ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА НЕ ТАК УЖ ДАЛЕКО
Сидишь себе дома, никого не трогаешь,примусы починяешь, готовишься к лекциям, собираешься в очередную поездку и тут — бац!!!
Приходит книга Николая Эппле «Волшебная страна и ее окрестности». И всё. Работа заброшена. Чемодан уже тяжелый? Все равно беру книгу с собой, нельзя же ее оставить дома недочитанной. И дальше — в самолете, в отелях — всюду, где есть хоть одна минутка — открываю и наслаждаюсь. Наслаждаюсь замечательными рассказами о прекрасных писателях и их творениях, остроумными наблюдениями и неизвестными мне фактами, восхитительным оформлением книги.
О чем эта книга? Непросто объяснить. Вроде бы про «фэнтези» в англоязычной литературе. Но там удивительным образом есть главы о тех, кого вроде бы не получается отнести к разряду фэнтези, например, о Честертоне или Чарльзе Уильямсе.
Эппле выбрал замечательную формулировку — понятие Волшебной страны дает ему возможность рассказывать о самых разных писателях, которые тем или иным способом конструировали другую реальность, впрочем, составляя ее из кирпичиков нашей.
Для британцев волшебная страна — дом родной, и, конечно, пришлось проводить отбор. Автор искренне признается, что о ком-то не стал писать, потому что его творчество ему не близко, а о ком-то уже много написано. Можно удивиться, но субъективность — или давайте скажем по-другому: личное отношение — составляет важную (но не единственную) привлекательную черту книги.
Николай Эппле любит своих героев и их книги, и именно поэтому мне было очень приятно читать и о тех, кого я люблю (прежде всего, конечно, о Милне, Толкиене и Роулинг), и о тех, к кому я отношусь спокойно и даже прохладно, о тех, кого я не читала, и даже о тех, чьего имени я раньше не слышала (есть там и такие, а кто — не скажу, чтобы не позориться).
Наверное, это книга должна быть интересна прежде всего «любителям английской литературы», но на самом деле ее могут с большим любопытством прочитать даже те, кто не знаком с творчеством тех писателей, о которых идет речь…
Дело в том, что это не литературоведение в чистом виде, а действительно рассказ о волшебной стране, о том, как разные писатели по-разному конструируют мир своих книг. Кто-то отталкивается от фольклора, кто-то от лингвистики, кто-то строит все на основании христианских представлений, мистических озарений или создает логические задачки, но в любом случае все, вообще-то, пишут о нашем мире, просто смотрят на него через призму фантазии. Как прекрасно замечает Эппле, «Если фэнтези и фантастика в широком смысле слова… сегодня потеснили на прилавках реалистическую литературу — это произошло потому, что читатели ищут в этих книгах не убежища от окружающих их проблем, а их решения».
И тут выясняется очень симпатичная вещь — Алиса и Гарри, Аслан и Фродо, Винни Пух и вообще все-все-все, какие бы приключения и тяготы ни выпадали на их долю, — живут в очень добром мире. Или, вернее, в том мире, где всегда в конце концов побеждает добро, где путь к победе открывают любовь и дружба, милосердие и самопожертвование, а не кулак, цинизм и собственная выгода.
Фантазия? Наивный идеализм? Может быть, и так. А может быть, наоборот, сотворив свою волшебную страну из кусочков нашего мира, каждый из этих писателей, какой бы дорогой ни шел, в результате прорвался к истинным основам НАШЕГО мира, где идут и идут вперед маленькие хоббиты, где Гарри побеждает Волдеморта, а маленький мальчик всегда будет играть со своим медвежонком.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Сидишь себе дома, никого не трогаешь,
Приходит книга Николая Эппле «Волшебная страна и ее окрестности». И всё. Работа заброшена. Чемодан уже тяжелый? Все равно беру книгу с собой, нельзя же ее оставить дома недочитанной. И дальше — в самолете, в отелях — всюду, где есть хоть одна минутка — открываю и наслаждаюсь. Наслаждаюсь замечательными рассказами о прекрасных писателях и их творениях, остроумными наблюдениями и неизвестными мне фактами, восхитительным оформлением книги.
О чем эта книга? Непросто объяснить. Вроде бы про «фэнтези» в англоязычной литературе. Но там удивительным образом есть главы о тех, кого вроде бы не получается отнести к разряду фэнтези, например, о Честертоне или Чарльзе Уильямсе.
Эппле выбрал замечательную формулировку — понятие Волшебной страны дает ему возможность рассказывать о самых разных писателях, которые тем или иным способом конструировали другую реальность, впрочем, составляя ее из кирпичиков нашей.
Для британцев волшебная страна — дом родной, и, конечно, пришлось проводить отбор. Автор искренне признается, что о ком-то не стал писать, потому что его творчество ему не близко, а о ком-то уже много написано. Можно удивиться, но субъективность — или давайте скажем по-другому: личное отношение — составляет важную (но не единственную) привлекательную черту книги.
Николай Эппле любит своих героев и их книги, и именно поэтому мне было очень приятно читать и о тех, кого я люблю (прежде всего, конечно, о Милне, Толкиене и Роулинг), и о тех, к кому я отношусь спокойно и даже прохладно, о тех, кого я не читала, и даже о тех, чьего имени я раньше не слышала (есть там и такие, а кто — не скажу, чтобы не позориться).
Наверное, это книга должна быть интересна прежде всего «любителям английской литературы», но на самом деле ее могут с большим любопытством прочитать даже те, кто не знаком с творчеством тех писателей, о которых идет речь…
Дело в том, что это не литературоведение в чистом виде, а действительно рассказ о волшебной стране, о том, как разные писатели по-разному конструируют мир своих книг. Кто-то отталкивается от фольклора, кто-то от лингвистики, кто-то строит все на основании христианских представлений, мистических озарений или создает логические задачки, но в любом случае все, вообще-то, пишут о нашем мире, просто смотрят на него через призму фантазии. Как прекрасно замечает Эппле, «Если фэнтези и фантастика в широком смысле слова… сегодня потеснили на прилавках реалистическую литературу — это произошло потому, что читатели ищут в этих книгах не убежища от окружающих их проблем, а их решения».
И тут выясняется очень симпатичная вещь — Алиса и Гарри, Аслан и Фродо, Винни Пух и вообще все-все-все, какие бы приключения и тяготы ни выпадали на их долю, — живут в очень добром мире. Или, вернее, в том мире, где всегда в конце концов побеждает добро, где путь к победе открывают любовь и дружба, милосердие и самопожертвование, а не кулак, цинизм и собственная выгода.
Фантазия? Наивный идеализм? Может быть, и так. А может быть, наоборот, сотворив свою волшебную страну из кусочков нашего мира, каждый из этих писателей, какой бы дорогой ни шел, в результате прорвался к истинным основам НАШЕГО мира, где идут и идут вперед маленькие хоббиты, где Гарри побеждает Волдеморта, а маленький мальчик всегда будет играть со своим медвежонком.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ВЕЧНОЙ РЕКЕ
Путешествуя по Нилу, я купила чудесную книгу. Эндрю Хамфрис, изучающий историю путешествий и туризма, назвал ее «On the Nile In the Golden Age Of Travel». «По Нилу в золотой век путешествий».
Как ни странно, начну с оформления — на каждый странице здесь старые фотографии — XIX века, начала ХХ, 20-30-х годов. Перелистываешь книгу и видишь старинные парусники, на которых поднимались по Нилу отважные британские путешественники и путешественницы — не поворачивается язык назвать их туристами: первое групповое путешествие по Нилу и Ближнему Востоку, не с целью исследования или завоевания, организованное в 1869 году, компанией «Томас Кук и сын», продлилось больше 100 дней!
Видишь этих дам в кринолинах и пышных шляпах, позирующих на развалинах Карнака, и поражаешься их упорству — попробуйте попутешествовать по Египту, облачившись в такие доспехи!
Видишь туристов на осликах, едущих в 1930-е годы в Долину Царей. Как резонно отмечает автор, для посещения царской резиденции, пусть даже кладбищенской, требовался галстук — и джентльмен, сошедший с корабля в Луксоре, не забыл столь важный аксессуар.
Еще здесь есть рекламные плакаты, рисунки путешественников и можно наслаждаться, просто рассматривая картинки.
Но текст тоже стоит почитать.
Автор начинает рассказ с того исторического момента, когда Томас Кук вывез первую группу путешественников в Египет. Мы знаем много подробностей этого круиза, потому что до нас дошел дневник одной из путешественниц, некой мисс Риггс, фиксировавшей все осмотренные древности, а также все падения членов группы с осликов. Сама мисс Риггс, кажется была искусной наездницей, так как привезла из Англии собственное седло.
Томас Кук, религиозный человек и убежденный борец с пьянством, решил, что дешевые путешествия отвлекут людей простого происхождения от алкоголя (посмотрел бы он на сегодняшних отдыхающих).
В Англии в середине XIX века появлялось все больше людей, у которых было немного свободных денег и свободного времени. Они могли себе позволить «культурный отдых».
Кук сначала возил людей из центральной Англии к морю, потом — на экскурсии по Европе, он изобрел «пакетные туры», которые не были нужны аристократам, отправлявшимся в «Большой тур» по Европе.
Аристократ селился в роскошном отеле или снимал дом, начинал посещать «общество», отправляться на прогулки с проводником или в компании с новоприобретенными приятелями, он мог оставаться в любом городе сколько хотел.
Люди попроще сразу оплачивали Куку билеты, отель, рестораны и экскурсии — схема, для того времени революционная.
А потом Кук придумал поездки в Египет…
Это сильно шокировало тех, кто мог себе позволить нанять парусник и неторопливо двигаться по реке. Сколько было жалоб на то, что по Нилу стали шнырять пароходики с туристами, которые мешали представителям «приличного общества» наслаждаться древностями.
Впрочем, когда сын Томаса Кука оттеснил отца от руководства, он быстро понял, что просветительские идеи отца, может, и хороши, но можно заработать больше, если дифференцировать поездки.
Так появились путешествия «попроще» и «эксклюзив». Впрочем, и те, и другие двигаются по одному маршруту.
Куки предоставляли своих носильщиков, спасавших пассажиров от толпы, предлагавшей свои услуги. Они начали строить свои отели — и путешественникам больше не нужно было ночевать в Луксорском храме (!!!).
Сегодняшний туризм уже, конечно, другой, но как интересно представлять себе выходивших на палубу дам в длинных платьях и шляпках, любовавшихся закатом в компании элегантных кавалеров. А великая река, видевшая фараонов, Александра Македонского, Юлия Цезаря, Клеопатру, Саладина, Людовика IX и многих других, спокойно двигалась так же, как и за тысячи лет до них, и огромные статуи равнодушно смотрели мимо них.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Путешествуя по Нилу, я купила чудесную книгу. Эндрю Хамфрис, изучающий историю путешествий и туризма, назвал ее «On the Nile In the Golden Age Of Travel». «По Нилу в золотой век путешествий».
Как ни странно, начну с оформления — на каждый странице здесь старые фотографии — XIX века, начала ХХ, 20-30-х годов. Перелистываешь книгу и видишь старинные парусники, на которых поднимались по Нилу отважные британские путешественники и путешественницы — не поворачивается язык назвать их туристами: первое групповое путешествие по Нилу и Ближнему Востоку, не с целью исследования или завоевания, организованное в 1869 году, компанией «Томас Кук и сын», продлилось больше 100 дней!
Видишь этих дам в кринолинах и пышных шляпах, позирующих на развалинах Карнака, и поражаешься их упорству — попробуйте попутешествовать по Египту, облачившись в такие доспехи!
Видишь туристов на осликах, едущих в 1930-е годы в Долину Царей. Как резонно отмечает автор, для посещения царской резиденции, пусть даже кладбищенской, требовался галстук — и джентльмен, сошедший с корабля в Луксоре, не забыл столь важный аксессуар.
Еще здесь есть рекламные плакаты, рисунки путешественников и можно наслаждаться, просто рассматривая картинки.
Но текст тоже стоит почитать.
Автор начинает рассказ с того исторического момента, когда Томас Кук вывез первую группу путешественников в Египет. Мы знаем много подробностей этого круиза, потому что до нас дошел дневник одной из путешественниц, некой мисс Риггс, фиксировавшей все осмотренные древности, а также все падения членов группы с осликов. Сама мисс Риггс, кажется была искусной наездницей, так как привезла из Англии собственное седло.
Томас Кук, религиозный человек и убежденный борец с пьянством, решил, что дешевые путешествия отвлекут людей простого происхождения от алкоголя (посмотрел бы он на сегодняшних отдыхающих).
В Англии в середине XIX века появлялось все больше людей, у которых было немного свободных денег и свободного времени. Они могли себе позволить «культурный отдых».
Кук сначала возил людей из центральной Англии к морю, потом — на экскурсии по Европе, он изобрел «пакетные туры», которые не были нужны аристократам, отправлявшимся в «Большой тур» по Европе.
Аристократ селился в роскошном отеле или снимал дом, начинал посещать «общество», отправляться на прогулки с проводником или в компании с новоприобретенными приятелями, он мог оставаться в любом городе сколько хотел.
Люди попроще сразу оплачивали Куку билеты, отель, рестораны и экскурсии — схема, для того времени революционная.
А потом Кук придумал поездки в Египет…
Это сильно шокировало тех, кто мог себе позволить нанять парусник и неторопливо двигаться по реке. Сколько было жалоб на то, что по Нилу стали шнырять пароходики с туристами, которые мешали представителям «приличного общества» наслаждаться древностями.
Впрочем, когда сын Томаса Кука оттеснил отца от руководства, он быстро понял, что просветительские идеи отца, может, и хороши, но можно заработать больше, если дифференцировать поездки.
Так появились путешествия «попроще» и «эксклюзив». Впрочем, и те, и другие двигаются по одному маршруту.
Куки предоставляли своих носильщиков, спасавших пассажиров от толпы, предлагавшей свои услуги. Они начали строить свои отели — и путешественникам больше не нужно было ночевать в Луксорском храме (!!!).
Сегодняшний туризм уже, конечно, другой, но как интересно представлять себе выходивших на палубу дам в длинных платьях и шляпках, любовавшихся закатом в компании элегантных кавалеров. А великая река, видевшая фараонов, Александра Македонского, Юлия Цезаря, Клеопатру, Саладина, Людовика IX и многих других, спокойно двигалась так же, как и за тысячи лет до них, и огромные статуи равнодушно смотрели мимо них.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
ТРОЙКА, СЕМЕРКА, ТУЗ…
Кому сейчас интересна «Пиковая дама»? Наша жизнь настолько жестока, что пушкинская история кажется детской сказкой. Или нет? Светское общество, карты, старая графиня — а у нас кровь, война, убийства. Но ведь «Пиковая дама» — не о светских интригах и неудачливых игроках. Она — о тьме, которая живет в людях, о диких желаниях и страстях, которые вырываются наружу, о безжалостной судьбе.
