3 октября (21 сентября по с.с.) 1895г. родился Сергей Есенин
* * *
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
[1914]
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie

КРОПИЛО
(из архивного)

"Я спросил сегодня у менялы..."
(Сергей Есенин)

- Почем доллар нынче?
- Что батюшка разбогател?
- Да нет, просто опытный человек подсказал, что надобно поменять. Грядут говорит времена тяжкие нашей экономике не подвластные.
Борис, так зовут моего знакомого рыночного менялу, поерзал по прилавку, на котором несмотря на немаленький рост всегда восседал, почесал затылок, потёр подбородок и выдал набор очередных курсов по схеме: рубль - доллар - евро.
- Чёт многовато за доллар то - засомневался я.
- Я тебе, батя, и так две единицы скинул. По братски. В банке дороже будет.

Борису я верил. Не было случая чтобы обманул, как и сомнения не вызывало, что свой гешефт он и со мной иметь будет.
Толстенькая пачка сторублевых купюр в ловких руках менялы быстро превратились в три бумажки с заграничным президентом и тут же последовал вопрос:
- Квартиру освятишь, когда ремонт закончу?
- Освящу.
- И сколько возьмёшь?
- Так сколько дашь.
- Не, так нельзя - опять заерзал на прилавке Борис, - ты должен, как цыган цену загнуть, а я, как еврей, с тобой поторговаться и её сбавить.
- По иному никак нельзя?
- Нельзя. Тогда по честному будет.

Мысли хорошие, впрочем, как и не очень, приходят неожиданно. Главное быстренько разобраться от кого они определились. Моя мысль, была явно с правой, то бишь с доброй стороны.

- Давай так. Ты в Луганск мотаешься через день. Зайди в наш магазин церковный и скажи, что хочешь мне, именно мне, фамилию назовёшь, купить на храм большое кропило. Поторгуешься как еврей и приобретёшь. Для освящения твоей квартиры и используем.
Через пару дней звонят из областного центра, спрашивают:
- Отче, тут какой то интересный мужчина просит продать ему кропило для вас. Вы об этом знаете?
- Знаю, - ответствую я, - а что там не так?
- Так он какой-то странный. Цену сбавляет в два раза.
Единственно, что первое пришло на ум, то и сказал:
- Торгуйся!
- Это как ? - не поняла глава церковной лаки.
- Как на базаре!
Телефон замолчал, слышалось лишь удивленное сопение. Затем изменившийся голос произнёс:
- Как благословите.

Вечером к храму подъехала машина. Из неё торжественным шагом вышел мой меняла и не менее торжественно преподнёс мне завернутое в целлофан кропило.
Вручение сопровождалось комментарием:
- Ну и упёртые у вас, батя, работники. Еле сошлись.
- Как сошлись, в чем? - не понял я.
- Так в цене, отче. Сбавили процентов двадцать.
Мне сказать было нечего....

Квартиру мы вскоре освятили, а в лавке епархиальной до сих пор обсуждают моё благословение торговаться.

#Читальный_зал
Мари — дочь бедной торговки из швейцарской деревни. Князь Мышкин рассказывает о ней дочерям Епанчиных и их матери в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».

Часть первая, гл. VI
— Там... там были всё дети, и я всё время был там с детьми, с одними детьми. Это были дети той деревни, вся ватага, которая в школе училась. Я не то чтоб учил их; о нет, там для этого был школьный учитель, Жюль Тибо; я, пожалуй, и учил их, но я больше так был с ними, и все мои четыре года так и прошли. Мне ничего другого не надобно было. Я им всё говорил, ничего от них не утаивал. Их отцы и родственники на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись не могли и всё вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец первым врагом. У меня много стало там врагов, и всё из-за детей. Даже Шнейдер стыдил меня.

И чего они так боялись? Ребенку можно всё говорить, — всё; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они всё понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. Впрочем, на меня все в деревне рассердились больше по одному случаю...
📖 Читать отрывок (9мин.)
⟱ ⟱ ⟱
@FDostoevskiy — не только цитаты

26 октября 2003 года (56 лет) умер Леонид Алексеевич Филатов.

