытаешься обезопасить себя и свои доходы, избегая лишнего внимания властей. А для революционера и коммуниста это попросту несерьёзно. Вряд ли можно себе представить, как Ленин или Кастро живут подобной жизнью зажравшегося бюргера и при этом рвут на себе революционную рубаху.

В целом, коммунисты в России не могут похвастаться активной деятельностью. В 2018 году пенсионная реформа всколыхнула общество, вызвав интерес к марксизму. Появилось множество кружков и проектов. Однако единственным итогом этого стало не движение к революции, а еще большее сплочение коммунистов с режимом.

Фактически марксисты разделились на два лагеря: одни ничего или почти ничего не делают, продолжая стоять в революционной позе, другие же, используя те же самые марксистские аргументы, решили содействовать строительству российского государства.

Практическая польза от марксизма в нынешних условиях сводится к поддержке буржуазии, тогда как его теоретическое наследие остается достоянием лишь узкого круга ортодоксальных последователей сектантского толка.

Дело, конечно, не в недостаточной радикальности марксистских теоретиков, не в том, что они неправильно понимают марксизм-ленинизм. Просто они боятся воплощать свои идеи на практике, опасаясь вызвать недовольство власти. При этом нельзя обвинять их в трусости — опасность вполне объективна. Власть просто не оставила пространства для революционного манёвра. В современном мире никто в здравом уме не станет грабить дилижансы, чтобы пополнить партийную кассу, как это делали большевики в начале XX века.

Если бы современные «революционеры» попытались действовать так же, как большевики в имперские времена, их бы моментально арестовали или убили без лишнего шума. Кроме того, им не удалось бы заручиться широкой поддержкой населения (несмотря на годы изнурительной войны!) — радикальный марксизм сегодня не привлекателен для масс. Зато сплочение вокруг государства под лозунгами коммунизма, советского реваншизма и антифашизма вполне соответствует духу времени.

На мой взгляд, в этой ситуации необходимо пересмотреть роль радикального марксизма в России и мире. Насколько актуально называться ортодоксальным марксистом, когда ты не можешь им быть на деле? Вместо поиска ответа на этот вопрос наблюдается противоположное — усиливаются теоретические разглагольствования, звучат многочисленные пророчества о скорой мировой войне и камбеке марксистско-ленинской идеи.

При этом наибольшее внимание уделяется борьбе с теми, кто пытается хоть как-то действовать. Но что значит «хоть как-то» с точки зрения сектантской ортодоксии? Это значит оппортунизм и ревизия. Ибо действовать можно только революционно, но так как революция невозможна, то действовать нельзя вовсе. Замкнутый круг. Полный отрыв теории от практики. Жизнь обещаниями славного будущего когда-нибудь потом, на небесах.

С другой стороны, можно сказать, что не революционеры делают революцию, а революция создает революционеров. Тогда возникает вопрос: почему эти люди продолжают оставаться революционерами в отсутствие революционной ситуации? Почему их работа, пропаганда и деятельность ориентированы не на реальные обстоятельства, не на запросы и возможности рабочего класса (или других сил, стремящихся к прогрессу), а на их собственные убеждения и желания?

На что они рассчитывают? На то, что со временем исторические условия и международная обстановка сами придут в соответствие с их представлениями? Получается, они не хотят активно действовать, а лишь ожидают, что мир подстроится под их идеи, и тогда они станут популярными. Но разве это можно назвать научно обоснованной политической стратегией? По сути, это скорее мессианское ожидание — вера в то, что в будущем произойдет некое событие, которое оправдает их нынешнюю позицию.

Как ни крути, такой "ядерный революционный марксизм" не находит оправдания в современной реальности. Он просто кормит людей обещаниями, не давая им реальных инструментов для изменения жизни здесь и сейчас. Более того, он фактически блокирует возможности для развития — как отдельных людей, так и общества в целом.

Чтобы прийти к власти и завоевать поддержку общества, необходимо опираться на национальные интересы. Любая политическая сила, стремящаяся к управлению государством, неизбежно вынуждена действовать в его интересах.

Интернационализм предполагает приоритет интересов международного рабочего класса, а не отдельного государства, но в условиях реальной политики это невозможно.

Если вы стоите у власти, то вы обязаны обслуживать интересы своего государства, а не интересы рабочего класса из других стран. В противном случае вы просто не получите поддержки ни населения, ни бюрократического аппарата. Иначе зачем вы вообще боролись за власть, если вы не собираетесь защищать интересы этой самой власти?

