Экзальтированные пророчества оставим на долю доморощенным потомкам вещей Кассандры — та, как известно, свои дни так себе закончила.

«— [раздражённо и нетерпеливо] А где наша гвардия? Гвардия где?
— [задумчиво] Очевидно, обходит с флангов.
— [недоверчиво] Кого?
— [с видом лихим и придурковатым] Всех!»

https://youtu.be/klLK-gfJBS4

Пришло время для той самой цитаты из Гегеля.

«Правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из неё». Философия истории, С. 61 (по изданию «Науки» 1993 года).

В упрощённом виде эти слова часто цитируют, но очень редко понимают смысл. Меж тем, смысл не только на поверхности, но уже в следующей фразе сам Гегель его раскрывает полностью:

«В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния. В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего». Там же. С. 61 - 62.

Voilà tout! — Вот и всё! — как говорят французы. История никогда ничему не учит, потому что она не может учить по своей сути. Она не шпаргалка на экзамене, где есть ответы на все билеты. Она есть осознание произошедшего — только и всего! (Но, замечу, хорошо же это «только»!) В ткань конкретной истории вплетено столько действующих лиц, столько разнонаправленных субъективных мнений и намерений этих лиц, столько случайных факторов, что картина всегда получается уникальной. Это не отрицает исторической необходимости-закономерности: напротив, она как раз и торжествует. Но торжествует за спиной самих действующих лиц исторической драмы. Разумная необходимость истории потому и видна задним числом, что реализуется en gros, в большом масштабе, уже перемолов в пыль черепа непосредственных акторов. «Хитрость разума» — назвал это Гегель. Люди совершают действия, руководствуясь субъективным пониманием (то есть непониманием) ситуации, а объективный смысл собственных действий им недоступен — дай Бог, его лет 50 историки осознают.

И особенно забавно было наблюдать последние 2 дня за сетевыми zoon politikon, мышление которых не поднимается выше примеров по аналогии. Сравнивали (поза)вчерашний демарш с «Маршем на Рим» Муссолини, с ГКЧП, кто-то уже начал вспоминать «Чёрный октябрь» 1993 года. Особо злые стали в пример приводить ливийско-суданские рейды на пикапах с пулемётами. И что, как, есть ли что-то похожее? Ничего, ноль. Заранее можно было сказать, что все прогнозисты, натягивающие сову сегодняшних событий на глобус вчерашних аналогий будут посрамлены — а всё почему? — см. выше. «Бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и силой настоящего», как сказал Гегель.

Вот этим-то и плохо мышление по аналогии, что оно вовсе игнорирует логику настоящих событий, не имеет смелости пользоваться собственным умом и прячется в скорлупу давно умерших фактов минувших дней. Мышление по аналогии — мышление до-логическое, неразвитое, ущербное. И ничего не меняет тот факт, что практически все медийные говорящие головы умеют мыслить только по аналогии, с оглядкой: «А как было в таком же случае N лет назад?»

А меж тем события требуют осмысления. Да, сумерки истории ещё не сгустились, но кое-что можно сказать уже сейчас, благо страничка-то всё равно перевёрнута.

Первое. За последние 32 года это уже третий переворот в истории страны. 1991, 1993, 2023. Впечатляет. А если взять рамки пошире? С 1905 года прошло 118 лет, 3 революции, 3 переворота, 3 «дворцово-закулисных» свержения руководящей верхушки (сначала троцкистов сталинцами, затем сталинцев Хрущёвым, потом уже самого Хрущёвым «дорогими товарищами»). Не слишком ли турбулентна новейшая история российского государства? Что значат эти лихорадочные пароксизмы: родовые муки нового мира или предсмертные судороги? (По)смотрим.

Второе. Россия, как бы того ни жаждали все славянофилы, меньше всего годится на роль евразийской твердыни. Сонливое вековое бытие восточных деспотий ей чуждо напрочь. Пресловутое славянское долготерпение на поверку оказывается лишь пружиной, поддающейся сжатию лишь до известного предела. Потом пружина резко распрямляется, высвобождая всю эту накопленную подспудную энергию. По лбу в итоге получает не только незадачливый «сжиматель», но и все, кому не повезло оказаться рядом. «Бей своих, чтоб чужие боялись!» — это вообще должен быть наш национальный девиз.

Третье. Народ наш может горы ворочать — но только под «чутким руководством». Без вождя масса — ноль, но будучи прибавлен к единице личности, народ сразу становится величиной. Отсюда феномен Стеньки Разина, Емельяна Пугачёва, Ленина… дальше можно продолжать.

Бертольт Брехт 80 лет назад о всяких-разных «маршах».

Шагают бараны в ряд,
Бьют барабаны, —
Кожу для них дают
Сами бараны.

Мясник зовет.
За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно.

Они поднимают вверх
Ладони к свету,
Хоть руки уже в крови, —
Добычи нету.

Мясник зовет.
За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно.

