5 мая.
На площади Тяньаньмэнь относительно тихо.
Активность сохраняется, но после празднования 4 мая лидеры студенческих и рабочих организаций взяли паузу и ждут ответа от властей. Главное требование на данном этапе – некий «публичный диалог с руководителями страны». Власти склонны спускать процесс на тормозах, поэтому часть лидеров ищут пути радикализации протеста. Большие надежды связываются с визитом в Пекин Михаила Горбачёва.
Во-первых, он весьма популярен среди реформистски настроенной молодёжи. Во-вторых, согласно установленной традиции, торжественная церемония приёма иностранного лидера должна пройти на площади Тяньаньмэнь. Это критически важный шанс попасть в объективы телекамер всех мировых СМИ, и упускать его никто не собирается.
Но студенты понимают, что непосредственно в преддверии церемонии силы правопорядка зачистят площадь от демонстрантов. Значит, нужно сделать то, что впоследствии назвали бы Occupy Tiananmen. Способы сделать это пока обсуждаются. Разногласия среди демонстрантов велики, лидерские амбиции вожаков тоже.
Постоянного лагеря на площади, напомним, пока нет. 5 мая 1989 года – это пятница, и большинство студентов пекинских вузов вернулось к занятиям.
Визит Горбачёва намечен на 15 мая. Власти также готовятся к нему. Они озабочены тем, как провести важнейший Советско-китайский саммит в условиях, когда ими фактически не контролируется ситуация в центре столицы. Многие руководители озлоблены и обвиняют молодёжь в том, что она заставляет их «терять лицо» перед лидером Советского Союза.
В самом СССР за месяц до этого внутренние войска МВД и части Советской армии жёстко подавили народные протесты в Тбилиси.
#30_лет_ТАМу_назад
На площади Тяньаньмэнь относительно тихо.
Активность сохраняется, но после празднования 4 мая лидеры студенческих и рабочих организаций взяли паузу и ждут ответа от властей. Главное требование на данном этапе – некий «публичный диалог с руководителями страны». Власти склонны спускать процесс на тормозах, поэтому часть лидеров ищут пути радикализации протеста. Большие надежды связываются с визитом в Пекин Михаила Горбачёва.
Во-первых, он весьма популярен среди реформистски настроенной молодёжи. Во-вторых, согласно установленной традиции, торжественная церемония приёма иностранного лидера должна пройти на площади Тяньаньмэнь. Это критически важный шанс попасть в объективы телекамер всех мировых СМИ, и упускать его никто не собирается.
Но студенты понимают, что непосредственно в преддверии церемонии силы правопорядка зачистят площадь от демонстрантов. Значит, нужно сделать то, что впоследствии назвали бы Occupy Tiananmen. Способы сделать это пока обсуждаются. Разногласия среди демонстрантов велики, лидерские амбиции вожаков тоже.
Постоянного лагеря на площади, напомним, пока нет. 5 мая 1989 года – это пятница, и большинство студентов пекинских вузов вернулось к занятиям.
Визит Горбачёва намечен на 15 мая. Власти также готовятся к нему. Они озабочены тем, как провести важнейший Советско-китайский саммит в условиях, когда ими фактически не контролируется ситуация в центре столицы. Многие руководители озлоблены и обвиняют молодёжь в том, что она заставляет их «терять лицо» перед лидером Советского Союза.
В самом СССР за месяц до этого внутренние войска МВД и части Советской армии жёстко подавили народные протесты в Тбилиси.
#30_лет_ТАМу_назад
13 мая 1989 года (суббота)
«Дракарис!».. извините, «Голодовка!»
13 мая она началась.
В истории тяньаньмэньской драмы было две точки невозврата. Первая – передовица в «Жэньминь жибао» от 26 апреля, когда студенты, собиравшиеся на площади почтить память умершего бывшего генсека Компартии Ху Яобана, были названы предателями и бунтарями – случилась по вине властей. Вторая – массовая демонстративная голодовка на центральной площади страны за два дня до визита лидера соседнего государства – по вине молодёжи.
Причем, как мы помним, это было самовольство одиночек, начхавших на коллегиальное мнение соратников и готовность властей к компромиссу.
