Внимание: опрос. Какой фотоальбом будем листать первым?
Anonymous Poll
64%
Конечно, "Китай: стены и люди", 1981.
26%
Конечно, "Китай", 1989.
10%
Фотоальбомы - для инстаграмщиков. Я жду от этого канала текстов и письменных свидетельств.
Подводим итоги нашего небольшого опроса, в котором приняло участие более 200 человек.
Со значительным отрывом победил вариант сначала полистать фотоальбом 1981 года "Китай: стены и люди". И это, безусловно, правильный выбор.
И не только потому что это весьма оригинальное, стилизованное под древние китайские манускрипты повествование о малоизвестном сейчас периоде от смерти Мао Цзэдуна до первых успехов реформ. Но и потому что вообще логично сначала почитать более ранее издание, а потом более позднее, и тем самым получить представление о том колоссальном "повороте на Восток" (несравним с нынешним недоворотом), который осуществила наша страна в течение 1980-х годов.
Контраст между синофобским изданием 1981-го года (телеграм-канал "Китайская угроза" нервно курит в сторонке) и позитивным ламповым фотоальбомом 1989-го тем ярче, что писал их один и тот же человек.
И это любопытнейший факт, который заслуживает отдельного внимания!
Смотрим выходные данные. "Китай: стены и люди". Авторы: Гао Линвэй, Н. Солнцев, художник: Б. Журавский. Фотографии Гао Линвэя и Н. Солнцева. Фотоальбом "Китай". Текст и составление: Владимир Куликов. Специальная фотосъёмка: Леонид Бергольцев, Виктор Корнюшин.
Кто же тут тот самый "один и тот же человек"? А вот Владимир Семёнович Куликов и есть. Он же Гао Линвэй.
О его удивительной профессиональной судьбе - ниже.
Со значительным отрывом победил вариант сначала полистать фотоальбом 1981 года "Китай: стены и люди". И это, безусловно, правильный выбор.
И не только потому что это весьма оригинальное, стилизованное под древние китайские манускрипты повествование о малоизвестном сейчас периоде от смерти Мао Цзэдуна до первых успехов реформ. Но и потому что вообще логично сначала почитать более ранее издание, а потом более позднее, и тем самым получить представление о том колоссальном "повороте на Восток" (несравним с нынешним недоворотом), который осуществила наша страна в течение 1980-х годов.
Контраст между синофобским изданием 1981-го года (телеграм-канал "Китайская угроза" нервно курит в сторонке) и позитивным ламповым фотоальбомом 1989-го тем ярче, что писал их один и тот же человек.
И это любопытнейший факт, который заслуживает отдельного внимания!
Смотрим выходные данные. "Китай: стены и люди". Авторы: Гао Линвэй, Н. Солнцев, художник: Б. Журавский. Фотографии Гао Линвэя и Н. Солнцева. Фотоальбом "Китай". Текст и составление: Владимир Куликов. Специальная фотосъёмка: Леонид Бергольцев, Виктор Корнюшин.
Кто же тут тот самый "один и тот же человек"? А вот Владимир Семёнович Куликов и есть. Он же Гао Линвэй.
О его удивительной профессиональной судьбе - ниже.
Об авторе двух диаметрально противоположных по оценкам книг "Китай: стены и люди" (1981) и "Китай" (1989). Справка "Союза журналистов Москвы":
"Куликов Владимир Семёнович (литературный псевдоним* Гао Линвэй), 1933 - 2005. Публицист и переводчик.
Из семьи инженера авиационного завода. Вырос в районе Петровского парка. После окончания МГИМО (1959) продолжал образование в Китае. Первые итоги журналистского познания китайской жизни были представлены им в путевых очерках и статьях, публиковавшихся московской прессой. Значительное внимание Куликов уделял в них искусству китайского народа, еще не попавшего в тенета «культурной революции». Как репортер посещал в этот период Гонконг, Сингапур, Малайзию, Индонезию, Индию, Вьетнам, Японию. С 1968 года на ответственных журналистских постах в Москве — сначала в Иновещании, а затем в телекомпании «Останкино». Одновременно с деятельностью журналиста электронных СМИ развивал сотрудничество с московскими издателями, предлагая им свои работы, в которых реализовывался его опыт наблюдательного профессионала пера. Автор книг: «Китай: Стены и люди» (с Н.Н. Солнцевым, 1981), «Китайцы о себе» (1989), «Китай» (1989).
Благодаря усилиям Куликова китайская тема стала проявляться в таких передачах столичного ТВ, как «Международная панорама», «Клуб путешественников», а также в новостных программах ЦТ. С 1970-х известность получили его документальные фильмы о Китае: «За стеной страха» (с Солнцевым, 1976), «Маоизм — трагедия Китая» (1978), «Поджигатели из Поднебесной» (1980), «Иероглиф счастья» (о путешествии по р. Янцзы, 1992) и др.
В 1988 году Куликов стал первым российским телерадиокорреспондентом в Китае и основал в Пекине корпункт Гостелерадио, ставший источником свежей информации для российского эфира. По просьбе пекинского ТВ готовил для него с 1994 г. еженедельную передачу «Русские вечера», в которой активно использовались видеоматериалы о Москве, рассказывалось о процессах, характерных для ее развития (передача была отмечена правительством Китая спец. наградой — золотым знаком «Великая стена»).
Активно выступал в периодике, в последующий период завершил в Москве труд, обобщающий впечатления прожитых в Китае лет. Накануне Олимпиады-2008 в китайской столице был выпущен подготовлен «Путеводитель по Пекину» на русском языке. Жил на проспекте Мира, 91, корп. 3. Похоронен на Химкинском кладбище".
Справку дополняют сведения из предисловия к книге "Неизвестный Китай" авторства В.С. Куликова (2005 г. изд.): "как специалист по Китаю он начал свою профессиональную деятельность на Иновещании Всесоюзного радио, тогда широко известном за рубежом как «Московское радио». С 1964 по 1967 гг. был на дипломатической работе – атташе Советского посольства в КНР. С 1967 г. В. С. Куликов вновь на работе в Гостелерадио СССР. Он создал уникальную журналистскую и страноведческую структуру на советском Иновещании**, многие годы возглавлял ее".
