#смотритесами
Чистая судьба. Владислав Ефимов о выставке «Владимир Куприянов. Возвращение времени» в ММОМА на Гоголевском:
Задача написать про выставку Владимира Куприянова кажется мне сложной: мы все долго её ждали, и поэтому объективность по отношению к экспозиции может быть нарушена. Тем более что, прогуливаясь по залам музея и рассматривая выставку, я оказался в прошлом — волнительном и интересном. Руками искусства прошлое касается тебя, разъясняет судьбу. Наверное, поэтому выставка так и называется — «Возвращение времени». Конечно, стоит разобраться, как мы возвращаем время и для кого это делаем. Мне, коллеге Владимира и его товарищу, время кажется одним твёрдым куском космической материи. А вот молодому человеку ценность прошлого приходится доказывать: для молодых художников оно гибкое и пластичное.
После смерти Куприянова разговоры об его искусстве постепенно поутихли. Если его работы и вспоминали, то делали это лишь изредка — по крайней мере, так мне казалось. Это не проблема его искусства: скорее всего, для реакции на него нужно было немного подождать. Мой опыт демонстрации работ Куприянова в рамках учебного процесса школы им. Родченко, одним из основателей которой он был, показал, что контекст, в котором были созданы и «жили» его произведения, важен, но не определяет их полностью. Он не мешает восприятию его работ.
Конечно, привязанность к фундаментальным ценностям территории, на которой и для которой работал Куприянов, неоспорима. Но сама смысловая множественность инсталляций, заострённая форма его произведений позволяет им легко покорять художественные горизонты. В этой связи понимание его работ даётся легко: мы тихо стоим на выставке между возобновлённым прошлым и смотрим в будущее. Коррекция, которую, искусно пользуясь концептуальным языком, вносит Куприянов в бездушное пространство современного искусства, помогает освободиться от соблазна холодной рассудочности и от исторического анализа. Я думаю, что в концептуальном подходе Куприянова, в экспериментах с формой вещей и их душевных интерпретациях заключается успех его творческого пути.
Строгий взгляд Куприянова, стремление к производству духовных ценностей интересен и особенно мил. Такого искусства всегда мало. Художники часто боятся декларировать гуманистические или религиозные ценности — либо по причине неверия в них, либо из-за давления ложно понятых законов логики и формальных принципов. Особенно это касается путей развития фотографии, концептуального подхода к ней. Человек в работе фотографа-концептуалиста часто исчезает: остаётся поверхность, оболочка, засушенная форма. Куприянов, пожалуй, единственный автор, которому одновременно важны как формальные эксперименты, так и внимание к людям, литературному родному пространству.
Спорить с Куприяновым было интересно и поучительно. Он резко и активно отстаивал свою точку зрения на смысл искусства, его объединяющую силу. Наша группа «Непосредственная фотография» дружила с Владимиром: мы все по очереди спорили с ним, и часто в этих разговорах появлялось то, с чем невозможно расстаться. Я очень рад, что куратором выставки стал Виктор Мизиано — историк искусства, куратор и мыслитель, который прекрасно понимает важность диалога, даже разногласий между художниками, каждый из которых ценен и прочерчивает особую линию на территории искусства. С Куприяновым он работал давно и плодотворно, запирая его энергию в одном пространстве с другими авторами. Получалось всем на пользу — получалось развитие искусства.
Впервые за долгие годы собранные в одном пространстве работы Владимира Куприянова выглядят интересно, познавательно, экзотично. Они обращены в сторону человека в его обычных жизненных обстоятельствах. Необычного в этой жизни нет: вся она, благодаря концептуальному языку Куприянова, как на ладони. Чистая и прямая судьба каждого касается всех нас, мы в её власти. Большая работа, которую проделали организаторы выставки и прекрасный каталог невероятно впечатляют, дают уверенность, что искусство не может быть забыто: оно дотягивается до всех, удивляет и воспитывает.
⏳До 24 ноября 2024
Чистая судьба. Владислав Ефимов о выставке «Владимир Куприянов. Возвращение времени» в ММОМА на Гоголевском:
Задача написать про выставку Владимира Куприянова кажется мне сложной: мы все долго её ждали, и поэтому объективность по отношению к экспозиции может быть нарушена. Тем более что, прогуливаясь по залам музея и рассматривая выставку, я оказался в прошлом — волнительном и интересном. Руками искусства прошлое касается тебя, разъясняет судьбу. Наверное, поэтому выставка так и называется — «Возвращение времени». Конечно, стоит разобраться, как мы возвращаем время и для кого это делаем. Мне, коллеге Владимира и его товарищу, время кажется одним твёрдым куском космической материи. А вот молодому человеку ценность прошлого приходится доказывать: для молодых художников оно гибкое и пластичное.
После смерти Куприянова разговоры об его искусстве постепенно поутихли. Если его работы и вспоминали, то делали это лишь изредка — по крайней мере, так мне казалось. Это не проблема его искусства: скорее всего, для реакции на него нужно было немного подождать. Мой опыт демонстрации работ Куприянова в рамках учебного процесса школы им. Родченко, одним из основателей которой он был, показал, что контекст, в котором были созданы и «жили» его произведения, важен, но не определяет их полностью. Он не мешает восприятию его работ.
Конечно, привязанность к фундаментальным ценностям территории, на которой и для которой работал Куприянов, неоспорима. Но сама смысловая множественность инсталляций, заострённая форма его произведений позволяет им легко покорять художественные горизонты. В этой связи понимание его работ даётся легко: мы тихо стоим на выставке между возобновлённым прошлым и смотрим в будущее. Коррекция, которую, искусно пользуясь концептуальным языком, вносит Куприянов в бездушное пространство современного искусства, помогает освободиться от соблазна холодной рассудочности и от исторического анализа. Я думаю, что в концептуальном подходе Куприянова, в экспериментах с формой вещей и их душевных интерпретациях заключается успех его творческого пути.
Строгий взгляд Куприянова, стремление к производству духовных ценностей интересен и особенно мил. Такого искусства всегда мало. Художники часто боятся декларировать гуманистические или религиозные ценности — либо по причине неверия в них, либо из-за давления ложно понятых законов логики и формальных принципов. Особенно это касается путей развития фотографии, концептуального подхода к ней. Человек в работе фотографа-концептуалиста часто исчезает: остаётся поверхность, оболочка, засушенная форма. Куприянов, пожалуй, единственный автор, которому одновременно важны как формальные эксперименты, так и внимание к людям, литературному родному пространству.
Спорить с Куприяновым было интересно и поучительно. Он резко и активно отстаивал свою точку зрения на смысл искусства, его объединяющую силу. Наша группа «Непосредственная фотография» дружила с Владимиром: мы все по очереди спорили с ним, и часто в этих разговорах появлялось то, с чем невозможно расстаться. Я очень рад, что куратором выставки стал Виктор Мизиано — историк искусства, куратор и мыслитель, который прекрасно понимает важность диалога, даже разногласий между художниками, каждый из которых ценен и прочерчивает особую линию на территории искусства. С Куприяновым он работал давно и плодотворно, запирая его энергию в одном пространстве с другими авторами. Получалось всем на пользу — получалось развитие искусства.
Впервые за долгие годы собранные в одном пространстве работы Владимира Куприянова выглядят интересно, познавательно, экзотично. Они обращены в сторону человека в его обычных жизненных обстоятельствах. Необычного в этой жизни нет: вся она, благодаря концептуальному языку Куприянова, как на ладони. Чистая и прямая судьба каждого касается всех нас, мы в её власти. Большая работа, которую проделали организаторы выставки и прекрасный каталог невероятно впечатляют, дают уверенность, что искусство не может быть забыто: оно дотягивается до всех, удивляет и воспитывает.
⏳До 24 ноября 2024
#смотритесами
Евгений Наумов о выставке Ивана Плюща «Свидетель чужой жизни» в галерее pop/off/art. Часть 1:
Галерея pop/off/art представила новые произведения Ивана Плюща, одного из семи самых перспективных художников России по мнению Forbes 2013 года. Этот вывод, вероятно, во многом был сделан на основании выставки «Скульптуры» 2009 года — первого совместного проекта Ивана и галереи Сергея Попова. Тогда автор представил серию живописных полотен, изображающих искалеченные статуи, играющие роли живых людей. Эти образы, вдохновленные, возможно, Гришей Брускиным или даже Джорджо де Кирико, делают явным интерес Плюща к проблеме времени. Сегодня этот зрелый живописец представляет уже собственные оригинальные визуальные интерпретации прошлого и будущего.
Экспозицию выставки «Свидетель чужой жизни» составили две серии Ивана Плюща: «Тени от слез» (2023) и «Солярис» (2024). Одна из них обращена к прошедшему времени, другая — к грядущему, одна стала воплощением кантовской идеи «мира как явления», другая — «мира для самого себя». Последнее показывает, что художник в своих исследованиях от социального восприятия времени как вместилища ностальгии, «неудобного прошлого», тревожного или светлого будущего перешел к трансцендентальной философии и феноменологии.
Проблема времени, в частности прошлого, в том, что оно не существует нигде помимо человеческого сознания. Именно по этой причине и возможны парадоксы, так удивившие публициста Николая Эппле — одни и те же исторические явления могут отрицаться или считаться основополагающими для формирования самовосприятия. Будущее же, тем более, оказывается всего лишь проекцией человеческих надежд и страхов, воплощенных в философско-религиозные системы пророчащие наступление Золотого Века или Конца Света.
Серия «Тени от слез» в основном представляет работу с восприятием прошлого, о чем свидетельствует направление потоков черной краски к левому краю картины, что в западноевропейских знаковых системах означает движение к зрителю, возвращение домой. Черные силуэты детей выступают метафорой отсутствия точных знания о работе человеческого сознания. Дети еще не имеют личного прошлого, и вынуждены выстраивать восприятие самих себя и окружающего мира по тем отрывочным сведениям, которые им предоставляют взрослые. При этом никто не может предсказать, как эти сведения будут интерпретированы взрослыми людьми в будущем.