Опера «Пиковая дама» заканчивается безумием Германна и самоубийством Лизы. А у Пушкина все «обыденнее» — Герман сидит в больнице и бесконечно повторяет: «Тройка, семерка, туз, тройка семерка, дама», а Лиза вышла замуж и завела воспитанницу. Теперь, можно предположить, что она будет тиранить ее так же, как ее тиранила старая графиня. Ничего особенно жуткого, просто такой маленький домашний адок, дурная бесконечность…
Существует легенда о том, что постановки «Пиковой дамы» приносят несчастье. В 1935 году Мейерхольд поставил оперу «Пиковая дама», перекроив либретто, чтобы «пушкинизировать» Чайковского. Вскоре на великого режиссера обрушились репрессии, его театр был закрыт, а он сам замучен в тюрьме.
В 1977 году Юрий Любимов должен был ставить «Пиковую даму» в Париже. Он тоже хотел приблизить Чайковского к Пушкину. Музыкальную редакцию партитуры приготовил Альфред Шнитке. Но в газете «Правда» появилась статья дирижера Альгиса Жюрайтиса, возмущенного «надругательством» над классикой.
Министерство культуры отказалось подписать договор. Через несколько лет Любимова лишили советского гражданства и ему пришлось остаться за границей.
Помню, как эти суеверия с моим отцом обсуждал Михаил Козаков, собиравшийся ставить фильм «Пиковая дама». Он передавал рассказ Михаила Ромма о том, как тот хотел снимать «Пиковую даму», но начались неприятности, он отказался от постановки, но неприятности закончились, только когда режиссер нашел дома остаток сценария и сжег его.
Козаков очень хотел поставить «Пиковую даму», но фильм так и не вышел, а он сам пережил тяжелейший нервный срыв и крушение семейной жизни.
Но, может быть, существует обратная зависимость? Не «Пиковая дама» погубила Мейерхольда, а он, чувствуя приближение гибели, обратился к Чайковскому и Пушкину. А Козаков оказался в больнице не из-за пушкинского текста, а потому, что его собственное драматическое восприятие мира порождало в нем интерес к повести.
В этой повести есть что-то, что рассказывает нам крайне неприятные вещи о нас самих. Читать «Пиковую даму» интересно всегда, но похоже, что чем мрачнее времена, тем она актуальнее.
А еще интересно, когда умный человек и прекрасный филолог многое объясняет в давно знакомом тексте.
«Опыт комментария к Пиковой даме» Михаила Безродного — удивительная книга. Автор произвел настоящие раскопки в повести и выявил то, что не видно с первого взгляда.
Например, отсылки к невероятному количеству книг пушкинской эпохи, с которыми перекликается текст повести. Еще — огромное количество галлицизмов, которые для Пушкина были естественны, а нам непоняты.
Еще — огромное количество спрятанных в тексте троек, семерок и тузов. Чего стоит хотя бы такое открытие: Германн, пробираясь к старухе, проходит через 3 лестницы и 7 дверей.
Чуткое ухо филолога уловило во многих местах стихотворные строки. Вдруг выясняется, например, что во фразе «Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу» — «начиная с тяжело движение кареты передается анапестом».
И то, что, казалось бы, можно было заметить давным-давно, при первом чтении повести:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто…
И комментарий: «Эпиграф выглядит так, словно его зачин оборван. Союз „а“ противопоставляет два типа досуга — в ненастные дни и при ясной погоде, но кто такие „они“ и чем они „занимались“ при ясной погоде, неизвестно».
Страшная и загадочная книга… Тройка, семерка, туз… Тройка, семерка, дама…
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Кому сейчас интересна «Пиковая дама»? Наша жизнь настолько жестока, что пушкинская история кажется детской сказкой. Или нет? Светское общество, карты, старая графиня — а у нас кровь, война, убийства. Но ведь «Пиковая дама» — не о светских интригах и неудачливых игроках. Она — о тьме, которая живет в людях, о диких желаниях и страстях, которые вырываются наружу, о безжалостной судьбе.
Опера «Пиковая дама» заканчивается безумием Германна и самоубийством Лизы. А у Пушкина все «обыденнее» — Герман сидит в больнице и бесконечно повторяет: «Тройка, семерка, туз, тройка семерка, дама», а Лиза вышла замуж и завела воспитанницу. Теперь, можно предположить, что она будет тиранить ее так же, как ее тиранила старая графиня. Ничего особенно жуткого, просто такой маленький домашний адок, дурная бесконечность…
Существует легенда о том, что постановки «Пиковой дамы» приносят несчастье. В 1935 году Мейерхольд поставил оперу «Пиковая дама», перекроив либретто, чтобы «пушкинизировать» Чайковского. Вскоре на великого режиссера обрушились репрессии, его театр был закрыт, а он сам замучен в тюрьме.
В 1977 году Юрий Любимов должен был ставить «Пиковую даму» в Париже. Он тоже хотел приблизить Чайковского к Пушкину. Музыкальную редакцию партитуры приготовил Альфред Шнитке. Но в газете «Правда» появилась статья дирижера Альгиса Жюрайтиса, возмущенного «надругательством» над классикой.
Министерство культуры отказалось подписать договор. Через несколько лет Любимова лишили советского гражданства и ему пришлось остаться за границей.
Помню, как эти суеверия с моим отцом обсуждал Михаил Козаков, собиравшийся ставить фильм «Пиковая дама». Он передавал рассказ Михаила Ромма о том, как тот хотел снимать «Пиковую даму», но начались неприятности, он отказался от постановки, но неприятности закончились, только когда режиссер нашел дома остаток сценария и сжег его.
Козаков очень хотел поставить «Пиковую даму», но фильм так и не вышел, а он сам пережил тяжелейший нервный срыв и крушение семейной жизни.
Но, может быть, существует обратная зависимость? Не «Пиковая дама» погубила Мейерхольда, а он, чувствуя приближение гибели, обратился к Чайковскому и Пушкину. А Козаков оказался в больнице не из-за пушкинского текста, а потому, что его собственное драматическое восприятие мира порождало в нем интерес к повести.
В этой повести есть что-то, что рассказывает нам крайне неприятные вещи о нас самих. Читать «Пиковую даму» интересно всегда, но похоже, что чем мрачнее времена, тем она актуальнее.
А еще интересно, когда умный человек и прекрасный филолог многое объясняет в давно знакомом тексте.
«Опыт комментария к Пиковой даме» Михаила Безродного — удивительная книга. Автор произвел настоящие раскопки в повести и выявил то, что не видно с первого взгляда.
Например, отсылки к невероятному количеству книг пушкинской эпохи, с которыми перекликается текст повести. Еще — огромное количество галлицизмов, которые для Пушкина были естественны, а нам непоняты.
Еще — огромное количество спрятанных в тексте троек, семерок и тузов. Чего стоит хотя бы такое открытие: Германн, пробираясь к старухе, проходит через 3 лестницы и 7 дверей.
Чуткое ухо филолога уловило во многих местах стихотворные строки. Вдруг выясняется, например, что во фразе «Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу» — «начиная с тяжело движение кареты передается анапестом».
И то, что, казалось бы, можно было заметить давным-давно, при первом чтении повести:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто…
И комментарий: «Эпиграф выглядит так, словно его зачин оборван. Союз „а“ противопоставляет два типа досуга — в ненастные дни и при ясной погоде, но кто такие „они“ и чем они „занимались“ при ясной погоде, неизвестно».
Страшная и загадочная книга… Тройка, семерка, туз… Тройка, семерка, дама…
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
СТРАШНЫЙ ФИЛЬМ О НАШЕЙ СТРАШНОЙ ЖИЗНИ
Я не очень люблю книгу «Мастер и Маргарита». Нет, конечно, раз десять я ее читала, спектакль в театре на Таганке видела восемь раз, часто цитирую Воланда: «Люди как люди… и милосердие иногда стучится в их сердца, квартирный вопрос только испортил их» и уж конечно, соображение про осетрину второй свежести.
Но меня всегда оставляли совершенно холодными все истории про сдачу валюты и мерзости советского быта, рассказ о любви Мастера и Маргариты кажется мне печально безвкусным, а все проделки свиты Воланда — клоунадой, придуманной загнанным в угол и доведенным до отчаяния автором, мечтавшим о том, чтобы хоть кто-нибудь за него заступился.
Насколько же больше, чем я, увидел в «Мастере» Михаил Локшин.
Во-первых, он снял невероятно страшный фильм.
Страшно видеть лицо Воланда — давно я не встречала такой выразительной мимики, как у Августа Диля. Он ведет себя действительно по-дьявольски: насмешничает, издевается, а иногда одного его задумчивого молчания достаточно, чтобы почувствовать ужас.
Страшно видеть Джокера-Коровьева и чернорубашечника Азазелло (не случайно, видно, ему Рим нравится больше Москвы) — в них с самого начала ощущается мрак, и замечательно, что в финале они не превращаются ни в мрачного рыцаря, ни в демона пустыни — они такие, какие есть.
А еще страшнее — Москва, удивительно снятая и «сконструированная» из реальных зданий и советских архитектурных проектов. Сначала кажется, что на экране — некий придуманный город, а потом понимаешь, что перед тобой некая высшая реальность, истинное, бесчеловечное лицо Москвы — и вот тут по спине бегут мурашки. Все эти огромные здания из мрамора и гранита, колонны и монументы — здесь нет места человеку, и не случайно Дьяволу этот город по вкусу.
А причудливое переплетение истории Булгакова и судьбы Мастера, автора и его героев, среди которых тоже есть автор, — это придает всему происходящему на экране какую-то новую глубину. Мы, вроде бы, и раньше знали, что Булгаков написал роман «про себя», но все попытки воспринимать книгу как «роман с ключом» и объяснять, кто был прототипом Латунского, а кто Берлиоза, конечно, любопытны с исторической точки зрения, но для меня они всегда делали «Мастера» каким-то плоским, картонным и только подчеркивали, выделяли желание Булгакова свести со всеми счеты.
А в фильме связь между реальным писателем, ни разу, впрочем, не названным по имени, и его персонажами, показана настолько тактично и умно, что она, наоборот, углубляет сюжет, делает его по-новому многоплановым.
И, может быть, именно поэтому я не могу предъявить фильму мою главную претензию к книге — преклонение автора перед силой зла или просто перед силой. Зло в фильме настолько вездесущно, настолько разлито повсюду, что к нему не надо обращаться за помощью (тем более, что сами все предложат и сами все дадут).
Это просто ядовитый воздух, которым пропитана жизнь в жутком каменном городе, это мир, где женщина неминуемо становится ведьмой от горя и бедствий, а Мастер может творить только в сумасшедшем доме.
И для того, чтобы понять адский характер происходящего, не нужны ни вурдалаки, ни мерзкие управдомы. Достаточно посмотреть на туманный и холодный город, на его перекопанные улицы и заглянуть в глаза Воланда. И понимаешь, что в нашей реальности для Мастера и Маргариты один выход — смерть. А прекрасный домик и Шуберт — это «от лукавого» в самом прямом смысле слова.
Надо, впрочем, перечитать роман. Похоже, там есть много такого, что я еще не заметила.
#эйдельман_фильмы
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Я не очень люблю книгу «Мастер и Маргарита». Нет, конечно, раз десять я ее читала, спектакль в театре на Таганке видела восемь раз, часто цитирую Воланда: «Люди как люди… и милосердие иногда стучится в их сердца, квартирный вопрос только испортил их» и уж конечно, соображение про осетрину второй свежести.
Но меня всегда оставляли совершенно холодными все истории про сдачу валюты и мерзости советского быта, рассказ о любви Мастера и Маргариты кажется мне печально безвкусным, а все проделки свиты Воланда — клоунадой, придуманной загнанным в угол и доведенным до отчаяния автором, мечтавшим о том, чтобы хоть кто-нибудь за него заступился.
Насколько же больше, чем я, увидел в «Мастере» Михаил Локшин.
Во-первых, он снял невероятно страшный фильм.
Страшно видеть лицо Воланда — давно я не встречала такой выразительной мимики, как у Августа Диля. Он ведет себя действительно по-дьявольски: насмешничает, издевается, а иногда одного его задумчивого молчания достаточно, чтобы почувствовать ужас.
Страшно видеть Джокера-Коровьева и чернорубашечника Азазелло (не случайно, видно, ему Рим нравится больше Москвы) — в них с самого начала ощущается мрак, и замечательно, что в финале они не превращаются ни в мрачного рыцаря, ни в демона пустыни — они такие, какие есть.
А еще страшнее — Москва, удивительно снятая и «сконструированная» из реальных зданий и советских архитектурных проектов. Сначала кажется, что на экране — некий придуманный город, а потом понимаешь, что перед тобой некая высшая реальность, истинное, бесчеловечное лицо Москвы — и вот тут по спине бегут мурашки. Все эти огромные здания из мрамора и гранита, колонны и монументы — здесь нет места человеку, и не случайно Дьяволу этот город по вкусу.
А причудливое переплетение истории Булгакова и судьбы Мастера, автора и его героев, среди которых тоже есть автор, — это придает всему происходящему на экране какую-то новую глубину. Мы, вроде бы, и раньше знали, что Булгаков написал роман «про себя», но все попытки воспринимать книгу как «роман с ключом» и объяснять, кто был прототипом Латунского, а кто Берлиоза, конечно, любопытны с исторической точки зрения, но для меня они всегда делали «Мастера» каким-то плоским, картонным и только подчеркивали, выделяли желание Булгакова свести со всеми счеты.
А в фильме связь между реальным писателем, ни разу, впрочем, не названным по имени, и его персонажами, показана настолько тактично и умно, что она, наоборот, углубляет сюжет, делает его по-новому многоплановым.
И, может быть, именно поэтому я не могу предъявить фильму мою главную претензию к книге — преклонение автора перед силой зла или просто перед силой. Зло в фильме настолько вездесущно, настолько разлито повсюду, что к нему не надо обращаться за помощью (тем более, что сами все предложат и сами все дадут).
Это просто ядовитый воздух, которым пропитана жизнь в жутком каменном городе, это мир, где женщина неминуемо становится ведьмой от горя и бедствий, а Мастер может творить только в сумасшедшем доме.
И для того, чтобы понять адский характер происходящего, не нужны ни вурдалаки, ни мерзкие управдомы. Достаточно посмотреть на туманный и холодный город, на его перекопанные улицы и заглянуть в глаза Воланда. И понимаешь, что в нашей реальности для Мастера и Маргариты один выход — смерть. А прекрасный домик и Шуберт — это «от лукавого» в самом прямом смысле слова.