Вот такая траектория жизни и траектория российско-китайских отношений: от заметок об искусстве китайского народа в период, предшествующий разладу СССР и КНР, до "Стены страха" и "Поджигателей из Поднебесной" в период противостояния, и заканчивая "Русскими вечерами" для китайского телевидения и золотым знаком "Великая стена" (вот уж где ирония судьбы!)
Мощный специалист - как говорится, "сейчас таких не делают". И везде был нужен, везде был востребован, везде соответствовал духу и задачам эпохи!
Сам факт того, что уроженец Петровского парка Куликов В.С. писал под нетипичным для северо-западной Москвы "литературным псевдонимом Гао Линвэй" может пытливому уму сказать очень многое. Как, впрочем, и упоминание некой "уникальной журналистской и страноведческой структуры на советском Иновещании".
Когда-нибудь мы прочитаем о Владимире Куликове и других атлантах-китаистах его поколения в серии "ЖЗЛ" (хотя уже сейчас можно почитать воспоминания из цикла "Российское китаеведение: устная история", который ведёт в Институте востоковедения Валентин Цуньлиевич Головачёв). А пока проследим эволюцию их восприятия Китая (как минимум, публичного) на протяжении переломных 1980-х.
"Куликов Владимир Семёнович (литературный псевдоним* Гао Линвэй), 1933 - 2005. Публицист и переводчик.
Из семьи инженера авиационного завода. Вырос в районе Петровского парка. После окончания МГИМО (1959) продолжал образование в Китае. Первые итоги журналистского познания китайской жизни были представлены им в путевых очерках и статьях, публиковавшихся московской прессой. Значительное внимание Куликов уделял в них искусству китайского народа, еще не попавшего в тенета «культурной революции». Как репортер посещал в этот период Гонконг, Сингапур, Малайзию, Индонезию, Индию, Вьетнам, Японию. С 1968 года на ответственных журналистских постах в Москве — сначала в Иновещании, а затем в телекомпании «Останкино». Одновременно с деятельностью журналиста электронных СМИ развивал сотрудничество с московскими издателями, предлагая им свои работы, в которых реализовывался его опыт наблюдательного профессионала пера. Автор книг: «Китай: Стены и люди» (с Н.Н. Солнцевым, 1981), «Китайцы о себе» (1989), «Китай» (1989).
Благодаря усилиям Куликова китайская тема стала проявляться в таких передачах столичного ТВ, как «Международная панорама», «Клуб путешественников», а также в новостных программах ЦТ. С 1970-х известность получили его документальные фильмы о Китае: «За стеной страха» (с Солнцевым, 1976), «Маоизм — трагедия Китая» (1978), «Поджигатели из Поднебесной» (1980), «Иероглиф счастья» (о путешествии по р. Янцзы, 1992) и др.
В 1988 году Куликов стал первым российским телерадиокорреспондентом в Китае и основал в Пекине корпункт Гостелерадио, ставший источником свежей информации для российского эфира. По просьбе пекинского ТВ готовил для него с 1994 г. еженедельную передачу «Русские вечера», в которой активно использовались видеоматериалы о Москве, рассказывалось о процессах, характерных для ее развития (передача была отмечена правительством Китая спец. наградой — золотым знаком «Великая стена»).
Активно выступал в периодике, в последующий период завершил в Москве труд, обобщающий впечатления прожитых в Китае лет. Накануне Олимпиады-2008 в китайской столице был выпущен подготовлен «Путеводитель по Пекину» на русском языке. Жил на проспекте Мира, 91, корп. 3. Похоронен на Химкинском кладбище".
Справку дополняют сведения из предисловия к книге "Неизвестный Китай" авторства В.С. Куликова (2005 г. изд.): "как специалист по Китаю он начал свою профессиональную деятельность на Иновещании Всесоюзного радио, тогда широко известном за рубежом как «Московское радио». С 1964 по 1967 гг. был на дипломатической работе – атташе Советского посольства в КНР. С 1967 г. В. С. Куликов вновь на работе в Гостелерадио СССР. Он создал уникальную журналистскую и страноведческую структуру на советском Иновещании**, многие годы возглавлял ее".
Вот такая траектория жизни и траектория российско-китайских отношений: от заметок об искусстве китайского народа в период, предшествующий разладу СССР и КНР, до "Стены страха" и "Поджигателей из Поднебесной" в период противостояния, и заканчивая "Русскими вечерами" для китайского телевидения и золотым знаком "Великая стена" (вот уж где ирония судьбы!)
Мощный специалист - как говорится, "сейчас таких не делают". И везде был нужен, везде был востребован, везде соответствовал духу и задачам эпохи!
Сам факт того, что уроженец Петровского парка Куликов В.С. писал под нетипичным для северо-западной Москвы "литературным псевдонимом Гао Линвэй" может пытливому уму сказать очень многое. Как, впрочем, и упоминание некой "уникальной журналистской и страноведческой структуры на советском Иновещании".
Когда-нибудь мы прочитаем о Владимире Куликове и других атлантах-китаистах его поколения в серии "ЖЗЛ" (хотя уже сейчас можно почитать воспоминания из цикла "Российское китаеведение: устная история", который ведёт в Институте востоковедения Валентин Цуньлиевич Головачёв). А пока проследим эволюцию их восприятия Китая (как минимум, публичного) на протяжении переломных 1980-х.
Пара нелишних комментариев:
* То, что многие советские китаисты активно использовали псевдонимы, удивлять не должно. Во-первых, это вполне соответствует духу и практике самой китайской интеллектуальной традиции. Во-вторых, советское китаеведение ковалось в горниле практической работы в Китае 1920-30-х, где использование псевдонима было ещё и вопросом собственной безопасности. Выпуклый пример из более поздних времён, о котором мы уже упоминали: Олег Борисович Рахманин, он же О. Борисов, первый заместитель заведующего Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, идеолог представления о "китайской угрозе" рубежа 1970-80-х.
