О подобии Богу
В ветхозаветной Книге Бытия сказано: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Да, но как же с декларируемым Библией подобием человека Богу — если из праха человек сотворён? Бог-то ведь не из праха же, верно?
«Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны», — сказал как-то один молодой ученик Гегеля.
Так и философия — немецкая классическая философия как её вершина, «иже не прейдеши» — есть ключ к религии (христианству, как вершине религии вообще). Ключ, комментарий и раскрытие смысла. Будем откровенны: современному человеку все эти обороты в стиле «и сказал Бог: да будет твердь» — эти обороты представляются сказкой, мифом (в худшем, вульгарно-бытовом понимании мифа), небылицей. А ведь это даже не иносказание, и тем более — не сказка, и не миф — это истина, лишь выраженная в форме религиозной, где ясное понятие облечено в художественную форму.
Немецкая философия (нашедшая свою высшую точку и завершение в Гегеле) возвращает религии её истину.
«Бог сказал» — вот что это значит?
Сказать = выразить в слове мысль. Слово — лишь внешнее бытие мысли.
Но мысль = Логос античности, Разум, управляющий миром. Абсолют, в котором есть всё, и всё в мире из него и по его воле. Вне его нет ничего.
И высказывания Бога — это просто акты деятельности Бога, как слово есть овнешнение мысли, так и деяния Бога есть его овнешнение, материализация его мыслей.
Поэтому нет никакого противоречия между 1 главой Книги Бытия, в которой Бог создаёт человека по своему образу и подобию — и 2-й главой, где уточняется, что человек создан из «праха земного».
Во-1-х, прах земной не вне Бога существует, а в нём — это тоже его творение. Напомню: Бог абсолютен — вне его нет ничего.
Но творение ещё не обязательно образ творящего. Верно.
Поэтому, во-2-х, Книга Бытия и поясняет: «и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Вот пункт создания «по образу и подобию»: не сам ещё прах, хотя и он не чужд Богу — но живая душа, мыслящее, одухотворённое существо (человек в своём истинном смысле) есть подобие Бога.
Итак, Бог = Абсолют = тождество идеального и материального. Но именно идеальное, мысль есть сущность Бога. И человека, как его творения и подобия.
Но тут тонкий диалектический фокус.
Подобие — это, казалось бы, только бесконечное приближение, но и только. С человеком не так: он может быть подобен Богу только отождествляясь с ним. В философских категориях: Субъект должен, не теряя себя, становиться Субстанцией.
И вот суть: не Бога надо низводить до человека, а человека вознести до Бога. Если у мировой истории есть какой-нибудь смысл — то вот он.
В ветхозаветной Книге Бытия сказано: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Да, но как же с декларируемым Библией подобием человека Богу — если из праха человек сотворён? Бог-то ведь не из праха же, верно?
«Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны», — сказал как-то один молодой ученик Гегеля.
Так и философия — немецкая классическая философия как её вершина, «иже не прейдеши» — есть ключ к религии (христианству, как вершине религии вообще). Ключ, комментарий и раскрытие смысла. Будем откровенны: современному человеку все эти обороты в стиле «и сказал Бог: да будет твердь» — эти обороты представляются сказкой, мифом (в худшем, вульгарно-бытовом понимании мифа), небылицей. А ведь это даже не иносказание, и тем более — не сказка, и не миф — это истина, лишь выраженная в форме религиозной, где ясное понятие облечено в художественную форму.
Немецкая философия (нашедшая свою высшую точку и завершение в Гегеле) возвращает религии её истину.
«Бог сказал» — вот что это значит?
Сказать = выразить в слове мысль. Слово — лишь внешнее бытие мысли.
Но мысль = Логос античности, Разум, управляющий миром. Абсолют, в котором есть всё, и всё в мире из него и по его воле. Вне его нет ничего.
И высказывания Бога — это просто акты деятельности Бога, как слово есть овнешнение мысли, так и деяния Бога есть его овнешнение, материализация его мыслей.
Поэтому нет никакого противоречия между 1 главой Книги Бытия, в которой Бог создаёт человека по своему образу и подобию — и 2-й главой, где уточняется, что человек создан из «праха земного».
Во-1-х, прах земной не вне Бога существует, а в нём — это тоже его творение. Напомню: Бог абсолютен — вне его нет ничего.
Но творение ещё не обязательно образ творящего. Верно.
Поэтому, во-2-х, Книга Бытия и поясняет: «и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Вот пункт создания «по образу и подобию»: не сам ещё прах, хотя и он не чужд Богу — но живая душа, мыслящее, одухотворённое существо (человек в своём истинном смысле) есть подобие Бога.
Итак, Бог = Абсолют = тождество идеального и материального. Но именно идеальное, мысль есть сущность Бога. И человека, как его творения и подобия.
Но тут тонкий диалектический фокус.
Подобие — это, казалось бы, только бесконечное приближение, но и только. С человеком не так: он может быть подобен Богу только отождествляясь с ним. В философских категориях: Субъект должен, не теряя себя, становиться Субстанцией.
И вот суть: не Бога надо низводить до человека, а человека вознести до Бога. Если у мировой истории есть какой-нибудь смысл — то вот он.
О пользе плохих пьес
Если Вам не по нраву трагедия мировой истории в её новейшей постановке, если Ваш разум и само эстетическое чувство оскорблены этим вертепом — для Вас этот исторического оптимизма пост.
Эккерман вспоминал о такой беседе с Гёте:
«— Когда даются хорошие занимательные пьесы, — сказал я, — ходить в театр одно удовольствие, но плохая пьеса только испытывает наше терпение.