Конечно, интернационализм как идея более привлекателен, чем национализм. Проблема только в том, что вы не можете контролировать поведение других государств. Власть вынуждает действовать в таких условиях, которые не предполагают интернационального взаимодействия.

Интуитивно население это понимает: людям важнее их страна, экономика, зарплаты, социальная стабильность, чем судьбы других государств. Каждый народ объединён в единую систему, и его первостепенная забота — собственное благополучие.

Если бы большевики, например, в ходе революции ориентировались на интересы американских фермеров или французского рабочего класса, они не смогли бы прийти к власти. Это подчеркивает, что любая реальная политическая борьба объективно националистична, даже если её идеологи искренне верят в международную солидарность.

Таким образом, социализм не может прийти через государственную политику, так как этому препятствует национализм. Если мы хотим построить подлинные интернациональные отношения, то должны начинать с формирования горизонтальных связей между людьми напрямую, вне рамок государств. Это нужно делать не после прихода к власти, а до него. Именно так возможно построение подлинного интернационального социализма.

Марксизм, капитализм и советский антиимпериализм

Один из постулатов марксизма заключается в том, что капиталисты делают всё ради прибыли. Соответственно, проблема заключается не столько в том, что они делают, сколько в том, ради чего — ради извлечения частной прибыли. Интересы капиталистов противостоят общественным, а потому это считается реакционным злом. В СССР же утверждалось, что вследствие уничтожения частной собственности на средства производства государственная политика приобрела общественный характер. Отсюда пренебрежительная риторика в адрес "загнивающего капитализма". Мы — эльфы, они — орки, короче.

Однако всё несколько сложнее. Дело в том, что стремление к прибыли — это не абсолютный частный интерес. Противопоставлять себя мировому сообществу или каким угодно объединениям людей можно и без капитализма, без погони за прибылью.

Возьмём, например, какое-нибудь племя в джунглях. Никому и в голову не придёт говорить, что племя папуасов защищает интересы всех международных племён против империализма. Каждое племя защищает исключительно свои интересы, которые по отношению к остальному миру никак нельзя назвать общественными. Возможно, внутри племени и нет частного интереса, но это не даёт ему автоматически права представлять интересы всей планеты. Это максимально упрощенный пример, но я надеюсь вы поняли к чему это.

Несомненно, что коммерческий интерес внутри СССР был устранён или переведён в нелегальную плоскость, исключён из государственных институтов. Но делает ли это советскую антиимпериалистическую политику общественной с точки зрения всей планеты? Конечно, нет.

Советский Союз проводил свою антиимпериалистическую политику исключительно в своих интересах, а не в интересах всего человечества. На международной арене он представлял интересы советского народа — небольшой части планеты. И в этом смысле советские интересы были столь же эгоистичны, как и американские. Разница лишь в том, что коммунисты действительно не пытались извлекать прибыль из своей антиимпериалистической политики. Но от этого их интерес не переставал быть частным по отношению к другим странам и народам.

Ошибка марксизма, как я уже говорил ранее, в том, что интерес прибыли был поставлен выше, чем интерес всей экономической системы. Капиталисты и коммунисты в первую очередь были озабочены целостностью своих систем. Каждый считал лишь ее интересы законными и морально обоснованными.

Так или иначе, это приводило к отрицанию общественных интересов — как с точки зрения всего человечества, так и с точки зрения международного пролетариата. СССР попирал интересы остальных народов всякий раз, когда они противоречили его собственным. Именно отсюда проистекает тождество империализма и антиимпериализма: и то и другое, по сути, противопоставляет себя интересам всех остальных. Утверждать, что антиимпериализм полезен миру, — всё равно что утверждать, будто империализм полезен всему человечеству. Дело не прибыли, а в интересах изолированных систем, которые противопоставляют себя друг другу.

Кто-нибудь сообщите Батову и КПГ, что Кононовичи — это коммунисты из разряда Пучкова и Спицина. Их прессуют не за «коммунизм», а за обслуживание интересов российской власти. Украинские коммунисты, в общем и целом, используют антифашистские аргументы для оправдания внешней политики России.

https://yangx.top/ruscommie_official/493

Просто попробуйте найти на Украине кого-то, ряженого в коммунизм, кто бы выступал резко против России и её бывшей советской ипостаси. Все как один с благоговением смотрят на хорошо известное государство со столицей в Москве, а не в Киеве. Естественно, что украинские власти относят всех подобных к российской агентуре.

