Любой опыт воспринимается только когда проживешь его лично. Рассказы учителей, родителей; книги, фильмы - все это может лишь подготовить восприятию опыта, но его непосредственно не даёт.
2022 год научил мириться с неопределённостью и ярче чувствовать, казалось, рутинные вещи. Показал всю хрупкость привычного мира. Открыл близость истории. Ведь раньше это терялось в повседневности.
Живя в Петербурге и жаловаться на что-то как-то стыдно. Надо благодарить Бога и молиться за тех, кто испытывает настоящие страдания.
Дальше будем жить 2023-й. Даст Бог счастливо.
2022 год научил мириться с неопределённостью и ярче чувствовать, казалось, рутинные вещи. Показал всю хрупкость привычного мира. Открыл близость истории. Ведь раньше это терялось в повседневности.
Живя в Петербурге и жаловаться на что-то как-то стыдно. Надо благодарить Бога и молиться за тех, кто испытывает настоящие страдания.
Дальше будем жить 2023-й. Даст Бог счастливо.
Forwarded from Лаконские щенки (Никита Сюндюков)
Судя по рапортам в соцсетях, все просвещённые россияне предварили бой курантов просмотром традиционной новогодней речи Екатерины Шульман.
В просвещении я шваховат — как и все тёмные люди, смотрел речь Президента. В просвещении я шваховат, повторюсь, но не в любви к нему — а потому на следующее утро заставил жену, более всеядную в вопросах политических, посмотреть-таки Шульман за меня и затем пересказать.
И вот несколько примерных цитат из речи Екатерины Михайловной: «Зло достигает головой до неба»; «у зла нет сущности, своего бытия»; «тьма — это отсутствие света». Екатерина Михайловна отметила, что все эти тезисы — плод ее личных наблюдений за последний год, и что она, конечно же, может ошибаться. Но затем все-таки на всякий пожарный сослалась ещё и на Блаженного Августина.
Но можно было и без ссылки. Совершено очевидно, что слова эти взяты Шульман из богословского словаря, конкретно — из средневековой дискуссии о проблеме зла, которая впоследствии станет известна как проблема теодицеи, т.е. оправдания Бога. Если совсем вкратце: как так получается, что всеблагой Бог попускает зло? А никак — нам только кажется, что зло существует, это ошибка нашего взгляда; в действительности, у зла вовсе нет сущности и бытия.
Ну и предварялось все это — достаточно, надо сказать, ловкое — рассуждение Екатерины аллюзией на историю о Вавилонской башне: «Зло достигает головой до неба» (Шульман); «Построим себе город и башню, высотою до небес» (Быт. 11:4).
Все это я пишу с одной лишь целью — указать на тенденцию, которая, по моему мнению, в ближайшие годы — роковые двадцатые — будет лишь набирать обороты. Это теологизирование политического языка. В минувшем году ярче всего это прослеживались в яростных памфлетах железного Димона, но вообще-то пальму первенства здесь следует отдать, страшно сказать, Навальному: два года назад в своём последнем слове перед заключением Алексей сослался аж на Нагорную проповедь: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:3).
Что происходит? Полагаю, следующее: политическое ораторы вдруг осознали, что в условиях «финальной битвы добра со злом» релятивистский язык политики постмодерна доказал свою полную несостоятельность. Тогда ими было принято волевое решение о необходимости вновь вернуться к метафизическому измерению политической риторики.
И тут богословие пришлось как нельзя кстати. Именно оно предлагает наиболее короткий путь к утверждению метафизических, сиречь абсолютных, истин; как ни крути, а образная теодицея Августина доносит требуемую мысль куда ярче, чем сложная машинерия аргументов Лейбница. Здесь все совершенно по бритве Оккама: не нужно множить сущности, метафизику легче и быстрее всего утверждать через аппеляцию к Богу. Это — путь наименьшего риторического сопротивления.
Кстати, и у Владимира Владимировича в его новогодней речи проскользнуло нечто евангельское: «Нет выше силы, чем любовь к своим родным и близким, к своим боевым товарищам, к Родине». Это, конечно, парафраз 13-й строки 15 главы Евангелия от Иоанна, которую Путин уже ранее цитировал: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».
У кого в итоге получилось сильнее раскрутить богословский потенциал своей риторики — судите сами. Я же хочу лишь отметить, что религиозное измерение политики вновь набирает обороты. Думаю, что в ближайшее время нас ждёт множество интереснейших проектов секуляризированного политического богословия.