Евгений Наумов о выставке Ивана Плюща «Свидетель чужой жизни» в галерее pop/off/art. Часть 1:
Галерея pop/off/art представила новые произведения Ивана Плюща, одного из семи самых перспективных художников России по мнению Forbes 2013 года. Этот вывод, вероятно, во многом был сделан на основании выставки «Скульптуры» 2009 года — первого совместного проекта Ивана и галереи Сергея Попова. Тогда автор представил серию живописных полотен, изображающих искалеченные статуи, играющие роли живых людей. Эти образы, вдохновленные, возможно, Гришей Брускиным или даже Джорджо де Кирико, делают явным интерес Плюща к проблеме времени. Сегодня этот зрелый живописец представляет уже собственные оригинальные визуальные интерпретации прошлого и будущего.
Экспозицию выставки «Свидетель чужой жизни» составили две серии Ивана Плюща: «Тени от слез» (2023) и «Солярис» (2024). Одна из них обращена к прошедшему времени, другая — к грядущему, одна стала воплощением кантовской идеи «мира как явления», другая — «мира для самого себя». Последнее показывает, что художник в своих исследованиях от социального восприятия времени как вместилища ностальгии, «неудобного прошлого», тревожного или светлого будущего перешел к трансцендентальной философии и феноменологии.
Проблема времени, в частности прошлого, в том, что оно не существует нигде помимо человеческого сознания. Именно по этой причине и возможны парадоксы, так удивившие публициста Николая Эппле — одни и те же исторические явления могут отрицаться или считаться основополагающими для формирования самовосприятия. Будущее же, тем более, оказывается всего лишь проекцией человеческих надежд и страхов, воплощенных в философско-религиозные системы пророчащие наступление Золотого Века или Конца Света.
Серия «Тени от слез» в основном представляет работу с восприятием прошлого, о чем свидетельствует направление потоков черной краски к левому краю картины, что в западноевропейских знаковых системах означает движение к зрителю, возвращение домой. Черные силуэты детей выступают метафорой отсутствия точных знания о работе человеческого сознания. Дети еще не имеют личного прошлого, и вынуждены выстраивать восприятие самих себя и окружающего мира по тем отрывочным сведениям, которые им предоставляют взрослые. При этом никто не может предсказать, как эти сведения будут интерпретированы взрослыми людьми в будущем.
#смотритесами
Евгений Наумов о выставке Ивана Плюща «Свидетель чужой жизни» в галерее pop/off/art. Часть 2:
Для человека, вглядывающегося в прошлое, мир уже не существует, но предстает как некое видение, неясное, лишенное деталей, но неизбежно имеющее смысл. Смысл прошлого в настоящем, и история — это наука, объясняющая статус кво. Там мы находим особняки исчезнувших дворянских родов, фигуры ученых в белых халатах, самих себя на школьном концерте, читающих шедевры литературы прошлого, отразившие события, бывшие прошлым уже для их авторов. Даже настоящий момент дан человеку не сам по себе, а в преломлении системы восприятия. Временной лаг составляет доли секунды, но это не исправляет того, что человеческий разум работает с вселенной, которой уже не существует.
Серия «Солярис», как и произведение Станислава Лема, обращена в будущее, которое человек измышляет на основании прошлого. Оригинальный роман помимо трудностей контакта человеческого и нечеловеческого разума рассказывает биографию науки соляристики, переживающей упадок. Композиции этой живописной серии более абстрактны и включают в себя разрозненные неконкретные изображения зданий, интерьеров, операционных столов. Именно они становятся источниками направленных к правой части картины потеков краски.
Будущее не дано человеческому разуму как явление — только как идея, концепция, область спекуляций. Оно закрыто, как закрыты «вещи в себе» или «вещи для самих себя» в учении Канта. Будущее еще не стало феноменом. Отчасти мы создаем его своими руками, отчасти мы фантазируем о нем, основываясь на оптимистических или пессимистических идеях, так или иначе — будущее создается всем человечеством, его руками и его разумом. Поэтому в этой серии Ивана Плюща человеческую фигуру заменяют здания — плод социума и место коллективного общежития индивидов. Поэтому же потеки краски становятся цветными — слиянием потоков мысли и действия многих и многих частных лиц. Будущее по большей части радужно, потому что человеческий разум оказывается не в силах измыслить конец своего существования.
Но если память о прошлом носит коллективный характер, и представление о будущем лишь плод общественной мысли, где же Иван Плющ видит индивидуальное время? Оно оказывается законсервированном в инсталляции «Апофеоз детства» — сложенных в пирамиду разноцветных мячиков. Иммануил Кант мало думал об индивидуальном переживании жизни, оставив этот аспект философии экзистенциалистам. У каждого из посетителей выставки, наверняка, был похожий мяч, с которым он играл, забыв о прошлом и будущем. Для художника этот мяч стал точкой концентрации жизни человека в свободе и радости. И каждый человек, включая Ивана Плюща, принес этот мяч в кучу, чтобы расстаться с миром самости и стать взрослым. И зрителю остается лишь вспоминать детство как явление.
⏳До 1 декабря
Евгений Наумов о выставке Ивана Плюща «Свидетель чужой жизни» в галерее pop/off/art. Часть 2:
Для человека, вглядывающегося в прошлое, мир уже не существует, но предстает как некое видение, неясное, лишенное деталей, но неизбежно имеющее смысл. Смысл прошлого в настоящем, и история — это наука, объясняющая статус кво. Там мы находим особняки исчезнувших дворянских родов, фигуры ученых в белых халатах, самих себя на школьном концерте, читающих шедевры литературы прошлого, отразившие события, бывшие прошлым уже для их авторов. Даже настоящий момент дан человеку не сам по себе, а в преломлении системы восприятия. Временной лаг составляет доли секунды, но это не исправляет того, что человеческий разум работает с вселенной, которой уже не существует.
Серия «Солярис», как и произведение Станислава Лема, обращена в будущее, которое человек измышляет на основании прошлого. Оригинальный роман помимо трудностей контакта человеческого и нечеловеческого разума рассказывает биографию науки соляристики, переживающей упадок. Композиции этой живописной серии более абстрактны и включают в себя разрозненные неконкретные изображения зданий, интерьеров, операционных столов. Именно они становятся источниками направленных к правой части картины потеков краски.
Будущее не дано человеческому разуму как явление — только как идея, концепция, область спекуляций. Оно закрыто, как закрыты «вещи в себе» или «вещи для самих себя» в учении Канта. Будущее еще не стало феноменом. Отчасти мы создаем его своими руками, отчасти мы фантазируем о нем, основываясь на оптимистических или пессимистических идеях, так или иначе — будущее создается всем человечеством, его руками и его разумом. Поэтому в этой серии Ивана Плюща человеческую фигуру заменяют здания — плод социума и место коллективного общежития индивидов. Поэтому же потеки краски становятся цветными — слиянием потоков мысли и действия многих и многих частных лиц. Будущее по большей части радужно, потому что человеческий разум оказывается не в силах измыслить конец своего существования.
Но если память о прошлом носит коллективный характер, и представление о будущем лишь плод общественной мысли, где же Иван Плющ видит индивидуальное время? Оно оказывается законсервированном в инсталляции «Апофеоз детства» — сложенных в пирамиду разноцветных мячиков. Иммануил Кант мало думал об индивидуальном переживании жизни, оставив этот аспект философии экзистенциалистам. У каждого из посетителей выставки, наверняка, был похожий мяч, с которым он играл, забыв о прошлом и будущем. Для художника этот мяч стал точкой концентрации жизни человека в свободе и радости. И каждый человек, включая Ивана Плюща, принес этот мяч в кучу, чтобы расстаться с миром самости и стать взрослым. И зрителю остается лишь вспоминать детство как явление.
⏳До 1 декабря
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке Елены Шаргановой «Лучезарный город» в галерее Измайлово. Часть 1:
В галерее Измайлово идет персональная выставка художницы Елены Шаргановой «Лучезарный город», повествующая об истории небольшого индустриального городка, в которой преломляется проблематика локальной истории родных мест. Экспозиция объединяет как ранние живописные работы художницы, так и последние текстильные коллажи, которые формально вторят ключевой теме: наслоениям личной и коллективной памяти.
Я узнала о Лене и ее работах благодаря социологу и куратору Евгении Гольман, которая, кстати, написала о ее творчестве подробную социолого-критическую статью. Оказалось, что нас связывает не только пузырь московского современного искусства: мы обе родились и выросли в небольшом богом забытом городе в Тверской области — Нелидово. Именно он стал для художницы главным вдохновителем и предметом ее работ.
На коллажах сталкиваются не только различные материалы, но и слои артефактов памяти: архитектурные изыскания русских авангардистов, архивные краеведческие документы и личные семейные фотографии. Одним из основополагающих проектов художницы стала одноименная серия коллажей о чаяниях и надеждах создать в 50-е годы на местах болотистых таежных лесов «город акаций», город будущего для счастливой и продуктивной жизни нового советского человека. Однако индустриализация, истощение добываемых ресурсов и централизация внесли в этот сценарий свои неутешительные коррективы. Теперь Нелидово относится к разряду умирающих городов, население которого продолжает сокращаться, а инфраструктура — разрушаться, о чем говорят в том числе «Терриконы памяти», изображающие заброшенные угольные шахты.
Московская «метрополия» все также притягивает к себе жителей всей страны, однако проблемы регионов — слово, набившее современному искусству оскомину — никуда не уходит. И касаются они не только внутренней миграции или отсутствия адекватной экономической и культурной базы, но и вопросов памяти и ностальгии. Оторванные от родных мест, мы сохраняем с этими местами определенную семейную или, как бы это ни звучало, духовную связь, разрыв которой для отдельно взятого человека может ощущаться как болезненная и неразрешимая травма. Причины этого разрыва очевидны и кроются в продолжающейся централизации и сосредоточении ресурсов в столице или принципиально важных для имперской политики регионах. Но проекты художницы, имплицитно подразумевающие в себе критику проблемы, предлагают поразмышлять и о выходе из нее.
Анастасия Хаустова о выставке Елены Шаргановой «Лучезарный город» в галерее Измайлово. Часть 1:
В галерее Измайлово идет персональная выставка художницы Елены Шаргановой «Лучезарный город», повествующая об истории небольшого индустриального городка, в которой преломляется проблематика локальной истории родных мест. Экспозиция объединяет как ранние живописные работы художницы, так и последние текстильные коллажи, которые формально вторят ключевой теме: наслоениям личной и коллективной памяти.