— Тут есть своя положительная сторона, — возразил Гёте, — уйти неудобно, и мы принуждены слушать и смотреть плохую драму. В нас разгорается ненависть к плохому, а это позволяет нам лучше вникнуть в хорошее. Чтение — дело другое. Можно отбросить книгу, если она тебе не нравится, а в театре уж изволь досидеть до конца.
Я согласился с ним и подумал, что старик всегда скажет что-нибудь хорошее…»
#Гёте #философияистории
Если Вам не по нраву трагедия мировой истории в её новейшей постановке, если Ваш разум и само эстетическое чувство оскорблены этим вертепом — для Вас этот исторического оптимизма пост.
Эккерман вспоминал о такой беседе с Гёте:
«— Когда даются хорошие занимательные пьесы, — сказал я, — ходить в театр одно удовольствие, но плохая пьеса только испытывает наше терпение.
— Тут есть своя положительная сторона, — возразил Гёте, — уйти неудобно, и мы принуждены слушать и смотреть плохую драму. В нас разгорается ненависть к плохому, а это позволяет нам лучше вникнуть в хорошее. Чтение — дело другое. Можно отбросить книгу, если она тебе не нравится, а в театре уж изволь досидеть до конца.
Я согласился с ним и подумал, что старик всегда скажет что-нибудь хорошее…»
#Гёте #философияистории
Гегельнегоголь
В итоге, всё развитие русской культуры на век вперёд одной фразой описал Герцен: «История нашей литературы — это или мартиролог, или реестр каторги».
На арест Кагарлицкого. Вообще, читая Герцена, его наполненные горечью и могильной иронией «думы», не можешь отделаться от мысли: в России ничего не меняется к лучшему. Уже 170 лет прошло, но мартиролог и реестр каторги только разросся — и в каких масштабах!.. Русская культура — «культура репрессированных», как есть.
#Герцен #Кагарлицкий
#Герцен #Кагарлицкий
А Борису Юльевичу — сохранять присутствие духа.
«Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно…»
#Кагарлицкий
«Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно…»
#Кагарлицкий
«Кривда уверенным шагом сегодня идёт до земле. Кровопийцы устраиваются на тысячелетья. Насилье вещает: «Всё пребудет навечно, как есть». Человеческий голос не может пробиться сквозь вой власть имущих, И на каждом углу эксплуатация провозглашает: «Я хозяйка теперь». А угнетённые нынче толкуют: «Нашим надеждам не сбыться уже никогда».
Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно. Угнетатели выскажутся — Угнетённые заговорят. Кто посмеет сказать «никогда»? Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы. Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы. Ты проиграл? Борись. Побежденный сегодня победителем станет завтра. Если свое положение ты осознал, разве можешь ты с ним примириться? И «Никогда» превратится в «Сегодня»!
Бертольт Брехт. Хвала диалектике (из пьесы «Мероприятие»).
#Брехт
Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно. Угнетатели выскажутся — Угнетённые заговорят. Кто посмеет сказать «никогда»? Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы. Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы. Ты проиграл? Борись. Побежденный сегодня победителем станет завтра. Если свое положение ты осознал, разве можешь ты с ним примириться? И «Никогда» превратится в «Сегодня»!
Бертольт Брехт. Хвала диалектике (из пьесы «Мероприятие»).
#Брехт
Гёте о том, что с нас спросится.
Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал:
«…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас нет времени для блужданий, это был наш удел, удел стариков, но что толку было бы от наших поисков и блужданий, если бы вы, молодежь, захотели пойти теми же путями?
Так с места не сдвинешься. Нам, старым людям, заблуждения в упрек не ставят, ибо дороги для нас не были проторены, с тех же, что явились на свет позднее, спрос другой. Им заново искать и блуждать не положено, а положено прислушиваться к советам старших и идти вперёд по верному пути. И тут уж мало просто шагать к цели, каждый шаг должен стать целью и при этом еще шагом вперёд».
Заметим, насколько мысль Гёте здесь отлична от обычного нравоучительства, свойственного «отцам» по отношению к «детям». Каждое поколение, становящееся «отцами», почему-то считает, что младшие должны повторять его путь, «идти по стопам» и прочее.
Гёте, напротив, не призывает молодое поколение идти за собой — потому что такое следование есть ни что иное, как повторение ошибок предшественников. Ошибки же предыдущих поколений повторять не надо, — говорит Олимпиец, — иначе какой смысл в борьбе, пережитой «стариками», в мучениях, через которые и постигалась мудрость?
И шире: вся человеческая история теряет смысл, если каждое новое поколение будет разбивать себе лоб теми же граблями, что били по лбу их дедов и прадедов.
При этом, Гёте — великий оптимист. Он ставит человеческой истории колоссальную задачу: против повторения ошибок предков есть только одно средство — изучить досконально всю человеческую историю, осознать её как лично свою историю, как своё становление (собственно, только такое изучение истории и есть история как таковая).
По сути, такой подвиг исторического осознания равнозначен отождествлению Субъекта мировой истории с её, истории, Субстанцией (кстати: когда Эккерман записывал свои беседы с Гёте, другой немец по фамилии Гегель уже сформулировал этот тезис в «Феноменологии Духа»).
Пока зияющая бездна между историей и каждым новым поколением остаётся непреодоленной — до тех пор «дети» вынуждены будут повторять ошибки «отцов» на всё новых витках исторической спирали. «Чужим умом умён не будешь» — верно, но вся задача как раз в том, чтобы историю сделать из «чужой» — своей. Ум предшественников должен быть усвоен и стать нашим умом.
Либо так — либо исторические грабли продолжат соревноваться в прочности с лобной костью новых поколений.