И здесь встаёт вопрос о том, как же нам, людям, верующим не только в политику, но и в Бога, отделять зерна от плевел. Ответ лежит на поверхности: нам следует держаться своих исторических церквей (намеренно беру это слово во множественном числе): нет лучше прививки от вольных теологико-политических спекуляций, чем многовековая традиция разумения богооткровенных истин.
В просвещении я шваховат — как и все тёмные люди, смотрел речь Президента. В просвещении я шваховат, повторюсь, но не в любви к нему — а потому на следующее утро заставил жену, более всеядную в вопросах политических, посмотреть-таки Шульман за меня и затем пересказать.
И вот несколько примерных цитат из речи Екатерины Михайловной: «Зло достигает головой до неба»; «у зла нет сущности, своего бытия»; «тьма — это отсутствие света». Екатерина Михайловна отметила, что все эти тезисы — плод ее личных наблюдений за последний год, и что она, конечно же, может ошибаться. Но затем все-таки на всякий пожарный сослалась ещё и на Блаженного Августина.
Но можно было и без ссылки. Совершено очевидно, что слова эти взяты Шульман из богословского словаря, конкретно — из средневековой дискуссии о проблеме зла, которая впоследствии станет известна как проблема теодицеи, т.е. оправдания Бога. Если совсем вкратце: как так получается, что всеблагой Бог попускает зло? А никак — нам только кажется, что зло существует, это ошибка нашего взгляда; в действительности, у зла вовсе нет сущности и бытия.
Ну и предварялось все это — достаточно, надо сказать, ловкое — рассуждение Екатерины аллюзией на историю о Вавилонской башне: «Зло достигает головой до неба» (Шульман); «Построим себе город и башню, высотою до небес» (Быт. 11:4).
Все это я пишу с одной лишь целью — указать на тенденцию, которая, по моему мнению, в ближайшие годы — роковые двадцатые — будет лишь набирать обороты. Это теологизирование политического языка. В минувшем году ярче всего это прослеживались в яростных памфлетах железного Димона, но вообще-то пальму первенства здесь следует отдать, страшно сказать, Навальному: два года назад в своём последнем слове перед заключением Алексей сослался аж на Нагорную проповедь: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:3).
Что происходит? Полагаю, следующее: политическое ораторы вдруг осознали, что в условиях «финальной битвы добра со злом» релятивистский язык политики постмодерна доказал свою полную несостоятельность. Тогда ими было принято волевое решение о необходимости вновь вернуться к метафизическому измерению политической риторики.
И тут богословие пришлось как нельзя кстати. Именно оно предлагает наиболее короткий путь к утверждению метафизических, сиречь абсолютных, истин; как ни крути, а образная теодицея Августина доносит требуемую мысль куда ярче, чем сложная машинерия аргументов Лейбница. Здесь все совершенно по бритве Оккама: не нужно множить сущности, метафизику легче и быстрее всего утверждать через аппеляцию к Богу. Это — путь наименьшего риторического сопротивления.
Кстати, и у Владимира Владимировича в его новогодней речи проскользнуло нечто евангельское: «Нет выше силы, чем любовь к своим родным и близким, к своим боевым товарищам, к Родине». Это, конечно, парафраз 13-й строки 15 главы Евангелия от Иоанна, которую Путин уже ранее цитировал: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».
У кого в итоге получилось сильнее раскрутить богословский потенциал своей риторики — судите сами. Я же хочу лишь отметить, что религиозное измерение политики вновь набирает обороты. Думаю, что в ближайшее время нас ждёт множество интереснейших проектов секуляризированного политического богословия.
И здесь встаёт вопрос о том, как же нам, людям, верующим не только в политику, но и в Бога, отделять зерна от плевел. Ответ лежит на поверхности: нам следует держаться своих исторических церквей (намеренно беру это слово во множественном числе): нет лучше прививки от вольных теологико-политических спекуляций, чем многовековая традиция разумения богооткровенных истин.
Даже не знаю, что получится из анонсированного Рождественского перемирия. Две недели назад я писал, что перемирие на Западном фронте в декабре 1914 года - одно из самых вдохновляющих событий в истории ХХ века. Но с текущими событиями есть существенная разница - тогда все произошло по воле людей снизу, при недовольном начальстве, сегодня же это односторонний приказ руководства одной из сторон.