Я узнала о Лене и ее работах благодаря социологу и куратору Евгении Гольман, которая, кстати, написала о ее творчестве подробную социолого-критическую статью. Оказалось, что нас связывает не только пузырь московского современного искусства: мы обе родились и выросли в небольшом богом забытом городе в Тверской области — Нелидово. Именно он стал для художницы главным вдохновителем и предметом ее работ.
На коллажах сталкиваются не только различные материалы, но и слои артефактов памяти: архитектурные изыскания русских авангардистов, архивные краеведческие документы и личные семейные фотографии. Одним из основополагающих проектов художницы стала одноименная серия коллажей о чаяниях и надеждах создать в 50-е годы на местах болотистых таежных лесов «город акаций», город будущего для счастливой и продуктивной жизни нового советского человека. Однако индустриализация, истощение добываемых ресурсов и централизация внесли в этот сценарий свои неутешительные коррективы. Теперь Нелидово относится к разряду умирающих городов, население которого продолжает сокращаться, а инфраструктура — разрушаться, о чем говорят в том числе «Терриконы памяти», изображающие заброшенные угольные шахты.
Московская «метрополия» все также притягивает к себе жителей всей страны, однако проблемы регионов — слово, набившее современному искусству оскомину — никуда не уходит. И касаются они не только внутренней миграции или отсутствия адекватной экономической и культурной базы, но и вопросов памяти и ностальгии. Оторванные от родных мест, мы сохраняем с этими местами определенную семейную или, как бы это ни звучало, духовную связь, разрыв которой для отдельно взятого человека может ощущаться как болезненная и неразрешимая травма. Причины этого разрыва очевидны и кроются в продолжающейся централизации и сосредоточении ресурсов в столице или принципиально важных для имперской политики регионах. Но проекты художницы, имплицитно подразумевающие в себе критику проблемы, предлагают поразмышлять и о выходе из нее.
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке Елены Шаргановой «Лучезарный город» в галерее Измайлово. Часть 2:
«Лучезарный город» запустил серию публикаций в местной прессе, и как минимум тот факт, что о городе узнают, вызывает у его жителей чувство скромной гордости. По крайней мере, мой дед этой новостью был очарован. В дискуссии «Локальная история и память места в художественной практике», которая прошла в Открытых студиях Винзавода весной и в которой помимо Лены Шаргановой и Евгении Гольман участвовали художницы Сания Саженская и Мария Сафронова, куратор Майкл Арутюнян отметил, что подобные проекты и выставки «важны для людей и сразу влияют на них на каком-то глубинном уровне». Как показало исследование Гольман, которая проанализировала ответы посетителей Открытых на такие нетривиальные вопросы как «Что вы чувствуете, возвращаясь в родной город?» и «Каким он будет через 30 лет?» — человеку небезразлична судьба его «малой родины» и будущего он желает ей нежно-оптимистического.
Уводит от этого будущего идеологическая политика большого нарратива, и возвращение к локальным историям предлагает ей сильный противовес. В этом смысле искусство Шаргановой действительно отличный пример не реставрирующей, но рефлексирующей ностальгии, вектор которой не ретротопичен, а устремлен в будущее. К тому же это еще и безупречный с формальной точки зрения проект. У художницы академическое образование, поэтому ее коллажи основательны технически и композиционно. В них использовано большое количество материалов, которые смотрятся гармонично и целостно, их колорит — спокоен и немного приглушен, как те же архивные снимки, а сюжеты потенциально могут найти отклик в памяти каждого зрителя.
Таким образом в «Лучезарном городе» мы можем наблюдать как искусство, обращаясь к личной истории, предлагает способ не помпезного, но тихого памятования о прошлом, которое постепенно, слой за слоем, стирает лица близких нам людей и образы родных мест. Мы задаемся вопросом, что же по ним останется, а главное, какое место в этой истории занимаем мы сами. Я очень долго тосковала по прошлому своей семьи, пока не столкнулась с проектом Лены, который во многом стал для меня терапевтическим: помог запечатать память о доме в капсулу времени, чтобы я могла двигаться дальше не с чувством тяжести, но осознания продолжающейся жизни, потому что лишь внимательное и заботливое примирение с прошлым дарит шанс на построение нового будущего.
Анастасия Хаустова о выставке Елены Шаргановой «Лучезарный город» в галерее Измайлово. Часть 2:
«Лучезарный город» запустил серию публикаций в местной прессе, и как минимум тот факт, что о городе узнают, вызывает у его жителей чувство скромной гордости. По крайней мере, мой дед этой новостью был очарован. В дискуссии «Локальная история и память места в художественной практике», которая прошла в Открытых студиях Винзавода весной и в которой помимо Лены Шаргановой и Евгении Гольман участвовали художницы Сания Саженская и Мария Сафронова, куратор Майкл Арутюнян отметил, что подобные проекты и выставки «важны для людей и сразу влияют на них на каком-то глубинном уровне». Как показало исследование Гольман, которая проанализировала ответы посетителей Открытых на такие нетривиальные вопросы как «Что вы чувствуете, возвращаясь в родной город?» и «Каким он будет через 30 лет?» — человеку небезразлична судьба его «малой родины» и будущего он желает ей нежно-оптимистического.
Уводит от этого будущего идеологическая политика большого нарратива, и возвращение к локальным историям предлагает ей сильный противовес. В этом смысле искусство Шаргановой действительно отличный пример не реставрирующей, но рефлексирующей ностальгии, вектор которой не ретротопичен, а устремлен в будущее. К тому же это еще и безупречный с формальной точки зрения проект. У художницы академическое образование, поэтому ее коллажи основательны технически и композиционно. В них использовано большое количество материалов, которые смотрятся гармонично и целостно, их колорит — спокоен и немного приглушен, как те же архивные снимки, а сюжеты потенциально могут найти отклик в памяти каждого зрителя.
Таким образом в «Лучезарном городе» мы можем наблюдать как искусство, обращаясь к личной истории, предлагает способ не помпезного, но тихого памятования о прошлом, которое постепенно, слой за слоем, стирает лица близких нам людей и образы родных мест. Мы задаемся вопросом, что же по ним останется, а главное, какое место в этой истории занимаем мы сами. Я очень долго тосковала по прошлому своей семьи, пока не столкнулась с проектом Лены, который во многом стал для меня терапевтическим: помог запечатать память о доме в капсулу времени, чтобы я могла двигаться дальше не с чувством тяжести, но осознания продолжающейся жизни, потому что лишь внимательное и заботливое примирение с прошлым дарит шанс на построение нового будущего.
#смотритесами
Юля Тихомирова о выставке Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…» в ЦСИ AZ/ART. Часть 1:
Пейзаж, натюрморт, портрет — жанровые первоосновы. Природа, предмет, человек — ключевые элементы умозрительного бытия. Выставка Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…», проходящая в Центре современного искусства AZ/ART, показывает, как три основополагающих живописных жанра питают друг друга в творчестве гениального художника-аутсайдера.
Бытует мнение, что гениальный творец и его произведения не поддаются историко-искусствоведческому анализу, что его работы вызывают аффект, но не встраиваются в историю искусства. Владимир Яковлев один из таких художников-отщепенцев, трепетный автор «портретов ветра» и творец-затворник. И все же для того, чтобы вдумчиво оценить его произведения, необходимо обозначить его художественное сродство, его генезис и его собеседников. На выставке в AZ/ART представлены работы, явно апеллирующие к пуантилизму и ташизму и вместе с тем, несмотря на обилие работ, инспирированных модернистскими исканиями, Яковлев не предстает эпигоном. Все благодаря инъекции субъектного своебразия.
Импульсом к началу художественной работы для Яковлева стал Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957-го года, во время которого советский художник увидел западноевропейское современное искусство. Вот, например, ранние портреты. Тонкие, вытянутые лица, вычерченные болезненно-точной, хоть и порой дребезжащей линией Яковлева напоминают блаженной меланхоличной вытянутостью скульптуры Бранкузи. А общим предком всех этих людей с графических портретов 1960-х годов является Даниил Хармс с портрета кисти Алисы Порет: гротескные черты, насупленно-просветленные образы, — все это плоть от плоти абсурдизм вывернутой лирики XX века. Тонкая стерильная скульптурность резонирует в ранней графике Яковлева со страдальческим абсурдизмом ОБЭРИУтов.
Цветы Яковлева гармонично перетекают в портреты: красноречив в этом плане графический лист «Цветок в стакане и яблоко» (начало 1960-х), — де-факто это натюрморт, но стоит отойти дальше, чуть прищурить скептический глаз, и выверенная композиция предстает парадным портретом. Стол — массивное туловище, шея — стакан, голова — цветок. Натюрморт оживотворяется и становится чувственным сюрреализмом. Фигуры людей, на которые накладывается метафизический крест, резонируют с творчеством Эдуарда Штейнберга, эдакового «припудренного Малевича». В отличие от Штейнберга, Яковлев своей неровной фактурой, сложными колористическими коллизиями и поветрием ар-брют придает религиозно-супрематическим коннотациями личную болезненную субъективность.
Сюрреализм оказывается важнейшей темой при рассмотрении генезиса художественной лирики Владимира Яковлева. Известная сюрреалистическая композиция, человеческий портрет совмещенный с наплывающим на физиономию натюрмортом, используется и Яковлевым: вот «Портрет с бутылкой» (1969), а вот многократные «портреты с крестом», есть и «Автопортрет» с левитирующим у лица яблоком, — магриттовская тема. Но если пластика сюрреализма сопоставима с глянцем застывшей ртути, то яковлевская кисть неровная, колорит нервический, композиция диссонанса. Никакой гладкой стерильности магриттовского сюрреализма нет и в помине.
Юля Тихомирова о выставке Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…» в ЦСИ AZ/ART. Часть 1:
Пейзаж, натюрморт, портрет — жанровые первоосновы. Природа, предмет, человек — ключевые элементы умозрительного бытия. Выставка Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…», проходящая в Центре современного искусства AZ/ART, показывает, как три основополагающих живописных жанра питают друг друга в творчестве гениального художника-аутсайдера.
