Русский космизм: между Богом и звездной пылью

Не так давно прошел День космонавтики. В связи с этим уместно будет вспомнить чуть ли не единственную школу мысли, которая развилась и обрела оригинальность именно на наших просторах. Эта школа — русский космизм; доселе никто из западных мыслителей, кроме, может быть, Фурье и Тейяра де Шардена, не приближался к чему-то подобному. От Одоевского до Федорова, от Вернадского до Циолковского — каждый космист был уникален в своих взглядах на религию и философию жизни. Но все они при этом мыслили в одном направлении, на одни темы и через одну оптику — оптику великого возвышения Человека.

Космисты очень тесно увязывают любое биение жизни с божественным замыслом, что в какой-то мере является чистым спинозизмом. Любой порыв духа проистекает из телесной развитости — чем сложнее организм, тем более широко он мыслит. Все сущее, от бактерий до ангелов, организовано в четкую геометрию, и положение, которое человек занимает в биосфере, позволяет ему возвыситься до запредельного технического и биологического уровня. Сами люди — боги и укротители пространств, такая участь назначена им эволюционно. Перед ними лежит бесконечная вселенная, исполненная Замысла.

Дальше самобытные мыслители уходили в такую запредельную метафизику, что иные их труды валидно было бы признать голосом шизофрении. Важно, что многие из космистов, считавшихся учеными-естественниками, все же были глубокими и безнадежными гуманитариями. Иначе и не объяснить тех безумных схем, которыми предлагалось подчинять воле человека ядовитые ветра, раскалывать тектонические плиты, строить гигантские корабли и колонизировать необжитые космопространства.

Отдельного внимания заслуживает теория всевоскрешения — космисты искренне считали смерть глупой ошибкой и полагали, что у развитого ноотического субъекта получится по песчинке праха восстановить каждого человека и полностью воплотить прежние народы, расселив их в космосе. Предлагались сосуды для хранения и переноса сознания, синтетические тела из естественных химических элементов, репликация через ДНК, и еще сотни способов победы над смертностью — вплоть до напоминающих Каббалу. Ну, таких, где подслушанное верное Слово может взломать код существования и высшей волей откатить наступление смерти в общем масштабе.

Космисты в своем визионерском пароксизме действительно прозревали такие бездны, о которых даже мы, современные люди, не всегда умеем и помечтать. Сталинские чистки уничтожили почти весь свет русского космизма (а что-то и того хуже — превратили в циферки и кондовый диамат, как случилось с трудами Циолковского), благодаря чему весьма жизнеспособная ветвь усохла и вскоре погибла. От этого горько — из сырого материала, написанного на коленке, могла вознестись новая Академия, и тогда контуры современного русского мышления были бы совершенно иными.

Ну, или на худой край у нас бы придумали свой, нормальный Евангелион.

Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века, @esxaton — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Короче, детка, сейчас я самоопределяюсь, как супер-стрейт. По новым поведенческим стандартам это означает, что я типа по женщинам — не по трансам, не по мужикам, даже не по фембоям. Ну, это сейчас считается шеймингом и немного токс, но такова моя маскулинити, ты понимаешь, бэйб.

Я как бы дефолтно принадлежу к цис-сообществу, но та его часть, которая состоит из абьюзеров и газлайтеров, у меня в софтблоке. Ну ты знаешь, не люблю весь этот хейт, селф-инсерт во всякие конфликтные ситуации, чтобы вогнать персону в очередной ментал илнесс. Такое хармфул поведение. Кринж, детка.

Но ты не подумай, у меня есть и политический баес! Ну, знаешь, я довольно умеренно к современным эколоджикал-нью-эйдж-ишьюс, это всё тревожно и анхэлфи, конечно, но я стараюсь об этом не думать. Давай возьму тебе маффин и раф на безлактозном. Это не классизм и дисплейсмент, если что. Я уважаю твой стиль. Да, детка, я вообще против неглекта! Ненавижу неглектеров, они даже хуже газлайтеров.

Но ты не подумай, что я занимаюсь менсплейнингом. Я вообще даже кьюти, ну, в своём роде. Не то чтобы я оправдываюсь. Просто уточнил. Кстати, хочешь послушать мой новый инди-микстейп? Постой, лали, куда же ты убегаешь? Это так фрюстрейтив...

И что касается Лобушкина с его выходом накипевшей ярости.

