Петр Воротынцев // Гонки на самоуничтожение (сериалы о наркобизнесе)
«Капельник» (режиссер Илья Аксенов): время, утекающее по каплям
«Капельник» жанрово выпадает из обоймы описанных выше работ. Сериал кренится в сторону трагифарса с искрометным, черноватым юмором. Но вместе с тем «Капельник» — кино сентиментально-человечное, лиричное.
Тяжелая уголовщина тут проворачивается без бетонной угрюмости, а с отчаянно-веселым азартом. Безрадостной отечественной хтони тоже место находится, но хтонь в «Капельнике» какая-то озорная.
В центре сюжета — приключение рядового врача анестезиолога-реаниматолога со сказочно-типическим именем Иван (Денис Прытков). У Ивана немного перепуганное, удивленное лицо. Удивляться и пугаться, надо сказать, есть чему. Сериальный Иван отнюдь не дурак, соображает и принимает решения он со впечатляющей скоростью. Это и подмечает начальство Ивана в лице Проскурина (Сергей Лавыгин). Но вместо карьерного повышения Ивану предлагают заняться щекотливым и хорошо оплачиваемым делом. А именно ставить капельницы наркозависимым селебрити на дому. Прокапывание быстро выводит наркозависимого из тяжелого состояния и не оставляет в крови запрещенных веществ. Но такая операция не проходит даром для здоровья, пациент по капле превращается в раба этого экстремального опохмела. Проводить подобные процедуры вне медицинского учреждения — практика запрещенная.
Иван попадает в среду блогеров, людей тщеславных, талантливых и несчастных. Они зависимы от популярности (а это еще какой наркотик) и запретных плодов, стимулирующих настроение. Продюсеры и всевозможные медиаменеджеры щедро снабжают подопечных наркотиками. Примечательно, что одного из авторитетных менеджеров зовут Гера, и в его имени отчетливо слышится отзвук «героина».
С одной из блогерок Алкой (Анастасия Резник) у Ивана завязываются отношения. Не романтические, а нечто другое, даже более трепетное. Дружба двух очень одиноких людей. Они помогают друг другу справляться с конкретными проблемами, вместе борются с ослепляющими вспышками меланхолии и бескрайней, обволакивающей тоской. Сериал силен не одной лишь фабулой, но пронизывающей тоскливой нотой, эмоцией бестолковой безнадежности, сожалением о времени, которое по каплям утекает навсегда. Времени, которое вечно растрачивается не на то, когда самое значительное и существенное остается за бортом.
Несомненное достоинство сериала, помимо неожиданного и концентрированного (всего шесть серий) сценария, обилие малознакомых, качественных исполнителей, которые еще не успели законсервироваться в амплуа. Малоизвестные актеры выдвинуты на первый план, а прославленные, напротив, переведены на роли второго плана или вовсе «понижены» (как Гоша Куценко) до эпизодических появлений. При этом все получают удовольствие: наслаждение от игры и сотворчества скрыть от зрителя невозможно (как и обратное). Режиссеру явно удалось достичь здоровой обстановки на площадке.
На вызовы Иван ездит с авантюристом и проходимцем Серегой (Никита Никитин). Серега лихо и бесстрашно управляет автомобилем. Все бы ничего, но у Сереги нет кисти на левой руке, машину он виртуозно укрощает одной правой. Вот с этим одноруким бандитом Иван и разъезжает по вызовам. Серега — смешной, запутавшийся (даже заблудший) человек, мечтающий, как и все, о счастье. Не случайно режиссер вводит линию взаимоотношений Сереги с его невестой Мариной (Валентина Мазунина). Серега Марину любит, а вот она его жалеет, что для человека с ограниченными возможностями, пожалуй, самое невыносимое.
Никитин живет в кадре органично, с героической самоиронией. Посмеяться над собой и своей проблемой — дар Никитина не меньший, чем актерский. Серега отлично вписывается в мир смещенной логики, сдвинутых ориентиров и марширующего по свету абсурда.
Венчает трагифарсовую поэтику фильма сновидческая концовка, окатывающая энергией освобождения и, пусть нестойкой, но надеждой, что у Алки получится выбраться из смертоносной гонки. А значит и у нас, зрителей, не все пропало.
#формаслов_кино
«Капельник» (режиссер Илья Аксенов): время, утекающее по каплям
«Капельник» жанрово выпадает из обоймы описанных выше работ. Сериал кренится в сторону трагифарса с искрометным, черноватым юмором. Но вместе с тем «Капельник» — кино сентиментально-человечное, лиричное.
Тяжелая уголовщина тут проворачивается без бетонной угрюмости, а с отчаянно-веселым азартом. Безрадостной отечественной хтони тоже место находится, но хтонь в «Капельнике» какая-то озорная.
