Тиньков поясняет за книги Полыни

Смотрите, пожалуйста, до конца, я старалься)) Аккуратно, внутри мат – ну с этим мемом иначе не никак 😁

Воу! А что так красиво! ❤️ Вы сумасшедшие, тысяча человек!

Ну по такому поводу предлагаю заглянуть к нам на вечерний эфир (19:00) с Мэй, Машей Покусаевой и Николаем Ободниковым. Мы там еще и три книги разыгрываем за лучшие вопросы!

А интересного контента еще прибудет с завтрашнего дня 🔥

А вот еще в чудесной компании рассказал про самые главные ожидаемые книги 2024!

С моей стороны: Нил Стивенсон, Ронат, Лили Лэйноф и Вера Сорока

#пописун

Вчера радостно слушал новый альбом группы «Джоконда» (Елена Минина — безумно талантлива и красива!), и что-то меня проперло написать вам этот пост

На самом деле не просто так пропело, окей, сдаюсь с потрохами. Песня «Страдивари» с альбома очень легла в тему романа, который пишу сейчас. И мысль за мысль, я друг понял, что уже четвертый текст так получается, что работаю с троицами героев. Хотя по Юнгу, кстати, именно четверица героев делает произведение максимально интересным и долгоживущим. Но не об этом.

Смотрите, что у нас тут по троицам.

В «Веке серебра и стали» это триада Алексас-Алистер-Саргон, которая соответствует египетской солнечной триаде «Хепри-Атум-Ра» (солнце на восходе, дневное солнце, закатное солнце). Саргон в данном случае уходит скорее в сторону теней, т.е. солнце почти скрылось. На этой концепции все принципиально построено. Она связана с другими подтекстами романа, и символика (а еще возраст) героев принадлежность в этой триаде выдают весьма и весьма. Алексас — золотое и мягкое утреннее солнце, Алистер — огонь (дневное солнце беспощадно), про Саргона уже сказал.

В «Прахе имени его» (про Карфаген) я тоже намеренно все строил на троице. Здесь купец Баалатон, халдей Фалазар и римлянин Куллеон отвечают уже за пласт «настоящее», «прошлое» и «будущее» соответственно. Каждый из них максимально зациклен на чем-то одном. Для Фалазара бзик на великом прошлом даже оправдан исторически: читал, что шумеро-аккадская (и вавилонская) культура была ориентирована на прошлое, и даже «завтра», в переводе на наши смыслы, звучало как «вчера, которое еще не наступило» (несколько по памяти сейчас коверкаю, в исследовании лучше звучало и точнее)

А вот дальше внезапно. В тексте про сумасшедшего профессора вообще три оптики повествования, там прямо так текст и делится: «художник», «профессор», «бог». А вот по смыслу здесь абсолютная дуальность, противостояние Дионис/Аполлон, бессознательное/сознание. Смешно, что снова все свелось к тройкам!

И в новом тексте, псевдо-Франции XVII века, я тоже спонтанно (честно!) обнаружил, что все повествование сфокусировано четко вокруг трех героев, каждый из которых, скажем так, постиг разную степень чудесного, магического, безумного. В порядке возрастания: Изольд (главная героиня), Луи-Арман («мэр» Парижа) и Святой Сатурн, которого многие тут полюбили.

Вот такая вот история о троицах, или Денис наконец-то выдал немного о писательстве. Лекцию насчет Юнга и архетипов героев европейской культуры (Фауст, Дон Жуан, Дон Кихот, Гамлет), можно послушать вот тут.

