Сегодня день святых Петра и Февронии.
Не раз встречал в христианской и околохристианской среде разговоры, мол, не тех святых избрали на роль покровителей семейной жизни. Ведь и женился князь как будто бы поневоле, и умерли они в монашеском сане в разных монастырях, да и по жизни брак с Февронией принёс Петру уйму политических проблем, стал причиной его изгнания из Мурома.
Поэтому призывы передать место «семейных святых» какой-нибудь паре по-счастливее звучат едва ли не на каждый день празднования. Дополняются они ещё и указаниями на очевидную легендарность сюжета, ведь в «летописях нет!».
Но вот по-моему история Петра и Февронии - это очень искренняя и правдивая (правдивая, как миф) история о том, как куётся настоящее семейное счастье. Это не сладенькая голливудская сказочка с хорошим концом, лужайкой и барбекю по выходным. Это жизнь, в которой супруги никогда не знают на ком они женятся до свадьбы и настоящих испытаний (и никакие «пожить-проверить» здесь не работают). Жизнь, в которой основа семьи - данное слово, и тот, кто его нарушил (в Повести это князь Пётр), неминуемо навлечёт на себя горе и похуже гнойных струпьев. Это жизнь в которой ради избранника приходится жертвовать самыми важными вещами, княжеским троном, благоволением окружения, покоем.
И умирают Пётр и Феврония не порознь, они теснейшим образом связаны до последнего вздоха и даже после него. Их любовь выше закона и монастырских уставов - попытка «по уставу» похоронить их в разных гробах всякий раз терпела наудачу и мощи святых по сей день покоятся вместе.
Про множество житейской мудрости в самом тексте предания я и вовсе молчу - одно только сравнение женского естества с водой, одинаковой и по правую, и по левую сторону лодки - это одна из тех вещей, которую в узелок на память должен завязать каждый.
Ну и как не сказать, что история Петра и Февронии пронизана уважением и к мужу и к жене, она показывает достоинство обоих, но лишена и домостройной фиксации на подчинении, и ложных надежд современности на равенство, как одинаковость. Муж и жена отличны, у них разные роли, но только с исполнением этих ролей рождается счастье. Все остальное ведёт к ущербности и разладу.
Не раз встречал в христианской и околохристианской среде разговоры, мол, не тех святых избрали на роль покровителей семейной жизни. Ведь и женился князь как будто бы поневоле, и умерли они в монашеском сане в разных монастырях, да и по жизни брак с Февронией принёс Петру уйму политических проблем, стал причиной его изгнания из Мурома.
Поэтому призывы передать место «семейных святых» какой-нибудь паре по-счастливее звучат едва ли не на каждый день празднования. Дополняются они ещё и указаниями на очевидную легендарность сюжета, ведь в «летописях нет!».
Но вот по-моему история Петра и Февронии - это очень искренняя и правдивая (правдивая, как миф) история о том, как куётся настоящее семейное счастье. Это не сладенькая голливудская сказочка с хорошим концом, лужайкой и барбекю по выходным. Это жизнь, в которой супруги никогда не знают на ком они женятся до свадьбы и настоящих испытаний (и никакие «пожить-проверить» здесь не работают). Жизнь, в которой основа семьи - данное слово, и тот, кто его нарушил (в Повести это князь Пётр), неминуемо навлечёт на себя горе и похуже гнойных струпьев. Это жизнь в которой ради избранника приходится жертвовать самыми важными вещами, княжеским троном, благоволением окружения, покоем.
И умирают Пётр и Феврония не порознь, они теснейшим образом связаны до последнего вздоха и даже после него. Их любовь выше закона и монастырских уставов - попытка «по уставу» похоронить их в разных гробах всякий раз терпела наудачу и мощи святых по сей день покоятся вместе.
Про множество житейской мудрости в самом тексте предания я и вовсе молчу - одно только сравнение женского естества с водой, одинаковой и по правую, и по левую сторону лодки - это одна из тех вещей, которую в узелок на память должен завязать каждый.
Ну и как не сказать, что история Петра и Февронии пронизана уважением и к мужу и к жене, она показывает достоинство обоих, но лишена и домостройной фиксации на подчинении, и ложных надежд современности на равенство, как одинаковость. Муж и жена отличны, у них разные роли, но только с исполнением этих ролей рождается счастье. Все остальное ведёт к ущербности и разладу.
Поймал себя на мысли, что про мобилизацию мне сказать особенно и нечего.
Я поддерживаю нашу армию, переживаю за русских людей Новороссии и не питаю иллюзий, мол весь конфликт как-то сам решится. Поэтому и ужасаться мобилизации с моей стороны было бы какой-то шизофренией.
Однако в ура-патриотическом экстазе я тоже не пребываю. Обмены Медведчука на азовцев как-то этому не способствуют. Да и людей с другой позицией не осуждаю.
Сам я молод и относительно здоров, но в армии не служил - магистратура, потом аспирантура, а там и 27 исполнилось, военную кафедру отменили как раз в год моего поступления (как и на большинстве гуманитарных факультетов). Так что, судя по всему, повестки мне начнут приходить явно не в первую волну, но когда начнут - бегать от них не планирую. Будет как Бог даст.
Я поддерживаю нашу армию, переживаю за русских людей Новороссии и не питаю иллюзий, мол весь конфликт как-то сам решится. Поэтому и ужасаться мобилизации с моей стороны было бы какой-то шизофренией.
Однако в ура-патриотическом экстазе я тоже не пребываю. Обмены Медведчука на азовцев как-то этому не способствуют. Да и людей с другой позицией не осуждаю.
Сам я молод и относительно здоров, но в армии не служил - магистратура, потом аспирантура, а там и 27 исполнилось, военную кафедру отменили как раз в год моего поступления (как и на большинстве гуманитарных факультетов). Так что, судя по всему, повестки мне начнут приходить явно не в первую волну, но когда начнут - бегать от них не планирую. Будет как Бог даст.
Я сейчас напишу пару банальных вещей, о которых вы и так наверняка слышали и сами размышляли. Просто в последнее время их частенько приходится проговаривать.
Чуть больше ста лет назад историческая русская государственность потерпела поражение. Российская Империя распалась, многие возможности и перспективы оказались потеряны.
Следующим витком развития нашей государственности стал СССР. У меня к красным много претензий, мне чужды левые идеи, но глупо отрицать, что Советский Союз наследовал империи, пусть порой и в чрезвычайно уродливых формах. В виде красной империи Россия взяла реванш за некоторые из былых поражений, хотя СССР и сам был продуктом проигрыша исторической России. Однако, как ни крути, большевики не смогли изжить ни русскости, ни православия в нашей коллективной идентичности.