Бытует мнение, что гениальный творец и его произведения не поддаются историко-искусствоведческому анализу, что его работы вызывают аффект, но не встраиваются в историю искусства. Владимир Яковлев один из таких художников-отщепенцев, трепетный автор «портретов ветра» и творец-затворник. И все же для того, чтобы вдумчиво оценить его произведения, необходимо обозначить его художественное сродство, его генезис и его собеседников. На выставке в AZ/ART представлены работы, явно апеллирующие к пуантилизму и ташизму и вместе с тем, несмотря на обилие работ, инспирированных модернистскими исканиями, Яковлев не предстает эпигоном. Все благодаря инъекции субъектного своебразия.
Импульсом к началу художественной работы для Яковлева стал Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957-го года, во время которого советский художник увидел западноевропейское современное искусство. Вот, например, ранние портреты. Тонкие, вытянутые лица, вычерченные болезненно-точной, хоть и порой дребезжащей линией Яковлева напоминают блаженной меланхоличной вытянутостью скульптуры Бранкузи. А общим предком всех этих людей с графических портретов 1960-х годов является Даниил Хармс с портрета кисти Алисы Порет: гротескные черты, насупленно-просветленные образы, — все это плоть от плоти абсурдизм вывернутой лирики XX века. Тонкая стерильная скульптурность резонирует в ранней графике Яковлева со страдальческим абсурдизмом ОБЭРИУтов.
Цветы Яковлева гармонично перетекают в портреты: красноречив в этом плане графический лист «Цветок в стакане и яблоко» (начало 1960-х), — де-факто это натюрморт, но стоит отойти дальше, чуть прищурить скептический глаз, и выверенная композиция предстает парадным портретом. Стол — массивное туловище, шея — стакан, голова — цветок. Натюрморт оживотворяется и становится чувственным сюрреализмом. Фигуры людей, на которые накладывается метафизический крест, резонируют с творчеством Эдуарда Штейнберга, эдакового «припудренного Малевича». В отличие от Штейнберга, Яковлев своей неровной фактурой, сложными колористическими коллизиями и поветрием ар-брют придает религиозно-супрематическим коннотациями личную болезненную субъективность.
Сюрреализм оказывается важнейшей темой при рассмотрении генезиса художественной лирики Владимира Яковлева. Известная сюрреалистическая композиция, человеческий портрет совмещенный с наплывающим на физиономию натюрмортом, используется и Яковлевым: вот «Портрет с бутылкой» (1969), а вот многократные «портреты с крестом», есть и «Автопортрет» с левитирующим у лица яблоком, — магриттовская тема. Но если пластика сюрреализма сопоставима с глянцем застывшей ртути, то яковлевская кисть неровная, колорит нервический, композиция диссонанса. Никакой гладкой стерильности магриттовского сюрреализма нет и в помине.
#смотритесами
Юля Тихомирова о выставке Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…» в ЦСИ AZ/ART. Часть 2:
Работы 1950-х годов осциллируют между абстракцией и портретом: «Головы» конца 1950-х и ранние композиции совпадают друг с другом, — недаром они экспонированы в одной зале. Пластичность умозрительного и реалистического бытия, перетекающих друг в друга, — тема Яковлева. Хоть органика совмещений трех жанров и ведущая тема выставки, кураторы не забывают и о том, что к трем жарам художник добавляет абстракции. Нервические, неровные и аффективные мазки практически незрячего художника колористически сложны, многослойны и комплексны
Частью экспозиционного высказывания стал фильм, в котором художники-современники Яковлева комментируют его почерк и путь. Одним из комментаторов стал нон-конформист Лев Повзнер: гротескные цветы-капричос, эдакие каталожные аллегории человеческих отношений, в работах Льва Повзнера родственны цветам Владимира Яковлева.
Безусловное достоинство выставки в AZ/ART — это контекстуализация Яковлева как среди современников, так и среди предшественников, — фильм о художнике оказывается не просто спектакулярным каприз, но необходимой энциклопедической частью экспозиции. Саунд-арт авторства Антона Силаева также органичен: это все о выветренных формах. Ветер тут — энтелехия творчества Яковлева, внутренняя сила, формирующая формотворчество. Выветрены контуры людей в «Пейзаже с фигурой» (1968), в «Женском портрете» (1968) и в «Мужском портрете с цветком» (1969). Пронизаны пронзительной мелодикой ветра пейзажи. Изгибаются под напором полевого бриза цветы на подоконнике.
Ветер, иссушающий формы. Ветер, привносящий в фактуру советской барачной убогости пуантилизм и барочную интенсивную вычурную линию. Ветер, заносящий песок в глаза. Ветер, заставляющий зажмуриться. Ветер истончающий.
«А в степи бушует ветер
ветер бурю догоняет
И абстрактные картины
Все развешаны мои…»
Кураторы: Сергей Александров, Наталья Волкова, Валерий Силаев
⏳2 февраля
Юля Тихомирова о выставке Владимира Яковлева «А в степи: бушует ветер…» в ЦСИ AZ/ART. Часть 2:
Работы 1950-х годов осциллируют между абстракцией и портретом: «Головы» конца 1950-х и ранние композиции совпадают друг с другом, — недаром они экспонированы в одной зале. Пластичность умозрительного и реалистического бытия, перетекающих друг в друга, — тема Яковлева. Хоть органика совмещений трех жанров и ведущая тема выставки, кураторы не забывают и о том, что к трем жарам художник добавляет абстракции. Нервические, неровные и аффективные мазки практически незрячего художника колористически сложны, многослойны и комплексны
Частью экспозиционного высказывания стал фильм, в котором художники-современники Яковлева комментируют его почерк и путь. Одним из комментаторов стал нон-конформист Лев Повзнер: гротескные цветы-капричос, эдакие каталожные аллегории человеческих отношений, в работах Льва Повзнера родственны цветам Владимира Яковлева.
Безусловное достоинство выставки в AZ/ART — это контекстуализация Яковлева как среди современников, так и среди предшественников, — фильм о художнике оказывается не просто спектакулярным каприз, но необходимой энциклопедической частью экспозиции. Саунд-арт авторства Антона Силаева также органичен: это все о выветренных формах. Ветер тут — энтелехия творчества Яковлева, внутренняя сила, формирующая формотворчество. Выветрены контуры людей в «Пейзаже с фигурой» (1968), в «Женском портрете» (1968) и в «Мужском портрете с цветком» (1969). Пронизаны пронзительной мелодикой ветра пейзажи. Изгибаются под напором полевого бриза цветы на подоконнике.
Ветер, иссушающий формы. Ветер, привносящий в фактуру советской барачной убогости пуантилизм и барочную интенсивную вычурную линию. Ветер, заносящий песок в глаза. Ветер, заставляющий зажмуриться. Ветер истончающий.
«А в степи бушует ветер
ветер бурю догоняет
И абстрактные картины
Все развешаны мои…»
Кураторы: Сергей Александров, Наталья Волкова, Валерий Силаев
⏳2 февраля
#смотритесами
Евгений Наумов о выставке Алексея Рюмина «Мой Пушкин» в ЦТИ Фабрика. Часть 1:
В зале «Оливье» ЦТИ «Фабрика» уютно, насколько это возможно, разместилось камерное кладбище. Неровные ряды муляжей надгробных памятников встречают зрителя своими «спинами» — живые мертвецам не интересны — лицевая их сторона обращена к экрану, на котором демонстрируется концептуальное видео с начиткой глав из биографического романа Юрия Тынянова «Пушкин». Посетитель выставки будто оказывается опоздавшим к началу киносеанса и несколько мгновений проводит в замешательстве, но затем осваивается и начинает бродить между этими полномасштабными макетами могил.
Очень зря куратор Ира Конюхова делает обобщение, что кладбище относится к тем пространствам, которые редко воспринимаются как художественные. У них много общего со сферой искусства: иллюзия подлинности, абсолютная власть символического, парасимпатическая связь материальных артефактов с великими личностями, экономическая стратификация и, наконец, антиутилитарность. Именно эти характеристики мест коллективных захоронений подсвечиваются в рассматриваемой нами тотальной инсталляции «Мой Пушкин», созданной резидентом мастерских «Фабрики» Алексеем Рюминым.
Александр Сергеевич Пушкин и сам однажды заметил, что произведение искусства и надгробие довольно схожи, назвав свое творческое наследие «памятником нерукотворным». Нужно добавить, что и физическое место упокоения поэта служит целью для непрекращающегося потока паломников. А дух его до сих пор продолжает будоражить людей, вполне далеких от почитания русской литературы, ведь он и сам давно стал символом. Самая яркая битва за этот символ произошла в далёком 1937 году: и советская, и эмигрантская культурные элиты тогда соревновались в том, чьи политические взгляды он представляет. Однако после распада СССР и смены социалистической власти на капиталистическую стало понятно, что Пушкин универсален.
Евгений Наумов о выставке Алексея Рюмина «Мой Пушкин» в ЦТИ Фабрика. Часть 1:
В зале «Оливье» ЦТИ «Фабрика» уютно, насколько это возможно, разместилось камерное кладбище. Неровные ряды муляжей надгробных памятников встречают зрителя своими «спинами» — живые мертвецам не интересны — лицевая их сторона обращена к экрану, на котором демонстрируется концептуальное видео с начиткой глав из биографического романа Юрия Тынянова «Пушкин». Посетитель выставки будто оказывается опоздавшим к началу киносеанса и несколько мгновений проводит в замешательстве, но затем осваивается и начинает бродить между этими полномасштабными макетами могил.
Очень зря куратор Ира Конюхова делает обобщение, что кладбище относится к тем пространствам, которые редко воспринимаются как художественные. У них много общего со сферой искусства: иллюзия подлинности, абсолютная власть символического, парасимпатическая связь материальных артефактов с великими личностями, экономическая стратификация и, наконец, антиутилитарность. Именно эти характеристики мест коллективных захоронений подсвечиваются в рассматриваемой нами тотальной инсталляции «Мой Пушкин», созданной резидентом мастерских «Фабрики» Алексеем Рюминым.