Да, христианское милосердие не зависит от того согласна ли «принимающая сторона», но при этом, милосердие не проявляют по приказу. Если прекращение огня обернётся жертвами среди наших солдат, то это директивное милосердие ничего не стоит. Кто-то наверняка назовёт таковые жертвы мучениками, но мученический венец принимается добровольно, а не по приказу главнокомандующего.
Я очень хотел бы, чтоб это перемирие состоялось. Но не имею возможности судить, чем это обернётся в плане потерь и конфигурации фронтов, поэтому просто помолюсь, чтобы по обе стороны линии соприкосновения в эти дни вспомнили о своих христианских корнях.
Да, христианское милосердие не зависит от того согласна ли «принимающая сторона», но при этом, милосердие не проявляют по приказу. Если прекращение огня обернётся жертвами среди наших солдат, то это директивное милосердие ничего не стоит. Кто-то наверняка назовёт таковые жертвы мучениками, но мученический венец принимается добровольно, а не по приказу главнокомандующего.
Я очень хотел бы, чтоб это перемирие состоялось. Но не имею возможности судить, чем это обернётся в плане потерь и конфигурации фронтов, поэтому просто помолюсь, чтобы по обе стороны линии соприкосновения в эти дни вспомнили о своих христианских корнях.
Telegram
Раньше всех. Ну почти.
⚡️В соответствии с поручением президента в войска отданы указания ввести на 36 часов с 12.00 6 января до 24.00 7 января режим прекращения огня по всей линии боевого соприкосновения сторон на Украине — Минобороны РФ
В праздники почти не читаю новостей, да и тг в целом. Пишу тоже мало, 3 января вот был день рождения Толкина, а я об этом ни полслова не написал.
Зато с огромным удовольствием прочитал целую серию постов о Толкине на канале у Максима Медоварова.
А на Горьком вышла рецензия на книгу Тома Шиппи «Дж. Р.Р. Толкин: автор века», которую выпустило издательство «Никея». В самой рецензии есть немало спорного, но вот с главной мыслью согласен: Толкин - автор не ХХ столетия.
Процитирую:
«У модернистских (да и постмодернистских тоже) писателей человек в самом своем существе претерпевает катастрофические изменения: он онтологически распадается, этически разоблачается, аксиологически девальвируется. На месте прежних, казалось бы, незыблемых ценностей и качеств, на месте разума и сердца воцаряется пустота нигилизма, комплексы фрейдизма, тотальная власть структур и идеологий, от которых некуда бежать, разве что в спасительную темноту бессмыслицы. Наконец, человек просто отступает с переднего плана и сливается с неразборчивым фоном в сверхсовременном театре мира, где лучи софитов выхватывают вперемежку камни, растения, программы, киборгов или инопланетных тварей, но почти никогда этого неудачного актера-статиста. Расчеловечивание человека completed.
Совсем иной человек у Толкина. Он по-прежнему скроен по традиционным канонам и лекалам — цельный, самотождественный, ясно различающий добро и зло, берущий на себя ответственность за свою судьбу и мир, который, как он чувствует, вверен и верен ему. Он руководствуется долгом, свободой, дружбой и совестью; и он знает, что все это не напрасно. Он даже не чурается пафоса, что звучит совсем уж дико в эпоху повальной постмодернистской иронии и симуляции. Поэтому он архаичен и утопичен — архаически-утопичен, как древний седой онт, персонаж забытого мифа, превращенного няньками в сказку. Вот сказку в нем и видят, за сказку и держат, как иначе? А сказка у нас заочно проходит по ведомству подростковой литературы, незатейливых книжек, не способных тягаться с мейнстримом.
Так что не стиль, не жанр, не сюжет — человек, и только человек, лежит в основе несовместимости Толкина и главных тенденций литературы двадцатого века. Именно «устаревшая» антропология Толкина не позволяет ему состояться в качестве канонического писателя современности — с обязательными условиями в виде престижных литературных премий, осанны высоколобых критиков и почетного сравнения с классиками первого ряда. В этом смысле «автор века» — титулатура скорее желаемая, чем действительная. Но я бы подкорректировал Шиппи. Возможно, Толкин — автор чего-то большего, чем прошлый век, чего-то, что измеряется куда большим количеством времени и по сравнению с которым текущая эпоха — лишь незначительное отклонение, краткая пауза, та самая лакуна или ошибка в вечно сочиняющемся тексте бытия».