Но потом проиграл и Советский Союз. Проиграл, потому что изначально нёс в себе неразрешимые противоречия этнического, экономического, культурного, идеологического толка. Поэтому вся история постсоветской России, к сожалению, это история поражения, ну или последствий поражения. Ракеты и военные базы располагающиеся все ближе к нашим границам - это следствие поражения. Утрата исторически наших сфер влияния - это следствие поражения. Формирование враждебных режимов вдоль границ - это следствие поражения. Утрата собственной идентичности и массовая эмиграция - это следствие поражения. Отсутствие национальных элит - это следствие поражения.
Или даже поражений - того, что случилось сто лет назад и того, что случилось 30 лет назад.
Поэтому, когда мы оцениваем современное положение страны, никогда нельзя забывать, что мы действуем уже из условий тяжелого проигрыша. А те, с кем мы взялись тягаться - имеют все привелегии и права победителей. И они никогда не останавливались в развитии своих успехов в отношении нас и не остановятся.
Это не приговор. В истории не мы первые проигрываем и не нам первым от поражений оправляться. Мир постоянно меняется, гегемоны приходят и уходят, но Россия остаётся.
Однако важно не иметь о себе иллюзий. Важно жить по средствам. Важно знать, кто мы.
В ХХI веке можно быть империей. Другое дело, что теперь нельзя быть империей из ХIX века. Прозвучит грубовато, но одно из главных свойств любой империи - она магнит для варваров. На неё смотрят с завистью, к ней стремятся, у неё заимствуют (набивший оскомину soft power). Если мы сами превращаемся в варваров, вращающихся на орбите других империй (причём, даже не столько политически, сколько культурно, «контентно»), значит надо либо переосмыслять и менять себя, либо отказываться от имперских амбиций. Я за переосмысление. Без него и военные победы никакого плода не принесут.
Чуть больше ста лет назад историческая русская государственность потерпела поражение. Российская Империя распалась, многие возможности и перспективы оказались потеряны.
Следующим витком развития нашей государственности стал СССР. У меня к красным много претензий, мне чужды левые идеи, но глупо отрицать, что Советский Союз наследовал империи, пусть порой и в чрезвычайно уродливых формах. В виде красной империи Россия взяла реванш за некоторые из былых поражений, хотя СССР и сам был продуктом проигрыша исторической России. Однако, как ни крути, большевики не смогли изжить ни русскости, ни православия в нашей коллективной идентичности.
Но потом проиграл и Советский Союз. Проиграл, потому что изначально нёс в себе неразрешимые противоречия этнического, экономического, культурного, идеологического толка. Поэтому вся история постсоветской России, к сожалению, это история поражения, ну или последствий поражения. Ракеты и военные базы располагающиеся все ближе к нашим границам - это следствие поражения. Утрата исторически наших сфер влияния - это следствие поражения. Формирование враждебных режимов вдоль границ - это следствие поражения. Утрата собственной идентичности и массовая эмиграция - это следствие поражения. Отсутствие национальных элит - это следствие поражения.
Или даже поражений - того, что случилось сто лет назад и того, что случилось 30 лет назад.
Поэтому, когда мы оцениваем современное положение страны, никогда нельзя забывать, что мы действуем уже из условий тяжелого проигрыша. А те, с кем мы взялись тягаться - имеют все привелегии и права победителей. И они никогда не останавливались в развитии своих успехов в отношении нас и не остановятся.
Это не приговор. В истории не мы первые проигрываем и не нам первым от поражений оправляться. Мир постоянно меняется, гегемоны приходят и уходят, но Россия остаётся.
Однако важно не иметь о себе иллюзий. Важно жить по средствам. Важно знать, кто мы.
В ХХI веке можно быть империей. Другое дело, что теперь нельзя быть империей из ХIX века. Прозвучит грубовато, но одно из главных свойств любой империи - она магнит для варваров. На неё смотрят с завистью, к ней стремятся, у неё заимствуют (набивший оскомину soft power). Если мы сами превращаемся в варваров, вращающихся на орбите других империй (причём, даже не столько политически, сколько культурно, «контентно»), значит надо либо переосмыслять и менять себя, либо отказываться от имперских амбиций. Я за переосмысление. Без него и военные победы никакого плода не принесут.
Увидел в ленте трейлер очередного пригожинского фильма, и знаете, какие-то они у него все однообразные. Посоветуйте ему кто-нибудь снять экранизацию Анабасиса Ксенофонта - тоже ведь про наёмников, зато сеттинг поинтереснее.
Ну или на худой конец сделать современную стилизацию, в которой вагнера кричат «Таласса!», выходя к Чёрному морю под Одессой, или к Индийскому океану по пути из ЦАР.
Ну или на худой конец сделать современную стилизацию, в которой вагнера кричат «Таласса!», выходя к Чёрному морю под Одессой, или к Индийскому океану по пути из ЦАР.
Сегодня в одном из либеральных каналов на наткнулся на этот текст.
В нем нет ничего удивительного, человек не поддерживает СВО, однако предпочитает оставаться в России. Правда не столько из патриотизма, сколько из-за отсутствия реальных перспектив там, за бугром. Позиция на которую он имеет право.
Удивительно другое: мужчина вынужден оправдываться за то, что в тяжёлый час остаётся со своей страной. Нас, конечно, всех расслабила жизнь «после конца истории», даже тех, кто в него не верил. Но у либералов перед историей какой-то истинно панический страх, поэтому и Родина, как то, что связывает с прошлым, - обуза, если не сказать угроза. Испытывать привязанность к ней - это как постреволюционные годы открыто заявлять о происхождении из духовного сословия или из царских полицейских служб.
Если ты не готов отказаться от своей страны в пользу глобального мира - значит ты ещё недостаточно свободен и должен оправдываться перед теми, кто уже преисполнился.
Ну а все разговоры о «прекрасной России будущего» - это разговоры исключительно о включении России в глобальный контекст. Потому что других критериев «прекрасного» у беглых либералов попросту нет.
В нем нет ничего удивительного, человек не поддерживает СВО, однако предпочитает оставаться в России. Правда не столько из патриотизма, сколько из-за отсутствия реальных перспектив там, за бугром. Позиция на которую он имеет право.