Надо, впрочем, перечитать роман. Похоже, там есть много такого, что я еще не заметила.
#эйдельман_фильмы
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
1000 и 1 НОЧЬ — АРМЕН И ФЁДОР
Как же прекрасно Армен Захарян на своем канале «Армен и Фёдор» рассказывает о книгах! О древних и современных, о простых (а такие бывают?) и таких, читая которые можно сломать мозг.
А лекция о «Тысяче и одной ночи» такая чудесная, что я просто не могу о ней не написать.
Казалось бы, трудно найти более «неактуальную» сегодня тему, чем «Тысяча и одна ночь». Ну зачем нам сейчас эти восточные сказки? Все эти джины, водоносы, звездочеты и визири? Наша жизнь — одна сплошная страшная сказка...
Так в этом все и дело! Сказки «Тысяча и одной ночи» рассказывают о вечном. Каждая эпоха знает своих злобных ифритов и жестоких царей, своих прекрасных принцев и луноликих красавиц. Во все времена люди мечтают о чуде, восхищаются отвагой и благородством и с отвращением отворачиваются от жестокости и коварства.
Именно поэтому во все времена люди читают сказки.
Те, кто пытались читать подряд академическое издание «Тысяча и одной ночи», знают, что это чтение ооочень сильно отличается от детских пересказов.
Сказки на самом-то деле совсем не детское чтение. Они могут быть очень жестокими, неприличными, не очень понятными. Ну, в общем, простите за банальность, они как жизнь.
Помню как я в детстве буквально упивалась сказками «Тысяча и одной ночи» в пересказе Михаила Салье, как подолгу рассматривала иллюстрации Доре, а потом во взрослом возрасте стала читать восьмитомник в переводе того же великого Салье — и застряла.
Но Армен Захарян так легко, весело и в то же время глубоко рассказывает об истории книги, ее структуре, об отношении к ней великих творцов современности, что начинаешь ощущать это огромное собрание сказок как что-то невероятно близкое тебе.
Захарян построил свой рассказ как очаровательную стилизацию «Тысяча и одной ночи» с рамочным сюжетом, цветистыми восточными восклицаниями и разными повествованиями, вложенными друг в друга как матрешки.
Перед нами рассказ американской исследовательницы, в который вложены рассказ Борхеса, — великого любителя этой книги, — рассказ Пьеро Паоло Пазолини, а еще рассуждения о том, как «Тысяча и одна ночь» повлияла на Пруста, и о том, как по-разному ее переводили, и о том, как устроены сами сказки.
А за всем этим стоит личность рассказчика — умного, слегка лукавого и явно очень доброго.
Я начала слушать выпуск «Армена и Фёдора», посвящённый «Тысяча и одной ночи» на сон грядущий. Ну как же, думаю, Шахерезада рассказывала по ночам, и я сейчас начну слушать и постепенно засну.
Не тут-то было.
Слушать было так интересно, что весь сон испарился, и я еще долго обдумывала вопрос о том, каким же образом сказка об Алладине попала в «Тысяча и одну ночь» и имеет ли она право там находиться.
И все это так приятно, так невероятно здорово.
Перед нами — замечательный пример того, как культура, литература, исследование, свободная жизнь духа — могут существовать даже в тот момент, когда черные тучи собираются над нашими головами.
И это не эскапизм, не попытка забыть о происходящем сегодня, погрузиться в наркотический мир сказок и «отрубиться».
Это культура, которая помогает нам жить, дышать, оставаться людьми.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Как же прекрасно Армен Захарян на своем канале «Армен и Фёдор» рассказывает о книгах! О древних и современных, о простых (а такие бывают?) и таких, читая которые можно сломать мозг.
А лекция о «Тысяче и одной ночи» такая чудесная, что я просто не могу о ней не написать.
Казалось бы, трудно найти более «неактуальную» сегодня тему, чем «Тысяча и одна ночь». Ну зачем нам сейчас эти восточные сказки? Все эти джины, водоносы, звездочеты и визири? Наша жизнь — одна сплошная страшная сказка...
Так в этом все и дело! Сказки «Тысяча и одной ночи» рассказывают о вечном. Каждая эпоха знает своих злобных ифритов и жестоких царей, своих прекрасных принцев и луноликих красавиц. Во все времена люди мечтают о чуде, восхищаются отвагой и благородством и с отвращением отворачиваются от жестокости и коварства.
Именно поэтому во все времена люди читают сказки.
Те, кто пытались читать подряд академическое издание «Тысяча и одной ночи», знают, что это чтение ооочень сильно отличается от детских пересказов.
Сказки на самом-то деле совсем не детское чтение. Они могут быть очень жестокими, неприличными, не очень понятными. Ну, в общем, простите за банальность, они как жизнь.
Помню как я в детстве буквально упивалась сказками «Тысяча и одной ночи» в пересказе Михаила Салье, как подолгу рассматривала иллюстрации Доре, а потом во взрослом возрасте стала читать восьмитомник в переводе того же великого Салье — и застряла.
Но Армен Захарян так легко, весело и в то же время глубоко рассказывает об истории книги, ее структуре, об отношении к ней великих творцов современности, что начинаешь ощущать это огромное собрание сказок как что-то невероятно близкое тебе.
Захарян построил свой рассказ как очаровательную стилизацию «Тысяча и одной ночи» с рамочным сюжетом, цветистыми восточными восклицаниями и разными повествованиями, вложенными друг в друга как матрешки.
Перед нами рассказ американской исследовательницы, в который вложены рассказ Борхеса, — великого любителя этой книги, — рассказ Пьеро Паоло Пазолини, а еще рассуждения о том, как «Тысяча и одна ночь» повлияла на Пруста, и о том, как по-разному ее переводили, и о том, как устроены сами сказки.
А за всем этим стоит личность рассказчика — умного, слегка лукавого и явно очень доброго.
Я начала слушать выпуск «Армена и Фёдора», посвящённый «Тысяча и одной ночи» на сон грядущий. Ну как же, думаю, Шахерезада рассказывала по ночам, и я сейчас начну слушать и постепенно засну.
Не тут-то было.
Слушать было так интересно, что весь сон испарился, и я еще долго обдумывала вопрос о том, каким же образом сказка об Алладине попала в «Тысяча и одну ночь» и имеет ли она право там находиться.
И все это так приятно, так невероятно здорово.
Перед нами — замечательный пример того, как культура, литература, исследование, свободная жизнь духа — могут существовать даже в тот момент, когда черные тучи собираются над нашими головами.
И это не эскапизм, не попытка забыть о происходящем сегодня, погрузиться в наркотический мир сказок и «отрубиться».
Это культура, которая помогает нам жить, дышать, оставаться людьми.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
ПРОКУРОР, СЧИТАВШИЙ, ЧТО МОЖНО НЕ ВЫПОЛНЯТЬ ПРИКАЗ
Пока я готовлюсь к сегодняшней лекции «Суд истории» в Сиэтле (США), хочу рассказать об одной интересной книге.
Немецкий журналист Ронен Штайнке написал биографию Фрица Бауэра — прокурора немецкой земли Гессен, который сумел, несмотря на огромное сопротивление системы, провести несколько невероятно важных судебных процессов.
Книга называется «Фриц Бауэр: немецкий прокурор, добившийся суда над Эйхманом и Освенцимом». Сначала я хотела перевести название «добившийся суда над Эйхманом и палачами Освенцима», а потом поняла, что автор хотел сказать именно то, что сказал. Вернее, хотел описать то, что хотел сделать Фриц Бауэр — осудить не просто отдельных людей, а Освенцим — как символ нацистских преступлений.
Сегодня Бауэра назвали бы «упертым». Если он принимал какое-то решение, то уже шел к нему как трактор. Спорить с ним было нелегко. Работать с ним было очень непросто.
Работа поглощала большую часть его жизни, на вопрос журналиста о том, сколько он курит, Бауэр ответил, предложив поделить 18 часов на то время, которое нужно, чтобы выкурить одну сигарету, — вот это и будет его дневная доза никотина. Он был вспыльчив, упрям и груб.
Бауэр всячески старался не афишировать свое еврейство. Не скрывать, но просто не подчеркивать. Когда журналисты спросили, подвергался ли он преследованиям как еврей, тот ответил, что в первом классе мальчишки били его и кричали: «Твои родные Христа распяли».
Вообще-то, в первый класс Бауэр ходил задолго до нацистов — он родился в 1903 году. А вот при нацистах он некоторое время сидел в тюрьме. Посадили его в 1933 году, правда, не как еврея, а как непокорного судью. Позже он смог выбраться из заключения и уехать в Данию. Когда Дания была захвачена, Бауэр перебрался в Швецию.
Не самая трагическая судьба для того времени, но все-таки он явно пострадал от режима. Но для Бауэра было важно, чтобы его воспринимали не как мстителя, а как человека, творящего правосудие. А еще — создающего новые нормы.
Отто-Эрнст Ремер гордился тем, что именно он не позволил заговорщикам во главе с Клаусом фон Штауффенбергом в июле 1944 года после покушения на Гитлера взять под свой контроль Берлин. В послевоенной Германии Ремер создал радикальную националистическую партию, быстро приобретавшую сторонников. Он хвастался своей ролью в подавлении «Июльского заговора» и публично называл Штауффенберга предателем. Ведь выступив против Гитлера, заговорщики нарушили присягу.
Идеи Ремера оказались очень популярны. Они облегчали совесть тысяч и тысяч людей, которые во времена нацизма присягу не нарушали. Их никто не собирался сажать на скамью подсудимых, но каково жить, зная, что ты служил преступной власти? Незадолго до начала суда был проведен социологический опрос. Выяснилось, что только 38% опрошенных считали, что заговорщики, пытавшиеся убить Гитлера, поступали правильно.
В газетах, публичных выступлениях, письмах властям на разные лады повторялась одна мысль: заговорщики нарушили присягу, а присяга священна. Занимаясь заговором, они бросили на произвол судьбы своих солдат, погибавших на фронте...
В 1952 году Бауэр привлек Ремера к суду. Тот получил всего три месяца за нападки на антифашистов, но благодаря тому, как был проведен процесс, какие речи там произносились, какие свидетели выступали, отношение к Штауффенбергу и его соратникам стало меняться.
Бауэр четко сформулировал мысль о том, что неподчинение неправовому государству не является преступлением.
До признания заговорщиков героями было еще очень далеко, но были публично произнесены принципиальные вещи: борьба против диктатуры не может считаться предательством. Вдова Штауффенберга смогла получить пенсию, в которой до этого ей государство отказывало.
Но главное дело Бауэра было ещё впереди. Об этом ещё напишу.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Пока я готовлюсь к сегодняшней лекции «Суд истории» в Сиэтле (США), хочу рассказать об одной интересной книге.
Немецкий журналист Ронен Штайнке написал биографию Фрица Бауэра — прокурора немецкой земли Гессен, который сумел, несмотря на огромное сопротивление системы, провести несколько невероятно важных судебных процессов.
Книга называется «Фриц Бауэр: немецкий прокурор, добившийся суда над Эйхманом и Освенцимом». Сначала я хотела перевести название «добившийся суда над Эйхманом и палачами Освенцима», а потом поняла, что автор хотел сказать именно то, что сказал. Вернее, хотел описать то, что хотел сделать Фриц Бауэр — осудить не просто отдельных людей, а Освенцим — как символ нацистских преступлений.
Сегодня Бауэра назвали бы «упертым». Если он принимал какое-то решение, то уже шел к нему как трактор. Спорить с ним было нелегко. Работать с ним было очень непросто.
Работа поглощала большую часть его жизни, на вопрос журналиста о том, сколько он курит, Бауэр ответил, предложив поделить 18 часов на то время, которое нужно, чтобы выкурить одну сигарету, — вот это и будет его дневная доза никотина. Он был вспыльчив, упрям и груб.
Бауэр всячески старался не афишировать свое еврейство. Не скрывать, но просто не подчеркивать. Когда журналисты спросили, подвергался ли он преследованиям как еврей, тот ответил, что в первом классе мальчишки били его и кричали: «Твои родные Христа распяли».
Вообще-то, в первый класс Бауэр ходил задолго до нацистов — он родился в 1903 году. А вот при нацистах он некоторое время сидел в тюрьме. Посадили его в 1933 году, правда, не как еврея, а как непокорного судью. Позже он смог выбраться из заключения и уехать в Данию. Когда Дания была захвачена, Бауэр перебрался в Швецию.
Не самая трагическая судьба для того времени, но все-таки он явно пострадал от режима. Но для Бауэра было важно, чтобы его воспринимали не как мстителя, а как человека, творящего правосудие. А еще — создающего новые нормы.
Отто-Эрнст Ремер гордился тем, что именно он не позволил заговорщикам во главе с Клаусом фон Штауффенбергом в июле 1944 года после покушения на Гитлера взять под свой контроль Берлин. В послевоенной Германии Ремер создал радикальную националистическую партию, быстро приобретавшую сторонников. Он хвастался своей ролью в подавлении «Июльского заговора» и публично называл Штауффенберга предателем. Ведь выступив против Гитлера, заговорщики нарушили присягу.
Идеи Ремера оказались очень популярны. Они облегчали совесть тысяч и тысяч людей, которые во времена нацизма присягу не нарушали. Их никто не собирался сажать на скамью подсудимых, но каково жить, зная, что ты служил преступной власти? Незадолго до начала суда был проведен социологический опрос. Выяснилось, что только 38% опрошенных считали, что заговорщики, пытавшиеся убить Гитлера, поступали правильно.
В газетах, публичных выступлениях, письмах властям на разные лады повторялась одна мысль: заговорщики нарушили присягу, а присяга священна. Занимаясь заговором, они бросили на произвол судьбы своих солдат, погибавших на фронте...
В 1952 году Бауэр привлек Ремера к суду. Тот получил всего три месяца за нападки на антифашистов, но благодаря тому, как был проведен процесс, какие речи там произносились, какие свидетели выступали, отношение к Штауффенбергу и его соратникам стало меняться.
Бауэр четко сформулировал мысль о том, что неподчинение неправовому государству не является преступлением.
До признания заговорщиков героями было еще очень далеко, но были публично произнесены принципиальные вещи: борьба против диктатуры не может считаться предательством. Вдова Штауффенберга смогла получить пенсию, в которой до этого ей государство отказывало.
Но главное дело Бауэра было ещё впереди. Об этом ещё напишу.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
НОЖ И ВОЛЯ К ЖИЗНИ
Салман Рушди — прекрасный писатель. На мой взгляд — великий. Я начинаю именно с этого, а вовсе не с покушения на него, которое произошло в августе 2022 года, и не со смертного приговора, вынесенного ему много лет назад аятоллой Хомейни за поразительную книгу «Сатанинские стихи».