В центре сюжета — приключение рядового врача анестезиолога-реаниматолога со сказочно-типическим именем Иван (Денис Прытков). У Ивана немного перепуганное, удивленное лицо. Удивляться и пугаться, надо сказать, есть чему. Сериальный Иван отнюдь не дурак, соображает и принимает решения он со впечатляющей скоростью. Это и подмечает начальство Ивана в лице Проскурина (Сергей Лавыгин). Но вместо карьерного повышения Ивану предлагают заняться щекотливым и хорошо оплачиваемым делом. А именно ставить капельницы наркозависимым селебрити на дому. Прокапывание быстро выводит наркозависимого из тяжелого состояния и не оставляет в крови запрещенных веществ. Но такая операция не проходит даром для здоровья, пациент по капле превращается в раба этого экстремального опохмела. Проводить подобные процедуры вне медицинского учреждения — практика запрещенная.
Иван попадает в среду блогеров, людей тщеславных, талантливых и несчастных. Они зависимы от популярности (а это еще какой наркотик) и запретных плодов, стимулирующих настроение. Продюсеры и всевозможные медиаменеджеры щедро снабжают подопечных наркотиками. Примечательно, что одного из авторитетных менеджеров зовут Гера, и в его имени отчетливо слышится отзвук «героина».
С одной из блогерок Алкой (Анастасия Резник) у Ивана завязываются отношения. Не романтические, а нечто другое, даже более трепетное. Дружба двух очень одиноких людей. Они помогают друг другу справляться с конкретными проблемами, вместе борются с ослепляющими вспышками меланхолии и бескрайней, обволакивающей тоской. Сериал силен не одной лишь фабулой, но пронизывающей тоскливой нотой, эмоцией бестолковой безнадежности, сожалением о времени, которое по каплям утекает навсегда. Времени, которое вечно растрачивается не на то, когда самое значительное и существенное остается за бортом.
Несомненное достоинство сериала, помимо неожиданного и концентрированного (всего шесть серий) сценария, обилие малознакомых, качественных исполнителей, которые еще не успели законсервироваться в амплуа. Малоизвестные актеры выдвинуты на первый план, а прославленные, напротив, переведены на роли второго плана или вовсе «понижены» (как Гоша Куценко) до эпизодических появлений. При этом все получают удовольствие: наслаждение от игры и сотворчества скрыть от зрителя невозможно (как и обратное). Режиссеру явно удалось достичь здоровой обстановки на площадке.
На вызовы Иван ездит с авантюристом и проходимцем Серегой (Никита Никитин). Серега лихо и бесстрашно управляет автомобилем. Все бы ничего, но у Сереги нет кисти на левой руке, машину он виртуозно укрощает одной правой. Вот с этим одноруким бандитом Иван и разъезжает по вызовам. Серега — смешной, запутавшийся (даже заблудший) человек, мечтающий, как и все, о счастье. Не случайно режиссер вводит линию взаимоотношений Сереги с его невестой Мариной (Валентина Мазунина). Серега Марину любит, а вот она его жалеет, что для человека с ограниченными возможностями, пожалуй, самое невыносимое.
Никитин живет в кадре органично, с героической самоиронией. Посмеяться над собой и своей проблемой — дар Никитина не меньший, чем актерский. Серега отлично вписывается в мир смещенной логики, сдвинутых ориентиров и марширующего по свету абсурда.
Венчает трагифарсовую поэтику фильма сновидческая концовка, окатывающая энергией освобождения и, пусть нестойкой, но надеждой, что у Алки получится выбраться из смертоносной гонки. А значит и у нас, зрителей, не все пропало.
#формаслов_кино
Татьяна Юкиш, Ольга Французова // Большое открытие в жизни маленького Даниэля. Опыт рационального использования ресурсов и поиски электричества в картошке
Федя, сидя на кухне, уничтожал неликвид из маминой пекарни. Да, у мамы Юлианы была своя малюсенькая пекарня: она сама придумывала рецепты к праздникам и тестировала их заранее. И не зря! У сегодняшней партии новогодних коричных кексиков, например, отвалилось дно. Когда такое случалось с кексиками, папа называл их «бездонными».
Вернувшись из школы, Даниель набросился на Графа, сгреб его в охапку, насколько это возможно, и усвистел с ним в комнату. Федя же продолжал беззаботно поглощать бездонные кексы, а Юлиана разбирала посудомоечную машину — все были заняты делом.
Девочка открыла один из шкафов и запихнула туда большую кастрюлю. Это был специальный шкаф, где хранились эта кастрюля и разные технические припасы: батарейки, скотч, изолента.
Федя привстал и ахнул, глядя на целые штабеля батареек:
— Да тут просто склад! Зачем вам столько?
— Мы по акции их покупаем, — не без гордости объяснила Юлиана, — мама любит атмосферное освещение, а оно создается с помощью дополнительных источников света.
Юлиана пошла по дому и стала включать маленькие светильники: фонарики, ангелочков, притаившихся в самых укромных уголках.
— Видишь? Нужно много батареек. Папа следит, чтоб батарейки работали. У меня, кстати, в ночнике батарейки сели, надо ему сказать.
