Forwarded from Литература
Пушкин в книжной лавке (заметка из газеты "Крымский вестник", 1900 г.)
Пушкин, бродя по Новочеркасску, зашёл в книжную лавочку Жиркова.
– А есть у вас сочинения Пушкина? – спросил поэт. – Сколько стоит эта книжка?
Торговец заломил непомерно высокую цену, в 4-5 раз превышавшую номинальную.
– Почему так дорого? – улыбаясь, спросил Пушкин.
– А очень уж приятная книжка. Случалось ли вам пить чай без сахара? – вдруг спросил торговец.
– Да ведь это очень неприятно.
– Ну, так вот пойдите домой, возьмите эту книжку и велите налить себе чаю без сахара. Пейте чай и читайте эту книжку – будет так же сладко, как и с сахаром.
✍️ Литература
Пушкин, бродя по Новочеркасску, зашёл в книжную лавочку Жиркова.
– А есть у вас сочинения Пушкина? – спросил поэт. – Сколько стоит эта книжка?
Торговец заломил непомерно высокую цену, в 4-5 раз превышавшую номинальную.
– Почему так дорого? – улыбаясь, спросил Пушкин.
– А очень уж приятная книжка. Случалось ли вам пить чай без сахара? – вдруг спросил торговец.
– Да ведь это очень неприятно.
– Ну, так вот пойдите домой, возьмите эту книжку и велите налить себе чаю без сахара. Пейте чай и читайте эту книжку – будет так же сладко, как и с сахаром.
✍️ Литература
Forwarded from Rebrik sacerdos
Бабушкина хатынка
Бабушка все помнила. Она уже плохо видела, плохо слышала, но память ее была отчетливо ясной. До своего 90-летию старушка добралась, опираясь на палочку, согнувшись к земле, но с рассуждением и воспоминаниями. Прошлое стало понятней, и виделось не в столь горестном свете. Бабушка уже спокойно рассказывала об ушедших детях и муже. Она не боялась смерти и совершенно искренне удивлялась, что Господь «до сих пор по земле ее носит и не прибрал».
Бабушка очень хотела, что бы о ней, когда она помрет, молились в «ее» храме. Ведь она его с детства любила. Здесь ее, в далеком 1914 году, крестили, а в 1932 — венчали.
Бабушка помнила по именам всех настоятелей и для всех них просила милости Божией, хотя и меняли тех настоятелей перед вторым закрытием храма в год по два раза.
Еще бабушка всегда во время службы в храме на одном и том же месте стояла. Даже тогда, когда в 1991 году храм только-только открыли после тридцатилетнего лихолетья, и по паперти мела поземка, а из пустых оконных проемов завывали ветры, она со «своего места» — ни на шаг.
Настоятель побеспокоится:
— Ты бы, Федоровна, к алтарю поближе, там не так дует.
— То не мое место, батюшка, — серьезно ответствует бабушка, — там Мотря и Клавдия стояли.
А Мотря эта, вместе с Клавдией, уже давно в ином мире Бога славит, но для Федоровны они всегда тут, вместе с ней.
Очень хотелось бабушке, что бы молитва о ней в храме не забывалась. Летним утром, когда только рассветать стало, при первом крике петушином, собралась Федоровна «по делу» — к настоятелю. Рано пришла, ко вторым петухам. Батюшка с матушкой и детишками еще почивали. Бабушка уселась на скамеечке возле калитки настоятельской, дожидаясь, когда священник пойдет в церковь. Батюшка удивился столь раннему визиту, да еще в будний день, а старушка ему платочек передает:
— Возьми, отец, документ…
В аккуратно свернутом платке лежала дарственная.
— Я хатынку свою, отец-батюшка, на церкву переписала. Правнукам она без надобности, по городам да заграницам живут, а ты меня в храме поминать будешь, — объяснила старушка.
К Покрову преставилась Федоровна. А хатынку ее решили на приходе продать. Денег за усадьбу дали немного: село-то, в котором бабушка жила, вымерло все. Какие там цены? Смех один. Но продали. За вырученные деньги заказал настоятель большой храмовый аналой у местных умельцев. Новая бабушкина хатынка ныне в центре храма стоит. Кто не подойдет к хатынке, тот и вспомнит о Федоровне. А как иначе? Она ведь тут дома.
(на снимке бабушкина хатынка)
Бабушка все помнила. Она уже плохо видела, плохо слышала, но память ее была отчетливо ясной. До своего 90-летию старушка добралась, опираясь на палочку, согнувшись к земле, но с рассуждением и воспоминаниями. Прошлое стало понятней, и виделось не в столь горестном свете. Бабушка уже спокойно рассказывала об ушедших детях и муже. Она не боялась смерти и совершенно искренне удивлялась, что Господь «до сих пор по земле ее носит и не прибрал».
Бабушка очень хотела, что бы о ней, когда она помрет, молились в «ее» храме. Ведь она его с детства любила. Здесь ее, в далеком 1914 году, крестили, а в 1932 — венчали.
Бабушка помнила по именам всех настоятелей и для всех них просила милости Божией, хотя и меняли тех настоятелей перед вторым закрытием храма в год по два раза.
Еще бабушка всегда во время службы в храме на одном и том же месте стояла. Даже тогда, когда в 1991 году храм только-только открыли после тридцатилетнего лихолетья, и по паперти мела поземка, а из пустых оконных проемов завывали ветры, она со «своего места» — ни на шаг.
Настоятель побеспокоится:
— Ты бы, Федоровна, к алтарю поближе, там не так дует.
— То не мое место, батюшка, — серьезно ответствует бабушка, — там Мотря и Клавдия стояли.
А Мотря эта, вместе с Клавдией, уже давно в ином мире Бога славит, но для Федоровны они всегда тут, вместе с ней.
Очень хотелось бабушке, что бы молитва о ней в храме не забывалась. Летним утром, когда только рассветать стало, при первом крике петушином, собралась Федоровна «по делу» — к настоятелю. Рано пришла, ко вторым петухам. Батюшка с матушкой и детишками еще почивали. Бабушка уселась на скамеечке возле калитки настоятельской, дожидаясь, когда священник пойдет в церковь. Батюшка удивился столь раннему визиту, да еще в будний день, а старушка ему платочек передает:
— Возьми, отец, документ…
В аккуратно свернутом платке лежала дарственная.
— Я хатынку свою, отец-батюшка, на церкву переписала. Правнукам она без надобности, по городам да заграницам живут, а ты меня в храме поминать будешь, — объяснила старушка.
К Покрову преставилась Федоровна. А хатынку ее решили на приходе продать. Денег за усадьбу дали немного: село-то, в котором бабушка жила, вымерло все. Какие там цены? Смех один. Но продали. За вырученные деньги заказал настоятель большой храмовый аналой у местных умельцев. Новая бабушкина хатынка ныне в центре храма стоит. Кто не подойдет к хатынке, тот и вспомнит о Федоровне. А как иначе? Она ведь тут дома.
(на снимке бабушкина хатынка)
Forwarded from Филологичка
Осень
I
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
II
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!
III
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.
IV
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.
V
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.
VI
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.
VII
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
VIII
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
IX
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.
X
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XII
Плывет. Куда ж нам плыть?..
А.С. Пушкин
I
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
II
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!
III
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.
IV
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.
V
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.
VI
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.
VII
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
VIII
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
IX
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.
X
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XII
Плывет. Куда ж нам плыть?..