Так или иначе, к утру 13 мая около сотни студентов заявили о том, что они будут сидеть на площади и голодать до тех пор, пока власти не пойдут с ними на диалог. Еще около сотни стали своего рода «командой сопровождения», защищая и помогая голодавшим. Так появился лагерь протестующих в центре столицы (до тех пор постоянно на Тяньаньмэнь никто не находился).
Впрочем, студенты пришли на площадь в лёгкой летней одежде, практически без запасов и какого-либо оборудования. Практически никто не сомневался, что акция продлится пару дней – скорее всего, до начала визита Горбачёва.
И действительно, в тот же день Янь Минфу, член Политбюро ЦК КПК и председатель «Единого фронта», вызвался встретиться с лидерами студенческих организаций.
Встреча состоялась на следующий день. Янь просил отказаться от голодовки и передать требования через него, гарантируя, что они будут рассмотрены на самом высоком уровне.
Часть лидеров была готова пойти на компромисс, однако другая сомневалась, а Чай Лин, которая после своего эмоционального призыва к голодовке воспринималась как «главный голос площади», и вовсе отсутствовала на встрече (cherchez la femme!)
Как следствие, ни о чем договориться не получилось. Стороны оказались недовольны разговором и друг другом. Вернувшись в Чжуннаньхай, Янь Минфу сказал Чжао Цзыяну, что «студенты сами не знают, чего они хочут»…
#30_лет_ТАМу_назад #тяньаньмэнь_89
«Дракарис!».. извините, «Голодовка!»
13 мая она началась.
В истории тяньаньмэньской драмы было две точки невозврата. Первая – передовица в «Жэньминь жибао» от 26 апреля, когда студенты, собиравшиеся на площади почтить память умершего бывшего генсека Компартии Ху Яобана, были названы предателями и бунтарями – случилась по вине властей. Вторая – массовая демонстративная голодовка на центральной площади страны за два дня до визита лидера соседнего государства – по вине молодёжи.
Причем, как мы помним, это было самовольство одиночек, начхавших на коллегиальное мнение соратников и готовность властей к компромиссу.
Так или иначе, к утру 13 мая около сотни студентов заявили о том, что они будут сидеть на площади и голодать до тех пор, пока власти не пойдут с ними на диалог. Еще около сотни стали своего рода «командой сопровождения», защищая и помогая голодавшим. Так появился лагерь протестующих в центре столицы (до тех пор постоянно на Тяньаньмэнь никто не находился).
Впрочем, студенты пришли на площадь в лёгкой летней одежде, практически без запасов и какого-либо оборудования. Практически никто не сомневался, что акция продлится пару дней – скорее всего, до начала визита Горбачёва.
И действительно, в тот же день Янь Минфу, член Политбюро ЦК КПК и председатель «Единого фронта», вызвался встретиться с лидерами студенческих организаций.
Встреча состоялась на следующий день. Янь просил отказаться от голодовки и передать требования через него, гарантируя, что они будут рассмотрены на самом высоком уровне.
Часть лидеров была готова пойти на компромисс, однако другая сомневалась, а Чай Лин, которая после своего эмоционального призыва к голодовке воспринималась как «главный голос площади», и вовсе отсутствовала на встрече (cherchez la femme!)
Как следствие, ни о чем договориться не получилось. Стороны оказались недовольны разговором и друг другом. Вернувшись в Чжуннаньхай, Янь Минфу сказал Чжао Цзыяну, что «студенты сами не знают, чего они хочут»…
#30_лет_ТАМу_назад #тяньаньмэнь_89
На самом деле напряжение нарастает. Долгожданный диалог с представителем властей (Янь Минфу) провалился – см. выше. Власти озлоблены.
И вот тут, пожалуй, уместно сделать паузу и попытаться объяснить, почему решение о голодовке вызвало такой переполох и стало второй точкой невозврата во всей этой истории. Для этого нужно обратиться к двум традиционным для китайской культуры концепциям.