Удивительно другое: мужчина вынужден оправдываться за то, что в тяжёлый час остаётся со своей страной. Нас, конечно, всех расслабила жизнь «после конца истории», даже тех, кто в него не верил. Но у либералов перед историей какой-то истинно панический страх, поэтому и Родина, как то, что связывает с прошлым, - обуза, если не сказать угроза. Испытывать привязанность к ней - это как постреволюционные годы открыто заявлять о происхождении из духовного сословия или из царских полицейских служб.
Если ты не готов отказаться от своей страны в пользу глобального мира - значит ты ещё недостаточно свободен и должен оправдываться перед теми, кто уже преисполнился.
Ну а все разговоры о «прекрасной России будущего» - это разговоры исключительно о включении России в глобальный контекст. Потому что других критериев «прекрасного» у беглых либералов попросту нет.
Telegram
Мужчина, вы куда?
Привет, это Туманов и экзистенциальный пост с голосами мужчин, которые остались. В медиа можно слышать, что из РФ не бегут либо те, кто не может, либо те, кто “с воловьими глазами готов отправиться в военкомат”, но ведь мир всегда сложнее, правда? Если мы…
Forwarded from PhilosophyToday
Изабель Пантен
Толкин и эхо затерянного мира
- Есть ли принципиальное родство между мирами, сочиненными фантастами, и затерянными мирами цивилизаций прошлого?
- И то, и другое для нас непосредственно не доступно, находится на странном расстоянии от нас. Открыться как одному, так и другому — значит выйти из нашего узкого отношения к миру и открыть для себя другой взгляд на реальность, оформленный другими языками, другими словами. Средиземье фактически представлено Толкином как мифическое прошлое нашего мира. Но театр прошлого исчез. Оно больше не доступно для нас, кроме как посредством легенд эльфов, переведенных людьми. Более того, для Толкина именно через фэнтези до нас доходят миры прошлого. «Новые формы» мифической фантазии действуют «по очереди на разные умы». Использование языка в «творческих» целях порождает образы, рассказы, миры, которые своей автономией отрываются от времени, освобождаются от исторического контекста. «Замечание о том, что автомобили более «живые», чем, скажем, кентавры или драконы, — смешно». На смену ультрасовременному автомобилю придет более современный. Он отчужден от истории. Правда кентавра, напротив, говорит что-то вечное о красоте мира. Фантазия выражает вневременные, незапамятные, архаичные потребности и желания (начиная с желания путешествовать во времени). Вот почему Толкин настаивает на необходимости прочесть эти рассказы о прошлом для себя, как фрагменты вечности, а не пытаться препарировать «кашу», который они составляют, для извлечения исторической информации, которая только дала бы внешний доступ к жизни народов прошлого. Сказки дают возможность испытать гораздо более существенную часть прошлого цивилизации. Потому что «на самом деле ни один народ не возникает, пока не заговорит на своем собственном языке», основная функция которого — «творческая».
(полностью здесь)
Толкин и эхо затерянного мира
- Есть ли принципиальное родство между мирами, сочиненными фантастами, и затерянными мирами цивилизаций прошлого?
- И то, и другое для нас непосредственно не доступно, находится на странном расстоянии от нас. Открыться как одному, так и другому — значит выйти из нашего узкого отношения к миру и открыть для себя другой взгляд на реальность, оформленный другими языками, другими словами. Средиземье фактически представлено Толкином как мифическое прошлое нашего мира. Но театр прошлого исчез. Оно больше не доступно для нас, кроме как посредством легенд эльфов, переведенных людьми. Более того, для Толкина именно через фэнтези до нас доходят миры прошлого. «Новые формы» мифической фантазии действуют «по очереди на разные умы». Использование языка в «творческих» целях порождает образы, рассказы, миры, которые своей автономией отрываются от времени, освобождаются от исторического контекста. «Замечание о том, что автомобили более «живые», чем, скажем, кентавры или драконы, — смешно». На смену ультрасовременному автомобилю придет более современный. Он отчужден от истории. Правда кентавра, напротив, говорит что-то вечное о красоте мира. Фантазия выражает вневременные, незапамятные, архаичные потребности и желания (начиная с желания путешествовать во времени). Вот почему Толкин настаивает на необходимости прочесть эти рассказы о прошлом для себя, как фрагменты вечности, а не пытаться препарировать «кашу», который они составляют, для извлечения исторической информации, которая только дала бы внешний доступ к жизни народов прошлого. Сказки дают возможность испытать гораздо более существенную часть прошлого цивилизации. Потому что «на самом деле ни один народ не возникает, пока не заговорит на своем собственном языке», основная функция которого — «творческая».
(полностью здесь)
Forwarded from Exit Existence
В фильме Кубрика «Барри Линдон» есть сцена лесного ограбления. Поздоровавшись с главным героем и представившись, грабитель говорит: «Теперь мы должны перейти к наименее приятной части нашего короткого знакомства. Повернитесь, пожалуйста, и держите руки высоко над головой». Тот спрашивает, можно ли оставить хотя бы лошадь. Но ему даже при всем желании не готовы сделать такое одолжение: «Увы, мы должны передвигаться быстрее, чем наши клиенты. Всего хорошего, молодой сэр».
Классическая эпоха вообще была полна речевой вежливости при насилии: «Сударь, к барьеру, и я прострелю вам голову». Это было правилом не только военной аристократии. Скажем, в Ренессансе каждый человек занимал свое место в порядке, уходящем на небеса. Подрывающее его слово было гетерогенным для основной культуры, не существовало в ее языке. Грубость и сквернословие шли вразрез с гармонией, заданной сакральными иерархиями, а их нарушение было связано с утратой социального лица.
Железный век машины лишил людей сантиментов и расшаркиваний. Люди разучились быть вежливыми когда угрожают, грабят или убивают. При этом делать всех этих вещей, конечно, не прекратили, а поставили их на конвейер. В период неолиберального конца истории уже само насилие выпало из дискурсивной нормы. Но, опять же, никуда не делось — просто стало считаться делом маргиналов и каких-то людей третьего мира, которое попадает в зону неименуемого. Теперь у нас проблемы с подбором слов для него, так же как и с подбором слов для интимной сферы, которая тоже долго была вытеснена из официальной культуры.
Зато расцвели безнаказанные оскорбления, за которые когда-то можно было получить удар шпагой или поход в церковный суд за диффамацию. Но конец истории кончается. Может быть, если сложатся новые иерархии, со временем изменятся и нормы лингвистического поведения.
Классическая эпоха вообще была полна речевой вежливости при насилии: «Сударь, к барьеру, и я прострелю вам голову». Это было правилом не только военной аристократии. Скажем, в Ренессансе каждый человек занимал свое место в порядке, уходящем на небеса. Подрывающее его слово было гетерогенным для основной культуры, не существовало в ее языке. Грубость и сквернословие шли вразрез с гармонией, заданной сакральными иерархиями, а их нарушение было связано с утратой социального лица.