** Иновещание - это, если кто не знает, советский аналог "Голоса Америки", неслучайно его преемника так и назвали: "Голос России". Внешняя пропаганда - такая же неотъемлемая часть международных отношений, как и сама дипломатия. Этим, занимались, не только т.н. "вражеские Голоса" и московское Иновещание, но и маоистский Китай. Причём, как мы писали здесь, в годы противостояния с СССР Пекин вещал на всех языках союзных республик 19 часов 15 минут каждый день (сравните с 6 часами радиопромывки мозгов на Северную Америку).
* То, что многие советские китаисты активно использовали псевдонимы, удивлять не должно. Во-первых, это вполне соответствует духу и практике самой китайской интеллектуальной традиции. Во-вторых, советское китаеведение ковалось в горниле практической работы в Китае 1920-30-х, где использование псевдонима было ещё и вопросом собственной безопасности. Выпуклый пример из более поздних времён, о котором мы уже упоминали: Олег Борисович Рахманин, он же О. Борисов, первый заместитель заведующего Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, идеолог представления о "китайской угрозе" рубежа 1970-80-х.
** Иновещание - это, если кто не знает, советский аналог "Голоса Америки", неслучайно его преемника так и назвали: "Голос России". Внешняя пропаганда - такая же неотъемлемая часть международных отношений, как и сама дипломатия. Этим, занимались, не только т.н. "вражеские Голоса" и московское Иновещание, но и маоистский Китай. Причём, как мы писали здесь, в годы противостояния с СССР Пекин вещал на всех языках союзных республик 19 часов 15 минут каждый день (сравните с 6 часами радиопромывки мозгов на Северную Америку).
Подспорьем для отечественного китаеведения, кстати, стали не годы "великой дружбы", а годы разрыва СССР и КНР. Оказалось, что Китай как вероятный противник с точки зрения финансирования науки и пропаганды возбуждает гораздо больше, чем Китай как союзник. Впору вообще говорить о своеобразной "индустрии вражды", когда для критически значительного числа интеллектуальных инфлюенсеров со всех сторон выгоднее становится говорить об угрозе и противостоянии, чем о перспективах и возможностях сближения. Это было актуально для СССР относительно Китая в 1970-начало 1980-х, это же актуально и для текущего момента, только применительно к Западу.
Разберём этот простенький тезис на паре примеров:
Институт китаеведения АН СССР был выделен из Института востоковедения в 1956 году на фоне первых признаков разлада Москвы и Пекина (правда, в 1960 году в ответ на возмущение КНР его пришлось закрыть). В 1966 году на фоне начала "культурной революции" вновь был создан отдельный институт со всеми соответствующими ставками для изучения "отбившегося от рук" Китая. Однако, на этот раз под более корректной вывеской Института Дальнего Востока.
Радиовещание на Китай в те же годы велось 24 часа в сутки, из Москвы, Ташкента, Алма-Аты и Хабаровска, на различных диалектах и языках нацменьшинств. В 1964 году, помимо уже упоминавшегося Иновещания, для более эффективной и гибкой работы на иностранную аудиторию было создано радио "Мир и прогресс". Формально - как голос советских общественных организаций (Комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Союз писателей и т.д.), фактически - под курированием ЦК КПСС, для озвучивания тех оценок, которые более официозное Иновещание не могло себе позволить по политическим соображениям, а также работы по аудитории тех стран, с которыми у СССР не было дипотношений (например, Парагвай, Гаити и Израиль, соответственно на гуарани, креольском и иврите).
Конечно, "Мир и прогресс" работал не только по Китаю, но, как следует из воспоминаний бывшего сотрудника радиостанции Сергея Мальцева, в период ухудшения отношений с Пекином часть редакции заняла отдельный корпус - "за речкой", в районе Котельнической набережной, тогда как остальной "Мир и прогресс" сидел в здании Гостелерадио на улице Пятницкой. В этом отдельном особняке была собственная студия звукозаписи, столовая, бар и даже сауна. Как пишет журналист: "в ходе перестройки советско-китайские отношения значительно улучшились, и существование отдельной редакции было признано нецелесообразным".
Так что, да, кому война, а кому... Об этом есть у меня в загашниках ещё пара любопытных свидетельств (чтоб никто не заскучал).
Разберём этот простенький тезис на паре примеров:
Институт китаеведения АН СССР был выделен из Института востоковедения в 1956 году на фоне первых признаков разлада Москвы и Пекина (правда, в 1960 году в ответ на возмущение КНР его пришлось закрыть). В 1966 году на фоне начала "культурной революции" вновь был создан отдельный институт со всеми соответствующими ставками для изучения "отбившегося от рук" Китая. Однако, на этот раз под более корректной вывеской Института Дальнего Востока.
Радиовещание на Китай в те же годы велось 24 часа в сутки, из Москвы, Ташкента, Алма-Аты и Хабаровска, на различных диалектах и языках нацменьшинств. В 1964 году, помимо уже упоминавшегося Иновещания, для более эффективной и гибкой работы на иностранную аудиторию было создано радио "Мир и прогресс". Формально - как голос советских общественных организаций (Комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Союз писателей и т.д.), фактически - под курированием ЦК КПСС, для озвучивания тех оценок, которые более официозное Иновещание не могло себе позволить по политическим соображениям, а также работы по аудитории тех стран, с которыми у СССР не было дипотношений (например, Парагвай, Гаити и Израиль, соответственно на гуарани, креольском и иврите).
Конечно, "Мир и прогресс" работал не только по Китаю, но, как следует из воспоминаний бывшего сотрудника радиостанции Сергея Мальцева, в период ухудшения отношений с Пекином часть редакции заняла отдельный корпус - "за речкой", в районе Котельнической набережной, тогда как остальной "Мир и прогресс" сидел в здании Гостелерадио на улице Пятницкой. В этом отдельном особняке была собственная студия звукозаписи, столовая, бар и даже сауна. Как пишет журналист: "в ходе перестройки советско-китайские отношения значительно улучшились, и существование отдельной редакции было признано нецелесообразным".
Так что, да, кому война, а кому... Об этом есть у меня в загашниках ещё пара любопытных свидетельств (чтоб никто не заскучал).
