Эмили Дикинсон в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Женщина-цветок, росток, листок и лепесток
Эмили Дикинсон носила только белые платья. Она не могла долго терпеть присутствие людей, так что портниха снимала мерки с её сестры, а потом старалась угадать фигуру Эмили.
Эмили Дикинсон с трудом выносила не только портниху, а людей вообще – и поэтому со своими гостями разговаривала через решеточку, как в исповедальне, а то и вовсе через дверь.
Эмили Дикинсон написала больше 1800 стихотворений и при жизни согласилась опубликовать из них меньше десятка. Однако же собирала их в рукописные самосшивные сборники.
Эмили Дикинсон – женщина-цветок, росток, листок и лепесток. Одна из величайших поэтесс Новой Англии, создавшая поэтику, новаторскую для середины XIX века и дышащую свежестью сейчас.
Я пыталась найти какую-нибудь хорошую её биографию на русском языке – и не нашла. Нашла довольно новую и очень художественную биографию Доминик Фортье «Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон», вышедшую в Издательстве Ивана Лимбаха. Её автор – не биограф. Но писательница, переводчик, литературовед и лауреат французской премии Gens de mer («Премия моряков») и Премии генерал-губернатора, высшей литературной премии Канады.
Её книгу об Эмили Дикинсон я рекомендую как самое нежное и тонкое чтение лета. Атмосфера романа (книга маленькая, в стандартном объеме европейского романа, сопоставимом с привычным русскому читателю объемом повести) создана из реальных биографических данных и фантазии автора о своей героине. Речь в ней ведётся от первого лица, использованы стихи Дикинсон и цитаты из писем. В результате мы имеем пронзительную, простую и невесомую прозу об уникальном и хрупком поэте.
Росток, листок и лепесток
И солнца утренний поток –
Роса в траве – пчела иль две –
Едва заметный ветерок
И я — цветок.
Женщина-цветок, росток, листок и лепесток
Эмили Дикинсон носила только белые платья. Она не могла долго терпеть присутствие людей, так что портниха снимала мерки с её сестры, а потом старалась угадать фигуру Эмили.
Эмили Дикинсон с трудом выносила не только портниху, а людей вообще – и поэтому со своими гостями разговаривала через решеточку, как в исповедальне, а то и вовсе через дверь.
Эмили Дикинсон написала больше 1800 стихотворений и при жизни согласилась опубликовать из них меньше десятка. Однако же собирала их в рукописные самосшивные сборники.
Эмили Дикинсон – женщина-цветок, росток, листок и лепесток. Одна из величайших поэтесс Новой Англии, создавшая поэтику, новаторскую для середины XIX века и дышащую свежестью сейчас.
Я пыталась найти какую-нибудь хорошую её биографию на русском языке – и не нашла. Нашла довольно новую и очень художественную биографию Доминик Фортье «Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон», вышедшую в Издательстве Ивана Лимбаха. Её автор – не биограф. Но писательница, переводчик, литературовед и лауреат французской премии Gens de mer («Премия моряков») и Премии генерал-губернатора, высшей литературной премии Канады.
Её книгу об Эмили Дикинсон я рекомендую как самое нежное и тонкое чтение лета. Атмосфера романа (книга маленькая, в стандартном объеме европейского романа, сопоставимом с привычным русскому читателю объемом повести) создана из реальных биографических данных и фантазии автора о своей героине. Речь в ней ведётся от первого лица, использованы стихи Дикинсон и цитаты из писем. В результате мы имеем пронзительную, простую и невесомую прозу об уникальном и хрупком поэте.
Росток, листок и лепесток
И солнца утренний поток –
Роса в траве – пчела иль две –
Едва заметный ветерок
И я — цветок.
July 20, 2023
Мишель Уэльбек в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Печальный белый мужчина в сетях искусственного интеллекта
Новый роман Мишеля Уэльбека о том же, о чем и прежние — об одиночестве среди людей, отсутствии секса в мире сексуальных свобод и перверсий, бессмысленности денег в мире высоких доходов, беспомощности власти в мире политики. Только герой немного постарел вместе с автором — герою пятьдесят. И, кроме прочих его бед и несчастий, он не всегда может отличить цифровую реальность от аналоговой.
Есть несколько причин продолжать читать Уэльбека каждый раз, как у него выходит книга. Во-первых, это приятно. Хоть и очень скучно. Приятно — как разговаривать с образованным, остроумным, честным и бесконечно грустным в своей честности собеседником. Ничего нового вы друг другу не сможете сказать, вы одинаково видите мир. Какие уж новости, когда тебе полтинник. Нежная грусть и интеллектуальная близость в короткой жизни — вот и вся доступная нам радость.
Во-вторых, местами это неприятно, но любопытно. Как живёт французский министр экономики накануне выборов? Где он живёт? А с кем? А ужинает чем? А спит с кем? А каким тоном и о чем разговаривает с подчинёнными? Вообразили? Теперь читаем и впечатляемся разницей.
Почему мы должны поверить Уэльбеку? Потому что он прославленный бытописец и к тому же приятельствует с реальным Брюно Ле Мэром, нынешним министром экономики Франции.
А в-третьих, мы продолжим читать, потому что нам больше некого. В смысле, из современной французской большой литературы. Последние сто или сто пятьдесят лет она только экспериментировала, временами выходя за пределы разумного. Результаты этих экспериментов читать интересно до страсти, если вы исследователь. А если просто книжку хочется с героем и сюжетом, то читать невозможно.
Константин Мильчин вот утверждает, что Уэльбек вернул французскому роману былое величие. Не уверена, что именно величие и именно вернул. Но что он во французской прозе — оплот традиции, это точно.