#Гёте #философияистории
Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал:
«…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас нет времени для блужданий, это был наш удел, удел стариков, но что толку было бы от наших поисков и блужданий, если бы вы, молодежь, захотели пойти теми же путями?
Так с места не сдвинешься. Нам, старым людям, заблуждения в упрек не ставят, ибо дороги для нас не были проторены, с тех же, что явились на свет позднее, спрос другой. Им заново искать и блуждать не положено, а положено прислушиваться к советам старших и идти вперёд по верному пути. И тут уж мало просто шагать к цели, каждый шаг должен стать целью и при этом еще шагом вперёд».
Заметим, насколько мысль Гёте здесь отлична от обычного нравоучительства, свойственного «отцам» по отношению к «детям». Каждое поколение, становящееся «отцами», почему-то считает, что младшие должны повторять его путь, «идти по стопам» и прочее.
Гёте, напротив, не призывает молодое поколение идти за собой — потому что такое следование есть ни что иное, как повторение ошибок предшественников. Ошибки же предыдущих поколений повторять не надо, — говорит Олимпиец, — иначе какой смысл в борьбе, пережитой «стариками», в мучениях, через которые и постигалась мудрость?
И шире: вся человеческая история теряет смысл, если каждое новое поколение будет разбивать себе лоб теми же граблями, что били по лбу их дедов и прадедов.
При этом, Гёте — великий оптимист. Он ставит человеческой истории колоссальную задачу: против повторения ошибок предков есть только одно средство — изучить досконально всю человеческую историю, осознать её как лично свою историю, как своё становление (собственно, только такое изучение истории и есть история как таковая).
По сути, такой подвиг исторического осознания равнозначен отождествлению Субъекта мировой истории с её, истории, Субстанцией (кстати: когда Эккерман записывал свои беседы с Гёте, другой немец по фамилии Гегель уже сформулировал этот тезис в «Феноменологии Духа»).
Пока зияющая бездна между историей и каждым новым поколением остаётся непреодоленной — до тех пор «дети» вынуждены будут повторять ошибки «отцов» на всё новых витках исторической спирали. «Чужим умом умён не будешь» — верно, но вся задача как раз в том, чтобы историю сделать из «чужой» — своей. Ум предшественников должен быть усвоен и стать нашим умом.
Либо так — либо исторические грабли продолжат соревноваться в прочности с лобной костью новых поколений.
#Гёте #философияистории
Гегельнегоголь
Гёте о том, что с нас спросится. Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал: «…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас…
Гёте и судьба русской интеллигенции.
Кстати, по поводу Гёте и проблемы «отцов и детей». Вспомнил о переводчике Гёте на русский язык.
Вообще, роль переводчика художественных произведений — колоссальна, это настоящий соавтор поэта, он должен полностью сродниться с оригиналом, отождествиться с ним, чтобы перенести его дух в плоть другого языка.
Главным советским переводчиком Гёте был Николай Николаевич Вильмонт — личность легендарная, дружил с Цветаевой и Пастернаком, и многими переводами немецкой литературы мы обязаны именно ему. Кроме того, Вильмонт был редактором и лоббистом единственного послевоенного собрания сочинений Гете (известный 10-томник небесно-голубого цвета). Жена его, Наталия Ман, тоже оставила нам прекрасные переводы Шиллера, Гёте, Томаса Манна. Их дочери, Екатерине Вильмонт, просто самой судьбой было назначено стать переводчицей — и она стала. И, надо сказать, переводчицей хорошей, достойной наследницей родителей-германистов.
И вот здесь — расщепление на «тогда» и «сейчас».
Вильмонты-старшие, к счастью, распада Советского Союза, а вместе с ним и крушения дела всей своей жизни — интеграции лучшего из немецкой литературы в российскую культуру — не увидели, просто не дожили. (Кстати, вот высокое искусство и дар богов — умереть вовремя).
А вот Екатерине Вильмонт пришлось в полной мере испытать все прелести интеллектуальной деградации эпохи. Если её отец оставил после себя эссенциальный 10-томник Гёте — то дочери в 90-е просто невозможно было заработать на жизнь своим переводческим трудом. Кому нужны были тогда (да и сейчас) переводы немецких классиков?! И пришлось бы наследнице великой династии пополнить армию «челноков» — если бы не случайное предложение знакомых самой написать что-то. И пошло...
Дамские романы, незатейливые
детские детективчики — штамповались как на конвейере. Причём, не должно быть никакого осуждения писательницы за низкожанровость — тут виновата не личность, тут виновато время. Душа человека — всегда величина производная от духа эпохи.
Почувствуйте разницу: 10-томник Гёте, выпущенный отцом — и «романы» дочери со звучными названиями «Девственная селёдка» и «Девочка с перчиками» (всего же их под сотню с похожими названиями).
Вот прекрасная иллюстрация судьбы российской интеллигенции в новейшей истории.
#Гёте #русскаяинтеллигенция
Кстати, по поводу Гёте и проблемы «отцов и детей». Вспомнил о переводчике Гёте на русский язык.
Вообще, роль переводчика художественных произведений — колоссальна, это настоящий соавтор поэта, он должен полностью сродниться с оригиналом, отождествиться с ним, чтобы перенести его дух в плоть другого языка.
Главным советским переводчиком Гёте был Николай Николаевич Вильмонт — личность легендарная, дружил с Цветаевой и Пастернаком, и многими переводами немецкой литературы мы обязаны именно ему. Кроме того, Вильмонт был редактором и лоббистом единственного послевоенного собрания сочинений Гете (известный 10-томник небесно-голубого цвета). Жена его, Наталия Ман, тоже оставила нам прекрасные переводы Шиллера, Гёте, Томаса Манна. Их дочери, Екатерине Вильмонт, просто самой судьбой было назначено стать переводчицей — и она стала. И, надо сказать, переводчицей хорошей, достойной наследницей родителей-германистов.