Зауважал. Хотя всю эту пиар-тусовку, всегда взаимобурлившую с сообществом креативных бывших людей с честными лицами, не переношу на дух.

Респект хотя бы за то, что человек в одиночку выступил против целого фронта совершенно непроизносимых руконогих гнид. Которые теперь сделают всё, чтобы ему нигде не работалось спокойно — с привычными подлыми ухмылками держателей сладких подарков, всем своим жабьим нутром ненавидящих бывших соотечественников за любое инакомыслие.

И отдельно — как обычно — позор всему пиарскому цеху за полное отсутствие конкретной профессиональной солидарности. Именно из-за того, что никто из вас никогда не был способен вписаться за коллег сугубо по цеховому признаку, и произошла тотальная атомизация, в которой гиены, прикрывающиеся чужими идеалами, пожирают случайных персонажей по одному. Журналистики, по которой проходится Лобушкин, это касается не в меньшей степени, но она давно выедена дочиста — там притон гноя и мерзостей, и света не увидать.

Как читать тексты: о новой троичной структуре

Из черновиков несложившейся науки герменевтики можно узнать, что вне автора контекста не существует. Каждый человек живёт в той реальности, которую непротиворечиво считает одной-единственной.

Контекст, будь он сколь угодно реалистическим, вплоть до описаний, реплик и диалогов — в любом случае плод фантазии автора, компиляция его знаний и размышлений. В силу естественных причин таковые будут оязычивать один лишь авторский мир, а не всю историческую плоскость «Город N в эпоху XX».

Герменевтика рассказывает о текстах чуть больше через метод герменевтического круга. Многие описывают этот метод по-разному: лично я понимаю его, как движение от внешней описательности, контекста, к ядру — ключевой проблеме.

Движение меняет интенсивность и тем самым раскрывает герменевтический круг: со знанием контекста мы начинаем «дёргать» проблему, выбирать в ней уязвимые места, а после первичного анализа проблемы — возвращаемся к контексту и изучаем его прорехи, через которые просвечивает реальная сущность произведения.

Читать далее

Есть такая история: известный французский постструктуралист Жак Деррида в 2002 году подписал коллективное протестное письмо Владимиру Путину, где говорилось о неудовольствии нарушениями прав человека в Чечне.

Забавная ирония заключается в том, что свой именной знак в подобном письме оставил человек, который значительную часть жизни, в общем, занимался проблематикой диктатуры письма. В ключевых трудах Деррида рассказывает про деконструкцию, про то, что насилие возникает из самой знаковой системы, про то, что знак теологичен и властен по отношению к смыслу. По Деррида, эту диктатуру, ведущую к постоянному утверждению «вечных» метафизических идей (вечность эйдоса, вечность текста, вечность бытия), вообще следует подорвать.

А потом видный философ берёт и ставит письменную закорючку во имя утверждения очередного бумажного моралите. Тем самым поддержав чужую знаковую систему и её диктатуру вечных идеалов — так Деррида проскользнул в когорту очарованных интеллектуалов, десятилетиями плодивших тезисы для Спортлото. Пусть и ценой обессмысливания своей же логики.

Если бы Ницше не пил мочу из сапога, а все философы жили бы сообразно собственным концептам, Деррида наверняка вспомнил бы про такую придуманную им штуку, как дифферанс. После чего догадался бы, что все протестные письма хранят в своей основе тотальные знаковые различия при общей эфемерности их утопии, что различание возводит непересекаемый барьер между ключевой идеей пишущих письма французских интеллектуалов и восприятием оных писем Владимиром Путиным. А самое главное — что вытеснение одних знаков другими попросту не изменит ничего.

И никогда не поставил бы свою подпись в бумажке, способной генерировать лишь пустые газетные сенсации. А возможно, и вовсе бы перестал относить себя к левой политической фронде, добровольно сдавшись открытой им собственноручно бездне антиписьма.

Какое счастье, что мы так редко пользуемся тем, что обычно записано у нас на бумаге. Пусть эти строки и выводила странно знакомая рука.

Хорошая история про то, как разоблачавший письмо Деррида подписал декларацию: https://yangx.top/esxaton/1710

Собственно, когда деконструкторская фронда от критики какого-нибудь тоталитарного диктата переходит к собственной позитивной программе, всегда оказывается, что там есть своя структура диктата — на уровне языка, субъекта или чего-то еще. Играть в эту игру можно бесконечно, обнаруживая все новые формы знакового угнетения. И расстраиваться, если мы настроены воспринимать такое положение вещей моралистически. Например, принимать недопустимость насилия в качестве статичной привилегированной истины (что тоже очень анти-дерридианское явление, если следовать его букве).

