Сергей Стратановский: «Мы были на культурном пайке»

Сергей Стратановский — один из самых ярких представителей ленинградского литературного андеграунда. Его поэзия формировалась в эпоху самиздата, первые книги, выпущенные им, — «неофициальные» (что очень часто было в то время знаком качества), а дебют в советской прессе произошёл спустя почти 20 лет после первых написанных всерьёз стихотворений. За плечами Сергея Георгиевича более десятка книг, главная из которых — «Изборник» (со стихотворениями с 1960-х по 2010-е годы). Среди премий — самые важные в русскоязычной среде, включая Премию Андрея Белого. О литературных учителях, опасности зарубежных публикаций, разнообразии поэтических тем, работе в РНБ и многом другом с Сергеем Стратановским поговорил Владимир Коркунов.

— Вас часто вписывали в поколения, группы, школы, круги. Ощущали ли вы эту вовлеченность или больше были сами по себе?

— Как литератор я мог существовать лишь в определенной среде. Такая среда в Ленинграде в 70-е годы была, и она «держала на плаву». Благодаря ей и появилась самиздатская периодика. В этой среде были разные группы и осознание, что мы образуем некое единство, приходило постепенно. А вот что такое поэт «сам по себе», ни с кем не общающийся и пишущий лишь для себя и для Бога, я плохо представляю.

Читать интервью:  https://formasloff.ru/2023/06/15/sergej-stratanovskij-my-byli-na-kulturnom-pajke/

#формаслов_беседы

Влада Баронец

***

лучше ни о чём не говорить
маленькую кашу в ковшике варить
наблюдать бурление борща
огурцы желтеют и горчат

на обоях дерево горит
это никуда ни с кем не говорит
и живёт за тридевять дверей
молча сыновей и дочерей

я тебя учил колготки надевал
в тёплом телевизоре диван
наш уютный ненасытный был
ты тебя учил она меня убил

приходите дачу удобрять
никому из вас не доверять
вырастать морковь капуста сельдерей
горьких сыновей и дочерей

***

если мы ссорились говорила
миленькие прекратите
подумайте лучше о дедушке
о сердце его о скрипочке
и мы прекращали хотя
знали прекрасно
отсутствие дедушки

вот и здесь на привале
разложились палатки поставили
образцы минералов
качается папоротник
каши походной отведав
куртки расстелив на камнях
опять зачем-то ни слова
о правде лишь делали вид что
лиственницы в этом году
возвышаются

#формаслов_стихи

Литературные итоги первого полугодия-2023

Александр Чанцев, литературовед, прозаик

Появилось ощущение, что то, что называется литературной жизнью, наконец-то возрождается. Многие издания, что не выходили, запущены редакциями вновь, премии вручаются, литературные вечера проводятся. Даже литературный скандал уже состоялся. Был он, правда, замешан исключительно на политическом вопросе, но лиха беда начало. Как я уже неоднократно писал, делание своего дела кажется мне гораздо более продуктивным занятием, чем перманентное публичное заламывание рук с нулевым, кроме сомнительного символического, эффектом.

Упомянуть все какие-либо яркие книги за полгода не представляется никакой возможности, в пределе указанного журналом объёма уж точно. Опять же интересно — несмотря на всеобщую ангедонию, книг выходит столько, что хватит на все время после конца света. С оглядкой на него и спешат опубликовать, потом может не выйти? И буквально каждый день из анонсов «Циолковского» и «Фаланстера» отмечаешь себе что-то интересное, непременно купить или хотя бы пролистать.

Скажу лишь о двух из них. Обе примыкают к корпусу философской мысли, обе сложны, из тех, что полайкать полайкают, а вот детально напишут ли о. Поэтому давайте поговорим сейчас хотя бы на бегу.