Девочка вернулась к посудомоечной машине. Федя наблюдал за ней с потерянным видом.
— Вы хоть представляете, как вы засоряете природу?
Читать полностью: https://formasloff.ru/2023/12/15/tatjana-jukish-olga-francuzova-podskorlupnyj-chelovek-glava-iz-knigi/
#формаслов_проза #формаслов_детям
Федя, сидя на кухне, уничтожал неликвид из маминой пекарни. Да, у мамы Юлианы была своя малюсенькая пекарня: она сама придумывала рецепты к праздникам и тестировала их заранее. И не зря! У сегодняшней партии новогодних коричных кексиков, например, отвалилось дно. Когда такое случалось с кексиками, папа называл их «бездонными».
Вернувшись из школы, Даниель набросился на Графа, сгреб его в охапку, насколько это возможно, и усвистел с ним в комнату. Федя же продолжал беззаботно поглощать бездонные кексы, а Юлиана разбирала посудомоечную машину — все были заняты делом.
Девочка открыла один из шкафов и запихнула туда большую кастрюлю. Это был специальный шкаф, где хранились эта кастрюля и разные технические припасы: батарейки, скотч, изолента.
Федя привстал и ахнул, глядя на целые штабеля батареек:
— Да тут просто склад! Зачем вам столько?
— Мы по акции их покупаем, — не без гордости объяснила Юлиана, — мама любит атмосферное освещение, а оно создается с помощью дополнительных источников света.
Юлиана пошла по дому и стала включать маленькие светильники: фонарики, ангелочков, притаившихся в самых укромных уголках.
— Видишь? Нужно много батареек. Папа следит, чтоб батарейки работали. У меня, кстати, в ночнике батарейки сели, надо ему сказать.
Девочка вернулась к посудомоечной машине. Федя наблюдал за ней с потерянным видом.
— Вы хоть представляете, как вы засоряете природу?
Читать полностью: https://formasloff.ru/2023/12/15/tatjana-jukish-olga-francuzova-podskorlupnyj-chelovek-glava-iz-knigi/
#формаслов_проза #формаслов_детям
Формаслов
Татьяна Юкиш, Ольга Французова // Большое открытие в жизни маленького Даниэля - Формаслов
Татьяна Юкиш, Ольга Французова "Большое открытие в жизни маленького Даниэля": читать рассказы для детей в литературном журнале "Формаслов".
Здесь должна быть подводка с новогодними пожеланиями и надеждами на светлое будущее. Но, как водится, чем больше загадываешь, тем яростнее Вселенная смеется над твоими планами. У нас скопилась уже целая серия мемориальных материалов — и конца не видно утратам и литературным потерям. Среди этих потерь — и люди, которых мы читали, и люди, с которыми мы дружили. Тяжело. Но обнимемся и будем смотреть вперед.
Во второй части литературных итогов 2023 года — мнения полярные: кто-то считает, что не происходит ничего интересного, а кто-то называет десятки книг и имен, которые стоят знакомства. «Формаслов», №91.
В поэзии:
Елена Севрюгина // ни зеленым ни белым ни синим
Ирма Гендернис // Докажи, что ты не угол
Алиса Орлова // Делить на ноль
Александра Колиденко // Всё начнется сначала
В прозе:
Елена Эргардт // Синяя курица
Екатерина Макушина // Драконоборец
Сева Муронец // Настоящий мужик
Елена Тулушева // Тебе тридцать лет, а ты снова!
В детлите:
Евгения Бахурова // Носочек
Анна Лео // Соловей, так соловей
Ольга Лишина // Плывём по яблочному саду
Наталья Дзе // Про школу и бессонницу
В критике и публицистике:
На вопросы об итогах 2023 года отвечают Михаил Бутов, Данил Файзов, Валерий Шубинский, Полина Бояркина, Александр Скидан, Евгений Абдуллаев, Валерия Пустовая, Павел Крючков, Майя Кучерская, Владимир Коркунов
В рубрике #буквенныйсок Михаил Квадратов и Егор Фетисов пишут о сборнике рассказов «Духи для роботов и манекенов» Александра Чанцева, романах «Пути сообщения» Ксении Буржской и «Рай земной» Сухбата Афлатуни
Владислава Васильева — о книге Александра Евсюкова «Двенадцать сторон света»
Беседа Бориса Кутенкова с Надей Делаланд
Александр Чанцев — о сборнике рассказов Михаила Квадратова «Синдром Линнея»
В рубрике #ПолетРазборов стихи Дарьи Мезенцевой и Горы Орлова и рецензии на них Ольги Аникиной, Ирины Машинской, Валерия Шубинского, Лизы Хереш, Евгения Абдуллаева, Елены Наливаевой, Людмилы Казарян
В рубрике #КиноТеатр рецензия Петра Воротынцева на фильм «1993» по роману Сергея Шаргунова
В рубрике #Литакцент статья Сергея Баталова о мандельштамовской «Грифельной оде»
https://formasloff.ru/
Во второй части литературных итогов 2023 года — мнения полярные: кто-то считает, что не происходит ничего интересного, а кто-то называет десятки книг и имен, которые стоят знакомства. «Формаслов», №91.
