Пахалюк К. А. Заметки иноагента. Статьи об истории, культуре и Z-милитаризме (2023–2024). — Chișinău : The Historical Expertise, 2025. — 448 с. ISBN 978-3-68959-011-6 ISIA Media Verlag

В представленный сборник вошли аналитические статьи января 2023 — лета 2024 года, написанные для различных изданий и сгруппированные по трем ключевым темам: политика памяти, Z-милитаризм и культурные механизмы обоснования российской агрессии.
Все эти тексты — одновременно и способ выхода из интеллектуального оцепенения, вызванного войной, чтобы пересобрать себя заново, и попытка из всего военного многословия выхватить то, что ведет к пониманию текущих событий. Насколько это удалось — покажет время, да и решать читателю. Однако анонимные российские чиновники решением присвоить автору этих статей статус «иноагента» явно всерьез отнеслись к тому, что было написано.

#заметки #война #Россия #Украина #агрессия #память

Будем признательны за перепост

Купить книгу

Доставка книг по всему миру, включая Россию
Бумажная книга (мягкий переплет)
https://bukinist.de/bookpod/ru/publicistika/396434-zametki-inoagenta-stati-ob-istorii-kulture-i-z-militarizme-20232024-9783689599942.html
Цена: 20 евро (условия доставки и отгрузки уточните, пожалуйста, напрямую на сайте продавца)

Электронный вариант (в формате pdf)
https://www.lulu.com/shop/konstantin-pakhaliuk/zapiski-inoagenta/ebook/product-m2k7m7v.html
Цена: 12,1 долларов США

https://www.lulu.com/spotlight/nestor-history
Полный список наших книг на платформе Lulu

Дорогие подписчики!

Приглашаем вас регистрироваться на ежегодную научную конференцию «Война и мир: очевидное и вероятное», организованную нашими друзьями из Лаборатории "Академические мосты". Она пройдет 3-9 марта онлайн на платформе Zoom Лаборатории Академические мосты. 7 марта состоится панель "Война и память", которую организовывает редколлегия нашего журнала. Вас ожидают три раунда и как минимум 11 докладов-презентаций ведущих специалистов в области исторической памяти и исторической политики из всех уголков мира на русском и английском языках. Скоро начнем знакомить с участниками и их докладами. А в качестве бонуса - презентация итогов годичного мониторинга исторической политики во время российско-украинской войны.

Вы еще можете зарегистрироваться в качестве слушателя – прием заявок продлен до 20 февраля 2025 года! Также мы будем просить организаторов предоставить открытый доступ к нашей панели всем желающим даже, если они не зарегистрировались заблаговременно. Но все же просим зарегистрироваться во избежание неприятных сюрпризов.

Мартин Шульце Вессель. Внешняя политика, основанная на памяти
Как немецкие воспоминания сформировали взгляды на Россию и решение поставлять оружие в Украину

Мартин Шульце Вессель — профессор истории Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана.

Память может быть формой ответственности в международных отношениях. Когда вражда между двумя государствами рассматривается как унаследованное наследие, коалиция становится немыслимой, ослабляя оба государства в глобальной системе держав. История франко-германских отношений является хорошим примером этого. Идеальный субъект в международных отношениях является суверенным — суверенным даже по отношению к своей собственной памяти. Только суверенный субъект может реализовать свои интересы в формировании наиболее перспективных альянсов с другими государствами. Однако этот макиавеллевский идеал имеет мало общего с реальностью: внешняя политика всегда заложена в воспоминаниях. Иногда субъекты внешней политики могут инструментализировать общественную память. В большинстве случаев они сознательно или бессознательно следуют предположениям, лежащим в основе конкретной памяти.

Я сосредоточусь на одном вопросе: почему немецкому правительству потребовалось так много времени, чтобы принять решение о поставках оружия в Украину? Я утверждаю, что память — особенно наследие Первой и Второй мировых войн — сыграла центральную роль. Сначала я рассмотрю некоторые позиции по вопросам внешней политики, обусловленные памятью о Первой или Второй мировой войне с 1980-х годов, а затем рассмотрю более широкий немецкий дискурс о памяти и его последствия для текущих решений в области внешней политики.

Заключение
Немецкие дебаты о том, должна ли Германия поддерживать Украину в ее войне против России поставками оружия и в какой степени, тесно связаны с коллективной памятью Германии. Долгое время вина Германии за преступления оккупации во время Второй мировой войны в значительной степени ассоциировалась с Россией, а не с Украиной и Беларусью. Только после российского вторжения в 2022 году высшие уровни немецкого правительства начали признавать особую ответственность Германии по отношению к Украине, ответственность, которая также вытекает из памяти о Второй мировой войне. Наряду с этим изменением можно заметить, что императив «никогда больше», тесно связанный с немецкой памятью о Второй мировой войне и особенно о Холокосте, постепенно формулируется в более абстрактных терминах в историко-политических дебатах, несмотря на некоторое сопротивление. «Никогда больше» означает не только никогда больше не вести агрессивную войну или не совершать геноцид, но и поддерживать такую ​​страну, как Украина, которая подвергается нападению в жестокой войне с нарушением международного права — даже если сам агрессор (как и жертва его агрессии) подвергся вторжению Германии во время Второй мировой войны.