Героическими действительно стараниями переводчика Петра Епифанова и «Лимбаха» вышел очередной том Симоны Вейль — «Статьи и письма 1934 — 1943». Можно сказать, что вектор этих сочинений даже публицистический, Вейль здесь комментирует корреспондентам какие-то совсем современные политические вопросы. Но пишет она все равно очень свое — религиозное, мистическое, новаторское в этих областях. Даже если не вуалировать, революционное, то неудобное, что заставляло многих отворачиваться от ее мысли, принижать ее даже...

Вторая же книга — «Метафизика целого и части» Романа Шорина. Романа я читал и раньше, в той социальной сети, что сейчас не очень следует упоминать. Но то ли посты с его эссе эта самая сеть выдавала не очень удачные/близкие, то ли дело в моей ригидности, что настоящую литературу ищешь в журналах и книгах, а не в блогах, но читал, каюсь, не очень внимательно, mea maxima culpa. Когда же тексты собрались в книгу, эффект у них совершенно другой. Прекрасный эффект. Это действительно философия — я не знаю об авторе ничего, Сеть сейчас тоже была весьма лапидарна, философ ли он по образованию, институализирован ли. Не столь важно. Важно и здорово, что в руках — 500 страниц философии. Ненавязчивой, то есть без навевающего скуку и аллергию уже (псевдо)академического языка, без цитирования тех, кого цитировать в этом сезоне модно. Это философия скорее вольная — в том плане, что существует она, как мне представляется, не в аудитории, а в свободном разговоре, не в виде индексируемой Scopus публикации, а в форме эссе. При этом — это философия самая настоящая. Такой разговор с собеседником, как вели его что греки, что Чоран. С самым известным меланхоликом ХХ века Шорина, кстати, сближают некоторые нотки метафизического пессимизма и здравого отчаяния: «Эх, природа! А ведь ты не любишь нас. Да, конечно, ты обеспокоена тем, чтобы мы были сыты, чтобы у нас был кров, чтобы мы жили до старости. Но ведь так заботятся именно что об уже упоминавшемся рабе или о престарелой бабушке, к которой давно не испытывают никаких чувств, но поддерживают в ней жизнь во имя долга. Любящему мало, чтобы любимый был сыт и одет; любящему важно также, что у любимого на душе».

Пессимизма и скепсиса у нас достаточно и без Вейль с Шориным, так что закончу на том, ради чего читаешь философию, вообще книги, просто слушаешь умных людей. Того, что знал, но не замечал, не мог сформулировать — так. В «Метафизике…» такого изрядно. Вот, почти случайной выборкой-неводом: «В общем, покой — это скорее ничто, нежели что-то. Нет никакого покоя. Находясь в покое, мы не ощущаем, будто вообще в чем-то находимся. Что я говорю?! Как о нас здесь уже не о ком говорить. Впрочем, потому нас и нет, что мы есть лишь для того, чтобы ощущать, как мы находимся в чем-то».

#формаслов
#светская_жизнь

Марина Зарубина

Вместе

Я перестал бояться темноты.
В ней тоже существуем
Я и ты.

А если ты,
То мне уже не страшно.

Сам по себе,
Но я не одинок:
В моей руке пропущенный звонок.
С ним в темноте
Спокойно и приятно.

И даже если не перезвонить,
Я чувствую таинственную нить
И поцелуй застенчивый вчерашний.

Не нужен свет,
И не нужны слова,
Когда душа помножена на два.

Пугает лишь деление обратно.


Утро

Мимо школы,
Мимо магазина
В детский сад
По тихому двору
Мы идём.
И стылые осины
Ветками качают на ветру.
Темнота ноябрьская,
Сырая.
Мокрые перчатки у сестры.

«Осень:
Динозавры вымирают,
Остывают тёплые миры…»

У неё фантазия что надо.
Динозаврам, жаль, не повезло.

Хорошо быть вместе,
С нею рядом.

Вот и рассветает.
Рассвело.

#формаслов_стихи #формаслов_детям

Наш автор Янис Грантс читает детские стихи.