#текстозавр

Виктория Войцек, «Поймать океан». Изд. Marshmallow Books

Второй изданный роман Виктории Войцек – нежное и очень романтичное (не романтическое!) фэнтези с элементами притчи в духе лучших историй Хаяо Миядзяки. Автор вновь доказывает, что идеально видит мир глазами героев и транслирует читателю через необходимую оптику. Как в остросоциальной и жутко-реалистической книге «Я, собачка» героиня превращала происходящее в мрачную сказку, так и здесь романтизмом события и образы наполняет именно Асин – она видит мир слишком добрым и сказочным. Неспроста Вальдекриз называет ее «булкой». Асин трудно принять правду о человеческой жестокости; о том, что иногда не остается иного выбора, как, например, убить человека. Отсюда не только поведение героини, но и все «сладкие» описания-сравнения (время течет то «медом», то «сиропом»); потрясающей красоты солнечные зайчики, бегающие по комнате; да даже сцена встречи родителей Асин на причале наполнена чем-то прекрасным и несбыточным. «Поймать океан» – будто бы дань уважения Александру Грину. От «Алых парусов», кроме околоморской тематики, роман перенимает тот же ни раз упомянутый дух романтизма. Асин, полня надежд – маленькая Асоль; такая же, можно сказать, бессовестно оптимистичная мечтательница.

Если читать внимательно, становится понятно, что мир «Поймать океан» постапокалиптичен. Здесь когда-то жили другие люди, но потом стали умирать от болезней; и все вокруг вскоре преобразилось. И этот нюанс текста немаловажен. «Поймать океан» – история с двумя бурными смыслами-течениями. На личностном уровне это весьма стандартный young adult о борьбе с собственными страхами и о принятии реальности такой, какая она есть. Со всеми жуткими тайнами, жестокостью и несправедливостью. На социальном же уровне это притча о человеческой природе и жестокости, все еще существующей даже в мире, полном чудес. Но прежде всего перед читателем увлекательный, по-своему милый и очень добрый роман.

Полную версию читайте в одном из ближайших выпусков «Юности»

#пописун

Сегодня прекратило вещание «Радио КНИГА» 🥲

Новости грустные: на «Радио КНИГА» меня привела дорогая Елена Станиславовна в 2019 году, сказала: «хочешь отписать рецензию в эфир»? Ну как от такого отказываться! Я боюсь открывать этот текст, мы прилично его правили. Это была «Война ангелов» Перумова

С тех пор до сегодняшнего дня 300+ отписанных обзоров на книжные новинки. Можно было и лучше, конечно, но как выходило. Не было бы того предложения Елены Станиславовны и «Книги», не было бы ничего другого: ни Юности, ни Прочтения. По крайней мере, в таком виде.

Грустно, конечно, но все течет, все меняется. И мы будем что-нибудь в жизни менять.

Анастасия Перкова, «Стерегущие золото грифы». Изд. МИФ

Визитная карточка Анастасии Перковой – алтайский колорит. Все пять историй, собранные под обложкой, построены на классических тропах и архетипах легенд и сказаний, обогащенных литературным языком. И именно детали быта, а также реальные мифы и сказки, вплетенные в сюжет и концепцию «Стерегущих золото грифов», делают текст увлекательным и отчасти волшебным. Тем более, культура, с которой решает работать автор, не столь знакома широкому кругу читателей.

Как и заявлено аннотации, все тексты так или иначе связаны самой алтайской принцессой. Однако это – не единственное, что объединяет пять историй внутри «Стерегущих золото грифов». Центральным, вернее даже сказать осевым, становится сказание о взрослеющем юноше Темире, Старой Шаманке и ее дочери – история-инициация о любви и преданности, о готовности пожертвовать собой не ради не только кровных родственников, но и просто добрых людей. И именно на этот текст, словной пряжу, автор наматывает остальные истории: две из них поданы как сказки, которые за кадром рассказывал Темир, одна же сперва кажется совершенно спонтанной, но в финале все встает на свои места – это предыстория Старой Шаманки. Последняя сосредоточена на Ак-Кадын, алтайской принцессе.

Анастасия Перкова работает по принципу мастера-мозаичника: выбирает только самые яркие и колоритные стеклышки и вплетает их в сюжеты, которые лишь на достаточной дистанции собираются в цельную картину, а до того кажутся милыми, но несвязными картинками. И оттого «Стерегущие золото грифы» особенно хороши – они, по сути, пытаются повторить эффект любого реального сказочного или мифологического цикла, но при этом опираются на археологические находки. Автор, как видно из послесловия, ставит себе весьма понятную цель – рассказать историю живших когда-то давным-давно людей так, чтобы получилось похоже на правду. Если и спекулировать о прошлом, то только так – красиво и с научным подходом.