Зато с огромным удовольствием прочитал целую серию постов о Толкине на канале у Максима Медоварова.
А на Горьком вышла рецензия на книгу Тома Шиппи «Дж. Р.Р. Толкин: автор века», которую выпустило издательство «Никея». В самой рецензии есть немало спорного, но вот с главной мыслью согласен: Толкин - автор не ХХ столетия.
Процитирую:
«У модернистских (да и постмодернистских тоже) писателей человек в самом своем существе претерпевает катастрофические изменения: он онтологически распадается, этически разоблачается, аксиологически девальвируется. На месте прежних, казалось бы, незыблемых ценностей и качеств, на месте разума и сердца воцаряется пустота нигилизма, комплексы фрейдизма, тотальная власть структур и идеологий, от которых некуда бежать, разве что в спасительную темноту бессмыслицы. Наконец, человек просто отступает с переднего плана и сливается с неразборчивым фоном в сверхсовременном театре мира, где лучи софитов выхватывают вперемежку камни, растения, программы, киборгов или инопланетных тварей, но почти никогда этого неудачного актера-статиста. Расчеловечивание человека completed.
Совсем иной человек у Толкина. Он по-прежнему скроен по традиционным канонам и лекалам — цельный, самотождественный, ясно различающий добро и зло, берущий на себя ответственность за свою судьбу и мир, который, как он чувствует, вверен и верен ему. Он руководствуется долгом, свободой, дружбой и совестью; и он знает, что все это не напрасно. Он даже не чурается пафоса, что звучит совсем уж дико в эпоху повальной постмодернистской иронии и симуляции. Поэтому он архаичен и утопичен — архаически-утопичен, как древний седой онт, персонаж забытого мифа, превращенного няньками в сказку. Вот сказку в нем и видят, за сказку и держат, как иначе? А сказка у нас заочно проходит по ведомству подростковой литературы, незатейливых книжек, не способных тягаться с мейнстримом.
Так что не стиль, не жанр, не сюжет — человек, и только человек, лежит в основе несовместимости Толкина и главных тенденций литературы двадцатого века. Именно «устаревшая» антропология Толкина не позволяет ему состояться в качестве канонического писателя современности — с обязательными условиями в виде престижных литературных премий, осанны высоколобых критиков и почетного сравнения с классиками первого ряда. В этом смысле «автор века» — титулатура скорее желаемая, чем действительная. Но я бы подкорректировал Шиппи. Возможно, Толкин — автор чего-то большего, чем прошлый век, чего-то, что измеряется куда большим количеством времени и по сравнению с которым текущая эпоха — лишь незначительное отклонение, краткая пауза, та самая лакуна или ошибка в вечно сочиняющемся тексте бытия».
Telegram
Zаписки традиционалиста
3 января каждый год у нас только одна тема для разговоров: Толкиен. Что ж, коснемся некоторых богословских вопросов у него, а завтра обсудим некоторые новые и не очень труды о нём, которые рекомендуются к прочтению.
Рождество это Чудо. Всё что случилось потом - тоже Чудо.
Чудо, потрясшее мир до самых основ. Какая-то сотня лет с той ночи в Вифлеемской пещере, и ростки нового мира стали видны уже невооружённым взглядом.
Христа принимают эллинские философы. Люди, превыше всего в жизни ценившие мудрость и истину. Окидывая взглядом человеческую историю, понимаешь, что не было эпохи в которую бы люди искали вечную истину с большим тщанием, страстью и нетерпимостью ко лжи, чем тогда. И Христос победил именно в эту эпоху.
Христа принимают воины, оставляя в запустении храмы Митры, любимца римских легионеров, и бросая его мистерии, ради соединения с Богом в таинстве Евхаристии. И это понятно, - потому что нет воина сильнее, чем Тот, который победил смерть.
Христа принимают рабы, потому что в Нём они обретают истинную свободу, стоящую выше социальных и политических условностей. Во Христе они находят то, чего не мог им дать никто иной - истину, воплощённую в Личности.
После принимают Христа и императоры, отрекаясь от утверждения своей божественности и склоняясь перед Тем, кто родился среди соломы и скота.
И всё это происходило не под гром завоеваний и не через грубое принуждение. Напротив - через мужественное смирение перед звериными клыками на аренах, перед мечами палачей, перед глумливым шёпотом «отрекись!». Потому что Христос уже победил мир, и ничто теперь не лишит нас этой Победы.