Отдельное шоу — это причислять каждого «коммуниста» на Украине к последовательным марксистам-ленинцам, борцам за дело международного пролетариата, в то время как в России нам постоянно доказывают, что коммунизм Зюганова, Пучкова, Спицина и прочих — это не настоящий коммунизм. Но стоит аналогичной риторике прозвучать из уст зарубежных товарищей, особенно если их за неё репрессируют, как это сразу объясняется тем, что вокруг фашисты.

Попробуйте сложить два плюс два. Попробуйте отличить риторику российских коммунистов от российской пропаганды, когда речь заходит о международной политике, — и вы поймёте, кто есть кто.

В завершение вечера простая мысль - Россия и Штаты теперь партнеры, ведущие активные переговоры по множеству треков, от ближневосточного и арктического, до экономического сотрудничества и совместной разработки ресурсов.
Украина же - только одна из тем, которую обе стороны стремятся как можно скорее спихнуть в долгий ящик и забыть, не говорить про нее.
Тем более, одному "уважаемому партнеру" до нее дела нет вообще, а другой столь сильно в ней заинтересован, что предпочел бы разбираться с нею интимно, без свидетелей.

Именно это и стоит записать в итог долгого и трудного дня.
Казалось бы, читая унылые и нудные расшифровки разговора с обеих сторон, что ничего не изменилось.
Нет - на деле изменилось все.
И мы это скоро увидим, как и остальные жители нашей маленькой планеты...

В 1972 году состоялся исторический визит президента США Ричарда Никсона в Китайскую Народную Республику, который ознаменовал поворот в отношениях двух стран. До этого США и Китай находились в состоянии политической конфронтации, особенно после победы коммунистов в гражданской войне 1949 года. Однако ухудшение советско-китайских отношений и желание США ослабить напряженность в Холодной войне способствовали сближению. Встреча Никсона с председателем КНР Мао Цзэдуном и переговоры с премьером Чжоу Эньлаем заложили основу для нормализации отношений и ослабления изоляции Китая на международной арене.

Визит привел к подписанию Шанхайского коммюнике, в котором стороны подтвердили важность единого Китая (включая Тайвань) и необходимость дальнейшего диалога. Это событие стало ключевым шагом в открытии Китая миру и стратегическим ходом США в глобальном противостоянии с СССР. В последующие годы дипломатические связи укрепились, а в 1979 году США официально признали КНР, установив с ней полные дипломатические отношения.

Возможно ли возродить в России образование уровня СССР? Нет, невозможно. Даже если бы у власти стояли коммунисты, это было бы неосуществимо. Все разговоры об этом, вся критика капиталистической системы — спекуляции и популизм.

Образование можно условно разделить на общее и специальное. Общее образование даёт базовые навыки коммуникации и понимания мира, его основная цель — подготовка к получению специального образования и профессии. Это касается не только квалифицированных специалистов, но и работников сферы услуг, водителей, курьеров. Без общего образования невозможно жить и работать в современном мире.

Любое образование требует практического применения. Мышление, как и мышцы, не может развиваться исключительно в теории, ему необходима постоянная тренировка. Соответственно, качественное образование немыслимо без рабочих мест, где полученные знания можно применять. Отсюда очевидный вывод: деградация образования — следствие деградации структуры рынка труда. Невозможно просто научить людей быть образованными, если у них нет возможности работать там, где образование действительно требуется. Для этого нужны рабочие места, а рабочие места требуют рынка сбыта, поскольку без покупателей производство теряет смысл.

Искусственно создать рынки сбыта невозможно. Нереально производить в России товары, для производства которых в мире задействованы ресурсы и технологии множества стран. Например, выпуск современных компьютерных чипов в замкнутой автаркической системе, подобной СССР, обречён на отставание: в лучшем случае получится технология 50-летней давности, в худшем — просто выброшенные деньги. Опора исключительно на собственные силы не приведёт к созданию высококвалифицированных специалистов, а лишь законсервирует отставание в мышлении и технологиях на десятки лет.