Я хочу начать именно с писательского таланта Рушди, потому что в своей новой книге «Нож. Размышления после покушения на убийство» он пишет о том, как много лет стремился к тому, чтобы вынесенная Хомейни фетва, скандал вокруг «Сатанинских стихов» и необходимость жить под охраной НЕ определяли его личность. Он не хотел быть тем человеком, за которым охотятся мусульманские фундаменталисты. Он хотел быть самим собой. Просто человеком, отцом своих детей, писателем.
Он гордится тем, что люди, не знающие о его судьбе, не смогут определить по его книгам, какие написаны до начала охоты на него, а какие после.
В какой-то момент казалось, что ему это удалось. Хомейни умер, фетву не то чтобы отменили, но перестали о ней вспоминать, Рушди вышел из под 24-часовой охраны, стал жить нормальной жизнью.
Но вот 12 августа 2022 года, в тот момент, когда писатель вышел на сцену в городе Шатокуа, где происходила конференция, как раз посвященная безопасности писателей в современном мире, на него набросился 24-летний Хади Матар, прочитавший всего несколько страниц Рушди, но зато насмотревшийся полных ненависти роликов на YouTube.
Матар нанес 75-летнему писателю множество ударов ножом — в грудь, в руку, в шею, в глаз. Врачи были уверены, что он не выживет. Он выжил. Лишился одного глаза, частично потерял способность пользоваться левой рукой, но выжил.
А главное — сохранил способность писать. И написал удивительную книгу. Рассказ о том, что он чувствовал, когда увидел, как из зала к нему бежит человек с ножом, о том, как проходило его мучительное лечение. А главное — о том, какой любовью и поддержкой окружили его родные, близкие и даже незнакомые люди.
Это история о том, как его поддерживала и поддерживает жена, как к нему из Лондона в Нью-Йорк помчались сестра и старший сын. О том, как младший сын мучительно пытался перебороть свой ужас перед авиаперелетами, и тогда его мать, бывшая жена Рушди, купила ему билет на трансатлантический лайнер, чтобы он смог переправиться через океан и быть с отцом.
О друзьях, знакомых, читателях, медсестрах, врачах. О любви, противостоящей ненависти. Вообще, на мой взгляд, это главная тема Рушди. Все его романы — трагические, сложные, модернистские, фантастические — постоянно говорят о силе любви.
Они могут использовать образы индийского фольклора или Авесты, темы рок-музыки или сюжеты «1001 ночи» или «Дон Кихота». В них происходят совершенно невероятные события. Дети, рожденные в одно и то же время, оказываются телепатически связаны между собой, люди, упавшие с небес, продолжают жить, обретя новое качество. Джинны вступают в контакт с людьми. Сны становятся реальностью.
И любовь всегда побеждает.
Рушди считает, что прожил несколько жизней — он начал новую жизнь, покинув родителей и отправившись из Пакистана в Лондон, он прожил еще одну жизнь, скрываясь от убийц, он сумел построил себе новую, счастливую жизнь после десяти лет существования беглецом, и теперь снова строит жизнь, полную любви и смысла, — несмотря на ужасающие ранения, невидящий глаз и посттравматический стресс.
Он сел к компьютеру и плохо сгибающимися пальцами написал прекрасную книгу, от которой невозможно оторваться. Он счастлив в браке с молодой, красивой и талантливой женой. Он сохранил близкие отношения с детьми от предыдущих браков. Он очень остро осознает трагизм человеческого существования и все ужасы, творящиеся сегодня в мире. И при этом продолжает работать, любить, жить.
Он — прекрасный писатель. А такие книги, как «Нож», помогают жить и нам.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Салман Рушди — прекрасный писатель. На мой взгляд — великий. Я начинаю именно с этого, а вовсе не с покушения на него, которое произошло в августе 2022 года, и не со смертного приговора, вынесенного ему много лет назад аятоллой Хомейни за поразительную книгу «Сатанинские стихи».
Я хочу начать именно с писательского таланта Рушди, потому что в своей новой книге «Нож. Размышления после покушения на убийство» он пишет о том, как много лет стремился к тому, чтобы вынесенная Хомейни фетва, скандал вокруг «Сатанинских стихов» и необходимость жить под охраной НЕ определяли его личность. Он не хотел быть тем человеком, за которым охотятся мусульманские фундаменталисты. Он хотел быть самим собой. Просто человеком, отцом своих детей, писателем.
Он гордится тем, что люди, не знающие о его судьбе, не смогут определить по его книгам, какие написаны до начала охоты на него, а какие после.
В какой-то момент казалось, что ему это удалось. Хомейни умер, фетву не то чтобы отменили, но перестали о ней вспоминать, Рушди вышел из под 24-часовой охраны, стал жить нормальной жизнью.
Но вот 12 августа 2022 года, в тот момент, когда писатель вышел на сцену в городе Шатокуа, где происходила конференция, как раз посвященная безопасности писателей в современном мире, на него набросился 24-летний Хади Матар, прочитавший всего несколько страниц Рушди, но зато насмотревшийся полных ненависти роликов на YouTube.
Матар нанес 75-летнему писателю множество ударов ножом — в грудь, в руку, в шею, в глаз. Врачи были уверены, что он не выживет. Он выжил. Лишился одного глаза, частично потерял способность пользоваться левой рукой, но выжил.
А главное — сохранил способность писать. И написал удивительную книгу. Рассказ о том, что он чувствовал, когда увидел, как из зала к нему бежит человек с ножом, о том, как проходило его мучительное лечение. А главное — о том, какой любовью и поддержкой окружили его родные, близкие и даже незнакомые люди.
Это история о том, как его поддерживала и поддерживает жена, как к нему из Лондона в Нью-Йорк помчались сестра и старший сын. О том, как младший сын мучительно пытался перебороть свой ужас перед авиаперелетами, и тогда его мать, бывшая жена Рушди, купила ему билет на трансатлантический лайнер, чтобы он смог переправиться через океан и быть с отцом.
О друзьях, знакомых, читателях, медсестрах, врачах. О любви, противостоящей ненависти. Вообще, на мой взгляд, это главная тема Рушди. Все его романы — трагические, сложные, модернистские, фантастические — постоянно говорят о силе любви.
Они могут использовать образы индийского фольклора или Авесты, темы рок-музыки или сюжеты «1001 ночи» или «Дон Кихота». В них происходят совершенно невероятные события. Дети, рожденные в одно и то же время, оказываются телепатически связаны между собой, люди, упавшие с небес, продолжают жить, обретя новое качество. Джинны вступают в контакт с людьми. Сны становятся реальностью.
И любовь всегда побеждает.
Рушди считает, что прожил несколько жизней — он начал новую жизнь, покинув родителей и отправившись из Пакистана в Лондон, он прожил еще одну жизнь, скрываясь от убийц, он сумел построил себе новую, счастливую жизнь после десяти лет существования беглецом, и теперь снова строит жизнь, полную любви и смысла, — несмотря на ужасающие ранения, невидящий глаз и посттравматический стресс.
Он сел к компьютеру и плохо сгибающимися пальцами написал прекрасную книгу, от которой невозможно оторваться. Он счастлив в браке с молодой, красивой и талантливой женой. Он сохранил близкие отношения с детьми от предыдущих браков. Он очень остро осознает трагизм человеческого существования и все ужасы, творящиеся сегодня в мире. И при этом продолжает работать, любить, жить.
Он — прекрасный писатель. А такие книги, как «Нож», помогают жить и нам.
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
УКРАИНА, РОССИЯ И МНОГОЕ ДРУГОЕ
Прочитала очень интересную и очень печальную книгу Сергея Белякова «Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой». Это рассказ об Украине во время гражданской войны.
Нет, неправильно. Это рассказ о самых разных людях, живших, писавших, воевавших, погибавших в Украине во время гражданской войны.
О русских националистах, которые искренне считали Малороссию частью России и возмущались при одной мысли о том, что в Киеве кто-то может начать говорить на украинском языке. Об украинских националистах, боровшихся за независимость Украины и пытавшихся искоренить там русский язык.
А помимо этих — в общем, понятных категорий людей — хотя среди них попадаются совершенно неожиданные личности — в книге речь идет еще о множество других персонажей, обладавших двойной идентичностью, менявших свою идентичность под воздействием событий, вообще не понимавших, кто же они такие и к какому лагерю хотят примкнуть.
Мозаика взглядов, идей, действий в Украине в те кровавые годы совершенно поразительна. Петлюра приглашает офицеров российской армии на службу в армию украинскую. Академик Вернадский создает Украинскую академию наук, царский генерал Скоропадский становится гетманом и при этом пытается найти баланс между украинской и русской культурами.
Кровь льется не ручьями, а мощными, огромными реками. Советскую Украину пытается создать кровавый садист Муравьев, руководители Директории оказываются неспособными контролировать распоясавшихся атаманов и садистов-погромщиков, немцы сначала выступают в роли спасителей от большевиков, но тут же доводят своими поборами крестьян до бунтов.
Но все-таки я увидела здесь не только рассказ о кровавом хаосе, хотя он производит сильное впечатление, а еще и о том, как разнообразна была жизнь тогдашней Украины, как много совершенно разных людей с удивительными биографиями там жили.
Емельян Волох — один из ближайших помощников Петлюры, потом изменивший ему, перешедший на сторону большевиков и закончивший свою жизнь в Сандармохе. Граф Келлер, назначенный главнокомандующим гетманом Скоропадским в последние дни его правления, попавший в плен к петлюровцам и скорее всего убитый конвоем, который должен был вести его в тюрьму — прототип Най-Турса из «Белой гвардии». Вертинский, Булгаков, Довженко, Винниченко, Грушевский...
Идейное и культурное разнообразие тогдашней украинской жизни потрясает и восхищает. И как же печально осознать, что не смогли договориться между собой русские и украинцы, сторонники федерации и защитники независимости, Петлюра и Деникин, Винниченко, Скоропадский и Петлюра...
Да как же они могли договориться? Они все хотели разного... Да, и в результате пришли большевики и рано или поздно отправили в ГУЛАГ или вытеснили в эмиграцию и русских, и украинцев, и сторонников Петлюры, и тех, кто служил гетману, и своих же большевиков.
И еще одна удивительная вещь — это то, что Сергей Беляков, пишущий о такой теме, перенасыщенной политическими интересами, безумно актуальной и для сегодняшнего дня, не пытается выносить приговор. Видно, что есть персонажи, вроде Михаила Муравьева, вызывающие у него отторжение, но в целом автор всеми силами старается не судить, не клеймить. Он просто показывает, насколько сложной и запутанной была ситуация, в какие клещи зажала история самых разных людей. Думаю, что так писать ему было нелегко, и искренне восхищаюсь.
#эйдельман_книги
P.S. Смотрите мои видео-лекции, связанные с этой книгой — о Булгакове и об Украине в начале XX в.
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Прочитала очень интересную и очень печальную книгу Сергея Белякова «Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой». Это рассказ об Украине во время гражданской войны.
Нет, неправильно. Это рассказ о самых разных людях, живших, писавших, воевавших, погибавших в Украине во время гражданской войны.
О русских националистах, которые искренне считали Малороссию частью России и возмущались при одной мысли о том, что в Киеве кто-то может начать говорить на украинском языке. Об украинских националистах, боровшихся за независимость Украины и пытавшихся искоренить там русский язык.
А помимо этих — в общем, понятных категорий людей — хотя среди них попадаются совершенно неожиданные личности — в книге речь идет еще о множество других персонажей, обладавших двойной идентичностью, менявших свою идентичность под воздействием событий, вообще не понимавших, кто же они такие и к какому лагерю хотят примкнуть.
Мозаика взглядов, идей, действий в Украине в те кровавые годы совершенно поразительна. Петлюра приглашает офицеров российской армии на службу в армию украинскую. Академик Вернадский создает Украинскую академию наук, царский генерал Скоропадский становится гетманом и при этом пытается найти баланс между украинской и русской культурами.
Кровь льется не ручьями, а мощными, огромными реками. Советскую Украину пытается создать кровавый садист Муравьев, руководители Директории оказываются неспособными контролировать распоясавшихся атаманов и садистов-погромщиков, немцы сначала выступают в роли спасителей от большевиков, но тут же доводят своими поборами крестьян до бунтов.
Но все-таки я увидела здесь не только рассказ о кровавом хаосе, хотя он производит сильное впечатление, а еще и о том, как разнообразна была жизнь тогдашней Украины, как много совершенно разных людей с удивительными биографиями там жили.
Емельян Волох — один из ближайших помощников Петлюры, потом изменивший ему, перешедший на сторону большевиков и закончивший свою жизнь в Сандармохе. Граф Келлер, назначенный главнокомандующим гетманом Скоропадским в последние дни его правления, попавший в плен к петлюровцам и скорее всего убитый конвоем, который должен был вести его в тюрьму — прототип Най-Турса из «Белой гвардии». Вертинский, Булгаков, Довженко, Винниченко, Грушевский...
Идейное и культурное разнообразие тогдашней украинской жизни потрясает и восхищает. И как же печально осознать, что не смогли договориться между собой русские и украинцы, сторонники федерации и защитники независимости, Петлюра и Деникин, Винниченко, Скоропадский и Петлюра...
Да как же они могли договориться? Они все хотели разного... Да, и в результате пришли большевики и рано или поздно отправили в ГУЛАГ или вытеснили в эмиграцию и русских, и украинцев, и сторонников Петлюры, и тех, кто служил гетману, и своих же большевиков.
И еще одна удивительная вещь — это то, что Сергей Беляков, пишущий о такой теме, перенасыщенной политическими интересами, безумно актуальной и для сегодняшнего дня, не пытается выносить приговор. Видно, что есть персонажи, вроде Михаила Муравьева, вызывающие у него отторжение, но в целом автор всеми силами старается не судить, не клеймить. Он просто показывает, насколько сложной и запутанной была ситуация, в какие клещи зажала история самых разных людей. Думаю, что так писать ему было нелегко, и искренне восхищаюсь.
#эйдельман_книги
P.S. Смотрите мои видео-лекции, связанные с этой книгой — о Булгакове и об Украине в начале XX в.
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
АРОМАТЫ ПРОВАНСА
Когда мы задумали поездку в Прованс, то я сразу стала просить включить в программу Грасс, а когда оказалось, что туда заехать не получается, то огорчилась.
Не то чтобы я так любила парфюмы, у меня есть духи, но я даже не сразу могу вспомнить, как они называются. Простите...
НО
Грасс — это город, где происходит часть действия романа Патрика Зюскинда «Парфюмер», а эта книга значит для меня очень много.