Особое значение еды в системе ценностей. Для Китая еда – это не просто способ поддерживать существование организма, это именно что «ценность». Для некоторых, собственно, основная в жизни. Веками китайское общество недоедало, а последний катастрофический голод произошёл в Китае всего за 30 лет до описываемых событий. Доступ к еде – наиболее понятный для китайцев признак благополучной жизни. Добровольный отказ от еды – это не просто политический жест, это отказ от жизни как таковой. Для китайца весны 1989-го было очевидно, что заставить молодых людей отказаться от еды могут лишь обстоятельства крайней силы. Нечто большее, чем просто желание почтить память Ху Яобана или возмущение неудачной статьёй в «Жэньминь жибао». Одним махом решение начать голодовку возводило пекинских студентов на уровень мифологических персонажей древности, поступки и образ мысли которых были недоступны обывателю, но оказывались наполнены неким «высшим смыслом». В глазах пекинцев из хулиганов и бездельников они превращались в героев и мучеников. И это, во-первых, приковывало внимание, во-вторых, рождало симпатии.
Концепция «потери лица». Студенты, конечно, знали куда бить, но не рассчитали с ударом. Их решение организовать на центральной площади страны сидячую голодовку оказалось слишком большим раздражителем для властей. Для китайского руководства в преддверии визита Михаила Горбачёва 15 мая оно означало «потерю лица», и этого бессмертные старцы из Чжуннаньхая простить не смогли.
Во-первых, советско-китайский саммит должен был стать первым за несколько десятилетий визитом лидера СССР в Пекин, и в Чжуннаньхае его очень ждали – да, пути-дорожки двух социалистических государств разошлись на рубеже 1950-60-х, но Советский Союз продолжал оставаться значимым ориентиром для китайского руководства. Многие лидеры КПК в своё время обучались в СССР, говорили по-русски (сам премьер Ли Пэн, которого небезосновательно считали главным противником протестов, в 1948-1955 годах учился в Москве). Перестроечный опыт внимательно изучали. Свои успехи сравнивали с Советским Союзом. И китайские лидеры понимали, что вот в Москве на Красной площади такого беспорядка нет. Никто там не сидит и не голодует. А народные выступления на национальных окраинах власти давили жестко и безапелляционно (к тому моменту уже были подавлены протесты в Алма-Ате, Минске, Тбилиси). (То, что КПСС через два года самораспустится, а ситуация в СССР выйдет из-под контроля, в Пекине тогда не предполагали – анализ имеющихся документов показывает, что развал Союза в 1991-м был для них шоком и неожиданностью).
В общем, встречаться с Горбачёвым на площади Тяньаньмэнь, как того требовал протокол и традиции, было невозможно. И по причинам безопасности (кто знает, что там эти несколько сотен невменяемых студентов выкинут), и чтобы протесты не попали в объективы телекамер, и просто по причинам «потери лица» перед советской делегацией. Решение о переносе встречи в аэропорт тоже было «потерей лица», но меньшей.
Известие о том, что встреча с Горбачёвым на площади всё-таки не состоится, стало для студентов ударом. Диалог с властями, о котором долго говорили, не удался. Ставка на то, что власти обязательно пойдут на уступки перед советско-китайским саммитом, провалилась.
Но отступать уже было некуда.
#30_лет_ТАМу_назад
И вот тут, пожалуй, уместно сделать паузу и попытаться объяснить, почему решение о голодовке вызвало такой переполох и стало второй точкой невозврата во всей этой истории. Для этого нужно обратиться к двум традиционным для китайской культуры концепциям.
Особое значение еды в системе ценностей. Для Китая еда – это не просто способ поддерживать существование организма, это именно что «ценность». Для некоторых, собственно, основная в жизни. Веками китайское общество недоедало, а последний катастрофический голод произошёл в Китае всего за 30 лет до описываемых событий. Доступ к еде – наиболее понятный для китайцев признак благополучной жизни. Добровольный отказ от еды – это не просто политический жест, это отказ от жизни как таковой. Для китайца весны 1989-го было очевидно, что заставить молодых людей отказаться от еды могут лишь обстоятельства крайней силы. Нечто большее, чем просто желание почтить память Ху Яобана или возмущение неудачной статьёй в «Жэньминь жибао». Одним махом решение начать голодовку возводило пекинских студентов на уровень мифологических персонажей древности, поступки и образ мысли которых были недоступны обывателю, но оказывались наполнены неким «высшим смыслом». В глазах пекинцев из хулиганов и бездельников они превращались в героев и мучеников. И это, во-первых, приковывало внимание, во-вторых, рождало симпатии.