Александр Сергеевич Пушкин и сам однажды заметил, что произведение искусства и надгробие довольно схожи, назвав свое творческое наследие «памятником нерукотворным». Нужно добавить, что и физическое место упокоения поэта служит целью для непрекращающегося потока паломников. А дух его до сих пор продолжает будоражить людей, вполне далеких от почитания русской литературы, ведь он и сам давно стал символом. Самая яркая битва за этот символ произошла в далёком 1937 году: и советская, и эмигрантская культурные элиты тогда соревновались в том, чьи политические взгляды он представляет. Однако после распада СССР и смены социалистической власти на капиталистическую стало понятно, что Пушкин универсален.
#смотритесами
Евгений Наумов о выставке Алексея Рюмина «Мой Пушкин» в ЦТИ Фабрика. Часть 2:
Но вернемся к проекту Алексея Рюмина. Для своей тотальной инсталляции художник воспроизвел в доступных материалах внешний вид памятников самого Александра Пушкина, его родственников и близких знакомых. Чьи именно — можно узнать, взяв в прогулку по символическому кладбищу листовку. На самих памятниках никакого текста и изображений нет. Осмотр этих реплик может вызвать недоумение: насколько разнообразны были вкусы первой половины XIX века. Здесь можно встретить и простые, утопленные в землю плиты (Иосиф и Мария Ганнибал, Надежда и Сергей Пушкины), скромные императорские саркофаги, художественно исполненные сломанные колонны (Василий Малиновский и Константин Данзас), монументальные гробницы (Василий Жуковский и Модест Корф). Памятник великого поэта — обелиск с урной в нише у основания, установленный на ступенчатой пирамиде, — находится в стороне, в глубине экспозиции. Он и посетитель выставки становятся своеобразными скобками, контекстом существования инсталляции, который постепенно сужается до тех пор, пока зритель не доберется до этого кенотафа.
Куратор Ира Конюхова предлагает посетителям выставки поразмышлять над природой памятника, надгробного и мемориального, над функцией памяти в обществе и потенциалом одной культуры к экспансии и ассимиляции других. С одной стороны, культура оказывается инструментом в руках власти, с другой — областью сопротивления. При этом могила становится чуть ли не единственным объектом, который дискурсивный истеблишмент не может ни поколебать, ни переиначить. Вероятно, именно от ощущения собственного бессилия оккупационные войска гитлеровской Германии заминировали могилу Александра Сергеевича — она угнетала одним своим присутствием.
При знакомстве с вводным текстом к проекту «Мой Пушкин» может возникнуть стойкое ощущение, что между его строк сокрыт какой-то дополнительный смысл. Какой? Любой! Практикующие интерпретаторы прекрасно знают, что в каждый текст можно вчитать примерно что угодно: осуждение советской идеологии, имперской политики Древнего Рима, культурной апроприации. Великий поэт давным-давно стал целым универсумом, в котором найдется место любому явлению: и борьбе с царизмом, и оправданию подавления польских восстаний. Как бы то ни было, весьма ироничным оказывается факт, что именем Пушкина вновь пытаются критиковать тех, кто неправильно этим именем распорядился прежде.
⏳До 10 января
Евгений Наумов о выставке Алексея Рюмина «Мой Пушкин» в ЦТИ Фабрика. Часть 2:
Но вернемся к проекту Алексея Рюмина. Для своей тотальной инсталляции художник воспроизвел в доступных материалах внешний вид памятников самого Александра Пушкина, его родственников и близких знакомых. Чьи именно — можно узнать, взяв в прогулку по символическому кладбищу листовку. На самих памятниках никакого текста и изображений нет. Осмотр этих реплик может вызвать недоумение: насколько разнообразны были вкусы первой половины XIX века. Здесь можно встретить и простые, утопленные в землю плиты (Иосиф и Мария Ганнибал, Надежда и Сергей Пушкины), скромные императорские саркофаги, художественно исполненные сломанные колонны (Василий Малиновский и Константин Данзас), монументальные гробницы (Василий Жуковский и Модест Корф). Памятник великого поэта — обелиск с урной в нише у основания, установленный на ступенчатой пирамиде, — находится в стороне, в глубине экспозиции. Он и посетитель выставки становятся своеобразными скобками, контекстом существования инсталляции, который постепенно сужается до тех пор, пока зритель не доберется до этого кенотафа.
Куратор Ира Конюхова предлагает посетителям выставки поразмышлять над природой памятника, надгробного и мемориального, над функцией памяти в обществе и потенциалом одной культуры к экспансии и ассимиляции других. С одной стороны, культура оказывается инструментом в руках власти, с другой — областью сопротивления. При этом могила становится чуть ли не единственным объектом, который дискурсивный истеблишмент не может ни поколебать, ни переиначить. Вероятно, именно от ощущения собственного бессилия оккупационные войска гитлеровской Германии заминировали могилу Александра Сергеевича — она угнетала одним своим присутствием.
При знакомстве с вводным текстом к проекту «Мой Пушкин» может возникнуть стойкое ощущение, что между его строк сокрыт какой-то дополнительный смысл. Какой? Любой! Практикующие интерпретаторы прекрасно знают, что в каждый текст можно вчитать примерно что угодно: осуждение советской идеологии, имперской политики Древнего Рима, культурной апроприации. Великий поэт давным-давно стал целым универсумом, в котором найдется место любому явлению: и борьбе с царизмом, и оправданию подавления польских восстаний. Как бы то ни было, весьма ироничным оказывается факт, что именем Пушкина вновь пытаются критиковать тех, кто неправильно этим именем распорядился прежде.
⏳До 10 января
#смотритесами
Илья Крончев-Иванов о проекте Кристины Башковой «Это не ты, но так похоже» в пространстве «Салоны Красоты»:
Проект, представленный в недавно открывшемся artist-run space под кураторством художника Романа Круглова, состоит из 13 фотографий и 1 текста. Экспозицию открывает причудливая, напоминающая живопись маньеристов фотография, изображающая искажённый и затейливый осколок реальности, сталкивающий зрителя лицом к лицу с пристальным, но отстранённым взглядом девушки. Но реальности ли? Это не ты, но так похоже.
Суть фотографии Башковой не содержится в её эстетическом содержании, хотя эстетика в ней, безусловно, присутствует. Наиболее важным в ней является то концептуальное пространство, которое образуют между собой визуальные образы, подготовленные художницей. Почему подготовленные? Потому что для Башковой совсем не обязательно, чтобы фотографии были сделаны профессиональной камерой. Некоторые сняты на камеру мобильного телефона, порой случайно. Некоторые обработаны нейросетью. А некоторые вообще не являются авторскими снимками, а были найдены художницей. Например, так в экспозиции появляется изображение с карманного календаря 1985 года, купленного в комиссионном магазине.
Башкова работает с визуальным архивом как с материалом, из которого постфактум, словно конструктор, собирает сложную ризоматическую структуру смыслов. От этого фотография в практике художницы никогда не становится самореферентной. Она, словно дизъюнктивный знак, разъединяет означаемое и означающее, вынося значения в абстрактное концептуальное поле. Поэтому, несмотря на крайнюю фигуративность образов, фотографии Башковой в превосходной степени абстрактны. Это фотография, которая по своей природе сталкивает нас с самым коварным и актуальным вопросом изобразительного искусства — вопросом репрезентации. Что мы видим, когда смотрим на образ? Смотрим ли мы правде в глаза? Или это всё иллюзорность? Видимость? Кажимость? Это то или не то? Это ты или не ты? А ведь так похоже.
Именно эти категории структурного значения (иллюзорность, кажимость, видимость) Башкова выводит в размышление как проблематику. В своём тексте она задаётся вопросами об иллюзорности и условности современной действительности, которая всё больше начинает напоминать абсурдистскую пьесу. Отсутствие логического нарратива и череда повторяемых структур, в которых, словно в ловушках, застревают действующие лица, — вторя этим характеристикам, Башкова организовывает экспозиционный нарратив, который распадается на кусочки и превращается в бессмысленные отношения между героиней фотографий и их реальностью, будь это экстерьер или интерьер. Зрителю остаётся принять на себя роль действующего лица абсурдистской пьесы. Хотя на самом деле не принять эту роль, а скорее сделать вид, что принял. Так как, по мнению художницы, в этой роли мы и так находимся постоянно, проживая нашу сегодняшнюю реальность.
Про этих героев и героинь (то ли своего проекта, то ли абсурдистских пьес, то ли зрителей выставки) Башкова пишет:
«Поиск истины превращается в череду метафорических открытий, где каждый шаг вперёд открывает что-то знакомое, но всегда недосягаемое. Каждая встреча сопровождается осознанием того, что это не совсем то, чего мы ожидали, но в какой-то степени соответствует первоначальному желанию. “Это не счастье, но достаточно близко”, — могут сказать они, став свидетелями момента, который ощущается как радость, хотя и не совсем то же самое. “Это не ты, но так похоже”, — размышляют они, столкнувшись с проблеском эмоции, которая кажется похожей на правду, но никогда не сможет полностью воплотить её. Они всегда называют то, что “почти”, “близко”, “почти-но-не-совсем”. Поступая так, они сталкиваются с вечным конфликтом между тем, что есть, и тем, что могло бы быть, между возможностью и реальностью. Это напряжение определяет их путь: чем больше они пытаются дать название своим переживаниям, тем больше понимают, что язык сам по себе является несовершенным инструментом для передачи сути того, чего они действительно желают».
Куратор: Роман Круглов
⏳8 января 2025 г., Санкт-Петербург, наб. Фонтанки, 84
Илья Крончев-Иванов о проекте Кристины Башковой «Это не ты, но так похоже» в пространстве «Салоны Красоты»:
Проект, представленный в недавно открывшемся artist-run space под кураторством художника Романа Круглова, состоит из 13 фотографий и 1 текста. Экспозицию открывает причудливая, напоминающая живопись маньеристов фотография, изображающая искажённый и затейливый осколок реальности, сталкивающий зрителя лицом к лицу с пристальным, но отстранённым взглядом девушки. Но реальности ли? Это не ты, но так похоже.
Суть фотографии Башковой не содержится в её эстетическом содержании, хотя эстетика в ней, безусловно, присутствует. Наиболее важным в ней является то концептуальное пространство, которое образуют между собой визуальные образы, подготовленные художницей. Почему подготовленные? Потому что для Башковой совсем не обязательно, чтобы фотографии были сделаны профессиональной камерой. Некоторые сняты на камеру мобильного телефона, порой случайно. Некоторые обработаны нейросетью. А некоторые вообще не являются авторскими снимками, а были найдены художницей. Например, так в экспозиции появляется изображение с карманного календаря 1985 года, купленного в комиссионном магазине.