Странная, жуткая история Жана-Батиста Гренуя — дикого, одинокого, злобного и никому не нужного гения парфюмерии, — рассказ о тех злодеяниях, которые он совершил, пытаясь создать идеальные духи, которые притягивали бы к нему людей, и о том, что происходит с человеком, которого все любят, или с тем, кто добивается любви через злодейство.
«Парфюмера» можно толковать множеством разных способов — как историю одиночества гения или просто человеческого одиночества, как исторический детектив, где никому не удается наказать убийцу и все-таки его настигает наказание, как притчу о невозможности абсолютной любви и человеческого понимания — и еще, и еще,и еще.
Помимо всего прочего это еще и удивительно написанная книга, чей причудливый язык затягивает читателя в какой-то фантастический водоворот.
И не случайно эта книга привлекла такое количество творцов из других искусств. «Парфюмер» вдохновлял Курта Кобейна и Rammstein, Том Тыквер снял не менее страшный и тоже очень мощный фильм. В Германии сделали сериал «по мотивам» романа, где действие происходит в Германии в наши дни — тоже, скажу я вам, страшноватый.
Но мне роман Зюскинда интересен не только его языком или его глубоким и печальным содержанием, но и тем, как удивительно в нем описываются запахи — вонь Парижа, прелесть Грасса или волшебные качества духов Гренуя.
Но дальше оказалось, что совершенно не обязательно ехать в Грасс, чтобы насладиться ароматами Прованса. Здесь благоухает всё. Лаванда, жасмин, маки... приправы к еде, деревья, жареная рыба, виноград, вина, дыни, сладости...
В какой-то момент понимаешь, что ароматы исходят действительно от ВСЕГО. Раскаленные на солнце камни римских построек. Кипарисы. Кофе. Скалы. Деревья. Апельсины. Скошенная трава.
В нашей группе регулярно кто-нибудь говорил: «Какой же здесь воздух!» Воздух тоже пахнет. Нееет! Воздух здесь благоухает.
Поэтому сначала воспринимаешь Прованс глазами — краски Сезанна и Ван Гога окружают тебя повсюду. Потом понимаешь, что запахи везде, и даже если смотришь на горы, реку или архитектуру издалека, то все равно воображаешь ароматы.
И все эти цвета и запахи создают ощущение настолько светлого и теплого мира, что невозможно представить себе крадущегося по Грассу Гренуя. Понимаю, что у меня взгляд туриста. Знаю, сколько всего мрачного и кровавого происходило в здешних местах.
Но здешние ароматы заставляют поверить в прекрасное солнечное добро, разлитое в мире. Надо только принюхаться, и понимаешь, что никакие идеальные духи не нужны.
Это, впрочем, не отменяет гениальности книги Зюскинда.
А в Грасс, надеюсь, мы еще съездим...
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Когда мы задумали поездку в Прованс, то я сразу стала просить включить в программу Грасс, а когда оказалось, что туда заехать не получается, то огорчилась.
Не то чтобы я так любила парфюмы, у меня есть духи, но я даже не сразу могу вспомнить, как они называются. Простите...
НО
Грасс — это город, где происходит часть действия романа Патрика Зюскинда «Парфюмер», а эта книга значит для меня очень много.
Странная, жуткая история Жана-Батиста Гренуя — дикого, одинокого, злобного и никому не нужного гения парфюмерии, — рассказ о тех злодеяниях, которые он совершил, пытаясь создать идеальные духи, которые притягивали бы к нему людей, и о том, что происходит с человеком, которого все любят, или с тем, кто добивается любви через злодейство.
«Парфюмера» можно толковать множеством разных способов — как историю одиночества гения или просто человеческого одиночества, как исторический детектив, где никому не удается наказать убийцу и все-таки его настигает наказание, как притчу о невозможности абсолютной любви и человеческого понимания — и еще, и еще,и еще.
Помимо всего прочего это еще и удивительно написанная книга, чей причудливый язык затягивает читателя в какой-то фантастический водоворот.
И не случайно эта книга привлекла такое количество творцов из других искусств. «Парфюмер» вдохновлял Курта Кобейна и Rammstein, Том Тыквер снял не менее страшный и тоже очень мощный фильм. В Германии сделали сериал «по мотивам» романа, где действие происходит в Германии в наши дни — тоже, скажу я вам, страшноватый.
Но мне роман Зюскинда интересен не только его языком или его глубоким и печальным содержанием, но и тем, как удивительно в нем описываются запахи — вонь Парижа, прелесть Грасса или волшебные качества духов Гренуя.
Но дальше оказалось, что совершенно не обязательно ехать в Грасс, чтобы насладиться ароматами Прованса. Здесь благоухает всё. Лаванда, жасмин, маки... приправы к еде, деревья, жареная рыба, виноград, вина, дыни, сладости...
В какой-то момент понимаешь, что ароматы исходят действительно от ВСЕГО. Раскаленные на солнце камни римских построек. Кипарисы. Кофе. Скалы. Деревья. Апельсины. Скошенная трава.
В нашей группе регулярно кто-нибудь говорил: «Какой же здесь воздух!» Воздух тоже пахнет. Нееет! Воздух здесь благоухает.
Поэтому сначала воспринимаешь Прованс глазами — краски Сезанна и Ван Гога окружают тебя повсюду. Потом понимаешь, что запахи везде, и даже если смотришь на горы, реку или архитектуру издалека, то все равно воображаешь ароматы.
И все эти цвета и запахи создают ощущение настолько светлого и теплого мира, что невозможно представить себе крадущегося по Грассу Гренуя. Понимаю, что у меня взгляд туриста. Знаю, сколько всего мрачного и кровавого происходило в здешних местах.
Но здешние ароматы заставляют поверить в прекрасное солнечное добро, разлитое в мире. Надо только принюхаться, и понимаешь, что никакие идеальные духи не нужны.
Это, впрочем, не отменяет гениальности книги Зюскинда.
А в Грасс, надеюсь, мы еще съездим...
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
СЛУШАЙТЕ, ОТКУДА КАФКА ВСЕ ПРО НАС ЗНАЛ????
Если не знать, что новелла Кафки «В исправительной колонии» была написана в октябре 1914 года, то можно решить, что это история про послесталинскую Россию.
Существует некий остров, где находится «исправительная колония». Здесь обливающийся потом, но при этом не снимающий мундира офицер с гордостью показывает путешественнику машину для казни. Это не гильотина и не виселица, а сложное устройство, созданное когда-то ныне покойным «старым комендантом». Она подвергает свою жертву двенадцатичасовой пытке, когда зубья «бороны» выписывают на теле приговоренного его приговор.
Первые шесть часов несчастный «только страдает от боли», а затем у него, по словам офицера, происходит «просветление мысли». Он осознает приговор, впечатанный в его тело, записанный кровавыми ранами, и умирает, озаренный новым знанием.
При разговоре офицера и путешественника присутствуют приговоренный к смерти и его охранник. Приговоренный, кажется, не осознает того, что с ним должно произойти, — ему не сообщили ни его вину, ни приговор, и он не понимает языка, на котором идет разговор. Он выглядит сонным и тупым, но внимательно следит за происходящим.
Офицер с гордостью демонстрирует машину и рассказывает, как раньше при старом коменданте толпы собирались посмотреть на казнь, а сам офицер наблюдал за просветлением в глазах казнимого, держа за ручки детей, с любопытством смотревших на происходящее.
При новом коменданте, никто не приходит на казни, машина ломается, бюджет урезали, а путешественнику предложили посмотреть на казнь, чтобы он потом осудил ее и можно было бы отменить экзекуции, сославшись на международное мнение.
Офицер надеется на поддержку путешественника, но тот, после некоторых внутренних колебаний и размышлений о том, правильно ли вмешиваться в чужие порядки, отказывается, и происходит нечто неожиданное.
Офицер освобождает приговоренного и сам ложится на место для казни. Но машина ломается и вместо долгого выписывания приговора «будь справедлив», она просто насаживает новую жертву на свои зубья.
А путешественник заходит в кофейню, где похоронен старый комендант, которому священник отказал в месте на кладбище. Люди, сидящие за столиками, отодвигаются, чтобы он смог прочесть надпись, гласящую, что когда-нибудь комендант воскреснет и «поведет своих сторонников отвоевывать колонию». После этого он быстро отправляется на корабль, солдат и осужденный пытаются последовать за ним, но он их не пускает и уплывает.
Чем не рассказ о хрущевской оттепели, когда политика «старого коменданта», вроде бы, отвергнута и тело его даже вынесено из мавзолея, — но есть те, кто верят в его возвращение?
Но только Кафка писал не про оттепель. Он писал про всех нас. Он каким-то образом предсказал ужасы ХХ и XXI веков. Безликую и жестокую власть диктаторов, беззащитность человека, возрождение средневековых пыток, покорность жертв, нежелание вмешиваться осторожных наблюдателей. Откуда он все это знал? Я не понимаю.
А пишу я все это потому, что вчера ходила слушать оперу Филипа Гласса «В исправительной колонии».
Опера по сюжету Кафки. С завораживающей, как будто затягивающей в воронку музыкой Гласса — для ее исполнения понадобился всего лишь струнный квинтет, который, правда, временами звучал, как большой оркестр.
А на сцене — странная конструкция, вокруг которой все и происходит. При этом, если в новелле Кафки основное внимание сосредоточено на офицере и путешественнике, то на сцене главным постоянно оказывался осужденный. Он то повторял движения офицера, то пытался вырваться на свободу, то корчился под ударами. И холодный абсурд Кафки стал куда более человечным. Речь шла уже не только о машине зла, но и о людях, которых эта машина хочет превратить в пыль.
Но откуда все-таки Кафка все знал?
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
Если не знать, что новелла Кафки «В исправительной колонии» была написана в октябре 1914 года, то можно решить, что это история про послесталинскую Россию.
Существует некий остров, где находится «исправительная колония». Здесь обливающийся потом, но при этом не снимающий мундира офицер с гордостью показывает путешественнику машину для казни. Это не гильотина и не виселица, а сложное устройство, созданное когда-то ныне покойным «старым комендантом». Она подвергает свою жертву двенадцатичасовой пытке, когда зубья «бороны» выписывают на теле приговоренного его приговор.
Первые шесть часов несчастный «только страдает от боли», а затем у него, по словам офицера, происходит «просветление мысли». Он осознает приговор, впечатанный в его тело, записанный кровавыми ранами, и умирает, озаренный новым знанием.
При разговоре офицера и путешественника присутствуют приговоренный к смерти и его охранник. Приговоренный, кажется, не осознает того, что с ним должно произойти, — ему не сообщили ни его вину, ни приговор, и он не понимает языка, на котором идет разговор. Он выглядит сонным и тупым, но внимательно следит за происходящим.
Офицер с гордостью демонстрирует машину и рассказывает, как раньше при старом коменданте толпы собирались посмотреть на казнь, а сам офицер наблюдал за просветлением в глазах казнимого, держа за ручки детей, с любопытством смотревших на происходящее.
При новом коменданте, никто не приходит на казни, машина ломается, бюджет урезали, а путешественнику предложили посмотреть на казнь, чтобы он потом осудил ее и можно было бы отменить экзекуции, сославшись на международное мнение.
Офицер надеется на поддержку путешественника, но тот, после некоторых внутренних колебаний и размышлений о том, правильно ли вмешиваться в чужие порядки, отказывается, и происходит нечто неожиданное.
Офицер освобождает приговоренного и сам ложится на место для казни. Но машина ломается и вместо долгого выписывания приговора «будь справедлив», она просто насаживает новую жертву на свои зубья.
А путешественник заходит в кофейню, где похоронен старый комендант, которому священник отказал в месте на кладбище. Люди, сидящие за столиками, отодвигаются, чтобы он смог прочесть надпись, гласящую, что когда-нибудь комендант воскреснет и «поведет своих сторонников отвоевывать колонию». После этого он быстро отправляется на корабль, солдат и осужденный пытаются последовать за ним, но он их не пускает и уплывает.
Чем не рассказ о хрущевской оттепели, когда политика «старого коменданта», вроде бы, отвергнута и тело его даже вынесено из мавзолея, — но есть те, кто верят в его возвращение?
Но только Кафка писал не про оттепель. Он писал про всех нас. Он каким-то образом предсказал ужасы ХХ и XXI веков. Безликую и жестокую власть диктаторов, беззащитность человека, возрождение средневековых пыток, покорность жертв, нежелание вмешиваться осторожных наблюдателей. Откуда он все это знал? Я не понимаю.
А пишу я все это потому, что вчера ходила слушать оперу Филипа Гласса «В исправительной колонии».
Опера по сюжету Кафки. С завораживающей, как будто затягивающей в воронку музыкой Гласса — для ее исполнения понадобился всего лишь струнный квинтет, который, правда, временами звучал, как большой оркестр.
А на сцене — странная конструкция, вокруг которой все и происходит. При этом, если в новелле Кафки основное внимание сосредоточено на офицере и путешественнике, то на сцене главным постоянно оказывался осужденный. Он то повторял движения офицера, то пытался вырваться на свободу, то корчился под ударами. И холодный абсурд Кафки стал куда более человечным. Речь шла уже не только о машине зла, но и о людях, которых эта машина хочет превратить в пыль.
Но откуда все-таки Кафка все знал?
#эйдельман_книги
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
ВОСПОМИНАНИЯ ДРАКО МАЛФОЯ
Посреди наступающего со всех сторон ужаса и безумия прочитала совершенно очаровательную книгу воспоминаний Тома Фелтона, игравшего Драко Малфоя во всех «Гарри Поттерах».
Ну, казалось бы, какие могут быть воспоминания у человека, которому еще сорока нет? Ах, он Драко играл? Да ладно — ему режиссер говорил: махни палочкой, он и махал.
Оказалось, что все не так. Фелтон написал очень добрую, иногда смешную, постоянно полную самоиронии и очень увлекательную книгу.
Во-первых, рухнуло мое убеждение, что дети-актеры играют просто самих себя. Том Фелтон совсем не похож на Драко, хоть он и предполагает, что получил роль из-за своего нахальства.
Он с такой любовью пишет о своей семье, о трех старших братьях, которые не дали ему зазнаться, о маме, во всем его поддерживавшей, о дедушке, научившем его насмешливой улыбке Драко, — что понимаешь — он скорее напоминает Рона, а не Драко.
Дальше выясняются, в общем-то, понятные, но все равно очень симпатичные вещи. Например, среди детей/подростков, снимавшихся в фильмах, не было разделения на Гриффиндор и Слизерин. Одним из самых близких людей для Тома Фелтона стала Эмма Уотсон, сыгравшая Гермиону, вечно находившуюся в противостоянии с Драко Малфоем. Когда-то, в самом начале съемок, она была влюблена в Тома, но с тех пор много лет они — ближайшие друзья, и пишут друг о друге с невероятной нежностью и уважением.