С Рождеством!
Чудо, потрясшее мир до самых основ. Какая-то сотня лет с той ночи в Вифлеемской пещере, и ростки нового мира стали видны уже невооружённым взглядом.
Христа принимают эллинские философы. Люди, превыше всего в жизни ценившие мудрость и истину. Окидывая взглядом человеческую историю, понимаешь, что не было эпохи в которую бы люди искали вечную истину с большим тщанием, страстью и нетерпимостью ко лжи, чем тогда. И Христос победил именно в эту эпоху.
Христа принимают воины, оставляя в запустении храмы Митры, любимца римских легионеров, и бросая его мистерии, ради соединения с Богом в таинстве Евхаристии. И это понятно, - потому что нет воина сильнее, чем Тот, который победил смерть.
Христа принимают рабы, потому что в Нём они обретают истинную свободу, стоящую выше социальных и политических условностей. Во Христе они находят то, чего не мог им дать никто иной - истину, воплощённую в Личности.
После принимают Христа и императоры, отрекаясь от утверждения своей божественности и склоняясь перед Тем, кто родился среди соломы и скота.
И всё это происходило не под гром завоеваний и не через грубое принуждение. Напротив - через мужественное смирение перед звериными клыками на аренах, перед мечами палачей, перед глумливым шёпотом «отрекись!». Потому что Христос уже победил мир, и ничто теперь не лишит нас этой Победы.
С Рождеством!
А вообще, Рождество - это триумф свободы. Свободы от условностей, предрассудков и стереотипов. Это великий отказ играть по правилам этого мира, потому что только так этот мир можно победить.
Рождество - это великий урок всем нам, вечно пытающимся подогнать Бога под свою мерку. Это символ Бога, который не обязан соответствовать нашим ожиданиям.
Рождество - это праздник любви и чуткости, без которых очень легко не заметить, а то и вовсе прогнать со своего порога Спасителя мира.
Поэтому невозможно не любить Рождество. Невозможно его заменить. И никакие секулярные подражания с этим праздником не сравнятся.
Рождество - это великий урок всем нам, вечно пытающимся подогнать Бога под свою мерку. Это символ Бога, который не обязан соответствовать нашим ожиданиям.
Рождество - это праздник любви и чуткости, без которых очень легко не заметить, а то и вовсе прогнать со своего порога Спасителя мира.
Поэтому невозможно не любить Рождество. Невозможно его заменить. И никакие секулярные подражания с этим праздником не сравнятся.
Несколько картин из библейской серии американского художника Майка Мойерса.
Два года назад на Рождество мы с женой долечивали подхваченный в конце 2020 года ковид и ждали часа, когда ей пора будет отправляться в роддом. К счастью, наш сын подождал ещё две недели до отрицательных пцр-тестов. Но тогда было волнительно, и я смотрел на эти картины и наполнялся уверенностью, что все точно пройдёт хорошо.
Два года назад на Рождество мы с женой долечивали подхваченный в конце 2020 года ковид и ждали часа, когда ей пора будет отправляться в роддом. К счастью, наш сын подождал ещё две недели до отрицательных пцр-тестов. Но тогда было волнительно, и я смотрел на эти картины и наполнялся уверенностью, что все точно пройдёт хорошо.
Forwarded from Levental.live
Вообще для будущих исследователей нашего времени одной из самых удивительных его черт будет культ артистов. Люди эпохи позднего капитализма обожествляли лицедеев, знали все подробности их личной жизни, ловили каждое их слово, - как-то примерно так. Объективно это очень смешно. Марциал пишет одному неудачливому поэту: мол, зря ты завидуешь мой славе, ведь лошадь, победившая на состязаниях в этом году, куда более меня знаменита.
Причин этому охлаждению много, да и наступление его было неотвратимо. Хотя, я бы назвал это не охлаждением, а просто сохранением необходимой дистанции.
Российская Федерация все три десятилетия своей истории стремилась к сохранению баланса между между «основными традиционными конфессиями», оказывая знаки внимания всем им по очереди. Да, православие тут выбивалось на лидирующие позиции, но скорее по демографическим, чем по идеологическим причинам. А церковью порой и вовсе пользовались как щитом от прогрессивной общественности, как в случае с танцами безумных девиц в храме Христа Спасителя: истерики по поводу «всемогущей РПЦ» отвлекали население от других протестных тем.