Удивительно остроактуально выглядит в наш бурный 2020 год полемика о природе взаимоотношений государства и капитала, идентичности и мотивации, которую ещё полдесятилетия назад мы бы отмели как совершенно дикий анахронизм:
"Пафос комментариев американской радиостанции состоял в том, что советские общественные организации и их рупор – «Мир и Прогресс» - находились на содержании советского государства, и это, мол, лишало их независимости. При этом независимость воспринималась с классово-буржуазной точки зрения: в духе несовместимости интересов государства и индивида. Может показаться странным, что толстосумы отстраняются от государства, обслуживающего их интересы. Но ведь в буржуазном обществе государство, как коллективный капиталист, и отдельные толстосумы в известной мере конкурируют друг с другом, за исключением тех случаев, когда последние пользуются карательным аппаратом буржуазного государства для подавления борьбы трудящихся за свои права.
По буржуазной логике, журналисты, работающие в государственных средствах массовой информации, несвободны, а их коллеги, обслуживающие интересы частного капитала – свободны и независимы. Для меня, советского журналиста и многих моих коллег, подобная свобода казалась более чем сомнительной. Мы не видели ничего предосудительного в защите интересов своего социалистического общенародного государства, и не считали, что это как-то ущемляет нашу свободу. Независимость же наша, или точнее, идентичность, как раз и выражалась в большей откровенности и меньшей дипломатичности, или, как сейчас говорят, политкорректности, в отстаивании идеалов".
(всё из тех же воспоминаний сотрудника радиостанции "Мир и прогресс" 1980-х гг.)
"Пафос комментариев американской радиостанции состоял в том, что советские общественные организации и их рупор – «Мир и Прогресс» - находились на содержании советского государства, и это, мол, лишало их независимости. При этом независимость воспринималась с классово-буржуазной точки зрения: в духе несовместимости интересов государства и индивида. Может показаться странным, что толстосумы отстраняются от государства, обслуживающего их интересы. Но ведь в буржуазном обществе государство, как коллективный капиталист, и отдельные толстосумы в известной мере конкурируют друг с другом, за исключением тех случаев, когда последние пользуются карательным аппаратом буржуазного государства для подавления борьбы трудящихся за свои права.
По буржуазной логике, журналисты, работающие в государственных средствах массовой информации, несвободны, а их коллеги, обслуживающие интересы частного капитала – свободны и независимы. Для меня, советского журналиста и многих моих коллег, подобная свобода казалась более чем сомнительной. Мы не видели ничего предосудительного в защите интересов своего социалистического общенародного государства, и не считали, что это как-то ущемляет нашу свободу. Независимость же наша, или точнее, идентичность, как раз и выражалась в большей откровенности и меньшей дипломатичности, или, как сейчас говорят, политкорректности, в отстаивании идеалов".
(всё из тех же воспоминаний сотрудника радиостанции "Мир и прогресс" 1980-х гг.)
Короткая зарисовка в продолжение вчерашней темы про творческие псевдонимы китайцев и китаистов.
Все ли знают, что имя главного человека китайских 80-х – Дэн Сяопина – тоже псевдоним?
При рождении будущий лидер Китая получил имя Сяньшэн 先圣 данном случае перевести можно как «Обогнавший мудреца». Имя весьма нескромное, так как «Мудрецом» (шэн), помимо прочего, называли Конфуция. Однако родителей Дэн оправдывает то обстоятельство, что выбор имён был всё-таки ограничен, поскольку в имени детей, согласно законам родовой ономастики, обязательно должен был быть иероглиф "сянь" 先 (предыдущий, обгоняющий, главный).
В пять лет, когда мальчик пошёл в начальную школу, по настоянию учителя ему таки поменяли имя на более скромное. Вместо Сяньшэна он стал Сисянем 希贤, то есть "Надеющимся стать добродетельным". При этом слог "сянь" в имени остался, но не 先, а его омоним 贤, что в общем-то шло вразрез с семейными традициями. (Но отец Дэна вообще слыл человеком передовым и даже - неслыханное дело! - давал имена не только сыновьям, но и дочерям).
Дэн был Сисянем до 1927 года, когда, уже будучи членом Коммунистической партии Китая, из соображений конспирации вынужден был взять новый псевдоним – Сяопин 小平, что звучит настолько скромно и по-крестьянски, что не стоит и акцентировать внимание на возможных вариантах перевода (если всё-таки настаиваете, то это что-то типа «Маленький Пин», где «Пин» - равенство).
В годы учёбы в Москве, естественно, тоже носил псевдонимы, которые были нужны для конспирации – в школьных документах значился как «Крезов» или «Иван Сергеевич Дозоров». В период гражданской войны также называл себя Дэн Бинь 邓斌. В иероглифе «бинь» принято видеть сочетание двух самостоятельных иероглифов «вэнь» (культурный) и «у» (военный), и придавать псевдониму Дэна некий особый смысл, но вообще-то Бинь ("Гармоничный") — это просто одно из самых популярных у китайцев имён, которое не привлекало внимание властей.
Впрочем, в истории Дэн все равно остался под третьим из своих имён - самым простым, под которым собственно и вернулся в Китай в 1927 году после нескольких лет в Европе и которым он часто назывался однопартийцами безотносительно фамилии 小平同志 (товарищ Сяопин).
Все ли знают, что имя главного человека китайских 80-х – Дэн Сяопина – тоже псевдоним?
При рождении будущий лидер Китая получил имя Сяньшэн 先圣 данном случае перевести можно как «Обогнавший мудреца». Имя весьма нескромное, так как «Мудрецом» (шэн), помимо прочего, называли Конфуция. Однако родителей Дэн оправдывает то обстоятельство, что выбор имён был всё-таки ограничен, поскольку в имени детей, согласно законам родовой ономастики, обязательно должен был быть иероглиф "сянь" 先 (предыдущий, обгоняющий, главный).
В пять лет, когда мальчик пошёл в начальную школу, по настоянию учителя ему таки поменяли имя на более скромное. Вместо Сяньшэна он стал Сисянем 希贤, то есть "Надеющимся стать добродетельным". При этом слог "сянь" в имени остался, но не 先, а его омоним 贤, что в общем-то шло вразрез с семейными традициями. (Но отец Дэна вообще слыл человеком передовым и даже - неслыханное дело! - давал имена не только сыновьям, но и дочерям).