А.С. Пушкин
3 октября (21 сентября по с.с.) 1895г. родился Сергей Есенин
* * *
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
[1914]
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
* * *
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
[1914]
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
Forwarded from Письма в стол📝 | Литература
Однажды у меня на руках умирал от рака священник – человек, который сам утешал других всю свою жизнь. Я спросила его: какой грех самый большой? А он ответил:
– Самый большой грех – обидеть слабого.
– Почему?
– Потому что это легче всего сделать…
Эта мысль меня поразила – самый тяжкий грех сделать легче всего… Передайте эти слова детям…
✍️ Елизавета Глинка «Доктор Лиза»
📚 Письма в стол – Поддержите подпиской
– Самый большой грех – обидеть слабого.
– Почему?
– Потому что это легче всего сделать…
Эта мысль меня поразила – самый тяжкий грех сделать легче всего… Передайте эти слова детям…
📚 Письма в стол – Поддержите подпиской
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Rebrik sacerdos
КРОПИЛО
(из архивного)
"Я спросил сегодня у менялы..."
(Сергей Есенин)
- Почем доллар нынче?
- Что батюшка разбогател?
- Да нет, просто опытный человек подсказал, что надобно поменять. Грядут говорит времена тяжкие нашей экономике не подвластные.
Борис, так зовут моего знакомого рыночного менялу, поерзал по прилавку, на котором несмотря на немаленький рост всегда восседал, почесал затылок, потёр подбородок и выдал набор очередных курсов по схеме: рубль - доллар - евро.
- Чёт многовато за доллар то - засомневался я.
- Я тебе, батя, и так две единицы скинул. По братски. В банке дороже будет.
Борису я верил. Не было случая чтобы обманул, как и сомнения не вызывало, что свой гешефт он и со мной иметь будет.
Толстенькая пачка сторублевых купюр в ловких руках менялы быстро превратились в три бумажки с заграничным президентом и тут же последовал вопрос:
- Квартиру освятишь, когда ремонт закончу?
- Освящу.
- И сколько возьмёшь?
- Так сколько дашь.
- Не, так нельзя - опять заерзал на прилавке Борис, - ты должен, как цыган цену загнуть, а я, как еврей, с тобой поторговаться и её сбавить.
- По иному никак нельзя?
- Нельзя. Тогда по честному будет.
Мысли хорошие, впрочем, как и не очень, приходят неожиданно. Главное быстренько разобраться от кого они определились. Моя мысль, была явно с правой, то бишь с доброй стороны.
- Давай так. Ты в Луганск мотаешься через день. Зайди в наш магазин церковный и скажи, что хочешь мне, именно мне, фамилию назовёшь, купить на храм большое кропило. Поторгуешься как еврей и приобретёшь. Для освящения твоей квартиры и используем.
Через пару дней звонят из областного центра, спрашивают:
- Отче, тут какой то интересный мужчина просит продать ему кропило для вас. Вы об этом знаете?
- Знаю, - ответствую я, - а что там не так?
- Так он какой-то странный. Цену сбавляет в два раза.
Единственно, что первое пришло на ум, то и сказал:
- Торгуйся!
- Это как ? - не поняла глава церковной лаки.
- Как на базаре!
Телефон замолчал, слышалось лишь удивленное сопение. Затем изменившийся голос произнёс:
- Как благословите.
Вечером к храму подъехала машина. Из неё торжественным шагом вышел мой меняла и не менее торжественно преподнёс мне завернутое в целлофан кропило.
Вручение сопровождалось комментарием:
- Ну и упёртые у вас, батя, работники. Еле сошлись.
- Как сошлись, в чем? - не понял я.
- Так в цене, отче. Сбавили процентов двадцать.
Мне сказать было нечего....
Квартиру мы вскоре освятили, а в лавке епархиальной до сих пор обсуждают моё благословение торговаться.
(из архивного)
"Я спросил сегодня у менялы..."
(Сергей Есенин)
- Почем доллар нынче?
- Что батюшка разбогател?
- Да нет, просто опытный человек подсказал, что надобно поменять. Грядут говорит времена тяжкие нашей экономике не подвластные.
Борис, так зовут моего знакомого рыночного менялу, поерзал по прилавку, на котором несмотря на немаленький рост всегда восседал, почесал затылок, потёр подбородок и выдал набор очередных курсов по схеме: рубль - доллар - евро.
- Чёт многовато за доллар то - засомневался я.
- Я тебе, батя, и так две единицы скинул. По братски. В банке дороже будет.
Борису я верил. Не было случая чтобы обманул, как и сомнения не вызывало, что свой гешефт он и со мной иметь будет.
Толстенькая пачка сторублевых купюр в ловких руках менялы быстро превратились в три бумажки с заграничным президентом и тут же последовал вопрос:
- Квартиру освятишь, когда ремонт закончу?
- Освящу.
- И сколько возьмёшь?
- Так сколько дашь.
- Не, так нельзя - опять заерзал на прилавке Борис, - ты должен, как цыган цену загнуть, а я, как еврей, с тобой поторговаться и её сбавить.
- По иному никак нельзя?
- Нельзя. Тогда по честному будет.
Мысли хорошие, впрочем, как и не очень, приходят неожиданно. Главное быстренько разобраться от кого они определились. Моя мысль, была явно с правой, то бишь с доброй стороны.
- Давай так. Ты в Луганск мотаешься через день. Зайди в наш магазин церковный и скажи, что хочешь мне, именно мне, фамилию назовёшь, купить на храм большое кропило. Поторгуешься как еврей и приобретёшь. Для освящения твоей квартиры и используем.
Через пару дней звонят из областного центра, спрашивают:
- Отче, тут какой то интересный мужчина просит продать ему кропило для вас. Вы об этом знаете?
- Знаю, - ответствую я, - а что там не так?
- Так он какой-то странный. Цену сбавляет в два раза.
Единственно, что первое пришло на ум, то и сказал:
- Торгуйся!
- Это как ? - не поняла глава церковной лаки.
- Как на базаре!
Телефон замолчал, слышалось лишь удивленное сопение. Затем изменившийся голос произнёс:
- Как благословите.
Вечером к храму подъехала машина. Из неё торжественным шагом вышел мой меняла и не менее торжественно преподнёс мне завернутое в целлофан кропило.
Вручение сопровождалось комментарием:
- Ну и упёртые у вас, батя, работники. Еле сошлись.
- Как сошлись, в чем? - не понял я.
- Так в цене, отче. Сбавили процентов двадцать.
Мне сказать было нечего....
Квартиру мы вскоре освятили, а в лавке епархиальной до сих пор обсуждают моё благословение торговаться.
Forwarded from Юмор Православных
- Не могу, батюшка, зуб третий день покоя не дает, - жалуется на вечерней службе у исповедального аналоя наш прихожанин.
- В больницу тяжело сходить? Вон она, рядышком, - отрезаю я и добавляю стандартное:
- Здоровье - дар Божий, его беречь надобно.
Сам советую, но хорошо понимаю и по себе знаю, что такое страх зубного кабинета. Одно успокаивает, стоматологическая поликлиника от нашего храма - рукой подать, метров двести. По нынешним дорогим временам особой очереди там не наблюдается, да и идти далеко не надо. Обычно ведь, пока дойдешь или зуб болеть перестанет, или страх решимость победит.
Наутро, перед литургией, вбегает приходской страдалец в храм, берет несколько свечей – и, к подсвечнику, рядом с «Скоропослушницей».
- Матушка родненькая, Пресвятая Богородица, дай силы и смелости...
Свечи установил и шустро побежал по аллейной дорожке в сторону больницы зубодробительной.