Деррида тут не доходит до настоящего нигилизма, а множественность оказывается не такой уж множественной (к слову, по мысли самого Даррида его собственная речь не сдается в плен языкового диктата в силу привилегий мыслителя). Между тем мудрецы многих религий давно знают, что фундаментально все едино, но единому хочется играть в различия. С ясным пониманием иллюзорной природы происходящего и одновременно закономерности бинарных оппозиций и иерархий внутри окружающей нас майи вполне можно и подписывать декларации. Или не делать этого.

Несколько доставил срач прошедшего дня между безымянными «работницами» креативных индустрий из Беспощадного пиарщика и, прости Господь, холмогоровскими. На тему, прости Господь, великого советского режима, который некогда одел и обул сирых крестьян в косоворотках, дал им образование и планшет с Госуслугами.

Пожелаем удачи обеим сторонам. Жрите, так сказать, активнее.

Но сам феномен вообще интересный. Я как-то писал про общую конвергенцию российских социальных сетей — год назад это выглядело, как открытие телеграмных порталов, из которых в мессенджер повалила чужая аудитория. Дышащие звёздной пылью богини инстача, пляшущие скарамуччи из тиктока, твиттерские, далее, далее.

Конвергенция в итоге получилась, но, видимо, каким-то оккультным способом. Когда в пиармонгере с чашечкой латте внезапно просыпается дед-сталинист из Яндекс.Дзена, пишущий статистические полотна про советские подъёмы-перевороты (о, какой до боли знакомый жанр, о, как много там этих графоманистых скуфидонье) — иного объяснения происходящему я не нахожу.

Сопряжение сфер медийного болотца долбит нормально. Главное — озаботиться своевременным лечением.

Никакого постмодерна нет. Существуют только смутные представления о нём, которые редко выходят за рамки классических тезисов об анхуманном времени машин и галлюцинирующих структурах. Мы живём в застоявшемся модерне, полном абсурда и провисших с начала прошлого века метанарративов. Однако ничего чуждого человеческому сознанию в таком бытийном порядке нет.

Но, если б уж постмодерну суждено было случиться — наиболее вероятно, что развернулся бы он через классический социализм. Следите за руками: идеология, ставящая общность целей и коллективные тела превыше индивидуальности — в наличии. Машинные и заводские закрытые культы, с обязательным построением жизни и быта вокруг агрегатов — в наличии. Вытеснение обычной человеческой морали диссонирующей квазирелигией с любовью к Партии, Вождю и иным пустым множествам — тоже имеется.

Социализм, воплотись он в своей полноте, совершенно изломал бы сознание прежнего человека. То, что в одних оптиках зовётся консерватизмом, а в других — мелкобуржуазностью, является ядром субъекта, фундаментом его личности. Сюда входит и здравый эгоизм, и тяга к нуклеарным общностям, и накопление имущества — плюс внутреннее стремление к религии, индивидуальная система ценностей и многое другое. Задавить это в поколениях — и прежнего человека более не станет.

На социализме, как базовой прошивке, можно развернуть самый страшный постмодерн из возможных. С любыми экспериментами, любым аксиологическим смещением и распадом культур, языковых сетей и объектных множеств. В сущности, нечто похожее пытались воссоздать в советском социализме — от романтизации бытия-в-производстве до едва ли не оккультных переливаний крови, расчеловечивающего коммунального ада и попыток превратить рабочих в биологические автоматоны. Но социализм нахватал больше, чем был способен переварить — в последовательное отрицание человеческой сущности вмешались, например, архаичные штуки вроде зиккуратов и пентаклей в официальной символике, классические метанарративы пропаганды и параллельная, подкоренная культура «разговоров на кухне». Метания погубили вывернутую непротиворечивость социалистического строя. Через зияющие дыры в советском проекте людям удалось обойти самоотрицание и подавление — и сохранить себя.

Тем не менее, эхо той травмы преследует до сих пор. Какая психическая бездна разверзлась бы при воплощении постмодерна старыми методами — и подумать страшно.

Дэвид Линч. Огонь спускается вниз

Миры Дэвида Линча — лабиринты отражений. Автор «Спирали» Дзюндзи Ито использовал в своём ключевом произведении важный символический приём — всё живое у него сворачивалось в спирали. Спирали становились мрачным знаком, образом надвигающейся катастрофы.

