Уже полтора года не могу даже на кладбище туда попасть.
Я спросила, зачем могли убить ее отца. Лена ответила, что он носил камуфляжную куртку. В селах половина носит охотничий или рыбацкий камуфляж, казалось бы, сложно спутать его с военным. Но в том-то и дело, что ополченцы тоже одеваются разномастно. Обязаны-то носить пиксель – ну, на парадах пиксель и надевают. А так – кто во что горазд.
– А ещё там копали ополченцы, и мимо нашего дома ходили. И командир там, Сергеевич, похож на моего отца. Тоже седой, тоже такой под два метра дядька здоровый... Я не знаю, как они ещё в дом не пошли. Они б и мать положили.
Я спрашиваю, как она относится к ополченцам.
– А ополченцы – они невредные хлопцы, сколько раз было – помощи попросишь. Даже когда у меня вот это ж СПГ попало в крышу – там же только одна сторона осталась шифера, всё остальное разнесло. Нам дали на гуманитарку покрытие. Я попросила командира... Сейчас уже уволился. Сазонова Дмитрия. Он пришел, сам залез на крышу, на самую верхушку, сверху накрывал, а я снизу. С трех сторон. Я ещё тогда говорю – Димка, ну сидит, щас тебя бахнет, а он – пусть лучше меня, чем тебя. А ты, говорит, давай с другой стороны. Сколько было такое – хлопцы, надо помощь, говорю, и они без вопросов!
Через год Лене и ее семье пришлось уехать из Голубовского совсем – когда они остались без дома при очередном обстреле. В прошлом году она приходила ещё туда в надежде, что что-то изменится и появится возможность вернуться. В этом – потеряла надежду.
– Смотрите, – говорю я. – Вы, кажется, человек не предвзятый, то есть если где-то есть вина ополченцев, то вы готовы её признать. Вы уверены, что стреляют по вам украинцы?
– Конечно, мы же знаем, где они стоят, – удивляется моему вопросу Лена. – Они ж в открытую по бугру ходят. А мы ж говорим хлопцам, ну, ополченцам, что ж вы ждёте. Вон он ходит, руки в карманы. А они отвечают: нам нельзя стрелять, нам только наблюдать. Я говорю – вас убивают, а вы? Вот дней пять назад мама моя была там дома. Она говорит – я огород чуть-чуть в порядок приведу. Там же и розы, там всё... И начался обстрел. А потом, говорит, смотрю – паренёк бежит: «Быстро прячьтесь куда-то, у нас парня ранило». Метров где-то 200–250 от нашего дома. А потом он в больнице умер, хлопец этот.
Мама Лены после смерти мужа сильно сдала. Уже три раза ее увозила скорая с гипертоническим кризом, с горем пополам откачивали. Практически не выходит из больниц, где лежит с высоким давлением. А всё равно – рвётся то на кладбище, то на место, где стоял старый дом и ещё остался огород, требующий присмотра.
– А внуку моему, Никитке, было два годика, когда папка умер. Он у нас называет мамку Таня, а папку называл Лёня, а я бабуля. Бывало, папка придёт, он бежит к нему и просит: «Лёня! Кидай!» И папка его берёт и под самый потолок подкидывает. И, представляете, он мне говорит: а Лёня наш улетел на небеса. Только почему не на ракете? Вот я когда вырасту, я полечу на ракете, а Лёня так полетел....
Далеко-далеко полетел тракторист Лёня, и сотни этих мирных донбасских стариков, детей, тёток тоже улетели туда же. Но однажды мальчик Никитка построит ракету и тоже полетит на небо, и встретит их всех, и скажет своему прадеду: «Здравствуй, Лёня! Кидай». За семь лет войны в Донбассе погибли как минимум 13 000 людей, более 50 000 получили ранения. Война продолжается.
Я спросила, зачем могли убить ее отца. Лена ответила, что он носил камуфляжную куртку. В селах половина носит охотничий или рыбацкий камуфляж, казалось бы, сложно спутать его с военным. Но в том-то и дело, что ополченцы тоже одеваются разномастно. Обязаны-то носить пиксель – ну, на парадах пиксель и надевают. А так – кто во что горазд.
– А ещё там копали ополченцы, и мимо нашего дома ходили. И командир там, Сергеевич, похож на моего отца. Тоже седой, тоже такой под два метра дядька здоровый... Я не знаю, как они ещё в дом не пошли. Они б и мать положили.
Я спрашиваю, как она относится к ополченцам.
– А ополченцы – они невредные хлопцы, сколько раз было – помощи попросишь. Даже когда у меня вот это ж СПГ попало в крышу – там же только одна сторона осталась шифера, всё остальное разнесло. Нам дали на гуманитарку покрытие. Я попросила командира... Сейчас уже уволился. Сазонова Дмитрия. Он пришел, сам залез на крышу, на самую верхушку, сверху накрывал, а я снизу. С трех сторон. Я ещё тогда говорю – Димка, ну сидит, щас тебя бахнет, а он – пусть лучше меня, чем тебя. А ты, говорит, давай с другой стороны. Сколько было такое – хлопцы, надо помощь, говорю, и они без вопросов!
Через год Лене и ее семье пришлось уехать из Голубовского совсем – когда они остались без дома при очередном обстреле. В прошлом году она приходила ещё туда в надежде, что что-то изменится и появится возможность вернуться. В этом – потеряла надежду.
– Смотрите, – говорю я. – Вы, кажется, человек не предвзятый, то есть если где-то есть вина ополченцев, то вы готовы её признать. Вы уверены, что стреляют по вам украинцы?
– Конечно, мы же знаем, где они стоят, – удивляется моему вопросу Лена. – Они ж в открытую по бугру ходят. А мы ж говорим хлопцам, ну, ополченцам, что ж вы ждёте. Вон он ходит, руки в карманы. А они отвечают: нам нельзя стрелять, нам только наблюдать. Я говорю – вас убивают, а вы? Вот дней пять назад мама моя была там дома. Она говорит – я огород чуть-чуть в порядок приведу. Там же и розы, там всё... И начался обстрел. А потом, говорит, смотрю – паренёк бежит: «Быстро прячьтесь куда-то, у нас парня ранило». Метров где-то 200–250 от нашего дома. А потом он в больнице умер, хлопец этот.
Мама Лены после смерти мужа сильно сдала. Уже три раза ее увозила скорая с гипертоническим кризом, с горем пополам откачивали. Практически не выходит из больниц, где лежит с высоким давлением. А всё равно – рвётся то на кладбище, то на место, где стоял старый дом и ещё остался огород, требующий присмотра.