Последнее и самое трогательное стихотворение, которое он посвятил своей внучке Оле.

Леонид Алексеевич Филатов.
"Деда, погоди!"

Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле, туда, на жизнью пахнущий простор.

Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла: «Деда, погоди».

Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос: «Дай руку, деда, деда, погоди...»
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.

Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.

Это стихотворение пронизано болью, любовью, читаешь и слëзы наворачиваются.
С уважением к Л. Филатову.
https://rutube.ru/video/10a4f0e95447cfd275b5951c6bedb1a1/?r=plwd
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie

Цените слух, цените зренье.
Любите зелень, синеву —
Всё, что дано вам во владенье
Двумя словами: я живу.

Любите жизнь, покуда живы.
Меж ней и смертью только миг.
А там не будет ни крапивы,
Ни звёзд, ни пепельниц, ни книг.

Любая вещь у нас в квартире
Нас уверяет, будто мы
Живём в закрытом, светлом мире
Среди пустой и нищей тьмы.

Но вещи мёртвые не правы —
Из окон временных квартир
Уже мы видим величавый,
Бессмертию открытый мир.
(Самуил Маршак)

3 ноября — день рождения Самуила Яковлевича Маршака (1887-1964). Его детские стихи и сказки мы помним почти что наизусть: «Дом, который построил Джек», «Жил человек рассеянный на улице Бассейной», «Весёлую азбуку», «Двенадцать месяцев» и многие другие. Кто-то читал произведения зарубежных авторов в его талантливых переводах. И совсем немногие — стихи Маршака, адресованные взрослым. Эти стихи — о жизни, о скоротечности дней, о волшебных воспоминаниях детства, о родителях, о любви.

Текст стихотворения публикуется по изданию: Маршак С. Я. Собр. соч. в 8 т. Том 5; Изд. «Художественная литература», Москва, 1970.

#персонадня #литературныйкалендарь #стихи #Маршак

«...Шаги на лестнице. Мандельштам вытягивает шею и прислушивается с блаженно-недоумевающим видом.
— Это Надя. Она ходила за покупками, — говорит он изменившимся, потеплевшим голосом. — Ты ее сейчас увидишь. И поймешь меня.
Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку.
— Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санкт-петербуржец.
Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная можно ли поцеловать протянутую руку.
Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлена Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но оказывается первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлена Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлене Дитрих, славы это ей не принесло. Ее смелое новаторство не было оценено ни Москвой, ни даже собственным мужем…»
(Из книги Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»)

Правда, сама Надежда Яковлевна позднее писала: «В воспоминаниях Одоевцевой я прочла, будто я ходила в костюме Мандельштама и накормила гостя отличным обедом. Кто из них врет, я не знаю, но думаю, что Иванов застал меня в пижаме. У меня была — синяя в белую полоску. В Петербурге еще не знали пижам, и у меня там несколько раз спрашивали: „Это у вас в Москве так ходят?..“»

Но хоть «коричневый костюм» и оказался неправдой, но и появление женщины перед незнакомым мужчиной в пижаме в то время восприни­малось как неслыханная экстравагантность. Революционная смелость в быту была свойственна Надежде Яковлевне как в молодости, так и в последние годы жизни.

В силу известных трагических событий сохранилось очень небольшое количество мемориальных вещей и материалов великого русского поэта. Надежда Мандельштам, несмотря на лишения и опасности, сберегла стихи своего мужа для потомков.
Экспозиция «Улица Мандельштама: Осип и Надежда» открыта у нас на Зубовском бульваре: https://goslitmuz.ru/visitors/exhibitions_activity/current/12584/?utm_source=tg&utm_medium=cpc&utm_campaign=mandelshtam&utm_content=0703