В поэзии:
Елена Севрюгина // ни зеленым ни белым ни синим
Ирма Гендернис // Докажи, что ты не угол
Алиса Орлова // Делить на ноль
Александра Колиденко // Всё начнется сначала
В прозе:
Елена Эргардт // Синяя курица
Екатерина Макушина // Драконоборец
Сева Муронец // Настоящий мужик
Елена Тулушева // Тебе тридцать лет, а ты снова!
В детлите:
Евгения Бахурова // Носочек
Анна Лео // Соловей, так соловей
Ольга Лишина // Плывём по яблочному саду
Наталья Дзе // Про школу и бессонницу
В критике и публицистике:
На вопросы об итогах 2023 года отвечают Михаил Бутов, Данил Файзов, Валерий Шубинский, Полина Бояркина, Александр Скидан, Евгений Абдуллаев, Валерия Пустовая, Павел Крючков, Майя Кучерская, Владимир Коркунов
В рубрике #буквенныйсок Михаил Квадратов и Егор Фетисов пишут о сборнике рассказов «Духи для роботов и манекенов» Александра Чанцева, романах «Пути сообщения» Ксении Буржской и «Рай земной» Сухбата Афлатуни
Владислава Васильева — о книге Александра Евсюкова «Двенадцать сторон света»
Беседа Бориса Кутенкова с Надей Делаланд
Александр Чанцев — о сборнике рассказов Михаила Квадратова «Синдром Линнея»
В рубрике #ПолетРазборов стихи Дарьи Мезенцевой и Горы Орлова и рецензии на них Ольги Аникиной, Ирины Машинской, Валерия Шубинского, Лизы Хереш, Евгения Абдуллаева, Елены Наливаевой, Людмилы Казарян
В рубрике #КиноТеатр рецензия Петра Воротынцева на фильм «1993» по роману Сергея Шаргунова
В рубрике #Литакцент статья Сергея Баталова о мандельштамовской «Грифельной оде»
https://formasloff.ru/
Формаслов
Журнал нового поколения - Формаслов
Электронный литературный журнал "Формаслов". Что читать, куда податься? Лучшие современные и классические стихи и проза. Произведения для детей. Обзоры книг и событий.
Елена Севрюгина
***
когда переболит вчерашний гнев,
уймется лев, на лапы ляжет лев
и распахнется белое пространство,
которое заполню до краев —
куда ни посмотри — здесь все мое,
обериутство и картезианство
и снова Ариадна свяжет нить,
и я уже смогу тебя простить
и выпустить из рук, еще дрожащих…
в густой рутине слов ненастоящих
нетрудно две судьбы разъединить
и будет свет над медленной рекой,
и белых снов младенческий покой,
и заросли осок, и я все та же,
которая задолго до войны
росла из темноты и тишины,
о прочем не догадываясь даже —
ни о земле, засохшей без воды,
ни о золе, оставившей следы
в узорчатом горшке из-под герани …
желание любить и быть на грани
несем в себе как признаки беды
оставь меня в застенчивом раю —
тоску мою, доверчивость мою,
космическую боль по человеку,
живущему внутри меня и вне,
взращенному на ветре и огне,
невнятному ни городу ни веку —
он будет здесь, когда исчезнешь ты,
когда истлеют ребрами мосты
и скрасят ночь созвездия иные,
и приведут волнения земные
к порогу первобытной немоты
***
умные были хорошие
только без тени стыда
наше роскошное прошлое
я схороню навсегда
тропками правыми левыми
выйду в затейливый сад
брошу ключи за аллеями
там где черешни висят
спелые сочные яркие
только дотронься возьми
память не тешит подарками
жаль не беспамятны мы
солнце внезапно представится
желтым больным фонарем
там где сойдемся-расстанемся
где друг для друга умрем
небо дождями заревано
то что нельзя излечить
мучает болью подреберной
спазменной дрожью ключиц
станет пустым и немыслимым
скупо даруемый свет
значит идти против истины
смысла и повода нет
#формаслов_стихи
***
когда переболит вчерашний гнев,
уймется лев, на лапы ляжет лев
и распахнется белое пространство,
которое заполню до краев —
куда ни посмотри — здесь все мое,
обериутство и картезианство
и снова Ариадна свяжет нить,
и я уже смогу тебя простить
и выпустить из рук, еще дрожащих…
в густой рутине слов ненастоящих
нетрудно две судьбы разъединить
и будет свет над медленной рекой,
и белых снов младенческий покой,
и заросли осок, и я все та же,
которая задолго до войны
росла из темноты и тишины,
о прочем не догадываясь даже —
ни о земле, засохшей без воды,
ни о золе, оставившей следы
в узорчатом горшке из-под герани …
желание любить и быть на грани
несем в себе как признаки беды
оставь меня в застенчивом раю —