Обедню отслужили, к кресту прихожане подходят, с клироса читают благодарственные молитвы после причащения. Аккурат, к словам: «Пресвятая Владычице Богородице, свете помраченный моея души, надеждо, покрове, прибежище, утешение, радование мое, благодарю Тя...» заявляется наш страстотерпец дня нынешнего. Вид у него еще болезненный, но обличье уже радостное.
Целует крест и заявляет:
- Если бы не Богородица, да я ни в жизнь туда бы не пошел...
✍️ Протоиерей Александр Авдюгин
💕Православный Юмор - Позитивный канал на каждый день
- В больницу тяжело сходить? Вон она, рядышком, - отрезаю я и добавляю стандартное:
- Здоровье - дар Божий, его беречь надобно.
Сам советую, но хорошо понимаю и по себе знаю, что такое страх зубного кабинета. Одно успокаивает, стоматологическая поликлиника от нашего храма - рукой подать, метров двести. По нынешним дорогим временам особой очереди там не наблюдается, да и идти далеко не надо. Обычно ведь, пока дойдешь или зуб болеть перестанет, или страх решимость победит.
Наутро, перед литургией, вбегает приходской страдалец в храм, берет несколько свечей – и, к подсвечнику, рядом с «Скоропослушницей».
- Матушка родненькая, Пресвятая Богородица, дай силы и смелости...
Свечи установил и шустро побежал по аллейной дорожке в сторону больницы зубодробительной.
Обедню отслужили, к кресту прихожане подходят, с клироса читают благодарственные молитвы после причащения. Аккурат, к словам: «Пресвятая Владычице Богородице, свете помраченный моея души, надеждо, покрове, прибежище, утешение, радование мое, благодарю Тя...» заявляется наш страстотерпец дня нынешнего. Вид у него еще болезненный, но обличье уже радостное.
Целует крест и заявляет:
- Если бы не Богородица, да я ни в жизнь туда бы не пошел...
💕Православный Юмор - Позитивный канал на каждый день
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Достоевский Ф. М.
#Читальный_зал
Мари — дочь бедной торговки из швейцарской деревни. Князь Мышкин рассказывает о ней дочерям Епанчиных и их матери в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».
Часть первая, гл. VI
— Там... там были всё дети, и я всё время был там с детьми, с одними детьми. Это были дети той деревни, вся ватага, которая в школе училась. Я не то чтоб учил их; о нет, там для этого был школьный учитель, Жюль Тибо; я, пожалуй, и учил их, но я больше так был с ними, и все мои четыре года так и прошли. Мне ничего другого не надобно было. Я им всё говорил, ничего от них не утаивал. Их отцы и родственники на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись не могли и всё вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец первым врагом. У меня много стало там врагов, и всё из-за детей. Даже Шнейдер стыдил меня.
И чего они так боялись? Ребенку можно всё говорить, — всё; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они всё понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. Впрочем, на меня все в деревне рассердились больше по одному случаю...
📖 Читать отрывок (9мин.)
⟱ ⟱ ⟱
@FDostoevskiy — не только цитаты
Мари — дочь бедной торговки из швейцарской деревни. Князь Мышкин рассказывает о ней дочерям Епанчиных и их матери в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».
Часть первая, гл. VI
— Там... там были всё дети, и я всё время был там с детьми, с одними детьми. Это были дети той деревни, вся ватага, которая в школе училась. Я не то чтоб учил их; о нет, там для этого был школьный учитель, Жюль Тибо; я, пожалуй, и учил их, но я больше так был с ними, и все мои четыре года так и прошли. Мне ничего другого не надобно было. Я им всё говорил, ничего от них не утаивал. Их отцы и родственники на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись не могли и всё вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец первым врагом. У меня много стало там врагов, и всё из-за детей. Даже Шнейдер стыдил меня.
И чего они так боялись? Ребенку можно всё говорить, — всё; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они всё понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. Впрочем, на меня все в деревне рассердились больше по одному случаю...
📖 Читать отрывок (9мин.)
⟱ ⟱ ⟱
@FDostoevskiy — не только цитаты
Teletype
Ф. М. Достоевский. Отрывок из книги "Идиот". Мари
Один проезжий француз соблазнил девушку Мари и увез, а через неделю на дороге бросил одну. Мать приняла ее со злобой и с презреньем, и выдала на позор
Леонид Алексеевич Филатов.
"Деда, погоди!"
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле, туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла: «Деда, погоди».
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос: «Дай руку, деда, деда, погоди...»
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
Это стихотворение пронизано болью, любовью, читаешь и слëзы наворачиваются.
С уважением к Л. Филатову.
https://rutube.ru/video/10a4f0e95447cfd275b5951c6bedb1a1/?r=plwd
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
"Деда, погоди!"
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле, туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла: «Деда, погоди».
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос: «Дай руку, деда, деда, погоди...»
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
Это стихотворение пронизано болью, любовью, читаешь и слëзы наворачиваются.
С уважением к Л. Филатову.
https://rutube.ru/video/10a4f0e95447cfd275b5951c6bedb1a1/?r=plwd
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
RUTUBE
ПОСЛЕДНИЕ И САМЫЕ ТРОГАТЕЛЬНЫЕ СТИХИ ЛЕОНИДА ФИЛАТОВА
Озвучила; ГАВРИЛЕНКО ОЛЬГА.
Forwarded from Комьюнити «Достоевка и Партнёры»
Цените слух, цените зренье.
Любите зелень, синеву —
Всё, что дано вам во владенье
Двумя словами: я живу.
Любите жизнь, покуда живы.
Меж ней и смертью только миг.
А там не будет ни крапивы,
Ни звёзд, ни пепельниц, ни книг.
Любая вещь у нас в квартире
Нас уверяет, будто мы
Живём в закрытом, светлом мире
Среди пустой и нищей тьмы.
Но вещи мёртвые не правы —
Из окон временных квартир
Уже мы видим величавый,
Бессмертию открытый мир.
(Самуил Маршак)
3 ноября — день рождения Самуила Яковлевича Маршака (1887-1964). Его детские стихи и сказки мы помним почти что наизусть: «Дом, который построил Джек», «Жил человек рассеянный на улице Бассейной», «Весёлую азбуку», «Двенадцать месяцев» и многие другие. Кто-то читал произведения зарубежных авторов в его талантливых переводах. И совсем немногие — стихи Маршака, адресованные взрослым. Эти стихи — о жизни, о скоротечности дней, о волшебных воспоминаниях детства, о родителях, о любви.
Текст стихотворения публикуется по изданию: Маршак С. Я. Собр. соч. в 8 т. Том 5; Изд. «Художественная литература», Москва, 1970.
#персонадня #литературныйкалендарь #стихи #Маршак
Любите зелень, синеву —
Всё, что дано вам во владенье
Двумя словами: я живу.
Любите жизнь, покуда живы.
Меж ней и смертью только миг.
А там не будет ни крапивы,
Ни звёзд, ни пепельниц, ни книг.
Любая вещь у нас в квартире
Нас уверяет, будто мы
Живём в закрытом, светлом мире
Среди пустой и нищей тьмы.
Но вещи мёртвые не правы —
Из окон временных квартир
Уже мы видим величавый,
Бессмертию открытый мир.