Житейско-торговое

Зашел в «Парус» (у нас так универсамы называются) за продуктами.
В подряснике.
Город небольшой, много знакомых. Куда не повернешься, тут тебе и «здрасьте», а то и «благословите, батюшка».
Многие пообщаться желают. В храм же недосуг зайти, ибо заняты они, как говорят, с утра до вечера.
Здесь же, среди полок с молочкой из Кореновки, мороженной рыбой из Камчатки, пельменей с варениками из Ростовской области – самое место решить кардинальные вопросы духовной жизни: пожаловаться на плохих начальников, посетовать на непослушных детей, а так же спросить, почём в нашей церковной лавке свечи и крестики, так как они нужны на самый верный обряд, который от зла избавляет, здоровье возвращает и ума прибавляет. Обряд совершает очень «сильная верующая» Кондратьевна, которая в поселке шахтерском живет и все заговоры с молитвами от пра-пра-бабки полученные, пользует и, как говорят, у нее даже некоторые священники консультируются.

В этот же мой визит с чисто прозаической целью – купить продукты, тематика вопросов, от знакомых и не очень личностей, конкретики не имела. Все, как на подбор, решили мне пожаловаться, как трудно жить и что никакого просвета не наблюдается.
Оно и понятно. Именно в торговом центре, смотря на галопирующие нынче цены, тоскливость увеличивается и уныние охватывает.

Успокаиваю оптимистичным и жизнеутверждающим ответом, что ничего страшного, всё верно, топаем к концу света, но солнышко сегодня чрез тучки пробилось, детишки с школы идут и хохочут, наши потихоньку на фронте наступают и мы друг другу улыбаемся. Какой вывод?
Любит нас Господь, если при всем данном безобразии, нас терпит и время для разумения дает.

Поэтому, дорогие и любимые нытики, вкупе с примкнувшей к вам группой товарищей из внепартийной фракции «Спасайся, кто может!», срочно меняйте диоптрии внутреннего и внешнего зрения. И тогда окажется, что вокруг еще есть те, кто вас любит, о вас вздыхает, как и остались желающие к вам вернуться.
Помните, как в «Федорином горе»?
И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!»
И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!»

3 декабря - День неизвестного солдата.

НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ

Пролетели дни, как полустанки,
Где он, чёрный сорок первый год?
Кони, атакующие танки,
Над Москвой горящий небосвод?

А снега белы, как маскхалаты,
А снега багровы, как бинты,
Падают безвестные солдаты
Возле безымянной высоты.

Вот уже и не дымится рана,
Исчезает облачко у рта...
Может быть, она не безымянна –
Крошечная эта высота?

Не она ль бессмертием зовется?..
Новые настали времена,
Глубоки забвения колодцы,
Но не забывается война...

Вот у Белорусского вокзала
Эшелон из Прошлого застыл.
Голову склонили генералы
Перед Неизвестным и Простым
Рядовым солдатом,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...

Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты.

Вот он, не вернувшийся из боя,
Вышедший на линию огня
Для того, чтоб заслонить собою
Родину, столицу и меня.

Кто он? Из Сибири, из Рязани?
Был убит в семнадцать, в сорок лет?..
И седая женщина глазами
Провожает траурный лафет.

«Мальчик мой!» – сухие губы шепчут,
Замирают тысячи сердец.
Молодые вздрагивают плечи:
«Может, это вправду мой отец?»

Никуда от Прошлого не деться,
Вновь Война стучится в души к нам.
Обжигает, обжигает сердце
Благодарность с болью пополам.

Голову склонили генералы,
Каждый посуровел и затих...
Неизвестный воин, не мечтал он
Никогда о почестях таких –

Неизвестный парень,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...
Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты...