тоску мою, доверчивость мою,
космическую боль по человеку,
живущему внутри меня и вне,
взращенному на ветре и огне,
невнятному ни городу ни веку —
он будет здесь, когда исчезнешь ты,
когда истлеют ребрами мосты
и скрасят ночь созвездия иные,
и приведут волнения земные
к порогу первобытной немоты
***
умные были хорошие
только без тени стыда
наше роскошное прошлое
я схороню навсегда
тропками правыми левыми
выйду в затейливый сад
брошу ключи за аллеями
там где черешни висят
спелые сочные яркие
только дотронься возьми
память не тешит подарками
жаль не беспамятны мы
солнце внезапно представится
желтым больным фонарем
там где сойдемся-расстанемся
где друг для друга умрем
небо дождями заревано
то что нельзя излечить
мучает болью подреберной
спазменной дрожью ключиц
станет пустым и немыслимым
скупо даруемый свет
значит идти против истины
смысла и повода нет
#формаслов_стихи
Какие слова мы пропустили? Игорь Северянин:
На реке форелевой в трепетной осиновке / Хорошо мечтается над крутыми веслами. / Вечереет холодно. Зябко спят малиновки. / Скачет лодка скользкая **** ****
На реке форелевой в трепетной осиновке / Хорошо мечтается над крутыми веслами. / Вечереет холодно. Зябко спят малиновки. / Скачет лодка скользкая **** ****
Anonymous Quiz
2%
между днями взрослыми
44%
над речными звёздами
27%
берегами-блёстнами
27%
камышами рослыми
Елена Эргардт - Синяя курица
Не так чтобы очень давно, но и не вчера, прямо скажем, в одном обычном городке случилась история. Необычная, в каком-то смысле невероятная.
Городок был маленький, всего три улицы — Самая Главная, Главная и Не Главная. По этим улицам каждый день спешили обычные люди. Утром спешили на работу, вечером спешили домой. Шли, по сторонам не глядели, ворон не считали. А чего глядеть-то? Три улицы всего. Даже вокзала нет. Да и не нужен он, вокзал-то этот. Шум, копоть, сомнительные желания. А всё необходимое в городке и так имелось — магазин, аптека, шапито.
И вот как-то утром на Не Главной улице, когда все шли-спешили на работу, один старичок опрокинулся на спину. Надо сказать, профессор. И не то чтобы в этом городке никто никогда не падал. Падали, конечно. И на Главной улице, и на Самой Главной. И профессора, и другие ученые степени. Только в этот раз упавший ощутил какое-то беспокойство. Вроде где-то что-то изменилось. Но, как мы помним, утром все шли-спешили, по сторонам не глядели, ворон не считали. И стали, конечно, о старичка спотыкаться и падать. Потом, конечно, стали подниматься, отряхиваться, глазеть по сторонам. Старичка тоже поставили, шляпу натянули, очочки протерли. Тут и обнаружилась причина профессорского беспокойства. На этой, прямо скажем, Не Главной улице, появилось новое слово. На букву, как вы догадались, «мэ». На фронтоне маленького вполне одноэтажного домика, синей краской и довольно-таки небрежно было написано «Мечта». Это в каком-таком смысле? Почему?
— Может, агентство путешествий?
— Вот еще выдумали! У нас и вокзала-то нету!
— Кинотеатр, может?
— Вряд ли — шапито есть уже…
— А может, шаверма? — предположил како-то начитанный мальчик.
— Было бы через «э», — скрипнул упавший профессор и пальчиком воздух ковырнул.
Вдруг дверь домика сама как бы открылась и все увидели листочек, кнопочкой ржавой пришпиленный. Обычный такой в клеточку школьный листочек. А на листочке, понимаете, кто-то лапкой курьей нацарапал: «Входить строго по одному».
Ну, люди, конечно, опять: «Это в каком-таком смысле? Почему? Отчего?»
Продолжение: https://formasloff.ru/2024/01/15/elena-jergardt-sinjaja-kurica/
#формаслов_проза
Не так чтобы очень давно, но и не вчера, прямо скажем, в одном обычном городке случилась история. Необычная, в каком-то смысле невероятная.
Городок был маленький, всего три улицы — Самая Главная, Главная и Не Главная. По этим улицам каждый день спешили обычные люди. Утром спешили на работу, вечером спешили домой. Шли, по сторонам не глядели, ворон не считали. А чего глядеть-то? Три улицы всего. Даже вокзала нет. Да и не нужен он, вокзал-то этот. Шум, копоть, сомнительные желания. А всё необходимое в городке и так имелось — магазин, аптека, шапито.