Печальный белый мужчина в сетях искусственного интеллекта
Новый роман Мишеля Уэльбека о том же, о чем и прежние — об одиночестве среди людей, отсутствии секса в мире сексуальных свобод и перверсий, бессмысленности денег в мире высоких доходов, беспомощности власти в мире политики. Только герой немного постарел вместе с автором — герою пятьдесят. И, кроме прочих его бед и несчастий, он не всегда может отличить цифровую реальность от аналоговой.
Есть несколько причин продолжать читать Уэльбека каждый раз, как у него выходит книга. Во-первых, это приятно. Хоть и очень скучно. Приятно — как разговаривать с образованным, остроумным, честным и бесконечно грустным в своей честности собеседником. Ничего нового вы друг другу не сможете сказать, вы одинаково видите мир. Какие уж новости, когда тебе полтинник. Нежная грусть и интеллектуальная близость в короткой жизни — вот и вся доступная нам радость.
Во-вторых, местами это неприятно, но любопытно. Как живёт французский министр экономики накануне выборов? Где он живёт? А с кем? А ужинает чем? А спит с кем? А каким тоном и о чем разговаривает с подчинёнными? Вообразили? Теперь читаем и впечатляемся разницей.
Почему мы должны поверить Уэльбеку? Потому что он прославленный бытописец и к тому же приятельствует с реальным Брюно Ле Мэром, нынешним министром экономики Франции.
А в-третьих, мы продолжим читать, потому что нам больше некого. В смысле, из современной французской большой литературы. Последние сто или сто пятьдесят лет она только экспериментировала, временами выходя за пределы разумного. Результаты этих экспериментов читать интересно до страсти, если вы исследователь. А если просто книжку хочется с героем и сюжетом, то читать невозможно.
Константин Мильчин вот утверждает, что Уэльбек вернул французскому роману былое величие. Не уверена, что именно величие и именно вернул. Но что он во французской прозе — оплот традиции, это точно.
August 3, 2023
Дневник Джейн Б.
в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Летом 2023-го, когда Джейн Биркин умерла, все СМИ написали, что она певица, актриса, наша общая юность-клеш и секс-символ ХХ века. Захотелось сказать, что она не только это, и вернуться к ее «Дневнику обезьянки».
Дневник маленькая Биркин начинает вести, оказавшись в закрытой английской школе потомков аристократических семей. Ей очень одиноко. Джейн до горячки боится, что старшая воспитательница ее разлюбит, и видит родителей всего два раза за год. Пишет при этом так: «Сегодня я кое-что узнала о Боге. Я часто думаю о Нем. Странное Он существо. Он вообще человек? У Него есть тело? Если тела у Него нет, что же, значит, Он — пустота? А если Он — пустота, то как Он может исполнить наши мольбы?»
Мы читаем дневники, которые она вела до 2013, до дня, когда ее 46-летняя старшая дочь покончила с собой. Записи соединены обширным комментарием стареющей Джейн — это выглядит контрастно, но примиряет с содержанием дневников. Такой способ преподнесения позволяет смотреть и на события ХХ века, и на героиню с разных ракурсов одновременно, и делает дневник романом взросления целого поколения.
Джейн Биркин пережила трудное материнство, в юности была представлена королеве и несколько раз разговаривала с леди Ди, давала концерты в пользу жертв политических репрессий в России, Сараево и Бирме, боролась против уголовной ответственности за аборты. Но судя по дневнику, оставалась вечно юной: «150 лягушек! Именно столько мы насчитали сегодня днем, когда гуляли вокруг озера. Вчера вечером ужинали с де Ла-Гранжами. N* боялся, что они решат, что стали нашими друзьями, и нам придется приглашать их к себе. Поэтому мы предпочли отдать им долг гостеприимства здесь». Сколько лет дадите пишущей? Я сказала бы, лет 14-15.
Описать Биркин двумя словами не получается. Это не голос, не тело, не мужчины, не роли, не хрупкость. Не сумка. Это мир, для которого правда нужны два больших тома слов по 400 страниц каждый.
в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Летом 2023-го, когда Джейн Биркин умерла, все СМИ написали, что она певица, актриса, наша общая юность-клеш и секс-символ ХХ века. Захотелось сказать, что она не только это, и вернуться к ее «Дневнику обезьянки».
Дневник маленькая Биркин начинает вести, оказавшись в закрытой английской школе потомков аристократических семей. Ей очень одиноко. Джейн до горячки боится, что старшая воспитательница ее разлюбит, и видит родителей всего два раза за год. Пишет при этом так: «Сегодня я кое-что узнала о Боге. Я часто думаю о Нем. Странное Он существо. Он вообще человек? У Него есть тело? Если тела у Него нет, что же, значит, Он — пустота? А если Он — пустота, то как Он может исполнить наши мольбы?»
Мы читаем дневники, которые она вела до 2013, до дня, когда ее 46-летняя старшая дочь покончила с собой. Записи соединены обширным комментарием стареющей Джейн — это выглядит контрастно, но примиряет с содержанием дневников. Такой способ преподнесения позволяет смотреть и на события ХХ века, и на героиню с разных ракурсов одновременно, и делает дневник романом взросления целого поколения.
Джейн Биркин пережила трудное материнство, в юности была представлена королеве и несколько раз разговаривала с леди Ди, давала концерты в пользу жертв политических репрессий в России, Сараево и Бирме, боролась против уголовной ответственности за аборты. Но судя по дневнику, оставалась вечно юной: «150 лягушек! Именно столько мы насчитали сегодня днем, когда гуляли вокруг озера. Вчера вечером ужинали с де Ла-Гранжами. N* боялся, что они решат, что стали нашими друзьями, и нам придется приглашать их к себе. Поэтому мы предпочли отдать им долг гостеприимства здесь». Сколько лет дадите пишущей? Я сказала бы, лет 14-15.
Описать Биркин двумя словами не получается. Это не голос, не тело, не мужчины, не роли, не хрупкость. Не сумка. Это мир, для которого правда нужны два больших тома слов по 400 страниц каждый.
