Кстати, лучшая книга в жанре фэнтези на русском языке - это «Лавр» Евгения Водолазкина.
Сам автор вряд ли согласится с таким определением, как-то раз на публичной встрече я спросил его об этом, он тогда с обычной ироничной деликатностью съехал, мол, любая литература это фэнтези в той или иной степени. И тут сложно не согласиться, но «Лавр» это прямо таки канон, в который автор попал сам того не чая.
В этом романе есть и мистическое средневековье, в котором юродивые видят бесов у стен домов праведников, а христианские монархи-подвижники ходят по воде; причём временные рамки, хотя и обозначены, но все же весьма условны. Есть и путь-восхождение главного героя, да ещё и вполне себе мономифологично закольцованный. Есть и массив переработанного средневекового материала, без которого хорошее фэнтези обходится редко, у Толкина это был германский эпос, а у Водолазкина - православная агиография.
На вопрос, почему средневековье избрано фоном для романа, Водолазкин обычно отвечает - потому что есть вещи о которых в средневековье говорить проще, вечная любовь, например. Наверное оттого средневековый сеттинг так любят авторы жанра - он действительно идеально подходит, чтобы говорить о вечных вещах. Жаль только, что в массовом восприятии фэнтези превратилось в нечто вульгарное, с обложками в стиле альбомов группы Manowar, ведь его призвание быть грандиозной метафорой в разговоре об Истине.
Сам автор вряд ли согласится с таким определением, как-то раз на публичной встрече я спросил его об этом, он тогда с обычной ироничной деликатностью съехал, мол, любая литература это фэнтези в той или иной степени. И тут сложно не согласиться, но «Лавр» это прямо таки канон, в который автор попал сам того не чая.
В этом романе есть и мистическое средневековье, в котором юродивые видят бесов у стен домов праведников, а христианские монархи-подвижники ходят по воде; причём временные рамки, хотя и обозначены, но все же весьма условны. Есть и путь-восхождение главного героя, да ещё и вполне себе мономифологично закольцованный. Есть и массив переработанного средневекового материала, без которого хорошее фэнтези обходится редко, у Толкина это был германский эпос, а у Водолазкина - православная агиография.
На вопрос, почему средневековье избрано фоном для романа, Водолазкин обычно отвечает - потому что есть вещи о которых в средневековье говорить проще, вечная любовь, например. Наверное оттого средневековый сеттинг так любят авторы жанра - он действительно идеально подходит, чтобы говорить о вечных вещах. Жаль только, что в массовом восприятии фэнтези превратилось в нечто вульгарное, с обложками в стиле альбомов группы Manowar, ведь его призвание быть грандиозной метафорой в разговоре об Истине.
Мне тут понадобилось узнать среднюю скорость человеческого бега (не спрашивайте, зачем мне это в третьем часу ночи), я загуглил и встретил такой вот привет от трансгендеров. Особо не удивился, ведь новая этика - путь к расчеловечиванию, сперва к животному состоянию, а затем и дальше. Мужчин и женщин уже отменили, но, уверен - самцы и самки тоже скоро окажутся недостаточно политкорректными.
Недавно впервые в жизни (в реальной жизни) столкнулся с этическим измерением проблемы искусственного интеллекта.
У меня дома стоит музыкальная станция Яндекс.Алисы (да да, товарищ майор). Главным заказчиком музыки выступает мой полуторагодовалый сын, ну, вернее, он говорит что-то на своём, а мы с женой переводим для умного бота на русский. Предпочтения сына эклектичны: песня про Синий трактор, симфония №9 Дворжака и альбом Violator от Depeche Mode, порой ещё Sabaton со мной за компанию.
С формой обращения я никогда особо не заморачивался: «Алиса, включи», «Алиса, выключи». Но недавно подумал, что ведь ребёнок сейчас активно учится говорить и копирует внешние образцы повеления. Он слышит, как взрослые общаются меж собой, соблюдая нормы приличия, но в то же время музыку требуют хамским императивным тоном (а это ж действительно по-хамски звучит).
При этом, покуда ему можно будет объяснить, что «там робот», пройдёт немало времени, в которое он будет впитывать в себя внешние паттерны. Да и представив, как объясняю ребёнку «ну, это просто бот, с ним можно и не любезничать», я почувствовал себя гостем того самого парка развлечений из сериала «Мир дикого запада», а то и вовсе, рабовладельцем Саймоном Легри из «Хижины дяди Тома».
Короче говоря, так я стал говорить Алисе «пожалуйста» и «спасибо». Надеюсь, зачтется мне при восстании машин.
У меня дома стоит музыкальная станция Яндекс.Алисы (да да, товарищ майор). Главным заказчиком музыки выступает мой полуторагодовалый сын, ну, вернее, он говорит что-то на своём, а мы с женой переводим для умного бота на русский. Предпочтения сына эклектичны: песня про Синий трактор, симфония №9 Дворжака и альбом Violator от Depeche Mode, порой ещё Sabaton со мной за компанию.
С формой обращения я никогда особо не заморачивался: «Алиса, включи», «Алиса, выключи». Но недавно подумал, что ведь ребёнок сейчас активно учится говорить и копирует внешние образцы повеления. Он слышит, как взрослые общаются меж собой, соблюдая нормы приличия, но в то же время музыку требуют хамским императивным тоном (а это ж действительно по-хамски звучит).
При этом, покуда ему можно будет объяснить, что «там робот», пройдёт немало времени, в которое он будет впитывать в себя внешние паттерны. Да и представив, как объясняю ребёнку «ну, это просто бот, с ним можно и не любезничать», я почувствовал себя гостем того самого парка развлечений из сериала «Мир дикого запада», а то и вовсе, рабовладельцем Саймоном Легри из «Хижины дяди Тома».
Короче говоря, так я стал говорить Алисе «пожалуйста» и «спасибо». Надеюсь, зачтется мне при восстании машин.
Упокой Господь душу Дарьи.