(Самуил Маршак)
3 ноября — день рождения Самуила Яковлевича Маршака (1887-1964). Его детские стихи и сказки мы помним почти что наизусть: «Дом, который построил Джек», «Жил человек рассеянный на улице Бассейной», «Весёлую азбуку», «Двенадцать месяцев» и многие другие. Кто-то читал произведения зарубежных авторов в его талантливых переводах. И совсем немногие — стихи Маршака, адресованные взрослым. Эти стихи — о жизни, о скоротечности дней, о волшебных воспоминаниях детства, о родителях, о любви.
Текст стихотворения публикуется по изданию: Маршак С. Я. Собр. соч. в 8 т. Том 5; Изд. «Художественная литература», Москва, 1970.
#персонадня #литературныйкалендарь #стихи #Маршак
Forwarded from ГМИРЛИ — Музей истории литературы им. В.И. Даля
«...Шаги на лестнице. Мандельштам вытягивает шею и прислушивается с блаженно-недоумевающим видом.
— Это Надя. Она ходила за покупками, — говорит он изменившимся, потеплевшим голосом. — Ты ее сейчас увидишь. И поймешь меня.
Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку.
— Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санкт-петербуржец.
Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная можно ли поцеловать протянутую руку.
Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлена Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но оказывается первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлена Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлене Дитрих, славы это ей не принесло. Ее смелое новаторство не было оценено ни Москвой, ни даже собственным мужем…»
(Из книги Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»)
Правда, сама Надежда Яковлевна позднее писала: «В воспоминаниях Одоевцевой я прочла, будто я ходила в костюме Мандельштама и накормила гостя отличным обедом. Кто из них врет, я не знаю, но думаю, что Иванов застал меня в пижаме. У меня была — синяя в белую полоску. В Петербурге еще не знали пижам, и у меня там несколько раз спрашивали: „Это у вас в Москве так ходят?..“»
Но хоть «коричневый костюм» и оказался неправдой, но и появление женщины перед незнакомым мужчиной в пижаме в то время воспринималось как неслыханная экстравагантность. Революционная смелость в быту была свойственна Надежде Яковлевне как в молодости, так и в последние годы жизни.
В силу известных трагических событий сохранилось очень небольшое количество мемориальных вещей и материалов великого русского поэта. Надежда Мандельштам, несмотря на лишения и опасности, сберегла стихи своего мужа для потомков.
Экспозиция «Улица Мандельштама: Осип и Надежда» открыта у нас на Зубовском бульваре: https://goslitmuz.ru/visitors/exhibitions_activity/current/12584/?utm_source=tg&utm_medium=cpc&utm_campaign=mandelshtam&utm_content=0703
— Это Надя. Она ходила за покупками, — говорит он изменившимся, потеплевшим голосом. — Ты ее сейчас увидишь. И поймешь меня.
Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку.
— Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санкт-петербуржец.
Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная можно ли поцеловать протянутую руку.
Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлена Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но оказывается первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлена Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлене Дитрих, славы это ей не принесло. Ее смелое новаторство не было оценено ни Москвой, ни даже собственным мужем…»
(Из книги Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»)
Правда, сама Надежда Яковлевна позднее писала: «В воспоминаниях Одоевцевой я прочла, будто я ходила в костюме Мандельштама и накормила гостя отличным обедом. Кто из них врет, я не знаю, но думаю, что Иванов застал меня в пижаме. У меня была — синяя в белую полоску. В Петербурге еще не знали пижам, и у меня там несколько раз спрашивали: „Это у вас в Москве так ходят?..“»
Но хоть «коричневый костюм» и оказался неправдой, но и появление женщины перед незнакомым мужчиной в пижаме в то время воспринималось как неслыханная экстравагантность. Революционная смелость в быту была свойственна Надежде Яковлевне как в молодости, так и в последние годы жизни.
В силу известных трагических событий сохранилось очень небольшое количество мемориальных вещей и материалов великого русского поэта. Надежда Мандельштам, несмотря на лишения и опасности, сберегла стихи своего мужа для потомков.
Экспозиция «Улица Мандельштама: Осип и Надежда» открыта у нас на Зубовском бульваре: https://goslitmuz.ru/visitors/exhibitions_activity/current/12584/?utm_source=tg&utm_medium=cpc&utm_campaign=mandelshtam&utm_content=0703
Forwarded from Rebrik sacerdos
Житейско-торговое
Зашел в «Парус» (у нас так универсамы называются) за продуктами.
В подряснике.
Город небольшой, много знакомых. Куда не повернешься, тут тебе и «здрасьте», а то и «благословите, батюшка».
Многие пообщаться желают. В храм же недосуг зайти, ибо заняты они, как говорят, с утра до вечера.
Здесь же, среди полок с молочкой из Кореновки, мороженной рыбой из Камчатки, пельменей с варениками из Ростовской области – самое место решить кардинальные вопросы духовной жизни: пожаловаться на плохих начальников, посетовать на непослушных детей, а так же спросить, почём в нашей церковной лавке свечи и крестики, так как они нужны на самый верный обряд, который от зла избавляет, здоровье возвращает и ума прибавляет. Обряд совершает очень «сильная верующая» Кондратьевна, которая в поселке шахтерском живет и все заговоры с молитвами от пра-пра-бабки полученные, пользует и, как говорят, у нее даже некоторые священники консультируются.
В этот же мой визит с чисто прозаической целью – купить продукты, тематика вопросов, от знакомых и не очень личностей, конкретики не имела. Все, как на подбор, решили мне пожаловаться, как трудно жить и что никакого просвета не наблюдается.
Оно и понятно. Именно в торговом центре, смотря на галопирующие нынче цены, тоскливость увеличивается и уныние охватывает.
Успокаиваю оптимистичным и жизнеутверждающим ответом, что ничего страшного, всё верно, топаем к концу света, но солнышко сегодня чрез тучки пробилось, детишки с школы идут и хохочут, наши потихоньку на фронте наступают и мы друг другу улыбаемся. Какой вывод?
Любит нас Господь, если при всем данном безобразии, нас терпит и время для разумения дает.
Поэтому, дорогие и любимые нытики, вкупе с примкнувшей к вам группой товарищей из внепартийной фракции «Спасайся, кто может!», срочно меняйте диоптрии внутреннего и внешнего зрения. И тогда окажется, что вокруг еще есть те, кто вас любит, о вас вздыхает, как и остались желающие к вам вернуться.
Помните, как в «Федорином горе»?
И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!»
И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!»
Зашел в «Парус» (у нас так универсамы называются) за продуктами.
В подряснике.
Город небольшой, много знакомых. Куда не повернешься, тут тебе и «здрасьте», а то и «благословите, батюшка».
Многие пообщаться желают. В храм же недосуг зайти, ибо заняты они, как говорят, с утра до вечера.
Здесь же, среди полок с молочкой из Кореновки, мороженной рыбой из Камчатки, пельменей с варениками из Ростовской области – самое место решить кардинальные вопросы духовной жизни: пожаловаться на плохих начальников, посетовать на непослушных детей, а так же спросить, почём в нашей церковной лавке свечи и крестики, так как они нужны на самый верный обряд, который от зла избавляет, здоровье возвращает и ума прибавляет. Обряд совершает очень «сильная верующая» Кондратьевна, которая в поселке шахтерском живет и все заговоры с молитвами от пра-пра-бабки полученные, пользует и, как говорят, у нее даже некоторые священники консультируются.
В этот же мой визит с чисто прозаической целью – купить продукты, тематика вопросов, от знакомых и не очень личностей, конкретики не имела. Все, как на подбор, решили мне пожаловаться, как трудно жить и что никакого просвета не наблюдается.