Концепция «потери лица». Студенты, конечно, знали куда бить, но не рассчитали с ударом. Их решение организовать на центральной площади страны сидячую голодовку оказалось слишком большим раздражителем для властей. Для китайского руководства в преддверии визита Михаила Горбачёва 15 мая оно означало «потерю лица», и этого бессмертные старцы из Чжуннаньхая простить не смогли.
Во-первых, советско-китайский саммит должен был стать первым за несколько десятилетий визитом лидера СССР в Пекин, и в Чжуннаньхае его очень ждали – да, пути-дорожки двух социалистических государств разошлись на рубеже 1950-60-х, но Советский Союз продолжал оставаться значимым ориентиром для китайского руководства. Многие лидеры КПК в своё время обучались в СССР, говорили по-русски (сам премьер Ли Пэн, которого небезосновательно считали главным противником протестов, в 1948-1955 годах учился в Москве). Перестроечный опыт внимательно изучали. Свои успехи сравнивали с Советским Союзом. И китайские лидеры понимали, что вот в Москве на Красной площади такого беспорядка нет. Никто там не сидит и не голодует. А народные выступления на национальных окраинах власти давили жестко и безапелляционно (к тому моменту уже были подавлены протесты в Алма-Ате, Минске, Тбилиси). (То, что КПСС через два года самораспустится, а ситуация в СССР выйдет из-под контроля, в Пекине тогда не предполагали – анализ имеющихся документов показывает, что развал Союза в 1991-м был для них шоком и неожиданностью).
В общем, встречаться с Горбачёвым на площади Тяньаньмэнь, как того требовал протокол и традиции, было невозможно. И по причинам безопасности (кто знает, что там эти несколько сотен невменяемых студентов выкинут), и чтобы протесты не попали в объективы телекамер, и просто по причинам «потери лица» перед советской делегацией. Решение о переносе встречи в аэропорт тоже было «потерей лица», но меньшей.
Известие о том, что встреча с Горбачёвым на площади всё-таки не состоится, стало для студентов ударом. Диалог с властями, о котором долго говорили, не удался. Ставка на то, что власти обязательно пойдут на уступки перед советско-китайским саммитом, провалилась.
Но отступать уже было некуда.
#30_лет_ТАМу_назад
Ху Яобан умер.
31 год назад.
Началась цепь событий, приведшая к «тяньаньмэньской трагедии» 3-4 июня 1989 года.
Год назад мы с моими подписчиками выдержали месячный марафон, в ходе которого я каждый день сообщал, что же происходило в это время на площади Тяньаньмэнь, в Пекине и других городах #30_лет_ТАМу_назад (к сожалению, хэштэг расставлен всего лишь на нескольких постах). Но начали тогда 4 мая – в праздничный день, ровно за месяц до разгона протестов.
Проследить, что же предшествовало тем событиям, кажется мне не менее интересным. Поэтому объявляется новый, но не марафон, а «полумарафон», длиной всего в полмесяца, с 15 апреля по 3 мая.
Да и содержание будет немного другое. Помимо первых дней протестного движения, особое внимание будет уделено происходящему вокруг: в городе, стране, экономике, обществе, с акцентом на чтение «Жэньминь жибао» и официальные документы. Это позволит нам лучше понять, почему же произошло то, что произошло.
Итак.
…Утром в субботу 15 апреля 1989 года, в 7:56, член Политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Китая товарищ Ху Яобан скончался в возрасте 73 лет в одной из пекинских больниц, куда попал 8 апреля после сердечного приступа. Официально объявлено об этом было лишь в вечерних новостях.
Ху Яобан продолжал занимать входить в высшее коллективное руководство Китая, но никто не забыл, что до 1987 года он вообще формально возглавлял партию, являясь генеральным секретарём ЦК КПК, и был снят со своей руководящей должности после обвинений в потворстве буржуазной либерализации и студенческим протестам зимы 1986-1987 годов.
Поэтому многие понимали, что реакция студенчества может быть разной. Очевидны были параллели с апрелем 1976 года, когда в праздник Цинминцзе начались стихийные демонстрации на площади Тяньаньмэнь, посвящённые памяти премьера Госсовета Чжоу Эньлая, умершего при схожих обстоятельствах. Чжоу Эньлая «заклевали» радикалы из «Группы четырёх». В смерти Ху Яобана многие между собой обвиняли Дэн Сяопина.