Околоцеркнвная публика же всегда находится в поисках «православного государя», даже в Сталине сумели такового разглядеть. Поэтому недостатка и в соответствующем фольклоре тоже никогда не было. Вспомним истории про явления все тому же Сталину то Богородицы, то Даниила Московского (впрочем, интерпретировались эти истории по-разному). Вот и сейчас любой поход Путина в церковь толкуют то как «восстановление симфонии», то как «разрыв между светской и духовной властями».
Церковь от союза с государством тоже выигрывает отнюдь не во всем. Превращение всей РПЦ в один большой «храм Вооруженных Сил» подрывает вселенскую сущность православия и делает отношения с остальными патриархиями ещё более натянутыми, а они из без того оставляют желать лучшего.
На Патриарха бесконечно обрушиваются валы критики со всех сторон: для одних он недостаточно за мир, для других недостаточно за нашу армию, но лично мне позиция Святейшего представляется единственное возможной золотой серединой. Более серьёзный крен в любую из сторон сделает церковь либо не русской, либо не православной, а вероятнее даже ни той, ни другой одновременно.
Российская Федерация все три десятилетия своей истории стремилась к сохранению баланса между между «основными традиционными конфессиями», оказывая знаки внимания всем им по очереди. Да, православие тут выбивалось на лидирующие позиции, но скорее по демографическим, чем по идеологическим причинам. А церковью порой и вовсе пользовались как щитом от прогрессивной общественности, как в случае с танцами безумных девиц в храме Христа Спасителя: истерики по поводу «всемогущей РПЦ» отвлекали население от других протестных тем.
Околоцеркнвная публика же всегда находится в поисках «православного государя», даже в Сталине сумели такового разглядеть. Поэтому недостатка и в соответствующем фольклоре тоже никогда не было. Вспомним истории про явления все тому же Сталину то Богородицы, то Даниила Московского (впрочем, интерпретировались эти истории по-разному). Вот и сейчас любой поход Путина в церковь толкуют то как «восстановление симфонии», то как «разрыв между светской и духовной властями».
Церковь от союза с государством тоже выигрывает отнюдь не во всем. Превращение всей РПЦ в один большой «храм Вооруженных Сил» подрывает вселенскую сущность православия и делает отношения с остальными патриархиями ещё более натянутыми, а они из без того оставляют желать лучшего.
На Патриарха бесконечно обрушиваются валы критики со всех сторон: для одних он недостаточно за мир, для других недостаточно за нашу армию, но лично мне позиция Святейшего представляется единственное возможной золотой серединой. Более серьёзный крен в любую из сторон сделает церковь либо не русской, либо не православной, а вероятнее даже ни той, ни другой одновременно.
Telegram
Лаконские щенки
Меж тем — совсем нетривиальный взгляд на взаимоотношения Церкви и государства, одинаково далекий как от либерального антиклерикализма, так и радикального православного фундаментализма.
Интересно, в чем причина падения взаимного интереса? Первое, что приходит…
Интересно, в чем причина падения взаимного интереса? Первое, что приходит…
Хотел бы я увидеть людей, которые серьезно готовы смотреть три часа дискуссии Дудя и Кучеры о Донбассе. Судя по количеству просмотров, такие находятся, не удивлюсь, кстати, если эти же персонажи посмеиваются над своими старшими родственниками, которые Соловьёва смотрят.
До недавнего времени официальная гос.пропаганда и медузы/дожди/дуди выдавали примерно схожий по масштабам кринжа контент, но теперь вот гениальный журналист Юра вырывается вперёд. Впрочем, он так редко приглашает на интервью кого-то умнее себя, что смотреть это невозможно уже давным давно.
До недавнего времени официальная гос.пропаганда и медузы/дожди/дуди выдавали примерно схожий по масштабам кринжа контент, но теперь вот гениальный журналист Юра вырывается вперёд. Впрочем, он так редко приглашает на интервью кого-то умнее себя, что смотреть это невозможно уже давным давно.
Совпали в голове два события. Выпущенный давеча релоктантами сборник «После России», где они ни много ни мало сравнивают себя с белоэмигрантами и примазываются к памяти поэта Георгия Иванова. И угроза русскому кладбищу Сент-Женевье́в-де-Буа́ парижском регионе, где Георгий Иванов, собственно, похоронен.