Еще одна вещь, которую можно было бы представить себе раньше, но я об этом просто никогда не думала. Фелтон ужасно смешно рассказывает о том, каково это — снимать фильм, в котором участвует целая толпа детей, а одновременно с этим — величайшие звезды британского кино и театра. Он совершенно уморительно описывает, как на съемочной площадке пытались сохранять порядок среди хихикавших и постоянно вертевшихся детей, а еще — каково это, оказаться в одном кадре с Аланом Рикманом или Мэгги Смит.
А Руперт Гринт, сыгравший Рона, оказывается, на свои гонорары купил автофургончик с мороженым, разъезжал по английским городкам и деревням и раздавал детям мороженое.
И еще одна вещь — всему приходит конец, и съемки «Гарри Поттеров» тоже подошли к концу. Как жить дальше? И здесь тоже Том Фелтон с огромной искренностью рассказывает о том, как он оказался в Голливуде, как наслаждался славой, богатством и светской жизнью, пока, наконец, не осознал, что его место — совсем не здесь. Он честно описывает свою борьбу с алкоголизмом и депрессией, свой побег из реабилитационного центра, жизнь на берегу океана и много других удивительных событий.
Эта книга — со счастливым концом. Она, как я понимаю, и написана для того, чтобы рассказать, как мальчик, которому три старших брата никогда не позволяли взять в руки телевизионный пульт, сумел пройти через множество невероятных поворотов в своей жизни, через огонь, воду и медные трубы, и, наконец, нашел себя.
Приятно и то, что он не пошел по стопам своих друзей и не принял участия в травле Джоан Роулинг. В книге он пишет о ней с уважением, а в своих интервью говорил о том, как много счастья и радости приносят книги Роулинг ее читателям. Простая мысль, но она дорогого стоит.
Читаешь — и радуешься, что все в жизни может складываться и вот таким вот образом.
#эйдельман_книги
Посреди наступающего со всех сторон ужаса и безумия прочитала совершенно очаровательную книгу воспоминаний Тома Фелтона, игравшего Драко Малфоя во всех «Гарри Поттерах».
Ну, казалось бы, какие могут быть воспоминания у человека, которому еще сорока нет? Ах, он Драко играл? Да ладно — ему режиссер говорил: махни палочкой, он и махал.
Оказалось, что все не так. Фелтон написал очень добрую, иногда смешную, постоянно полную самоиронии и очень увлекательную книгу.
Во-первых, рухнуло мое убеждение, что дети-актеры играют просто самих себя. Том Фелтон совсем не похож на Драко, хоть он и предполагает, что получил роль из-за своего нахальства.
Он с такой любовью пишет о своей семье, о трех старших братьях, которые не дали ему зазнаться, о маме, во всем его поддерживавшей, о дедушке, научившем его насмешливой улыбке Драко, — что понимаешь — он скорее напоминает Рона, а не Драко.
Дальше выясняются, в общем-то, понятные, но все равно очень симпатичные вещи. Например, среди детей/подростков, снимавшихся в фильмах, не было разделения на Гриффиндор и Слизерин. Одним из самых близких людей для Тома Фелтона стала Эмма Уотсон, сыгравшая Гермиону, вечно находившуюся в противостоянии с Драко Малфоем. Когда-то, в самом начале съемок, она была влюблена в Тома, но с тех пор много лет они — ближайшие друзья, и пишут друг о друге с невероятной нежностью и уважением.
Еще одна вещь, которую можно было бы представить себе раньше, но я об этом просто никогда не думала. Фелтон ужасно смешно рассказывает о том, каково это — снимать фильм, в котором участвует целая толпа детей, а одновременно с этим — величайшие звезды британского кино и театра. Он совершенно уморительно описывает, как на съемочной площадке пытались сохранять порядок среди хихикавших и постоянно вертевшихся детей, а еще — каково это, оказаться в одном кадре с Аланом Рикманом или Мэгги Смит.
А Руперт Гринт, сыгравший Рона, оказывается, на свои гонорары купил автофургончик с мороженым, разъезжал по английским городкам и деревням и раздавал детям мороженое.
И еще одна вещь — всему приходит конец, и съемки «Гарри Поттеров» тоже подошли к концу. Как жить дальше? И здесь тоже Том Фелтон с огромной искренностью рассказывает о том, как он оказался в Голливуде, как наслаждался славой, богатством и светской жизнью, пока, наконец, не осознал, что его место — совсем не здесь. Он честно описывает свою борьбу с алкоголизмом и депрессией, свой побег из реабилитационного центра, жизнь на берегу океана и много других удивительных событий.
Эта книга — со счастливым концом. Она, как я понимаю, и написана для того, чтобы рассказать, как мальчик, которому три старших брата никогда не позволяли взять в руки телевизионный пульт, сумел пройти через множество невероятных поворотов в своей жизни, через огонь, воду и медные трубы, и, наконец, нашел себя.
Приятно и то, что он не пошел по стопам своих друзей и не принял участия в травле Джоан Роулинг. В книге он пишет о ней с уважением, а в своих интервью говорил о том, как много счастья и радости приносят книги Роулинг ее читателям. Простая мысль, но она дорогого стоит.
Читаешь — и радуешься, что все в жизни может складываться и вот таким вот образом.
#эйдельман_книги
«ИЛИАДА» ГОМЕРА И НАША ЖИЗНЬ
Когда я 20 февраля 2022 года уезжала в отпуск в Грецию, то не подозревала, что недельный отдых превратится в эмиграцию. Я взяла с собой две книги, рассчитывая сидеть на балконе с видом на море и расслабленно перелистывать страницы. Одной из этих книг была «Илиада» Гомера.
Теперь она стоит на полке в моей новой, эмигрантской квартире — осколок оставленной в Москве библиотеки. И, честно говоря, за прошедшее время не часто я испытывала желание ее открыть. Зачем мне сейчас весь этот звон мечей и преломляющиеся копья, шлемоблещущий Гектор и быстроногий Ахиллес? В нашем мире грохочут реальные войны.
Но вот я послушала лекцию Александра Баунова «Свои и чужие. От Трои до Мариуполя» и подумала, что пришла, наверное, пора перечитать Гомера.
Александр Баунов посмотрел на древнюю поэму глазами человека сегодняшнего дня — и увидел в ней то, на что раньше мало обращали внимание, а если и обращали, то не ставили в контекст нашей жизни.
Вопрос, который я неоднократно задавала своим ученикам — за кого Гомер, за греков или за троянцев? Ну вроде бы ясно, что за греков. За своих. А Баунов очень тонко и убедительно показывает, что в поэзии Гомера практически нет своих и чужих, «нас» и «их».
Он описывал греческих героев, рассчитывая на своих слушателей — греческих воинов более поздних эпох. Но при этом превознесения своих и описания чужих как подлых уродов здесь нет и в помине.
«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» — первые строки поэмы. Речь идёт о том, как неблагородно поступил предводитель ахейского войска, «царь царей» Агамемнон. Сначала он отказался отдавать жрецу Хрису его захваченную в плен дочь. А когда Хрисеиду всё-таки пришлось отпустить, то царь царей быстро утешился — он просто приказал отнять любимую рабыню у Ахилла. Вот с этого всё и началось.
Получается интересная вещь, о которой я раньше не задумывалась — «Илиада» начинается с нечестного поступка «своего» царя, а заканчивается торжественными похоронами «их» героя Гектора, жестоко убитого Ахиллом. И разве не вызывают у нас сочувствия жена Гектора Андромаха и их сын, маленький Астианакс, которым предстоит страшная судьба после гибели мужа и отца? А несчастный троянский царь Приам, умоляющий Ахилла вернуть ему тело сына, или, что ещё важнее, — смертельные враги Приам и Ахилл вместе плачущие — каждый о своём, Ахилл о Патрокле, а Приам о Гекторе.
Вдруг оказывается, что «Илиада» — это не просто подробное смакование боя, и ещё одного боя, и следующего боя. Неужели древнегреческим царям и их дружинам, слушавшим песнь Гомера, вообще было интересно что-то еще?
Похоже, что было.
Потому что «Илиада» — это не только мерный гекзаметр или «Список кораблей», который даже такой любитель античности, как Мандельштам, похоже, не мог осилить с одного раза. «Илиада» — это поэма про людей на войне, про их тяжелую жизнь, про войну, которая тянется и тянется без конца, про предчувствие собственной гибели. А за ней еще следует и «Одиссея», и другие тексты, рассказывающие про мучительную жизнь героев Троянской войны после наступления мира.
Наверное, сторонники строгого филологического анализа смогут возразить Александру Баунову по разным пунктам и обвинят его в «осовременивании» восприятия поэмы. Ну а как ещё читать древнюю книгу — как застывший осколок былых времен? Нет уж, на то она и великая поэма, чтобы каждое новое поколение видело в ней своё.
Для нас, живущих в мрачную эпоху кровавых войн, в то время, когда деление на «своих» и «чужих» становится чуть ли не главным определяющим фактором жизни людей, — наверное, неплохо перечитать «Илиаду» и посмотреть на древние сражения по-новому. Люди — всегда люди, с какой бы стороны фронта они ни сражались. А война — всегда мерзость и кровь, сколько бы нам ни рассказывали о потрясающих подвигах великих героев.
P.S. Продолжая разговор про античность — скоро мы отправимся в путешествие в Афины, чтобы исследовать Золотой век Афинского государства. Если интересно, пишите: [email protected]
#эйдельман_книги
Когда я 20 февраля 2022 года уезжала в отпуск в Грецию, то не подозревала, что недельный отдых превратится в эмиграцию. Я взяла с собой две книги, рассчитывая сидеть на балконе с видом на море и расслабленно перелистывать страницы. Одной из этих книг была «Илиада» Гомера.
Теперь она стоит на полке в моей новой, эмигрантской квартире — осколок оставленной в Москве библиотеки. И, честно говоря, за прошедшее время не часто я испытывала желание ее открыть. Зачем мне сейчас весь этот звон мечей и преломляющиеся копья, шлемоблещущий Гектор и быстроногий Ахиллес? В нашем мире грохочут реальные войны.
Но вот я послушала лекцию Александра Баунова «Свои и чужие. От Трои до Мариуполя» и подумала, что пришла, наверное, пора перечитать Гомера.
Александр Баунов посмотрел на древнюю поэму глазами человека сегодняшнего дня — и увидел в ней то, на что раньше мало обращали внимание, а если и обращали, то не ставили в контекст нашей жизни.
Вопрос, который я неоднократно задавала своим ученикам — за кого Гомер, за греков или за троянцев? Ну вроде бы ясно, что за греков. За своих. А Баунов очень тонко и убедительно показывает, что в поэзии Гомера практически нет своих и чужих, «нас» и «их».
Он описывал греческих героев, рассчитывая на своих слушателей — греческих воинов более поздних эпох. Но при этом превознесения своих и описания чужих как подлых уродов здесь нет и в помине.
«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» — первые строки поэмы. Речь идёт о том, как неблагородно поступил предводитель ахейского войска, «царь царей» Агамемнон. Сначала он отказался отдавать жрецу Хрису его захваченную в плен дочь. А когда Хрисеиду всё-таки пришлось отпустить, то царь царей быстро утешился — он просто приказал отнять любимую рабыню у Ахилла. Вот с этого всё и началось.
Получается интересная вещь, о которой я раньше не задумывалась — «Илиада» начинается с нечестного поступка «своего» царя, а заканчивается торжественными похоронами «их» героя Гектора, жестоко убитого Ахиллом. И разве не вызывают у нас сочувствия жена Гектора Андромаха и их сын, маленький Астианакс, которым предстоит страшная судьба после гибели мужа и отца? А несчастный троянский царь Приам, умоляющий Ахилла вернуть ему тело сына, или, что ещё важнее, — смертельные враги Приам и Ахилл вместе плачущие — каждый о своём, Ахилл о Патрокле, а Приам о Гекторе.
Вдруг оказывается, что «Илиада» — это не просто подробное смакование боя, и ещё одного боя, и следующего боя. Неужели древнегреческим царям и их дружинам, слушавшим песнь Гомера, вообще было интересно что-то еще?
Похоже, что было.
Потому что «Илиада» — это не только мерный гекзаметр или «Список кораблей», который даже такой любитель античности, как Мандельштам, похоже, не мог осилить с одного раза. «Илиада» — это поэма про людей на войне, про их тяжелую жизнь, про войну, которая тянется и тянется без конца, про предчувствие собственной гибели. А за ней еще следует и «Одиссея», и другие тексты, рассказывающие про мучительную жизнь героев Троянской войны после наступления мира.
Наверное, сторонники строгого филологического анализа смогут возразить Александру Баунову по разным пунктам и обвинят его в «осовременивании» восприятия поэмы. Ну а как ещё читать древнюю книгу — как застывший осколок былых времен? Нет уж, на то она и великая поэма, чтобы каждое новое поколение видело в ней своё.
Для нас, живущих в мрачную эпоху кровавых войн, в то время, когда деление на «своих» и «чужих» становится чуть ли не главным определяющим фактором жизни людей, — наверное, неплохо перечитать «Илиаду» и посмотреть на древние сражения по-новому. Люди — всегда люди, с какой бы стороны фронта они ни сражались. А война — всегда мерзость и кровь, сколько бы нам ни рассказывали о потрясающих подвигах великих героев.
P.S. Продолжая разговор про античность — скоро мы отправимся в путешествие в Афины, чтобы исследовать Золотой век Афинского государства. Если интересно, пишите: [email protected]
#эйдельман_книги
YouTube
Свои и чужие. От Трои до Мариуполя. Александр Баунов
Подписывайтесь на Boosty: https://boosty.to/baunov.tube
Мой телеграмм-канал: https://yangx.top/baunovhaus
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО…
Мой телеграмм-канал: https://yangx.top/baunovhaus
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО…
МОЖНО ЛИ БОРОТЬСЯ С ДИКТАТОРАМИ?
Прочитала очень интересную и печальную книгу Autocracy, Inc: The Dictators, Who Want to Run the World. Ее написала журналист и историк Энн Эпплбаум.
Основная мысль автора простая, но очень страшная: диктаторы всего мира объединяются и поддерживают друг друга.
Эпплбаум, конечно, оговаривает, что речь не идет о некоем тайном «синдикате». Она просто с опорой на множество фактов показывает, как диктаторы, казалось бы, так сильно различающиеся по своей идеологии и культурным традициям, помогают друг другу.
Россия, Китай, Беларусь, Венесуэла, Зимбабве, Иран — все они такие разные, но всегда приходят на выручку друг другу. Они торгуют друг с другом, поставляют друг другу оружие (вспомним Иран, поставляющий России дроны), просто поддерживают друг друга (как, например, Си Цзиньпин Путина перед вторжением в Украину). Они перенимают друг у друга методы подавления оппозиции, пропаганды, фальсификаций.