Железный век машины лишил людей сантиментов и расшаркиваний. Люди разучились быть вежливыми когда угрожают, грабят или убивают. При этом делать всех этих вещей, конечно, не прекратили, а поставили их на конвейер. В период неолиберального конца истории уже само насилие выпало из дискурсивной нормы. Но, опять же, никуда не делось — просто стало считаться делом маргиналов и каких-то людей третьего мира, которое попадает в зону неименуемого. Теперь у нас проблемы с подбором слов для него, так же как и с подбором слов для интимной сферы, которая тоже долго была вытеснена из официальной культуры.
Зато расцвели безнаказанные оскорбления, за которые когда-то можно было получить удар шпагой или поход в церковный суд за диффамацию. Но конец истории кончается. Может быть, если сложатся новые иерархии, со временем изменятся и нормы лингвистического поведения.
Периодические миролюбивые откровения Маска, Киссинджера и прочих, некоторые сразу кидаются трактовать как «вот-вот сейчас всё изменится». На деле же это скорее подогревает ложные надежды наших на договорняк. Надежды, что ещё пара жестов доброй воли, и нам предложат хорошие условия, все вернётся на круги своя и заживём как после Крыма.
А в итоге вместо условий получаются новые санкции, химарсы и ещё черта в ступе. Так что плевать, что там предлагает Маск, все равно его геополитические прожекты по реалистичности - что-то на уровне Жака Фреско.
А в итоге вместо условий получаются новые санкции, химарсы и ещё черта в ступе. Так что плевать, что там предлагает Маск, все равно его геополитические прожекты по реалистичности - что-то на уровне Жака Фреско.
Случай пока что совершенно не значительный, но в будущем это к сожалению может стать одним из побочных эффектов мобилизации.
Мужчины уходят на войну, обнажая много рабочих специальностей, которые будут замещаться мигрантами. Хотя последние нынче тоже напуганы и стремятся на родину, рынок всё равно свое притянет, вон, год назад Минстрой их чартерными рейсами завозить планировал.
Сколько их в итоге будет в русских городах? И сколько молодых мужчин из местных будет тем временем на войне, или наоборот в Грузиях и Казахстанах? Леваки вроде Сёмина как раз считают, что мигранты - это новый ударный таран для пролетарской революции, а те в свою очередь активно тренируются в подпольных этнических клубах единоборств.
Само по себе миграционное сообщество у нас это terra incognita. Адаптация приезжих в последние пару десятилетий либо сводилась к чудесным фестивалям песни и пляски, либо отдавалась на откуп диаспорами, где соплеменники побогаче использовали своих менее удачливых коллег для личного обогащения, сдавая в наём строительным компаниям на кабальных условиях, а потом отчитываясь в профильные комитеты, что интеграция в «россияне» идёт успешно. А потому, уже упомянутые выше подпольные файт клабы и становятся для выходцев из ближнего зарубежья отдушиной. Отдушиной в которой можно найти единомышленников, а порой, правда, и проповедников радикального ислама.
Это все не к тому, что надо кричать «караул, все пропало!», как какой-нибудь Бульба, это к тому, что и тем кто не планирует ехать в зону СВО отсидеться здесь не получится.
Мужчины уходят на войну, обнажая много рабочих специальностей, которые будут замещаться мигрантами. Хотя последние нынче тоже напуганы и стремятся на родину, рынок всё равно свое притянет, вон, год назад Минстрой их чартерными рейсами завозить планировал.
Сколько их в итоге будет в русских городах? И сколько молодых мужчин из местных будет тем временем на войне, или наоборот в Грузиях и Казахстанах? Леваки вроде Сёмина как раз считают, что мигранты - это новый ударный таран для пролетарской революции, а те в свою очередь активно тренируются в подпольных этнических клубах единоборств.
Само по себе миграционное сообщество у нас это terra incognita. Адаптация приезжих в последние пару десятилетий либо сводилась к чудесным фестивалям песни и пляски, либо отдавалась на откуп диаспорами, где соплеменники побогаче использовали своих менее удачливых коллег для личного обогащения, сдавая в наём строительным компаниям на кабальных условиях, а потом отчитываясь в профильные комитеты, что интеграция в «россияне» идёт успешно. А потому, уже упомянутые выше подпольные файт клабы и становятся для выходцев из ближнего зарубежья отдушиной. Отдушиной в которой можно найти единомышленников, а порой, правда, и проповедников радикального ислама.
Это все не к тому, что надо кричать «караул, все пропало!», как какой-нибудь Бульба, это к тому, что и тем кто не планирует ехать в зону СВО отсидеться здесь не получится.
Telegram
Многонационал
В Петербурге гастарбайтеры рассказали пассажирам автобуса № 208, который следовал от м. Удельная, о том как они ненавидят русских
В соцсетях сообщают, что до того, как пассажиры достали камеру, иностранный специалист заявлял что: «Скоро мы вас - русских…
В соцсетях сообщают, что до того, как пассажиры достали камеру, иностранный специалист заявлял что: «Скоро мы вас - русских…
Ольшанский написал текст, который разделил мою ленту надвое. Одни истово соглашаются, другие столь же истово спорят и обижаются.
Мне заметки исчезающего комиссара нравятся - они всегда о вещах, которые волнуют и меня, хотя с решениями автора я часто не согласен.
И вот в этом тексте тоже есть своя правда, которая должна быть сказана, ее хорошо отрефлексировал Никита Сюндюков. Есть в ней и серьёзное духовное упрощение, на это справедливо указал Александр Бовдунов.
А в остальном, идея, что хорошо бы нам утвердить свой региональный статус, а не кидаться сразу на «великую битву с Западом» лично мне близка. Но другое дело, что наш территориальный конфликт с Украиной никак не может встать в один ряд с перечисленными Дмитрием англо-ирландским, индо-пакистанским и греко-турецким. Окно возможностей для этого закрылось давным давно.
Все перечисленные конфликты - родом из распада колониальных держав в эпоху двухполярного мира. Тогда любое подобное противоречие сразу же становилось ареной борьбы для двух конкурирующих систем, и сторонам конфликта это давало альтернативы для дальнейшего манёвра или даже урегулирования. Потому что в мировой политике тогда лишних не было: обидели капиталисты - можно пойти к красным, обижают красные - помогут капиталисты. Тогда все договороспособнее были.