Я не был с ней знаком, но всегда умилялся их трогательной близости с отцом. Видел, как он ей гордится. Видел, как она оправдывает его надежды.
Крепости Александру Гельевичу пережить это горе.
Я не был с ней знаком, но всегда умилялся их трогательной близости с отцом. Видел, как он ей гордится. Видел, как она оправдывает его надежды.
Крепости Александру Гельевичу пережить это горе.
Вряд ли сейчас уместно слово «радость», но я рад, что все, кто оправдывал одесские события 2 мая 2014 года и гыгыкал над сгоревшими людьми. Все, кто упражнялся в остроумии после смерти Просвирнина. И все, кто сегодня радуются смерти Дарьи Дугиной. Все они больше не живут в моей стране. Как ветром сдуло.
Можно по-разному относиться к СВО, можно по-разному оценивать идею Русского мира. Да и к самому Дугину можно относиться как угодно, вон недавно дискуссия целая вокруг него была.
Но пляски на костях - это абсолютное моральное уродство.
Великая удача, что все эти люди уехали отсюда добровольно.
Можно по-разному относиться к СВО, можно по-разному оценивать идею Русского мира. Да и к самому Дугину можно относиться как угодно, вон недавно дискуссия целая вокруг него была.
Но пляски на костях - это абсолютное моральное уродство.
Великая удача, что все эти люди уехали отсюда добровольно.
Порой приходится читать, что поражение в войне - дело полезное и благотворное для страны. Мол возможность осмыслить свои ошибки, перезапустить матрицу политического развития и т.д. Иногда это справедливо (классический пример Крымской войны).
Но гораздо чаще поражение в войне - это сгорбленный 86-летний старик вынужденный сжечь собственноручно выстроенный дом, чтобы он не достался врагу.
https://yangx.top/ArmenianVendetta/25663
Но гораздо чаще поражение в войне - это сгорбленный 86-летний старик вынужденный сжечь собственноручно выстроенный дом, чтобы он не достался врагу.
https://yangx.top/ArmenianVendetta/25663
Telegram
Армянская вендетта
❗️86-летний житель села Ахавно сжёг собственноручно построенный годами дом.
Дрожащими руками он выливает горючую жидкость на пол дома и говорит, что хотя ему время умирать, но он не позволит турку войти в свой дом.
Видео из соцсетей
Дрожащими руками он выливает горючую жидкость на пол дома и говорит, что хотя ему время умирать, но он не позволит турку войти в свой дом.
Видео из соцсетей
Минуло полгода с начала СВО.
Вероятно, большинству подписчиков этот пост полезным не будет – он о вещах, которые вы и так знаете, потому что своими глазами видели. Или читали.
Этот пост скорее для меня, чтобы всякий раз на вопрос «что думаешь о событиях на Украине?» и следующий за ним сразу «а почему?», кидать ссылку на это.
Исторических разборов об «Украине имени Ленина» и так пруд пруди, я их переписывать не буду, хотя у меня всегда (и до 2014 года) вызывало недоумение – почему я должен испытывать уважение к каким бы то ни было границам на постсоветском пространстве. Шайка маньяков в первой половине XX века их прочертила, а шайка политических алкашей во второй половине XX века по ним же развалила страну и обрекла целую цивилизацию на кровопролитие, которому конца края не видно.
Я просто в паре сотен знаков расскажу, как обывательски наблюдал за украинским кризисом.
До событий 2013-2014 года вопрос, «что там у малороссов» меня, как и большинство наших соотечественников, волновал мало. Да и отношение было вполне себе дружественно-обывательское – общая история, язык считай тоже, братишки славяне в общем. Из 2022, времена, когда мы после вылета с чемпионатов сборной России всегда привычно болели за Украину, кажутся едва ли не мифическими.
Далее: https://telegra.ph/Kak-ya-smotrel-so-storony-08-24
Вероятно, большинству подписчиков этот пост полезным не будет – он о вещах, которые вы и так знаете, потому что своими глазами видели. Или читали.
Этот пост скорее для меня, чтобы всякий раз на вопрос «что думаешь о событиях на Украине?» и следующий за ним сразу «а почему?», кидать ссылку на это.
Исторических разборов об «Украине имени Ленина» и так пруд пруди, я их переписывать не буду, хотя у меня всегда (и до 2014 года) вызывало недоумение – почему я должен испытывать уважение к каким бы то ни было границам на постсоветском пространстве. Шайка маньяков в первой половине XX века их прочертила, а шайка политических алкашей во второй половине XX века по ним же развалила страну и обрекла целую цивилизацию на кровопролитие, которому конца края не видно.
Я просто в паре сотен знаков расскажу, как обывательски наблюдал за украинским кризисом.
До событий 2013-2014 года вопрос, «что там у малороссов» меня, как и большинство наших соотечественников, волновал мало. Да и отношение было вполне себе дружественно-обывательское – общая история, язык считай тоже, братишки славяне в общем. Из 2022, времена, когда мы после вылета с чемпионатов сборной России всегда привычно болели за Украину, кажутся едва ли не мифическими.
Далее: https://telegra.ph/Kak-ya-smotrel-so-storony-08-24
Telegraph
Как я смотрел со стороны
Минуло полгода с начала СВО. Вероятно, большинству подписчиков этот пост полезным не будет – он о вещах, которые вы и так знаете, потому что своими глазами видели. Или читали. Этот пост скорее для меня, чтобы всякий раз на вопрос «что думаешь о событиях…
Forwarded from историк-алкоголик
Рассчитываю, что коллега-историк Тамара Натановна дама честная и нелицемерная, поэтому поехала в Турцию с лекциями о геноциде греков, армян и курдов, оккупации Северного Кипра, военных преступлениях в Карабахе и Сирии, а также об идеологии неосманизма и концепции Великого Турана. Русскоязычные жители Турции должны знать в какой стране они находятся.
Кстати, «Суд истории» - это очевидная отсылка к советскому документально-игровому фильму «На суде истории». Советские пропагандисты вытащили из лагеря Василия Шульгина, отмыли, причесали и поставили полтора часа под камеру каяться за свою контрреволюционную деятельность. Проговаривается мадам Эйдельман.