#формаслов_видео
#формаслов_стихи
#формаслов_детям

Уже в июле в "Формаслове" выйдет новая книга Михаила Квадратова "Синдром Линнея". Нестандартные, удивительные, лиричные и ироничные рассказы прозаика и поэта.

~ ~ ~
Михаил Квадратов — автор двух романов, четырёх сборников стихов, полуфиналист премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга». Его новый сборник рассказов «Синдром Линнея» посвящён переосмыслению травматического опыта 90-х. Пока бандиты буднично убивают друг друга, гномы копошатся в костях великих людей, а боевые гомункулюсы из закрытого института хаотично разбегаются по городу. И только коты продолжают защищать своих хозяев от разнообразной нечисти.

Лариса Зевакова

Повезло!

Однажды старушка
В корыте стирала
И вдруг ненароком
Очки потеряла!
Теперь у старушки
Проблема и мука,
Она посушиться
Повесила внука.
Щенок подвернулся —
Его на прищепку,
И зайца из ваты
Подвесила крепко.
— Я что-то похоже
Еще позабыла! —
Старушка лошадку
За ногу схватила,
Барбоса, который
У будки дремал,
И рыбу, что дед
На рыбалке поймал.
Старушка к обеду
Управилась лихо,
Вокруг стало пусто,
Вокруг стало тихо.
А нам повезло:
Мы в кустах притаились,
Иначе сейчас бы висели,
Сушились!


Модная лошадь

В дождливый и хмурый
Денек непогожий,
Лошадку в калошах
Увидел прохожий.

— Простите, скажите,
Зачем вам калоши?
Так смотрятся странно,
Вы все-таки лошадь.

И лошадь ответила:
— Как же вы правы!
Они и самой мне
Совсем не по нраву.

Немодная обувь
И без каблука.
Как раз за туфлями
Пошла я.
Пока!

#формаслов_стихи

Ольга Седакова: «Первым языком для меня стал быстрый, поэтический»

— Не знаю, как народу, но мне Пушкин стал любезен прежде всего звуками. Эти звуки новые стали для меня звуками самой поэзии и самого русского языка. Они обладают, осмелюсь сказать, экзорцистской силой. Они изгоняют всяческую дурь и нескладицу. Если они вошли тебе в кровь, все грубое, пустое, бездарно придуманное уже не опасно. Все слова, в которых не зажгли свет, ты никогда не полюбишь. Так уже в раннем детстве мне не могли навязать деревянную Барто — а ведь она тоже хореем барабанит!

— Чтобы вещь искусства вошла в твою жизнь, тебе нужно открыть перед ней двери. Запертую дверь она ломать не будет. У Гете есть несколько фривольное определение: «Искусство — это поцелуй миру, а от поцелуев дети не рождаются». Рождаются ли дети без поцелуев? К сожалению, да. В несчастных случаях.

— Разницу между работой с «чужими» смыслами и сочинением своего, нового я бы описала так. В первом случае ты как будто остаешься дома. Конечно, ты встретишься и с трудным, и с непонятным и — непременно — с новым и неожиданным для тебя (таким, что не обещает нового для меня самой, я просто не занимаюсь; излагать то, что мне понятно и до того, как писать, я просто не могу). Но все же за этим занятием — ты как будто дома, в надежном, приятном месте. А писать свое — это как оказаться без крова, на пустой дороге, под ветром, в каком-то неизвестном пространстве, где в самом деле страшно… Как будто земля из-под ног уходит. А за чтением, за пониманием — наоборот: она тверже, чем обычно.

Читать интервью: https://formasloff.ru/2023/06/15/olga-sedakova-dar-osvobozhdenija-prostora-besstrashija/

#формаслов_беседы

Литературные итоги первого полугодия-2023

Кирилл Ямщиков, литературный критик

— Чем запомнилось Вам прошедшее условное «полугодие» в литературном отношении?
— Поразило меня только одно: смерть Оэ Кэндзабуро, одного из важнейших японских прозаиков XX века. Те принципы нарратива, те интонации, которые он разрабатывал, не похожи ни на что. Абсолютное стилевое чудо. Впрочем, по-настоящему важной сейчас мне представляется даже не проза Оэ, но его биография, тяжёлая и целительная для любого думающего человека. Кажется, что так писать — и так думать, — скоро будет невозможно; но реальность превосходит любые ожидания и предположения.