Оно и понятно. Именно в торговом центре, смотря на галопирующие нынче цены, тоскливость увеличивается и уныние охватывает.
Успокаиваю оптимистичным и жизнеутверждающим ответом, что ничего страшного, всё верно, топаем к концу света, но солнышко сегодня чрез тучки пробилось, детишки с школы идут и хохочут, наши потихоньку на фронте наступают и мы друг другу улыбаемся. Какой вывод?
Любит нас Господь, если при всем данном безобразии, нас терпит и время для разумения дает.
Поэтому, дорогие и любимые нытики, вкупе с примкнувшей к вам группой товарищей из внепартийной фракции «Спасайся, кто может!», срочно меняйте диоптрии внутреннего и внешнего зрения. И тогда окажется, что вокруг еще есть те, кто вас любит, о вас вздыхает, как и остались желающие к вам вернуться.
Помните, как в «Федорином горе»?
И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!»
И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!»
Forwarded from Филологичка
3 декабря - День неизвестного солдата.
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
Пролетели дни, как полустанки,
Где он, чёрный сорок первый год?
Кони, атакующие танки,
Над Москвой горящий небосвод?
А снега белы, как маскхалаты,
А снега багровы, как бинты,
Падают безвестные солдаты
Возле безымянной высоты.
Вот уже и не дымится рана,
Исчезает облачко у рта...
Может быть, она не безымянна –
Крошечная эта высота?
Не она ль бессмертием зовется?..
Новые настали времена,
Глубоки забвения колодцы,
Но не забывается война...
Вот у Белорусского вокзала
Эшелон из Прошлого застыл.
Голову склонили генералы
Перед Неизвестным и Простым
Рядовым солдатом,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...
Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты.
Вот он, не вернувшийся из боя,
Вышедший на линию огня
Для того, чтоб заслонить собою
Родину, столицу и меня.
Кто он? Из Сибири, из Рязани?
Был убит в семнадцать, в сорок лет?..
И седая женщина глазами
Провожает траурный лафет.
«Мальчик мой!» – сухие губы шепчут,
Замирают тысячи сердец.
Молодые вздрагивают плечи:
«Может, это вправду мой отец?»
Никуда от Прошлого не деться,
Вновь Война стучится в души к нам.
Обжигает, обжигает сердце
Благодарность с болью пополам.
Голову склонили генералы,
Каждый посуровел и затих...
Неизвестный воин, не мечтал он
Никогда о почестях таких –
Неизвестный парень,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...
Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты...
Юлия Друнина
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
Пролетели дни, как полустанки,
Где он, чёрный сорок первый год?
Кони, атакующие танки,
Над Москвой горящий небосвод?
А снега белы, как маскхалаты,
А снега багровы, как бинты,
Падают безвестные солдаты
Возле безымянной высоты.
Вот уже и не дымится рана,
Исчезает облачко у рта...
Может быть, она не безымянна –
Крошечная эта высота?
Не она ль бессмертием зовется?..
Новые настали времена,
Глубоки забвения колодцы,
Но не забывается война...
Вот у Белорусского вокзала
Эшелон из Прошлого застыл.
Голову склонили генералы
Перед Неизвестным и Простым
Рядовым солдатом,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...
Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты.
Вот он, не вернувшийся из боя,
Вышедший на линию огня
Для того, чтоб заслонить собою
Родину, столицу и меня.
Кто он? Из Сибири, из Рязани?
Был убит в семнадцать, в сорок лет?..
И седая женщина глазами
Провожает траурный лафет.
«Мальчик мой!» – сухие губы шепчут,
Замирают тысячи сердец.
Молодые вздрагивают плечи:
«Может, это вправду мой отец?»
Никуда от Прошлого не деться,
Вновь Война стучится в души к нам.
Обжигает, обжигает сердце
Благодарность с болью пополам.
Голову склонили генералы,
Каждый посуровел и затих...
Неизвестный воин, не мечтал он
Никогда о почестях таких –
Неизвестный парень,
Что когда-то
Рухнул на бегу у высоты...
Вновь снега белы, как маскхалаты,
Вновь снега багровы, как бинты...
Юлия Друнина
Forwarded from Rebrik sacerdos
👆
Как-то утром владыка вышел до завтрака в гостиную и увидал бедного деревенского диакона, русоволосого, сильно загорелого, с лицом усталым и опечаленным.
— Что ты за человек? — спросил Филарет.
Владыка был в потертом халате, и диакон отвечал без стеснения:
— Да заблудился, батюшка, никого не найду. А хочу я броситься в ноги преосвященному. Добрые люди надоумили: пойди пораньше, да и попроси.
— Что за дело у тебя? мягко спросил Филарет.
— Беда! Диакон я, имею семью большую в селе нашем, но теперь хотят определить другого на мое место. А меня угнать аж за пятнадцать верст. Версты-то ладно, а как же я со всем хозяйством моим тронусь? Пятеро деток, жена, теша да сестра вдовая с мальцом... И с чего бы — вины за мною, батюшка, никакой нет.
— Садись пока,— пригласил владыка,— Кого же ты просил?
— Да многих...— протянул диакон, смекая, не поможет ли новый знакомец и во сколько это обойдется.
— Правду говоря, батюшка, меня уж обобрали как липку. В канцелярии преосвященного дал писарю двадцать пять рублей, в консистории опять двадцать пять, здешнего прихода диакону семьдесят пять рублей... а дело стоит! Говорят, экзаменовать меня надобно.
— Это правда,— уже строго сказал Филарет.— Я экзаменатор.
Диакон неловко опустился с дивана к ногам митрополита.
— Батюшка, пожалей меня! Мне уж тридцать пять годов, что, я помню!.. Вот осталось всего двадцать пять рублей у меня, пятнадцать- то я на дорогу отложил, а десять — возьми, батюшка, только сотвори ты мне эту милость!
Филарет глянул в глаза диакона, и так был чист простодушный и опечаленный взгляд, что владыка не мог ему не поверить.
— Давай мне свои десять рублей,— велел он,— и приходи завтра к девяти в эту комнату. Дело твое будет решено.
На следующее утро он явился к назначенному часу, и по приказанию владыки его пропустили в комнаты. В гостиной диакона ждал Филарет, облаченный в парадную рясу, с панагией, лентами и орденами, ибо собирался ехать в Страстной монастырь служить.
— Виноват, святый владыко! — воскликнул диакон и пал в ноги митрополиту.
— Встань! — приказал Филарет. Дело твое мы покончим быстро.
Он позвонил в колокольчик и приказал позвать ранее вызванных писарей и здешнего диакона. Едва те переступили порог, владыка подчеркнуто смиренно обратился к ним:
— Каюсь перед всеми вами, братие, что вчера взял от этого диакона десять рублей. По словам Священного Писания, «аще дадите, воздастся вам четверицею», я вместо десяти даю ему сорок рублей,— и он протянул обомлевшему от изумления диакону несколько ассигнаций. — Ты взял двадцать пять рублей — дай ему сейчас сто, то же и ты сделай, а ты, духовное лицо, вместо семидесяти пяти дай ему триста.
Диакон прижал ворох ассигнаций к груди, губы его тряслись, и видно было, что бедный готов разрыдаться. С непередаваемым словами чувством он смотрел на митрополита, но тот поспешил прервать молчание:
— Ступай, отец, домой. Оставайся на своем месте. Буде нужда какая — относись прямо ко мне... А с вами, — обратился митрополит к взяточникам, — вечером разберусь.