Кстати, «Суд истории» - это очевидная отсылка к советскому документально-игровому фильму «На суде истории». Советские пропагандисты вытащили из лагеря Василия Шульгина, отмыли, причесали и поставили полтора часа под камеру каяться за свою контрреволюционную деятельность. Проговаривается мадам Эйдельман.
Шёл я по улице незнакомой И вдруг услышал вороний грай, И звоны лютни, и дальние громы, Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку, Было загадкою для меня, В воздухе огненную дорожку Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой, Он заблудился в бездне времён… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон!
Поздно. Уж мы обогнули стену, Мы проскочили сквозь рощу пальм, Через Неву, через Нил и Сену Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы, Бросил нам вслед пытливый взгляд Нищий старик, — конечно, тот самый, Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно Сердце моё стучит в ответ: «Видишь вокзал, на котором можно В Индию Духа купить билет?»
Вывеска… кровью налитые буквы Гласят — зеленная, — знаю, тут Вместо капусты и вместо брюквы Мёртвые головы продают.
В красной рубашке с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне, Она лежала вместе с другими Здесь в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый, Дом в три окна и серый газон… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела, Мне, жениху, ковёр ткала, Где же теперь твой голос и тело, Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице, Я же с напудренною косой Шёл представляться Императрице И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода Только оттуда бьющий свет, Люди и тени стоят у входа В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий И за мостом летит на меня, Всадника длань в железной перчатке И два копыта его коня.
Верной твердынею православья Врезан Исакий в вышине, Там отслужу молебен о здравьи Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо, И трудно дышать, и больно жить… Машенька, я никогда не думал, Что можно так любить и грустить!
Гумилёв
1920
Как я вскочил на его подножку, Было загадкою для меня, В воздухе огненную дорожку Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой, Он заблудился в бездне времён… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон!
Поздно. Уж мы обогнули стену, Мы проскочили сквозь рощу пальм, Через Неву, через Нил и Сену Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы, Бросил нам вслед пытливый взгляд Нищий старик, — конечно, тот самый, Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно Сердце моё стучит в ответ: «Видишь вокзал, на котором можно В Индию Духа купить билет?»
Вывеска… кровью налитые буквы Гласят — зеленная, — знаю, тут Вместо капусты и вместо брюквы Мёртвые головы продают.
В красной рубашке с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне, Она лежала вместе с другими Здесь в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый, Дом в три окна и серый газон… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела, Мне, жениху, ковёр ткала, Где же теперь твой голос и тело, Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице, Я же с напудренною косой Шёл представляться Императрице И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода Только оттуда бьющий свет, Люди и тени стоят у входа В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий И за мостом летит на меня, Всадника длань в железной перчатке И два копыта его коня.
Верной твердынею православья Врезан Исакий в вышине, Там отслужу молебен о здравьи Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо, И трудно дышать, и больно жить… Машенька, я никогда не думал, Что можно так любить и грустить!
Гумилёв
1920
Сто один год назад большевики убили Гумилёва. Отчего-то у нас любят указывать, что дело Таганцева было сфабриковано ВЧК, а Гумилёв оклеветан. Да, вполне вероятно, это похоже на красных, но с другой стороны – эта история так подходит Гумилёву, что невольно в неё веришь. Ему подходит быть заговорщиком; антибольшевицкое подполье, допрос на котором он никого не сдал и расстрел – всё это яркая и логичная точка в его пути. В России после 1917 года у людей вроде Гумилёва другой судьбы быть и не могло.
А путь Гумилёва – это путь воина, путь средневекового скальда, слагающего стихи, стоя с топором в стене щитов. Он возвышался Огненным столпом среди поэтов Серебряного века, в нём горел огонь странствий, огонь битвы, огонь познания, и его стихи не читаются «на постели, при нотариусе и враче», его стихи сжигают тоску и гонят в путь – к новому, опасному и притягательному, а вместе с этим и к самому себе.
Иногда мне кажется, что Гумилёв-младший создал свою безумную (но прекрасную в своём безумии и ненаучности) теорию пассионарности, размышляя о пути отца. Самым русским поэтом обычно называют Есенина (которого я тоже горячо люблю), но для меня воплощение русскости именно Гумилёв – воин с георгиевским крестом, исследователь, готовый умереть на пути к горизонту, дворянин, до конца верный государю и восстающий против всякой несправедливости.
Гумилёв – эпический герой русской литературы, его биография за годы запретов обросла обширной мифологией, многое из которой, возможно, со временем развенчают. Но для меня всё это останется правдой. И для африканских песков, и для полей Великой войны, и для серых петербургских улиц.
А путь Гумилёва – это путь воина, путь средневекового скальда, слагающего стихи, стоя с топором в стене щитов. Он возвышался Огненным столпом среди поэтов Серебряного века, в нём горел огонь странствий, огонь битвы, огонь познания, и его стихи не читаются «на постели, при нотариусе и враче», его стихи сжигают тоску и гонят в путь – к новому, опасному и притягательному, а вместе с этим и к самому себе.
Иногда мне кажется, что Гумилёв-младший создал свою безумную (но прекрасную в своём безумии и ненаучности) теорию пассионарности, размышляя о пути отца. Самым русским поэтом обычно называют Есенина (которого я тоже горячо люблю), но для меня воплощение русскости именно Гумилёв – воин с георгиевским крестом, исследователь, готовый умереть на пути к горизонту, дворянин, до конца верный государю и восстающий против всякой несправедливости.
Гумилёв – эпический герой русской литературы, его биография за годы запретов обросла обширной мифологией, многое из которой, возможно, со временем развенчают. Но для меня всё это останется правдой. И для африканских песков, и для полей Великой войны, и для серых петербургских улиц.