August 24, 2023
Список Набокова
1️⃣ Джеймс Джойс. «Улисс»
«"Улисс"» — превосходное, долговременное сооружение… <…> Я должен особо предостеречь вас от соблазна видеть в беспорядочных блужданиях и мелких приключениях Леопольда Блума летним дублинским днем прямую пародию на "Одиссею"».
2️⃣ Франц Кафка. «Превращение»
«Франц Кафка — величайший немецкий писатель нашего времени. В сравнении с ним такие поэты, как Рильке, и такие романисты, как Томас Манн, — карлики или гипсовые святые. <…> Обратите внимание на стиль Кафки. Ясность его речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа».
3️⃣ Сэмюэл Беккет. Трилогия «Моллой», «Мэлон умирает», «Неназываемый»
«Беккет — автор прекрасных новелл и ужасных пьес в традиции Метерлинка. Его трилогию, особенно "Моллоя", я люблю больше всего. <…> Жалкое существование его персонажей — без сомнения, перекличка с немощными, мрачными персонажами Кафки. Именно эта немощь так притягательна в творчестве Беккета».
4️⃣ Лев Толстой. «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича»
«Я считаю "Анну Каренину" высшим шедевром литературы девятнадцатого века, почти рядом стоит "Смерть Ивана Ильича". Мне совершенно не нравятся "Воскресение" и "Крейцерова соната". Публицистические атаки Толстого невыносимы. Роман "Война и мир" длинноват; это разухабистый исторический роман, написанный для того аморфного и безвольного существа, который называется "рядовым читателем", но в основном он адресован юному читателю. Он совершенно не удовлетворяет меня как художественное произведение».
5️⃣ Герберт Уэллс. «Машина времени», «Война миров», «Страна слепых» и другие произведения
«Г. Дж. Уэллс, великий художник <…> Его произведения далеко превосходят всё, что Беннет, Конрад или вообще кто-либо из современников Уэллса мог написать. На его социологические размышления можно спокойно не обращать внимания, но его выдумки и фантазии превосходны».
Что из этого читали и готовы внести в свой список?
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
1️⃣ Джеймс Джойс. «Улисс»
«"Улисс"» — превосходное, долговременное сооружение… <…> Я должен особо предостеречь вас от соблазна видеть в беспорядочных блужданиях и мелких приключениях Леопольда Блума летним дублинским днем прямую пародию на "Одиссею"».
2️⃣ Франц Кафка. «Превращение»
«Франц Кафка — величайший немецкий писатель нашего времени. В сравнении с ним такие поэты, как Рильке, и такие романисты, как Томас Манн, — карлики или гипсовые святые. <…> Обратите внимание на стиль Кафки. Ясность его речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа».
3️⃣ Сэмюэл Беккет. Трилогия «Моллой», «Мэлон умирает», «Неназываемый»
«Беккет — автор прекрасных новелл и ужасных пьес в традиции Метерлинка. Его трилогию, особенно "Моллоя", я люблю больше всего. <…> Жалкое существование его персонажей — без сомнения, перекличка с немощными, мрачными персонажами Кафки. Именно эта немощь так притягательна в творчестве Беккета».
4️⃣ Лев Толстой. «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича»
«Я считаю "Анну Каренину" высшим шедевром литературы девятнадцатого века, почти рядом стоит "Смерть Ивана Ильича". Мне совершенно не нравятся "Воскресение" и "Крейцерова соната". Публицистические атаки Толстого невыносимы. Роман "Война и мир" длинноват; это разухабистый исторический роман, написанный для того аморфного и безвольного существа, который называется "рядовым читателем", но в основном он адресован юному читателю. Он совершенно не удовлетворяет меня как художественное произведение».
5️⃣ Герберт Уэллс. «Машина времени», «Война миров», «Страна слепых» и другие произведения
«Г. Дж. Уэллс, великий художник <…> Его произведения далеко превосходят всё, что Беннет, Конрад или вообще кто-либо из современников Уэллса мог написать. На его социологические размышления можно спокойно не обращать внимания, но его выдумки и фантазии превосходны».
Что из этого читали и готовы внести в свой список?
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
September 15, 2023
Человек, который не стал Гарри Поттером
в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Уютная книжка для ранней осени — Давид Фонкинос, «Номер два: роман о человеке, который не стал Гарри Поттером».
Фонкинос — французское сочетание простоты и нежности. В его книгах нет напыщенного, сложного, чопорного. Это всегда по-настоящему простой текст.
Фонкинос не мучает читателя, не пугает и ничему не учит. Он развлекает и утешает, подбадривает нас и ласково шутит (особенно над англичанами). Всякий раз, открывая его, думаешь: «И всё же это примитивная проза». Всякий раз, закрывая, ничего оценочного не думаешь — чувствуешь грусть, и нежность, и благодарность.
Это роман о мальчике, которому очень богатые, умные, всесильные взрослые наобещали денег и славы. А потом обманули: передумали и утвердили на роль Дэниэла Редклиффа. О мальчике, который с 11 до 20 лет смотрел, как соперник сияет со всех билбордов, и поттериана катится в зенит без него — и выжил.
Мартин Хилл, вовсю готовившийся к съемкам, действительно существовал. В книге есть несколько реальных фактов из его жизни. Но на 96% или около того это вымышленная история детской боли, на исцеление которой потребуется полжизни. Счастливая сказка для взрослых.
Если вы поклонник саги — читайте смело. Фонкинос — настоящий фанат, и дурного о волшебном мире не скажет. Если вы не знакомы даже с сюжетом поттерианы — всё равно читайте. Фонкинос и к нашей маггловской реальности относится с теплым участием.
Давид Фонкинос, Иностранка, 320 с. Пер. с фр. Риммы Генкиной
А что сейчас читаете вы?
