Русский День сурка.

Бессонница. Изучаю описи костромского архива. Нашёл несколько необычных и неизвестных сюжетов, о которых когда-нибудь, когда придут заказанные дела расскажу, и множество повторяющихся из века в век:

В 1797 году перед торговыми рядами в Костроме валяется бесхозная груда щебня.

Расследуется дело о пожаре пустого здания склада в котором по бумагам хранилось закупленное для армии сукно.

Озимые дают бурные всходы, о чем в Петербург идут рапорты и доклады. Власти отчитываются о наличии на прилавках мяса и качестве продовольственных продуктов.

Император Павел разыскивает по уездам иностранцев, якобы cкрывающихся от властей под видом обедневших дворян, и насаждает чудодейственное растение ревень.

В подвале Варнавинской церкви хранится вино, а на церковной земле Корцовского прихода строится питейное заведение.

В Кинешме бьют окна «ночные озорники»

В Кологриве мещанка крадет у мещанина гуся.

В Макарьеве дворянский сын из озорства угоняет у соседей их экипаж.

В Солигаличе подпоручик Дурново побивает свою подпоручицу.

За взятки можно получить разрешение на строительство или жениться вторым браком при живой жене.

От пьянства люди мрут, буйствуют, сходят с ума, наносят телесные повреждения и причиняют ущерб, причём вне зависимости от сословия - и помещики, и их крестьяне.

Чтобы отремонтировать стоящий посреди тайги деревянный мост нужно подавать прошение на порубку на его ремонт леса.

Дорога из Солигалича в Буй, которую лет 20 назад показывали на планах Росавтодора (а сегодня про неё вовсе забыли) была запланирована при императоре Павле.

В 1808 году - прошло 213 лет! - прививочная кампания против оспы сталкивается с отказом крестьян прививать детей.

День сурка, честное слово.

Андрей Павличенков. FB

#кострома #XVIIIвек #XIXвек #россия

Война продырявила Мишку насквозь. Осколок прошёл между рёбер, коснулся сердца, и, выходя, раздробил левую руку. В руке что-то испортилось: в локте она не разгибалась, а при ходьбе смешно болталась в разные стороны.

Мишка вернулся в колхоз работать фельдисполнителем. Попросту говоря нарочным. Он бегал, маша на ходу больной рукой, в село, куда был проведён телефон, получал переписанные от руки телефонограммы и разносил в деревни.

Фельдисполнителям платили не трудоднями, а живыми рублями, на которые можно было покупать что угодно – хоть белый хлеб. Но Мишке никто не завидовал, потому что у него было золотое сердце. Война сделала его ещё чувствительнее к чужим несчастьям. Он говорил, что много всего передумал в госпитале, и что-то в нем от раздумий переменилось.

Он отоваривал получку в лавке, куда обычных колхозниц (тех, что работали за трудодни) не пускали, а потом раздавал продукты соседкам.

-Зачем? - удивлялись они.

-Больно мне ваших детишек жалко - отвечал Мишка, у которого своих детей не было.

Бабы любили его до обожания. Не плотски - у Мишки была жена Настя - а от души. Жалели за то, что был таким добрым, жалели покалеченную руку, жалели его бездетность. Жалея его, жалели самих себя - он был единственным вернувшимся с войны мужиком.

Как-то весной бабы пахали поле у реки под деревней. Было ветрено и безоблачно, и, если не знать, что где-то тянулась война, очень покойно. Лошади неспешно ворочали плугом землю, бабы шли им вслед и думали бабские думы. Одни надеялись и ждали, другие больше не ждали, но все равно надеялись. Хоть бы и только на то, что все когда-нибудь кончится. Не будет похоронок, трудодней, безжалостных норм выработки, лесоповала, голодных детей, лепешек из клевера и мякины. А будет даже не сытость – внезапной сытости народ не поймет – пускай будут мир и хлеб.

Внезапно все увидели Мишку, который размахивая рукой, бежал по дороге с горы с почтовой торбой на здоровом плече. Его фельдисполнительская бляха блестела на солнце. Он бежал и что-то кричал, но ветер относил слова в сторону, и бабы не могли разобрать, что стряслось.

Ещё одна похоронка? Пожар? Прислали нового председателя?

Тем временем Мишка добежал и бабы увидели, что он плачет и не может сказать ни слова. Они не на шутку испугались.

-Что с тобой, Мишенька? – спросили они.

Но нарочный только рыдал. И бабы начали реветь вслед за ним. От испуга, от жалости, из солидарности. Одна за другой, все поддались чувству общей, но пока не известной беды.

Целый колхоз стоял и рыдал посреди наполовину вспаханного поля.

И только когда они вдоволь наплакались, когда начали подсыхать слезы, Мишка все объяснил:

-Бабоньки! Распрягайте коней! - выпалил он и нелепо махнул перебитой рукой. - Война кончилась!

__

Давно уже нету Мишки, нету тех баб и даже людей, которые помнили Мишку и рассказали эту историю тоже нету.

Есть только имена на обелисках в зарастающих тайгой деревнях, к которым никто никогда не приходит.

И мы снова плачем и ждем.

Андрей Павличенков.

#чухлома #кострома #великороссы