– А внуку моему, Никитке, было два годика, когда папка умер. Он у нас называет мамку Таня, а папку называл Лёня, а я бабуля. Бывало, папка придёт, он бежит к нему и просит: «Лёня! Кидай!» И папка его берёт и под самый потолок подкидывает. И, представляете, он мне говорит: а Лёня наш улетел на небеса. Только почему не на ракете? Вот я когда вырасту, я полечу на ракете, а Лёня так полетел....
Далеко-далеко полетел тракторист Лёня, и сотни этих мирных донбасских стариков, детей, тёток тоже улетели туда же. Но однажды мальчик Никитка построит ракету и тоже полетит на небо, и встретит их всех, и скажет своему прадеду: «Здравствуй, Лёня! Кидай». За семь лет войны в Донбассе погибли как минимум 13 000 людей, более 50 000 получили ранения. Война продолжается.
ЧЕТЫРЕ БОЙЦА ПОГИБЛО ПОД ДОНЕЦКОМ
В результате минометного удара по позициям армии ДНР в районе поселка Лозовое, трое бойцов погибли, еще один пострадал. При эвакуации пострадавшего обстрел возобновился, в итоге еще один военнослужащий погиб, четверо были ранены.
В результате минометного удара по позициям армии ДНР в районе поселка Лозовое, трое бойцов погибли, еще один пострадал. При эвакуации пострадавшего обстрел возобновился, в итоге еще один военнослужащий погиб, четверо были ранены.
АННА ДОЛГАРЕВА: «ТЕПЕРЬ – НЕ «НОВОРОССИЯ», А «ЕДИНАЯ РОССИЯ»»
Третий форум «Россия – Донбасс» состоялся на прошлой неделе и оставил смешанные впечатления у тех, для кого Донецк – не просто горячая точка на карте.
Официально, можно сказать, зашла «Единая Россия» – ну это понятно, скоро выборы, и полмиллиона дончан с российскими паспортами ей нужны. Прозвучало много слов о том, что «Единая Россия» всегда помогала Донбассу. Три горячих года я оттуда практически не выезжала; помню, что помогала Россия, что именно «Единая» – такого не припомню.
«И при том, что заход имперской бюрократической машины на Территорию можно скорее приветствовать, – с этими людьми и структурами сюда является пусть неповоротливая, но освященная традицией власть и цивилизация, заканчивается затянувшийся «промежуточный этап», – меня лично коробит от фраз в духе ««Единая Россия» всегда поддерживала Донбасс».
Всегда – это когда именно?», – пишет журналист Наталия Курчатова.
И нет, конечно, нет в этом ничего дурного, в том, что партия власти, наконец, решила взять Донбасс под крыло. Наоборот, исключительно хорошо это – положительный, так сказать, сигнал. Это значит, что в Донбасс будет вкладываться больше денег, скорее всего, больше его будет в повестке, а в сочетании с недавней речью Путина, где он помянул украинский проект «анти-Россия» и Донецко-Криворожскую республику, и вовсе вырисовываются неплохие перспективы. В общем, на рациональном уровне остается только порадоваться.
Но что-то иррациональное тоскливо, тревожно дергается в груди.
Я помню Донбасс 2015 года – сухие, безводные степи, жара, недавно отгремевшая война еще не замолчала, ночное небо разрывают трассера пуль. Камуфляж, пропитавшийся пылью, – она никогда не отстирается. Казачья вольница, свой устав чуть ли не в каждом батальоне, лихие рейды на противника. Живые почти все: совсем недавно похоронили Мозгового, но вот он, живой Дремов – случайно познакомились, я попала в ДТП с участием его офицера, а он потом меня к командиру повез. Моторола живой, Гиви. Захарченко смеется и искренне верит, что вот-вот дойдет если не до Киева, то до границ области – он такой был, наивный в каких-то вещах, искренний очень. Рубли только-только начали хождение. Горожане чуть ли не молятся на каждого человека в военной форме как на защитника. Странный мир фронтира, отдельный мир.
«Глава ДНР Денис Пушилин заявил о своем желании вступить в «Единую Россию»».
«Единая Россия заявила о готовности принять в свои ряды Пушилина».
Рада за Пушилина и рада за «Единую Россию».
Понятно, в общем, что теперь тут постепенно будет российская цивилизация, порядок, мене, текел, упарсин. К лучшему это, я правда говорю – к лучшему.
Тот хаотический фронтир, состоящий из бардака, степной пыли и ежевечерних разрывов мин на окраинах, был совершенно не предназначен для жизни, ясное дело. Но казалось, что в этом безумном котле варится, зарождается новая жизнь, новая цивилизация, цивилизация человека гордого. Я не знаю, зародилась бы она или нет. Кто знает вообще? Та еще махновщина тогда была, честное слово, странный мир.
Сейчас все нормализуется, Донбасс постепенно становится де-факто частью России, налажена бюрократическая машина, пенсии и зарплаты мизерные – но выплачиваются в основном в срок. Вернулись люди, которые когда-то уехали, и теперь человек в камуфляже далеко не всеми воспринимается как друг и защитник: многие обвиняют их (уже не «ополченцев», а «военнослужащих Республики») в непрекращающейся войне; многие – это в основном те, кто уехал в 2014-м кто куда. Медленно и неотвратимо Донбасс становится маленькой, бедненькой, но в целом среднестатистической российской провинцией – разве что война на окраинах не утихает ни на день. И это хорошо – быть российской провинцией, за это-то многие и сражались, многие умирали.
…Еще многие умирали за Новороссию. За небесную мечту, за Китеж-град, за новую реальность, которую все представляли по-разному – потому и не сумели построить.
Название «Новороссия» больше не звучит в официальных документах.
Теперь – не «Новороссия», а «Единая Россия».
Третий форум «Россия – Донбасс» состоялся на прошлой неделе и оставил смешанные впечатления у тех, для кого Донецк – не просто горячая точка на карте.
Официально, можно сказать, зашла «Единая Россия» – ну это понятно, скоро выборы, и полмиллиона дончан с российскими паспортами ей нужны. Прозвучало много слов о том, что «Единая Россия» всегда помогала Донбассу. Три горячих года я оттуда практически не выезжала; помню, что помогала Россия, что именно «Единая» – такого не припомню.
«И при том, что заход имперской бюрократической машины на Территорию можно скорее приветствовать, – с этими людьми и структурами сюда является пусть неповоротливая, но освященная традицией власть и цивилизация, заканчивается затянувшийся «промежуточный этап», – меня лично коробит от фраз в духе ««Единая Россия» всегда поддерживала Донбасс».
Всегда – это когда именно?», – пишет журналист Наталия Курчатова.