Подпишитесь на Культурный дилер
в рубрике #чтопочитать с литературным и театральным критиком, поэтом и эссеистом Еленой Пестеревой
Уютная книжка для ранней осени — Давид Фонкинос, «Номер два: роман о человеке, который не стал Гарри Поттером».
Фонкинос — французское сочетание простоты и нежности. В его книгах нет напыщенного, сложного, чопорного. Это всегда по-настоящему простой текст.
Фонкинос не мучает читателя, не пугает и ничему не учит. Он развлекает и утешает, подбадривает нас и ласково шутит (особенно над англичанами). Всякий раз, открывая его, думаешь: «И всё же это примитивная проза». Всякий раз, закрывая, ничего оценочного не думаешь — чувствуешь грусть, и нежность, и благодарность.
Это роман о мальчике, которому очень богатые, умные, всесильные взрослые наобещали денег и славы. А потом обманули: передумали и утвердили на роль Дэниэла Редклиффа. О мальчике, который с 11 до 20 лет смотрел, как соперник сияет со всех билбордов, и поттериана катится в зенит без него — и выжил.
Мартин Хилл, вовсю готовившийся к съемкам, действительно существовал. В книге есть несколько реальных фактов из его жизни. Но на 96% или около того это вымышленная история детской боли, на исцеление которой потребуется полжизни. Счастливая сказка для взрослых.
Если вы поклонник саги — читайте смело. Фонкинос — настоящий фанат, и дурного о волшебном мире не скажет. Если вы не знакомы даже с сюжетом поттерианы — всё равно читайте. Фонкинос и к нашей маггловской реальности относится с теплым участием.
Давид Фонкинос, Иностранка, 320 с. Пер. с фр. Риммы Генкиной
А что сейчас читаете вы?
Подпишитесь на Культурный дилер
September 22, 2023
рубрика «Новая классика» с писателем Платоном Бесединым
Кормак Маккарти «Дорога»
Эдуард Лимонов назвал этот роман лучшей книгой, написанной в XXI веке. Я склонен согласиться со старшим товарищем. С поправкой — одной из лучших. Об остальных книгах я расскажу позже, ну а пока — пару слов о шедевре Кормака Маккарти «Дорога».
Постапокалиптическая пустыня. Отец и сын бредут по ней, толкая перед собой тележку из супермаркета. Периодически они попадают в дома и убежища, где пополняют запасы. Они идут к океану, холодному, одинокому, злому. Вокруг рыщут банды каннибалов, утративших человеческий облик. Казалось бы, написано всё очень просто. Слишком просто. Обманчиво просто. Всего 220 страниц в истории, изложенной короткими, резкими предложениями. Каждое входит в сознание как девятидюймовый гвоздь. Этот текст ритмичен — и ритм пленяет.
Редко когда книга производила на меня такой эффект. Я читал её и возвращался снова. Я плакал. Да, я плакал над этой книгой. А после думал: почему она так хороша? Думал и старался найти ответ. В «Дороге» нет ничего лишнего. Это сияющий кристалл, очищенный от любых примесей. Убрать всё лишнее, оставить главное — об этом говорили и Микеланджело, и Чехов. Кормаку Маккарти это удалось блестяще. Он выделил главное и вместе с тем создал книгу, в которой, несмотря на её краткость, столько пластов и смыслов, что позавидует Томас Пинчон.
«Дорога» — текст о главном. О том, как воскресить в себе Бога, если все вокруг давно убили Его в себе. О том, как остаться человеком, даже если в этом, казалось бы, нет никакого смысла. О том, как ценить близких. Да, это, казалось бы, простые вещи, и поданы они просто, но после прочтения внутри тебя — цветущая сложность. И утешение. Ведь, глядя на то, что происходит вокруг, я рад, что в мире есть такая книга — Кормак Маккарти написал своего рода путеводитель по миру, который давно перешёл черту, стёр линию, проходящую через сердца человеческие.
К слову, автора, прожившего почти 90 лет и ушедшего в июне этого года, так и не наградили Нобелевской премией, хотя должны были. Он редко давал интервью, редко комментировал свои тексты. И я знаю почему. Мир странен; мир, похоже, несправедлив. Но в нём есть смысл, если мы находим то, за что и/или за кого можно держаться. Собственно, только это имеет смысл. Найти своё, найти своих — и за то держаться. Чтобы не только выживать, но и жить. Жить по-настоящему.
А вы читали Маккарти, как вам?
Если нравится рубрика «Новая классика», ставьте ❤️
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
Кормак Маккарти «Дорога»
Эдуард Лимонов назвал этот роман лучшей книгой, написанной в XXI веке. Я склонен согласиться со старшим товарищем. С поправкой — одной из лучших. Об остальных книгах я расскажу позже, ну а пока — пару слов о шедевре Кормака Маккарти «Дорога».
Постапокалиптическая пустыня. Отец и сын бредут по ней, толкая перед собой тележку из супермаркета. Периодически они попадают в дома и убежища, где пополняют запасы. Они идут к океану, холодному, одинокому, злому. Вокруг рыщут банды каннибалов, утративших человеческий облик. Казалось бы, написано всё очень просто. Слишком просто. Обманчиво просто. Всего 220 страниц в истории, изложенной короткими, резкими предложениями. Каждое входит в сознание как девятидюймовый гвоздь. Этот текст ритмичен — и ритм пленяет.
Редко когда книга производила на меня такой эффект. Я читал её и возвращался снова. Я плакал. Да, я плакал над этой книгой. А после думал: почему она так хороша? Думал и старался найти ответ. В «Дороге» нет ничего лишнего. Это сияющий кристалл, очищенный от любых примесей. Убрать всё лишнее, оставить главное — об этом говорили и Микеланджело, и Чехов. Кормаку Маккарти это удалось блестяще. Он выделил главное и вместе с тем создал книгу, в которой, несмотря на её краткость, столько пластов и смыслов, что позавидует Томас Пинчон.