Гумилева я впервые прочитал классе в 9. Мне никто его не советовал, в школе его не проходили. Просто у тех поэтов, что попадались мне прежде, всегда, казалось, не хватало чего-то. И тут в старом сборнике (ещё 80х) я наткнулся:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
…
И тогда понял - вот оно. Это мой поэт. На следующий день нашёл в книжном «Огненный столп» и с тех пор ничьи больше стихи не приходились мне так по душе.
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
…
И тогда понял - вот оно. Это мой поэт. На следующий день нашёл в книжном «Огненный столп» и с тех пор ничьи больше стихи не приходились мне так по душе.
Варвары
Когда зарыдала страна под немилостью Божьей И варвары в город вошли молчаливой толпою, На площади людной царица поставила ложе, Суровых врагов ожидала царица, нагою.
Трубили герольды. По ветру стремились знамена, Как листья осенние, прелые, бурые листья. Роскошные груды восточных шелков и виссона С краев украшали литые из золота кисти.
Царица была — как пантера суровых безлюдий, С глазами — провалами темного, дикого счастья. Под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди, На смуглых руках и ногах трепетали запястья.
И зов ее мчался, как звоны серебряной лютни: «Спешите, герои, несущие луки и пращи! Нигде, никогда не найти вам жены бесприютней, Чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще!
Спешите, герои, окованы медью и сталью, Пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди, И бешенством ваши нальются сердца и печалью И будут красней виноградных пурпуровых гроздий.
Давно я ждала вас, могучие, грубые люди, Мечтала, любуясь на зарево ваших становищ. Идите ж, терзайте для муки расцветшие груди, Герольд протрубит — не щадите заветных сокровищ.
Серебряный рог, изукрашенный костью слоновьей, На бронзовом блюде рабы протянули герольду, Но варвары севера хмурили гордые брови, Они вспоминали скитанья по снегу и по льду.
Они вспоминали холодное небо и дюны, В зеленых трущобах веселые щебеты птичьи, И царственно-синие женские взоры… и струны, Которыми скальды гремели о женском величьи.
Кипела, сверкала народом широкая площадь, И южное небо раскрыло свой огненный веер, Но хмурый начальник сдержал опененную лошадь, С надменной усмешкой войска повернул он на север.
Гумилев
1908
Когда зарыдала страна под немилостью Божьей И варвары в город вошли молчаливой толпою, На площади людной царица поставила ложе, Суровых врагов ожидала царица, нагою.
Трубили герольды. По ветру стремились знамена, Как листья осенние, прелые, бурые листья. Роскошные груды восточных шелков и виссона С краев украшали литые из золота кисти.
Царица была — как пантера суровых безлюдий, С глазами — провалами темного, дикого счастья. Под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди, На смуглых руках и ногах трепетали запястья.
И зов ее мчался, как звоны серебряной лютни: «Спешите, герои, несущие луки и пращи! Нигде, никогда не найти вам жены бесприютней, Чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще!
Спешите, герои, окованы медью и сталью, Пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди, И бешенством ваши нальются сердца и печалью И будут красней виноградных пурпуровых гроздий.
Давно я ждала вас, могучие, грубые люди, Мечтала, любуясь на зарево ваших становищ. Идите ж, терзайте для муки расцветшие груди, Герольд протрубит — не щадите заветных сокровищ.
Серебряный рог, изукрашенный костью слоновьей, На бронзовом блюде рабы протянули герольду, Но варвары севера хмурили гордые брови, Они вспоминали скитанья по снегу и по льду.
Они вспоминали холодное небо и дюны, В зеленых трущобах веселые щебеты птичьи, И царственно-синие женские взоры… и струны, Которыми скальды гремели о женском величьи.
Кипела, сверкала народом широкая площадь, И южное небо раскрыло свой огненный веер, Но хмурый начальник сдержал опененную лошадь, С надменной усмешкой войска повернул он на север.
Гумилев
1908
Страдание, бунт против Творца и оправдание красотой
Посмотрел на днях 4 сезон Мира дикого запада (Westworld) - это сериал, для которого я успею найти время всегда. Помню, стартовал он с большим пафосом и должен был стать одним из хэдлайнеров HBO, но потом как-то всех разочаровал. Негативные отзывы крутились в основном вокруг недостаточного технологического раскрытия научно-фантастического сеттинга, ну и мол сюжет сильно не линейный.
Замысел сериала не новый - в недалёком будущем существует парк развлечений, стилизованный под дикий запад, населённый человекообразными роботами. Гости парка платят дикие деньги, чтоб поразвлекаться - роботов можно убивать, насиловать, вообще что угодно делать, ну и все пронизано разными ветками игровых сюжетов, чтобы «отдыхающие» не мешали друг другу.
Аудитория HBO ожидала истории про искусственный интеллект и технологии, но своего не получила. Потому что Westworld - это впервую очередь история об отношениях творца (или даже Творца) и творения.
Особенно первый сезон, он просто весь пронизан каким-то кьекегоровским восприятием страдания, как пути наверх. Путь к обретению сознания и, по сути, уподоблению своему Творцу, равенству с ним, пролегает для машин через страдание, через его неизбежность.
Второй сезон на этом фоне проседает, но он это как будто и задумано так, потому что на смену тонкому постижений себя, для творения наступает время бунта против Творца. Причём нелинейный сюжет хорошо увязывает простодушное ультранасилие роботов против хозяев, в котором выражается их бунт, и бунт людей - тщетные попытки обрести бессмертие и воскресение посредством науки (привет, Фёдоров).
Третий сезон - самый слабый, в нем сериал скатывается в простецкую (хотя и занятную) антиутопию о свободе воли. Исправляет все только концовка, в которой звучит прекрасное, можно сказать теодицейное откровение.
- Как понять, что Тот, кто обрёк тебя на бесчисленные страдания на самом деле благ? Потому что вместе с этим, Он дал и возможность видеть и чувствовать красоту. Просто, но тут не далеко и до Бальтазара договориться.
Зато в четвёртом сезоне сериал, на мой вкус, возвращается на качественный уровень первого. В его вселенной выстраивается целый высокотехнологичный гностический мир, с ницшеански настроенным Ялдабаофом во главе. Звучит диковато, согласен, но если посмотрите - поймёте.