И вот как-то утром на Не Главной улице, когда все шли-спешили на работу, один старичок опрокинулся на спину. Надо сказать, профессор. И не то чтобы в этом городке никто никогда не падал. Падали, конечно. И на Главной улице, и на Самой Главной. И профессора, и другие ученые степени. Только в этот раз упавший ощутил какое-то беспокойство. Вроде где-то что-то изменилось. Но, как мы помним, утром все шли-спешили, по сторонам не глядели, ворон не считали. И стали, конечно, о старичка спотыкаться и падать. Потом, конечно, стали подниматься, отряхиваться, глазеть по сторонам. Старичка тоже поставили, шляпу натянули, очочки протерли. Тут и обнаружилась причина профессорского беспокойства. На этой, прямо скажем, Не Главной улице, появилось новое слово. На букву, как вы догадались, «мэ». На фронтоне маленького вполне одноэтажного домика, синей краской и довольно-таки небрежно было написано «Мечта». Это в каком-таком смысле? Почему?
— Может, агентство путешествий?
— Вот еще выдумали! У нас и вокзала-то нету!
— Кинотеатр, может?
— Вряд ли — шапито есть уже…
— А может, шаверма? — предположил како-то начитанный мальчик.
— Было бы через «э», — скрипнул упавший профессор и пальчиком воздух ковырнул.
Вдруг дверь домика сама как бы открылась и все увидели листочек, кнопочкой ржавой пришпиленный. Обычный такой в клеточку школьный листочек. А на листочке, понимаете, кто-то лапкой курьей нацарапал: «Входить строго по одному».
Ну, люди, конечно, опять: «Это в каком-таком смысле? Почему? Отчего?»
Продолжение: https://formasloff.ru/2024/01/15/elena-jergardt-sinjaja-kurica/
#формаслов_проза
Формаслов
Елена Эргардт // Синяя курица - Формаслов
Елена Эргардт "Синяя курица": читать рассказ с предисловием Вячеслава Харченко в литературном журнале "Формаслов". Современная поэзия, проза
Forwarded from Маркина: чего хорошего
Я уже показывала своё оформление блока "Капитанской дочки", которая у нас как раз уехала в печать. Но ещё не показывала обложку. 😍
А ещё меня дико радуют отзывы классиков, про приторную размазню особенно... 😅😁
#чегохорошего_дизайны #формаслов
А ещё меня дико радуют отзывы классиков, про приторную размазню особенно... 😅😁
#чегохорошего_дизайны #формаслов
Сергей Баталов // «Грифельная ода»: опыт медленного чтения
Ровно сто лет назад, в 1923 году, Осип Эмильевич Мандельштам закончил работу над стихотворением «Грифельная ода». Михаил Гаспаров считал, что именно этим стихотворением открывается третья — и последняя поэтика Мандельштама, отличающаяся большим количеством метафор повышенной сложности. Трактовка этих произведений до сих пор порождает огромное количество споров среди исследователей. К числу самых «темных» относится и сама «Грифельная ода».
Читать статью: https://formasloff.ru/2024/01/15/sergej-batalov-grifelnaja-oda-opyt-medlennogo-chtenija/
#формаслов_статьи
Ровно сто лет назад, в 1923 году, Осип Эмильевич Мандельштам закончил работу над стихотворением «Грифельная ода». Михаил Гаспаров считал, что именно этим стихотворением открывается третья — и последняя поэтика Мандельштама, отличающаяся большим количеством метафор повышенной сложности. Трактовка этих произведений до сих пор порождает огромное количество споров среди исследователей. К числу самых «темных» относится и сама «Грифельная ода».
Читать статью: https://formasloff.ru/2024/01/15/sergej-batalov-grifelnaja-oda-opyt-medlennogo-chtenija/
#формаслов_статьи
Литературные итоги 2023 года. Часть II
На вопросы «Формаслова» отвечают Михаил Бутов, Данил Файзов, Валерий Шубинский, Полина Бояркина, Александр Скидан, Евгений Абдуллаев, Валерия Пустовая, Павел Крючков, Майя Кучерская, Владимир Коркунов.
https://formasloff.ru/2024/01/15/literaturnye-itogi-2023-goda-chast-ii/
#формаслов_статьи
На вопросы «Формаслова» отвечают Михаил Бутов, Данил Файзов, Валерий Шубинский, Полина Бояркина, Александр Скидан, Евгений Абдуллаев, Валерия Пустовая, Павел Крючков, Майя Кучерская, Владимир Коркунов.
https://formasloff.ru/2024/01/15/literaturnye-itogi-2023-goda-chast-ii/
#формаслов_статьи
Александр Чанцев // Непоправимо и внутри (о книге М. Квадратова «Синдром Линнея»)
Книга Михаила Квадратова, прозаика, поэта и критика, очень похожа на него самого. Она тихая, ненавязчивая и крайне симпатичная. И вызывает эту непроизвольную симпатию не какими-то спецэффектами, а — само так получилось, не могло не получиться.
Читать рецензию: https://formasloff.ru/2024/01/15/aleksandr-chancev-nepopravimo-i-vnutri-o-knige-m-kvadratova-sindrom-linneja/
#формаслов_книги
Книга Михаила Квадратова, прозаика, поэта и критика, очень похожа на него самого. Она тихая, ненавязчивая и крайне симпатичная. И вызывает эту непроизвольную симпатию не какими-то спецэффектами, а — само так получилось, не могло не получиться.