Теперь же мир однополярен и ситуация иная - все вопросы решаются через глобального гегемона, который за последние десятилетия не раз продемонстрировал, что решать что-либо в нашу пользу в его интересы не вписывается. Поэтому наш и действительно региональный спор с Украиной хочешь не хочешь, а выливается в конфликт с коллективным Западом. Он нарушает установленный победителями порядок.
И тут сравнивай число разводов, не сравнивай. Меряйся духовностью, не меряйся, а столкновения не избежать, чем бы нам это не грозило. Из позитива - только то, что Запад «на котором все традиционные и консервативные и Библию каждый первый читал» остался далеко в прошлом. Поэтому и мы, с нашими абортами, кризисом семьи, самоубийствами, но в то же время с явным запросом на традицию и духовность имеем шанс.
P.S. Я не военный эксперт, чтобы ситуацию на фронтах оценивать, но тут сложно не согласиться и с подлёдными: рассуждая о всех этих славных вещах надо бы держать связь с реальностью. Рухнувший фронт мигом обесценит любую идеологически подложку под эти события.
Мне заметки исчезающего комиссара нравятся - они всегда о вещах, которые волнуют и меня, хотя с решениями автора я часто не согласен.
И вот в этом тексте тоже есть своя правда, которая должна быть сказана, ее хорошо отрефлексировал Никита Сюндюков. Есть в ней и серьёзное духовное упрощение, на это справедливо указал Александр Бовдунов.
А в остальном, идея, что хорошо бы нам утвердить свой региональный статус, а не кидаться сразу на «великую битву с Западом» лично мне близка. Но другое дело, что наш территориальный конфликт с Украиной никак не может встать в один ряд с перечисленными Дмитрием англо-ирландским, индо-пакистанским и греко-турецким. Окно возможностей для этого закрылось давным давно.
Все перечисленные конфликты - родом из распада колониальных держав в эпоху двухполярного мира. Тогда любое подобное противоречие сразу же становилось ареной борьбы для двух конкурирующих систем, и сторонам конфликта это давало альтернативы для дальнейшего манёвра или даже урегулирования. Потому что в мировой политике тогда лишних не было: обидели капиталисты - можно пойти к красным, обижают красные - помогут капиталисты. Тогда все договороспособнее были.
Теперь же мир однополярен и ситуация иная - все вопросы решаются через глобального гегемона, который за последние десятилетия не раз продемонстрировал, что решать что-либо в нашу пользу в его интересы не вписывается. Поэтому наш и действительно региональный спор с Украиной хочешь не хочешь, а выливается в конфликт с коллективным Западом. Он нарушает установленный победителями порядок.
И тут сравнивай число разводов, не сравнивай. Меряйся духовностью, не меряйся, а столкновения не избежать, чем бы нам это не грозило. Из позитива - только то, что Запад «на котором все традиционные и консервативные и Библию каждый первый читал» остался далеко в прошлом. Поэтому и мы, с нашими абортами, кризисом семьи, самоубийствами, но в то же время с явным запросом на традицию и духовность имеем шанс.
P.S. Я не военный эксперт, чтобы ситуацию на фронтах оценивать, но тут сложно не согласиться и с подлёдными: рассуждая о всех этих славных вещах надо бы держать связь с реальностью. Рухнувший фронт мигом обесценит любую идеологически подложку под эти события.
Telegram
Комиссар Исчезает
Должен признаться, что меня ужасно бесит вот уже много лет как ставшая нашим официозом (а теперь и подавно) дугиническая риторика про священную войну России как центра мирового добра, традиции и еще там чего-то - с плохим Западом и евроатлантической цивилизацией.…
Forwarded from Z Легендарный Мемотополь V (Evgeniy Norin)
Есть одна штука в связи с СВО, которой я лично не ждал, и которой очень рад. Это гуманитарное волонтерство людей, которые вообще-то категорически против, и к "зетовцам" относятся скверно.
У меня, каюсь, за восемь прошлых годиков сложилось ощущение, что они там все в том "лагере" исключительно пыцари белого плаща, типа, "режим" все затеял, вот пусть сам старушкоф и отогревает, и дитев кормит. Покойная Елизавета Глинка вообще стояла как скала среди злобных и неумных типОв, как казалось мне. Ну так вот, я ошибся, я осел, и я чертовски рад здесь ошибаться и быть ослом, потому что "она неправа, но это наша Родина" и "Родина неправа, но накормить голодного и обогреть мерзнущего надо при любом режиме" - это позиция, требующая вообще-то серьезного психического и умственного напряжения, и я сейчас прямо вижу, как многим из них тяжко.
"...алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне".
Война закончится, а нам здесь жить.
P.S.: из комментариев: "Вот так люди становятся нашими - Не становятся, они уже наши".
У меня, каюсь, за восемь прошлых годиков сложилось ощущение, что они там все в том "лагере" исключительно пыцари белого плаща, типа, "режим" все затеял, вот пусть сам старушкоф и отогревает, и дитев кормит. Покойная Елизавета Глинка вообще стояла как скала среди злобных и неумных типОв, как казалось мне. Ну так вот, я ошибся, я осел, и я чертовски рад здесь ошибаться и быть ослом, потому что "она неправа, но это наша Родина" и "Родина неправа, но накормить голодного и обогреть мерзнущего надо при любом режиме" - это позиция, требующая вообще-то серьезного психического и умственного напряжения, и я сейчас прямо вижу, как многим из них тяжко.
"...алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне".
Война закончится, а нам здесь жить.
P.S.: из комментариев: "Вот так люди становятся нашими - Не становятся, они уже наши".
Одна из серьёзнейших ссор между Гумилевым и Ахматовой, ставшая для них очередным шагом к разводу, произошла из-за ахматовского стихотворения «Молитва»:
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Она издала его без ведома мужа, и когда Николай Степанович наткнулся на него в одном из петроградских альманахов, то был неслыханно возмущён. Но конечно же не тем, что его не спросили, а полуязыческим содержанием стихотворения. Их сыну Лёве едва исполнилось три года и молитвенные слова «отними и ребёнка и друга» Гумилёв счёл отвратительными.
Такие слова не могут быть обращены ко Христу, Гумилёв сравнивал это с кровавыми жертвоприношениями младенцев Молоху. И никакое превращение «тучи» в «облако славы» этого оправдать не могло.
Причём мало кто переживал тогда, в 1915 году, за русскую армию и победу больше Гумилева - он и в Петроград-то приехал в короткий отпуск из войск по случаю приставления ко второму(!) Георгию. А на войну ушел ещё в 1914, добровольцем, еле убедив комиссию закрыть глаза на наличие у него белого билета по здоровью.