Продолжение читайте здесь

Тимоти Снайдер. Умиротворение в Мюнхене

Профессор Йельского университета, давний оппонент Трампа и сторонник Зеленского, написал очередную колонку по горячим следам.

Поскольку американские и российские переговорщики сегодня встречаются в Мюнхене на крупной конференции по безопасности, имея в портфелях различные планы по Украине без Украины, возникает соблазн вспомнить еще одну встречу в этом городе. Похоже, что сейчас планом является умиротворение агрессора, как это было с Германией в 1938 году.

Но сходство между тем моментом и этим глубже, и стоит остановиться и рассмотреть его. Симметрия между Германией-Чехословакией в 1938 году и Россией-Украиной в 2022 году поразительна, и если остановиться на мгновение на сходстве, это может помочь нам шире взглянуть на сегодняшний день. Сейчас мы больше, чем когда-либо, пленники слухов, дезинформации и эмоций момента. История может дать нам, по крайней мере, более спокойную перспективу. И поэтому подумайте:

Гитлер отрицал легитимность чехословацкого государства. Будучи канцлером Германии, он систематически отрицал, что оно имеет право на существование. Хотя его лидеры были избраны демократическим путем, он утверждал, что они не имеют права управлять. Поскольку его народ говорил на разных языках, он утверждал, что не существует такого понятия, как сообщество чехословацких граждан. Гитлер утверждал, что сама Чехословакия была искусственной, результатом исторического поворотного момента, который никогда не должен был произойти, урегулирования после Первой мировой войны. Он утверждал, что существование национального меньшинства дает ему право вмешиваться в чехословацкую политику. В мае 1938 года он приказал своей армии подготовиться к быстрому удару по Чехословакии. Он также активировал своих агентов внутри страны. 12 сентября Гитлер выступил с воодушевляющей речью перед немцами о полностью вымышленном истреблении немецкого меньшинства в Чехословакии. Мы знаем, что будет дальше: 30 сентября в Мюнхене Великобритания и Франция совместно с Германией и Италией решили, что Чехословакия должна уступить Германии важные приграничные территории. Это были наиболее обороноспособные части страны. Лидеры Чехословакии, хотя с ними и не консультировались, решили принять раздел своей страны.
...
Путин отрицал легитимность украинского государства. Хотя его лидеры были избраны демократическим путем, он утверждал, что они не имеют права править. Поскольку его народ говорил на разных языках, он утверждал, что не существует такого понятия, как сообщество украинских граждан. Путин утверждал, что сама Украина была искусственной, результатом исторического поворотного момента, который никогда не должен был произойти, распада Советского Союза. Он утверждал, что существование национального меньшинства дает ему право вмешиваться в политику Украины. В какой-то момент в 2021 году он приказал своей армии подготовиться к быстрому удару по Украине. Он также активировал своих агентов внутри страны. В серии речей в декабре того же года Путин предоставил предлоги для предстоящего вторжения в Украину.

Здесь временная шкала поворачивается в другую сторону. В начале 2022 года произошло то, чего мало кто за пределами Украины ожидал.

Лидеры Украины решили сопротивляться. Хотя ожидалось, что президент Зеленский сбежит в иностранную столицу и сформирует правительство в изгнании, он остался в Киеве...
И эти события дают нам представление о том, что мы можем потерять.

Маск-Трамп затрудняет для украинцев удержание нас в нашем затянувшемся 1938 году. Конечно, это не означает, что американская политика будет последовательной, не говоря уже о том, чтобы добиться успеха. Войну на самом деле невозможно остановить без украинского и, безусловно, европейского участия. Желание быстрого решения скорее всего приведет к неожиданным последствиям...

Но как бы ни обернулись события, первым шагом Америки при Маске-Трампе стало одобрение политики умиротворения. Сознательно или нет, и я не берусь судить, что именно, этот выбор подталкивает нас на один шаг к 1939 году.

См. рецензию в следующем посте.

Нашу книгу прочли в Германии

Dieses Buch steht wie ein Berg vor uns, mehr als sechshundert Seiten stark. Sein Autor, der Historiker, Literaturwissenschaftler und Essayist Pavel Poljan hat schon eine Reihe von Beiträgen und Büchern zu nationalsozialistischen Massenverbrechen verfasst, hier nun trägt er zusammen, was wir heute über das Massaker von Babij Jar wissen können. Und er geht weit über den eigentlichen Massenmord an mehr als 33.000 jüdischen Frauen, Männern und Kindern am 29./ 30. September 1941 hinaus. Von den vier Abschnitten seines Buches ist nur einer dem Mordgeschehen im deutsch besetzten Kyjiw selbst und dessen juristischer Aufarbeitung gewidmet, drei weitere der Vor- und Nachgeschichte.