Юлия Друнина

👆
Как-то утром владыка вышел до завтрака в гостиную и увидал бедного деревенского диакона, русоволосого, сильно загорелого, с лицом усталым и опечаленным.
— Что ты за человек? — спросил Филарет.
Владыка был в потертом халате, и диакон отвечал без стеснения:
— Да заблудился, батюшка, никого не найду. А хочу я броситься в ноги преосвященному. Добрые люди надоумили: пойди пораньше, да и попроси.
— Что за дело у тебя? мягко спросил Филарет.
— Беда! Диакон я, имею семью большую в селе нашем, но теперь хотят определить другого на мое место. А меня угнать аж за пятнадцать верст. Версты-то ладно, а как же я со всем хозяйством моим тронусь? Пятеро деток, жена, теша да сестра вдовая с мальцом... И с чего бы — вины за мною, батюшка, никакой нет.
— Садись пока,— пригласил владыка,— Кого же ты просил?
— Да многих...— протянул диакон, смекая, не поможет ли новый знакомец и во сколько это обойдется.
— Правду говоря, батюшка, меня уж обобрали как липку. В канцелярии преосвященного дал писарю двадцать пять рублей, в консистории опять двадцать пять, здешнего прихода диакону семьдесят пять рублей... а дело стоит! Говорят, экзаменовать меня надобно.
— Это правда,— уже строго сказал Филарет.— Я экзаменатор.
Диакон неловко опустился с дивана к ногам митрополита.
— Батюшка, пожалей меня! Мне уж тридцать пять годов, что, я помню!.. Вот осталось всего двадцать пять рублей у меня, пятнадцать- то я на дорогу отложил, а десять — возьми, батюшка, только сотвори ты мне эту милость!
Филарет глянул в глаза диакона, и так был чист простодушный и опечаленный взгляд, что владыка не мог ему не поверить.
— Давай мне свои десять рублей,— велел он,— и приходи завтра к девяти в эту комнату. Дело твое будет решено.
На следующее утро он явился к назначенному часу, и по приказанию владыки его пропустили в комнаты. В гостиной диакона ждал Филарет, облаченный в парадную рясу, с панагией, лентами и орденами, ибо собирался ехать в Страстной монастырь служить.
— Виноват, святый владыко! — воскликнул диакон и пал в ноги митрополиту.
— Встань! — приказал Филарет. Дело твое мы покончим быстро.
Он позвонил в колокольчик и приказал позвать ранее вызванных писарей и здешнего диакона. Едва те переступили порог, владыка подчеркнуто смиренно обратился к ним:
— Каюсь перед всеми вами, братие, что вчера взял от этого диакона десять рублей. По словам Священного Писания, «аще дадите, воздастся вам четверицею», я вместо десяти даю ему сорок рублей,— и он протянул обомлевшему от изумления диакону несколько ассигнаций. — Ты взял двадцать пять рублей — дай ему сейчас сто, то же и ты сделай, а ты, духовное лицо, вместо семидесяти пяти дай ему триста.
Диакон прижал ворох ассигнаций к груди, губы его тряслись, и видно было, что бедный готов разрыдаться. С непередаваемым словами чувством он смотрел на митрополита, но тот поспешил прервать молчание:
— Ступай, отец, домой. Оставайся на своем месте. Буде нужда какая — относись прямо ко мне... А с вами, — обратился митрополит к взяточникам, — вечером разберусь.

Дежурная по храму нашему рассказала.
Постараюсь передать рассказ дословно.

- Заходит женщина в храм, лет 60. Прилично одета. С смущением, культурно и стеснительно просит рассказать ей, как правильно поставить свечу самому Богу и Его Сыну Христу потому что он хороший человек.
Я рассказала.
Женщина, поставив свечу, подошла к иному подсвечнику и спросила, указывая на иконы:
- А это у вас кто?
Объяснила, что тут иконы Николая Чудотворца, Спиридона, Матроны Московской и Ксении...
Женщина даже прослезилась и воскликнула:
- Какие хорошие люди у вас тут. Я еще раз к вам приду.
И ушла.
Ей Богу не сочиняю....
😀

МАЛЬЧИК И КОТ
(из архивного)

В храм ежедневно приходит мальчишка. Лет девяти-десяти.
Он кормит нашего приходского кота.
У нас много котов было, но этот последний, когда появился, всех конкурентов разогнал.
Вот его и кормит ребенок...
Кот не голодный, но всегда встречает мальчика и делает вид, что с удовольствием ест.
Диалог у меня с пацаненком состоялся:
- Кот наш нравится?
- Нравится. Мне бы такого...
- Так возьми.
- Отец не разрешает, я ведь еще и собаку хочу.
Мне осталось только спросить:
- Так у тебя никакого зверька и нет?
- Есть, четыре рыбки, - ответил мальчишка, - но они безразличные, не разговаривают...
- А кот разве говорит? - удивился я.
Ответ был оглушительный:
- А вы разве не слышите?