Просто он готов был жертвовать собой и вверял свою судьбу Богу, однако распоряжаться жизнями других не смел.
Сегодня жрецов Молоха мне напоминают голосистые адепты ядерного взрыва. В их «мы в рай, а они сдохнут» нет ни капли христианского, не говоря уже о том, что раздаются эти голоса отнюдь не с передовой.
Гумилёв тогда сказал жене: «знаешь, стихи всегда сбываются». И был прав, через два десятка лет Ахматова напишет уже совсем другие строки:
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Поэтому бойтесь своих патриотических манифестов.
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Она издала его без ведома мужа, и когда Николай Степанович наткнулся на него в одном из петроградских альманахов, то был неслыханно возмущён. Но конечно же не тем, что его не спросили, а полуязыческим содержанием стихотворения. Их сыну Лёве едва исполнилось три года и молитвенные слова «отними и ребёнка и друга» Гумилёв счёл отвратительными.
Такие слова не могут быть обращены ко Христу, Гумилёв сравнивал это с кровавыми жертвоприношениями младенцев Молоху. И никакое превращение «тучи» в «облако славы» этого оправдать не могло.
Причём мало кто переживал тогда, в 1915 году, за русскую армию и победу больше Гумилева - он и в Петроград-то приехал в короткий отпуск из войск по случаю приставления ко второму(!) Георгию. А на войну ушел ещё в 1914, добровольцем, еле убедив комиссию закрыть глаза на наличие у него белого билета по здоровью.
Просто он готов был жертвовать собой и вверял свою судьбу Богу, однако распоряжаться жизнями других не смел.
Сегодня жрецов Молоха мне напоминают голосистые адепты ядерного взрыва. В их «мы в рай, а они сдохнут» нет ни капли христианского, не говоря уже о том, что раздаются эти голоса отнюдь не с передовой.
Гумилёв тогда сказал жене: «знаешь, стихи всегда сбываются». И был прав, через два десятка лет Ахматова напишет уже совсем другие строки:
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Поэтому бойтесь своих патриотических манифестов.
Постсоветские политические системы малоэффективны, независимо от господствующего режима.
Сейчас читаю всевозможные разборы полетов, о том кто же виноват, что СВО идёт не так радужно, как хотелось бы многим, ну и что, соответственно, с этим делать.
Главное обвинение обычно - чрезвычайная косность Российской политической системы, ее закрытость, и вытекающая из этого неспособность быстро реагировать на возникающие вызовы. Обвинение справедливое, печальных примеров подтверждающих его - масса.
Другое дело, что повторяемый многими как мантра рецепт - о сменяемости власти, а также публичности и прозрачности, панацеей от этих бед не является. Тут вспоминается пример Армении 2020 года, к той осенней войне страна подошла с абсолютно обновлённой системой - на ключевые посты поназначали молодых и перспективных с западным образованием, запустили ряд громких антикоррупционных расследований, отрезали от экономических и политических ресурсов прежних партийных бонз, заявили всем о многовекторности внешней политики. Даже суд перетряхнули, чтобы лишить «бывших» и малейшего шанса уйти от карающей руки новой неполживой власти.
Только вот когда пошли стресс тесты для системы - она не справилась ни с одним. Сначала провал антиковидной кампании. Смешной Пашинян бегал по улицам и на камеру раздавал всем маски, плюс принимал обращения в фейсбуке, но это не особенно помогло.
Потом грянула война и выяснилось, что к ней новая власть тоже совсем не готова, да и не готовилась. Прежние коррупционеры конечно подарком не были, но одну войну они уже выиграли и по крайней мере знали, как хотя бы мобилизацию провести. Новые же молодые и перспективные (которые, впрочем, тоже плавненько начали превращаться в коррупционеров) не смогли организовать ни эффективной обороны, ни должной дипломатической работы.
После поражения в войне лучше не стало - текущее положение дел в Закавказье яркий тому пример.
И я помню, как некоторые из тех, кто сейчас критикует российскую систему за косность, тогда нахваливали алиевский Азербайджан, говоря, мол, автократии в войну надёжнее и эффективнее демократий.
А фокус в том, что форма политического режима сама по себе играет не такую уж большую роль. На постсоветском пространстве вообще нет надёжных политических систем. Везде господствуют либо бронзовеющие неповоротливые диктаторы разной степени эффективности (но как правило не очень высокой), либо мелкие бесы, проскочившие во власть через улицу.
Потому что надежность и эффективность системы может быть обеспечена только сформированным политическим классом, национально ориентированной элитой, опирающейся на живую политическую традицию. Советский период нас этого лишил и восстановление - процесс тяжёлый, не быстрый, да и требует немалых удач во внешних условиях. Получится ли у нас? Время покажет.
Сейчас читаю всевозможные разборы полетов, о том кто же виноват, что СВО идёт не так радужно, как хотелось бы многим, ну и что, соответственно, с этим делать.
Главное обвинение обычно - чрезвычайная косность Российской политической системы, ее закрытость, и вытекающая из этого неспособность быстро реагировать на возникающие вызовы. Обвинение справедливое, печальных примеров подтверждающих его - масса.
Другое дело, что повторяемый многими как мантра рецепт - о сменяемости власти, а также публичности и прозрачности, панацеей от этих бед не является. Тут вспоминается пример Армении 2020 года, к той осенней войне страна подошла с абсолютно обновлённой системой - на ключевые посты поназначали молодых и перспективных с западным образованием, запустили ряд громких антикоррупционных расследований, отрезали от экономических и политических ресурсов прежних партийных бонз, заявили всем о многовекторности внешней политики. Даже суд перетряхнули, чтобы лишить «бывших» и малейшего шанса уйти от карающей руки новой неполживой власти.
Только вот когда пошли стресс тесты для системы - она не справилась ни с одним. Сначала провал антиковидной кампании. Смешной Пашинян бегал по улицам и на камеру раздавал всем маски, плюс принимал обращения в фейсбуке, но это не особенно помогло.
Потом грянула война и выяснилось, что к ней новая власть тоже совсем не готова, да и не готовилась. Прежние коррупционеры конечно подарком не были, но одну войну они уже выиграли и по крайней мере знали, как хотя бы мобилизацию провести. Новые же молодые и перспективные (которые, впрочем, тоже плавненько начали превращаться в коррупционеров) не смогли организовать ни эффективной обороны, ни должной дипломатической работы.