Der erste Abschnitt handelt schwerpunktmäßig (aber nicht ausschließlich) von den verschiedenen Wellen antisemitischer Pogrome in der Ukraine vor und nach 1917. Der zweite beschreibt das Massaker von Babij Jar im Kontext des "Holocaust durch Kugeln" und der anderen deutschen Besatzungsverbrechen. Die Abschnitte drei und vier schließlich behandeln das Gedenken an dieses Massenverbrechen (bzw. dessen Verdrängung) in der Sowjetunion und der unabhängigen Ukraine. Wie vielfältig das Spektrum der Einzelaspekte ist, die Poljan aufgreift, lässt sich schon am Umfang des Inhaltsverzeichnisses ablesen - es umfasst viereinhalb Seiten. Um die einleitende Metapher aufzugreifen: der Berg ist ziemlich zerklüftet, und wer ihn besteigt, läuft Gefahr, sich zu verirren.

Da sich Poljan hervorragend in den Archiven und der Forschung auskennt, gibt es auch für jene sehr viel zu entdecken, die sich selbst intensiv mit den von ihm hier behandelten Themen beschäftigen. Besonders eindrücklich sind die biografischen Skizzen, die der Autor in seine Darstellung einflicht - etwa die zu Pinkhos Krasny, einem 1881 geborenen jüdischen Pädagogen und Politiker. Er war 1919/20 Minister für jüdische Angelegenheiten in der damals unabhängigen Ukraine, doch den Progromen, die auch von den Truppen der eigenen Regierung verübt wurden, stand er weitgehend machtlos gegenüber. 1920 flüchtete er nach Polen, kehrte 1925 in die Sowjetukraine zurück und wurde 1939 zunächst wegen antisowjetischer Tätigkeit zu zehn Jahren Haft verurteilt und dann zwangsweise in das psychiatrische Krankenhaus in Kyjiw eingewiesen. Dort erschossen ihn die Deutschen im Oktober 1941 zusammen mit 308 weiteren jüdischen Patienten, zwei Wochen nach dem Großmassaker von Babij Jar im Zuge einer der weiteren Massenexekutionen.

Im Abschnitt über die Zeit der deutschen Besetzung gelingt Poljan eine multiperspektivische Darstellung des Geschehens, angefangen von den sich seit Beginn des Überfalls entwickelnden Plänen der Deutschen für einen antijüdischen Genozid, über die "Infrastruktur des Terrors" in Kyjiw, die einheimischen Helfer der Mörder (darunter viele Hauswarte) und den Rettern der jüdischen Verfolgten (auch unter ihnen Hauswarte) bis zu Verbrennung der Leichen im Spätsommer 1943, um die Spuren des Verbrechens zu verwischen und bis hin zu dessen (sehr lückenhafter) juristischer Aufarbeitung. Er bewegt sich dabei immer eng an den Quellen unterschiedlichster Provenienz - Memoiren, deutsche und sowjetische Akten, Zeitzeugenberichte - und schafft es auf diese Weise, uns das häufig widersprüchliche Handeln der Akteure nahe zu bringen. Zu diesen gehörte beispielsweise der 1921 geborene jüdische Dichter Jakow Galperin, der 1941 anscheinend bewusst in Kyjiw blieb, um die Besetzung durch die Deutschen mit eigenen Augen zu beobachten. Unter seinem ukrainischen Pseudonym Jakiw Galitsch publizierte er im Herbst 1941 - nach dem Großmassaker - in der Zeitung "Ukrainske Slowo", in der auch zahlreiche antisemitische Texte erschienen, eine Reihe von Gedichten, bevor er in das Visier der Gestapo geriet, sich dann bei ukrainischen Freunden versteckte und 1943 bei einem Gang durch die Stadt an die Deutschen verraten wurde.

Der dritte Abschnitt setzt mit einer Darstellung des Antisemitismus in Kyjiw (und der Ukraine) nach Abzug der Deutschen ein, wo Poljan etwa herausarbeitet, wie der ukrainische Parteichef und spätere Staatschef Nikita Chruschtschow sich mit seiner Personalpolitik in den Trend einfügte, das "Verschwinden" der Juden an sich als begrüßenswert zu erachten. Das Jüdische sollte in der Nachkriegsukraine zumindest möglichst unsichtbar bleiben, und so signalisierte Chruschtschow beispielsweise einer jüdischen Mitarbeiterin des Zentralkomitees, die die Besatzung mit einer gefälschten ukrainischen Identität überlebt hatte, sie könne nur dann weiter im Parteiapparat arbeiten, wenn sie diese beibehalte.