Как-то утром владыка вышел до завтрака в гостиную и увидал бедного деревенского диакона, русоволосого, сильно загорелого, с лицом усталым и опечаленным.
— Что ты за человек? — спросил Филарет.
Владыка был в потертом халате, и диакон отвечал без стеснения:
— Да заблудился, батюшка, никого не найду. А хочу я броситься в ноги преосвященному. Добрые люди надоумили: пойди пораньше, да и попроси.
— Что за дело у тебя? мягко спросил Филарет.
— Беда! Диакон я, имею семью большую в селе нашем, но теперь хотят определить другого на мое место. А меня угнать аж за пятнадцать верст. Версты-то ладно, а как же я со всем хозяйством моим тронусь? Пятеро деток, жена, теша да сестра вдовая с мальцом... И с чего бы — вины за мною, батюшка, никакой нет.
— Садись пока,— пригласил владыка,— Кого же ты просил?
— Да многих...— протянул диакон, смекая, не поможет ли новый знакомец и во сколько это обойдется.
— Правду говоря, батюшка, меня уж обобрали как липку. В канцелярии преосвященного дал писарю двадцать пять рублей, в консистории опять двадцать пять, здешнего прихода диакону семьдесят пять рублей... а дело стоит! Говорят, экзаменовать меня надобно.
— Это правда,— уже строго сказал Филарет.— Я экзаменатор.
Диакон неловко опустился с дивана к ногам митрополита.
— Батюшка, пожалей меня! Мне уж тридцать пять годов, что, я помню!.. Вот осталось всего двадцать пять рублей у меня, пятнадцать- то я на дорогу отложил, а десять — возьми, батюшка, только сотвори ты мне эту милость!
Филарет глянул в глаза диакона, и так был чист простодушный и опечаленный взгляд, что владыка не мог ему не поверить.
— Давай мне свои десять рублей,— велел он,— и приходи завтра к девяти в эту комнату. Дело твое будет решено.
На следующее утро он явился к назначенному часу, и по приказанию владыки его пропустили в комнаты. В гостиной диакона ждал Филарет, облаченный в парадную рясу, с панагией, лентами и орденами, ибо собирался ехать в Страстной монастырь служить.
— Виноват, святый владыко! — воскликнул диакон и пал в ноги митрополиту.
— Встань! — приказал Филарет. Дело твое мы покончим быстро.
Он позвонил в колокольчик и приказал позвать ранее вызванных писарей и здешнего диакона. Едва те переступили порог, владыка подчеркнуто смиренно обратился к ним:
— Каюсь перед всеми вами, братие, что вчера взял от этого диакона десять рублей. По словам Священного Писания, «аще дадите, воздастся вам четверицею», я вместо десяти даю ему сорок рублей,— и он протянул обомлевшему от изумления диакону несколько ассигнаций. — Ты взял двадцать пять рублей — дай ему сейчас сто, то же и ты сделай, а ты, духовное лицо, вместо семидесяти пяти дай ему триста.
Диакон прижал ворох ассигнаций к груди, губы его тряслись, и видно было, что бедный готов разрыдаться. С непередаваемым словами чувством он смотрел на митрополита, но тот поспешил прервать молчание:
— Ступай, отец, домой. Оставайся на своем месте. Буде нужда какая — относись прямо ко мне... А с вами, — обратился митрополит к взяточникам, — вечером разберусь.
Forwarded from Rebrik sacerdos
Дежурная по храму нашему рассказала.
Постараюсь передать рассказ дословно.
- Заходит женщина в храм, лет 60. Прилично одета. С смущением, культурно и стеснительно просит рассказать ей, как правильно поставить свечу самому Богу и Его Сыну Христу потому что он хороший человек.
Я рассказала.
Женщина, поставив свечу, подошла к иному подсвечнику и спросила, указывая на иконы:
- А это у вас кто?
Объяснила, что тут иконы Николая Чудотворца, Спиридона, Матроны Московской и Ксении...
Женщина даже прослезилась и воскликнула:
- Какие хорошие люди у вас тут. Я еще раз к вам приду.
И ушла.
Ей Богу не сочиняю....
😀
Постараюсь передать рассказ дословно.
- Заходит женщина в храм, лет 60. Прилично одета. С смущением, культурно и стеснительно просит рассказать ей, как правильно поставить свечу самому Богу и Его Сыну Христу потому что он хороший человек.
Я рассказала.
Женщина, поставив свечу, подошла к иному подсвечнику и спросила, указывая на иконы:
- А это у вас кто?
Объяснила, что тут иконы Николая Чудотворца, Спиридона, Матроны Московской и Ксении...
Женщина даже прослезилась и воскликнула:
- Какие хорошие люди у вас тут. Я еще раз к вам приду.
И ушла.
Ей Богу не сочиняю....
😀
Forwarded from Rebrik sacerdos
МАЛЬЧИК И КОТ
(из архивного)
В храм ежедневно приходит мальчишка. Лет девяти-десяти.
Он кормит нашего приходского кота.
У нас много котов было, но этот последний, когда появился, всех конкурентов разогнал.
Вот его и кормит ребенок...
Кот не голодный, но всегда встречает мальчика и делает вид, что с удовольствием ест.
Диалог у меня с пацаненком состоялся:
- Кот наш нравится?
- Нравится. Мне бы такого...
- Так возьми.
- Отец не разрешает, я ведь еще и собаку хочу.
Мне осталось только спросить:
- Так у тебя никакого зверька и нет?
- Есть, четыре рыбки, - ответил мальчишка, - но они безразличные, не разговаривают...
- А кот разве говорит? - удивился я.
Ответ был оглушительный:
- А вы разве не слышите?
(из архивного)
В храм ежедневно приходит мальчишка. Лет девяти-десяти.
Он кормит нашего приходского кота.
У нас много котов было, но этот последний, когда появился, всех конкурентов разогнал.
Вот его и кормит ребенок...
Кот не голодный, но всегда встречает мальчика и делает вид, что с удовольствием ест.
Диалог у меня с пацаненком состоялся:
- Кот наш нравится?
- Нравится. Мне бы такого...
- Так возьми.
- Отец не разрешает, я ведь еще и собаку хочу.
Мне осталось только спросить:
- Так у тебя никакого зверька и нет?
- Есть, четыре рыбки, - ответил мальчишка, - но они безразличные, не разговаривают...
- А кот разве говорит? - удивился я.
Ответ был оглушительный:
- А вы разве не слышите?
Forwarded from ЮЛИЯ МЕНЬШОВА
Совсем недавно я ехала в междугороднем автобусе, рядом сидела женщина, лет пятидесяти.
Я достала два мандарина, и предложила один ей.
Женщина улыбнулась, взяла мандарин, и на её глазах проступили слёзы.
Она понюхала его, и сказала: «Когда-то я считала что съесть мандарин – это счастье…».
Она рассказала мне эту, немного грустную историю.
- А хотите, - сказала я, - вашу историю, узнает вся страна?
Женщина грустно улыбнулась: «Таких историй, деточка, тысячи, и даже ещё более грустных…»
Но когда выходила из автобуса, обернулась и сказала: «Как хотите».
Я помахала ей в ответ рукой: «Я расскажу!»
***
«В детский дом я попала, когда была маленькой девочкой, и почти перед самым Новым годом.
И вот, Новогодний утренник.
Приехали шефы, с какого-то завода, привезли подарки, и вручили их нам. Получила подарок и я, вцепилась в него своими ручками, и не могла дождаться, когда можно будет открыть пакет, из которого так вкусно пахло конфетами, хрустящими вафлями, и особенно мандарином!