Дэн был Сисянем до 1927 года, когда, уже будучи членом Коммунистической партии Китая, из соображений конспирации вынужден был взять новый псевдоним – Сяопин 小平, что звучит настолько скромно и по-крестьянски, что не стоит и акцентировать внимание на возможных вариантах перевода (если всё-таки настаиваете, то это что-то типа «Маленький Пин», где «Пин» - равенство).
В годы учёбы в Москве, естественно, тоже носил псевдонимы, которые были нужны для конспирации – в школьных документах значился как «Крезов» или «Иван Сергеевич Дозоров». В период гражданской войны также называл себя Дэн Бинь 邓斌. В иероглифе «бинь» принято видеть сочетание двух самостоятельных иероглифов «вэнь» (культурный) и «у» (военный), и придавать псевдониму Дэна некий особый смысл, но вообще-то Бинь ("Гармоничный") — это просто одно из самых популярных у китайцев имён, которое не привлекало внимание властей.
Впрочем, в истории Дэн все равно остался под третьим из своих имён - самым простым, под которым собственно и вернулся в Китай в 1927 году после нескольких лет в Европе и которым он часто назывался однопартийцами безотносительно фамилии 小平同志 (товарищ Сяопин).
Чан Кайши - это тоже не то имя, которое будущий лидер Гоминьдана получил при рождении. Кайши (это на кантонском диалекте 介石, то есть Цзеши на мандарине) - всего лишь одно из его нескольких имён, причём не основное. Сам маршал называл себя Чжунчжэн 中正, а Цзеши использовал скорее как литературный псевдоним.
А вот Сунь Ятсен (逸仙, то есть Исянь на мандарине) - это как раз первоначальное имя. А Чжуншань 中山, под которым он вошёл в китайскую топонимику - это псевдоним, причём представляющий собой прочтение на китайском языке японской фамилии Накаяма, которой Сунь пользовался в эмиграции.
А вот Сунь Ятсен (逸仙, то есть Исянь на мандарине) - это как раз первоначальное имя. А Чжуншань 中山, под которым он вошёл в китайскую топонимику - это псевдоним, причём представляющий собой прочтение на китайском языке японской фамилии Накаяма, которой Сунь пользовался в эмиграции.
Продолжаю восторгаться моими подписчиками (коих, кстати, без пары человек три тысячи!!!)*
Главное их достоинство, впрочем, не количество, а качество.
Стоило мне допустить две досадные иероглифические ошибки в постике про псевдонимы Дэн Сяопина, как тут же сразу несколько сразу внимательных и добродетельных подписчиков подсказали мне об этом.
Спасибо!!!
Каюсь, самонадеянно пренебрёг процедурой фактчеккинга, чересчур поверил в свои скромные остаточные университетские знания, и вот - плачевный результат!
Воистину: 子曰、過則勿憚改
Сейчас всё исправлено и выверено, можно сказать, лучшими представителями русскоязычного китаеведного сообщества. Вместе мы сильнее.
* кстати, кто будет трёхтысячным и напишет мне об этом, получит от меня эксклюзивный подарок))
Главное их достоинство, впрочем, не количество, а качество.
Стоило мне допустить две досадные иероглифические ошибки в постике про псевдонимы Дэн Сяопина, как тут же сразу несколько сразу внимательных и добродетельных подписчиков подсказали мне об этом.
Спасибо!!!
Каюсь, самонадеянно пренебрёг процедурой фактчеккинга, чересчур поверил в свои скромные остаточные университетские знания, и вот - плачевный результат!
Воистину: 子曰、過則勿憚改
Сейчас всё исправлено и выверено, можно сказать, лучшими представителями русскоязычного китаеведного сообщества. Вместе мы сильнее.
* кстати, кто будет трёхтысячным и напишет мне об этом, получит от меня эксклюзивный подарок))
Как видно по печатям, я, как минимум, третий обладатель фотоальбома "Китай: стены и люди". После библиотеки Советского райкома КПСС (упразднён) и библиотеки Восточного института Дальневосточного государственного технического университета имени Куйбышева (упразднён).
Кстати, на фото содержание альбома. Сегодня мы полистаем разделы "От автором" и "В наследство - застенок".
Кстати, на фото содержание альбома. Сегодня мы полистаем разделы "От автором" и "В наследство - застенок".
Начинается книга с трёх красноречивых цитат:
«Опыт социально-экономического развития КНР за два последних десятка лет – тяжёлый урок, показывающий, к чем ведёт извращение принципов социализма, его сути как во внутренней, так и в международной политике».
Из Отчёта Центрального комитета КПСС XXVI съезду Коммунистической партии Китая. 23 февраля 1981 года.
«Великая стена… Напрасно веками губили на тебе столько трудового люда! Сложена ты из старого кирпича и кое-где залатана новым, - кто-то мечтает ещё тебя сохранить. И стоишь ты памятником старины и никак не сломить тебя!»
Лу Синь. 11 мая 1925 года.
«Особенно много людей погибли на строительстве стены в период правления императора Цинь Шихуана, прозванного в народе «кровавым». Через тысячу девятьсот лет после Цинь Шихуана в Китае найдётся человек, который скажет: «Нас называют диктаторами жестокими, как Цинь Шихуан. Мы этого и не отрицаем. Это ещё мягко сказано. Куда до нас Цинь Шихуану! Мы во сто раз превзошли его». Эти слова произнесены Мао Цзэдуном в мае 1958 года».
#стены_и_люди_1981
«Опыт социально-экономического развития КНР за два последних десятка лет – тяжёлый урок, показывающий, к чем ведёт извращение принципов социализма, его сути как во внутренней, так и в международной политике».
Из Отчёта Центрального комитета КПСС XXVI съезду Коммунистической партии Китая. 23 февраля 1981 года.
«Великая стена… Напрасно веками губили на тебе столько трудового люда! Сложена ты из старого кирпича и кое-где залатана новым, - кто-то мечтает ещё тебя сохранить. И стоишь ты памятником старины и никак не сломить тебя!»
Лу Синь. 11 мая 1925 года.