— Назовите несколько самых значительных книг прошедшего полугодия.
— Парадокс: среди хмари и ужаса столько лакун света, что порою они образуют автономные очаги ностальгии. Меня радует неизбывное разнообразие переводной литературы. Надеюсь, тенденция будет сохраняться (и усложняться художественно). Из того, что удивило, могу назвать «Сумерки мира» Херцога («Издательство Ивана Лимбаха»), «Догра Магра» Кюсаку («Жёлтый двор»), «Младший брат» Доктороу («Popcorn Books»), «Красное небо» Авченко («Редакция Елены Шубиной»). Особенно хочу отметить книгу, которая не попадает в пределы этого полугодия, но остаётся для меня главным удовольствием года прошлого: «Приехал в город (Ким Ки Дук)» Александровского — пример того, какой смелой русская литература может, но боится быть.

— Появились ли на горизонте в этот период интересные авторы, на которых стоит обратить внимание? Удивил ли кто-то из уже известных неожиданными открытиями?
—  У Ольги Птицевой вышел любопытный роман «Там, где цветёт полынь». Герман Лукомников ошеломил исключите  льной по силе подборкой стихов в январском номере «Волги». Александр Чанцев продолжает находчиво рассказывать о литературе. В целом же — никаких больших открытий и уж тем более никаких откровений.

 — Как происходящее в политике и в мире отразилось на российском литературном процессе?
— «Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое», — написал как-то Замятин. Мне эта фраза всегда нравилась — а теперь нравится особенно. Ощущение следующее: проза держится за ветхие смыслы, поэзия изворачивается, дробится и мутирует, драматургия честно рвётся вперёд, а всё прочее давится туманом. Мы утеряли целеполагание стиля и содержания. Что остаётся? Искать путь в кромешной темноте.

— Как изменится литература — в свете, опять же, происходящих политических событий, — по Вашим прогнозам?
—  Хуже прогнозов только столоверчение и кровохарканье. Аферы Нострадамуса мне не по плечу. Скажу одно: мы зависли в невесомости, когда любые элементы стиля кажутся необязательными, до помрачения жалкими. Очевидно, что нужно писать о происходящем. Совершенно непонятно, как писать о происходящем. Впрочем, рано или поздно придётся — и чем смелее мы вступим в новую для нас матрицу письма, тем легче преодолеем ужасы настоящего. «Новая проза», которой грезил Шаламов, всё ещё там, за горизонтом. Стоит лишь протереть глаза.

#формаслов
#светская_жизнь

Сергей Смирнов // Рассказы о моряках и речниках

В кают-компании собрались свободные от вахты — время обеда. В глубоких тарелках во время качки плескался горячий флотский борщ со шкварками. На гидрографе наш плавсостав, давно привыкший к разным выкрутасам природы, спокойно стучал ложками и слушал байки усатого боцмана Семена Спички о разных необычных явлениях в океанах, свидетелем которых за долгую службу ему довелось быть.

— А «Летучего голландца» видели?

— Смех смехом, а видел! После одного крепкого шторма у берегов Южной Америки. Мы тогда на сухогрузе ЗИЛы бортовые на Кубу везли. И вдруг в неясных очертаниях, едва касаясь волн, судно… По обводам схожее с парусным, только на мачтах не паруса, а будто надутые пепельные облака… или обрывки давно истлевшей парусины… Может, и померещилось. После тяжелой ночной вахты дело было…

Читать полностью

#формаслов_проза

Яна-Мария Курмангалина // Об изучении современной поэзии в школе: литературный опрос

Нина Ягодинцева
(Поэт, критик, г. Челябинск)

— Нужно ли изучать современную поэзию в школе?
— Современную поэзию в школе изучать нужно обязательно. Вопрос — какую? Школа не место для экспериментов, здесь закладывается фундамент знаний и воспитывается вкус, и с этим культурным багажом человеку жить дальше. Именно поэтому в школе должны изучаться представители традиционного (не в формальном, а в содержательном смысле культурной традиции) направления. А общая разнонаправленная картина литературной жизни — это уже для вуза.