Наконец, очевидно, что образовательная система нуждается не в возвращении к советской модели, а в реформе, адаптированной к современным реалиям. Современные рабочие места требуют от людей динамичности, гибкости и способности быстро фильтровать информацию, отличая полезное от бесполезного, правду от лжи. Времени на углублённое изучение классической литературы или биологии просто нет. Оставьте это дело советским реваншистам, которые хотят в Индустриализацию 2.0 (фантастика покруче Мстителей).

Образование XX века было ориентировано на обслуживание промышленного, конвейерного производства. Современный мир, напротив, требует навыков работы с огромными потоками информации. Проблема не в том, что капитализм деградировал, а в том, что технологии ушли далеко вперёд, оставив образовательную систему в прошлом. Она, конечно, нуждается в реформе, но не в коммунистах.

Действительно ли советское образование было направлено на всестороннее развитие личности? Конечно, нет — это миф. В его основе лежит представление о том, что советские работодатели нанимали людей не за профессиональные качества, а за соответствие идеологическому образу «нового человека». Возможно, такой подход и применялся в случае с политической карьерой, но крайне маловероятно, что он имел какое-либо значение в бесчисленных бюро, конторах и плановых комитетах СССР.

Те, кто отвечал за выполнение плана, кто нес ответственность за его срыв, были заинтересованы не в «личностях нового типа», а в специалистах, способных решать конкретные задачи. Особенно остро эта потребность проявлялась в военное время, когда требования к специализации были максимальными: без этого просто невозможно было выжить.

Специализация противоположна всестороннему развитию личности. Эти понятия несовместимы: одно исключает другое. Плановая экономика, нормативы, строительство самолетов, поездов, дорог, развитие сельского хозяйства, оборонная промышленность — всё это требовало не «гармонично развитых личностей», а узких специалистов. Советская система изначально была несовместима с коммунистическими идеалами и на деле их отвергала (что, в конечном счёте, и привело к трансформации СССР в Российскую Федерацию).

(Лайфхак: как преодолеть «болезнь специализации» и действительно развиваться всесторонне — перестать гнаться за экономическими показателями. Искусственно замедлять урбанизацию, целенаправленно мешать специализации и освобождать людям время и силы для творческого роста и саморазвития)

Безусловно, в СССР существовала программа всеобщего образования. Но, как я уже писал в комментариях, эта программа не имела никакого отношения к социализму. Всеобщее и бесплатное школьное образование — это достижение капитализма, шаг в рамках национального строительства (Великобритания, Франция, Пруссия, Австрия, Италия задолго до Октябрьской революции).

Цель всеобщего бесплатного обязательного образования заключалась не в формировании всесторонне развитой личности, а в унификации сельского населения с его бесчисленным количеством языков и диалектов, и подготовке его к динамичной городской жизни и необходимости контактировать каждый день с незнакомыми людьми, которых иной раз даже никогда не видел вживую (пресса, переписка).

Программа советского Ликбеза — это, по сути, программа подготовки к урбанизации и индустриализации. В этом смысле СССР лишь шел по пути национальных государств, заимствуя у загнивающей буржуазии большинство идей государственного строительства. То есть те национально-капиталистические идеи, которые современные красные националисты преподносят как якобы уникальные достижения коммунизма, марксизма-ленинизма, интернационализма и мудрейших советских вождей.

В России существуют два вида антисоветчины: правая — националистическая, фашистская, монархическая, и лево-центристская — социал-демократическая, либеральная, анархистская. Первая практически не преследуется по закону, тогда как вторая может стать основанием для признания человека иноагентом со всеми вытекающими последствиями.

Получается, определяющим фактором для репрессий является не сам факт критики СССР, а с каких позиций она ведётся — допустима только критика с точки зрения российского национализма.

Отсюда вытекает парадоксальная ситуация: левые оппортунисты и ревизионисты, проводящие свою политику якобы в интересах буржуазии, становятся объектами преследований со стороны этой самой буржуазии.

При этом ортодоксальный интернациональный революционный марксизм не только не подвергается преследованиям, но даже получает государственную протекцию. Закон о борьбе с реабилитацией нацизма, культ ВОВ, КПРФ во власти и прочее позволяют не только институционализировать многие советские символы, идеи, литературу и риторику, но и обеспечить карательные меры против несогласных.