«Особенно много людей погибли на строительстве стены в период правления императора Цинь Шихуана, прозванного в народе «кровавым». Через тысячу девятьсот лет после Цинь Шихуана в Китае найдётся человек, который скажет: «Нас называют диктаторами жестокими, как Цинь Шихуан. Мы этого и не отрицаем. Это ещё мягко сказано. Куда до нас Цинь Шихуану! Мы во сто раз превзошли его». Эти слова произнесены Мао Цзэдуном в мае 1958 года».
#стены_и_люди_1981
Необходимые пояснения:
Эпическое вступление к эпической книге. Вполне в духе ориенталистских блокбастеров «Кунг-фу панда» и «Кунг-фу панда-2» (наверное, лучшее, что создано в этом жанре).
Образы зловещей Великой Стены со ссылками не абы на кого, а на «китайского Горького» - великого писателя Лу Синя, который вообще хотел порвать с архаичным Китаем и даже о конфуцианстве придерживался мнения как о «духовном сифилисе» и «церемонности людоедов» (внимание читателя на этом, впрочем, акцентировать незачем).
Ну и изящная подводочка к Мао Цзэдуну, которого после его собственной отсылки к Цинь Шихуану сложно не воспринимать как реинкарнацию «кровавого императора», а созданное им государство как настоящую Империю Зла.
Об этом, собственно, и есть книга. Она опубликована пять лет спустя смерти Великого Кормчего, но, как теперь кажется из далёкого будущего, вроде бы этого не замечает. Книга, прежде всего, о Мао.
Цитата из предисловия: «Всего через несколько лет после смерти Мао его наследство оказалось в ещё большей несовместимости с реальной жизнью страны, её самыми насущными потребностями. В такой несовместимости, что, пытаясь спасти лицо маоизма, его хранители вынуждены были публично отмежеваться от наиболее скандальных маоистских догм. Портретами и некоторыми аксессуарами пожертвовали, чтобы вывести из-под удара маоизм в целом, сохранив тем не менее его как официальную идеологию режима. Пока это удавалось. Надолго ли?..»
Это писал человек, который всего через восемь лет будет восторгаться успехами реформ и витриной открытости – свободной экономической зоной «Шэньчжэнь». Впрочем, мотивация автора образца 1981 года раскрывается в следующей фразе:
«Яд тлетворных «идей» маоизма не мог стать почвой для процветания. Маоизм без Мао не облегчил жизни китайцев. Вместо риса китайцу по-прежнему предлагают винтовку. Правда, на сей раз – заокеанского образца, с прицелом на Советский Союз, другие страны социализма. Эта книга – о трагедии китайского народа. Но она – и о неизбежности краха его маоистских угнетателей».
Как это трактовать? Безусловно, над каждым успешным публичным (оставим за скобками слово «конъюнктурным») экспертом довлеют общественные ожидания и причастность к некому идеологическому мэйнстриму. Самыми чувствительными натурами, вполне допускаю, разделяемое вполне искренне. Для остального (умного и, как хочется надеяться, циничного) большинства, в случае если они поддаются этим ожиданиям, это просто рациональный способ существования и монетизация собственных компетенций.
Однако, в 1979-81 годах, когда готовились к печати «Стены и люди», поводы для беспокойства у советских востоковедов были более чем весомые и связаны они оказались не с идеологическими противоречиями между КПСС и КПК, и не с опасениями, что реформы в Китае слишком далеко уводят в сторону капитализма. А с развитием явно антисоветского по своей направленности альянса Китая и США – того альянса, противостояние с которым ставило крест на перспективах Союза выстоять в «холодной войне».
(Американо-китайские отношения непрерывно развивались с начала 1970-х, однако о дипломатических отношениях – причём ценой отказа Вашингтона от отношений с Тайбэем – было объявлено лишь в декабре 1978 года. Спустя пару месяцев Китай начал войну против Вьетнама – союзника СССР в АТР. Вас бы всё это не напугало??)
И это мощнейшее чувство страха, ощущение, что США и КНР таки переиграли нас на «великой шахматной доске», очевидно, затмевало глаза и препятствовало более трезвому анализу того, что происходило в те годы в Китае.
Впрочем, и в самом Китае мало кто мог в этом разобраться. Реформы 1980-х не были целенаправленными, последовательными и системными – это был хаос, состоящий из шажков вперёд и назад, экспериментов в различных сферах и на различных территориях, массы допущений и противоречий, о которых красноречиво твердят все свидетельства зарубежных экспертов, пытавшихся их анализировать.
Впрочем, книга и не про реформы. Она про трагедию китайского народа при Мао и про то, что Китай после Мао – ещё хуже. Потому что не один, а вместе с Америкой.
#стены_и_люди_1981
Эпическое вступление к эпической книге. Вполне в духе ориенталистских блокбастеров «Кунг-фу панда» и «Кунг-фу панда-2» (наверное, лучшее, что создано в этом жанре).
Образы зловещей Великой Стены со ссылками не абы на кого, а на «китайского Горького» - великого писателя Лу Синя, который вообще хотел порвать с архаичным Китаем и даже о конфуцианстве придерживался мнения как о «духовном сифилисе» и «церемонности людоедов» (внимание читателя на этом, впрочем, акцентировать незачем).
Ну и изящная подводочка к Мао Цзэдуну, которого после его собственной отсылки к Цинь Шихуану сложно не воспринимать как реинкарнацию «кровавого императора», а созданное им государство как настоящую Империю Зла.
Об этом, собственно, и есть книга. Она опубликована пять лет спустя смерти Великого Кормчего, но, как теперь кажется из далёкого будущего, вроде бы этого не замечает. Книга, прежде всего, о Мао.
Цитата из предисловия: «Всего через несколько лет после смерти Мао его наследство оказалось в ещё большей несовместимости с реальной жизнью страны, её самыми насущными потребностями. В такой несовместимости, что, пытаясь спасти лицо маоизма, его хранители вынуждены были публично отмежеваться от наиболее скандальных маоистских догм. Портретами и некоторыми аксессуарами пожертвовали, чтобы вывести из-под удара маоизм в целом, сохранив тем не менее его как официальную идеологию режима. Пока это удавалось. Надолго ли?..»