Башкова работает с визуальным архивом как с материалом, из которого постфактум, словно конструктор, собирает сложную ризоматическую структуру смыслов. От этого фотография в практике художницы никогда не становится самореферентной. Она, словно дизъюнктивный знак, разъединяет означаемое и означающее, вынося значения в абстрактное концептуальное поле. Поэтому, несмотря на крайнюю фигуративность образов, фотографии Башковой в превосходной степени абстрактны. Это фотография, которая по своей природе сталкивает нас с самым коварным и актуальным вопросом изобразительного искусства — вопросом репрезентации. Что мы видим, когда смотрим на образ? Смотрим ли мы правде в глаза? Или это всё иллюзорность? Видимость? Кажимость? Это то или не то? Это ты или не ты? А ведь так похоже.
Именно эти категории структурного значения (иллюзорность, кажимость, видимость) Башкова выводит в размышление как проблематику. В своём тексте она задаётся вопросами об иллюзорности и условности современной действительности, которая всё больше начинает напоминать абсурдистскую пьесу. Отсутствие логического нарратива и череда повторяемых структур, в которых, словно в ловушках, застревают действующие лица, — вторя этим характеристикам, Башкова организовывает экспозиционный нарратив, который распадается на кусочки и превращается в бессмысленные отношения между героиней фотографий и их реальностью, будь это экстерьер или интерьер. Зрителю остаётся принять на себя роль действующего лица абсурдистской пьесы. Хотя на самом деле не принять эту роль, а скорее сделать вид, что принял. Так как, по мнению художницы, в этой роли мы и так находимся постоянно, проживая нашу сегодняшнюю реальность.
Про этих героев и героинь (то ли своего проекта, то ли абсурдистских пьес, то ли зрителей выставки) Башкова пишет:
«Поиск истины превращается в череду метафорических открытий, где каждый шаг вперёд открывает что-то знакомое, но всегда недосягаемое. Каждая встреча сопровождается осознанием того, что это не совсем то, чего мы ожидали, но в какой-то степени соответствует первоначальному желанию. “Это не счастье, но достаточно близко”, — могут сказать они, став свидетелями момента, который ощущается как радость, хотя и не совсем то же самое. “Это не ты, но так похоже”, — размышляют они, столкнувшись с проблеском эмоции, которая кажется похожей на правду, но никогда не сможет полностью воплотить её. Они всегда называют то, что “почти”, “близко”, “почти-но-не-совсем”. Поступая так, они сталкиваются с вечным конфликтом между тем, что есть, и тем, что могло бы быть, между возможностью и реальностью. Это напряжение определяет их путь: чем больше они пытаются дать название своим переживаниям, тем больше понимают, что язык сам по себе является несовершенным инструментом для передачи сути того, чего они действительно желают».
Куратор: Роман Круглов
⏳8 января 2025 г., Санкт-Петербург, наб. Фонтанки, 84
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке «Отражения/Рефлексии» в галерее pop/off/art. Часть 1:
В галерее pop/off/art идет выставка «Отражения/Рефлексии» — своеобразный «дайджест зеркал в современном российском искусстве». Проект объединяет 28 работ 13 авторов, как резидентов галереи, так и других ключевых российских художников, которые обращаются к феномену зеркала. Важно, что выставка, первая в череде посвященных 20-летию галереи, отсылает к работе Ивана Чуйкова «Аппарат для наблюдения пустоты и бесконечности» с зеркалами Геззела, а также к выставке 2005 года «Рефлексии» в московском ГЦСИ, на которой экспонировались выставленные сегодня работы Альберта и Пепперштейна, что подчеркивает некоторую историческую преемственность вопроса.
Впрочем, всю дополнительную и исчерпывающую информацию о выставке можно почитать на сайте, в экспликациях к работам, а также в кураторском тексте Сергея Попова, для которого выставка — личное высказывание и как куратора, и как галериста. Мой отклик на эту выставку также во многом будет очень личным.
Я люблю искать на выставках произведения с зеркалами, фотографироваться в них, перформативно подтверждая пиетет современного человека перед легким (иногда не очень) нарциссизмом. Поэтому я с предвкушением шла на выставку, которая вся состоит из зеркальных работ. Моя любовь к зеркалам также отсылает к личной истории. Например, одна из немногих вещей, оставшаяся мне в наследство от мамы, это как раз старое чугунное зеркало. Или: в прихожей квартиры моего детства одно зеркало висело напротив другого, создавая своеобразный коридор, в котором мои личины, проекции или образы размножались в инфернальной бесконечности (прямо как в работе Чуйкова, но с очевидным наблюдателем). Так зеркало стало моей личной обсессией, но, как видно по выставке, это то личное, которое преломляется во всеобщем. И большое количество работ с зеркалами, с зеркалом как философской, а не просто пластической метафорой, это подтверждает.
Как я уже упомянула, лично меня зеркало отсылает к мифу о Нарциссе, особенно в интерпретации Жиля Липовецки. В его книге «Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме» он писал о том, что эра Прометея, требующего просвещенческого труда на благо будущего, уступила место эре Нарцисса, наслаждающегося собственной пустотностью и никчемностью, эре самовлюбленного юзера соцсетей. Если обратиться непосредственно к мифу, то любопытным будет то, что Нарцисс, глядя на свое отражение, не просто влюбился в него, а, прежде всего, не признал самого себя. И искусство в отношении современных зрителей-Нарциссов пытается это незнание как-то сгладить, показав нам человеческое естество и подноготную.
Так Евгений Гранильщиков покупает старинные зеркала с рук и дополняет их штрихами, вырезанными из ярко-зеленой матовой пленки — именно так закрашивали свой образ, оставшийся на фотографии, продавцы зеркал. В таком зеркале начинает отражаться страх человека за собственную идентичность и безопасность в условиях цифрового экзгибиционизма. Работы Владимира Куприянова или Александры Павловской репрезентируют память и прошлое, объединяя архивные фотоснимки и зеркальную поверхность, в которой отражаемся и настоящие мы. Живопись Вики Бегальской и Александра Вилкина, а также «Посвящение Марии-Антуанетте» Ирины Кориной ставят вопрос о проблематике власти и иерархий вкупе со свойственным им цинизмом и самолюбованием. Когда ходишь по выставке, не можешь не заметить этих перекличек между работами, которые закручивают кураторский нарратив до предела: ты отражаешься в работах, работы отражаются друг в друге, и этот танец действительно становится, словами Сергея Попова, очень спектакулярным, несмотря на общую сдержанность и минималистичность экспозиции.
Анастасия Хаустова о выставке «Отражения/Рефлексии» в галерее pop/off/art. Часть 1:
В галерее pop/off/art идет выставка «Отражения/Рефлексии» — своеобразный «дайджест зеркал в современном российском искусстве». Проект объединяет 28 работ 13 авторов, как резидентов галереи, так и других ключевых российских художников, которые обращаются к феномену зеркала. Важно, что выставка, первая в череде посвященных 20-летию галереи, отсылает к работе Ивана Чуйкова «Аппарат для наблюдения пустоты и бесконечности» с зеркалами Геззела, а также к выставке 2005 года «Рефлексии» в московском ГЦСИ, на которой экспонировались выставленные сегодня работы Альберта и Пепперштейна, что подчеркивает некоторую историческую преемственность вопроса.
Впрочем, всю дополнительную и исчерпывающую информацию о выставке можно почитать на сайте, в экспликациях к работам, а также в кураторском тексте Сергея Попова, для которого выставка — личное высказывание и как куратора, и как галериста. Мой отклик на эту выставку также во многом будет очень личным.
Я люблю искать на выставках произведения с зеркалами, фотографироваться в них, перформативно подтверждая пиетет современного человека перед легким (иногда не очень) нарциссизмом. Поэтому я с предвкушением шла на выставку, которая вся состоит из зеркальных работ. Моя любовь к зеркалам также отсылает к личной истории. Например, одна из немногих вещей, оставшаяся мне в наследство от мамы, это как раз старое чугунное зеркало. Или: в прихожей квартиры моего детства одно зеркало висело напротив другого, создавая своеобразный коридор, в котором мои личины, проекции или образы размножались в инфернальной бесконечности (прямо как в работе Чуйкова, но с очевидным наблюдателем). Так зеркало стало моей личной обсессией, но, как видно по выставке, это то личное, которое преломляется во всеобщем. И большое количество работ с зеркалами, с зеркалом как философской, а не просто пластической метафорой, это подтверждает.
Как я уже упомянула, лично меня зеркало отсылает к мифу о Нарциссе, особенно в интерпретации Жиля Липовецки. В его книге «Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме» он писал о том, что эра Прометея, требующего просвещенческого труда на благо будущего, уступила место эре Нарцисса, наслаждающегося собственной пустотностью и никчемностью, эре самовлюбленного юзера соцсетей. Если обратиться непосредственно к мифу, то любопытным будет то, что Нарцисс, глядя на свое отражение, не просто влюбился в него, а, прежде всего, не признал самого себя. И искусство в отношении современных зрителей-Нарциссов пытается это незнание как-то сгладить, показав нам человеческое естество и подноготную.
Так Евгений Гранильщиков покупает старинные зеркала с рук и дополняет их штрихами, вырезанными из ярко-зеленой матовой пленки — именно так закрашивали свой образ, оставшийся на фотографии, продавцы зеркал. В таком зеркале начинает отражаться страх человека за собственную идентичность и безопасность в условиях цифрового экзгибиционизма. Работы Владимира Куприянова или Александры Павловской репрезентируют память и прошлое, объединяя архивные фотоснимки и зеркальную поверхность, в которой отражаемся и настоящие мы. Живопись Вики Бегальской и Александра Вилкина, а также «Посвящение Марии-Антуанетте» Ирины Кориной ставят вопрос о проблематике власти и иерархий вкупе со свойственным им цинизмом и самолюбованием. Когда ходишь по выставке, не можешь не заметить этих перекличек между работами, которые закручивают кураторский нарратив до предела: ты отражаешься в работах, работы отражаются друг в друге, и этот танец действительно становится, словами Сергея Попова, очень спектакулярным, несмотря на общую сдержанность и минималистичность экспозиции.