И вот здесь — расщепление на «тогда» и «сейчас».
Вильмонты-старшие, к счастью, распада Советского Союза, а вместе с ним и крушения дела всей своей жизни — интеграции лучшего из немецкой литературы в российскую культуру — не увидели, просто не дожили. (Кстати, вот высокое искусство и дар богов — умереть вовремя).
А вот Екатерине Вильмонт пришлось в полной мере испытать все прелести интеллектуальной деградации эпохи. Если её отец оставил после себя эссенциальный 10-томник Гёте — то дочери в 90-е просто невозможно было заработать на жизнь своим переводческим трудом. Кому нужны были тогда (да и сейчас) переводы немецких классиков?! И пришлось бы наследнице великой династии пополнить армию «челноков» — если бы не случайное предложение знакомых самой написать что-то. И пошло...
Дамские романы, незатейливые
детские детективчики — штамповались как на конвейере. Причём, не должно быть никакого осуждения писательницы за низкожанровость — тут виновата не личность, тут виновато время. Душа человека — всегда величина производная от духа эпохи.
Почувствуйте разницу: 10-томник Гёте, выпущенный отцом — и «романы» дочери со звучными названиями «Девственная селёдка» и «Девочка с перчиками» (всего же их под сотню с похожими названиями).
Вот прекрасная иллюстрация судьбы российской интеллигенции в новейшей истории.
#Гёте #русскаяинтеллигенция
Быдло как историческая необходимость России.
На творчество композитора Шнурова.
Исконно-посконная Россия, лапотно-березовый рай, воспетый рязанским соловьем Есениным — закончилась вся и навсегда в 1917 году. Большевики (истинные продолжатели дела Петра I) впихнули страну в ложе европейской цивилизации. Правда, окно в Европу оказалось узковато, потому по пути пришлось расстаться с несколькими миллионами соотечественников. Не только лишь все смогли смотреть в светлое будущее…
Несмотря на смену парадигм и массовые личные трагедии — в советский период никакого разрыва с петровскими начинаниями не было — и в СССР этот просвещенческий проект как будто удавался, но… вся эта привитая культура так и оставалась внешним налётом на теле русского народа, в начале 1990-х отлетевшим, как последние осенние листы с дерева.
Просвещенчество коммунистов сменилось циничной «рубкой бабла». В итоге мы получили массовый феномен быдла. Быдло как торжествующий (даже не класс, а) феномен, социальную силу.
Выведенный из сонного тысячелетнего патриархального прозябания, разбуженный 1861, 1905 и 1917 годом, наш народ мог взять у старухи Европы всё лучшее и идти дальше, самостоятельно, самосознательно, не только с осознанием своего Я, но и с мыслью о субстанциальности этого Я.
С пониманием, что только связью с Всеобщим человеческой цивилизации и живо и сильно это осознававшее себя Я…
Но вместо этого мы оказались лишь выскочками, позаимствовавшими наспех, понадкусавшими пироги просвещения, да так и не съевшими, да так и не переварившими их. В итоге в 1990-х выяснилось, что русские — босяки на светском рауте.
Мы взяли лишь худшее у буржуазного Запада — адскую страсть к наживе. Капитализм «у них» уже разлагал культуру, и разложение это пахло изысканно, утончённо, упоительно-отвратительно, как умирающие сладкие фрукты. И тут явились варвары с севера, в итоге усвоившие лишь то, что смогли — худшее…
Герцен мечтал, что русским, поздно пришедшим на пир, достанутся не объедки, а самые лучшие блюда человеческой культуры — а достались худшие, хоть и самые свежие: психология товарно-денежного фетишизма вкупе с массовым обществом (вернее сказать: обществом массового потребления).
Поэтому быдло — это необходимый этап развития нашей страны. И остаётся лишь надеяться, что не финальный.
При чём здесь группировка «Ленинград»? Шнур и Ко — это талантливые и интеллектуальные провокаторы, иронично вытаскивающие на свет Божий всё убожество буржуазной постсоветской России. Одновременно и симптом заболевания, и лечение его.
Но ирония субъективная всегда дополняется иронией объективной, иронией над самим иронизирующим. Потому нечего удивляться, что издевательство над собой быдло воспринимает как гимн себе и берёт «Ленинград», ироничных и злых своих врагов, себе же на флаг.
#философияистории
На творчество композитора Шнурова.
Исконно-посконная Россия, лапотно-березовый рай, воспетый рязанским соловьем Есениным — закончилась вся и навсегда в 1917 году. Большевики (истинные продолжатели дела Петра I) впихнули страну в ложе европейской цивилизации. Правда, окно в Европу оказалось узковато, потому по пути пришлось расстаться с несколькими миллионами соотечественников. Не только лишь все смогли смотреть в светлое будущее…
Несмотря на смену парадигм и массовые личные трагедии — в советский период никакого разрыва с петровскими начинаниями не было — и в СССР этот просвещенческий проект как будто удавался, но… вся эта привитая культура так и оставалась внешним налётом на теле русского народа, в начале 1990-х отлетевшим, как последние осенние листы с дерева.
Просвещенчество коммунистов сменилось циничной «рубкой бабла». В итоге мы получили массовый феномен быдла. Быдло как торжествующий (даже не класс, а) феномен, социальную силу.
Выведенный из сонного тысячелетнего патриархального прозябания, разбуженный 1861, 1905 и 1917 годом, наш народ мог взять у старухи Европы всё лучшее и идти дальше, самостоятельно, самосознательно, не только с осознанием своего Я, но и с мыслью о субстанциальности этого Я.