«Дорога» — текст о главном. О том, как воскресить в себе Бога, если все вокруг давно убили Его в себе. О том, как остаться человеком, даже если в этом, казалось бы, нет никакого смысла. О том, как ценить близких. Да, это, казалось бы, простые вещи, и поданы они просто, но после прочтения внутри тебя — цветущая сложность. И утешение. Ведь, глядя на то, что происходит вокруг, я рад, что в мире есть такая книга — Кормак Маккарти написал своего рода путеводитель по миру, который давно перешёл черту, стёр линию, проходящую через сердца человеческие.
К слову, автора, прожившего почти 90 лет и ушедшего в июне этого года, так и не наградили Нобелевской премией, хотя должны были. Он редко давал интервью, редко комментировал свои тексты. И я знаю почему. Мир странен; мир, похоже, несправедлив. Но в нём есть смысл, если мы находим то, за что и/или за кого можно держаться. Собственно, только это имеет смысл. Найти своё, найти своих — и за то держаться. Чтобы не только выживать, но и жить. Жить по-настоящему.
А вы читали Маккарти, как вам?
Если нравится рубрика «Новая классика», ставьте ❤️
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
October 18, 2023
рубрика «Новая классика» с писателем Платоном Бесединым
Эдуард Лимонов «Это я — Эдичка»
«Как проигравший, я знаю, что говорю», — эти слова принадлежат Френсису Скотту Фитцджеральду. Эффектные, бьющие под дых слова. А могли бы принадлежать Эдуарду Лимонову. Его дебютный, оглушительный, роман «Это я — Эдичка» — о поражении, о том, как, утратив всё, обретаешь не свободу, нет, а тот решающий импульс, когда либо выплывешь, либо потонешь, сдохнешь. Лимонов выплыл.
Есть верный критерий мещанства — это отношение к роману «Это я — Эдичка». Если человек, хихикая, поблёскивая глазками, выдаёт что-то из серии: «А, это тот, который с негром», то не стремитесь далее продолжать разговор. Обрубайте. Перед вами мещанин, человек пошлый. Ведь «Это я — Эдичка» — роман, конечно же, не о сексе. Это в первую очередь яростный текст о предельном одиночестве, когда любовь обращается в меч и весь мир против тебя, мир, грозящий не просто уничтожить, расплющить, аннигилировать, а вычеркнуть из самой Книги Жизни.
Впрочем, и как роман, где много секса, маргиналов, контркультуры, «Эдичку» тоже можно читать. Или как антиамериканский роман (о чём сам Лимонов много раз писал и говорил позднее). Или как — есть и такие трактовки — самый мотивирующий текст на планете: не сдавайся, борись, побеждай! Все эти коучи и психологи (детский сад, право) после Эдички кажутся пионэрами (это слово произносится голосом Фаины Раневской). Можно читать «Эдичку» и так, да; а можно как великий текст, по которому станут изучать эпоху. В деталях, в образах. Ведь Лимонов никогда не писал о себе, вопреки распространённому мнению — он был только линзой. «Это я — Эдичка» — текст разнонаправленный: и откровенная исповедь, и социально-политический памфлет... далее продолжайте сами.
И ещё. Этот роман можно и нужно читать несколько раз в жизни. И однажды он может спасти вас. Без шуток. Спасти! Да, в тот самый момент, когда ваше отчаяние будет максимальным, когда тьма поглотит даже последний лучик света — прочтите этот роман. И вы справитесь. Вы будете жить. Не факт, что счастливо, но будете — и жизнь ваша окажется самой осмысленной штукой на свете. Поверьте, как проигравший, я знаю, что говорю.
А что вы думаете о самом известном романе Лимонова?
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
Эдуард Лимонов «Это я — Эдичка»
«Как проигравший, я знаю, что говорю», — эти слова принадлежат Френсису Скотту Фитцджеральду. Эффектные, бьющие под дых слова. А могли бы принадлежать Эдуарду Лимонову. Его дебютный, оглушительный, роман «Это я — Эдичка» — о поражении, о том, как, утратив всё, обретаешь не свободу, нет, а тот решающий импульс, когда либо выплывешь, либо потонешь, сдохнешь. Лимонов выплыл.
Есть верный критерий мещанства — это отношение к роману «Это я — Эдичка». Если человек, хихикая, поблёскивая глазками, выдаёт что-то из серии: «А, это тот, который с негром», то не стремитесь далее продолжать разговор. Обрубайте. Перед вами мещанин, человек пошлый. Ведь «Это я — Эдичка» — роман, конечно же, не о сексе. Это в первую очередь яростный текст о предельном одиночестве, когда любовь обращается в меч и весь мир против тебя, мир, грозящий не просто уничтожить, расплющить, аннигилировать, а вычеркнуть из самой Книги Жизни.
Впрочем, и как роман, где много секса, маргиналов, контркультуры, «Эдичку» тоже можно читать. Или как антиамериканский роман (о чём сам Лимонов много раз писал и говорил позднее). Или как — есть и такие трактовки — самый мотивирующий текст на планете: не сдавайся, борись, побеждай! Все эти коучи и психологи (детский сад, право) после Эдички кажутся пионэрами (это слово произносится голосом Фаины Раневской). Можно читать «Эдичку» и так, да; а можно как великий текст, по которому станут изучать эпоху. В деталях, в образах. Ведь Лимонов никогда не писал о себе, вопреки распространённому мнению — он был только линзой. «Это я — Эдичка» — текст разнонаправленный: и откровенная исповедь, и социально-политический памфлет... далее продолжайте сами.