И нет, конечно, нет в этом ничего дурного, в том, что партия власти, наконец, решила взять Донбасс под крыло. Наоборот, исключительно хорошо это – положительный, так сказать, сигнал. Это значит, что в Донбасс будет вкладываться больше денег, скорее всего, больше его будет в повестке, а в сочетании с недавней речью Путина, где он помянул украинский проект «анти-Россия» и Донецко-Криворожскую республику, и вовсе вырисовываются неплохие перспективы. В общем, на рациональном уровне остается только порадоваться.
Но что-то иррациональное тоскливо, тревожно дергается в груди.
Я помню Донбасс 2015 года – сухие, безводные степи, жара, недавно отгремевшая война еще не замолчала, ночное небо разрывают трассера пуль. Камуфляж, пропитавшийся пылью, – она никогда не отстирается. Казачья вольница, свой устав чуть ли не в каждом батальоне, лихие рейды на противника. Живые почти все: совсем недавно похоронили Мозгового, но вот он, живой Дремов – случайно познакомились, я попала в ДТП с участием его офицера, а он потом меня к командиру повез. Моторола живой, Гиви. Захарченко смеется и искренне верит, что вот-вот дойдет если не до Киева, то до границ области – он такой был, наивный в каких-то вещах, искренний очень. Рубли только-только начали хождение. Горожане чуть ли не молятся на каждого человека в военной форме как на защитника. Странный мир фронтира, отдельный мир.
«Глава ДНР Денис Пушилин заявил о своем желании вступить в «Единую Россию»».
«Единая Россия заявила о готовности принять в свои ряды Пушилина».
Рада за Пушилина и рада за «Единую Россию».
Понятно, в общем, что теперь тут постепенно будет российская цивилизация, порядок, мене, текел, упарсин. К лучшему это, я правда говорю – к лучшему.
Тот хаотический фронтир, состоящий из бардака, степной пыли и ежевечерних разрывов мин на окраинах, был совершенно не предназначен для жизни, ясное дело. Но казалось, что в этом безумном котле варится, зарождается новая жизнь, новая цивилизация, цивилизация человека гордого. Я не знаю, зародилась бы она или нет. Кто знает вообще? Та еще махновщина тогда была, честное слово, странный мир.
Сейчас все нормализуется, Донбасс постепенно становится де-факто частью России, налажена бюрократическая машина, пенсии и зарплаты мизерные – но выплачиваются в основном в срок. Вернулись люди, которые когда-то уехали, и теперь человек в камуфляже далеко не всеми воспринимается как друг и защитник: многие обвиняют их (уже не «ополченцев», а «военнослужащих Республики») в непрекращающейся войне; многие – это в основном те, кто уехал в 2014-м кто куда. Медленно и неотвратимо Донбасс становится маленькой, бедненькой, но в целом среднестатистической российской провинцией – разве что война на окраинах не утихает ни на день. И это хорошо – быть российской провинцией, за это-то многие и сражались, многие умирали.
…Еще многие умирали за Новороссию. За небесную мечту, за Китеж-град, за новую реальность, которую все представляли по-разному – потому и не сумели построить.
Название «Новороссия» больше не звучит в официальных документах.
Теперь – не «Новороссия», а «Единая Россия».
…Все хорошо. Небесная Новороссия, как тот Китеж, будет отражаться в Азовском море у Коминтерново, где до сих пор не прекращаются бои, в донецких ставках, в речке Луганке и Северском Донце.
Останется мечтой.
Почему же щемит-то так.
____
Полный текст тут: https://vnnews.ru/anna-dolgareva-teper-ne-novoross/
Останется мечтой.
Почему же щемит-то так.
____
Полный текст тут: https://vnnews.ru/anna-dolgareva-teper-ne-novoross/
Ваши новости
Анна Долгарева: «Теперь – не «Новороссия», а «Единая Россия»»
Все хорошо. Почему же щемит-то так…
В «Московском комсомольце» вышло интервью Следака, бывшего главы контрразведки бригады «Призрак», где последний обвинил в организации убийства Алексея Мозгового офицеров «Призрака» Алексея Доброго и Юрия Шевченко.
С «Призраком» я провела несколько лет — пожалуй, именно это подразделение в Новороссии знакомо мне лучше всего. Поэтому, разумеется, у меня возникли вопросы к интервью.
Как убили Мозгового?
Напомним, Алексей Мозговой погиб 23 мая 2015 года около 17:30 возле посёлка Михайловка. Автомобиль Мозгового двигался из Алчевска в Луганск. Около старого блокпоста, при въезде в посёлок, рядом с автомобилем было взорвано отвлекающее взрывное устройство («хлопушка»), затем машина была обстреляна из пулемётов и другого автоматического оружия. В результате покушения Мозговой был убит, вместе с ним погибли его пресс-секретарь Анна Самелюк, двое охранников и водитель.
Первое, что бросилось мне в глаза, — эта фраза:
«19-20 мая Аня Самелюк ездила в Луганск и каким-то странным образом якобы потеряла телефон. На другой день ей позвонили. Сказали: «Мы нашли ваш телефон, приезжайте». Разговор был при нас в кабинете. 23 мая Аня попросила у Борисыча машину с водителем, чтобы съездить в Луганск за телефоном. В штабе на тот момент находился Алексей Марков (позывной Добрый), который тогда руководил гуманитарными вопросами. Не помню, был ли начальник штаба бригады Юрий Шевченко. Мозговой дал Ане машину. А потом она ему позвонила и предложила прокатиться вместе. И он с ней поехал, не посоветовавшись ни с кем. Марков и Шевченко — это были единственные люди, которые знали, что он выезжает».
Так Следак описывает выезд Алексея Мозгового в Луганск в тот день, когда его автомобиль вместе с тремя охранниками и пресс-секретарём Анной Самелюк был взорван на трассе. И уже в этом месте мне стало очевидно, что Следак лжёт, потому что о приезде Мозгового в Луганск было известно заранее. Я, так уж вышло, там тогда находилась, общаясь с самыми разными людьми; тогда этот город был очень маленьким.
Я уточнила это у некоторых хорошо осведомлённых людей из Луганска. Возможно, в конце концов, меня подвела память. И получила ответ:
«Вообще-то, Борисыча и ждали. Это Анин телефон "нашёлся" в последний момент, и она тоже поехала».
Таким образом, заявление о том, что о выезде Мозгового знали только Марков и Шевченко, не выдерживает никакой критики. Не говоря уже о том, что вряд ли здание штаба волшебным образом обезлюдело в тот день, пропал дежурный с КПП, пропали охранники на воротах, пропали солдаты — сложно представить себе подобную магию в нашем мире.
Далее.
«Примерно за неделю до убийства до нас начала доходить информация, что на Мозгового готовится покушение. И мы уговорили Борисыча ограничить свои перемещения зданием штаба. Он старался никуда не выезжать, а если выезжал, то с усиленной охраной. Во время нашего последнего разговора он подтвердил, что никуда выезжать не собирается».