Den weitaus größeren Teil der Abschnitte drei und vier dieses Buches (und mit 350 Seiten auch deutlich über die Hälfte des Gesamtumfanges) machen allerdings die Kapitel über die Erinnerungspolitik aus. Deren verschiedene Phasen seit 1943 sind bislang noch nie derart detailliert und umfassend beschrieben worden. Poljan schildert in Abschnitt drei die ersten literarischen Verarbeitungen des Massenverbrechens durch Schriftsteller wie Wassilij Grossman, die jahrzehntelang immer wieder blockierten Pläne für ein Mahnmal für die Opfer - und die Verzerrung des Gedenkens durch die kommunistische Partei, die 1976 zwar schließlich eine Monumentalskulptur am Tatort errichten ließ, in der Inschrift aber verschwieg, dass die dort ermordeten "friedlichen Sowjetbürger" mehrheitlich jüdisch waren. In Abschnitt vier wie im Epilog (zusammen 220 Seiten umfassend) geht Poljan dann auf den "Bürgerkrieg der Symbole" (391) in der unabhängigen Ukraine bis in die Gegenwart ein. Diese detaillierte Darstellung der Gedenkkonflikte um Babij Jar ist sehr verdienstvoll - insbesondere hinsichtlich der sich entwickelnden Opferkonkurrenz, die dazu führte, dass alle Opfergruppen in diesen Ort eingeschrieben wurden, unabhängig davon, ob die betreffenden Personen dort auch tatsächlich ermordet wurden. Doch stellt sich die Frage, ob es notwendig ist, all diese Konflikte bis in ihre letzten Verästelungen nachverfolgen zu können. Die nach den jeweiligen Präsidialkabinetten (von Leonid Kučma bis Wolodymyr Selenskyj-2) gegliederte Darstellung bekommt auf diese Weise teils den Charakter einer kommentierten Chronologie.

Allerdings kann man Poljan keinesfalls vorwerfen, er würde nur Fakten aufeinanderhäufen - ein anderes Problem dieses beeindruckenden Werkes ist vielmehr der teils überbordende Drang zu Assoziationsketten und seine unbedingte Bereitschaft, sich selbst ins Getümmel zu werfen. Wenn er in der Einleitung schreibt, dieses Buch habe er "ohne Sentimente und Groll" (18) geschrieben, darf man dies als understatement auffassen. Die Tatsache, dass der Text mehr als 1200 Ausrufezeichen enthält, spricht für sich. Prägnante Positionen zu beziehen, ist unproblematisch, zumal dann, wenn sie wie bei Poljan begründet sind. Aber man fragt sich gerade im vierten Abschnitt des Buches zuweilen, ob dies eine historisch-politische Analyse oder eine Streitschrift sein soll.

Ein größeres Problem stellt der überwölbende narrative Rahmen dar, mit dem Poljan die vier Abschnitte seines Buchs zusammenhält. So leuchtet es zwar ein, die Vor- und Nachgeschichte des Judenmords in Kyjiw unter deutscher Besatzung zu erzählen, um den Holocaust zu kontextualisieren und zu versuchen, das Handeln der unterschiedlichen Akteure zu verstehen. Und es ist selbstverständlich, dabei die unterschiedlichen Formen des Antisemitismus vom Beginn des 20. Jahrhunderts bis in die Gegenwart in den Blick zu nehmen. Doch zwängt Poljan seine Analyse ohne Not in das gedankliche Korsett von vier antisemitischen Bünden, mit denen er die einzelnen Abschnitte überschreibt - des historischen "Bundes des russischen Volkes" der vorrevolutionären Zeit, des fiktiven "Bundes des deutschen Volkes" der Zeit des deutsch-sowjetischen Krieges als Metapher für die deutschen Mordeinheiten, des "Bundes des sowjetischen Volkes" der Jahre 1943 bis 1991 und schließlich des "Bundes des ukrainischen Volkes" seit 1991. Ein analytischer Mehrwert ergibt sich daraus nicht, im Gegenteil: Die nationalistischen Antisemiten des Zarenreichs mögen beeinflusst haben, wie ukrainische Juden 1941 auf die Deutschen blickten (indem die Deutschen nämlich als die Akteure erinnert wurden, von denen am Ende des Ersten Weltkriegs keine antisemitischen Pogrome ausgingen), doch waren sie irrelevant dafür, wie die deutschen Antisemiten mit Hilfe einheimischer Kollaborateure 1941 den Holocaust in Gang setzten. Die Begriffe Bund des sowjetischen Volkes bzw. Bund des ukrainischen Volkes wiederum mögen bestenfalls erklären, welche Homogenisierungsvorstellungen jeweils gegenüber Juden bestanden, ansonsten erklärt diese assoziativ-rhetorische Gleichsetzung mittels fiktiver "Bünde" jedoch nichts, sondern lenkt von den fundamentalen Unterschieden sowohl zur Zeit vor 1920 wie vor allem zur Besatzungszeit im Zweiten Weltkrieg ab.

Daran lässt sich abschließend die Frage anknüpfen, wie sinnvoll es war, diese drei Komplexe (Pogrome und Antisemitismus im Zarenreich und in der frühen Sowjetzeit, der Holocaust im Kontext der anderen Besatzungsverbrechen, die Erinnerungspolitik in der Sowjet- und der unabhängigen Ukraine) in einem Buch zusammen abzuhandeln, anstatt ihnen jeweils ein eigenes Werk zu widmen. An Material dafür mangelt es offensichtlich nicht.

Bert Hoppe


https://www.sehepunkte.de/2025/02/40024.html

В Мариуполе повторно открыли музей сталинского соратника Андрея Жданова

Дом, в котором жили Ждановы, находится по адресу: Георгиевская улица, дом 55.

В годы советской власти в нём открыли биографический музей Жданова. В годы независимости Украины его переделали в музей народного быта. В нем не осталось и следа присутствия Жданова в этом месте.