Ах, мандарины… я их и ела то, только один раз…
На короткое время я забыла о всех невзгодах, и мне казалось, что счастье это и есть эти мандарины.
Утренник закончился, и мы разошлись по комнатам, в которых жили.
Едва я переступила порог, ко мне подошла девочка, которая верховодила в нашей группе, и которую все слушались.
Она забрала у меня подарок, и сказала: «А новеньким, ещё рано есть сладкое – зубы выпадут».
Вокруг все засмеялись.
Не знаю почему, но я тоже засмеялась, может от шока, может от испуга.
Вскоре все забыли про меня, зашелестели обёртками, стали показывать друг другу конфеты, и потянулся аромат очищенных мандарин.
Я не плакала, я просто сидела у окна, а слёзы сами катились из глаз. Когда легли спать, я лежала и мечтала, что прилетит волшебник - Дед Мороз, на своей волшебной тройке, и заберёт меня отсюда. Из этого грязного городка, мрачного детдома, от хрустящих, и чавкающих под одеялом в темноте детей.
Утром, проснувшись, я открыла свою тумбочку, и увидела в ней конфеты.
Их было 6 штук, и целых три мандарина!
С тех пор, когда я ем мандарины, то вспоминаю этот случай, и первый урок доброты, неизвестных мне до сих пор, девочек».
Ксения Гришина
Я достала два мандарина, и предложила один ей.
Женщина улыбнулась, взяла мандарин, и на её глазах проступили слёзы.
Она понюхала его, и сказала: «Когда-то я считала что съесть мандарин – это счастье…».
Она рассказала мне эту, немного грустную историю.
- А хотите, - сказала я, - вашу историю, узнает вся страна?
Женщина грустно улыбнулась: «Таких историй, деточка, тысячи, и даже ещё более грустных…»
Но когда выходила из автобуса, обернулась и сказала: «Как хотите».
Я помахала ей в ответ рукой: «Я расскажу!»
***
«В детский дом я попала, когда была маленькой девочкой, и почти перед самым Новым годом.
И вот, Новогодний утренник.
Приехали шефы, с какого-то завода, привезли подарки, и вручили их нам. Получила подарок и я, вцепилась в него своими ручками, и не могла дождаться, когда можно будет открыть пакет, из которого так вкусно пахло конфетами, хрустящими вафлями, и особенно мандарином!
Ах, мандарины… я их и ела то, только один раз…
На короткое время я забыла о всех невзгодах, и мне казалось, что счастье это и есть эти мандарины.
Утренник закончился, и мы разошлись по комнатам, в которых жили.
Едва я переступила порог, ко мне подошла девочка, которая верховодила в нашей группе, и которую все слушались.
Она забрала у меня подарок, и сказала: «А новеньким, ещё рано есть сладкое – зубы выпадут».
Вокруг все засмеялись.
Не знаю почему, но я тоже засмеялась, может от шока, может от испуга.
Вскоре все забыли про меня, зашелестели обёртками, стали показывать друг другу конфеты, и потянулся аромат очищенных мандарин.
Я не плакала, я просто сидела у окна, а слёзы сами катились из глаз. Когда легли спать, я лежала и мечтала, что прилетит волшебник - Дед Мороз, на своей волшебной тройке, и заберёт меня отсюда. Из этого грязного городка, мрачного детдома, от хрустящих, и чавкающих под одеялом в темноте детей.
Утром, проснувшись, я открыла свою тумбочку, и увидела в ней конфеты.
Их было 6 штук, и целых три мандарина!
С тех пор, когда я ем мандарины, то вспоминаю этот случай, и первый урок доброты, неизвестных мне до сих пор, девочек».
Ксения Гришина
Forwarded from 🌞«Князь Владимир»🌞
Западноевропейский обычай ставить ёлку на Рождество настолько понравился Петру I, что в 1699 году вышел его знаменитый Указ. В нём предписывалось отмечать Новый год 1 января, а входы в дома и улицы украшать ветками ели, можжевельника и сосны.
Поначалу Указ Петра Алексеевича старательно выполняли, но после его смерти про обычай позабыли более, чем на 100 лет, а зелёная красавица появлялась в зимние праздники лишь на крышах кабаков.
Следующим новатором стала великая княгиня Александра Федоровна–супруга будущего императора Николая I. Прусская принцесса привезла традицию устанавливать ёлку в жилом помещении и устраивать детский праздник. Первая такая ёлка появилась в императорских покоях в московском Кремле в 1817 году. Царская семья проводила здесь Рождественский пост, а великая княгиня уже ожидала первенца–будущего Александра II.
Широкое распространение в России рождественская ёлка получила уже в 1840-е, когда возникла мода на немецкий романтизм, сказки Гофмана и Андерсона. В 1848 году Достоевский написал рассказ “Елка и свадьба”, где новый обычай уже воспринимался как вполне родной. При этом это был именно городской обычай и характерен он был для состоятельных семей.
Доходы населения в середине XIX века были низкими. К примеру, зарплата городских и уездных врачей составляла 180–224 руб/год. А у провинциальных приказчиков и того меньше. Цены на ёлку в царской России колебались в пределах 20–200 руб., и простой городской житель не мог позволить себе такую роскошь.
Интересно, что в Петербурге за ёлкой приходилось идти не куда-нибудь, а в немецкую кондитерскую. Например, в кафе Пфейфера рядом с Александринским театром или кондитерскую «Доминик» на Невском проспекте. Причём продавались эти элитные елки уже наряженными. Помимо гирлянд и китайских фонариков, на дереве красовались ароматные прянички, шоколадные зверушки, позолоченные орешки, засахаренные яблочки.
Однако к концу 1840-х торговля елками выходит на улицу и ориентируется на широкий круг потребителей. Крестьяне начинают наперебой предлагать на городских площадях елки из окрестных лесов, и деревья охотно раскупают петербуржцы разного достатка.
До революции наряжали ёлку на европейский манер. Большинство украшений было связано с библейскими сюжетами: колокольчики, похожие на божественный голос, груши и яблоки, напоминающие райскую пищу, венки, гирлянды в виде цепей и бус –атрибут святости, орехи–символ скрытой мудрости, свечи–символ полной волнения человеческой души, и,безусловно, Вифлеемская звезда.
Долгое время было традицией крепить на ёлку настоящие свечи. Рождественское дерево с зажжёнными свечами выглядело очень эффектно, но последствия такого украшения нередко были драматическими. В конце XIX века в моду вошли безопасные электрические гирлянды (первая такая украсила публичную ёлку в Царскосельском манеже в 1882). Но удовольствие это было не из дешёвых, и многие продолжали зажигать свечи.
К концу XIX столетия съедобный декор ёлки пополнился “вкусностями” в русской тематике. Это были козули–пряники из ржаного теста, покрытые глазурью. Их выпекали самых разных форм, на что хватало фантазии: ангелы, звёзды, животные, паровозы, пароходы, дирижабли.
Первые ёлочные украшения из стекла появились в Германии 1848 году. Из-за неурожая орехов и яблок был издан Указ об использовании серебряных шаров из г. Лауша в качестве ёлочных украшений. Постепенно стеклянные яблоки, шишки, колокольчики появились и в России, но дорогие изделия были не каждому по карману.
Чтобы украсить ёлку к Рождеству, простые люди мастерили игрушки самостоятельно. Накануне праздника женская часть семейства вырезала из картона снежинки, фигурки зверей и ангелов. В этом был и воспитательный момент, а обычай украшать рождественское дерево постепенно распространился на все сословия.