Читать рецензию: https://formasloff.ru/2024/01/15/aleksandr-chancev-nepopravimo-i-vnutri-o-knige-m-kvadratova-sindrom-linneja/
#формаслов_книги
Александра Колиденко
Подругам
Лена, ты ужасно красивая,
Меня никогда это не обижало.
Счастливые несчастливые:
Мы знали взрослую жалость.
Помнишь, я не носила косу,
Так косматая и ходила.
Ты запускала ладони мне в волосы,
По черепу пальцем водила.
Мы были длинные, юные,
В вельветовых мини лучились,
Хотели быть очень умными,
У тебя вполне получилось.
Эмгэушушница киборг-Настенька,
Самая смелая, сильная, умная.
Занималась логистикой счастья:
Собирали ватагу детскую, шумную,
Летели из Калуги в Гюмри.
Казань, Соловки, Грозный:
Радуйся, радуйся, не умри,
Не поздно.
Потом стало поздно.
Расслабься давай, досчитай до ста.
Давай покидаем тебя с моста.
Ты не умеешь петь,
но красиво держишься у шеста.
Надо лететь,
Но мысль твоя очень проста.
Лови течение, давай плыви.
А я обнимаю коленки свои в крови,
И нечего меряться, c’est la vie,
И вполне окажется по любви.
В отчаянии по коленям
Бьет ракеткой Рублев Андрей.
Живым говорю, как теням:
Увидимся, anyway.
Распустим седые усталые снасти,
Ракетами пальцев утешим коленки.
Увидимся, правда, моя Настя?
Увидимся, правда, моя Ленка.
Синее сердце
Пора бы уже начать шевелиться,
Но я снова окаменела,
Словно сердце мое прекращает биться,
Когда вижу во сне, как мертвые желтые птицы
Оживают на голом столе белом.
Жалко, что нет мела.
В деревне у бабушки жили куры,
Индоутки с надломленными крылами
И семисотая, на самом деле седьмая,
Реинкарнация гуся Максима.
Гусь был единственный,
У него одного было имя, он был любимый.
Пурпурным от гребешков летом, хмуро
кленовая осень подглядывала за нами.
Я никогда не была там в мае,
Но казалось однажды тусила целую зиму.
У меня даже был не особо единственный,
Но у нас одинаковое было имя.
Он был любимый.
В конце августа жирные индоутки
Имитировали полёт вдоль невидимого забора.
Я садилась в поезд.
Я уезжала,
Увозя в чемодане замороженного Максима,
Увозя своё отогретое имя,
Якорь нательный — вернуться следующим летом.
В семнадцать жизнь делится на минутки.
В памяти не остаётся забоя птицы, вообще забоя,
Только Надежда.
Всё начнётся сначала.
Склейка, мне двадцать и все зимы.
Склейка, дочке четыре.
Склейка, я не понимаю в каком моменте
Я что-то важное проморгала.
Дедушка умер, бабушка осталась одна.
От бабушки осталось:
Теплое имя Надя, шарообразная рыба ёж в серванте,
Приведённая дедом когда-то с Кубы.
Плотно сжатые губы.
Вопросы: «кто вы?»,
«Что вы делаете в моем доме?».
«Я всё забыла».
«Я вас не помню».
«Убирайтесь покуда не зарубила».
Остался ковёр на стене, там, где так трудно я засыпала,
Находя в узоре четыре синеньких сердца.
Глядя,
Как славно складываются они в цветочек крестообразно.
Дедушка ненавидел татуировки, маленькая зараза
Нарисовать у него на руке мечтала
Синее сердце, написать внутри сердца «Надя».
Двор запустел, по синей грязи жиже
Ходят два тощих куриных самца и одна самка,
Ощипанная по спине и заду, едва живая,
И никакого гуся Максима.
Курица была единственной.
Оба петуха её всё время любили.
Не то чтобы часто, я этот кошмар вижу:
«Два петуха и одна самка»
Ощипанные, ни одна из птиц не живая.
Спасибо не снится гусь Максим,
Спасибо не снится тот самый любимый.
Лишь тушки в сомнительном изобилии.
Как следует проблевавшись, Саша, готовить начни.
«Суп-лапша» будет более чем уместно.
Отомри, если надо ори, только очнись.
Не бойся того, как шевелится плоть под кожей,
Доберись до синего сердца ножиком.
По любви,
Без любви,
Во имя любви,
Быстро сердце останови.
Так честно.
#формаслов_стихи
#формаслов_видео
Подругам
Лена, ты ужасно красивая,
Меня никогда это не обижало.
Счастливые несчастливые:
Мы знали взрослую жалость.
Помнишь, я не носила косу,
Так косматая и ходила.
Ты запускала ладони мне в волосы,
По черепу пальцем водила.
Мы были длинные, юные,
В вельветовых мини лучились,
Хотели быть очень умными,
У тебя вполне получилось.