После поражения в войне лучше не стало - текущее положение дел в Закавказье яркий тому пример.
И я помню, как некоторые из тех, кто сейчас критикует российскую систему за косность, тогда нахваливали алиевский Азербайджан, говоря, мол, автократии в войну надёжнее и эффективнее демократий.
А фокус в том, что форма политического режима сама по себе играет не такую уж большую роль. На постсоветском пространстве вообще нет надёжных политических систем. Везде господствуют либо бронзовеющие неповоротливые диктаторы разной степени эффективности (но как правило не очень высокой), либо мелкие бесы, проскочившие во власть через улицу.
Потому что надежность и эффективность системы может быть обеспечена только сформированным политическим классом, национально ориентированной элитой, опирающейся на живую политическую традицию. Советский период нас этого лишил и восстановление - процесс тяжёлый, не быстрый, да и требует немалых удач во внешних условиях. Получится ли у нас? Время покажет.
В прошлом декабре, под Новый Год, я читал роман Джулиана Барнса «Предчувствие конца». Текст меня не очень впечатлил, но в нем я встретил фразу, которая часто приходит на память в текущем 2022-м:
«История – вовсе не ложь победителей, теперь я это твердо знаю. Это память выживших, из которых большинство не относится ни к победителям, ни к побежденным».
Столкновение с реальной историей в этом году показало, как мало мы на самом деле знаем об истории прошлых дней, и как легко выделять причинно-следственные связи постфактум, когда всё уже случилось. В прошлом всё кажется ясным и детерминированным, но в моменте будущее всегда туманно. История несётся снежным комом, заматывая в себя каждого, или же гоня перед собой наиболее чутких.
Но главное, что мы всегда узнаём о прошлом лишь малую часть. Узнаём от тех, кто выжил и оказался в состоянии собрать слова в предложения. Кто эти люди? Пригожин вот в своей недавней памятной речи перед зеками говорил, мол выживают те, кто рвётся вперёд и не боится, а Высоцкий пел, что выживают «люди середины».
«Они напишут толстые труды
И будут гибнуть в рамах, на картине,- Те, что не вышли в первые ряды,
Но не были и сзади — и горды,
Что честно прозябали в середине»
Очень перекликается с Барнсом. (И, ко стыду, трудно не ощущать себя сегодня таким же вот человеком середины).
И нам никогда не узнать, что взаправду думали о своей войне погибшие на в 1914 году на Марне, под Гумбиненном или Танненбергом. Или участники Ледяного похода, или красноармейцы, попавшие в котлы 1941-го.
Нам достаются лишь свидетельства выживших, многократно преломленные последующим опытом; или же слова покойников, переданные выжившими.
И в этом тайна всякой эпохи - истинная картина событий любого времени гибнет, вместе с ее современниками, и до нас доходит лишь слабое эхо минувшего. Однажды что-то подобное останется и от наших дней, и, пожалуй, лучшее чем может утешаться столкнувшийся с эпохой перемен - это причастность в великий тайне, которая уже никогда не будет разгадана последующими поколениями.
«История – вовсе не ложь победителей, теперь я это твердо знаю. Это память выживших, из которых большинство не относится ни к победителям, ни к побежденным».
Столкновение с реальной историей в этом году показало, как мало мы на самом деле знаем об истории прошлых дней, и как легко выделять причинно-следственные связи постфактум, когда всё уже случилось. В прошлом всё кажется ясным и детерминированным, но в моменте будущее всегда туманно. История несётся снежным комом, заматывая в себя каждого, или же гоня перед собой наиболее чутких.
Но главное, что мы всегда узнаём о прошлом лишь малую часть. Узнаём от тех, кто выжил и оказался в состоянии собрать слова в предложения. Кто эти люди? Пригожин вот в своей недавней памятной речи перед зеками говорил, мол выживают те, кто рвётся вперёд и не боится, а Высоцкий пел, что выживают «люди середины».
«Они напишут толстые труды
И будут гибнуть в рамах, на картине,- Те, что не вышли в первые ряды,
Но не были и сзади — и горды,
Что честно прозябали в середине»
Очень перекликается с Барнсом. (И, ко стыду, трудно не ощущать себя сегодня таким же вот человеком середины).
И нам никогда не узнать, что взаправду думали о своей войне погибшие на в 1914 году на Марне, под Гумбиненном или Танненбергом. Или участники Ледяного похода, или красноармейцы, попавшие в котлы 1941-го.
Нам достаются лишь свидетельства выживших, многократно преломленные последующим опытом; или же слова покойников, переданные выжившими.
И в этом тайна всякой эпохи - истинная картина событий любого времени гибнет, вместе с ее современниками, и до нас доходит лишь слабое эхо минувшего. Однажды что-то подобное останется и от наших дней, и, пожалуй, лучшее чем может утешаться столкнувшийся с эпохой перемен - это причастность в великий тайне, которая уже никогда не будет разгадана последующими поколениями.
Левый подход - это найти какой-нибудь «несправедливый» социальный институт, в котором одним «повезло», а другим «не повезло» и постараться, чтобы теперь не повело всем.
Но это хорошая заметка (если прочитать до конца на сайте), с хорошим концом.
Но это хорошая заметка (если прочитать до конца на сайте), с хорошим концом.
Telegram
PhilosophyToday
Упразднение семьи — одно из тех предложений, которые постоянно выбрасывают на обочину политики, но которое каждые несколько десятилетий вновь появляется на повестке. Широко разрекламированная книга Льюис является последней на сегодня попыткой реанимировать…
Пол Готфрид в своей книге «Странная смерть марксизма», вслед за Роджером Скрутоном посмеивается, мол выкладки неомарксистов о культурном доминировании и «долгом пути через институты» - это куда в большей степени продукт мысли Грамши, и к Марксу имеет мало отношения. То есть марксизм превратился в бренд, продвигающий совсем другие идеи, далеко не материалистического толка. Виной тому недостаточное рвение левых интеллектуалов к изучению наследия Маркса и Ленина и быстрое снижение протестного потенциала рабочих в середине ХХ века, обусловившие союз кабинетных мыслителей и красных партий в публичной политике.
Но по-моему название всё-таки не случайно. «Новые левые», несмотря на заметное изменение метода, взяли у «старых» самую суть - разрушение. Корень и главный смысл марксизма - в разрушении, а посредством кого оно реализуется, рабочих ли, или же маргиналов, меньшинств и их мыслителей-идеологов - не так важно.