Линч подчиняет свои пространства схожему закону, который, однако, не явлен в виде конкретного символа. Этот закон — принцип падения во сне: как только что-то в окружающем мире проясняется, Линч делает художественный скачок и оборачивает реальность стороной худшего кошмара.

Когда Дейл Купер будто пробуждается от своего аутистического сна и с лёгкостью решает проблемы, появившиеся в Твин Пиксе за четверть века его отсутствия, легко поверить в неминуемый хэппи-энд. Но торжество оказывается коротким, и вот безымянный герой, носивший личину Купера, проваливается в новый виток ужаса. Этот герой — не Купер и даже не сам Линч. Скорее всего, это и не зритель, которому, правда, хотелось бы почувствовать себя рыцарем света в линчевской интерпретации. Этот герой... впрочем, мы к нему ещё вернёмся.

Читать далее

Все активно шутят про феномен магазинного воровства в разрезе борьбы с проклятым капитализмом.

Имею сказать, что Стивен Патрик Моррисси уже сочинил по такому поводу красивую песню:

https://youtu.be/lJRN76hxFz0

Вообще я не очень понимаю логику.

Любители товарить в магазинах сыр или алкоголь активнее прочих качают за спокойную социальную среду. Город без коррупции там, своевременная уборка улиц, курощение антиобщественных элементов. Особенно адепты социальной справедливости обожают приводить в пример всякие Европы — там и велодорожки красивые, и чиновники не воруют. Даже грязь в парках по-особенному ароматная, что ли.

Оно ведь как у экспроприаторов работает. Безопасная городская среда, очевидно, растёт на деревьях — как дети или яблоки. Появляется сама собой, исключительно от правильного мышления и духа небесного. Если нет ни того, ни другого — можно заранее не стараться. Сознательное гражданское общество нахуй не нужно — лучше стащить лишнюю бутылку вина ради торжества анархии.

И ведь этим самым не объяснишь, что они одними и теми же ёблами постоянно выдают взаимоисключающие параграфы. Никак не получится — там уже все пробки перегорели, а электрик получил пизды и ушёл в запой. Поэтому у нас борьба с тиранами в лице продуктовых магазинов среднего чека. Мы на горе всем буржуям спиздим хумус из Вкусвилла.

Потом эти милые люди с интеллектом новорождённого телёнка выдают очередную порцию стенаний на тему «как же всё до этого докатилось», но им вторит лишь ворона на свалке. Ясень уже не отвечает — потому как с долбоёбами разговаривать бесполезно.

Каждый из нас когда-нибудь видел «лесные» мемы — они появляются в нижнем Интернете уже не первый год. Мудрые деревья, гномы под корнями, шерстяные существа в уютных норах, отшельствующие маги. Мемы вместили в себя множество архетипических сюжетов, иногда даже не связанных с мифологией лесного биома напрямую.

Мемы леса — почти всегда про мудрость и спокойствие. Дерево с носом-картошкой обещает путникам несметные знания, а ведающий волхв на картинке готов показать, как правильно чтить лесных богов. Лес — древняя территория, которая поворачивается к городским мемоделам светлой стороной, обещая им свой вековечный уклад и изобилие, порождающее уверенность в мире вещей. Мечта Качинского, Зерзана и Торо — лес, как защитник от произвола грязного урбана.

Но дом древ всегда готов показать ослушникам мрачную изнанку. По ночам жуткие лешие скрежетливо напевают зарослям крапивы свои тайны — и лучше бы обычному человеку этого не слышать. Грибные люди восстают из вездесущей ризомы и сулят плотским существам блаженство — стоит лишь принять в себя мицелий, окончательно раствориться в нём. А ведь в лесах порой есть и болота — опасные, полные блуждающих огоньков трясины, где слышно глубокое дыхание леса. Лес дышит страшно — его правда обращается в бездонную тьму, которая воспринимается только апофатически.

Наша литература некогда знала Лесного царя — грозное существо чужих легенд, навечно забирающее детей в свои владения. Теперь у леса нет и владыки. Лес — левиафан, сверхсущность, гиперобъект в метафизическом пространстве. Не обольщайтесь приятными картинками — подземные норы вырастают в лабиринты изнанки леса, провалы между корнями напоминают дыры, в которых ворочаются дочеловеческие чудища. Ведьмины круги сплетаются между собой куда теснее, чем вам хотелось бы думать.