Совсем недавно я ехала в междугороднем автобусе, рядом сидела женщина, лет пятидесяти.
Я достала два мандарина, и предложила один ей.
Женщина улыбнулась, взяла мандарин, и на её глазах проступили слёзы.
Она понюхала его, и сказала: «Когда-то я считала что съесть мандарин – это счастье…».

Она рассказала мне эту, немного грустную историю.
- А хотите, - сказала я, - вашу историю, узнает вся страна?
Женщина грустно улыбнулась: «Таких историй, деточка, тысячи, и даже ещё более грустных…»
Но когда выходила из автобуса, обернулась и сказала: «Как хотите».
Я помахала ей в ответ рукой: «Я расскажу!»

***

«В детский дом я попала, когда была маленькой девочкой, и почти перед самым Новым годом.
И вот, Новогодний утренник.
Приехали шефы, с какого-то завода, привезли подарки, и вручили их нам. Получила подарок и я, вцепилась в него своими ручками, и не могла дождаться, когда можно будет открыть пакет, из которого так вкусно пахло конфетами, хрустящими вафлями, и особенно мандарином!
Ах, мандарины… я их и ела то, только один раз…
На короткое время я забыла о всех невзгодах, и мне казалось, что счастье это и есть эти мандарины.

Утренник закончился, и мы разошлись по комнатам, в которых жили.
Едва я переступила порог, ко мне подошла девочка, которая верховодила в нашей группе, и которую все слушались.
Она забрала у меня подарок, и сказала: «А новеньким, ещё рано есть сладкое – зубы выпадут».
Вокруг все засмеялись.
Не знаю почему, но я тоже засмеялась, может от шока, может от испуга.
Вскоре все забыли про меня, зашелестели обёртками, стали показывать друг другу конфеты, и потянулся аромат очищенных мандарин.

Я не плакала, я просто сидела у окна, а слёзы сами катились из глаз. Когда легли спать, я лежала и мечтала, что прилетит волшебник - Дед Мороз, на своей волшебной тройке, и заберёт меня отсюда. Из этого грязного городка, мрачного детдома, от хрустящих, и чавкающих под одеялом в темноте детей.

Утром, проснувшись, я открыла свою тумбочку, и увидела в ней конфеты.
Их было 6 штук, и целых три мандарина!

С тех пор, когда я ем мандарины, то вспоминаю этот случай, и первый урок доброты, неизвестных мне до сих пор, девочек».

Ксения Гришина

Никогда не разговаривайте с подростками о классической литературе. Не надо. Могут быть душевные травмы. Вот у меня уже есть.

Я тут, на отдыхе, расслабилась, потеряла осторожность и решила аккуратненько расспросить младшенького своего, как ему наша великая классическая литература. Начала так непринуждённо, но весьма тривиально:

— А какая литературная героиня у тебя самая любимая?

А он мне тут же, не задумываясь:
— Старуха-процентщица из «Преступления и наказания».

Я, прифигев немало: «Почему?!»

Подросток с достоинством и глубокой убежденностью в голосе:

— Знаешь ли, мама, в те давние времена женщины, как правило, были далеки от бизнеса. Кроме того, не изучали в должной мере математику и экономику. Эта процентщица была очень продвинутой и передовой для своего времени женщиной! И заметь: она содержала беременную сестру Елизавету! Сама себя обеспечивала и другим давала жить. А тут, понимаешь, выскакивает какой-то полоумный с топором и хрясь!
Одну из достойнейших женщин того времени убили, исключив сразу из сюжета. А так было интересно бы почитать поподробнее, почему она выбрала такую работу, как вела дела… Гораздо интереснее и полезнее, чем про душевные муки убийцы.
Больше я ничего не спрашивала.