И ещё. Этот роман можно и нужно читать несколько раз в жизни. И однажды он может спасти вас. Без шуток. Спасти! Да, в тот самый момент, когда ваше отчаяние будет максимальным, когда тьма поглотит даже последний лучик света — прочтите этот роман. И вы справитесь. Вы будете жить. Не факт, что счастливо, но будете — и жизнь ваша окажется самой осмысленной штукой на свете. Поверьте, как проигравший, я знаю, что говорю.
А что вы думаете о самом известном романе Лимонова?
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
October 24, 2023
рубрика «Новая классика» с писателем Платоном Бесединым
Курцио Малапарте, «Капут» и «Шкура»
Дилогия Курцио Малапарте, которого довольно-таки банально называют неудобным классиком. Сам он, впрочем, хотел быть если не удобным, то востребованным и признанным, тщательно редактируя свою биографию, вымарывая из неё все «вредные» детали. Он дружил с Муссолини, после проклинал его и Гитлера, якшался с фашистами, признавался в симпатиях китайскому коммунизму, обличал советскую номенклатуру. Он был разный, этот Курцио Малапарте, урождённый немец Курт Эрих Зукерт. Сидел в тюрьме, жил на роскошной вилле. Ему прощали то, за что других бы расстреляли, но сам Малапарте, похоже, не прощал никого.
Так, он создал портрет охваченной войной Европы, похожей на загнанную лошадь, которая падает в канаву и там умирает. И это любопытный опыт — читать того, кто находился по ту сторону во время самой страшной войны. Здесь мы читаем Некрасова и Бондарева, Курочкина и Воробьёва, а там был Курцио Малапарте. Вспомнить ещё можно — и нужно, конечно — Нормана Мейлера и его прекрасный роман «Нагие и мёртвые». Малапарте же не показывает окопную правду войны, не только её, точнее; нет, он в первую очередь говорит о тех, кто находится в логове с мебелью, обтянутой человеческой кожей, где на столах красуются хлебницы с устрицами из человеческих глаз. Малапарте свидетельствует, насколько банально и обыденно зло, и даже у ада есть свои бюрократические обязательства.
Малапарте был среди фашистов и нацистов. Малапарте, по сути, был одним из них, хотя он с тем наверняка бы не согласился. И его записи, конечно, можно читать как свидетельства преступлений, у которых нет срока давности. Но можно — и так даже правильнее — читать их как великолепные художественные произведения с глубочайшим проникновением в природу зла и эталонной демонстрацией типажей войны. Это холодный взгляд того, кто имел смелость и силы устоять против адского жара.
И ещё одна важная штука. У Пастернака есть шикарная строчка: «Пораженье от победы ты сам не должен отличать». В романах «Капут» и «Шкура» Малапарте показывает эту удивительную, почти симбиотическую связь победителей и проигравших, того, как одни существуют вместе с другими, периодически меняясь местами так, что порою отличить их друг от друга невозможно. Отличные тексты, просто отличные, вне сомнения обязательные для прочтения. Честно сказать, подавать горечь и разочарование с таким убедительным пафосом мог только Курцио Малапарте.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
Курцио Малапарте, «Капут» и «Шкура»
Дилогия Курцио Малапарте, которого довольно-таки банально называют неудобным классиком. Сам он, впрочем, хотел быть если не удобным, то востребованным и признанным, тщательно редактируя свою биографию, вымарывая из неё все «вредные» детали. Он дружил с Муссолини, после проклинал его и Гитлера, якшался с фашистами, признавался в симпатиях китайскому коммунизму, обличал советскую номенклатуру. Он был разный, этот Курцио Малапарте, урождённый немец Курт Эрих Зукерт. Сидел в тюрьме, жил на роскошной вилле. Ему прощали то, за что других бы расстреляли, но сам Малапарте, похоже, не прощал никого.
Так, он создал портрет охваченной войной Европы, похожей на загнанную лошадь, которая падает в канаву и там умирает. И это любопытный опыт — читать того, кто находился по ту сторону во время самой страшной войны. Здесь мы читаем Некрасова и Бондарева, Курочкина и Воробьёва, а там был Курцио Малапарте. Вспомнить ещё можно — и нужно, конечно — Нормана Мейлера и его прекрасный роман «Нагие и мёртвые». Малапарте же не показывает окопную правду войны, не только её, точнее; нет, он в первую очередь говорит о тех, кто находится в логове с мебелью, обтянутой человеческой кожей, где на столах красуются хлебницы с устрицами из человеческих глаз. Малапарте свидетельствует, насколько банально и обыденно зло, и даже у ада есть свои бюрократические обязательства.
Малапарте был среди фашистов и нацистов. Малапарте, по сути, был одним из них, хотя он с тем наверняка бы не согласился. И его записи, конечно, можно читать как свидетельства преступлений, у которых нет срока давности. Но можно — и так даже правильнее — читать их как великолепные художественные произведения с глубочайшим проникновением в природу зла и эталонной демонстрацией типажей войны. Это холодный взгляд того, кто имел смелость и силы устоять против адского жара.
И ещё одна важная штука. У Пастернака есть шикарная строчка: «Пораженье от победы ты сам не должен отличать». В романах «Капут» и «Шкура» Малапарте показывает эту удивительную, почти симбиотическую связь победителей и проигравших, того, как одни существуют вместе с другими, периодически меняясь местами так, что порою отличить их друг от друга невозможно. Отличные тексты, просто отличные, вне сомнения обязательные для прочтения. Честно сказать, подавать горечь и разочарование с таким убедительным пафосом мог только Курцио Малапарте.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
November 2, 2023
рубрика «Новая классика» с писателем Платоном Бесединым
Глава четвертая. Альбер Камю, «Посторонний»
7 ноября — ровно 110 лет со дня рождения Альбера Камю, великого французского писателя-экзистенциалиста, одного из главных мыслителей ХХ века.