Полную версию читайте в одной из подборок Юности

#пописун

Вопрос на засыпку: почему некоторые в переписках все еще иногда пишут окей вместо ок? Это ж целых две лишние буквы!

ЧТО ВАМИ ДВИЖЕТ?!

Неделя вышла какой-то абсолютно странной.

Пока подтягиваю хвосты и доделываю подборку обзоров (не спрашивайте, сколько я прочитал, но там много интересного), урвал времени написать кусок нового текста.

В скором времени принесу хорошего контента: на носу статья от Тани Соловьевой про современную прозу, отличное и, как вышло, болезненное интервью с Уной Харт (Анастасией Максимовой) и, само собой, пара-тройка обзоров на свеженькое. Stay tuned! А внизу кусочек текста 👇

***

Мысли Святого Сатурна неподвластны мне: даже обернувшись змеем-искусителем не проникнуть внутрь его ороговевшего сознания. Остается лишь наблюдать – довольствоваться там, как вековечный старик медленно, гигантом из древних легенд, шагает по берегу Сены, и прохожие отшатываются, крестятся, обходят его за версту – ни то от дурного предчувствия, ни то от мерзкого запаха; мертвец, никогда не лежавшей в могиле, смердит протухшей жизнью. Я не слышу его мыслей. Они – глухой шум, похожий на тот, что испускает залитое водой пламя, зато вижу мир его глазами: все вокруг шатается, небеса – черно-зеленые, солнце – хищное пламя, Сена – реки слизи, а люди – чудовища со звериными головами, говорящие на непонятном языке. Но их слова и не важны – ни мне, ни вам, ни Святому Сатурну.

Движение чуждо ему, он позабыл его, а потому каждый шаг – тяжелый и роковой, каждый шаг – это неоспоримый приговор; бам – и летят головы, бам – и летят головы, бам… Но вот Святой Сатурн останавливается, и меняется его не выражающее эмоции бледное, в плесени и мхе, лицо – о, если смотреть долго, научишься читать по глазам и линиям морщин! Привычное спокойствие накрывает его; я вновь смотрю его глазами – мир выглядит привычнее, остались лишь звероголовые чудовища заместо парижан, зато Сена – такая чистая, какой, возможно, была лишь во времена римского владычества, пока боги, заскучавшие в небедных чертогах, могли возжелать искупаться в ней или испить земных вод – нельзя было их разочаровывать. И вот Святой Сатурн, не глядя, достает из кармана стеклянный пузырек из мутного стекла – ох, даже он успел покрыться плесенью! – крутит в паровой руке, с трудом шевеля одеревеневшими пальцами; смотрит на Сену, глаза – полуприкрыты. Откупоривает его и, вновь не глядя, заливает в рот – содержимое невнятного цвета течет по губам, а он даже не утирается. Опустошив пузырек, закупоривает обратно и – ох, какие манеры, старик, какие манеры! – убирает в карман. Тут мне впору вновь посмотреть на мир его глазами, но я не желаю мучать себя – и без того знаю, что его сейчас скручивает спиралью, в глазах темнеет, а пальцы – видно каждому! – подергивает судорогой. Старый аптекарь продал ему яд без лишних вопросов, хотя их накопилось много, я побывал в голове несчастного – но язык словно онемел, то ли от запаха, то ли от ужаса; как только Святой Сатурн вошел в его аптеку, не вертя головой, не рассматривая причудливые склянки, как любили дети, когда, недовольные, тащились сюда следом за родителями, аптекарь замер – и мог только бессвязно мычать и дергать руками, указывая, куда смотреть. Да и этого не понадобилось: Святой Сатурн задал всего один вопрос – голос его перерос из гортанного рыка в болотное хлюпанье, и только потом стал сухими, страшными и кривыми словами; они иссыхают, когда слишком часто думаешь про себя. И аптекарь, скрючившись, как не скрючиваются иные старики в годы своей покрытой инеем осени, достал невзрачный пузырек с самым сильным ядом – верил, что он убьет даже чудовище, заявившиеся к нему.

Святой Сатурн тоже хочет в это верить.