Усиленной охраны не было — это подтверждают и мои коллеги, общавшиеся с Мозговым, и гуманитарщик Андрей Морозов (Мурз):
«Иду к людям, заставшим тот период здесь, в ЛНР, в «Призраке», спрашиваю: «Это правда, что комбриг перед вторым покушением начал постоянно ездить с усиленной охраной?» Нет, говорят, ездил, как и раньше — одна «Тойота», в ней комбриг, два охранника и старший охраны, Песня, за рулём. Вот почему «усиленная охрана» не поехала тогда с комбригом. Не было никакой усиленной охраны. Афтар просто лжёт».
Полностью мой текст: https://novorosinform.org/novaya-ohota-na-prizraka-tajna-ubijstva-mozgovogo-75514.html
С «Призраком» я провела несколько лет — пожалуй, именно это подразделение в Новороссии знакомо мне лучше всего. Поэтому, разумеется, у меня возникли вопросы к интервью.
Как убили Мозгового?
Напомним, Алексей Мозговой погиб 23 мая 2015 года около 17:30 возле посёлка Михайловка. Автомобиль Мозгового двигался из Алчевска в Луганск. Около старого блокпоста, при въезде в посёлок, рядом с автомобилем было взорвано отвлекающее взрывное устройство («хлопушка»), затем машина была обстреляна из пулемётов и другого автоматического оружия. В результате покушения Мозговой был убит, вместе с ним погибли его пресс-секретарь Анна Самелюк, двое охранников и водитель.
Первое, что бросилось мне в глаза, — эта фраза:
«19-20 мая Аня Самелюк ездила в Луганск и каким-то странным образом якобы потеряла телефон. На другой день ей позвонили. Сказали: «Мы нашли ваш телефон, приезжайте». Разговор был при нас в кабинете. 23 мая Аня попросила у Борисыча машину с водителем, чтобы съездить в Луганск за телефоном. В штабе на тот момент находился Алексей Марков (позывной Добрый), который тогда руководил гуманитарными вопросами. Не помню, был ли начальник штаба бригады Юрий Шевченко. Мозговой дал Ане машину. А потом она ему позвонила и предложила прокатиться вместе. И он с ней поехал, не посоветовавшись ни с кем. Марков и Шевченко — это были единственные люди, которые знали, что он выезжает».
Так Следак описывает выезд Алексея Мозгового в Луганск в тот день, когда его автомобиль вместе с тремя охранниками и пресс-секретарём Анной Самелюк был взорван на трассе. И уже в этом месте мне стало очевидно, что Следак лжёт, потому что о приезде Мозгового в Луганск было известно заранее. Я, так уж вышло, там тогда находилась, общаясь с самыми разными людьми; тогда этот город был очень маленьким.
Я уточнила это у некоторых хорошо осведомлённых людей из Луганска. Возможно, в конце концов, меня подвела память. И получила ответ:
«Вообще-то, Борисыча и ждали. Это Анин телефон "нашёлся" в последний момент, и она тоже поехала».
Таким образом, заявление о том, что о выезде Мозгового знали только Марков и Шевченко, не выдерживает никакой критики. Не говоря уже о том, что вряд ли здание штаба волшебным образом обезлюдело в тот день, пропал дежурный с КПП, пропали охранники на воротах, пропали солдаты — сложно представить себе подобную магию в нашем мире.
Далее.
«Примерно за неделю до убийства до нас начала доходить информация, что на Мозгового готовится покушение. И мы уговорили Борисыча ограничить свои перемещения зданием штаба. Он старался никуда не выезжать, а если выезжал, то с усиленной охраной. Во время нашего последнего разговора он подтвердил, что никуда выезжать не собирается».
Усиленной охраны не было — это подтверждают и мои коллеги, общавшиеся с Мозговым, и гуманитарщик Андрей Морозов (Мурз):
«Иду к людям, заставшим тот период здесь, в ЛНР, в «Призраке», спрашиваю: «Это правда, что комбриг перед вторым покушением начал постоянно ездить с усиленной охраной?» Нет, говорят, ездил, как и раньше — одна «Тойота», в ней комбриг, два охранника и старший охраны, Песня, за рулём. Вот почему «усиленная охрана» не поехала тогда с комбригом. Не было никакой усиленной охраны. Афтар просто лжёт».
Полностью мой текст: https://novorosinform.org/novaya-ohota-na-prizraka-tajna-ubijstva-mozgovogo-75514.html
novorosinform.org
Новая охота на «Призрака»: тайна убийства Мозгового
В «Московском комсомольце» вышло интервью Следака, бывшего главы контрразведки бригады «Призрак», где последний обвинил в организации убийства Алексея Мозгового офицеров «Призрака» Алексея Доброго и Юрия Шевченко.
"Я помню семью, сожженную ПТУРом в ЛНР, недалеко от Желобка. Они ехали в белой «Ниве», превратились в головешки. Помню, как подъехали родные, увидели их… ", - прочитала в телеграм-канале одного уважаемого военкора.
Феноменальная память у уважаемого военкора. Феноменальная.
То есть, конечно, он врет. Не семья, а старик, который ехал встречать сына с автобуса. И уважаемый военкор этого помнить никак не может - потому что там не присутствовал. Это ж, блядь, ЛНР. Там присутствовала по чистой случайности из журналистов я - потому что приехала к Доброму в Кировск, и тут ему позвонили, и мы с ним вместе поехали под Славяносербск (под Славяносербск, блядь, это довольно далеко от Желобка, уважаемый военкор, посмотри, блядь, на карту ЛНР!). Добрый там был, я и ОБСЕшники. Но уважаемый военкор, конечно, помнит, как приехали родные. Я вот стараюсь забыть который год что-то безуспешно.
Так мерзко сталкиваться с ложью о подобных вещах.
А, уточнение. Далее уважаемый военкор пишет: "Я не только помню, я все снимал".
Ну понятно.
Феноменальная память у уважаемого военкора. Феноменальная.
То есть, конечно, он врет. Не семья, а старик, который ехал встречать сына с автобуса. И уважаемый военкор этого помнить никак не может - потому что там не присутствовал. Это ж, блядь, ЛНР. Там присутствовала по чистой случайности из журналистов я - потому что приехала к Доброму в Кировск, и тут ему позвонили, и мы с ним вместе поехали под Славяносербск (под Славяносербск, блядь, это довольно далеко от Желобка, уважаемый военкор, посмотри, блядь, на карту ЛНР!). Добрый там был, я и ОБСЕшники. Но уважаемый военкор, конечно, помнит, как приехали родные. Я вот стараюсь забыть который год что-то безуспешно.
Так мерзко сталкиваться с ложью о подобных вещах.