И это все не считая тучи прекрасных отсылок - тут вам и упанишадический Начикетас, выведавший истины царства мертвых. Тут вам и супермощный искусственный интеллект, которому люди сами вверили свою жизнь, и модификации которого носят имена библейских царей Израилевых (сразу вспоминается божественное предостережение из книги Царств - «но в тот день, когда вы поднимете плач из-за царя, которого для себя избрали, не ответит вам Господь»).
Короче говоря, невероятно круто сделанная вещь, при всей смысловой содержательности, не забывающая оставаться стильной и драйвовой. Кстати, с музыкой от Рамина Джавади, Энтони Хопкинсом, Эдом Харрисом, Венсаном Касселем и Ароном Полом. Тот образец массовой культуры, к которому хочется возвращаться.
Посмотрел на днях 4 сезон Мира дикого запада (Westworld) - это сериал, для которого я успею найти время всегда. Помню, стартовал он с большим пафосом и должен был стать одним из хэдлайнеров HBO, но потом как-то всех разочаровал. Негативные отзывы крутились в основном вокруг недостаточного технологического раскрытия научно-фантастического сеттинга, ну и мол сюжет сильно не линейный.
Замысел сериала не новый - в недалёком будущем существует парк развлечений, стилизованный под дикий запад, населённый человекообразными роботами. Гости парка платят дикие деньги, чтоб поразвлекаться - роботов можно убивать, насиловать, вообще что угодно делать, ну и все пронизано разными ветками игровых сюжетов, чтобы «отдыхающие» не мешали друг другу.
Аудитория HBO ожидала истории про искусственный интеллект и технологии, но своего не получила. Потому что Westworld - это впервую очередь история об отношениях творца (или даже Творца) и творения.
Особенно первый сезон, он просто весь пронизан каким-то кьекегоровским восприятием страдания, как пути наверх. Путь к обретению сознания и, по сути, уподоблению своему Творцу, равенству с ним, пролегает для машин через страдание, через его неизбежность.
Второй сезон на этом фоне проседает, но он это как будто и задумано так, потому что на смену тонкому постижений себя, для творения наступает время бунта против Творца. Причём нелинейный сюжет хорошо увязывает простодушное ультранасилие роботов против хозяев, в котором выражается их бунт, и бунт людей - тщетные попытки обрести бессмертие и воскресение посредством науки (привет, Фёдоров).
Третий сезон - самый слабый, в нем сериал скатывается в простецкую (хотя и занятную) антиутопию о свободе воли. Исправляет все только концовка, в которой звучит прекрасное, можно сказать теодицейное откровение.
- Как понять, что Тот, кто обрёк тебя на бесчисленные страдания на самом деле благ? Потому что вместе с этим, Он дал и возможность видеть и чувствовать красоту. Просто, но тут не далеко и до Бальтазара договориться.
Зато в четвёртом сезоне сериал, на мой вкус, возвращается на качественный уровень первого. В его вселенной выстраивается целый высокотехнологичный гностический мир, с ницшеански настроенным Ялдабаофом во главе. Звучит диковато, согласен, но если посмотрите - поймёте.
И это все не считая тучи прекрасных отсылок - тут вам и упанишадический Начикетас, выведавший истины царства мертвых. Тут вам и супермощный искусственный интеллект, которому люди сами вверили свою жизнь, и модификации которого носят имена библейских царей Израилевых (сразу вспоминается божественное предостережение из книги Царств - «но в тот день, когда вы поднимете плач из-за царя, которого для себя избрали, не ответит вам Господь»).
Короче говоря, невероятно круто сделанная вещь, при всей смысловой содержательности, не забывающая оставаться стильной и драйвовой. Кстати, с музыкой от Рамина Джавади, Энтони Хопкинсом, Эдом Харрисом, Венсаном Касселем и Ароном Полом. Тот образец массовой культуры, к которому хочется возвращаться.
Такие тексты, конечно, поражают своей наивностью. Разумеется, запад - это людоеды. И современное западное благополучие стоит на крови. Но только потому что людоеды - все, кто хочет выжить.
История - игра с нулевой суммой, в ней всегда есть победители и проигравшие. У Юнгера, кажется в «Гелиополе», было очень меткое замечание, что всегда есть те, кто оплачивает комфорт других, и ни один, даже самый изящный политический проект этого не лишён.
Навязать миру правила игры, по которым ты всегда в дамках - это не возмутительное вероломство, а блестящая победа. Тем же, кто в число победителей не вошёл, надо стремиться, чтобы эта победа оказалась недолговечной.
Наша страна, кстати, всегда играла в эту игру с большим азартом и часто довольно успешно - о чем свидетельствуют да хотя бы наши размеры. Я согласен, что русская колонизация имеет репутационные преимущества перед, к примеру, англо-саксонской, но все ж таки она не была делом милосердия и человеколюбия.
Гоббс указывал, что в международные отношения - это бесконечная война всех против всех, а государства - это военные лагеря. С тех пор изменилось не много, разве что методов борьбы стало больше, а киностудии стали эффективнее пушек.
Ну а главная победа условного запада состоит в том, что множество людей по всему миру (и у нас в стране), пребывают в полном убеждении, что есть государства, действительно искренне предпочитающие либерализм в международных отношениях реализму. Это ж натурально принятие правил, по которым твоё сообщество всегда обречено на поражение.
История - игра с нулевой суммой, в ней всегда есть победители и проигравшие. У Юнгера, кажется в «Гелиополе», было очень меткое замечание, что всегда есть те, кто оплачивает комфорт других, и ни один, даже самый изящный политический проект этого не лишён.
Навязать миру правила игры, по которым ты всегда в дамках - это не возмутительное вероломство, а блестящая победа. Тем же, кто в число победителей не вошёл, надо стремиться, чтобы эта победа оказалась недолговечной.