Выходит, что ярые революционеры оказываются для власти более приемлемыми, чем оппортунисты и ревизионисты. Первых практически не репрессируют, несмотря на их якобы классовое противостояние, а вторых преследуют (хотя и не всех, конечно), несмотря на классовую близость. Почему так? Конечно, потому что ортодоксальный марксизм тесно связан с советофилией, которую власть рассматривает как один из видов национализма.

Антисоветчики любят критиковать советскую бюрократию, обвиняя её в угнетении советского народа, узурпации средств производства, реставрации капиталистических отношений и тому подобном. Я категорически с этим не согласен.

Бюрократия — это лишь симптом, но не корень проблемы. Советская проблема была гораздо шире и потому еще удивительнее, что даже при социалистических отношениях могли возникать иерархия и формы, напоминающие эксплуатацию.

Я считаю, что дело было не столько в бюрократии, сколько в поставленных экономических задачах. Главной проблемой было стремление к безграничному экономическому росту, которое подчиняло человека производственной системе. Эта система не позволяла людям быть самими собой, расслабляться, выбирать свой путь — она их формировала под себя через образовательную и производственную системы.

Если копнуть глубже, становится очевидно, что цели Советского Союза определялись не только и не столько советским руководством или бюрократией, сколько мировыми экономическими и политическими условиями. Обвинять советских бюрократов в предательстве коммунистических идеалов — значит не понимать глобальные процессы XX века.

Советская бюрократия на самом деле не создавала и не разрушала той экономической системы, которая сложилась не только в Советском Союзе, а, что куда важнее, в мире. Плановая экономика для советских властей была объективна и необходима не потому, что они все так замышляли с самого начала, а потому что так было лучше всего для российской экономики начала XX века.

Политики обманывают людей не потому, что сама по себе политика предполагает обман, а потому, что если бы они говорили правду, им бы просто не поверили. Политические и экономические процессы слишком сложны и далеки от жизни обычного человека. Если объяснять их напрямую, люди либо не поймут, либо просто откажутся принимать такую реальность. Поэтому политика неизбежно скатывается в популизм — иначе невозможно управлять обществом. Хорошо это или плохо, вопрос открытый, но ясно одно: на определённой стадии развития без обмана управление людьми оказывается невозможным, иначе общество просто развалится.

Это касается всех политических течений — либералов, коммунистов, фашистов, социал-демократов. Сам факт существования политики говорит о том, что общество ещё не достигло такого уровня развития, на котором обман больше не нужен. Эту проблему нельзя решить просто объяснением сложных процессов, потому что сама система мирового устройства — с конкурирующими государствами, элитами и интересами — вынуждает политику существовать. Значит, чтобы преодолеть обман, нужно преодолеть саму политику.

Однако преодолеть политику с помощью политики невозможно, так же как нельзя преодолеть обман с помощью ещё большего обмана. Общество, построенное на государственном управлении, не может прийти к состоянию, в котором государство исчезает само собой. Если говорить, например, о коммунизме, то его нельзя создать через разрастание государственного аппарата. Коммунизм — это не одно большое централизованное государство, распространившееся на всю планету. Напротив, его суть в полном преодолении государства как такового.

Таким образом, если целью является общество без политики и обмана, то его нельзя строить через традиционные политические механизмы. Это должен быть принципиально иной путь, выходящий за рамки существующей логики власти и управления.

Сейчас много пишут и говорят о демографическом кризисе, это большая проблема. А вот как феерично эту проблему решали при коммунистах в Румынии.

Румынский коммунизм среди всех вариантов восточноевропейского коммунизма был в наибольшей степени пронизан национализмом и великодержавием. Конечно, албанцы, поляки, восточные немцы, даже миролюбивые болгары и венгры вполне успешно синтезировали марксизм-ленинизм с этническим и государственным национализмом, но только в Румынии этот синтез в эпоху Чаушеску приобрел совсем уж вопиющие черты, о чем я уже писал.

Само собой, будучи страной, претендующей на некий статус экономически сильной региональной державы, Румыния нуждалась в людях. А с этим были серьезные проблемы: несмотря на преимущественно аграрное и довольно отсталое население, Румыния плелась в демографическом хвосте Европы, имея к 1965 году очень низкий коэффициент рождаемости (1.9; хуже ситуация была только в социалистической Венгрии, хотя в целом капиталистический Запад и коммунистический Восток Европы по динамике показателя фертильности не отличались вообще ничем).