И помните о палочнике, когда слышите треск сухих веток за спиной. Ведь мемы про палочника вам не покажут — даже у идеологов леса есть предел оптимизма.

Игры про братьев Марио подозрительно легко вписываются в любой биопанковый сеттинг. Биопанк — это радикальные мутации, преодоление законов природы, теории заговора и крах машинной власти. Вдумайтесь, у нас есть некий грибной народ, живущий в диких землях и культивирующий среди соплеменников стероидные разумные грибы — те самые, которые ест Марио, чтобы вырасти в несколько раз. После принятия вытяжки из опасного цветка Марио начинает еще и плеваться фаерболами — это ведь почти аналог плазмидов, но полученный через органику, без соприкосновения с отвратительными технологиями.

Противники Марио тоже донельзя биопанковы. Разумные черепахи, хищные гигантские растения с зубами, воскрешенные динозавры (на одном из них Марио сможет даже покататься). Вы знали, что гумба — на самом деле плотоядные грибы? Какими же мутациями их довели до столь скверной жизни? Завязка для генетического триллера с обращением разумных форм жизни в первичный бульон.

Боузер тоже в известном смысле мутант — он отращивает на себе шипы, высоко прыгает и без стеснения демонстрирует свои сверхспособности. Но он изменник, он формирует хищное жизненное пространство исключительно через современное оружие и технологии. У Боузера есть гвардейцы с молотками, ракеты, ракеты с интеллектом, огромные мортиры, танки. Сам он живет в замке классического злодея, противопоставляя свою феодальную централизацию руссоистской естественной утопии. Боузер уничтожает биопанковое измерение мира Марио, пытаясь возвыситься над ним через пересборку механизмов модерна.

Но Марио возвращает все в прежний вид — к фаерболам, поеданию грибов и магии звезд. Правда ли Марио герой? Действительно ли Боузер злодей? Социальный вопрос, достойный произведения на стыке механики и биологии.

А самое главное — характерным символом серии являются трубы. Канализационные трубы, которые нигде не используются по прямому назначению, что придает им гигерианский зловещий символизм. Грибное Королевство стоит на руинах человеческой цивилизации — мир Марио преодолел рукотворный апокалипсис и соблазн машин, чтобы заменить их искусственной эволюцией и развитием по жестоким природным законам.

Вообще душераздирающая история Инстасамки — проигранная битва за бимбоизацию отечественной культуры. Инстасамка привносила в оптику повседневности своеобразный бимбооптимизм — благодаря её творчеству по Никольской всё ещё могли шататься молодые бимбухи, скандирующие гипернаивные лозунги «за деньги — да!» и «муж купил».

Такой бимбооптимизм по-своему наследует архаике — потому как в нём возможна вера в семейственность, в то, что муж всегда что-нибудь купит, а деньги могут решить любые вопросы. Мешать низкий свэг и развязность улиц с самоценной личной правдой под пылающими небесами, упорно не желая видеть этих небес — в целом достойно восхищения. Хотя бы и вялого. Весьма консервативная линия поведения: всегда держаться за своё, не благодаря, а вопреки.

Но, как мы понимаем, в борьбе за бимбоизацию Инстасамка не победила. Поэтому бимбооптимизм плавно сменяется мрачным бимбореализмом, в котором культура дробится на «хорошую» и «всю остальную». Хорошую культуру обязательно нужно литовать, прикидывая хуй к носу её стилистику и содержание к неким внешним ценностям и лавочной морали духа «как бы чего ни вышло». А остальной культуры попросту не будет — там решили, что нет в ней, в этой культуре никакой душеполезности.

Если подумать, любая бимбоидеология вообще лишена концептуальности — это следование внешним формам, чистая погоня за эстезисом в ущерб логике и глубине. Раффлезиевые губы, обесцвеченные кудряшки, кукольная механика движений — а за внешним фасадом неинтересно бьётся неинтересное пластиковое сердечко.

Но, раз уж без бимбо наша маленькая жизнь невозможна — я бы предпочёл Инстасамку. Там хоть какой-то зоон, а не один лишь чахлый бледный биос.

И пара слов о коронации. Не хотел, но пришлось.