Теперь российские пропагандисты утверждают, что музей открыт по поручению президента РФ.

В послевоенные годы город Мариуполь назывался Жданов.

Поговорили с Петром Глушковским, Виктором Михайловичем Есиповым, Борисом Керженцевым на тему: «Памятник нерукотворный, наше все и русская постинтеллигенция после 24.02.22»

Обсудили следующие вопросы:

- Ответствен ли «певец империи и свободы» Пушкин за имперские амбиции российских граждан, ставшие одним из условий аннексии Крыма в 2014 и полномасштабного вторжения в Украину в 2022;

- Как антипольские стихи Пушкина 1831 года «рифмуются» с украинско-российскими отношениями;

- Памятник Пушкину как клеймо «русского мира»: истоки и смысл украинской деколонизации

- Как русская интеллигенция использует пушкинскую формулу «тайная свобода» для оправдания своего бездействия.

Лотман говорил, что гениальный текст – это генератор смыслов, причем далеко не все они были предусмотрены автором. После публикации текст живет независимой от автора жизнью. В текстах гениев читатели, и современники, и потомки, находят образцы поведения в критических ситуациях. Сегодня «Клеветникам России» используют в противоположных целях и валькирия Веницианской лагуны, и Прилепин с заединщиками.

Виктор Михайлович отметил, что Пушкин в 30-годы – это консерватор и уже не столько «певец свободы» как в юности, но больше «певец империи». И другим он в то время быть не мог, поскольку в эпоху конструирования наций-государств именно писатели, люди искусства и историки создавали «свои» национальные «воображаемые сообщества», которые для их создателей, естественно были «превыше всего». Виктор Михайлович привел цитаты из Вяземского, который разделял с Пушкиным «карамзинское» отношение («а все-таки надо их задушить) к восставшей Польше. Вяземский, на мой взгляд, критиковал своего друга не за имперские идеи, а за то, что тот неприлично побежал воспевать победу над меленькой Польшей. Вяземскому с его имениями было легко сохранять независимость. А бедняге Пушкину, который на свою голову женился на бесприданнице, нужны были средствА на прожитиЁ. Вот он и изобразил оргазм по поводу николаевской виктории. Но любим мы его не за это.

Еще один любопытный штрих отметил Петр Глушковский. Пушкин обвинял «витий», что они клевещут на Русь-матушку, благодаря врожденной русофобии. Но он прекрасно знал, об этом писали французские газеты, которые Пушкин внимательно читал, что готовится русская интервенция в революционную Бельгию, а оттуда, чем черт не шутит, могло начаться восстановление легитимного порядка и в революционной Франции. Польское восстание отменило эти планы и именно поэтому (а вовсе не из-за русофобии) французы поддерживали восставшую Польшу. Т.е. обычно точный классик тут слегка передернул.

Еще о многом говорили, в частности о том, что мы – трусливая постинтеллигенция (хотя есть истинные герои-одиночки) ловко устроились под прикрытием шутливого пушкинского оксюморона «тайная свобода». Ругали, когда это было безопасно, Путина, дрожали перед деканом и ректором и при этом чувствовали себя свободными людьми. Но Пушкин за это не ответчик. Это мы его использовали.

Борис Керженцев сказал, что нам надо вернуть обществу истинного Пушкина, очистив его от двухвековых идеологических наслоений. В любом случае Пушкин – это, прежде всего, гений, который опередил время минимум на сто лет. Только Шкловский заметил (современники проморгали), что «Евгений Онегин» – это была игра, только не цитат, а структур, со Стерном. Наше все был структуралистом до структурализма. Можете почитать об этом у меня, я там даю обзор и ссылки на литературу: «Как Онегин стал Евгением» (https://magazines.gorky.media/ural/2022/5/kak-onegin-stal-evgeniem.html)

https://www.youtube.com/watch?v=OCLg9BsEwHI

31 января 2025 г. Государственное бюро расследований открыло уголовное дело в отношении экс-министра культуры Александра Ткаченко и экс-главы Украинского института национальной памяти Антона Дробовича, которые якобы организовали политические преследования исследователей Голодомора-геноцида украинцев, - сообщает желтоватая газета "Україна молода"

Ткаченко и Дробовича обвиняют в том, что они организовали давление и незаконно уволили генерального директора Национального музея Голодомора-геноцида Олесю Стасюк после того, как музей издал книгу, в которой на основании "судебных экспертиз" пытался доказать количество жертв 10,5 млн. человек.

Группа ученых выступила с открытым письмом, раскритиковав деятельность Стасюк и ее соавторов. Большинство украинских историков на основании исследований демографов поддерживают цифру 3,94 млн. жертв Голодомора. Олеся Стасюк была уволена с должности тогдашним министром Ткаченко и с тех пор судится за восстановление.

Скорее всего, из этого уголовного дела ничего не будет. Правоохранители обязаны открыть его по факту заявления.

Ярослав Шимов, Андрей Шарый: «Следующий interbellum может оказаться короче предыдущего»

Обсуждение книги: Шимов Ярослав, Шарый Андрей. «За нацию и порядок!» Центральная Европа и Балканы между мировыми войнами. — Chișinău : The Historical Expertise, 2025. — 496 с.