С пониманием, что только связью с Всеобщим человеческой цивилизации и живо и сильно это осознававшее себя Я…
Но вместо этого мы оказались лишь выскочками, позаимствовавшими наспех, понадкусавшими пироги просвещения, да так и не съевшими, да так и не переварившими их. В итоге в 1990-х выяснилось, что русские — босяки на светском рауте.
Мы взяли лишь худшее у буржуазного Запада — адскую страсть к наживе. Капитализм «у них» уже разлагал культуру, и разложение это пахло изысканно, утончённо, упоительно-отвратительно, как умирающие сладкие фрукты. И тут явились варвары с севера, в итоге усвоившие лишь то, что смогли — худшее…
Герцен мечтал, что русским, поздно пришедшим на пир, достанутся не объедки, а самые лучшие блюда человеческой культуры — а достались худшие, хоть и самые свежие: психология товарно-денежного фетишизма вкупе с массовым обществом (вернее сказать: обществом массового потребления).
Поэтому быдло — это необходимый этап развития нашей страны. И остаётся лишь надеяться, что не финальный.
При чём здесь группировка «Ленинград»? Шнур и Ко — это талантливые и интеллектуальные провокаторы, иронично вытаскивающие на свет Божий всё убожество буржуазной постсоветской России. Одновременно и симптом заболевания, и лечение его.
Но ирония субъективная всегда дополняется иронией объективной, иронией над самим иронизирующим. Потому нечего удивляться, что издевательство над собой быдло воспринимает как гимн себе и берёт «Ленинград», ироничных и злых своих врагов, себе же на флаг.
#философияистории
«Реакционер — это чаще всего ловкий и небескорыстный умник. Манипулируя метафизическими истинами, он без устали и сострадания копается в тёмных извилинах человеческой души, чтобы обнародовать всю её неприглядность. Он спекулирует на ужасах и, руководствуясь расчетливостью или чрезмерной предусмотрительностью, всегда хулит своё время и клевещет на него.
Революционеры куда наивнее, а потому великодушнее. За пестротой и разбродом настоящего они провидят сущностное постоянство, в череде перемен усматривают обогащение истории, в нарушении единообразия — приближение к заветному, пусть не всегда достижимому совершенству. В конечном счете смысл революции именно таков: это вызов идее первородного греха.
В первую очередь, ещё не приступив к разрушению установленного порядка вещей, революция стремится освободить человека от жесткой связи с далеким прошлым, которой подчиняет его религия, и достигает этого, расшатывая авторитет богов, ослабляя их власть над умами. Ведь боги, приковывая нас к доисторическим временам, насаждают пренебрежение к Будущему, фетишу всех поборников прогресса, от безобидных ворчунов до анархистов».
Эмиль Чоран. «После конца истории».
#Чоран #реакцияиреволюция #философияистории
Революционеры куда наивнее, а потому великодушнее. За пестротой и разбродом настоящего они провидят сущностное постоянство, в череде перемен усматривают обогащение истории, в нарушении единообразия — приближение к заветному, пусть не всегда достижимому совершенству. В конечном счете смысл революции именно таков: это вызов идее первородного греха.
В первую очередь, ещё не приступив к разрушению установленного порядка вещей, революция стремится освободить человека от жесткой связи с далеким прошлым, которой подчиняет его религия, и достигает этого, расшатывая авторитет богов, ослабляя их власть над умами. Ведь боги, приковывая нас к доисторическим временам, насаждают пренебрежение к Будущему, фетишу всех поборников прогресса, от безобидных ворчунов до анархистов».
Эмиль Чоран. «После конца истории».
#Чоран #реакцияиреволюция #философияистории
Casus Tchernyshevskii.
На арест Кагарлицкого-2.
Никаких аналогий (они всегда неверны). Просто случай из истории отечественного правосудия. (Россия же сильна своими традициями, верно?)
…Знаете, когда в России впервые была проведена не только графологическая, но и пресловутая «деструктологическая» экспертиза?
В 1863 году, по делу Чернышевского.
Слухи о его аресте стали ходить задолго до самого ареста. После манифеста 19 февраля 1861 года, формально отменявшего крепостное право, атмосфера в стране была наэлектризована. Осенью 1861 прошли студенческие волнения в Москве и Петербурге. В мае 1862 столица ужаснулась от опустошительных пожаров. Штука вообще нередкая в то время, но в условиях растущего социального напряжения в пожарах обвинили радикалов-нигилистов. К тому времени Чернышевский всеми (и обществом, и правительством) считался негласным вождём, «серым кардиналом» фрондирующей молодёжи. Характерный эпизод: Достоевский, приведённый пожарами в состояние крайнего возбуждения, приезжал на квартиру к Чернышевскому — уговаривать его прекратить революционные бесчинства.
Чернышевский недоуменно встретил Фёдора Михайловича и выпроводил его с уверениями, что он никакого отношения к волнениям и пожарам не имеет — так, скорее всего, и было. Но ещё более вероятно, что слава «властителя революционных дум», «великого проповедника материализма и социализма» была Николаю Гавриловичу была весьма приятна.
Над доносившимися слухами о возможном аресте он смеялся: «Меня никогда не арестуют!»
Действительно, за что? Вся его публицистическая деятельность была в абсолютно подцензурном журнале «Современник». Надо сказать, Чернышевский блестяще развил эзопов язык намёков, иносказаний и красноречивых умолчаний, заставлявших публику читать между строк — но для цензора абсолютно безобидных.
Наивный! В царской России был бы человек, а «дело» на него найдётся.