Это писал человек, который всего через восемь лет будет восторгаться успехами реформ и витриной открытости – свободной экономической зоной «Шэньчжэнь». Впрочем, мотивация автора образца 1981 года раскрывается в следующей фразе:
«Яд тлетворных «идей» маоизма не мог стать почвой для процветания. Маоизм без Мао не облегчил жизни китайцев. Вместо риса китайцу по-прежнему предлагают винтовку. Правда, на сей раз – заокеанского образца, с прицелом на Советский Союз, другие страны социализма. Эта книга – о трагедии китайского народа. Но она – и о неизбежности краха его маоистских угнетателей».
Как это трактовать? Безусловно, над каждым успешным публичным (оставим за скобками слово «конъюнктурным») экспертом довлеют общественные ожидания и причастность к некому идеологическому мэйнстриму. Самыми чувствительными натурами, вполне допускаю, разделяемое вполне искренне. Для остального (умного и, как хочется надеяться, циничного) большинства, в случае если они поддаются этим ожиданиям, это просто рациональный способ существования и монетизация собственных компетенций.
Однако, в 1979-81 годах, когда готовились к печати «Стены и люди», поводы для беспокойства у советских востоковедов были более чем весомые и связаны они оказались не с идеологическими противоречиями между КПСС и КПК, и не с опасениями, что реформы в Китае слишком далеко уводят в сторону капитализма. А с развитием явно антисоветского по своей направленности альянса Китая и США – того альянса, противостояние с которым ставило крест на перспективах Союза выстоять в «холодной войне».
(Американо-китайские отношения непрерывно развивались с начала 1970-х, однако о дипломатических отношениях – причём ценой отказа Вашингтона от отношений с Тайбэем – было объявлено лишь в декабре 1978 года. Спустя пару месяцев Китай начал войну против Вьетнама – союзника СССР в АТР. Вас бы всё это не напугало??)
И это мощнейшее чувство страха, ощущение, что США и КНР таки переиграли нас на «великой шахматной доске», очевидно, затмевало глаза и препятствовало более трезвому анализу того, что происходило в те годы в Китае.
Впрочем, и в самом Китае мало кто мог в этом разобраться. Реформы 1980-х не были целенаправленными, последовательными и системными – это был хаос, состоящий из шажков вперёд и назад, экспериментов в различных сферах и на различных территориях, массы допущений и противоречий, о которых красноречиво твердят все свидетельства зарубежных экспертов, пытавшихся их анализировать.
Впрочем, книга и не про реформы. Она про трагедию китайского народа при Мао и про то, что Китай после Мао – ещё хуже. Потому что не один, а вместе с Америкой.
#стены_и_люди_1981
Авторское пояснение о формате книги ещё больше привязывает её к теме войны Китая и Вьетнама, которая, хотя и не называется прямо, но скользит в каждой второй фразе. Ничего удивительного: соавтор Куликова-Гао Линвэя - Николай Николаевич Солнцев был вьетнамистом, "рупором" дружбы Москвы, Ханоя и провьетнамского режима в Камбодже, который сменил близкий к маоистам режим Пол Пота.
#стены_и_люди_1981
#стены_и_люди_1981
Книга начинается с описания смерти Мао 9 сентября 1976 года, чувств людей, которых приучали быть "крошечным угольком в гигантском горне Мао" и последующей придворной возни, из которой победителем вышел временный союз умеренного маоиста Хуа Гофэна и умеренного прагматика Дэн Сяопина.
Это мы, пожалуй, пропустим, но желающие рассмотреть все страницы фотоальбома без купюр могут сделать этот в pdf-версии, которую выложил у себя замечательный канал "Китайский видеосалон": https://yangx.top/chinavideoroom/4443
Мы же перейдём к представлению главных политических фигур рубежа 1970-80-х.
Вот, например, стильный импрессионистский портрет Хуа Гофэна 华国锋. Именно он был наследником Мао, до начала 1980-х годов возглавлял и партию, и правительство.
#стены_и_люди_1981
Это мы, пожалуй, пропустим, но желающие рассмотреть все страницы фотоальбома без купюр могут сделать этот в pdf-версии, которую выложил у себя замечательный канал "Китайский видеосалон": https://yangx.top/chinavideoroom/4443
Мы же перейдём к представлению главных политических фигур рубежа 1970-80-х.
Вот, например, стильный импрессионистский портрет Хуа Гофэна 华国锋. Именно он был наследником Мао, до начала 1980-х годов возглавлял и партию, и правительство.
#стены_и_люди_1981
А вот красноречивая характеристика т. Дэн Сяопина (он же Дэн Сяньшэн, Дэн Сисянь, Дэн Бинь, Крезов, Дозоров), 1904 г.р., члена Коммунистической партии Китая с 1923 года из фотоальбома "Китай: стены и люди":
"Каких только прозвищ ему не давали в народе! "Дважды Дэн" (его дважды снимали со всех постов), "Лис Дэн" (за хитрость и изворотливость).
После смерти Мао он получил высокий чин "вождя № 2. Но и сам Хуа Гофэн (вождь № 1) и все в Китае понимали, что честолюбивый Дэн на этом не остановится.
Дэн собирался действовать наверняка. Риска он уже не мог себе позволить: новое падение означало бы для него, как минимум, политическую смерть. В семьдесят с лишним лет не рискуют. Лихому штурму Дэн предпочёл неспешную осаду, в то же время неуклонно наращивая свои политические и военные мускулы".
Мао Цзэдун о Дэн Сяопине:
"Этот человек никогда не признавал классовую борьбу как решающее звено. Ему все равно - чёрный кот или белый кот, марксизм или империализм" (март 1976 года) *
Любопытное прочтение известной байки о Дэн Сяопине и кошках, не правда ли?..
В одном Кормчий точно прав. Теория и идеология никогда не были козырями "лиса Дэна". С обучением у него вообще было плохо. Например, после нескольких лет учёбы во Франции Дэн Сяопин так и не овладел французским, а несколько лет учёбы в Москве так и не помогли ему выучить русский язык.
Но вот учился он хорошо. И в плане жизненного опыта, и в плане закулисной борьбы Хуа Гофэн был против него как Эддард Старк против Петира Бейлиша.