А, уточнение. Далее уважаемый военкор пишет: "Я не только помню, я все снимал".
Ну понятно.
ДОНБАСС. «ПОЧЕМУ НАС УБИВАЮТ, А МЫ ДОЛЖНЫ МОЛЧАТЬ?»
По украинским СМИ пару дней назад прошла новость о том, что в Песках «боевики расстреляли грузовик с военными». Один из них погиб.
По иронии судьбы я узнала об этом из соцсетей раньше УНИАНа; погибший – Ярослав – был знакомым мужа моей френдессы-писательницы; мир очень тесен.
Официальный комментарий:
«Штаб ООС подтверждает гибель одного и ранение еще одного украинского военнослужащего в Донбассе в результате ответных ударов сил ЛДНР в субботу».
Нынче снова.
«Штаб ООС подтверждает ранение троих украинских военнослужащих в Донбассе в результате ответных ударов сил ЛДНР во вторник».
Что сказать? Я несколько лет кричала во весь голос: какого черта не даете разрешения на ответный огонь? Серьезно, с 2015 года гайки закручивались и закручивались; доходило на отдельных участках фронта до того, что пересчитывали выдаваемые патроны – и не дай бог после учебных стрельб количество не сойдется…
Из телеграм-канала 2.infantry (Луганская пехота):
Совещание в ВСУ:
– Ну всё как обычно. Кидаем 120-ми по сепарам, звоним в СЦКК, что это они нас обстреливают из тяжёлого. Поехали!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок в СЦКК из ВСУ:
– Айайай! Сепары нас обстреливают из тяжёлого на участке таком-то!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок из СЦКК в НМ ЛНР:
– Эй! Ваши обстреливают ВСУ из тяжёлого на участке таком-то!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок из НМ ЛНР в батальонный штаб на участке таком-то:
– ВЫ ОХРЕНЕЛИ ТАМ ПЕРЕМИРИЕ НАРУШАТЬ?!? Укропы жалуются, что вы их обстреливаете из тяжёлого!!!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Оперативный дежурный батальона в эфир:
– ВСЕМ ПОСТАМ! СРОЧНО В УКРЫТИЯ!
[народные милиционеры разбежались по блиндажам]
[миномётчики ВСУ проснулись и открывают огонь]
Ну смех смехом – а ситуация крайне демотивирующая; потому что описанные случаи – не самая распространенная история. Чаще я слышала: «По нам стреляют, а нам ответку нельзя давать, почему нас убивают, а мы должны молчать?» И люди просто уходили с войны. Уезжали в Россию, возвращались в мирную жизнь. В конце концов, заработки на войне – небольшие и практически полностью уходят на амуницию, если хочешь нормально воевать; такое получается убыточное хобби.
Я гуманист и христианка; мне в идеале хотелось бы, чтобы никто не погибал – тем более если это не какой-то абстрактный юнит ВСУ, а человек по имени Ярик, через пару рукопожатий знакомый, согласитесь, как-то совсем другое ощущение.
Но…
«Жертвами обстрелов Вооруженных сил Украины (ВСУ) в самопровозглашенной Донецкой народной республике (ДНР) со времени вступления в силу бессрочного перемирия стали 73 человека»,
– ТАСС.
Бессрочное перемирие – это, чтоб вы понимали, не Минские соглашения, это обязательства, подписанные 27 июля 2020 года. То есть за год. Из этих 73 пять человек – мирные жители.
29 июля стало известно о гибели еще трех донецких военных, 1 августа – о гибели еще четырех. Война набирает обороты. Люди уходят.
«В Донбассе с 27 июля 2020 года действуют дополнительные меры по контролю за перемирием, которые были согласованы участниками контактной группы по урегулированию ситуации на Украине»,
– ТАСС.
Прямо сейчас, когда я это пишу, мне сообщают о том, что на некоем участке фронта, где ответку особенно жестко запрещали, военные, наконец, среагировали адекватно. Но писать об этом нельзя. «Скандал в Корпусе был – ужас». Корпус – это высшее руководство, которое сидит в столицах республик; изредка выезжает на фронт с проверками и старательно соблюдает дополнительные меры по контролю за перемирием.
Сложно оставаться гуманистом и христианином в таких условиях, скажу я вам.
Но – жизни своих все-таки дороже и важнее.
По украинским СМИ пару дней назад прошла новость о том, что в Песках «боевики расстреляли грузовик с военными». Один из них погиб.
По иронии судьбы я узнала об этом из соцсетей раньше УНИАНа; погибший – Ярослав – был знакомым мужа моей френдессы-писательницы; мир очень тесен.
Официальный комментарий:
«Штаб ООС подтверждает гибель одного и ранение еще одного украинского военнослужащего в Донбассе в результате ответных ударов сил ЛДНР в субботу».
Нынче снова.
«Штаб ООС подтверждает ранение троих украинских военнослужащих в Донбассе в результате ответных ударов сил ЛДНР во вторник».
Что сказать? Я несколько лет кричала во весь голос: какого черта не даете разрешения на ответный огонь? Серьезно, с 2015 года гайки закручивались и закручивались; доходило на отдельных участках фронта до того, что пересчитывали выдаваемые патроны – и не дай бог после учебных стрельб количество не сойдется…
Из телеграм-канала 2.infantry (Луганская пехота):
Совещание в ВСУ:
– Ну всё как обычно. Кидаем 120-ми по сепарам, звоним в СЦКК, что это они нас обстреливают из тяжёлого. Поехали!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок в СЦКК из ВСУ:
– Айайай! Сепары нас обстреливают из тяжёлого на участке таком-то!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок из СЦКК в НМ ЛНР:
– Эй! Ваши обстреливают ВСУ из тяжёлого на участке таком-то!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Звонок из НМ ЛНР в батальонный штаб на участке таком-то:
– ВЫ ОХРЕНЕЛИ ТАМ ПЕРЕМИРИЕ НАРУШАТЬ?!? Укропы жалуются, что вы их обстреливаете из тяжёлого!!!
[миномётчики ВСУ просыпаются]
Оперативный дежурный батальона в эфир:
– ВСЕМ ПОСТАМ! СРОЧНО В УКРЫТИЯ!
[народные милиционеры разбежались по блиндажам]
[миномётчики ВСУ проснулись и открывают огонь]
Ну смех смехом – а ситуация крайне демотивирующая; потому что описанные случаи – не самая распространенная история. Чаще я слышала: «По нам стреляют, а нам ответку нельзя давать, почему нас убивают, а мы должны молчать?» И люди просто уходили с войны. Уезжали в Россию, возвращались в мирную жизнь. В конце концов, заработки на войне – небольшие и практически полностью уходят на амуницию, если хочешь нормально воевать; такое получается убыточное хобби.