Уже вечером 15 апреля появились первые признаки будущего движения. В треугольнике между кампусами трёх пекинских вузов: Бэйда, Цинхуа и Народного университета, где часто собирались студенты, появились дацзыбао в память о Ху Яобане. По свидетельству источников, к концу дня из было около ста штук (для Китая тех времён много, но не беспрецедентно).
В студенческом сознании Ху Яобан воспринимался как человек, вставший на их защиту три года назад. О политических взглядах и идеологической платформе умершего вряд ли кто-то серьёзно задумывался.
Журналисты New York Times знали, где искать сенсации – вечером того же дня они были в «треугольнике» и взяли интервью у молодого студента-историка Ван Даня. Уже к тому моменту он был довольно известной в узких кругах личностью - активист т.н. «Салона демократии» 民主沙龙 Пекинского университета, 3 апреля написавший открытое письмо властям, протестуя против вмешательство в деятельность «салона».
Первый цветок на месте будущего импровизированного мемориала у памятника Народным Героям появился тогда же, вечером 15 апреля.
Парадоксально, но его возложил какой-то случайный солдат Народно-освободительной армии Китая.
31 год назад.
Началась цепь событий, приведшая к «тяньаньмэньской трагедии» 3-4 июня 1989 года.
Год назад мы с моими подписчиками выдержали месячный марафон, в ходе которого я каждый день сообщал, что же происходило в это время на площади Тяньаньмэнь, в Пекине и других городах #30_лет_ТАМу_назад (к сожалению, хэштэг расставлен всего лишь на нескольких постах). Но начали тогда 4 мая – в праздничный день, ровно за месяц до разгона протестов.
Проследить, что же предшествовало тем событиям, кажется мне не менее интересным. Поэтому объявляется новый, но не марафон, а «полумарафон», длиной всего в полмесяца, с 15 апреля по 3 мая.
Да и содержание будет немного другое. Помимо первых дней протестного движения, особое внимание будет уделено происходящему вокруг: в городе, стране, экономике, обществе, с акцентом на чтение «Жэньминь жибао» и официальные документы. Это позволит нам лучше понять, почему же произошло то, что произошло.
Итак.
…Утром в субботу 15 апреля 1989 года, в 7:56, член Политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Китая товарищ Ху Яобан скончался в возрасте 73 лет в одной из пекинских больниц, куда попал 8 апреля после сердечного приступа. Официально объявлено об этом было лишь в вечерних новостях.
Ху Яобан продолжал занимать входить в высшее коллективное руководство Китая, но никто не забыл, что до 1987 года он вообще формально возглавлял партию, являясь генеральным секретарём ЦК КПК, и был снят со своей руководящей должности после обвинений в потворстве буржуазной либерализации и студенческим протестам зимы 1986-1987 годов.
Поэтому многие понимали, что реакция студенчества может быть разной. Очевидны были параллели с апрелем 1976 года, когда в праздник Цинминцзе начались стихийные демонстрации на площади Тяньаньмэнь, посвящённые памяти премьера Госсовета Чжоу Эньлая, умершего при схожих обстоятельствах. Чжоу Эньлая «заклевали» радикалы из «Группы четырёх». В смерти Ху Яобана многие между собой обвиняли Дэн Сяопина.
Уже вечером 15 апреля появились первые признаки будущего движения. В треугольнике между кампусами трёх пекинских вузов: Бэйда, Цинхуа и Народного университета, где часто собирались студенты, появились дацзыбао в память о Ху Яобане. По свидетельству источников, к концу дня из было около ста штук (для Китая тех времён много, но не беспрецедентно).
В студенческом сознании Ху Яобан воспринимался как человек, вставший на их защиту три года назад. О политических взглядах и идеологической платформе умершего вряд ли кто-то серьёзно задумывался.
Журналисты New York Times знали, где искать сенсации – вечером того же дня они были в «треугольнике» и взяли интервью у молодого студента-историка Ван Даня. Уже к тому моменту он был довольно известной в узких кругах личностью - активист т.н. «Салона демократии» 民主沙龙 Пекинского университета, 3 апреля написавший открытое письмо властям, протестуя против вмешательство в деятельность «салона».
Первый цветок на месте будущего импровизированного мемориала у памятника Народным Героям появился тогда же, вечером 15 апреля.
Парадоксально, но его возложил какой-то случайный солдат Народно-освободительной армии Китая.