Но по-моему название всё-таки не случайно. «Новые левые», несмотря на заметное изменение метода, взяли у «старых» самую суть - разрушение. Корень и главный смысл марксизма - в разрушении, а посредством кого оно реализуется, рабочих ли, или же маргиналов, меньшинств и их мыслителей-идеологов - не так важно.
Посмотрел «Сердце пармы»
Книгу Иванова люблю, в своё время за пару дней её проглотил. В ленте же моей фильм в основном ругали.
Ругали и справедливо и нет одновременно.
Но обо всем по порядку. В целом сняли довольно хорошо, с уважением к тексту (в отличии от ужасного «Тобола»), с хорошей картинкой, приличной актёрской игрой.
Проблема только в том, что изначальный посыл Иванова сократили и упростили, из-за чего фильм при поверхностном просмотре превращается в какую-то оду уральскому сепаратизму. Многонациональное Пермское княжество, жестокая имперская Москва - стандартные составляющие «деколонизационного» дискурса.
Но на деле, фильм-то про другое, просто в нём, в отличии от романа Иванова недорасставлены акценты, от этого он смотрится смазано. Сердце пармы - это история о русском пути на Восток. О создании Империи. И в этом процессе - и женатый на одержимой язычнице христианин Михаил, и епископ Иона, и великий князь Иван III - все неразрывно связаны воедино. Их ведёт единая судьба созидания Руси, просто каждого своей тропой. Именно поэтому Михаил не пускается в бега от Московского войска, а принимает бой за свою правду. «Я русский князь. А Парма - уже Русь». Именно поэтому затем принимает предложение Ивана III и возвращается после поражения и позора на Пермский стол.
В книге этот путь обретения земли хорошо выражают слова, которых в фильме не прозвучало:
- Когда же эта земля и нашей станет? Храмы и города на ней строим, крестим ее, живем здесь уже столько лет - когда же эта земля и нашей станет?
- Когда на три сажени вглубь кровью своей ее напоим.
И они напрямую связаны с концовкой романа:
«Но он уже не мог произнести этих слов, потому что на губах его было молчание, а в глазах – прозрачная тьма, потому что, убитый, он уже лежал вниз головой на заросшем откосе рва под Спасской башней. И он уже не был князем, не был человеком, а был только корнями отцветающих трав, только палой листвой, только светящимся песком».
Михаил исполняет своё предназначение - «напоить землю кровью» и тем приобрести её для Руси. Исполнив его, он умирает. «Удобрить ее солдатам. Одобрить ее поэтам», как писал Бродский.
Главный антагонист - вогул Асыка, обещавший уничтожить русских и их Бога, свою миссию проваливает.
Фильм же заканчивается искусственным хэппи-эндом, который сводит на нет главную фабулу романа. Почему? Может быть, чтобы не грузить лишний раз зрителя. Может быть, намеренно создавая образ такого вот «антиимперского» кино. Может быть, чтобы не расстраивать одного вогула, ставшего московским градоначальником.
Так или иначе, экранизацию считаю скорее успешной, чем нет.
P.S. За день до этого досмотрел первый сезон «самого дорогого сериала в истории» («Кольца власти» от Амазон), смешно, но батальные сцены русского фильма, стоящего куда дешевле, чем одна серия амазоновского творения, выглядят при этом в разы лучше и атмосфернее, хотя и не без излишней фэнтезийности и подражаний «Битве бастардов». Из существенных нареканий - красные кафтаны и отсутсвие шлемов и брони у Московской пехоты, и это в XV-то веке…
Книгу Иванова люблю, в своё время за пару дней её проглотил. В ленте же моей фильм в основном ругали.
Ругали и справедливо и нет одновременно.
Но обо всем по порядку. В целом сняли довольно хорошо, с уважением к тексту (в отличии от ужасного «Тобола»), с хорошей картинкой, приличной актёрской игрой.
Проблема только в том, что изначальный посыл Иванова сократили и упростили, из-за чего фильм при поверхностном просмотре превращается в какую-то оду уральскому сепаратизму. Многонациональное Пермское княжество, жестокая имперская Москва - стандартные составляющие «деколонизационного» дискурса.
Но на деле, фильм-то про другое, просто в нём, в отличии от романа Иванова недорасставлены акценты, от этого он смотрится смазано. Сердце пармы - это история о русском пути на Восток. О создании Империи. И в этом процессе - и женатый на одержимой язычнице христианин Михаил, и епископ Иона, и великий князь Иван III - все неразрывно связаны воедино. Их ведёт единая судьба созидания Руси, просто каждого своей тропой. Именно поэтому Михаил не пускается в бега от Московского войска, а принимает бой за свою правду. «Я русский князь. А Парма - уже Русь». Именно поэтому затем принимает предложение Ивана III и возвращается после поражения и позора на Пермский стол.
В книге этот путь обретения земли хорошо выражают слова, которых в фильме не прозвучало:
- Когда же эта земля и нашей станет? Храмы и города на ней строим, крестим ее, живем здесь уже столько лет - когда же эта земля и нашей станет?
- Когда на три сажени вглубь кровью своей ее напоим.
И они напрямую связаны с концовкой романа:
«Но он уже не мог произнести этих слов, потому что на губах его было молчание, а в глазах – прозрачная тьма, потому что, убитый, он уже лежал вниз головой на заросшем откосе рва под Спасской башней. И он уже не был князем, не был человеком, а был только корнями отцветающих трав, только палой листвой, только светящимся песком».
Михаил исполняет своё предназначение - «напоить землю кровью» и тем приобрести её для Руси. Исполнив его, он умирает. «Удобрить ее солдатам. Одобрить ее поэтам», как писал Бродский.
Главный антагонист - вогул Асыка, обещавший уничтожить русских и их Бога, свою миссию проваливает.
Фильм же заканчивается искусственным хэппи-эндом, который сводит на нет главную фабулу романа. Почему? Может быть, чтобы не грузить лишний раз зрителя. Может быть, намеренно создавая образ такого вот «антиимперского» кино. Может быть, чтобы не расстраивать одного вогула, ставшего московским градоначальником.
Так или иначе, экранизацию считаю скорее успешной, чем нет.
P.S. За день до этого досмотрел первый сезон «самого дорогого сериала в истории» («Кольца власти» от Амазон), смешно, но батальные сцены русского фильма, стоящего куда дешевле, чем одна серия амазоновского творения, выглядят при этом в разы лучше и атмосфернее, хотя и не без излишней фэнтезийности и подражаний «Битве бастардов». Из существенных нареканий - красные кафтаны и отсутсвие шлемов и брони у Московской пехоты, и это в XV-то веке…