Но нужен повод. И он, рано или поздно, находится: Герцен посылает «с оказией» в Россию письмо, где предлагает, в случае нарастания политического террора и цензурных ограничений, печатать «Современник» в Лондоне — но связной пойман, письмо в руках у жандармов.
Для царя лондонский изгнанник Герцен — всё равно что проклятый Голдстейн в «1984» Оруэлла: главный враг государства. И характерная амальгама: все, находящиеся с ним в связи, автоматически становятся такими же «врагами». Интересный феномен: это же эманация в чистом виде! Вспомним Прокла и неоплатоников с их эманацией божественного Единого: такое перенесение свойств противника на близких ему — есть признание за противником божественного свойства распространять себя на весь мир.
Но мы отвлеклись. Чернышевского арестовывают на основании перехваченной записки Герцена. Но в 1862 году для осуждения уже надо предъявить более весомые аргументы, чем знакомство с врагом государства. Аргументов — нет. А пока люди государевы их ищут, Чернышевский отправляется в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. (Где, кстати, и напишет «Что делать?»).
Проходит год. Найден полусумасшедший доносчик, засвидетельствовавший, что революционная листовка (в те времена говорили: «прокламация») «К барским крестьянам», призывавшая селян становиться «вольными людьми» (по сути, призывавшая к восстанию «когда приготовленность будет») — написана Чернышевским.
Дело в шляпе! — но нет, на дворе уже 1863, а не 1833 год, по закону нужно 2 улики, чтобы вина была доказана. Прокламация меж тем анонимна. Сам литератор от авторства отказывается. Как её привязать к Чернышевскому? Тот же доносчик предоставляет записку, в которой Чернышевский якобы просит типографию исправить неточность в своей листовке.
И вот Сенат, которому было передано «дело» Чернышевского, назначает своих секретарей (попросту: писарей) в комиссию для графологической экспертизы. Из 8 «экспертов» 6 не признают сходства почерков в записке — и в официально признанных рукописях Чернышевского. Ерунда! Сенатская комиссия подсчитывает схожие буквы, находит 12 из 25 (всё равно меньше половины!) и признаёт Чернышевского автором записки в типографию, следовательно, и революционной листовки.
На арест Кагарлицкого-2.
Никаких аналогий (они всегда неверны). Просто случай из истории отечественного правосудия. (Россия же сильна своими традициями, верно?)
…Знаете, когда в России впервые была проведена не только графологическая, но и пресловутая «деструктологическая» экспертиза?
В 1863 году, по делу Чернышевского.
Слухи о его аресте стали ходить задолго до самого ареста. После манифеста 19 февраля 1861 года, формально отменявшего крепостное право, атмосфера в стране была наэлектризована. Осенью 1861 прошли студенческие волнения в Москве и Петербурге. В мае 1862 столица ужаснулась от опустошительных пожаров. Штука вообще нередкая в то время, но в условиях растущего социального напряжения в пожарах обвинили радикалов-нигилистов. К тому времени Чернышевский всеми (и обществом, и правительством) считался негласным вождём, «серым кардиналом» фрондирующей молодёжи. Характерный эпизод: Достоевский, приведённый пожарами в состояние крайнего возбуждения, приезжал на квартиру к Чернышевскому — уговаривать его прекратить революционные бесчинства.
Чернышевский недоуменно встретил Фёдора Михайловича и выпроводил его с уверениями, что он никакого отношения к волнениям и пожарам не имеет — так, скорее всего, и было. Но ещё более вероятно, что слава «властителя революционных дум», «великого проповедника материализма и социализма» была Николаю Гавриловичу была весьма приятна.
Над доносившимися слухами о возможном аресте он смеялся: «Меня никогда не арестуют!»
Действительно, за что? Вся его публицистическая деятельность была в абсолютно подцензурном журнале «Современник». Надо сказать, Чернышевский блестяще развил эзопов язык намёков, иносказаний и красноречивых умолчаний, заставлявших публику читать между строк — но для цензора абсолютно безобидных.
Наивный! В царской России был бы человек, а «дело» на него найдётся.
Но нужен повод. И он, рано или поздно, находится: Герцен посылает «с оказией» в Россию письмо, где предлагает, в случае нарастания политического террора и цензурных ограничений, печатать «Современник» в Лондоне — но связной пойман, письмо в руках у жандармов.
Для царя лондонский изгнанник Герцен — всё равно что проклятый Голдстейн в «1984» Оруэлла: главный враг государства. И характерная амальгама: все, находящиеся с ним в связи, автоматически становятся такими же «врагами». Интересный феномен: это же эманация в чистом виде! Вспомним Прокла и неоплатоников с их эманацией божественного Единого: такое перенесение свойств противника на близких ему — есть признание за противником божественного свойства распространять себя на весь мир.
Но мы отвлеклись. Чернышевского арестовывают на основании перехваченной записки Герцена. Но в 1862 году для осуждения уже надо предъявить более весомые аргументы, чем знакомство с врагом государства. Аргументов — нет. А пока люди государевы их ищут, Чернышевский отправляется в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. (Где, кстати, и напишет «Что делать?»).
Проходит год. Найден полусумасшедший доносчик, засвидетельствовавший, что революционная листовка (в те времена говорили: «прокламация») «К барским крестьянам», призывавшая селян становиться «вольными людьми» (по сути, призывавшая к восстанию «когда приготовленность будет») — написана Чернышевским.
Дело в шляпе! — но нет, на дворе уже 1863, а не 1833 год, по закону нужно 2 улики, чтобы вина была доказана. Прокламация меж тем анонимна. Сам литератор от авторства отказывается. Как её привязать к Чернышевскому? Тот же доносчик предоставляет записку, в которой Чернышевский якобы просит типографию исправить неточность в своей листовке.