Всенародной традиция стала в советское время, когда в 1935 году ёлка из рождественской превратилась в новогоднюю, а по ёлочным игрушкам того времени можно «прочесть» историю страны.
И современные Рождественские украшения прекрасны, но важно не забывать подлинный смысл торжества–приход в мир Спасителя мира🙏❤️.
Поначалу Указ Петра Алексеевича старательно выполняли, но после его смерти про обычай позабыли более, чем на 100 лет, а зелёная красавица появлялась в зимние праздники лишь на крышах кабаков.
Следующим новатором стала великая княгиня Александра Федоровна–супруга будущего императора Николая I. Прусская принцесса привезла традицию устанавливать ёлку в жилом помещении и устраивать детский праздник. Первая такая ёлка появилась в императорских покоях в московском Кремле в 1817 году. Царская семья проводила здесь Рождественский пост, а великая княгиня уже ожидала первенца–будущего Александра II.
Широкое распространение в России рождественская ёлка получила уже в 1840-е, когда возникла мода на немецкий романтизм, сказки Гофмана и Андерсона. В 1848 году Достоевский написал рассказ “Елка и свадьба”, где новый обычай уже воспринимался как вполне родной. При этом это был именно городской обычай и характерен он был для состоятельных семей.
Доходы населения в середине XIX века были низкими. К примеру, зарплата городских и уездных врачей составляла 180–224 руб/год. А у провинциальных приказчиков и того меньше. Цены на ёлку в царской России колебались в пределах 20–200 руб., и простой городской житель не мог позволить себе такую роскошь.
Интересно, что в Петербурге за ёлкой приходилось идти не куда-нибудь, а в немецкую кондитерскую. Например, в кафе Пфейфера рядом с Александринским театром или кондитерскую «Доминик» на Невском проспекте. Причём продавались эти элитные елки уже наряженными. Помимо гирлянд и китайских фонариков, на дереве красовались ароматные прянички, шоколадные зверушки, позолоченные орешки, засахаренные яблочки.
Однако к концу 1840-х торговля елками выходит на улицу и ориентируется на широкий круг потребителей. Крестьяне начинают наперебой предлагать на городских площадях елки из окрестных лесов, и деревья охотно раскупают петербуржцы разного достатка.
До революции наряжали ёлку на европейский манер. Большинство украшений было связано с библейскими сюжетами: колокольчики, похожие на божественный голос, груши и яблоки, напоминающие райскую пищу, венки, гирлянды в виде цепей и бус –атрибут святости, орехи–символ скрытой мудрости, свечи–символ полной волнения человеческой души, и,безусловно, Вифлеемская звезда.
Долгое время было традицией крепить на ёлку настоящие свечи. Рождественское дерево с зажжёнными свечами выглядело очень эффектно, но последствия такого украшения нередко были драматическими. В конце XIX века в моду вошли безопасные электрические гирлянды (первая такая украсила публичную ёлку в Царскосельском манеже в 1882). Но удовольствие это было не из дешёвых, и многие продолжали зажигать свечи.
К концу XIX столетия съедобный декор ёлки пополнился “вкусностями” в русской тематике. Это были козули–пряники из ржаного теста, покрытые глазурью. Их выпекали самых разных форм, на что хватало фантазии: ангелы, звёзды, животные, паровозы, пароходы, дирижабли.
Первые ёлочные украшения из стекла появились в Германии 1848 году. Из-за неурожая орехов и яблок был издан Указ об использовании серебряных шаров из г. Лауша в качестве ёлочных украшений. Постепенно стеклянные яблоки, шишки, колокольчики появились и в России, но дорогие изделия были не каждому по карману.
Чтобы украсить ёлку к Рождеству, простые люди мастерили игрушки самостоятельно. Накануне праздника женская часть семейства вырезала из картона снежинки, фигурки зверей и ангелов. В этом был и воспитательный момент, а обычай украшать рождественское дерево постепенно распространился на все сословия.
Всенародной традиция стала в советское время, когда в 1935 году ёлка из рождественской превратилась в новогоднюю, а по ёлочным игрушкам того времени можно «прочесть» историю страны.
И современные Рождественские украшения прекрасны, но важно не забывать подлинный смысл торжества–приход в мир Спасителя мира🙏❤️.
Никогда не разговаривайте с подростками о классической литературе. Не надо. Могут быть душевные травмы. Вот у меня уже есть.
Я тут, на отдыхе, расслабилась, потеряла осторожность и решила аккуратненько расспросить младшенького своего, как ему наша великая классическая литература. Начала так непринуждённо, но весьма тривиально:
— А какая литературная героиня у тебя самая любимая?
А он мне тут же, не задумываясь:
— Старуха-процентщица из «Преступления и наказания».
Я, прифигев немало: «Почему?!»
Подросток с достоинством и глубокой убежденностью в голосе:
— Знаешь ли, мама, в те давние времена женщины, как правило, были далеки от бизнеса. Кроме того, не изучали в должной мере математику и экономику. Эта процентщица была очень продвинутой и передовой для своего времени женщиной! И заметь: она содержала беременную сестру Елизавету! Сама себя обеспечивала и другим давала жить. А тут, понимаешь, выскакивает какой-то полоумный с топором и хрясь!
Одну из достойнейших женщин того времени убили, исключив сразу из сюжета. А так было интересно бы почитать поподробнее, почему она выбрала такую работу, как вела дела… Гораздо интереснее и полезнее, чем про душевные муки убийцы.
Больше я ничего не спрашивала.
©️ Анастасия Николаева
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
Я тут, на отдыхе, расслабилась, потеряла осторожность и решила аккуратненько расспросить младшенького своего, как ему наша великая классическая литература. Начала так непринуждённо, но весьма тривиально:
— А какая литературная героиня у тебя самая любимая?
А он мне тут же, не задумываясь:
— Старуха-процентщица из «Преступления и наказания».
Я, прифигев немало: «Почему?!»
Подросток с достоинством и глубокой убежденностью в голосе:
— Знаешь ли, мама, в те давние времена женщины, как правило, были далеки от бизнеса. Кроме того, не изучали в должной мере математику и экономику. Эта процентщица была очень продвинутой и передовой для своего времени женщиной! И заметь: она содержала беременную сестру Елизавету! Сама себя обеспечивала и другим давала жить. А тут, понимаешь, выскакивает какой-то полоумный с топором и хрясь!
Одну из достойнейших женщин того времени убили, исключив сразу из сюжета. А так было интересно бы почитать поподробнее, почему она выбрала такую работу, как вела дела… Гораздо интереснее и полезнее, чем про душевные муки убийцы.
Больше я ничего не спрашивала.
©️ Анастасия Николаева
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
Forwarded from Филологичка
Ёлка
На втором Белорусском ещё продолжалось затишье,
Шёл к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожжённых дотла деревень.
Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица ёлка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натёртые гильзы блестели,
Между банок с тушёнкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замёрзшие ели,
Я сквозь слёзы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся чёрном снегу…
Сколько было потом новогодних сверкающих ёлок!
Их забыла, а эту забыть не могу…
Юлия Друнина
На втором Белорусском ещё продолжалось затишье,
Шёл к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожжённых дотла деревень.
Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица ёлка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натёртые гильзы блестели,
Между банок с тушёнкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замёрзшие ели,
Я сквозь слёзы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся чёрном снегу…
Сколько было потом новогодних сверкающих ёлок!
Их забыла, а эту забыть не могу…
Юлия Друнина