В ноябре 1978 года состоялось расширенное Рабочее заседание ЦК КПК по обсуждению экономических проблем, которое, по меткому сравнению А.В. Панцова, стало "дэновским совещанием в Цзуньи". 13 декабря Дэн выступил на этом мероприятии с заключительным словом - фактически это была "тронная речь" нового руководителя партии и Китая.
Знаменитый 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва, начавшийся спустя несколько дней, лишь зафиксировал новый расклад сил. А вытеснение Хуа Гофэна и его сторонников в последующие годы стало лишь делом техники. Не будем на это сильно отвлекаться.
Хотел ли Дэн реформ? По мнению авторов книги "Китай: стены и люди" - нет. Прежде всего, он хотел сохранить и усилить власть партии, при этом в вопросе средств этого действительно был неразборчив - "какая разница, чёрный кот или белый кот". И с позиций политического реализма, это кажется очень разумным.
#стены_и_люди_1981
"Каких только прозвищ ему не давали в народе! "Дважды Дэн" (его дважды снимали со всех постов), "Лис Дэн" (за хитрость и изворотливость).
После смерти Мао он получил высокий чин "вождя № 2. Но и сам Хуа Гофэн (вождь № 1) и все в Китае понимали, что честолюбивый Дэн на этом не остановится.
Дэн собирался действовать наверняка. Риска он уже не мог себе позволить: новое падение означало бы для него, как минимум, политическую смерть. В семьдесят с лишним лет не рискуют. Лихому штурму Дэн предпочёл неспешную осаду, в то же время неуклонно наращивая свои политические и военные мускулы".
Мао Цзэдун о Дэн Сяопине:
"Этот человек никогда не признавал классовую борьбу как решающее звено. Ему все равно - чёрный кот или белый кот, марксизм или империализм" (март 1976 года) *
Любопытное прочтение известной байки о Дэн Сяопине и кошках, не правда ли?..
В одном Кормчий точно прав. Теория и идеология никогда не были козырями "лиса Дэна". С обучением у него вообще было плохо. Например, после нескольких лет учёбы во Франции Дэн Сяопин так и не овладел французским, а несколько лет учёбы в Москве так и не помогли ему выучить русский язык.
Но вот учился он хорошо. И в плане жизненного опыта, и в плане закулисной борьбы Хуа Гофэн был против него как Эддард Старк против Петира Бейлиша.
В ноябре 1978 года состоялось расширенное Рабочее заседание ЦК КПК по обсуждению экономических проблем, которое, по меткому сравнению А.В. Панцова, стало "дэновским совещанием в Цзуньи". 13 декабря Дэн выступил на этом мероприятии с заключительным словом - фактически это была "тронная речь" нового руководителя партии и Китая.
Знаменитый 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва, начавшийся спустя несколько дней, лишь зафиксировал новый расклад сил. А вытеснение Хуа Гофэна и его сторонников в последующие годы стало лишь делом техники. Не будем на это сильно отвлекаться.
Хотел ли Дэн реформ? По мнению авторов книги "Китай: стены и люди" - нет. Прежде всего, он хотел сохранить и усилить власть партии, при этом в вопросе средств этого действительно был неразборчив - "какая разница, чёрный кот или белый кот". И с позиций политического реализма, это кажется очень разумным.
#стены_и_люди_1981
Мао и Дэн. Коварный и ещё коварнее.
* полная фраза Мао: 小平提出“三项指示为纲”，不和政治局研究，在国务院 也不商量，也不报告我，就那么讲。他这个人是不抓阶级斗争的，历来不提这个纲。还是“白猫、黑猫”啊，不管是帝国主义还是马克思主义... 说教育有危机，学 生不读书，他自己就不读书，他不懂马列，代表资产阶级，说是“永不翻案”，靠不住啊。小平从不谈心，人家怕，不敢和他讲话，也不听群众的意见 ("Сяопин выдвинул концепцию "трёх указаний" как решающее звено, не проанализировав её в Политбюро, не обсудив в Госсовете, не доложив мне. Он такой человек, что никогда не признавал классовую борьбу как решающее звено. А ещё коты эти, чёрный и белый! Да ему все равно, империализм там или марксизм. Он говорит, что в образовании кризис, и студенты не учатся. Да он сам никогда ничему не учился, он не понимает Маркса и Ленина, он представляет интересы буржуазии, он написал мне письмо с самокритикой, которому вообще нельзя доверять! Сяопин никогда не бывает искренен, люди боятся, не осмеливаются с ним говорить, поэтому он не слышит мнение народа").
* полная фраза Мао: 小平提出“三项指示为纲”，不和政治局研究，在国务院 也不商量，也不报告我，就那么讲。他这个人是不抓阶级斗争的，历来不提这个纲。还是“白猫、黑猫”啊，不管是帝国主义还是马克思主义... 说教育有危机，学 生不读书，他自己就不读书，他不懂马列，代表资产阶级，说是“永不翻案”，靠不住啊。小平从不谈心，人家怕，不敢和他讲话，也不听群众的意见 ("Сяопин выдвинул концепцию "трёх указаний" как решающее звено, не проанализировав её в Политбюро, не обсудив в Госсовете, не доложив мне. Он такой человек, что никогда не признавал классовую борьбу как решающее звено. А ещё коты эти, чёрный и белый! Да ему все равно, империализм там или марксизм. Он говорит, что в образовании кризис, и студенты не учатся. Да он сам никогда ничему не учился, он не понимает Маркса и Ленина, он представляет интересы буржуазии, он написал мне письмо с самокритикой, которому вообще нельзя доверять! Сяопин никогда не бывает искренен, люди боятся, не осмеливаются с ним говорить, поэтому он не слышит мнение народа").
Друзья, ура! Нас всё-таки три тысячи, и я даже познакомился с условным "трёхтысячным подписчиком". Ему 23 года, и он из Казахстана.
В связи с этим я подумал, что было бы очень круто узнать, кто мы и откуда. Пожалуйста, ответьте на пару простых вопросов. Помимо прочего, это поможет понять, во сколько и какие материалы мне выкладывать.
В связи с этим я подумал, что было бы очень круто узнать, кто мы и откуда. Пожалуйста, ответьте на пару простых вопросов. Помимо прочего, это поможет понять, во сколько и какие материалы мне выкладывать.