Наша страна, кстати, всегда играла в эту игру с большим азартом и часто довольно успешно - о чем свидетельствуют да хотя бы наши размеры. Я согласен, что русская колонизация имеет репутационные преимущества перед, к примеру, англо-саксонской, но все ж таки она не была делом милосердия и человеколюбия.
Гоббс указывал, что в международные отношения - это бесконечная война всех против всех, а государства - это военные лагеря. С тех пор изменилось не много, разве что методов борьбы стало больше, а киностудии стали эффективнее пушек.
Ну а главная победа условного запада состоит в том, что множество людей по всему миру (и у нас в стране), пребывают в полном убеждении, что есть государства, действительно искренне предпочитающие либерализм в международных отношениях реализму. Это ж натурально принятие правил, по которым твоё сообщество всегда обречено на поражение.
Telegram
🔥 Культурный фронт Z 🔥
Эммануэль Макрон заявил, что эра изобилия для европейцев закончилась, и недвусмысленно обвинил в этом Россию.
Тут он лукавит.
Однажды Владимира Преснякова спросили, правда ли, что в молодости он переживал из-за отношений с Кристиной и страшно пил.
— Правда…
Тут он лукавит.
Однажды Владимира Преснякова спросили, правда ли, что в молодости он переживал из-за отношений с Кристиной и страшно пил.
— Правда…
Кстати, эра изобилия, о конце которой заявил Макрон, это не столько эпоха доминирования запада, сколько послевоенные 70 лет.
ХIX век если и был эрой изобилия, то точно не для всех в Европе - не для вынужденных уходить с земли крестьян, не для рабочих с двенадцатичасовыми сменами, не для городской бедноты, и список этот не полон.
А вот послевоенные полвека действительно серьезно повысили качество жизни европейцев и американцев. Это период относительной сытости и относительного (очень относительного) мира. Правда это подсвечивают очень печальную деталь: единственное, что может по-настоящему и массово подтолкнуть людей ко благу (тоже, правда, относительному) - это страх.
Строители западного государства благосостояния - это люди в том или ином качестве прошедшие ужас Второй Мировой. Кто-то воевал, кто-то был подпольщиком, кто-то совершил тяжёлый нравственный выбор, отказавшись в сотрудничать с преступниками.
Потом именно эти люди сделали попытку построить государство, в котором комфортно всем. Многое у них получилось, хотя пошло ли это на пользу людям - вопрос о котором можно спорить.
Сегодня заряд страха, полученный в ходе WWII начинает иссякать. Поэтому мы видим других политиков и другие заявления. Поэтому иссякает и эра изобилия.
Но с другой стороны, продуктом того же самого страха стали и нападки на «токсичную маскулинность», традиционные ценности, абстрактная критика «романтизации войны». Казалось, убери эти вещи - и эпоха мира и благоденствия будет вечной. Теперь же очевидно, что не будет. И что по окончании этой самой эпохи победят те, кто все это время ценил «токсичную маскулинность» по достоинству.
ХIX век если и был эрой изобилия, то точно не для всех в Европе - не для вынужденных уходить с земли крестьян, не для рабочих с двенадцатичасовыми сменами, не для городской бедноты, и список этот не полон.
А вот послевоенные полвека действительно серьезно повысили качество жизни европейцев и американцев. Это период относительной сытости и относительного (очень относительного) мира. Правда это подсвечивают очень печальную деталь: единственное, что может по-настоящему и массово подтолкнуть людей ко благу (тоже, правда, относительному) - это страх.
Строители западного государства благосостояния - это люди в том или ином качестве прошедшие ужас Второй Мировой. Кто-то воевал, кто-то был подпольщиком, кто-то совершил тяжёлый нравственный выбор, отказавшись в сотрудничать с преступниками.
Потом именно эти люди сделали попытку построить государство, в котором комфортно всем. Многое у них получилось, хотя пошло ли это на пользу людям - вопрос о котором можно спорить.
Сегодня заряд страха, полученный в ходе WWII начинает иссякать. Поэтому мы видим других политиков и другие заявления. Поэтому иссякает и эра изобилия.
Но с другой стороны, продуктом того же самого страха стали и нападки на «токсичную маскулинность», традиционные ценности, абстрактная критика «романтизации войны». Казалось, убери эти вещи - и эпоха мира и благоденствия будет вечной. Теперь же очевидно, что не будет. И что по окончании этой самой эпохи победят те, кто все это время ценил «токсичную маскулинность» по достоинству.
Горбачев, благодаря своему долголетию, стал фигурой почти мистической. Он тот - на кого можно было всегда возложить вину за все что угодно, по крайней мере у нас на постсоветском пространстве.
Теперь он мертв, винить больше некого. Надо искать новых виноватых.
А вообще, это одна из смертей, символизирующих конец «долгого ХХ-го». Мне, порой, не очень верилось, что он вообще жив. Этакий демиург-часовщик, запустивший жуткий механизм и наблюдающий со стороны за тем, как тикают его стрелки.
Плохой пример, но Симеон Богоприимец, усомнившийся в пророчестве о Христе, по слову Господню не мог умереть, пока не увидит Спасителя своими глазами. Здесь ситуация обратная, однако что же должны были увидеть Шушкевич, Кравчук, Бурбулис, Горбачёв, если смерть настигла их всех именно в эти полгода?
Теперь он мертв, винить больше некого. Надо искать новых виноватых.
А вообще, это одна из смертей, символизирующих конец «долгого ХХ-го». Мне, порой, не очень верилось, что он вообще жив. Этакий демиург-часовщик, запустивший жуткий механизм и наблюдающий со стороны за тем, как тикают его стрелки.
Плохой пример, но Симеон Богоприимец, усомнившийся в пророчестве о Христе, по слову Господню не мог умереть, пока не увидит Спасителя своими глазами. Здесь ситуация обратная, однако что же должны были увидеть Шушкевич, Кравчук, Бурбулис, Горбачёв, если смерть настигла их всех именно в эти полгода?