Эмгэушушница киборг-Настенька,
Самая смелая, сильная, умная.
Занималась логистикой счастья:
Собирали ватагу детскую, шумную,
Летели из Калуги в Гюмри.
Казань, Соловки, Грозный:
Радуйся, радуйся, не умри,
Не поздно.
Потом стало поздно.
Расслабься давай, досчитай до ста.
Давай покидаем тебя с моста.
Ты не умеешь петь,
но красиво держишься у шеста.
Надо лететь,
Но мысль твоя очень проста.
Лови течение, давай плыви.
А я обнимаю коленки свои в крови,
И нечего меряться, c’est la vie,
И вполне окажется по любви.
В отчаянии по коленям
Бьет ракеткой Рублев Андрей.
Живым говорю, как теням:
Увидимся, anyway.
Распустим седые усталые снасти,
Ракетами пальцев утешим коленки.
Увидимся, правда, моя Настя?
Увидимся, правда, моя Ленка.
Синее сердце
Пора бы уже начать шевелиться,
Но я снова окаменела,
Словно сердце мое прекращает биться,
Когда вижу во сне, как мертвые желтые птицы
Оживают на голом столе белом.
Жалко, что нет мела.
В деревне у бабушки жили куры,
Индоутки с надломленными крылами
И семисотая, на самом деле седьмая,
Реинкарнация гуся Максима.
Гусь был единственный,
У него одного было имя, он был любимый.
Пурпурным от гребешков летом, хмуро
кленовая осень подглядывала за нами.
Я никогда не была там в мае,
Но казалось однажды тусила целую зиму.
У меня даже был не особо единственный,
Но у нас одинаковое было имя.
Он был любимый.
В конце августа жирные индоутки
Имитировали полёт вдоль невидимого забора.
Я садилась в поезд.
Я уезжала,
Увозя в чемодане замороженного Максима,
Увозя своё отогретое имя,
Якорь нательный — вернуться следующим летом.
В семнадцать жизнь делится на минутки.
В памяти не остаётся забоя птицы, вообще забоя,
Только Надежда.
Всё начнётся сначала.
Склейка, мне двадцать и все зимы.
Склейка, дочке четыре.
Склейка, я не понимаю в каком моменте
Я что-то важное проморгала.
Дедушка умер, бабушка осталась одна.
От бабушки осталось:
Теплое имя Надя, шарообразная рыба ёж в серванте,
Приведённая дедом когда-то с Кубы.
Плотно сжатые губы.
Вопросы: «кто вы?»,
«Что вы делаете в моем доме?».
«Я всё забыла».
«Я вас не помню».
«Убирайтесь покуда не зарубила».
Остался ковёр на стене, там, где так трудно я засыпала,
Находя в узоре четыре синеньких сердца.
Глядя,
Как славно складываются они в цветочек крестообразно.
Дедушка ненавидел татуировки, маленькая зараза
Нарисовать у него на руке мечтала
Синее сердце, написать внутри сердца «Надя».
Двор запустел, по синей грязи жиже
Ходят два тощих куриных самца и одна самка,
Ощипанная по спине и заду, едва живая,
И никакого гуся Максима.
Курица была единственной.
Оба петуха её всё время любили.
Не то чтобы часто, я этот кошмар вижу:
«Два петуха и одна самка»
Ощипанные, ни одна из птиц не живая.
Спасибо не снится гусь Максим,
Спасибо не снится тот самый любимый.
Лишь тушки в сомнительном изобилии.
Как следует проблевавшись, Саша, готовить начни.
«Суп-лапша» будет более чем уместно.
Отомри, если надо ори, только очнись.
Не бойся того, как шевелится плоть под кожей,
Доберись до синего сердца ножиком.
По любви,
Без любви,
Во имя любви,
Быстро сердце останови.
Так честно.
#формаслов_стихи
#формаслов_видео
Петр Воротынцев // Аборт демократии (о фильме «1993»)
Петр Воротынцев рассказывает о фильме Александра Велединского «1993» (за сюжетную основу режиссер взял роман Сергея Шаргунова). Картина Велединского — умное и честное высказывание о девяностых годах, о времени, когда многие исторические шансы оказались упущенными. Истоки социальных и политических проблем современной России стоит искать в той эпохе и конкретно в октябрьских днях 1993 года.
https://formasloff.ru/2024/01/15/petr-vorotyncev-abort-demokratii-o-filme-1993/
#формаслов_кино
Петр Воротынцев рассказывает о фильме Александра Велединского «1993» (за сюжетную основу режиссер взял роман Сергея Шаргунова). Картина Велединского — умное и честное высказывание о девяностых годах, о времени, когда многие исторические шансы оказались упущенными. Истоки социальных и политических проблем современной России стоит искать в той эпохе и конкретно в октябрьских днях 1993 года.
https://formasloff.ru/2024/01/15/petr-vorotyncev-abort-demokratii-o-filme-1993/
#формаслов_кино