Я гуманист и христианка; мне в идеале хотелось бы, чтобы никто не погибал – тем более если это не какой-то абстрактный юнит ВСУ, а человек по имени Ярик, через пару рукопожатий знакомый, согласитесь, как-то совсем другое ощущение.
Но…
«Жертвами обстрелов Вооруженных сил Украины (ВСУ) в самопровозглашенной Донецкой народной республике (ДНР) со времени вступления в силу бессрочного перемирия стали 73 человека»,
– ТАСС.
Бессрочное перемирие – это, чтоб вы понимали, не Минские соглашения, это обязательства, подписанные 27 июля 2020 года. То есть за год. Из этих 73 пять человек – мирные жители.
29 июля стало известно о гибели еще трех донецких военных, 1 августа – о гибели еще четырех. Война набирает обороты. Люди уходят.
«В Донбассе с 27 июля 2020 года действуют дополнительные меры по контролю за перемирием, которые были согласованы участниками контактной группы по урегулированию ситуации на Украине»,
– ТАСС.
Прямо сейчас, когда я это пишу, мне сообщают о том, что на некоем участке фронта, где ответку особенно жестко запрещали, военные, наконец, среагировали адекватно. Но писать об этом нельзя. «Скандал в Корпусе был – ужас». Корпус – это высшее руководство, которое сидит в столицах республик; изредка выезжает на фронт с проверками и старательно соблюдает дополнительные меры по контролю за перемирием.
Сложно оставаться гуманистом и христианином в таких условиях, скажу я вам.
Но – жизни своих все-таки дороже и важнее.
Интересно: в ДНР сообщают о семи погибших украинских военных за сентябрь. Эту информацию подтверждают украинские СМИ. Это понятно, это результат разрешения на ответный огонь. Напрягло, однако, что нигде не вижу данных о потерях в ЛДНР, даже раненых. Так не бывает на этой войне, что за целый месяц ни одной потери.
Вообще, тут как раз у укропов бы поучиться. Потому что про этих семерых - статьи, героические биографии нарисованы, вотэтовсе.
А у нас зачем-то решили взять на вооружение тактику Гелетея в 2014 году "потерь нет".
Ну ребята, ну вы что.
Вообще, тут как раз у укропов бы поучиться. Потому что про этих семерых - статьи, героические биографии нарисованы, вотэтовсе.
А у нас зачем-то решили взять на вооружение тактику Гелетея в 2014 году "потерь нет".
Ну ребята, ну вы что.
Возможно, вам нужна полная история и хронология донбасской войны с небольшими комментариями от человека-Анички, который провел там большую часть времени.
Читайте.
Очень много текста.
https://vnnews.ru/voyna-na-donbasse-s-chego-nachalas-i-k-ch/
Читайте.
Очень много текста.
https://vnnews.ru/voyna-na-donbasse-s-chego-nachalas-i-k-ch/
Ваши новости — интернет-газета
Война в Донбассе. С чего началась и к чему привела. Большая донбасская хроника
Чего хотели жители Донбасса, за что они воевали и как их убивали? Самая полная хронология необъявленной войны…
Путешествую по Подмосковью. Небольшой репортаж про Путь Петра и Февронии
https://vnnews.ru/put-lyubvi-i-vernosti-pchely-molodcy-i-k/
https://vnnews.ru/put-lyubvi-i-vernosti-pchely-molodcy-i-k/
Ваши новости
Путь любви и верности: пчелы-молодцы и коты из Ласково
Репортаж Анны Долгаревой с первого дня проекта Литературной мастерской Захара Прилепина «Путь любви и верности»…
К боевикам ВСУ попало 37 граждан России в селе Старомарьевка.
Подробнее пишу об этом здесь:
https://vnnews.ru/k-boevikam-vsu-popalo-37-grazhdan-rossii/
Подробнее пишу об этом здесь:
https://vnnews.ru/k-boevikam-vsu-popalo-37-grazhdan-rossii/
Ваши новости
К боевикам ВСУ попало 37 граждан России в селе Старомарьевка
Интересно, что Россия пока не выразила озабоченности…
Потрясающая история!!!
На трассе «Пермь – Березники» в Пермском крае могло произойти серьезное ДТП, если бы майор полиции Шехирев не успел молниеносно отреагировать в сложившейся ситуации, сообщается на сайте ведомства.
Расследуя кражу дизтоплива из грузовика, группа оперативников прибыла на парковку. Пока коллеги осматривали место происшествия, Александр заметил фуру, припаркованную чуть дальше на горе. Внезапно машина стала съезжать вниз по трассе, а позже стало понятно, что водительское место свободно, и большегрузом длиной 14 метров никто не управляет.
Когда фура выехала на полосу встречного движения оживленной федеральной трассы, майор Шехирев понял, что счет идет на секунды. На служебной машине он обогнал фуру (!), сумел на ходу запрыгнуть на подножку (!!), забраться внутрь кабины (!!!) и успешно припарковать грузовик.
Позже стало известно, что 60-летний водитель фуры умер прямо за рулем от сердечного приступа.
На трассе «Пермь – Березники» в Пермском крае могло произойти серьезное ДТП, если бы майор полиции Шехирев не успел молниеносно отреагировать в сложившейся ситуации, сообщается на сайте ведомства.
Расследуя кражу дизтоплива из грузовика, группа оперативников прибыла на парковку. Пока коллеги осматривали место происшествия, Александр заметил фуру, припаркованную чуть дальше на горе. Внезапно машина стала съезжать вниз по трассе, а позже стало понятно, что водительское место свободно, и большегрузом длиной 14 метров никто не управляет.
Когда фура выехала на полосу встречного движения оживленной федеральной трассы, майор Шехирев понял, что счет идет на секунды. На служебной машине он обогнал фуру (!), сумел на ходу запрыгнуть на подножку (!!), забраться внутрь кабины (!!!) и успешно припарковать грузовик.
Позже стало известно, что 60-летний водитель фуры умер прямо за рулем от сердечного приступа.
Мать ребенка с аутизмом: «Система старается не замечать таких детей»
Ребенок с особенностями развития — это тяжелое испытание для родителей. Особенно для матери: обычно выходит так, что большая часть проблем ложится на ее плечи. Добавим, что нередко отцы просто не выдерживают и уходят из семей в таких случаях, и зададимся вопросом: есть ли жизнь у матери особенного ребенка?
И если вглядеться в ситуацию с точки зрения обычного человека, родителя нормотипичных детей или бездетного, то картина, которую мы увидим — это в нашем понимании не жизнь, а ад.
Однако они выживают.