11 января в 27-м выпуске "Исторической экспертизы онлайн" обсудили с авторами, а также с одним из ведущих украинских исследователей памяти Георгием Касьяновым и звездой польской журналистики Вацлавом Радзивиновичем сюжеты, затронутые в книге.

Гнетущее впечатление на участников произвели «странные сближения» двух эпох. Мы вновь наблюдаем сползание региона от демократических режимов к диктатурам. Вацлав Радзивинович обратил внимание, что союзники Гитлера Венгрия и Словакия сегодня на стороне Путина, а первые жертвы нацизма Чехия и Польша стоят в первом ряду государств, поддерживающих Украину. Румыния пока не вписывается в этот зловещий тренд исторической политики, но недавнее голосование за поклонника Капитана-Кодряну и Кондукэтора-Антонеску намекает, что еще не вечер.

Для тех, кто предпочитает чтение просмотру видео, предлагаем текстовую версию беседы. Видео можно посмотреть здесь.

Сергей Эрлих: Добрый вечер, дорогие друзья! Сегодня у нас 27-й выпуск «Исторической экспертизы онлайн». Тема нашего заседания — Центральная Европа и Балканы между мировыми войнами. Поводом для обсуждения темы стал выход книги Ярослава Шимова и Андрея Шарого «За нацию и порядок!» Центральная Европа и Балканы между мировыми войнами». Вышла она в нашем кишинёвском издательстве «Историческая экспертиза». В беседе сегодня участвуют, естественно, авторы книги — пражский журналист и литератор Андрей Шарый, его коллега журналист и историк Ярослав Шимов, а также два эксперта: украинский историк Георгий Касьянов и польский публицист Вацлав Радзивинович. Первый вопрос, естественно, к авторам книги о ее замысле. Скажите, почему вы взяли именно interbellum (то есть, по-русски, межвоенный период)? А я бы ещё добавил: почему страны от Балтийского моря до Эгейского?

Ярослав Шимов: Давайте попробую начать я, поскольку, собственно говоря, мысль что-то подобное написать пришла в голову мне. Я поделился идеей с Андреем и, к счастью, нашёл понимание, поскольку мы уже давно сотрудничаем. Мы написали в 2011 году совместно большую книгу об Австро-Венгрии, об империи Габсбургов. На самом деле история такая: в 2021 году я хотел написать относительно большую статью академического, а не публицистического характера, проанализировать исторические взгляды господина Путина на новейшую историю Центральной и Восточной Европы. Президент России тогда как раз начал активно писать статьи на исторические темы, много на эту тему высказывался. Ну, вот хотел я сопоставить определённый ряд его утверждений с тем, что говорит на сей счёт историческая наука. Написал примерно треть статьи – и тут началась, к несчастью, война. Забросил я файл в дальний угол компьютера и погрузился, как и многие из нас, в весьма мрачное настроение по поводу происходящего. Наблюдение за происходящим ужасом привело меня к мысли о том, что мы сваливаемся куда-то, где, в общем, уже были. По крайней мере, есть исторический опыт, который позволяет проследить, как целые регионы – особенно тот регион, который нам близок и по месту жительства, и по историческому и журналистскому опыту – уже однажды сорвался в штопор. Почему это происходило? Учитывая то, что этот период непосредственно связан с периодом, которому мы посвятили свою предыдущую работу, то есть с периодом австро-венгерским, мне показалось логичным заняться interbellum. Тот же фактически регион, но уже в период с 1918 до… вначале мы думали, что до 1939-го, но выяснилось, что когда пишешь об истории, невозможно ввести четкие хронологические ограничения. Нужно объяснить, как сложилась ситуация, от которой мы танцуем, как от печки, а какие-то процессы не заканчиваются с чётким календарным окончанием определённого события. В результате у нас вышло описание и анализ событий, происходивших в регионе в первой половине XX в.

Продолжение следует

Ярослав Шимов, Андрей Шарый: «Следующий interbellum может оказаться короче предыдущего» (продолжение)

Андрей Шарый: Interbellum – это период, как мне кажется, недооцененный и недоанализированный в российской историографии (допускаю, что и в европейской тоже). Он попадает в пропасть между двумя мировыми войнами, которые естественным образом оттягивают на себя внимание исследователей. В нашей книге я собирался использовать один удачный образ, но, увы, не смог найти точную цитату, так что в текст она не попала: кажется, Зинаида Гиппиус неполиткорректно назвала страны Балтии «историческими пуговицами», которые большие империи пристёгивают к своей (ЗГ писала о Сталине и Гитлере) шинели. Так сложилась история этого коридора – Междуморья, используя польскую политическую лексику, – пространства от Балтийского до Эгейского, Черного и Адриатического морей, что оно в XX веке оказалось в коридоре между сначала Гитлером и Сталиным, а потом между Советским Союзом и странами Запада. Такой судьбе не позавидуешь. Когда начинаешь разбираться в деталях произошедшего, поражаешься актуальности тематики: как, оказывается, просто страна скатывается к авторитарному правлению или к фашизму, как легко уходят демократические навыки! Оценка деятельности отдельных политиков, конечно, меняется с изменением исторической перспективы: Гитлер 1933 года – не Гитлер 1942-го, и отношение к нему и к Германии в Европе и мире было совершенно разным (не буду скрывать, я провожу параллель с Путиным). Всё это вместе и обусловило интерес именно к этому региону и именно к этому историческому периоду.