Англичане сами по себе какие-то неблагодарные пираты. Живут на острове, лелеют руины морской торговой империи, чтят память Фрэнсиса Дрейка. При этом ритуалы власти у них откровенно мещанские — пожилой мужик в золоте и мехах, чопорная публика, накал страстей сравним с заседанием комитета по вопросам молодёжи.

Где поедание сырого мяса на безымянном утёсе во славу Вечной Соли? Где путешествие нового короля по мосту из канатов и гнилых досок — желательно от Биг-Бена до самого Тауэра? Где стройные ряды индусов-огнеглотателей, дышащих пламенем в благодарную публику, наконец?

Правильно было бы, если б вместо украшенной короны Карлу дали гигантского моллюска-паразита, которого перед этим усмиряла вся королевская гвардия. Пиратский монарх надевает на голову бледного слизня и под воздействием его токсина видит мир, в котором осталось только Великое Море. Последние клочки суши затоплены, англичане пропускают соль и пепел через жабры, вместо карательной кулинарии — питательные завтраки из водорослей, морского желе и рыбьих глаз. И никаких больше островов, полное единение с родной стихией.

Вот это настоящий катарсис, переживание глубинной коронации, достойное британских прародителей. А всё остальное так — издевательство над чужеземными пейзанами, не более.

У Москвы есть парадоксальная черта — что-нибудь новое в ней почти всегда соседствует с чем-то ветхим и разваливающимся. То ли Собянин, да славится имя его, так напоминает горожанам о бренности роскоши и тлении корон, то ли сам город пожирает иллюзию молодости и богатства, открывая изъязвленные смертью стены и фасады.

По крайней мере, я, провинциал и северный варвар, вижу так. Прекрасная офисная коробочка, слоеный пирог, собирающий небо в панорамные окна — и рядом непременно щерится дырами в стенах поросшая травами заброшка. Новенькие затейливые здания набережной — а за ними пропасть платоновского котлована, в которой пузырится мёртвая грязь. Обычные витринники соседствуют с уставшей двуликой многоэтажкой: половина кое-как покрашена и переделана, другая половина — мятые уродливые балконы, которые вот-вот вылетят, как выдвижные шкафчики из рассохшегося стола.

И в этом весь город. С определённого ракурса можно увидеть священную мечту инсектоидных яппистов — металлические цветы и мириады огней отражаются в фарфоровых улыбках блогеров («наш коровник так похорошел, теперь это пространство для ретрита, спасибо, Сергей Семёныч»). Переведёшь взгляд — глаз цепляется за кособокие дома, зачем-то ещё покрашенные в жолтый; не дурка, но арт-объект. Уйдёшь на сто шагов от Сити, и карета превратится в тыкву, а стеклянные иглы уступят место строительным лесам и урочищам кикимор.

Не то чтобы это плохо — Москва действительно преображается, а такие процессы скучны и небыстры. Смущает именно чёткий шахматный принцип: на хорошие кварталы плотоядно взирает какое-нибудь развалившееся чудовище, а ряд строек в центре вообще целомудренно закрыт полотнищем с текстурой. И это прям системно. Особое искусство городского фэн-шуя? Ветхие домики в своё время недокормили урбанистами? Много вопросов, мало ответов.

Античные философы в попытке прийти к вратам чистой философии подорвали сами её основы. Софисты пришли к выводу о бессмысленности языка, элеаты — к выводу о бессмысленности вопрошания к бытию (кроме бытия ничего не существует, значит, ничто ничему не противостоит). Сократ, направлявший мысль по нужной ему магистрали, уничтожил свободомыслие, заменив его паутиной искусственных ответов, а философию — религией философии, поклонением ей. Наконец, стоики и эпикурейцы предпочли отказаться от взвешенности отношения к бытию, сделав это из разных наблюдательных позиций. Стоики предпочли невозмутимо превозмогать бытие вместо поисков его познания. Эпикурейцы проследовали к атараксии и философской безмятежности, лишь слегка подогреваемой возможностью удовольствий.

В итоге, разъяв собственную философию, Греция презрела свой язык и дух, опыты миросозерцания и отношения с богами. Греция последовательно отринула саму себя, и тогда философская держава рухнула. Из пепла поднялся осколок универсалистского античного мира — часть длани Вечного Рима, хранившая лишь крупицу былых знаний. Новый объединённый экуменум оказался всего только свободой от бескомпромиссности философского взгляда. В нём можно было выбирать культы богов, своё призвание и назначение, знания и навыки. Можно было собирать себя и пересобирать заново.