Знамена горят вокруг,
Крестища повсюду,
На каждом — здоровый крюк Рабочему люду.

Мясник зовет.
За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно…

#Брехт

К вопросу об апофатическом и катафатическом богословии

Исходя из Гегеля: ложна сама постановка вопроса, дающая начало разделению богословия на апофатику и катафатику. Смысл разделения: наличие или отсутствие определений Бога. Апофатическое богословие, как известно, отрицает саму возможность определения Бога, его положительных характеристик. Катафатическое богословие — напротив, пытается их дать и обосновать. Сам вопрос об определениях, очевидно, заимствован у Аристотеля. (Это шило в строку тем, кто отрицают/ограничивают влияние античной философии на христианство). Но сейчас не об этом.

Строго логически. Определение есть ограничение, это отношение: 1) к внешнему 2) к конечному, не-абсолютному.

Но тогда это не есть отношение к Богу! Сам вопрос о возможности определения его поставлен ложно.

Во-1-х, Бог не может быть внешним для человека. Он объективен — но если он только внешен, то остальной мир, в том числе и набожный субъект — безбожны. Не может быть отношения между Богом и человеком как отношения господина и раба. Нет, истинное понимание Бога — это тождество: самого Бога с собой (Я = Я) и человека с Богом. Найти Бога в себе и в мире — вот смысл христианской религии, и Христос за это умер и воскрес.

Во-2-х, Богу в принципе нельзя дать определений — ну как дашь определение миру или человеку?! Невозможно ограничить безграничное.

Но тогда получается, что права апофатика, отрицающая возможность определений? Нет. Это просто другой полюс односторонности, то есть неправды, заблуждения.

Почему? Отрицательное богословие логически невозможно уже потому, что невозможно отрицать то, что уже есть отрицание отрицания.

А Бог и есть такое отрицание отрицания, абсолютная положительность, совершенная утверждающая сила.

Итак, вот следствия ложной постановки вопроса и следующего из этой ложности разделения богословия: 1) катафатика уходит в дурную бесконечность перечисления — бесконечность, оказывающуюся всегда неполной, недействительной = ничто. 2) апофатика уходит в дурную бесконечность отрицаний бесконечно положительного, и потому тоже никогда не достигнет конца = ничто.

Резюме: и катафатика, и апофатика — рассудочные, и при этом увязшие в чувственных представлениях, ограниченные формы мышления.

О первородном грехе

А Вы знаете, что демаркационная линия между революционерами и консерваторами пролегает по мифу о первородном грехе? Все же помнят этот ветхозаветный миф о вкушении первыми людьми плода с древа познания — что и вызвало их изгнание из доисторического Рая?

Поясню на примере консервативного обскуранта Де Местра — и революционного рационалиста Гегеля.

Де Местр в своих «Санкт-петербургских вечерах» исходит из первородного греха, чтоб утвердить тезис об изначальной виновности человечества. Желание познания, дерзость опоры на свой ум — величайший грех для французского графа (для себя и себе подобных, что характерно, он делал исключение). И раз человечество виновно изначально — оно заслужило все и всякие кары. Потому нечего роптать! — Заслужили. Заслужили глупого короля, жадного барона и аморального падре. Нечего роптать — скажите спасибо Адаму и Еве. В итоге первородный грех служит обоснованием для обвинительного акта всему человечеству, а сам Де Местр — одновременно и судья, и прокурор, и палач.

Для Гегеля миф о первородном грехе — напротив, свидетельство силы человеческого сознания. С изгнания из Рая только и начинается человек. Райское состояние — вообще, состояние животное. И змей-искуситель ничуть не соврал, когда обещал: «будете как боги, знать добро и зло». Если бы змей лгал — изгонять из Рая первоотца с первоматерью было бы не за что, не было бы состава преступления. Ну и глубочайший философский смысл древнего мифа: пока человек не отделит себя от окружающего мира, пока не сознает своё Я, противостоящее всему окружающему (не-Я классической немецкой философии), до тех пор он — кто угодно, но не существо сознательное, не человек.

Отсюда, из гегелевского благословения первородного греха познания — и оправдание человечества как такового: нет на нём никакой вины. Грехом можно назвать как раз нежелание познавать. Отсюда и этика революционеров всех времён и народов: восстание ради познания оправдано уже своей укоренённостью, оно составляет суть человека.

Само прямохождение человека — уже революционный акт, пусть эта революция и вошла в привычку, стала традицией.

Чтобы человек мог встать — ему нужно восстать (против природы).

Перефразируя Гегеля: утреннее чтение телеграма — своего рода утренняя молитва современного человека. Свой взгляд на мир мы ориентируем либо по Богу, либо — по тому, как нам является мир. И Бог, и чтение телеграма обладают одинаковым эффектом в итоге: дают человеку уверенность, что он узнаёт мир.

И раз уж читающие эти слова есть современные молящиеся — рад всех приветствовать на своей утренней проповеди!