— А чего я могу сказать-то, — развожу руками и кошусь на вновь навострившую перо Инге. — Со вчерашнего вечера звать меня Шиповник. Фамилиев не выдали, уж извините. Цель прибытия: вчерашним же вечером я пришла в себя лежащей в долбаном гробу и вообще ни хрена не помню. Будто в башке метлой пошуровал кто.
— Я ведь так и запишу, — немного даже угрожающе уточняет Инге.
— Так и запиши, — благосклонно кивнув, разрешаю я.

«Прости», — говорит мне девочка с рыжими волосами и глазами цвета неба. Больше она не говорит ничего — поворачивается ко мне спиной и уходит, и, как я ни пытаюсь за ней угнаться, расстояние между нами только увеличивается. Я протягиваю к ней руку — но она, будто заколдованная дева из сказки, оборачивается птицей и улетает вслед за своей стаей, а моя ладонь хватает лишь воздух и несколько кружащихся перьев.

В моëм детстве мама иногда шутя называла меня принцессой.
Слово это встречалось мне лишь в сказках, которые она рассказывала, объясняя: принцессами зовутся дочери королей. Такой титул существовал в старом мире, о котором сама мама тоже знала только из легенд, сказок и чужих рассказов.
Я недоумевала, ведь на сказочную принцессу была вовсе не похожа. Я носила простые платья, бегала босиком по лесу и скромный домик наш ни капли не напоминал королевские палаты. Но мама говорила, что вовсе не это главное. Вместо короны она неизменно надевала мне на голову венки из полевых или лесных цветов — летом, из еловых ветвей и подмëрзших рябиновых гроздей — зимой.

Больше некому звать меня принцессой. Люди куда охотнее зовут меня иными именами, которые точнее отражают, кто я на самом деле.
Ведьма. Чудовище. Тëмная тварь.
В детстве я плакала, заслышав такое обращение. Но я уже много столетий как не ранимое дитя. Теперь мне это по нраву.

Я тогда совсем не думала о том, что ждёт нас в будущем — точнее, мне не хотелось думать, что может быть что-то иное, чем то безмятежное и беззаботное счастье, которым были наполнены проведённые вместе дни. Дни, в которые мы держались за руки и валялись в обнимку на траве, вплетали в волосы цветы и кормили друг друга ягодами с рук, говорили обо всём на свете и танцевали на лесной опушке безо всякой музыки, под одно лишь птичье пение и шелест листвы. Мы убегали глубже в лес, где никому было не под силу нас найти, плескались в кристалльно-ледяной воде озера и дарили друг другу самые горячие поцелуи. Встречали закаты и любовались на первые зажигающиеся в темнеющем небе звёзды, оттягивая до последнего миг, когда придётся разомкнуть объятия — горько-сладкий миг прощания с надеждой на новую встречу. И мне хотелось, чтобы так было всегда.

— Её голос дрожит. Взгляд направлен в пол, кулаки судорожно сжимаются. «Он ранен, потому что защищал меня», — отчётливое выражение вины. И страха. Потерять кого-то… — Тейн так же резко выныривает из воспоминаний, и его глаза снова фокусируются на собеседнике. — Даже когда твоей жизни уже ничего не угрожало, она боялась. Из всего этого я делаю вполне очевидный вывод. Она тебя любит.
— У нас не такие отношения, — возражает Кайден, хватаясь за последнее утверждение. Всё остальное ему пока ещё не удалось толком переварить.
— Мне казалось, для людей понятие «любовь» тоже имеет много смыслов, — в голосе Тейна сквозит добродушная ирония. — Мне, например, вполне понятны её чувства. Я так же переживал за сына, когда понял, что могу вот-вот потерять его. Из-за собственной же глупости. И по-настоящему страшно мне стало уже после того, как всё закончилось. Когда я подумал о том, что могло произойти, если бы я не успел… и если бы со мной не было Шепард. Перед этим она на меня даже накричала. Как сейчас помню, — он усмехается, — самым цензурным в её речи было «ты ужасный отец и безответственная сволочь», но ещё она сказала, что раз уж я хочу воспользоваться шансом хоть что-то исправить, пока не поздно… она сделает всё возможное, чтобы мне помочь. Раз уж я, дурак такой, сам не справился.

— Не стоит волноваться. Вы добрались сюда, а значит, полдела уже сделано. Вам осталось лишь найти её — ту самую историю, что ждала только вас. Когда вы встретите её, то сразу узнаете.
— Она захочет меня убить? — обречённо уточнил рыцарь.
У него был богатый опыт охоты на чудовищ, а с ними обычно так и случалось — легче всего было их выследить, когда они сами шли по твоему следу, и поймать на острие меча, когда они неслись на тебя, рыча и брызгая слюной.
Может быть, со сказками это тоже так работает?
Хранитель едва сдержал смех — боялся показаться невежливым перед гостем.
— Ну что вы! Она, конечно, может на вас немного обидеться за то, что вы так долго за ней не являлись, но не до такой же степени! В конце концов, она ваша, а значит, будет рада вас видеть — но придётся, пожалуй, за ней здорово побегать.