©️ Анастасия Николаева
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie

Ёлка

На втором Белорусском ещё продолжалось затишье,
Шёл к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожжённых дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица ёлка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натёртые гильзы блестели,
Между банок с тушёнкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замёрзшие ели,
Я сквозь слёзы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся чёрном снегу…

Сколько было потом новогодних сверкающих ёлок!
Их забыла, а эту забыть не могу…

Юлия Друнина

Радость

Было двенадцать часов ночи.
Митя Кулдаров, возбужденный, взъерошенный, влетел в квартиру своих родителей и быстро заходил по всем комнатам. Родители уже ложились спать. Сестра лежала в постели и дочитывала последнюю страничку романа. Братья-гимназисты спали.
— Откуда ты? — удивились родители. — Что с тобой?
— Ох, не спрашивайте! Я никак не ожидал! Нет, я никак не ожидал! Это... это даже невероятно!
Митя захохотал и сел в кресло, будучи не в силах держаться на ногах от счастья.
— Это невероятно! Вы не можете себе представить! Вы поглядите!
Сестра спрыгнула с постели и, накинув на себя одеяло, подошла к брату. Гимназисты проснулись.
— Что с тобой? На тебе лица нет!
— Это я от радости, мамаша! Ведь теперь меня знает вся Россия! Вся! Раньше только вы одни знали, что на этом свете существует коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров, а теперь вся Россия знает об этом! Мамаша! О, господи!
Митя вскочил, побегал по всем комнатам и опять сел.
— Да что такое случилось? Говори толком!
— Вы живете, как дикие звери, газет не читаете, не обращаете никакого внимания на гласность, а в газетах так много замечательного! Ежели что случится, сейчас всё известно, ничего не укроется! Как я счастлив! О, господи! Ведь только про знаменитых людей в газетах печатают, а тут взяли да про меня напечатали!
— Что ты? Где?
Папаша побледнел. Мамаша взглянула на образ и перекрестилась. Гимназисты вскочили и, как были, в одних коротких ночных сорочках, подошли к своему старшему брату.
— Да-с! Про меня напечатали! Теперь обо мне вся Россия знает! Вы, мамаша, спрячьте этот нумер на память! Будем читать иногда. Поглядите!
Митя вытащил из кармана нумер газеты, подал отцу и ткнул пальцем в место, обведенное синим карандашом.
— Читайте!
Отец надел очки.
— Читайте же!
Мамаша взглянула на образ и перекрестилась. Папаша кашлянул и начал читать:
«29-го декабря, в одиннадцать часов вечера, коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров...
— Видите, видите? Дальше!
...коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров, выходя из портерной, что на Малой Бронной, в доме Козихина, и находясь в нетрезвом состоянии...
— Это я с Семеном Петровичем... Всё до тонкостей описано! Продолжайте! Дальше! Слушайте!
...и находясь в нетрезвом состоянии, поскользнулся и упал под лошадь стоявшего здесь извозчика, крестьянина дер. Дурыкиной, Юхновского уезда, Ивана Дротова. Испуганная лошадь, перешагнув через Кулдарова и протащив через него сани с находившимся в них второй гильдии московским купцом Степаном Луковым, помчалась по улице и была задержана дворниками. Кулдаров, вначале находясь в бесчувственном состоянии, был отведен в полицейский участок и освидетельствован врачом. Удар, который он получил по затылку...
— Это я об оглоблю, папаша. Дальше! Вы дальше читайте!
...который он получил по затылку, отнесен к легким. О случившемся составлен протокол. Потерпевшему подана медицинская помощь»...
— Велели затылок холодной водой примачивать. Читали теперь? А? То-то вот! Теперь по всей России пошло! Дайте сюда!
Митя схватил газету, сложил ее и сунул в карман.
— Побегу к Макаровым, им покажу... Надо еще Иваницким показать, Наталии Ивановне, Анисиму Васильичу... Побегу! Прощайте!
Митя надел фуражку с кокардой и, торжествующий, радостный, выбежал на улицу.