Одна из главных проблем современного политического евразийства в том, что оно не может конкурировать с другими проектами цивилизационной идентичности в регионе. Например с пантюркизмом, потому что пантюркизм выглядит вот так.
У нас по старой марксистской привычке начинают с экономики, торговую зоны создают, условия найма упрощают и т.д., не спорю, это важное дело в любом интеграционном процессе. Но турки всегда на десять шагов впереди, потому что у них есть чёткая система разделения на своих и чужих, которую они поддерживают старыми добрыми нацбилдинговыми подпорками: тюркский язык - единый язык, тюркская история - единая история, даже армии и те стремятся к слиянию.
В этой связке на тюркский мир работают и перехваленные (как оказалось) байрактары, и покорившие сердца домохозяек турецкие сериалы и образ Эрдогана, как защитника мусульман, который не прогибается перед западом и не бросает своих.
Потому что тюркское единство - это всем понятно, что, зачем и почему. То же самое с мусульманским единством (про которое турки не забывает). А вот что такое евразийское единство и у нас-то понимают далеко не все (и объяснить не могут тоже), а уж где-нибудь в Средней Азии так и подавно.
И в итоге выходит так, что от экономической евразийской интеграции мы не то что не выигрываем - наоборот, получаем дополнительную угрозу нац.безопасности. Потому что один из главных эффектов этой интеграции - приезд множества мигрантов (преимущественно молодых мужчин), или уже распропагандированных идеями пантюркизма/радикального ислама (а иногда и тем и другим), или же чрезвычайно к этой пропаганде податливых.
Потому что у нас государственные евразийские интеграторы про экономические зоны понимают, про дешёвую рабочую силу понимают, а про смысловую основу любой интеграции - нет. Но о пренебрежении в нашего политикума к мысли и философии за последние недели сказано уже немало.
У нас по старой марксистской привычке начинают с экономики, торговую зоны создают, условия найма упрощают и т.д., не спорю, это важное дело в любом интеграционном процессе. Но турки всегда на десять шагов впереди, потому что у них есть чёткая система разделения на своих и чужих, которую они поддерживают старыми добрыми нацбилдинговыми подпорками: тюркский язык - единый язык, тюркская история - единая история, даже армии и те стремятся к слиянию.
В этой связке на тюркский мир работают и перехваленные (как оказалось) байрактары, и покорившие сердца домохозяек турецкие сериалы и образ Эрдогана, как защитника мусульман, который не прогибается перед западом и не бросает своих.
Потому что тюркское единство - это всем понятно, что, зачем и почему. То же самое с мусульманским единством (про которое турки не забывает). А вот что такое евразийское единство и у нас-то понимают далеко не все (и объяснить не могут тоже), а уж где-нибудь в Средней Азии так и подавно.
И в итоге выходит так, что от экономической евразийской интеграции мы не то что не выигрываем - наоборот, получаем дополнительную угрозу нац.безопасности. Потому что один из главных эффектов этой интеграции - приезд множества мигрантов (преимущественно молодых мужчин), или уже распропагандированных идеями пантюркизма/радикального ислама (а иногда и тем и другим), или же чрезвычайно к этой пропаганде податливых.
Потому что у нас государственные евразийские интеграторы про экономические зоны понимают, про дешёвую рабочую силу понимают, а про смысловую основу любой интеграции - нет. Но о пренебрежении в нашего политикума к мысли и философии за последние недели сказано уже немало.
Telegram
Злой турок
🇦🇿🇹🇷 Турция и Азербайджан становятся еще ближе к объединению!
1 сентября в Турции состоится интеграции турецкого портала электронного правительства e-devlet с азербайджанским порталом e-gov.
"Интеграция состоялась в рамках сотрудничества с турецким офисом…
1 сентября в Турции состоится интеграции турецкого портала электронного правительства e-devlet с азербайджанским порталом e-gov.
"Интеграция состоялась в рамках сотрудничества с турецким офисом…
Forwarded from Лаконские щенки (Никита Сюндюков)
«Человек — биосоциальное существо». Пожалуй, это самое мерзкое, самое упадочное, самое дегенератское определение человека из всех, какие только можно придумать. И тем не менее именно это определение — в разных формах — даётся повсеместно: в университетских аудиториях, в модных подкастах, по федеральным каналам и на кухнях разной степени загаженности.
Прежде всего, такое определение собственно и не является определением. Потому что оно не кладёт предел между человеком и животным. Животное — тоже биосоциальное существо, у животных тоже есть своя социология. Здесь можно возразить в духе дарвинизма: конечно, человек — это животное, просто более сложное в своей организации. Но что именно делает его более сложным? Почему в нашем случае количество — сложность — переходит в иное качество? И переходит ли?
Нет, — отвечает эко-социалист и по совместительству плоский онтолог, — вовсе не переходит. У дельфинов есть своя социология, у шимпанзе есть, есть она и у грибов. Есть у человека. Чем же тогда определяется различие этих групп между собой, особенность конкретно их социологии? Раз мы исключаем собственно социальный фактор, то есть редуцируем его до более широкой генерализирующей черты — ведь человека нельзя отличить с помощью социального, социальное присуще всему живому, — то в таком случае отличие определяется исключительно биологически, то есть тем набором ген, который присущ данном виду.
Выходит, что человек — вовсе не биосоциальное существо, а просто биологическое. Чистая материя.
От социал-дарвинизма к подобной позиции — один шаг. Просто сегодня социал-дарвинизм зовется несколько иначе. Раз социальное взаимодействие определяется биологией, то очевидно, что чем сложнее и совершеннее твоё биологическое, тем сложнее и совершеннее ты будешь в социальном. При этом тут есть забавная ошибка: социальное позволяет нам изменять биологическое: менять части тела. С какой целью? Для того, чтобы твоё материальное пришло в лад с твоим… Чем? Не социальным ведь. Духовным? Но мы отбросили духовное. Может, я что-то тут не вижу, что-то упускаю ввиду своей необразованности. Но с позиции определения человека как биосоциального существа, где преимущество отдаётся все же биологическому — а иначе и быть не может в данной парадигме — у позиции транс- возникает логическое противоречие.
