Говорят, что когда человек вырастает, то у него перестают интересоваться, какой его любимый динозавр, а зря! Но сегодня мы будем говорить не о покрытых чешуёй ящерах (кто сказал, перья?!), а о покрытых шерстью рептилиях (чего?) и… о России.
Сегодня у нас по плану говорящие земные пласты, считавшиеся немыми; пермские звери, за скелет которых за рубежом сулили золотые горы; а ещё простой русский палеонтолог, оставивший огромный след в мировой науке.
https://telegra.ph/Russkie-yashchery-professora-Amalickogo-05-31
#Вишневенко
#палеонтология
#лонг
Сегодня у нас по плану говорящие земные пласты, считавшиеся немыми; пермские звери, за скелет которых за рубежом сулили золотые горы; а ещё простой русский палеонтолог, оставивший огромный след в мировой науке.
https://telegra.ph/Russkie-yashchery-professora-Amalickogo-05-31
#Вишневенко
#палеонтология
#лонг
Telegraph
Русские ящеры профессора Амалицкого
Говорят, что когда человек вырастает, то у него перестают интересоваться “какой его любимый динозавр”, а зря! Сегодня мы будем говорить не о покрытых чешуёй ящерах (кто сказал перья?!), а о покрытых шерстью рептилиях (чего?) и… о России. Если ты ребёнком…
МЕГАПОЛИСЫ ДОЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЭРЫ
В атмосфере почти нет кислорода. Из моря поднимается единый суперконтинент, освещённый белым солнцем. Один вдох ядовитого воздуха стал бы гибельным для человека, но жизнь процветает и развивается даже здесь. Её убежищем стали города, где разные формы трудятся сообща, создавая производственные линии и перерабатывая отходы по замкнутому циклу.
Это не строчки фантастического романа, а суровые реалии Древней Земли. До появления многоклеточной жизни остаются миллионы лет. На планете царствуют прокариоты.
Их мегаполисы — это цианобактериальные маты. Их экономика — сложнейшая система синтрофических отношений.
Первым, что встретит нас у поверхности мата, будет прозрачная плёнка из органических соединений. Под ней расположены плантации фотосинтезирующих автотрофов. Они — главные продуценты, создающие питательные вещества из растворённой в воде неорганики. Для этого им нужен свет.
Кислород уходит в промежуточный слой, где обитают гетеротрофы. Используя клеточное дыхание, они пожирают излишки продуцентов и оседающую органику. "Честные горожане" тоже пытаются фотосинтезировать, стремясь запасти побольше сахара до наступления темноты. Они хорошо знают, что начинается после заката.
Солнце уходит за горизонт. Теперь балом правят обладатели не зелёных, а красноватых пигментов. Огромное сообщество микроорганизмов изменяет окраску, стремясь отловить последние фотоны. Ночью условия среднего города становятся анаэробными. Кто-то гибнет от недостатка кислорода. Их клетки проваливаются вниз.
Третий слой цианобактериального мата — натуральные трущобы. Здесь нечем дышать, а потому единственным источником энергии становится детрит из внешних слоёв. Редуценты минерализируют отмершую органику. Местная мафия лезет наверх, убивая с помощью протеолитических ферментов и образуя метан, углекислый газ и немного сульфидов.
Таким нехитрым способом цианобактериальный мат растёт вверх. Город прокариотов работает по схеме замкнутой экосистемы. Всё необходимое он производит сам. Во внешнюю среду попадает окончательно переработанный материал.
Пройдут миллиарды лет, и люди назовут эти окаменевшие образования "строматолитами". Сами того не зная, прокариотические малыши создали множество пород и ценных руд. По факту, людская промышленность стоит на руинах дочеловеческой цивилизации.
Дедушка Дарвин ещё не открыл естественный отбор, но этот факт не сильно волнует эволюцию. Один миллиард лет сменяется другим. Появляются новые, более прогрессивные формы жизни. Растущая конкуренция теснит бактериальные маты.
Теперь они сохранились только в тех условиях, куда потомки не рискнут влезть. Кипяток гидротермальных источников. Солёные лагуны, в которых можно плавать стоя. Какая разница, что за погода снаружи, если жить под бронированным колпаком?