#смотритесами
Анастасия Хаустова о выставке «Отражения/Рефлексии» в галерее pop/off/art. Часть 2:
На выставке есть две работы, которые непосредственно отсылают к искусству поп-арта, ставшего базой постмодернистского художественного дискурса — это «Банка» Василия Кононова-Гредина и «Я буду твоим зеркалом» Ольги и Олега Татаринцевых. Первая буквально отсылает к Энди Уорхолу, а также к его «Фабрике», все помещение которой было выкрашено в серебряный цвет, который, по словам самого художника, был «прежде всего, проявлением нарциссизма». Инсталляция Татаринцевых точкой отсчета берет пьесу французского экзистенциалиста Жана-Поля Сартра «За закрытыми дверями», но цитата из нее «Я буду твоим зеркалом» — также и визитная карточка Уорхола и его одноименных мемуаров. Так в этих работах (как и, в свое время, в поп-артистских произведениях) свое предельное отражение нашло консьюмеристское общество и его специфический капиталистический субъект, который с нарциссическим удовольствием потребляет товары, образы, искусство, себя.
Видеодокументация работы Аси Заславской «Memento vitae» — своеобразная песнь жизни в противоположность memento mori — вторит видеодокументации «Сада камней» Василия Кононова-Гредина, масштабной инсталляции на Березовском карьере в Сатке, которая в скором времени полностью уйдет под воду. Затрагивая тему смерти в ее барочной интерпретации, они перекликаются с зеркалами из серии «Я все еще жив» Юрия Альберта, на которых он в течение года «документировал» свое дыхание.
Так вся выставка превращается в своеобразные «Менины» Веласкеса с их сложным, многомерным и многоуровневым универсумом отражений взглядов и композиционных и смысловых пересечений. Однако важно, что этот универсум не статичен, а постоянно разворачивается здесь и сейчас. Особенно это чувствовалось в рамках празднования дня рождения галереи 20 декабря, которое сопровождалось выступлением CEAM artists, исполнившими «Акустико-пространственные миражи» Ольги Бочихиной, «Нет» Александра Хубеева, «Key Jane» Михаэля Байля и «Sequitur» Карлхайнца Эссла.
В свете этих перформансов, в которых переплетались голос, цвет, технологии, современная академическая музыка, галерея стала проводником настоящего театрального представления, которое включало все тело зрителя, весь его эстезис. Это еще больше подсветило значимость личности зрителя для этой выставки, его позиции, его положения, его отражения и попытки в этом отражении найти себя. Благодаря игре света галерея превратилась в настоящую платоновскую пещеру с большим количеством отражений и теней, что заставило еще глубже задуматься о различении тени и яви, видимого мира и его отражения, о симулякрах реальности и симулякрах искусства. Парадоксальным образом, возможность отвернуться от отражения позволяет нам вдруг взглянуть на себя. Как в буддистской присказке: «Lose yourself to find your self».
В этом смысле отличным примером здесь будет действительно «одна из лучших инсталляционных работ» Павла Пепперштейна «Оборотная сторона зеркал». В ней зеркала буквально отвернулись от зрителя и пребывают в себе, ничего, по сути, не отражая — особенно в наших глазах. Это напомнило мне момент из книги «Вода живая» Клариси Лиспектор, в котором она как художница задалась вопросом о том, что значит нарисовать не зеркало, которое что-то отражает, а зеркало само по себе? Мне кажется, эта ассоциативная находка — идеальная метафора для осознания сознания, собственного мышления, которая заставляет нас увести внимание от образа и обратить его на некоторую истину. К этому, на мой взгляд, в пределе призывает и выставка. Но здесь начинаются вещи, о которых обычно не говорят. Это область молчания и настоящей пустоты.
Анастасия Хаустова о выставке «Отражения/Рефлексии» в галерее pop/off/art. Часть 2:
На выставке есть две работы, которые непосредственно отсылают к искусству поп-арта, ставшего базой постмодернистского художественного дискурса — это «Банка» Василия Кононова-Гредина и «Я буду твоим зеркалом» Ольги и Олега Татаринцевых. Первая буквально отсылает к Энди Уорхолу, а также к его «Фабрике», все помещение которой было выкрашено в серебряный цвет, который, по словам самого художника, был «прежде всего, проявлением нарциссизма». Инсталляция Татаринцевых точкой отсчета берет пьесу французского экзистенциалиста Жана-Поля Сартра «За закрытыми дверями», но цитата из нее «Я буду твоим зеркалом» — также и визитная карточка Уорхола и его одноименных мемуаров. Так в этих работах (как и, в свое время, в поп-артистских произведениях) свое предельное отражение нашло консьюмеристское общество и его специфический капиталистический субъект, который с нарциссическим удовольствием потребляет товары, образы, искусство, себя.
Видеодокументация работы Аси Заславской «Memento vitae» — своеобразная песнь жизни в противоположность memento mori — вторит видеодокументации «Сада камней» Василия Кононова-Гредина, масштабной инсталляции на Березовском карьере в Сатке, которая в скором времени полностью уйдет под воду. Затрагивая тему смерти в ее барочной интерпретации, они перекликаются с зеркалами из серии «Я все еще жив» Юрия Альберта, на которых он в течение года «документировал» свое дыхание.
Так вся выставка превращается в своеобразные «Менины» Веласкеса с их сложным, многомерным и многоуровневым универсумом отражений взглядов и композиционных и смысловых пересечений. Однако важно, что этот универсум не статичен, а постоянно разворачивается здесь и сейчас. Особенно это чувствовалось в рамках празднования дня рождения галереи 20 декабря, которое сопровождалось выступлением CEAM artists, исполнившими «Акустико-пространственные миражи» Ольги Бочихиной, «Нет» Александра Хубеева, «Key Jane» Михаэля Байля и «Sequitur» Карлхайнца Эссла.
В свете этих перформансов, в которых переплетались голос, цвет, технологии, современная академическая музыка, галерея стала проводником настоящего театрального представления, которое включало все тело зрителя, весь его эстезис. Это еще больше подсветило значимость личности зрителя для этой выставки, его позиции, его положения, его отражения и попытки в этом отражении найти себя. Благодаря игре света галерея превратилась в настоящую платоновскую пещеру с большим количеством отражений и теней, что заставило еще глубже задуматься о различении тени и яви, видимого мира и его отражения, о симулякрах реальности и симулякрах искусства. Парадоксальным образом, возможность отвернуться от отражения позволяет нам вдруг взглянуть на себя. Как в буддистской присказке: «Lose yourself to find your self».
В этом смысле отличным примером здесь будет действительно «одна из лучших инсталляционных работ» Павла Пепперштейна «Оборотная сторона зеркал». В ней зеркала буквально отвернулись от зрителя и пребывают в себе, ничего, по сути, не отражая — особенно в наших глазах. Это напомнило мне момент из книги «Вода живая» Клариси Лиспектор, в котором она как художница задалась вопросом о том, что значит нарисовать не зеркало, которое что-то отражает, а зеркало само по себе? Мне кажется, эта ассоциативная находка — идеальная метафора для осознания сознания, собственного мышления, которая заставляет нас увести внимание от образа и обратить его на некоторую истину. К этому, на мой взгляд, в пределе призывает и выставка. Но здесь начинаются вещи, о которых обычно не говорят. Это область молчания и настоящей пустоты.