Уже первая фраза его дебютного романа «Посторонний» сразу же ударила меня под дых: «Сегодня умерла мама, а может быть, вчера — не знаю». «Это как вообще?!» — поразился я. Чтение «Постороннего» действовало на мой разум и душу, точно пенопластом царапали по стеклу. Долгое время это произведение оставалось для меня одним из самых нелюбимых. Настолько я не мог принять героя, явленного в нём, настолько не близка мне была та философия живых мёртвых. Как пел Роберт Смит в Killing an Arab, делая этой песней отсылку, конечно же, к «Постороннему»: «I'm alive, I'm dead, I'm the stranger killing an Arab…»
Но спустя время, повзрослев, я смирился, признал: Камю возвёл в куб фразу Достоевского «человек есть существо ко всему привыкающее, и это есть его лучшее определение». Да, мы адаптируемся, чтобы выжить. Более того, в этом мире без Бога (так решило человечество), а главный герой Мерсо приходит в ярость, когда слышит о Боге, лишь адаптация ко всему — единственный путь, если ты хочешь жить. Ведь искренние, принципиальные, смелые умирают первыми. Умные и понимающие сходят с ума первыми. Но последние первыми никогда не станут в мире, где нет тепла человеческих сердец.
Камю увидел это всеобщее тотальное равнодушие и отразил его в «Постороннем». Стиль его почти совершенен: отточенные, филигранные фразы. И вместе с тем блестящие образы — вроде слёз, застревающих в морщинах. Камю написал немного, погиб рано — причём не от туберкулёза, которым страдал, а в автокатастрофе, — но уже одним этим романом (а есть «Чума», «Падение», философские труды) отразил суть нового времени, в котором лицом к лицу лица не увидать, но и большое не видится на расстоянии. Пустота, равнодушие, потребление и желание выживать. Камю сказал о нас всё.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
Глава четвертая. Альбер Камю, «Посторонний»
7 ноября — ровно 110 лет со дня рождения Альбера Камю, великого французского писателя-экзистенциалиста, одного из главных мыслителей ХХ века.
Уже первая фраза его дебютного романа «Посторонний» сразу же ударила меня под дых: «Сегодня умерла мама, а может быть, вчера — не знаю». «Это как вообще?!» — поразился я. Чтение «Постороннего» действовало на мой разум и душу, точно пенопластом царапали по стеклу. Долгое время это произведение оставалось для меня одним из самых нелюбимых. Настолько я не мог принять героя, явленного в нём, настолько не близка мне была та философия живых мёртвых. Как пел Роберт Смит в Killing an Arab, делая этой песней отсылку, конечно же, к «Постороннему»: «I'm alive, I'm dead, I'm the stranger killing an Arab…»
Но спустя время, повзрослев, я смирился, признал: Камю возвёл в куб фразу Достоевского «человек есть существо ко всему привыкающее, и это есть его лучшее определение». Да, мы адаптируемся, чтобы выжить. Более того, в этом мире без Бога (так решило человечество), а главный герой Мерсо приходит в ярость, когда слышит о Боге, лишь адаптация ко всему — единственный путь, если ты хочешь жить. Ведь искренние, принципиальные, смелые умирают первыми. Умные и понимающие сходят с ума первыми. Но последние первыми никогда не станут в мире, где нет тепла человеческих сердец.
Камю увидел это всеобщее тотальное равнодушие и отразил его в «Постороннем». Стиль его почти совершенен: отточенные, филигранные фразы. И вместе с тем блестящие образы — вроде слёз, застревающих в морщинах. Камю написал немного, погиб рано — причём не от туберкулёза, которым страдал, а в автокатастрофе, — но уже одним этим романом (а есть «Чума», «Падение», философские труды) отразил суть нового времени, в котором лицом к лицу лица не увидать, но и большое не видится на расстоянии. Пустота, равнодушие, потребление и желание выживать. Камю сказал о нас всё.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
November 7, 2023
рубрика «Новая классика» с писателем Платоном Бесединым
Брет Истон Эллис, «Американский психопат»
Брет Истон Эллис написал две культовых книги в 90-х — «Американский психопат» и «Гламорама». Но слишком много тусовался с дилерами, любовниками и голливудскими продюсерами. Они отвлекали Эллиса — и ничего равного двум этим знаковым книгам автор для массовой культуры так и не создал (хотя мне очень нравится его Lunar Park 2005 года). Так бывает, когда в литературе ты скорее Эксл Роуз, нежели Кит Ричардс.
Книга экранизирована Мэри Хэррон (исследователем масскульта), главную роль играет Кристиан Бэйл — и, казалось бы, всё должно было сложиться, но фильм скорее натужно пытается удивить, нежели говорить убедительно. Однако Брет Истон Эллис писал «Психопата» всерьёз, правда, не до конца понимая, какую ядерную бомбу собирает за писательским столом. Кто-то считает, что этот текст рождён кокаином, — это не так. «Американский психопат» рождён отчаянием и неустроенностью человека, у которого, казалось бы, есть всё, но вместе с тем он предельно болен, запертый в клетке нигилизма и дегуманизации.
Успех слишком много значит между людьми. Он значит почти всё. Эллис успешен. Он «золотой мальчик». Но этот успех — катастрофа. У Чака Паланика Тайлер говорит: «Отец был для тебя Богом. Отец бросил тебя. Что это говорит тебе о Боге?..» В случае Эллиса и его героя, то ли реального убийцы, то ли фантазёра, сверхуспешного яппи Патрика Бейтмана, обожающего бензопилу и Talking Heads, — та же история. Это мир, в котором Бог заменён маммоной. Нельзя служить одному и другому. Герои Эллиса — наши «герои» — сделали выбор.