Изначально в провозглашенной в 1947 году Румынской Народной Республике аборты были под запретом (как и в СССР), но на волне десталинизации в 1957 году румыны операции по искусственному прерыванию беременности либерализовали (как и в СССР). И очень просчитались, т.к. благодаря труднодоступности контрацептивов, дешевые аборты стали для румынских женщин буквально основным “противозачаточным средством”. 

Короче, и так невысокий индекс рождаемости с 1957 пошел резко вниз, всполошив мечтающее о новых миллионах граждан партийное руководство, которое не нашло ничего лучше, как просто вернуться к ранней практике почти полного запрета на проведение абортов (обвинив параллельно в подрыве демографии “либералов-ревизионистов”, коварно протащивших декрет 1957-ого). В результате Румыния стала единственной страной соцлагеря, пошедшей на такие крутые меры. 

И это столь простое, сколь и гениальное решение возымело мгновенный эффект: уже в следующем 1966 году коэффициент рождаемости подскочил до феноменальных цифр (3.66), осветив лучиками радости лицо нового генсека Компартии Румынии Николае Чаушеску.

Однако слишком долго радоваться ему не пришлось, т.к. после 1969 года рождаемость начала снижаться, достигнув коэффициента в 2.44 в 1973 году. Виной этому были объявлены нелегальные абортмахеры (обеспечившие румынкам самую высокую смертность среди беременных в Европе), с которыми “гений Карпат” развернул отчаянную борьбу, слегка выправив демографическую кривую. Но ненадолго, т.к. после 1977 она вновь устремилась вниз. 

К 1983 году показатель рождаемости снизился до 2.21 и вновь огорченный Чаушеску задействовал репрессии и массированную пропаганду, добившись кратковременной стабилизации уровня рождаемости (2.26), но в 1988 году демографическая кривая снова подло упала до 2.14. Падение самого режима Чаушеску в декабре 1989 вкупе с отменой репрессивной политики в отношении контрацепции и прерывания беременности лишь придало резкости этой неумолимой тенденции; коэффициент рождаемости упал до 1.4-1.5, где и держится до сих пор.

Короче, несмотря на маниакальное стремление к увеличению рождаемости через репрессии и бесконечную пропаганду многодетности и радости патриотического материнства, - не сопровождающихся адекватными вложениями в социальную инфраструктуру (образ переполненных школ с плохим обучением, детских поликлиник с огромными очередями, многочисленных отказников, распиханных по столь же многочисленным и плохо финансируемым детским домам - это то, что сегодня является традиционным козырем антикоммунистов), - румынским коммунистам так и не удалось переломить объективную тенденцию, порожденную урбанизацией, вовлечением женщин в трудовую жизнь и духовной эмансипацией.

Полистал немного ленту иноагента Рудого и заметил, с какой волной хейта он сталкивается каждый раз, когда критикует российских коммунистов или СССР. На мой взгляд, причина в том, что Рудой замахивается на самое святое — на советский патриотизм.

Коммунизм, как я уже говорил, — одно из националистических движений России. Изначально никто не планировал, что так получится, но исторические процессы нередко оборачиваются против замыслов их идеологов. Пройдя через логику государственного строительства, коммунизм превратился в свою противоположность.

Характерная черта России XX века — концентрация всех ресурсов и усилий государства на восстановлении территориальной целостности и обретении геополитического господства в регионе, а при возможности — и в мире. Так называемое "движение к коммунизму" оказалось идеально подходящим для обоснования необходимости безграничного роста промышленности и мобилизации всего населения. Не спрашивай, что коммунизм может сделать для тебя, спроси, что ты можешь сделать для коммунизма.

Советский патриот недоволен не потому, что критика коммунизма лжива, а потому что она посягает на основу советского национализма — на моральное право формировать облик не только России, но и всей планеты.

Чем, собственно, недовольны российские коммунисты, находящиеся в оппозиции к власти? Уж точно не внутренней политикой Путина, которая, при всех издержках, куда более демократична и свободна, чем советская. Их раздражает утрата Россией промышленного и мобилизационного потенциала, а следовательно — и геополитического господства на Кавказе, в Восточной Европе, на Ближнем Востоке, в Азии и Латинской Америке.