И вот Сенат, которому было передано «дело» Чернышевского, назначает своих секретарей (попросту: писарей) в комиссию для графологической экспертизы. Из 8 «экспертов» 6 не признают сходства почерков в записке — и в официально признанных рукописях Чернышевского. Ерунда! Сенатская комиссия подсчитывает схожие буквы, находит 12 из 25 (всё равно меньше половины!) и признаёт Чернышевского автором записки в типографию, следовательно, и революционной листовки.
(Кстати, в советское время прокламацию тоже приписывали Николаю Гавриловичу — и всё из тех же соображений: это был весомый вклад в образ «революционного демократа»).
Далее всё тот же доносчик предоставляет свои услуги по расшифровке легальных статей Чернышевского: думаете, это он рабовладельцев США ругал? Нет, русских помещиков! Думаете, это он про «восточный деспотизм» турецкого султана пишет? — нет, это он про нашего царя-батюшку!
Состав преступления для правительственных обвинителей был налицо. В итоге, Чернышевского, ни много, ни мало, судили по статье, подразумевающей организацию вооружённого восстания.
Заметьте: на основании анонимной листовки, неубедительной почерковедческой экспертизы и оговоров доносчика, который сам был заинтересованным лицом в деле!
Тут, конечно, правы были советские биографы Чернышевского: судили его не за формальное преступление, а за его общественное влияние.
Но ещё год потребовался комиссии Сената, чтобы выдавить из себя обвинительный приговор: 14 лет каторги (из возможных по закону 15!) и поселение в Сибири пожизненно. Царь милостиво («Освободитель» же!) скостил каторгу до 7 лет. (Что вышло из этой «милости» — расскажу позднее).
Образованная Россия негодовала — но это была подводная буря под толстым слоем льда. Да, Герцен обрушился из Лондона с проклятиями на царя. Да, молодёжь слала самодержцу пачки писем, упрашивая пощадить Чернышевского. Да, роптали далёкие от революции интеллигенты, типа Сергея Соловьёва, консерватора и государственника (отец будущего теософа и «софиолога» Владимира Соловьёва). Да, в отсутствии улик по делу признавались в частных разговорах даже сами почтенные сенаторы.
Алексей Константинович Толстой, автор Козьмы Пруткова, старый друг и наперсник императора, на его вопрос «как поживает русская литература?» ответил: «Надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского». Царь только отвернулся: «Никогда не напоминай мне о нём».
(Как видно, люди, «имена которых нельзя произносить» были и 160 лет назад).
В итоге, 19 мая 1864 года «государственный преступник» Чернышевский был подвергнут публичной «гражданской казни» (унизительный обряд, лишающий осуждённого всех прав) и отправлен на каторгу в Сибирь. На долгие 19 лет он будет заживо погребён в глуши и вернётся в европейскую Россию только чтобы умереть.
Русский мартиролог (перечень мучеников) и список каторги пополнился ещё одной фамилией…
#Чернышевский #Кагарлицкий
Далее всё тот же доносчик предоставляет свои услуги по расшифровке легальных статей Чернышевского: думаете, это он рабовладельцев США ругал? Нет, русских помещиков! Думаете, это он про «восточный деспотизм» турецкого султана пишет? — нет, это он про нашего царя-батюшку!
Состав преступления для правительственных обвинителей был налицо. В итоге, Чернышевского, ни много, ни мало, судили по статье, подразумевающей организацию вооружённого восстания.
Заметьте: на основании анонимной листовки, неубедительной почерковедческой экспертизы и оговоров доносчика, который сам был заинтересованным лицом в деле!
Тут, конечно, правы были советские биографы Чернышевского: судили его не за формальное преступление, а за его общественное влияние.
Но ещё год потребовался комиссии Сената, чтобы выдавить из себя обвинительный приговор: 14 лет каторги (из возможных по закону 15!) и поселение в Сибири пожизненно. Царь милостиво («Освободитель» же!) скостил каторгу до 7 лет. (Что вышло из этой «милости» — расскажу позднее).
Образованная Россия негодовала — но это была подводная буря под толстым слоем льда. Да, Герцен обрушился из Лондона с проклятиями на царя. Да, молодёжь слала самодержцу пачки писем, упрашивая пощадить Чернышевского. Да, роптали далёкие от революции интеллигенты, типа Сергея Соловьёва, консерватора и государственника (отец будущего теософа и «софиолога» Владимира Соловьёва). Да, в отсутствии улик по делу признавались в частных разговорах даже сами почтенные сенаторы.
Алексей Константинович Толстой, автор Козьмы Пруткова, старый друг и наперсник императора, на его вопрос «как поживает русская литература?» ответил: «Надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского». Царь только отвернулся: «Никогда не напоминай мне о нём».
(Как видно, люди, «имена которых нельзя произносить» были и 160 лет назад).
В итоге, 19 мая 1864 года «государственный преступник» Чернышевский был подвергнут публичной «гражданской казни» (унизительный обряд, лишающий осуждённого всех прав) и отправлен на каторгу в Сибирь. На долгие 19 лет он будет заживо погребён в глуши и вернётся в европейскую Россию только чтобы умереть.
Русский мартиролог (перечень мучеников) и список каторги пополнился ещё одной фамилией…
#Чернышевский #Кагарлицкий
О русских античниках.
Владимир Соловьев, братья-князья Трубецкие, Лосев — их ориентация на античную философию есть возврат Духа (мышления) к своим корням, желание припомнить что-то из своей доисторической жизни, прожить не прожитое, помыслить не помысленное ранее в плане индивидуального становления, но необходимое для становления Духа самим собой, для становления народного Духа Духом истинно абсолютным.