«Отец ребенка считал, что все врачи врут, а я фиговая мать»
У Марии Х. была интересная творческая профессия — дизайнер по костюмам. Она пришла в нее за два года до рождения младшего сына Никиты, которому сейчас пять лет, и успела выпустить небольшую коллекцию юбок, которая отлично продавалась на дизайнерских маркетах и в ТЦ «Охотный» в Москве. А потом выяснилось, что у Никиты — аутизм.
- Вторые роды в 35 не являются чем-то критичным, я была здорова и к беременности готовилась, - говорит Мария. - Но беременность протекала тяжело. Практически все время пришлось вылёживать. Тогда уже работа начала схлопываться.
В месяц у Никиты выявился пилоростеноз - непроходимость кишечника. Требовалась операция под общим наркозом, которая сама по себе имеет свои риски и влияние на дальнейшее развитие речи. Спустя сутки у него случился судорожный припадок при введении антибиотика. Ребенка утащили в реанимацию, где он был интубирован и пролежал трое суток. С тех пор Мария и жила в страхе, опасаясь, что это аукнется. Потом у Никиты стали заметны странности в поведении и врачи диагностировали аутизм.
- Реакция всеобщая первая, к сожалению, отрицание, - говорит Мария. - Отец ребенка считал, что все врачи врут, что все тянут деньги за несуществующий диагноз, что с сыном все в порядке, а я фиговая мать. Ну и с его стороны родственники примерно так же. Для меня этот диагноз был одним из самых страшных. Первое время как удар. Ни есть, ни пить...
Мария еще пыталась вернуться в работу, но на полноценную занятость физически не оставалось времени. А если все же попытаться ее туда поместить, то не оставалось времени на сон и отдых. И Мария срывалась.
- Сейчас я подрабатываю частным образом и на мастерскую театральных костюмов. Но это именно подработка. И развития в этой области пока не получается, - говорит она.
«На период болезни мама должна быть рядом»
Никита пока не ходит в школу, да и в детский сад — не на полный день. Мария считает, что сбросить ребенка на плечи образовательной системы в его два с половиной года и отправиться на работу — это опасно для его психики. Процент детей, у которых происходит аутизация, психотравма и депривация от такой высылки, очень велик. Тем более, считает она, если малыш болеет нон-стопом, или сад служит местом депривации и отката в развитии, то это не место для ребенка. На период болезни мама должна быть рядом.
Поэтому полноценной работы не получается. Но частично помогает отец ребенка.
- Это не крохи на выживание, это сумма, на которую можно жить. Он не с нами (и от этого до сих пор больно спустя два года его ухода), но нам есть на что жить и если случается форс-мажор, он в основном приходит на помощь, - спокойно объясняет Мария. - Родителей у меня нет. Примерно 2-3 раза в месяц выручает бабушка. И чаще всего подменяет или помогает старший сын (ему 20, он сейчас на удаленке в Бауманке на 4 курсе). Была няня, сейчас справляемся без нее.
Полный текст тут: https://vnnews.ru/mat-rebenka-s-autizmom-sistema-star/
Ребенок с особенностями развития — это тяжелое испытание для родителей. Особенно для матери: обычно выходит так, что большая часть проблем ложится на ее плечи. Добавим, что нередко отцы просто не выдерживают и уходят из семей в таких случаях, и зададимся вопросом: есть ли жизнь у матери особенного ребенка?
И если вглядеться в ситуацию с точки зрения обычного человека, родителя нормотипичных детей или бездетного, то картина, которую мы увидим — это в нашем понимании не жизнь, а ад.
Однако они выживают.
«Отец ребенка считал, что все врачи врут, а я фиговая мать»
У Марии Х. была интересная творческая профессия — дизайнер по костюмам. Она пришла в нее за два года до рождения младшего сына Никиты, которому сейчас пять лет, и успела выпустить небольшую коллекцию юбок, которая отлично продавалась на дизайнерских маркетах и в ТЦ «Охотный» в Москве. А потом выяснилось, что у Никиты — аутизм.
- Вторые роды в 35 не являются чем-то критичным, я была здорова и к беременности готовилась, - говорит Мария. - Но беременность протекала тяжело. Практически все время пришлось вылёживать. Тогда уже работа начала схлопываться.
В месяц у Никиты выявился пилоростеноз - непроходимость кишечника. Требовалась операция под общим наркозом, которая сама по себе имеет свои риски и влияние на дальнейшее развитие речи. Спустя сутки у него случился судорожный припадок при введении антибиотика. Ребенка утащили в реанимацию, где он был интубирован и пролежал трое суток. С тех пор Мария и жила в страхе, опасаясь, что это аукнется. Потом у Никиты стали заметны странности в поведении и врачи диагностировали аутизм.
- Реакция всеобщая первая, к сожалению, отрицание, - говорит Мария. - Отец ребенка считал, что все врачи врут, что все тянут деньги за несуществующий диагноз, что с сыном все в порядке, а я фиговая мать. Ну и с его стороны родственники примерно так же. Для меня этот диагноз был одним из самых страшных. Первое время как удар. Ни есть, ни пить...
Мария еще пыталась вернуться в работу, но на полноценную занятость физически не оставалось времени. А если все же попытаться ее туда поместить, то не оставалось времени на сон и отдых. И Мария срывалась.
- Сейчас я подрабатываю частным образом и на мастерскую театральных костюмов. Но это именно подработка. И развития в этой области пока не получается, - говорит она.
«На период болезни мама должна быть рядом»
Никита пока не ходит в школу, да и в детский сад — не на полный день. Мария считает, что сбросить ребенка на плечи образовательной системы в его два с половиной года и отправиться на работу — это опасно для его психики. Процент детей, у которых происходит аутизация, психотравма и депривация от такой высылки, очень велик. Тем более, считает она, если малыш болеет нон-стопом, или сад служит местом депривации и отката в развитии, то это не место для ребенка. На период болезни мама должна быть рядом.
Поэтому полноценной работы не получается. Но частично помогает отец ребенка.
- Это не крохи на выживание, это сумма, на которую можно жить. Он не с нами (и от этого до сих пор больно спустя два года его ухода), но нам есть на что жить и если случается форс-мажор, он в основном приходит на помощь, - спокойно объясняет Мария. - Родителей у меня нет. Примерно 2-3 раза в месяц выручает бабушка. И чаще всего подменяет или помогает старший сын (ему 20, он сейчас на удаленке в Бауманке на 4 курсе). Была няня, сейчас справляемся без нее.
Полный текст тут: https://vnnews.ru/mat-rebenka-s-autizmom-sistema-star/
Ваши новости
Мать ребенка с аутизмом: «Система старается не замечать таких детей»
Есть ли жизнь у матери особенного ребенка?