И это уже очень печально, потому что диктатур или «гибридных диктатур», вроде Индии и Турции, на свете очень много, и они обладают большими ресурсами. Но дело не только в этом.
Энн Эпплбаум показывает, как разнообразны связи между диктатурами и «свободным миром». Как коррупция, являющаяся неотъемлемой частью диктатур, объединяется с коррупцией в демократических странах. Когда читаешь, сколько недвижимости в Великобритании и США приобретено непонятными риэлторскими фирмами на неизвестно чье имя, или о том, как западные финансисты наживаются на вывозе золота из Зимбабве, а чиновники — на контактах с Россией, то становится ОЧЕНЬ грустно.
И дело не просто в отдельных коррумпированных лицах и фирмах. Эпплбаум пишет о том, как сильно на западную политику повлияла мысль о том, что с помощью торговли можно будет изменить СССР, Китай и другие недемократические страны. Следующий этап — мысль о том, что изменить их можно с помощью новых технологий — интернета, социальных сетей, которые принесут свет свободного мира.
А оказалось, что компьютерные фирмы и интернет-гиганты идут на поводу у диктаторов и ради проникновения на новые рынки готовы на большие уступки. И к тому же, Китай, Россия и другие члены Autocracy, Inc. — уже сами прекрасно освоили новые технологии и научились использовать их в своих интересах — для распознавания лиц, контроля над интернетом и т.д. Наверное, самый яркий пример — цифровой ГУЛАГ, устроенный в Китае для уйгуров, но мы можем вспомнить и примеры поближе.
Мало того, диктаторы прекрасно научились влиять с помощью новых технологий не только на своих несчастных жителей, но и на остальной мир, создавая множество пропагандистских каналов — или информационных агентств, сайтов и телеканалов, которые вроде бы выглядят как местные — африканские или восточноевропейские, а если приглядеться, то тоже созданы какими-то анонимными людьми, сидящими в России или в Китае.
Читаешь и чувствуешь, как, используя название другой работы Эпплбаум The Bad Guys are Winning, — плохие парни побеждают.
Но точно ли они победят? Неужели ничего нельзя сделать? Я уже давно с грустью замечаю, что книги, рассказывающие об усилении современных диктаторов заканчиваются призывом «укреплять демократию» и «бороться с коррупцией», что, конечно, верно, но хотелось бы более конкретных советов.
Эпплбаум дает конкретные предложения — как можно изменить процедуры приобретения недвижимости, как стоит менять законодательство, касающееся соцсетей — и, может быть, уже думать о регулировании AI, как лучше бороться с пропагандой, исходящей от диктатур, как лучше распространять демократические идеи.
Этого, может быть, немного, но у нее есть конкретные предложения. Мне кажется, что все политики в демократических странах должны кинуться реализовывать предложения Эпплбаум и разрабатывать собственные. Может, это уже происходит, а я просто не заметила?
#эйдельман_книги
Прочитала очень интересную и печальную книгу Autocracy, Inc: The Dictators, Who Want to Run the World. Ее написала журналист и историк Энн Эпплбаум.
Основная мысль автора простая, но очень страшная: диктаторы всего мира объединяются и поддерживают друг друга.
Эпплбаум, конечно, оговаривает, что речь не идет о некоем тайном «синдикате». Она просто с опорой на множество фактов показывает, как диктаторы, казалось бы, так сильно различающиеся по своей идеологии и культурным традициям, помогают друг другу.
Россия, Китай, Беларусь, Венесуэла, Зимбабве, Иран — все они такие разные, но всегда приходят на выручку друг другу. Они торгуют друг с другом, поставляют друг другу оружие (вспомним Иран, поставляющий России дроны), просто поддерживают друг друга (как, например, Си Цзиньпин Путина перед вторжением в Украину). Они перенимают друг у друга методы подавления оппозиции, пропаганды, фальсификаций.
И это уже очень печально, потому что диктатур или «гибридных диктатур», вроде Индии и Турции, на свете очень много, и они обладают большими ресурсами. Но дело не только в этом.
Энн Эпплбаум показывает, как разнообразны связи между диктатурами и «свободным миром». Как коррупция, являющаяся неотъемлемой частью диктатур, объединяется с коррупцией в демократических странах. Когда читаешь, сколько недвижимости в Великобритании и США приобретено непонятными риэлторскими фирмами на неизвестно чье имя, или о том, как западные финансисты наживаются на вывозе золота из Зимбабве, а чиновники — на контактах с Россией, то становится ОЧЕНЬ грустно.
И дело не просто в отдельных коррумпированных лицах и фирмах. Эпплбаум пишет о том, как сильно на западную политику повлияла мысль о том, что с помощью торговли можно будет изменить СССР, Китай и другие недемократические страны. Следующий этап — мысль о том, что изменить их можно с помощью новых технологий — интернета, социальных сетей, которые принесут свет свободного мира.
А оказалось, что компьютерные фирмы и интернет-гиганты идут на поводу у диктаторов и ради проникновения на новые рынки готовы на большие уступки. И к тому же, Китай, Россия и другие члены Autocracy, Inc. — уже сами прекрасно освоили новые технологии и научились использовать их в своих интересах — для распознавания лиц, контроля над интернетом и т.д. Наверное, самый яркий пример — цифровой ГУЛАГ, устроенный в Китае для уйгуров, но мы можем вспомнить и примеры поближе.
Мало того, диктаторы прекрасно научились влиять с помощью новых технологий не только на своих несчастных жителей, но и на остальной мир, создавая множество пропагандистских каналов — или информационных агентств, сайтов и телеканалов, которые вроде бы выглядят как местные — африканские или восточноевропейские, а если приглядеться, то тоже созданы какими-то анонимными людьми, сидящими в России или в Китае.
Читаешь и чувствуешь, как, используя название другой работы Эпплбаум The Bad Guys are Winning, — плохие парни побеждают.
Но точно ли они победят? Неужели ничего нельзя сделать? Я уже давно с грустью замечаю, что книги, рассказывающие об усилении современных диктаторов заканчиваются призывом «укреплять демократию» и «бороться с коррупцией», что, конечно, верно, но хотелось бы более конкретных советов.
Эпплбаум дает конкретные предложения — как можно изменить процедуры приобретения недвижимости, как стоит менять законодательство, касающееся соцсетей — и, может быть, уже думать о регулировании AI, как лучше бороться с пропагандой, исходящей от диктатур, как лучше распространять демократические идеи.
Этого, может быть, немного, но у нее есть конкретные предложения. Мне кажется, что все политики в демократических странах должны кинуться реализовывать предложения Эпплбаум и разрабатывать собственные. Может, это уже происходит, а я просто не заметила?
#эйдельман_книги
СТАРАЯ-СТАРАЯ СКАЗКА
Когда я была маленькой, и даже не очень маленькой, мы дома много читали вслух. Так я впервые услышала повесть Ивана Ефремова «На краю Ойкумены», а потом не раз перечитывала ее сама.
Не знаю, может быть, то, что много лет назад казалось мне невероятно увлекательным, сегодня уже так не воспринимается. Ясно, что Ефремов — советский палеонтолог, никогда не бывавший ни в Греции, ни на Крите, ни в Египте, ни в глубинах Африки, не мог «правильно» описать жизнь этих древних цивилизаций. Наверняка там есть ошибки.
Но, вообще-то, он писал, думая о своем собственном времени. Повесть, которая создавалась в страшном 1949 году, формально была совершенно советской — молодой греческий юноша Пандион оказывается рабом в Египте, вместе с другими угнетёнными поднимает восстание, потом вместе с друзьями бежит и после долгих и очень увлекательных приключений обретает свободу.
Литературоведы давно предположили, что, работая над этой книгой, Ефремов писал о своей жизни, о сталинской России, о своих мечтах о свободе. Поэтому Египет здесь — это страшная и мрачная страна, где душно жить, а люди мучаются под бичами надсмотрщиков.
А противостоят этой бесчеловечной силе, что характерно, два человека искусства: два скульптора — грек Пандион и африканец Кидого, а ещё — бунтарь Кави, этруск. Так люди из трёх разных культур объединяются ради борьбы за свободу.
«На краю Ойкумены» — это вторая часть дилогии, выходившей под названием «Великая Дуга». Первая часть — «Путешествие Баурджеда» — тоже рассказывает о прорыве к свободе, о выходе за рамки замкнутого деспотического государства. Молодой мореплаватель Баурджед совершает удивительное путешествие по «великой дуге» — океану — а вернувшись в Египет, не может ужиться в стране, где господствует тирания и жестокий фараон заставляет своих подданных надрываться на строительстве пирамиды.
Почему-то эту книгу я люблю меньше. Может быть, потому что в моем детстве мы не читали её вслух. Может быть, потому что там нет счастливого конца, как в «На краю Ойкумены». А может, дело в том, что герои «Ойкумены» невероятно обаятельны.
Для Ефремова в обеих книгах, кажется, больше всего была интересна Африка. Египет здесь — только образ мрака и угнетения, а к югу от него находится удивительный континент, где есть загадочные страны и поразительная природа. Ясно, что палеонтолог должен был всегда мечтать о том, чтобы увидеть Африку своими глазами — увы, Ефремову это так и не удалось. Он написал свою мечту об Африке, свой воображаемый мир.
Но в его книгу вместилась вся «ойкумена» — так греки называли известные им земли. Пандион живет на севере Греции, потом он оказывается на Крите и видит ту самую загадочную «игру» с быком, которая изображена на фресках Кносского дворца, потом судьба забрасывает его в Египет, а позже в такие места, о которых древние греки и вовсе не слыхали.
Этот «игрушечный» древний мир отражает, наверное, не столько реальные представления учёных об этих цивилизациях, сколько то, каким образом люди ХХ века воображали себе эти земли. Не случайно Египет, где задыхаются Баурджед и его друзья, — это страна, где правит фараон Хафра. Хефрен — тот, для кого была построена вторая по размерам пирамида. Почему именно он? Почему не Хеопс? А потому, что Ефремов, наверное, читал Геродота, записавшего в своей «Истории» страшные сказки о жестокости именно этого фараона. А может быть, в молодости до него доходили рассказы Лавкрафта, создавшего свой мистический Египет, где в центре тоже был мрачный и жуткий Хефрен.
За прошедшие десятилетия я прочитала очень много книг и о древнем Египте, и о Греции, и об Африке, но почему-то эта старая сказка о борьбе за свободу сохраняет для меня своё обаяние.
Каким был Древний Египет? Страшной диктатурой или страной, где было место для творчества, наук и искусств?
Чтобы узнать, присоединяйтесь к моему курсу о древних цивилизациях. Курс стартует в январе, а до 1 декабря на него действует специальная цена.
🏺Запишитесь на курс по ссылке ↗
#эйдельман_книги
Когда я была маленькой, и даже не очень маленькой, мы дома много читали вслух. Так я впервые услышала повесть Ивана Ефремова «На краю Ойкумены», а потом не раз перечитывала ее сама.
Не знаю, может быть, то, что много лет назад казалось мне невероятно увлекательным, сегодня уже так не воспринимается. Ясно, что Ефремов — советский палеонтолог, никогда не бывавший ни в Греции, ни на Крите, ни в Египте, ни в глубинах Африки, не мог «правильно» описать жизнь этих древних цивилизаций. Наверняка там есть ошибки.
Но, вообще-то, он писал, думая о своем собственном времени. Повесть, которая создавалась в страшном 1949 году, формально была совершенно советской — молодой греческий юноша Пандион оказывается рабом в Египте, вместе с другими угнетёнными поднимает восстание, потом вместе с друзьями бежит и после долгих и очень увлекательных приключений обретает свободу.
Литературоведы давно предположили, что, работая над этой книгой, Ефремов писал о своей жизни, о сталинской России, о своих мечтах о свободе. Поэтому Египет здесь — это страшная и мрачная страна, где душно жить, а люди мучаются под бичами надсмотрщиков.
А противостоят этой бесчеловечной силе, что характерно, два человека искусства: два скульптора — грек Пандион и африканец Кидого, а ещё — бунтарь Кави, этруск. Так люди из трёх разных культур объединяются ради борьбы за свободу.
«На краю Ойкумены» — это вторая часть дилогии, выходившей под названием «Великая Дуга». Первая часть — «Путешествие Баурджеда» — тоже рассказывает о прорыве к свободе, о выходе за рамки замкнутого деспотического государства. Молодой мореплаватель Баурджед совершает удивительное путешествие по «великой дуге» — океану — а вернувшись в Египет, не может ужиться в стране, где господствует тирания и жестокий фараон заставляет своих подданных надрываться на строительстве пирамиды.
Почему-то эту книгу я люблю меньше. Может быть, потому что в моем детстве мы не читали её вслух. Может быть, потому что там нет счастливого конца, как в «На краю Ойкумены». А может, дело в том, что герои «Ойкумены» невероятно обаятельны.
Для Ефремова в обеих книгах, кажется, больше всего была интересна Африка. Египет здесь — только образ мрака и угнетения, а к югу от него находится удивительный континент, где есть загадочные страны и поразительная природа. Ясно, что палеонтолог должен был всегда мечтать о том, чтобы увидеть Африку своими глазами — увы, Ефремову это так и не удалось. Он написал свою мечту об Африке, свой воображаемый мир.
Но в его книгу вместилась вся «ойкумена» — так греки называли известные им земли. Пандион живет на севере Греции, потом он оказывается на Крите и видит ту самую загадочную «игру» с быком, которая изображена на фресках Кносского дворца, потом судьба забрасывает его в Египет, а позже в такие места, о которых древние греки и вовсе не слыхали.
Этот «игрушечный» древний мир отражает, наверное, не столько реальные представления учёных об этих цивилизациях, сколько то, каким образом люди ХХ века воображали себе эти земли. Не случайно Египет, где задыхаются Баурджед и его друзья, — это страна, где правит фараон Хафра. Хефрен — тот, для кого была построена вторая по размерам пирамида. Почему именно он? Почему не Хеопс? А потому, что Ефремов, наверное, читал Геродота, записавшего в своей «Истории» страшные сказки о жестокости именно этого фараона. А может быть, в молодости до него доходили рассказы Лавкрафта, создавшего свой мистический Египет, где в центре тоже был мрачный и жуткий Хефрен.
За прошедшие десятилетия я прочитала очень много книг и о древнем Египте, и о Греции, и об Африке, но почему-то эта старая сказка о борьбе за свободу сохраняет для меня своё обаяние.
Каким был Древний Египет? Страшной диктатурой или страной, где было место для творчества, наук и искусств?