— Как говорить о современной поэзии на уроках, чтобы это имело эффект?
— Уроки современной поэзии должны быть творческими: это может быть и подготовка литературных композиций, и поэтические спектакли, и чтецкие конкурсы, и тематические вечера, при этом выбор поэтического материала (из предложенного списка авторов и произведений) нужно давать в большей степени детям. Конечно, это не очень-то вписывается в современную систему обучения (натаскивания на выбор одного из готовых ответов), но очевидно же, что система обучения не соответствует требованиям реальности, и поэзия может стать ключевым элементом формирования целостности личности именно в школе. Тем более что среди школьных педагогов множество подлинных энтузиастов, и нужно просто помочь им, сориентировать на хорошую русскую поэзию.

— Каких современных поэтов вы бы порекомендовали для изучения в школе?
— Просто порекомендовать имена с моей стороны будет несколько безответственно: необходима дифференциация по возрасту (начальное, среднее, старшее звено, и разница тут существенна). Ограничусь периодизацией: на мой взгляд, современность надо начинать с больших поэтов 80-х годов ХХ века, и далее ещё три десятилетия — до нашего времени. Именно это поэтическое поколение представлено в антологии Бориса Лукина «Наше время» — антология может стать существенным подспорьем в разработке методических материалов для школ.

#формаслов
#светская_жизнь

Владлен Лядский // Рассказы из книги «Дом Дорвиль»

Диль рыбу не любил, Лиза терпеть не могла вовсе. Но коварный Дорбус никогда не говорил, из чего сготовлено то или иное блюдо — только странные названия, ничего детям не говорившие. А носить с собой словарь, заглядывая в него перед едой, было лень даже заучке-Дилю.

А ещё Дорбус любил переиначивать названия. И попробуй тогда узнай в кукумбрии скумбрию, а в тиляпии и сивуче — рыбу. И что морской огурец совсем не овощ, а ламинарии и актинии не живут на берегу с копытами и хвостиками. Так что дети быстро поняли: когда не знаешь — есть проще. И вкуснее.

Конечно, в Дорвиле была кухня, а дети умели управляться с ножом, кастрюлей и сковородкой. Но одно дело крутить носом перед маминой манной кашей и совсем другое сварить её самому без комков и синей пенки. И хотя Лиза готовила самозабвенно и увлечённо, вредина-Диль отказывался каждый день есть банан в шоколаде с растаявшим мороженым вместо подливки. Правда, когда он сам брался за фартук, то даже яичница отдавала палёной резиной и была несолёной. Так что неудивительно, что дети приходили к Дорбусу, пусть у него и не всегда было вкусно.

Лиза и сама пробовала ловить рыбу. И даже нашла в кладовке удочку и уговорила Бырбуль показать ей, как это делается. Но вот червей Лизе найти не удалось. Они наверняка жили в оранжерее, но Меморадия строго-настрого запретила детям туда заходить. А если тётка-молчунья потратила целую минуту на строгие запреты — видимо, туда и впрямь не стоило ходить.

Но Лиза не отчаивалась и искала червякам замену. Но на хлеб, печеньку и даже кусочек сардельки никто не покушался. Хотя вредина-Диль говорил, что рыбки просто не успевают ничего сообразить за те пять минут, что Лиза может ровно посидеть на одном месте. Лиза же говорила, что он балбесина-орясина-сушёный водолаз.

Читать рассказы: https://formasloff.ru/2023/06/15/vladlen-ljadskij-rasskazy-iz-knigi-dom-dorvil/

#формаслов_проза #формаслов_детям