Ну, и есть у нас с Ярославом, конечно, и личные пристрастия. Мы оба любим и, я надеюсь, хорошо знаем страны, о которых в русскоязычной среде (я уверен в этом) до сих пор осведомлены плохо и судят на основе предрассудков, во многом ещё советских. Я свою скромную роль вижу в том, чтобы попытаться рассказать о том, насколько всё это интересно и как это важно – изучать центральноевропейский и балканский опыт. Ну а с точки зрения писательской работы это во многом продолжение нашей книги об Австро-Венгрии. Написали мы новую работу очень быстро, за год фактически, работали активно, даже азартно.

Сергей Эрлих: В книге 11 глав. Маленькие страны, которые мы называли раньше «Прибалтика», сейчас называем «Балтия», в общем, логично было объединить вместе. Но вы выделили две страны, которых в межвоенное время не существовало. У вас есть Югославия – и есть Хорватия, есть Чехословакия – и есть Словакия. По каким причинам?

Андрей Шарый: Давайте я быстро отвечу про Югославию, потому что это чуть больше моя сфера экспертизы, а Ярослав скажет про Чехию и Словакию. В своё время я жил в Хорватии и хорошо эту страну знаю. Жил я там в первой половине 1990-х, когда осмысление опыта Независимого Хорватского Государства 1940-х годов было актуально, тогда в Загребе много говорили о так называемом позитивном национализме и о якобы хотя бы отчасти благотворном наследии Анте Павелича. Независимое Хорватское Государство – одно из самых неудачных, уродливых государственных образований периода Второй мировой войны. Опыт королевской Югославии с ее попыткой организации авторитарного многонационального государства и опыт усташской Хорватии, полностью зависимого от Гитлера и Муссолини националистического образования – взаимосвязанные, но тем не менее самостоятельные темы. Этим и был обусловлен выбор.

Ярослав Шимов: История чешских земель и Словакии периода Второй мировой войны обусловлена предвоенными реалиями. Чехословакию Третий рейх при активном участии её не слишком разборчивых западных союзников развалил. В результате, описывая авторитарные режимы этого периода, ограничиться только словацким опытом в формате номинальной независимости (фактически, конечно, режим монсеньора Йозефа Тисо был марионеточным), но ничего не сказать о происходившем в другой части бывшего государства, в чешских землях, существовавших в качестве Протектората Богемии и Моравии, было бы нелогичным.

Продолжение следует

Ярослав Шимов, Андрей Шарый: «Следующий interbellum может оказаться короче предыдущего» (продолжение)

Сергей Эрлих: Как издатель книги скажу, что написана она профессионально, с соблюдением научных стандартов, но для широкой публики, для тех людей, кто хочет получить представление о значительном периоде времени. По каждой из этих стран существуют по этому периоду десятки и сотни работ, и конечно, впечатляет объём использованного авторами материала. Понятно, что вы читали основные работы по этим странам. Но даже если, условно говоря, взять по 10 книг про каждую из 11 стран — это значит, надо было прочесть минимум 110 книг. Это, конечно, впечатляет. На мой взгляд, вот что важно: описаны не только особенности каждой страны, но рассматриваются общие тенденции – то, что разные страны объединяет, и то, как их история связывается с сегодняшней ситуацией и с исторической памятью. Для нашего журнала, который занимается исторической памятью, это очень важно. Коллеги, Вацлав Радзивинович и Георгий Касьянов, каковы ваши общие ощущения от книги?

Вацлав Радзивинович: Я не чувствую себя экспертом: я не историк, уже много лет работаю как журналист, занимаюсь прежде всего Россией и всем тем, что вокруг России. Вы правы, книга очень хорошо написана, её легко читать, это огромная ценность. Но с точки зрения человека, который занимается нашей непростой современностью в этом уголке мира, для меня прежде всего это история о том, как это всё близко сегодня, как история повторяется. Конечно, я обратил внимание прежде всего на то, что болит сегодня. И конечно, на Польшу: очень хорошая глава посвящена польским событиям, некоторые я воспринимаю прямо как историю моей семьи. Сегодня некоторые страны региона повторяют путь 1920-1930-х годов. Я имею в виду прежде всего Словакию и Венгрию, но и Чехию с Польшей тоже. Было бы прекрасно хотя бы эти четыре главы книги как-то приблизить, представить польским читателям, потому что сегодня повторяются старые проблемы. Это словно знак Немезиды: нельзя избежать своей судьбы! Но, конечно, я обратил внимание и на то, что мы видим у наших «братанков» венгров. Вы очень уместно вспомнили в книге пословицу «Polak, Węgier, dwa bratanki, i do szabli, i do szklanki» («Поляк, венгр – два брата, и по сабле, и по стакану»). Некоторые из нас с удивлением смотрят на то, что творится с «братанками» из Венгрии, такими нам близкими, как казалось. Но вот наш бывший заместитель министра юстиции [Марчин Романовский] ищет и получает политическое убежище в той же Венгрии!