Мы сидим на кухне гостевого дома при церкви после службы, пьем чай. Отец Михаил – человек еще молодой, с классическим интеллигентским произношением, мягкой, словно извиняющейся улыбкой. При этом храме он вырос: бабушка его мыла здесь полы и он проводил с ней большую часть времени. Со временем храм и вообще религия стали занимать огромное место не только во внешнем его мире, но и во внутреннем. В подростковом возрасте, впрочем, от этого он отошел, закончил светский вуз в Рязани – мехмат. Параллельно с этим вернулся в религию, но пока не думал о том, чтобы связывать с ней жизнь.
– Видимо, нельзя так долго находясь рядом, уйти насовсем. Потом начнётся тоска. Вот почему я в принципе за то, чтобы с младенчества дети пусть даже внешне к храму привыкали. Потом всё будет безвкусно без этого. Вкусивши хорошего вина, никто не станет пить плохое. Понимаете, всё кажется бодягой. Этот вкус надо прививать, эстетику надо прививать. Храм – это прежде всего хранилище, прежде всего… Помимо духовного пути, который можно не разглядеть в храме без усилия… Ну а еще это культура, гармония, некоторый опыт попытки выразить внутреннее во внешнее. Ну как искусство это выражает.
– А как вы вернулись? – спрашиваю я.
– Вообще вернуться и вообще к христианству прийти можно только через встречу с человеком, с носителем. То есть христианству невозможно научиться, им можно только заразиться. Поэтому мне повезло: мне попался человек, который действительно дал ответ на мои вопросы подростковые. Как у Высоцкого –в церкви всё не так. Я в нём увидел просто инаковость. К жизни, к миру… Христианство –это инаковость.
После вуза будущий священник работал на нефтезаводе в Рязани. Потом перешёл в Москву в головной офис транснациональной нефтяной компании.
– А потом мне там стало так нехорошо…
– Почему?
– Почувствовал, что это всё ерунда какая-то – то, чем я занимаюсь каждый день с 9 утра до 6 вечера. То, что нужно имитировать работу в офисе. Я был самый настоящий, как это называется, офисный планктон. Open-air, KPI, оперативки, все эти бесконечные сводки. В какой-то момент я представил, что вот буду этим до пенсии заниматься. И чуть с 17 этажа не выпрыгнул. Тут резко нужно было нажать стоп-кран. Это очень тяжело, потому что у меня же трое детей к тому к моменту было. Тяжело именно организационно. Взять и куда-то рвануть. Но в этот момент это всё уже отключается. Сейчас я уже думаю – как это могло вообще так получиться? Человек – это такое существо: постоянно переживает спады, падения, подъёмы, восхождения… Потом на следующем этапе уже начинаешь думать: как же ты так решился? Там контракт был в условных единицах, а здесь вот бананы принесли – хорошо. Сегодня вот на службе народу много было, завтра там казначей отчитается, может, дверь закажем…
https://vnnews.ru/ya-predstavil-chto-budu-yetim-do-pensii-z/
– Видимо, нельзя так долго находясь рядом, уйти насовсем. Потом начнётся тоска. Вот почему я в принципе за то, чтобы с младенчества дети пусть даже внешне к храму привыкали. Потом всё будет безвкусно без этого. Вкусивши хорошего вина, никто не станет пить плохое. Понимаете, всё кажется бодягой. Этот вкус надо прививать, эстетику надо прививать. Храм – это прежде всего хранилище, прежде всего… Помимо духовного пути, который можно не разглядеть в храме без усилия… Ну а еще это культура, гармония, некоторый опыт попытки выразить внутреннее во внешнее. Ну как искусство это выражает.
– А как вы вернулись? – спрашиваю я.
– Вообще вернуться и вообще к христианству прийти можно только через встречу с человеком, с носителем. То есть христианству невозможно научиться, им можно только заразиться. Поэтому мне повезло: мне попался человек, который действительно дал ответ на мои вопросы подростковые. Как у Высоцкого –в церкви всё не так. Я в нём увидел просто инаковость. К жизни, к миру… Христианство –это инаковость.
После вуза будущий священник работал на нефтезаводе в Рязани. Потом перешёл в Москву в головной офис транснациональной нефтяной компании.
– А потом мне там стало так нехорошо…
– Почему?
– Почувствовал, что это всё ерунда какая-то – то, чем я занимаюсь каждый день с 9 утра до 6 вечера. То, что нужно имитировать работу в офисе. Я был самый настоящий, как это называется, офисный планктон. Open-air, KPI, оперативки, все эти бесконечные сводки. В какой-то момент я представил, что вот буду этим до пенсии заниматься. И чуть с 17 этажа не выпрыгнул. Тут резко нужно было нажать стоп-кран. Это очень тяжело, потому что у меня же трое детей к тому к моменту было. Тяжело именно организационно. Взять и куда-то рвануть. Но в этот момент это всё уже отключается. Сейчас я уже думаю – как это могло вообще так получиться? Человек – это такое существо: постоянно переживает спады, падения, подъёмы, восхождения… Потом на следующем этапе уже начинаешь думать: как же ты так решился? Там контракт был в условных единицах, а здесь вот бананы принесли – хорошо. Сегодня вот на службе народу много было, завтра там казначей отчитается, может, дверь закажем…
https://vnnews.ru/ya-predstavil-chto-budu-yetim-do-pensii-z/
Ваши новости
«Я представил, что буду этим до пенсии заниматься». Как инженер бросил нефтяную компанию и стал священником
Это всё ерунда какая-то – то, чем я занимался каждый день с 9 утра до 6 вечера"
Известия пишут: "Неизвестные в ночь на 10 января совершили нападение на крупнейший в Казахстане и один из самых больших в Азиатском регионе Художественный музей имени Кастеева.
По словам замдиректора музея Бибигуль Дандыгараевой, участники беспорядков пытались проникнуть в залы, чтобы украсть экспонаты — древнее оружие гуннов и сакских воинов. Как отмечают сотрудники музея, в руках у нападавших были ножи, периодически они размышляли вслух, не убить ли присутствующих сотрудников.
Погромщиков остановила директор музея 65-летняя Гульмира Шалабаева, доктор филологических наук. Она убедила взломавших двери мародеров не трогать ценнейшие экспонаты, так как они являются общим достоянием"
Потрясающая женщина.
По словам замдиректора музея Бибигуль Дандыгараевой, участники беспорядков пытались проникнуть в залы, чтобы украсть экспонаты — древнее оружие гуннов и сакских воинов. Как отмечают сотрудники музея, в руках у нападавших были ножи, периодически они размышляли вслух, не убить ли присутствующих сотрудников.
Погромщиков остановила директор музея 65-летняя Гульмира Шалабаева, доктор филологических наук. Она убедила взломавших двери мародеров не трогать ценнейшие экспонаты, так как они являются общим достоянием"
Потрясающая женщина.