Чтобы узнать, присоединяйтесь к моему курсу о древних цивилизациях. Курс стартует в январе, а до 1 декабря на него действует специальная цена.
🏺Запишитесь на курс по ссылке ↗
#эйдельман_книги
ЯПОНИЯ. ПЕРВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ
Стереотипы, оказывается, иногда бывают верными. Прямо у выхода из самолета стоит, очевидно, сотрудник компании Air France, — потому что он приветствует всех выходящих по-французски и при этом БЕСПРЕРЫВНО КЛАНЯЕТСЯ.
«Ну надо же», — подумала я. Но после того, как девушка на ресепшене в отеле поклонилась мне раз десять, то я поймала себя на том, что стала кланяться в ответ...
Впрочем, как говаривал Козьма Прутков, если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.
Увидев в аэропорту дивной красоты экран, на котором загоралась надпись «Haneda Airport Garden» с какими-то невероятными деревьями и Фудзи на заднем плане, я тут же восхитилась — вот же японцы, даже у аэропорта сад есть. Сегодня, погуглив, обнаружила, что это название торгового центра...
Зато я уже проходила в аэропорту по специальному дезинфицирующему коврику мимо сурово выглядевшего молодого человека к форме, сидевшего за стойкой с надписью «автоматическое измерение температуры», видела, что на выезде из аэропорта есть отдельный проезд для машин с левым рулем, регистрировалась в отеле с помощью терминала, который выдавал мне ключ от номера, поселилась в номере, где вместо халата мне была оставлена пижама, а окна закрывались типичными японскими перегородками.
Еще я думала, что знаю, что такое ужасный джетлаг, но поняла, что все предыдущие джетлаги были просто пустяками.
Зато у меня выдалось время почитать и я с увлечением погрузилась в чтение книги Александра Раевского «Я понял Японию. От драконов до покемонов».
Узнаю удивительные вещи. В Китае благодаря конфуцианской системе экзаменов в течение многих веков существовала меритократия — наверх поднимались те, кто этого добились благодаря своим талантам. В Японии в течение многих веков наверху были те, кто просто принадлежал к правильному клану, обладал достаточно знатным происхождением. Разве что самураи оказались обладателями определенного социального лифта и могли продвигаться наверх благодаря своей силе и храбрости.
«Существовала даже специальная система „теневых рангов“, согласно которой высокий чин родителя мог как бы „отбрасывать тень“ на ребёнка и предоставлял тому ранг ещё при рождении безо всяких дополнительных условий. „Теневой“ ранг становился реальным при достижении совершеннолетия — таким образом юноша начинал службу не с низших чинов, а сразу на довольно престижной позиции». Читаешь и вспоминаешь российских недорослей, которых с рождения записывали в гвардию.
Но тогда вопрос — а каким же образом Япония столько всего достигла, если самые умные и талантливые не обязательно оказывались наверху?
Спрошу Александра Раевского, потому что он будет нашим гидом в этой поездке.
***
Ещё разрозненные наблюдения. Прочитала в книге Раевского, что слово манга впервые использовал Хокусай — создатель «Большой волны в Канагаве» и видов Фудзи.
Вообще, у Раевского в книге проходит красной линией мысль о том, что корни тех черт современной японской культуры, которые кажутся европейцам порождением странного развития Японии в ХХ веке, оказывается, можно проследить далеко в прошлом.
А месяц тут на небе лежит горизонтально — как и в Португалии, в отличие от России...
#эйдельман_книги
Стереотипы, оказывается, иногда бывают верными. Прямо у выхода из самолета стоит, очевидно, сотрудник компании Air France, — потому что он приветствует всех выходящих по-французски и при этом БЕСПРЕРЫВНО КЛАНЯЕТСЯ.
«Ну надо же», — подумала я. Но после того, как девушка на ресепшене в отеле поклонилась мне раз десять, то я поймала себя на том, что стала кланяться в ответ...
Впрочем, как говаривал Козьма Прутков, если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.
Увидев в аэропорту дивной красоты экран, на котором загоралась надпись «Haneda Airport Garden» с какими-то невероятными деревьями и Фудзи на заднем плане, я тут же восхитилась — вот же японцы, даже у аэропорта сад есть. Сегодня, погуглив, обнаружила, что это название торгового центра...
Зато я уже проходила в аэропорту по специальному дезинфицирующему коврику мимо сурово выглядевшего молодого человека к форме, сидевшего за стойкой с надписью «автоматическое измерение температуры», видела, что на выезде из аэропорта есть отдельный проезд для машин с левым рулем, регистрировалась в отеле с помощью терминала, который выдавал мне ключ от номера, поселилась в номере, где вместо халата мне была оставлена пижама, а окна закрывались типичными японскими перегородками.
Еще я думала, что знаю, что такое ужасный джетлаг, но поняла, что все предыдущие джетлаги были просто пустяками.
Зато у меня выдалось время почитать и я с увлечением погрузилась в чтение книги Александра Раевского «Я понял Японию. От драконов до покемонов».
Узнаю удивительные вещи. В Китае благодаря конфуцианской системе экзаменов в течение многих веков существовала меритократия — наверх поднимались те, кто этого добились благодаря своим талантам. В Японии в течение многих веков наверху были те, кто просто принадлежал к правильному клану, обладал достаточно знатным происхождением. Разве что самураи оказались обладателями определенного социального лифта и могли продвигаться наверх благодаря своей силе и храбрости.
«Существовала даже специальная система „теневых рангов“, согласно которой высокий чин родителя мог как бы „отбрасывать тень“ на ребёнка и предоставлял тому ранг ещё при рождении безо всяких дополнительных условий. „Теневой“ ранг становился реальным при достижении совершеннолетия — таким образом юноша начинал службу не с низших чинов, а сразу на довольно престижной позиции». Читаешь и вспоминаешь российских недорослей, которых с рождения записывали в гвардию.
Но тогда вопрос — а каким же образом Япония столько всего достигла, если самые умные и талантливые не обязательно оказывались наверху?
Спрошу Александра Раевского, потому что он будет нашим гидом в этой поездке.
***
Ещё разрозненные наблюдения. Прочитала в книге Раевского, что слово манга впервые использовал Хокусай — создатель «Большой волны в Канагаве» и видов Фудзи.
Вообще, у Раевского в книге проходит красной линией мысль о том, что корни тех черт современной японской культуры, которые кажутся европейцам порождением странного развития Японии в ХХ веке, оказывается, можно проследить далеко в прошлом.
А месяц тут на небе лежит горизонтально — как и в Португалии, в отличие от России...
#эйдельман_книги
КАК ЖИТЬ, КОГДА ЖИТЬ СОВСЕМ НЕВОЗМОЖНО?
Пока я готовилась к лекции о Гаити, то перечитала «Комедиантов» Грэма Грина. Предыдущий раз я читала роман и смотрела фильм в каком-то совершенно подростковом возрасте и поэтому запомнила только тонтон-макутов в чёрных очках и то, как целовались на экране Ричард Бартон и Элизабет Тейлор.
А сегодня стала читать уже в совершенно другой жизни и поразилась невероятной актуальности этой книги.
Действие происходит на Гаити в тёмные времена правления «папы Дока» — Франсуа Дювалье. Впрочем, когда на Гаити не было тёмных времен?
Невероятный ужас происходящего ощущается буквально на каждой странице. Корабль, на котором герой возвращается из США на Гаити ещё только приближается к берегу, ещё не появились жуткие тонтон-макуты — сотрудники тайной полиции, ещё никого не убили, никто не покончил с собой, не был избит, но уже страшно. Над Порт-о-Пренсом висит удушающая, давящая темнота, и понятно, что корабль двигается в адское место.
Папа Док был в ярости, когда вышел роман Грина. МИД республики Гаити выпустило брошюру под названием «Разоблаченный Грэм Грин». В ней писателя называли «лжецом, кретином, провокатором, неуравновешенным садистом и извращенцем, абсолютным невеждой, разнузданным лжецом, позорящим гордую и благородную Англию, шпионом, наркоманом». Эта брань почему-то завершалась словом «палач». «Последнее слово всегда ставило меня в тупик», — признавался Грин.
Гаити при Дювалье описан очень страшно, но книга, как мне кажется, не об этом или не только об этом. Она о людях, которые живут в темные времена и вынуждены делать свой выбор.
Сегодня читаешь эту книгу по-новому, ощущая не только ужас перед тем, что творилось когда-то на далеком острове, но и особенно остро понимая то чувство безысходности, которое владеет героями. Деваться некуда, иностранных кораблей в гавани почти нет, а попасть на тот, что там стоит, нельзя, потому что охрана не пускает. Люди исчезают, и все боятся об этом говорить. Нищета и голод воспринимаются как данность. Партизаны слабы и обречены на гибель. При этом все надежды на помощь «заграницы» абсолютно бессмысленны — ясно, что папе Доку скоро простят его прегрешения и будут использовать его как заслон против коммунистов. И никакой помощи ниоткуда.
На одном корабле с главным героем приезжает американская пара, решившая пропагандировать вегетарианство на острове, где людям нечего есть, и их абсолютное непонимание ситуации только подчеркивает абсурд происходящего.
И что же делать нормальным людям? Вариантов немного. Продолжать жить и заниматься своими делами, пока за тобой не придут тонтон-макуты. Уходить в горы, понимая всю обреченность таких действий и все-таки сражаться, надеясь на призрачную победу, на помощь «опытного солдата» Джонса, на поддержку американцев, которой все нет и нет. Попытаться прорваться мимо блок-постов и бежать на другую часть острова в Доминиканскую республику.
Какие печальные и, увы, как хорошо сегодня знакомые стратегии...
Но Грэм Грин, чьи книги часто полны ощущения безнадежности и бессмысленности человеческого существования, в то же время видит свет там, где его, вроде бы, совсем нет.
И самыми смешными, а потом трогательными, а потом вызывающими уважение оказываются, вроде бы самые нелепые персонажи.
Молодой поэт Анри Филипо, который перестает писать стихи и уходит сражаться в горы, выглядит смешно и наивно. Его отряд, конечно, обречен. Бармен Джозеф, который после пыток макутов стал хромым: куда ему в горы? Какой из него партизан? Но они уходят, чтобы сражаться.
Мистер и миссис Смит, серьёзно обсуждающие возможность создания на Гаити вегетарианского центра, — вдруг предстают перед нами по-настоящему мужественными людьми, которые всегда готовы, пусть наивно, пусть по-дурацки, но защищать других людей.
Читаешь этот старый роман и понимаешь, что Грэм Грин, который как разведчик и как журналист много где побывал и повидал много ужасного, пишет о том, что даже когда надежды нет, лучше выбрать достойную роль и следовать своему долгу.
#эйдельман_книги
Пока я готовилась к лекции о Гаити, то перечитала «Комедиантов» Грэма Грина. Предыдущий раз я читала роман и смотрела фильм в каком-то совершенно подростковом возрасте и поэтому запомнила только тонтон-макутов в чёрных очках и то, как целовались на экране Ричард Бартон и Элизабет Тейлор.
А сегодня стала читать уже в совершенно другой жизни и поразилась невероятной актуальности этой книги.
Действие происходит на Гаити в тёмные времена правления «папы Дока» — Франсуа Дювалье. Впрочем, когда на Гаити не было тёмных времен?
Невероятный ужас происходящего ощущается буквально на каждой странице. Корабль, на котором герой возвращается из США на Гаити ещё только приближается к берегу, ещё не появились жуткие тонтон-макуты — сотрудники тайной полиции, ещё никого не убили, никто не покончил с собой, не был избит, но уже страшно. Над Порт-о-Пренсом висит удушающая, давящая темнота, и понятно, что корабль двигается в адское место.
Папа Док был в ярости, когда вышел роман Грина. МИД республики Гаити выпустило брошюру под названием «Разоблаченный Грэм Грин». В ней писателя называли «лжецом, кретином, провокатором, неуравновешенным садистом и извращенцем, абсолютным невеждой, разнузданным лжецом, позорящим гордую и благородную Англию, шпионом, наркоманом». Эта брань почему-то завершалась словом «палач». «Последнее слово всегда ставило меня в тупик», — признавался Грин.
Гаити при Дювалье описан очень страшно, но книга, как мне кажется, не об этом или не только об этом. Она о людях, которые живут в темные времена и вынуждены делать свой выбор.
Сегодня читаешь эту книгу по-новому, ощущая не только ужас перед тем, что творилось когда-то на далеком острове, но и особенно остро понимая то чувство безысходности, которое владеет героями. Деваться некуда, иностранных кораблей в гавани почти нет, а попасть на тот, что там стоит, нельзя, потому что охрана не пускает. Люди исчезают, и все боятся об этом говорить. Нищета и голод воспринимаются как данность. Партизаны слабы и обречены на гибель. При этом все надежды на помощь «заграницы» абсолютно бессмысленны — ясно, что папе Доку скоро простят его прегрешения и будут использовать его как заслон против коммунистов. И никакой помощи ниоткуда.
На одном корабле с главным героем приезжает американская пара, решившая пропагандировать вегетарианство на острове, где людям нечего есть, и их абсолютное непонимание ситуации только подчеркивает абсурд происходящего.
И что же делать нормальным людям? Вариантов немного. Продолжать жить и заниматься своими делами, пока за тобой не придут тонтон-макуты. Уходить в горы, понимая всю обреченность таких действий и все-таки сражаться, надеясь на призрачную победу, на помощь «опытного солдата» Джонса, на поддержку американцев, которой все нет и нет. Попытаться прорваться мимо блок-постов и бежать на другую часть острова в Доминиканскую республику.
Какие печальные и, увы, как хорошо сегодня знакомые стратегии...
Но Грэм Грин, чьи книги часто полны ощущения безнадежности и бессмысленности человеческого существования, в то же время видит свет там, где его, вроде бы, совсем нет.
И самыми смешными, а потом трогательными, а потом вызывающими уважение оказываются, вроде бы самые нелепые персонажи.
Молодой поэт Анри Филипо, который перестает писать стихи и уходит сражаться в горы, выглядит смешно и наивно. Его отряд, конечно, обречен. Бармен Джозеф, который после пыток макутов стал хромым: куда ему в горы? Какой из него партизан? Но они уходят, чтобы сражаться.
Мистер и миссис Смит, серьёзно обсуждающие возможность создания на Гаити вегетарианского центра, — вдруг предстают перед нами по-настоящему мужественными людьми, которые всегда готовы, пусть наивно, пусть по-дурацки, но защищать других людей.
Читаешь этот старый роман и понимаешь, что Грэм Грин, который как разведчик и как журналист много где побывал и повидал много ужасного, пишет о том, что даже когда надежды нет, лучше выбрать достойную роль и следовать своему долгу.
#эйдельман_книги