#смотритесами
Подборка выставок в музеях и других институциях в январе в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Часть 1:
В Москве:
Наталья Нестерова «Истории и Ребусы»
Новая Третьяковка, 25 декабря — 23 марта
Виктор Попков
ГТГ (Корпус на Кадашёвской), 4 декабря — 11 мая
Юрий Ларин «Живопись предельного состояния»
Новая Третьяковка, 11 октября – 19 января
Групповая выставка «Вещи и видения»
ММОМА на Петровке, 18 октября — 23 марта
Го Сяобинь «Ландшафты цвета»
ММОМА на Петровке, 10 декабря — 2 февраля
Александр Фёдоров «Ташкент: архитектура эпохи исторического оптимизма»
ММОМА на Петровке, 20 ноября — 12 января
Тамара Шипица «Палисадники»
ММОМА на Гоголевском, 20 декабря — 16 февраля
С. Сонин и Е. Самородова «Утопия и ухрония»
ММОМА на Гоголевском, 19 декабря — 2 февраля
Ма Кэ «Современная живопись Китая»
ММОМА на Гоголевском, 12 декабря — 2 февраля
Групповая выставка «СО:творение миров»
ММОМА на Ермолаевском, 7 декабря — 9 февраля
Анна Кабирова «...ONE ARTSAPIENS ID»
ММОМА на Ермолаевском, 7 декабря — 2 февраля
Вадим Сидур «ПРОТОАРХИВ. ПОДВАЛ»
Музей Вадима Сидура, 20 декабря — 24 февраля
Групповая выставка «ЭПОХА БЕЗВРЕМЕНЬЯ»
Музей Вадима Сидура, 20 декабря — 26 февраля
Групповая выставка «Парадокс береговой линии»
ДК «ГЭС-2», 19 сентября — 12 января
Групповая выставка «Videobrasil. Перевод не требуется»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 9 февраля
Иван Горшков «Генератор счастливых случайностей»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 30 марта
Групповая выставка «Новая новая эра»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 9 марта
Алиса Горелова «Здесь обитают драконы»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Андрей Сяйлев «Насекомые против феодалов»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Анна Казьмина из проекта «Искусство абиогенеза»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Групповая выставка «Русское невероятное»
Центр «Зотов», 22 ноября — 23 марта
Игорь Кошельков «Звезды оттепели»
Музей Москвы, 16 октября — 2 февраля
Олег Матрохин «ООО "Лукэтмай Хоупс Корпорэйшн" 2024»
ЦТИ Фабрика, 11 декабря — 19 января
Алексей Рюмин «Мой Пушкин»
ЦТИ Фабрика, 11 декабря— 10 января
Анна Брандуш «8 женщин в условиях бартера»
ЦТИ Фабрика, 25 декабря — 15 января
Игорь Шелковский «Небесный город. Мастерская художника»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Э. Булатов и О. Васильев «Чудесное путешествие»
МАММ, 26 декабря — 16 февраля
Евгений Музалевский «Монохром, с мамой за спиной»
МАММ, 17 сентября — 16 февраля
Николай Полисский «Электроарт»
МАММ, 8 октября — 18 февраля
Андрей Гордасевич «Гавана: портреты по дороге»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Владимир Мишуков «Если бы я был...»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Ася Заславская «Природа будущего»
Солодовня, с 6 сентября
Александр Беридзе «Абстрактное мышление»
ГУМ-RED-LINE, 29 ноября — 23 февраля
Д. Шорин и И. Дрозд «Прибытие в место значения»
Фонд культуры «Екатерина», 5 декабря — 2 февраля
Владимир Яковлев «А в степи бушует ветер…»
ЦСИ AZ/ART, 27 ноября — 2 февраля
Групповая выставка «НИИ Архив. Ремонтаж»
Винзавод, 16 ноября — 19 января
Групповая выставка «ЧЕРЕСЧУР»
Ruarts Foundation, 21 ноября — 11 мая
Групповая выставка «Будущее воспоминаний»
Дом на Новой Басманной, до 25 апреля
Игорь Самолет «Архитектура отношений»
Дом Наркомфина, до 23 марта
Подборка выставок в музеях и других институциях в январе в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Часть 1:
В Москве:
Наталья Нестерова «Истории и Ребусы»
Новая Третьяковка, 25 декабря — 23 марта
Виктор Попков
ГТГ (Корпус на Кадашёвской), 4 декабря — 11 мая
Юрий Ларин «Живопись предельного состояния»
Новая Третьяковка, 11 октября – 19 января
Групповая выставка «Вещи и видения»
ММОМА на Петровке, 18 октября — 23 марта
Го Сяобинь «Ландшафты цвета»
ММОМА на Петровке, 10 декабря — 2 февраля
Александр Фёдоров «Ташкент: архитектура эпохи исторического оптимизма»
ММОМА на Петровке, 20 ноября — 12 января
Тамара Шипица «Палисадники»
ММОМА на Гоголевском, 20 декабря — 16 февраля
С. Сонин и Е. Самородова «Утопия и ухрония»
ММОМА на Гоголевском, 19 декабря — 2 февраля
Ма Кэ «Современная живопись Китая»
ММОМА на Гоголевском, 12 декабря — 2 февраля
Групповая выставка «СО:творение миров»
ММОМА на Ермолаевском, 7 декабря — 9 февраля
Анна Кабирова «...ONE ARTSAPIENS ID»
ММОМА на Ермолаевском, 7 декабря — 2 февраля
Вадим Сидур «ПРОТОАРХИВ. ПОДВАЛ»
Музей Вадима Сидура, 20 декабря — 24 февраля
Групповая выставка «ЭПОХА БЕЗВРЕМЕНЬЯ»
Музей Вадима Сидура, 20 декабря — 26 февраля
Групповая выставка «Парадокс береговой линии»
ДК «ГЭС-2», 19 сентября — 12 января
Групповая выставка «Videobrasil. Перевод не требуется»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 9 февраля
Иван Горшков «Генератор счастливых случайностей»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 30 марта
Групповая выставка «Новая новая эра»
ДК «ГЭС-2», 12 декабря — 9 марта
Алиса Горелова «Здесь обитают драконы»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Андрей Сяйлев «Насекомые против феодалов»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Анна Казьмина из проекта «Искусство абиогенеза»
ГРАУНД Солянка, 20 декабря — 16 февраля
Групповая выставка «Русское невероятное»
Центр «Зотов», 22 ноября — 23 марта
Игорь Кошельков «Звезды оттепели»
Музей Москвы, 16 октября — 2 февраля
Олег Матрохин «ООО "Лукэтмай Хоупс Корпорэйшн" 2024»
ЦТИ Фабрика, 11 декабря — 19 января
Алексей Рюмин «Мой Пушкин»
ЦТИ Фабрика, 11 декабря— 10 января
Анна Брандуш «8 женщин в условиях бартера»
ЦТИ Фабрика, 25 декабря — 15 января
Игорь Шелковский «Небесный город. Мастерская художника»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Э. Булатов и О. Васильев «Чудесное путешествие»
МАММ, 26 декабря — 16 февраля
Евгений Музалевский «Монохром, с мамой за спиной»
МАММ, 17 сентября — 16 февраля
Николай Полисский «Электроарт»
МАММ, 8 октября — 18 февраля
Андрей Гордасевич «Гавана: портреты по дороге»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Владимир Мишуков «Если бы я был...»
МАММ, 8 октября — 16 февраля
Ася Заславская «Природа будущего»
Солодовня, с 6 сентября
Александр Беридзе «Абстрактное мышление»
ГУМ-RED-LINE, 29 ноября — 23 февраля
Д. Шорин и И. Дрозд «Прибытие в место значения»
Фонд культуры «Екатерина», 5 декабря — 2 февраля
Владимир Яковлев «А в степи бушует ветер…»
ЦСИ AZ/ART, 27 ноября — 2 февраля
Групповая выставка «НИИ Архив. Ремонтаж»
Винзавод, 16 ноября — 19 января
Групповая выставка «ЧЕРЕСЧУР»
Ruarts Foundation, 21 ноября — 11 мая
Групповая выставка «Будущее воспоминаний»
Дом на Новой Басманной, до 25 апреля
Игорь Самолет «Архитектура отношений»
Дом Наркомфина, до 23 марта
#смотритесами
Подборка выставок в музеях и других институциях в январе в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Часть 2:
В Санкт-Петербурге:
Групповая выставка «Скрытое»
Третье место, 20 сентября — 12 января
Илья и Эмилия Кабаковы «Памятник исчезнувшей цивилизации»
Генеральный штаб Эрмитажа, 3 июля — 1 июня 2025
Александра Гарт «Постоянство веселья и грязи»
Левашовский хлебзавод, 26 декабря — 21 января
Групповая выставка «Анималистика. И в шутки, и всерьез»
МИСП, 19 декабря — 9 марта
Групповая выставка «… о зима здесь слишком длинна*»
РОСФОТО, до 23 февраля
Групповая выставка «О ФОТОГРАФИИ. Случайность/сингулярность/приключение»
РОСФОТО, до 2 февраля
Групповая выставка «Европейская фотография 1950–1960-х годов»
РОСФОТО, до 12 января
Групповая выставка «Цифровая механика»
ЦСИ им. Сергея Курехина, до 31 января
Групповая выставка «Совершилось»
Пушкинская кирха (Пушкин), до 28 сентября
В других городах:
Групповая выставка «Архаика современности»
Музейный центр «Площадь Мира» (Красноярск), 24 октября — 27 апреля
Групповая выставка «Сны Сибири»
Музейный центр «Площадь Мира» (Красноярск), 24 октября — 27 апреля
Иван Коршунов «Призраки»
Музейный центр «Площадь Мира», 16 октября — 12 января
Групповая выставка «Сердце не камень»
Музейный центр «Площадь Мира», 20 ноября — 9 февраля
Семен Белый «Свидетельство очевидца»
Музейный центр «Площадь Мира», 21 ноября — 9 февраля
Таня Бронникова «Между тем»
ЦСК «Смена» (Казань, Смена галерея), 5 декабря — 12 января
Групповая выставка «Контурные карты»
ЦСК «Смена» (Казань, Смена галерея), 21 ноября — 2 февраля
Групповая выставка «Двадцать один длинный, один короткий»
Ельцин центр (Екатеринбург), 15 ноября — 23 февраля
Групповая выставка «Как тебя зовут»
Ельцин центр (Екатеринбург), 20 сентября — 19 января
Групповая выставка «Хрупкость»
ГЦСИ Арсенал (Нижний Новгород), 21 декабря — 23 марта
Подборка выставок в музеях и других институциях в январе в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Часть 2:
В Санкт-Петербурге:
Групповая выставка «Скрытое»
Третье место, 20 сентября — 12 января
Илья и Эмилия Кабаковы «Памятник исчезнувшей цивилизации»
Генеральный штаб Эрмитажа, 3 июля — 1 июня 2025
Александра Гарт «Постоянство веселья и грязи»
Левашовский хлебзавод, 26 декабря — 21 января
Групповая выставка «Анималистика. И в шутки, и всерьез»
МИСП, 19 декабря — 9 марта
Групповая выставка «… о зима здесь слишком длинна*»
РОСФОТО, до 23 февраля
Групповая выставка «О ФОТОГРАФИИ. Случайность/сингулярность/приключение»
РОСФОТО, до 2 февраля
Групповая выставка «Европейская фотография 1950–1960-х годов»
РОСФОТО, до 12 января
Групповая выставка «Цифровая механика»
ЦСИ им. Сергея Курехина, до 31 января
Групповая выставка «Совершилось»
Пушкинская кирха (Пушкин), до 28 сентября
В других городах:
Групповая выставка «Архаика современности»
Музейный центр «Площадь Мира» (Красноярск), 24 октября — 27 апреля
Групповая выставка «Сны Сибири»
Музейный центр «Площадь Мира» (Красноярск), 24 октября — 27 апреля
Иван Коршунов «Призраки»
Музейный центр «Площадь Мира», 16 октября — 12 января
Групповая выставка «Сердце не камень»
Музейный центр «Площадь Мира», 20 ноября — 9 февраля
Семен Белый «Свидетельство очевидца»
Музейный центр «Площадь Мира», 21 ноября — 9 февраля
Таня Бронникова «Между тем»
ЦСК «Смена» (Казань, Смена галерея), 5 декабря — 12 января
Групповая выставка «Контурные карты»
ЦСК «Смена» (Казань, Смена галерея), 21 ноября — 2 февраля
Групповая выставка «Двадцать один длинный, один короткий»
Ельцин центр (Екатеринбург), 15 ноября — 23 февраля
Групповая выставка «Как тебя зовут»
Ельцин центр (Екатеринбург), 20 сентября — 19 января
Групповая выставка «Хрупкость»
ГЦСИ Арсенал (Нижний Новгород), 21 декабря — 23 марта