Цианобактериальные маты — наглядный пример самоорганизации разных форм жизни, стремящихся занять все экологические ниши. Возможно, что-то подобное происходит не только на Земле, но и в условиях других миров.
Картинки взяты из открытых источников.
#Игнатенко
#Биология
#Микробиология
#Палеонтология
#архив
В атмосфере почти нет кислорода. Из моря поднимается единый суперконтинент, освещённый белым солнцем. Один вдох ядовитого воздуха стал бы гибельным для человека, но жизнь процветает и развивается даже здесь. Её убежищем стали города, где разные формы трудятся сообща, создавая производственные линии и перерабатывая отходы по замкнутому циклу.
Это не строчки фантастического романа, а суровые реалии Древней Земли. До появления многоклеточной жизни остаются миллионы лет. На планете царствуют прокариоты.
Их мегаполисы — это цианобактериальные маты. Их экономика — сложнейшая система синтрофических отношений.
Первым, что встретит нас у поверхности мата, будет прозрачная плёнка из органических соединений. Под ней расположены плантации фотосинтезирующих автотрофов. Они — главные продуценты, создающие питательные вещества из растворённой в воде неорганики. Для этого им нужен свет.
Кислород уходит в промежуточный слой, где обитают гетеротрофы. Используя клеточное дыхание, они пожирают излишки продуцентов и оседающую органику. "Честные горожане" тоже пытаются фотосинтезировать, стремясь запасти побольше сахара до наступления темноты. Они хорошо знают, что начинается после заката.
Солнце уходит за горизонт. Теперь балом правят обладатели не зелёных, а красноватых пигментов. Огромное сообщество микроорганизмов изменяет окраску, стремясь отловить последние фотоны. Ночью условия среднего города становятся анаэробными. Кто-то гибнет от недостатка кислорода. Их клетки проваливаются вниз.
Третий слой цианобактериального мата — натуральные трущобы. Здесь нечем дышать, а потому единственным источником энергии становится детрит из внешних слоёв. Редуценты минерализируют отмершую органику. Местная мафия лезет наверх, убивая с помощью протеолитических ферментов и образуя метан, углекислый газ и немного сульфидов.
Таким нехитрым способом цианобактериальный мат растёт вверх. Город прокариотов работает по схеме замкнутой экосистемы. Всё необходимое он производит сам. Во внешнюю среду попадает окончательно переработанный материал.
Пройдут миллиарды лет, и люди назовут эти окаменевшие образования "строматолитами". Сами того не зная, прокариотические малыши создали множество пород и ценных руд. По факту, людская промышленность стоит на руинах дочеловеческой цивилизации.
Дедушка Дарвин ещё не открыл естественный отбор, но этот факт не сильно волнует эволюцию. Один миллиард лет сменяется другим. Появляются новые, более прогрессивные формы жизни. Растущая конкуренция теснит бактериальные маты.
Теперь они сохранились только в тех условиях, куда потомки не рискнут влезть. Кипяток гидротермальных источников. Солёные лагуны, в которых можно плавать стоя. Какая разница, что за погода снаружи, если жить под бронированным колпаком?
Цианобактериальные маты — наглядный пример самоорганизации разных форм жизни, стремящихся занять все экологические ниши. Возможно, что-то подобное происходит не только на Земле, но и в условиях других миров.
Картинки взяты из открытых источников.
#Игнатенко
#Биология
#Микробиология
#Палеонтология
#архив
И уже после этого Мэри находит нескольких ихтиозавров. Она которых продаёт их всё тому же Британскому музею, и её дела начинают идти в гору. Но вот в декабре 1823 года на берегу обнаруживается нескладное существо, выглядящее так, словно змея проползла сквозь панцирь черепахи, да так и окаменела. Новость и рисунок найденного зверя облетели учёных Лондона и умудрились пересечь Ла-Манш, дойдя до самого Жоржа Кювье, на что тот заявил: скелет – подделка! Казалось бы, история должна была завершиться на этом, но нет – в следующем году Лондонское геологическое общество организует специальную встречу, где в ходе дебатов доказывает (в том числе и Кювье), что окаменелости подлинные. Животное получило название Plesiosaurus, что значит “почти ящер”. До введения в оборот термина “динозавр” оставалось каких-то 18 лет…
Но вы же помните, с чего мы начали? Наука того времени была закрытым мужским клубом, куда пускали за заслуги только тех, кто собственно был рождён мужчиной, женщины же туда вовсе не могли попасть – на дебатах, где родился термин “плезиозавр”, имя самой Мэри Эннинг даже не прозвучало. Однако оно прозвучало в газетах, что позволило нашей Принцессе Окаменелостей, как окрестили её журналисты, получить и славу, и серьёзных клиентов.