Сергей Эрлих: Поделюсь наблюдением насчет того, что Польша и Чехия, которые были жертвами Гитлера, сейчас поддерживают Украину, а вот Венгрия и Словакия, которые были союзниками Гитлера, стараются поддержать Путина. Румыния, правда, не попала в эту струю: она всё-таки пока что Путина не поддерживает. Хотя, если учесть недавнее голосование на президентских выборах в Румынии за Кэлина Джорджеску, который является открытым поклонником Корнелиу Кодряну и Иона Антонеску, то не исключено, что всё ещё впереди.

Продолжение следует

Ярослав Шимов, Андрей Шарый: «Следующий interbellum может оказаться короче предыдущего» (продолжение)

Георгий Касьянов: Книгу я читал и как историк, и просто как читатель. Обычно я читаю вразброс, но тут взялся читать сначала, прочитал первые главы. Я читаю везде; если книга нравится, то вы её всегда носите с собой, даже в постель берёте и читаете на ночь. Книга, конечно, очень тревожная. По какой-то воле судьбы я перед этим читал книгу Петра Маевского [«Когда разразится война»] о 1938 годе, и о Чехословакии тоже. И те главы, которые я прочитал в вашей книге, показывают, насколько все созвучно с нынешней ситуацией. В частности, тот аспект, как Запад «сливал» Чехословакию, просто идеально вписывается в картину, как выяснилось, малообоснованной надежды на Запад. Такой был самообман в этих странах, на деле всё оказалось совсем не так, как они думали. В общем, очень много аспектов, которые действительно прямо перекликаются с тем, что сейчас происходит.

Я, конечно, далёк от того, чтобы научные аналогии распространять на историческую эпоху, в которой мы сейчас живём, но в данном случае они, увы, совершенно очевидны. Сейчас, предположим, мы двигаемся к заморозке войны в Украине, к какому-то перемирию или даже к каким-то как бы гарантиям безопасности, но мне кажется, что мы просто приближаемся к следующему interbellum. Если сейчас в Украине всё закончится, предположим (чего вроде бы все хотят), то не знаю, в какой срок [новое несчастье начнется]. Когда философа Альберта Швейцера спросили (по-моему, в 1918 году, после Версаля), когда будет следующая война, он сказал: «Через 20 лет».

Ярослав Шимов: И маршал Франции Фердинанд Фош то же самое говорил.

Георгий Касьянов: Историческое время сжимается, так что следующий interbellum может быть гораздо короче предыдущего. И та же самая ситуация: ведь Гитлер и его союзники были ревизионистами мирового порядка, установившегося после 1918 года, после Версальского и Трианонского соглашений. И тут то же самое: есть ревизионист, уже даже группа ревизионистов, которые в гораздо больших масштабах хотят перестраивать мировой порядок. И то, что в Украине сейчас происходит, возможно, представляет собой только начало каких-то более масштабных событий. Я вообще не большой любитель популяризации, но в данном случае книга написана с профессиональным знанием материала. Тут грех популяризаторства минимален, авторы обращаются к вполне интеллигентному читателю, к тому, кто понимает, о чём идет речь. Тут нет мотивов, к сожалению, всё больше и больше присутствующих в популярной литературе. Так что эта книга где-то на стыке, в хорошем смысле, популярного и научного.

Достаточно давно в литературе существует тренд, описывающий события двух мировых войн как единый процесс. По-моему, ещё [британский историк Эрик] Хобсбаум начал это, и interbellum дотягивают даже к 1912 году, к началу Балканских войн, то есть продлевают период где-то от начала XX века до Ялты и Потсдама. Interbellum в этом смысле можно рассматривать как перерыв между двумя большими бойнями, как продолжение в конце 1930-х годов того, что не доделали в 1910-е. Версальская система продержалась 20 лет, а сейчас говорят о крахе сформировнной в первой половине 1940-х Потсдамско-Ялтинской системы. Ещё раз говорю: я против прямых аналогий и буквальных параллелей, но я, конечно, об этих параллелях и аналогиях думал, читая книгу. Ее настроение с моими эмоциями и предчувствиями, основанными на профессиональном знании, совпало на 100%. Так что, с одной стороны, хочется поздравить авторов с тем, как удачно они попали в тему, в нерв, в акупунктурную точку. Но, с другой стороны, хочется им сказать: «Ну зачем же вы это сделали, ребята? Вы испортили мне настроение».

Ярослав Шимов: Мы извиняемся…

Сергей Эрлих: Кстати, есть такой поэт в Киеве, Александр Кабанов, он пишет на русском языке, и он вот словно в связи с вашим высказыванием, можно сказать, обыграл русский тост: «Между Первой и Второй мировой перерывчик небольшой».

Георгий Касьянов: Ой, чёрный юмор!..

Продолжение завтра