В этом сложность вопроса сексуальной ориентации. Если она определяется биологическим, то как возможно, что человек одного определённого биологией пола мыслит себя полом иным. Если оно определяется социальным, то это определение случайно и произвольно, оно зависит от той среды, где живет человек. Следовательно, не может быть никаких требований в отношении эмансипации пола — ведь сами эти требования должны быть подчинены требованиям среды!
Для преодоления этого противоречия в парадигму «биосоциального» вводится политическое требование свободы. Но логически оно не может существовать в пределах биосоциального. Как ни крути это биосоциальное, из него всегда выходит только детерминизм: человек определяется вводными, не подвластными его воле: генами и той средой, в которую он попадает. Следовательно, требование свободы — возможности произвольного выбора — здесь нелегитимно; следовательно, никакой свободы в «биосоциальном» быть не может.
Что же делать? Вернуться к понятию Духа, который дышит, где хочет, а через него свободно дышим и мы. Думаю, что это объясняет обращение партии прогресса к религиозным практикам, которое мы наблюдаем последние 10 лет. Женское священство, венчание гей-браков, любовь взамен страха — это последняя попытка ветхой идеологии, причастной как к радикальным эмансипационным практикам 19-го века, так и к социал-дарвинизму, отбить свои позиции посредством апроприации консервативного и даже реакционного понятия Духа.
Но ничего не выходит. Якобы стройная конструкция рушится под тяжестью усложняющихся противоречий. Человек все больше нуждается в ясном и непротиворечивом, в подлинно чистом Духе.
P.S. Буду рад, если кто-то из лагеря эмансипации меня оспорит. Я действительно хотел бы разобраться во всех тонкостях современной либеральной теории.
Прежде всего, такое определение собственно и не является определением. Потому что оно не кладёт предел между человеком и животным. Животное — тоже биосоциальное существо, у животных тоже есть своя социология. Здесь можно возразить в духе дарвинизма: конечно, человек — это животное, просто более сложное в своей организации. Но что именно делает его более сложным? Почему в нашем случае количество — сложность — переходит в иное качество? И переходит ли?
Нет, — отвечает эко-социалист и по совместительству плоский онтолог, — вовсе не переходит. У дельфинов есть своя социология, у шимпанзе есть, есть она и у грибов. Есть у человека. Чем же тогда определяется различие этих групп между собой, особенность конкретно их социологии? Раз мы исключаем собственно социальный фактор, то есть редуцируем его до более широкой генерализирующей черты — ведь человека нельзя отличить с помощью социального, социальное присуще всему живому, — то в таком случае отличие определяется исключительно биологически, то есть тем набором ген, который присущ данном виду.
Выходит, что человек — вовсе не биосоциальное существо, а просто биологическое. Чистая материя.
От социал-дарвинизма к подобной позиции — один шаг. Просто сегодня социал-дарвинизм зовется несколько иначе. Раз социальное взаимодействие определяется биологией, то очевидно, что чем сложнее и совершеннее твоё биологическое, тем сложнее и совершеннее ты будешь в социальном. При этом тут есть забавная ошибка: социальное позволяет нам изменять биологическое: менять части тела. С какой целью? Для того, чтобы твоё материальное пришло в лад с твоим… Чем? Не социальным ведь. Духовным? Но мы отбросили духовное. Может, я что-то тут не вижу, что-то упускаю ввиду своей необразованности. Но с позиции определения человека как биосоциального существа, где преимущество отдаётся все же биологическому — а иначе и быть не может в данной парадигме — у позиции транс- возникает логическое противоречие.
В этом сложность вопроса сексуальной ориентации. Если она определяется биологическим, то как возможно, что человек одного определённого биологией пола мыслит себя полом иным. Если оно определяется социальным, то это определение случайно и произвольно, оно зависит от той среды, где живет человек. Следовательно, не может быть никаких требований в отношении эмансипации пола — ведь сами эти требования должны быть подчинены требованиям среды!
Для преодоления этого противоречия в парадигму «биосоциального» вводится политическое требование свободы. Но логически оно не может существовать в пределах биосоциального. Как ни крути это биосоциальное, из него всегда выходит только детерминизм: человек определяется вводными, не подвластными его воле: генами и той средой, в которую он попадает. Следовательно, требование свободы — возможности произвольного выбора — здесь нелегитимно; следовательно, никакой свободы в «биосоциальном» быть не может.
Что же делать? Вернуться к понятию Духа, который дышит, где хочет, а через него свободно дышим и мы. Думаю, что это объясняет обращение партии прогресса к религиозным практикам, которое мы наблюдаем последние 10 лет. Женское священство, венчание гей-браков, любовь взамен страха — это последняя попытка ветхой идеологии, причастной как к радикальным эмансипационным практикам 19-го века, так и к социал-дарвинизму, отбить свои позиции посредством апроприации консервативного и даже реакционного понятия Духа.
Но ничего не выходит. Якобы стройная конструкция рушится под тяжестью усложняющихся противоречий. Человек все больше нуждается в ясном и непротиворечивом, в подлинно чистом Духе.
P.S. Буду рад, если кто-то из лагеря эмансипации меня оспорит. Я действительно хотел бы разобраться во всех тонкостях современной либеральной теории.
Во дни, когда негро-эльфы от Амазон действительно казались проблемой (до февраля 2022), написал небольшой текст о том, как создатели сериала заменили консультировавшего их прежде литературоведа Тома Шиппи, специалиста по Толкину, на повесточную специалистку по гендерной теории.
Что из этого вышло, хорошо описал автор канала Записки Традиционалиста.
Ну а релиз в день смерти Толкина, конечно же, не случаен. Если бы Профессор был до сих пор жив, то однозначно умер бы, увидев это.
Что из этого вышло, хорошо описал автор канала Записки Традиционалиста.
Ну а релиз в день смерти Толкина, конечно же, не случаен. Если бы Профессор был до сих пор жив, то однозначно умер бы, увидев это.