Ничего удивительного, что мир, который мы знаем сейчас — суть победивший Вечный Рим, в котором несуществующий Сократ стал принципом философии, а философия стала искусством самозабвения. В этом мире легко бесконечно выбирать и бесконечно потреблять. Он сконструирован для того, чтобы в нём можно было вечно находиться в квантовой суперпозиции — не созерцателя, но свидетеля. Кладовщик мыслей перебирает свои сокровища, и каждое из них может стать новым выбором. Но ни один выбор не имеет смысла, потому как дороги никогда не превращаются в Путь.

Список самых востребованных профессий будущего (202Х):

- Королевский алхимик;
- Придворный рудознатец;
- Странствующий менестрель;
- Экзорцист на фрилансе;
- Практикующий геомант;
- Заклинатель молний;
- Штатный каббалист;
- Теург-балерон;
- Наводчик-оператор Гигантской химеры огнедышащей;
- Поедатель запретных книг;
- Харуспекс по внутренностям Космического паразита;
- Гастролирующий шут-затейник;
- Диакон Всепьянейшего собора, врио кардинала;
- Укротитель Зверя рыкающего;
- Печальнейший отшельник;
- Ртутный прорицатель;
- Оккультных дел мастер;
- Профессиональный соблазнитель;
- Держатель постоялого двора;
- Поющая косточка;
- Риэлтор;
- Креативный директор;
- Менеджер холодных звонков.

И, раз уж меня цитирует великий t.me/kinodeu — призываю всех на него подписываться. Давно пора было, но лень и отсутствие подходящего случаю языка мешали.

Редкой силы талант, сейчас таких почти уже и нет — технологии создания, очевидно, утеряны навсегда. Его тексты (про Твин Пикс, инопланетян, американцев, да про что угодно вообще) действительно жутко читать ночью без света. Не всякий мастер умеет залезть в чужую голову и направить мышление так, чтобы оно само двигалось дикими тропами.

Большего не опишу — читайте сами, лучше всего с первых постов.

Как читать тексты: дом, растущий из букв

Вторая заметка из спонтанной серии о прикладной герменевтике. На этот раз говорим о метафорах композиции, о якорях, двигающих сюжет в ту или иную сторону, о классических метасюжетах и способах разворачивания логики текста в ограниченном пространстве.

«Всякий текст можно уподобить дому с некоторым количеством комнат. Сами комнаты здесь не очень важны — хотя реалистическая традиция весьма интересуется интерьерами книжных текстов и количеством декоративных диванчиков. Важен принцип развёртки комнат: по каким правилам текстовая модель создаёт декорации и события, какими законами их ограничивает и какую мораль в них вчитывает.

Итак, текст являет собой дом, и мы идём по его залам в неизвестном направлении. Реальность воображения складывается прямо под ногами кэрроловской Алисы, попутно впихивая в каждую комнату сотни бесполезных вещей. Но в тексте есть свои якоря, самые важные объекты, которые в будущем наполнятся силой и станут источниками, поворачивающими события в нужную сторону».

Читать далее

Гослинг — Герой-освободитель, социалистический лидер, народ гордится
Драйв — Дело революции абсолютно истинно — вперёд!
Бейтман — Бей торгаша, монархиста, агитатора, нэпмана
Таксист — Трудовой авангард коммунистов советского Интернационала — слава труженикам!
Бимбо — Борьба интернациональной молодёжи — бедным освобождение
Сигма — Сторонники Ильича — грозная, мощная армия
Чэд — Чернышевский, Энгельс, Дзержинский
Сойжак — Советской идеи жалкий критик
Шизоид — Широко известный общественный идеолог
Пиво — Пионер, врага отбрось!
Думер — Дело угнетённых — массовая европейская революция
Педовка — Первым делом отберём все кулацкие активы
Милфа — Мировой империализм лжёт — филистеров атакуй
Гот гф — Гордо трубит героям Февраль!
ПРЛ — Пионеры, революция, Ленин
Скуф — Советский коммунизм уважает франкмасонство
Бобэр — Бей отвратительных богачей, экспроприатор-рабочий!
Перун — Партия, единство, руны!
Гном — Герцен, Нечаев, Орджоникидзе, Маркс
Ящер — Якир, Щорс — единство революции!
Байкал — Буржуазии амба! Истина коммунизма — агония либерала

Береги корни интернет-культуры! Не дай подлому западному империализму себя обмануть.