А.П. Чехов

Православный Дед Мороз

Расстроенным возвращался на приход отец Стефан. Да и как не расстроиться, если на последнем священническом собрании потребовали запретить Деда Мороза как такового? Не православный, видишь ли, персонаж. Языческий и нам не нужный. Именно такими определениями наградил Деда отец благочинный, испытывавший к любым светским праздникам полное неприятие и отвержение.
Благочинный вообще-то толковый священник, в делах церковных постоянно пребывающий и все время что-нибудь строящий, но к любым нововведениям, отличным от того, чему в семинариях в советские годы обучали, испытывал батюшка крайнее неприятие. В первые годы после того, как «Бога разрешили», в храмах бабушкины светлые платочки преобладали, и им такая принципиальность даже нравилась. Да и не приучены они были возражать по причине того, что для них священник тоже начальник. Сказано «не положено», значит нельзя.
Годы шли, старушки, веру сохранившие и Бога чтившие, ушли к Тому, в Кого верили, а храмы заполнили иные прихожане, кто войны не знал, в советское время воспитан был, утренники, субботники посещал и к праздникам прошлых времен привык. Новый год для них всегда с конфетами, мандаринами, конфетти и подарками от Деда Мороза сочетался. Отказаться от обильного новогоднего стола по причине поста Рождественского они могли, но вот стереть в своей памяти радостное: «Это, дети, Дед Мороз, он подарки нам принес!» никак не получалось.
Пытался отец Стефан объяснить, что запрет запрету рознь, что можно Деда Мороза вкупе со Снегурочкой вполне православными сделать и на Рождество их пригласить, но в ответ услышал, что он интерната насмотрелся (так отец благочинный интернет называл) и язычеством заразился. В завершении столь глубокого богословского спора отцу Стефану было сказано: «Деда Мороза вместе с девкой его Снегуркой из сценария рождественского утренника изъять и обновленчеством не заниматься».
Спорить смысла не было, оставалось лишь подчиниться да придумать, как Николаю Степановичу данное благословение объяснить.
Николай Степанович на приходе у отца Стефана был незаменимый человек. Все мероприятия в праздники, будь то Пасха, Рождество или день рождения кого-то из прихожан, он всегда по-особому украшал. То стих сочинит, то с детишками здравицу особенную споет, то сценку придумает добрую и веселую. Да что там говорить, детвора от семи до пятнадцати без Степановича свою воскресную школу и не представляла.
Когда-то Николай Степанович клубом заведовал, самодеятельностью колхозной руководил, вместе со своими артистами призы и грамоты на разнообразных конкурсах завоевывал.
Колхоз приказал долго жить, власть пришла прагматичная, к талантам сельским безразличная, а клуб с забитыми окнами и огромным амбарным замком на двери постепенно разрушался. Здание вообще бы по кирпичику растащили, кабы не отец Стефан, уговоривший районную власть под церковь его отдать. Власть немного поартачилась, посомневалась, но поняв, что денег все едино никто на бывший очаг культуры не выделит, отдала здание, радуясь, что от упреков избавилась, но тайно надеясь когда-нибудь его вернуть.
Зря надеялась. За год настоятель купол с крестом на крыше водрузил, крыльцо под колокольню преобразовал, на месте сцены алтарь соорудил, а в подсобных помещениях трапезная появилась и воскресная школа открылась.
Николай Степанович к месту своей бывшей работы часто приходил. На скамеечку под ивой садился и наблюдал за изменениями происходящими. Сначала с горькой усмешкой, затем с иронией, но скоро ирония сменилась неподдельным удивлением. Начал уже подумывать, что надо бы в церковь сходить, да все неловко как-то было и боялся, что внутри воспоминания нахлынут, расстроится. Сколько бы еще на скамеечке пребывал Степаныч, неизвестно, но подсел к нему как-то батюшка и совета попросил. Уж и не помнит сегодня Николай Степанович, о чем речь шла и что священника интересовало, но пошел он с ним вдвоем в здание клуба, которое через некоторое время стало и для него церковью.👇