Роман представляет собой убойную, душедробительную смесь описаний роскошной жизни с детальнейшим перечислением брендов, жутких сцен насилия с чудовищной расчленёнкой и размышлениями о массовой культуре. Можно сказать, что автор безумен, — вероятно, так. Он свихнулся от вседозволенности. Но на самом деле, и это важнее, безумен мир, который Эллис препарирует с такой яростью и знанием, что видна самая его сердцевина — кровоточащая, разъедаемая болезнью.
Меня всегда забавляли люди, которые морщились и говорили о «Психопате»: «Фу, чернуха…» Нет, это не чернуха — это тьма, в которой ходит обезумевший человек с фонарём и ищет, ищет то, ради чего можно и нужно жить. Любовь? Дружба? Хоть какая-то привязанность? Но, как написано в конце книги, ЭТО НЕ ВЫХОД. Эпиграф, кстати, Брет Истон Эллис взял из «Записок из подполья» Достоевского, а текст открывается цитатой из Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
«Американский психопат» похож на скоростной поезд, входящий в сознание, как в тоннель. В определённый момент ты перестаёшь замечать все те мерзости, что описывает автор, — и слышишь вопль человека, который меж тем предельно аргументирован; слышишь и понимаешь, что именно так — да, вот так! — существует это общество потребления, которое Эллис бичует так, что на теле того остаются красные следы. Но это не садомазохистские игры в секс-клубах Нью-Йорка — нет, это реальная боль человека в обезвоздушенном пространстве, где вместо истинных ценностей — ценники.
Паланик, Коупленд и прочие — все они будут позже. В 1991 году Брет Истон Эллис сказал о ненасытном обществе потребления всё — и даже чуть больше. Ничего яростнее, омерзительнее, откровеннее и по-своему трогательнее (если может быть вот такой, немного извращённый, вид трогательности) в современной литературе конца века я не читал. В «Адвокате дьявола» Сатана, блестяще сыгранный Аль Пачино, говорит: «ХХ век был моим веком». Что ж, Брет Истон Эллис показал, к чему привёл этот век.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
Брет Истон Эллис, «Американский психопат»
Брет Истон Эллис написал две культовых книги в 90-х — «Американский психопат» и «Гламорама». Но слишком много тусовался с дилерами, любовниками и голливудскими продюсерами. Они отвлекали Эллиса — и ничего равного двум этим знаковым книгам автор для массовой культуры так и не создал (хотя мне очень нравится его Lunar Park 2005 года). Так бывает, когда в литературе ты скорее Эксл Роуз, нежели Кит Ричардс.
Книга экранизирована Мэри Хэррон (исследователем масскульта), главную роль играет Кристиан Бэйл — и, казалось бы, всё должно было сложиться, но фильм скорее натужно пытается удивить, нежели говорить убедительно. Однако Брет Истон Эллис писал «Психопата» всерьёз, правда, не до конца понимая, какую ядерную бомбу собирает за писательским столом. Кто-то считает, что этот текст рождён кокаином, — это не так. «Американский психопат» рождён отчаянием и неустроенностью человека, у которого, казалось бы, есть всё, но вместе с тем он предельно болен, запертый в клетке нигилизма и дегуманизации.
Успех слишком много значит между людьми. Он значит почти всё. Эллис успешен. Он «золотой мальчик». Но этот успех — катастрофа. У Чака Паланика Тайлер говорит: «Отец был для тебя Богом. Отец бросил тебя. Что это говорит тебе о Боге?..» В случае Эллиса и его героя, то ли реального убийцы, то ли фантазёра, сверхуспешного яппи Патрика Бейтмана, обожающего бензопилу и Talking Heads, — та же история. Это мир, в котором Бог заменён маммоной. Нельзя служить одному и другому. Герои Эллиса — наши «герои» — сделали выбор.
Роман представляет собой убойную, душедробительную смесь описаний роскошной жизни с детальнейшим перечислением брендов, жутких сцен насилия с чудовищной расчленёнкой и размышлениями о массовой культуре. Можно сказать, что автор безумен, — вероятно, так. Он свихнулся от вседозволенности. Но на самом деле, и это важнее, безумен мир, который Эллис препарирует с такой яростью и знанием, что видна самая его сердцевина — кровоточащая, разъедаемая болезнью.
Меня всегда забавляли люди, которые морщились и говорили о «Психопате»: «Фу, чернуха…» Нет, это не чернуха — это тьма, в которой ходит обезумевший человек с фонарём и ищет, ищет то, ради чего можно и нужно жить. Любовь? Дружба? Хоть какая-то привязанность? Но, как написано в конце книги, ЭТО НЕ ВЫХОД. Эпиграф, кстати, Брет Истон Эллис взял из «Записок из подполья» Достоевского, а текст открывается цитатой из Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
«Американский психопат» похож на скоростной поезд, входящий в сознание, как в тоннель. В определённый момент ты перестаёшь замечать все те мерзости, что описывает автор, — и слышишь вопль человека, который меж тем предельно аргументирован; слышишь и понимаешь, что именно так — да, вот так! — существует это общество потребления, которое Эллис бичует так, что на теле того остаются красные следы. Но это не садомазохистские игры в секс-клубах Нью-Йорка — нет, это реальная боль человека в обезвоздушенном пространстве, где вместо истинных ценностей — ценники.
Паланик, Коупленд и прочие — все они будут позже. В 1991 году Брет Истон Эллис сказал о ненасытном обществе потребления всё — и даже чуть больше. Ничего яростнее, омерзительнее, откровеннее и по-своему трогательнее (если может быть вот такой, немного извращённый, вид трогательности) в современной литературе конца века я не читал. В «Адвокате дьявола» Сатана, блестяще сыгранный Аль Пачино, говорит: «ХХ век был моим веком». Что ж, Брет Истон Эллис показал, к чему привёл этот век.
#чтопочитать
Подпишитесь на Культурный дилер
November 23, 2023