Они смеются над Путиным и олигархами не потому, что те слишком жестоки и жадны, а потому что они недостаточно принципиальны. Они считают, что власть проводит недостаточно последовательную националистическую политику. В их глазах они слишком слабые. Они ищут компромиссы там, где никаких компромиссов быть не может. Все эти сговоры за спиной пролетариата, заискивание перед американцами, уступки китайцам. Какие же они жалкие эти капиталисты.

Капитализм, по их мнению, не подходит России, потому что делает страну и её народ слишком слабыми, слишком уступчивыми, слишком лицемерными. В то время как необходимо гнуть свою прямую как шпала линию диктатуры пролетариата, чтобы все знали, кто в мире хозяин. Нас перестали бояться, и поэтому нам нужен коммунизм.

Кстати говоря, когда я говорю, что большевики были националистами, я не вкладываю в это слово какой-то негативный смысл, как это делали они сами. Национализм стоит рассматривать не сквозь призму советской истерии, а как историческую необходимость.

Что такое национализм, почему он существует и зачем — это не вопрос "плохих мыслей плохих людей". Национализм — это, в первую очередь, идеологическое выражение экономических и социальных процессов. Например, я вижу в национализме стремление к унификации языков и культур. Это вовсе не так плохо, как многим может показаться. Да, разнообразие языков и культур — это безусловно богатство человеческой истории, но в то же время и барьер во взаимопонимании. Социальное разнообразие делает нас более чужими друг другу.

Большевики, реализуя программу ликвидации безграмотности и проводя реформу русского языка (к слову, разработанную ещё при монархистах), сделали многое для того, чтобы сплотить народы бывшей Российской Империи. Это, пожалуй, положительная сторона национализма. Другое дело, что национализм почти всегда сопровождается насилием и принуждением — от давления на инакомыслящих до депортаций и геноцида.

Так что не стоит думать, будто, называя коммунистов националистами, я хочу их оскорбить. Я скорее хочу показать лживость советской пропаганды касательно интернационализма. Потому что тема интернационализма использовалась как одно из обоснований не только для внешней политики России, но и морального превосходства русских (которые советских) над остальными народами.

Тут и до откровенного шовинизма рукой падать. Ведь как только ты ставишь себя выше остальных, ты перестаёшь стремиться к диалогу, не готов к уступкам, не пытаешься понять другие народы и государства. На самом деле именно эта неспособность и нежелание понять оппонентов дорого обходились всем националистам, не только большевикам.

Национализм возник как результат осознания хрупкости промышленной системы. Опасность проникновения внешних продавцов в уже сложившуюся производственную цепочку привела к идее централизованного государственного регулирования импорта и экспорта. Современное национальное государство представляет собой, прежде всего, государство, контролирующее свои границы.

Экономическая потребность создала национальную идею, но и эта идея оказала обратное влияние на экономические процессы. Если изначально национализм ориентировался на уже существующую промышленность, то со временем он стал ориентироваться на экономический потенциал как таковой. От осознания уязвимости системы национализм перешел к вопросам перспектив ее развития. Именно осознание перспектив, а не повсеместная индустриализация, сделало национальные движения XX века массовыми.

По сути, многие национальные движения боролись не за сохранение того, что уже было создано, как это было, например, во Франции или Германии, а за то, что они лишь планировали создать, освободившись от империалистической зависимости — национальную промышленность. Примером могут служить арабские страны и Корея. Национализм в этих регионах зародился задолго до того, как там появилась развитая промышленность. Не промышленность порождала там национализм, а наоборот — национализм породил промышленность.

Однако вскоре стало ясно, что национальное освобождение еще не гарантирует автоматического развития национальной промышленности. Иными словами, свобода от империализма еще не означала экономического процветания. Последнее во многом зависело от естественных условий, наличия сырьевых баз, водных ресурсов и так далее.

В конечном счете это привело к дезорганизации и деморализации антиимпериалистических движений по всему миру. Национализм и антиимпериализм, начавшиеся как романтическая борьба за светлое национальное будущее, со временем превратились в геополитический товар. Сегодня националисты, особенно в малых и отсталых странах, борются не столько за национальную независимость, сколько за национальное право выбирать себе покровителя.

Это правило не является абсолютным, но оно прослеживается в политике многих государств. Сегодня большинство из них озабочены скорее шантажом крупных держав (уйду к другому), чем интересами развития национальной промышленности. Национальный суверенитет постепенно исчезает, а реальных политических субъектов становится все меньше. Большинство государств довольствуются лишь "игрой на противоречиях" между мировыми державами.