Ориентация сразу на немецкую философию от Канта до Гегеля — это, конечно: во-первых, ориентация на острый запрос современного Духа, и, во-вторых, русским, поздно пришедшим на философское торжество, достался сразу десерт.
Хорошо, но… надо начать ab ovo. «С яйца» то есть — как и начинали свои трапезы древние. В XXI веке античная философия и есть такое яйцо.
Другой момент, что это позднее переживание детства мышления нельзя гипостазировать, останавливаться на нём — а так и получается с античниками.
Необходимость, будучи удержанной сверх необходимости, становится капризом сознания, делающего себя пленником своей же химеры. Повторное впадение в детство мышления называется старческой деменцией.
#античнаяфилософия
Владимир Соловьев, братья-князья Трубецкие, Лосев — их ориентация на античную философию есть возврат Духа (мышления) к своим корням, желание припомнить что-то из своей доисторической жизни, прожить не прожитое, помыслить не помысленное ранее в плане индивидуального становления, но необходимое для становления Духа самим собой, для становления народного Духа Духом истинно абсолютным.
Ориентация сразу на немецкую философию от Канта до Гегеля — это, конечно: во-первых, ориентация на острый запрос современного Духа, и, во-вторых, русским, поздно пришедшим на философское торжество, достался сразу десерт.
Хорошо, но… надо начать ab ovo. «С яйца» то есть — как и начинали свои трапезы древние. В XXI веке античная философия и есть такое яйцо.
Другой момент, что это позднее переживание детства мышления нельзя гипостазировать, останавливаться на нём — а так и получается с античниками.
Необходимость, будучи удержанной сверх необходимости, становится капризом сознания, делающего себя пленником своей же химеры. Повторное впадение в детство мышления называется старческой деменцией.
#античнаяфилософия
Лучшая биография Чернышевского — это даже не биография, а глава из романа Набокова «Дар», имитирующая (!) биографию Чернышевского. Как говорится: что ещё надо знать о русской историко-философской мысли?! И дело не в том, что квази-биография авторства Набокова хороша (хотя она хороша: едка, убийственно-иронична и безжалостна), а в том, что все остальные жизнеописания Чернышевского — из рук вон плохи.
И потому роман Набокова, в который биография Чернышевского поселена на правах четвёртой главы, в очередной, 1001-й раз свидетельствует (да что там: вопит во весь голос!): «Наши философы — наши писатели, вне литературы в России философии нет». Философы есть, а философии нет.
Гегельнегоголь
И потому роман Набокова, в который биография Чернышевского поселена на правах четвёртой главы, в очередной, 1001-й раз свидетельствует (да что там: вопит во весь голос!): «Наши философы — наши писатели, вне литературы в России философии нет». Философы есть…
Скажете: как так? Философы есть, а философии нет — всё равно что: деревья есть, а леса нет! Да, вот именно так. Тут и количество, не ставшее качеством (а имеющееся — весьма специфических свойств). И философская невинность «общественного сознания», максимум к чему способного — худо-бедно воспринимать образы, но не собственно идеи. И роковое опоздание на мировой философский банкет: русские только заявились, а там уже иррационалистическую (по-русски: безумную) беллетристику а-ля Ницше на десерт под закрытие вечера подают.
Поэтому да, это слишком лихие слова («нет русской философии»), но если серьёзно задуматься: в искушённой философией стране появление «диссертации» Чернышевского (единственная мысль которой — топорная сентенция: «Прекрасное есть жизнь») было бы просто невозможно. Да и Бог с ней, с этой «диссертацией», с кем не бывает, shit happens, как говорится — но чуть не полтора столетия всерьёз говорить об «эстетике Чернышевского», писать сотни книг о его «идеях», защищать научные работы по Чернышевскому, считать оного за большого мыслителя, написать сотни тысяч страниц о нём, страниц ничего не значащих, легко побиваемых одной сотней (!) страниц квази-биографии, написанной не-философом Набоковым — всё это возможно только в далёкой от философского сознания стране.
Sad but true, опять же.
Скажете: ну и к чёрту эту философию! Что нам до этой гегелевской триады (искусство-религия-философия)? Что нам до этого Абсолютного, нам и в нашем Относительном неплохо живётся! Окей, но так и надо честно признаться. Honesty is the best policy, если уж на то пошло.
Поэтому да, это слишком лихие слова («нет русской философии»), но если серьёзно задуматься: в искушённой философией стране появление «диссертации» Чернышевского (единственная мысль которой — топорная сентенция: «Прекрасное есть жизнь») было бы просто невозможно. Да и Бог с ней, с этой «диссертацией», с кем не бывает, shit happens, как говорится — но чуть не полтора столетия всерьёз говорить об «эстетике Чернышевского», писать сотни книг о его «идеях», защищать научные работы по Чернышевскому, считать оного за большого мыслителя, написать сотни тысяч страниц о нём, страниц ничего не значащих, легко побиваемых одной сотней (!) страниц квази-биографии, написанной не-философом Набоковым — всё это возможно только в далёкой от философского сознания стране.
Sad but true, опять же.
Скажете: ну и к чёрту эту философию! Что нам до этой гегелевской триады (искусство-религия-философия)? Что нам до этого Абсолютного, нам и в нашем Относительном неплохо живётся! Окей, но так и надо честно признаться. Honesty is the best policy, если уж на то пошло.
Весточка от хозяина кота Степана. (Philosophy Today поделились). Борису Юльевичу — силы духа. А итоги, на самом деле, подводить ещё рано!
#Кагарлицкий
#Кагарлицкий