Сколько музыкантов, из числа принявших участие в создании сборника, озаботились (хотя бы на словах) судьбой кладбища, главного, пожалуй, места памяти о русской эмиграции первой волны, с которой стремятся отождествить себя нынешние уехавшие?
Боюсь, что ни одного (если вам известно иное - напишите мне).
Почему? Ответ на поверхности - потому что эти люди ничего про эмиграцию первой волны не знают. Да и не интересуется. Об этом уж все кому не лень написали. Потому что белоэмигранты уехали после долгих и кровавых лет борьбы за историческую Россию. За ту самую, имперскую, единую и неделимую. Уехали со своими знамёнами и десятилетиями сохраняли боевые организации. Жили мыслью о возвращении на Родину, разрыв с которой воспринимали как величайшую трагедию. Себя полагали «ковчегом» для культуры погибшей России, которую стремились всеми силами сохранить. А нынешние читают лекции о «колониальной Капитанской дочке».
Многие в tg иронично замечали, мол, никто в сборнике не спел ничего на Ивановское стихотворение «Я за войну, за интервенцию». Но мне кажется куда красноречивее было бы другое: «Хорошо, что нет царя…». Потому что ни один другой текст не отражает той дыры, что осталась в душе у людей на месте украденной у них Родины.
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
Хорошо — что никого,
Хорошо — что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.
А ещё подумалось, вот список людей похороненных на Сент-Женевье́в-де-Буа́. А кто окажется на кладбище нынешних релоктантов? Монеточка и Быков? Что ж, вот вам и вывод.
Сколько музыкантов, из числа принявших участие в создании сборника, озаботились (хотя бы на словах) судьбой кладбища, главного, пожалуй, места памяти о русской эмиграции первой волны, с которой стремятся отождествить себя нынешние уехавшие?
Боюсь, что ни одного (если вам известно иное - напишите мне).
Почему? Ответ на поверхности - потому что эти люди ничего про эмиграцию первой волны не знают. Да и не интересуется. Об этом уж все кому не лень написали. Потому что белоэмигранты уехали после долгих и кровавых лет борьбы за историческую Россию. За ту самую, имперскую, единую и неделимую. Уехали со своими знамёнами и десятилетиями сохраняли боевые организации. Жили мыслью о возвращении на Родину, разрыв с которой воспринимали как величайшую трагедию. Себя полагали «ковчегом» для культуры погибшей России, которую стремились всеми силами сохранить. А нынешние читают лекции о «колониальной Капитанской дочке».
Многие в tg иронично замечали, мол, никто в сборнике не спел ничего на Ивановское стихотворение «Я за войну, за интервенцию». Но мне кажется куда красноречивее было бы другое: «Хорошо, что нет царя…». Потому что ни один другой текст не отражает той дыры, что осталась в душе у людей на месте украденной у них Родины.
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
Хорошо — что никого,
Хорошо — что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.
А ещё подумалось, вот список людей похороненных на Сент-Женевье́в-де-Буа́. А кто окажется на кладбище нынешних релоктантов? Монеточка и Быков? Что ж, вот вам и вывод.
Telegram
Readovka
«После России» — уехавшие из РФ и поддержавшие Украину звезды пытаются создать образ мучеников и раскрутиться за счет своего бегства
Сбежавшие из России и осудившие СВО поп-исполнители, такие как Монеточка, Шым, Наум Блик, «АлоэВера», НАИВ, Noize МС и другие…
Сбежавшие из России и осудившие СВО поп-исполнители, такие как Монеточка, Шым, Наум Блик, «АлоэВера», НАИВ, Noize МС и другие…
Читал книгу Чарльза Омана о раннем Средневековье, в главе посвящённой вестготскому королевству в Испании столкнулся с типично английским снобизмом:
«Разбив их (басков), Леовигильд основал на границе город Витория как памятник своей победе. Этот город лучше запомнился великой английской победой 1813 года, а не древним триумфом».
Вот взял и одним предложением обесценил труды одного из ярчайших вестготских правителей. Островных, конечно, хлебом не корми, дай только везде впихнуть что-нибудь про подвиги своих носатых герцогов.
«Разбив их (басков), Леовигильд основал на границе город Витория как памятник своей победе. Этот город лучше запомнился великой английской победой 1813 года, а не древним триумфом».
Вот взял и одним предложением обесценил труды одного из ярчайших вестготских правителей. Островных, конечно, хлебом не корми, дай только везде впихнуть что-нибудь про подвиги своих носатых герцогов.