К 1826-му Мэри успела скопить достаточно денег, чтобы купить дом и открыть магазин окаменелостей на его первом этаже, став одной из достопримечательностей Лайм-Риджиса. При этом через два года она обнаружила на берегу останки летающего ящера – птеродактиля, что стал первым в истории скелетом птерозавра, найденного за пределами Германии. Но, как вы уже поняли, с научным признанием у нашей героини как-то не сложилось – да, её вклад признавал изучавший древних морских рептилий Уильям Бакленд. Да, с ней консультировался основатель современной геологии Чарльз Лайель. Да, с ней поддерживали переписку разработавшие периодизацию палеозоя Адам Седжвик и Родерик Мурчисон. Однако она не имела права стать членом Лондонского геологического общества и публиковаться в научных изданиях. Единственной опубликованной при жизни работой у неё стала выдержка из ответного письма к редактору, появившаяся в журнале Journal of Natural History в 1839 году, где она указывала на неверную классификацию недавно найденных акул-гибодусов.
При этом, несмотря на довольно сложные из-за безденежья времена (магазин не всегда приносил достаточный доход), со временем Мэри начинает получать признание в научных кругах. Поначалу благодаря рисункам её друга детства Генри де ла Биша, ставшего серьёзным геологом и художником. Именно он нарисовал по находкам нашей героине свою самую известную работу — Duria Antiquior, которая изображает древнюю экосистему побережья Дорсета.
В 1839 к ней на экскурсию приезжают три светила тогдашней геологии: Уильям Конибир, Уильям Бакленд и Ричард Оуэн. А спустя пять лет её лавку посетит саксонский король Фридрих Август II – пожалуй, самый титулованный гость этого места. После этого наша героиня смогла смело про себя говорить: “Да, меня знают, пожалуй, во всей Европе!”
Она умерла в 1847 году от рака молочной железы – по городу ходили слухи о пристрастии Мэри Эннинг к алкоголю, но та лишь принимала настойку опиума, чтобы заглушить боль, зная, что ей не на кого оставить свой магазин и свои древние ракушки.
Через восемнадцать лет Чарльз Диккенс напишет о ней такие строки: “Дочь плотника завоевала себе имя и заслужила его”. А через каких-то 148 лет в её родном городе ей поставят памятник, увековечив её образ вместе с верным терьером Троем, погибшим во время оползня в 1833 году, который чуть было не стоил жизни самой Мэри.
#Вишневенко
#Палеонтология
#архив
Но вы же помните, с чего мы начали? Наука того времени была закрытым мужским клубом, куда пускали за заслуги только тех, кто собственно был рождён мужчиной, женщины же туда вовсе не могли попасть – на дебатах, где родился термин “плезиозавр”, имя самой Мэри Эннинг даже не прозвучало. Однако оно прозвучало в газетах, что позволило нашей Принцессе Окаменелостей, как окрестили её журналисты, получить и славу, и серьёзных клиентов.
К 1826-му Мэри успела скопить достаточно денег, чтобы купить дом и открыть магазин окаменелостей на его первом этаже, став одной из достопримечательностей Лайм-Риджиса. При этом через два года она обнаружила на берегу останки летающего ящера – птеродактиля, что стал первым в истории скелетом птерозавра, найденного за пределами Германии. Но, как вы уже поняли, с научным признанием у нашей героини как-то не сложилось – да, её вклад признавал изучавший древних морских рептилий Уильям Бакленд. Да, с ней консультировался основатель современной геологии Чарльз Лайель. Да, с ней поддерживали переписку разработавшие периодизацию палеозоя Адам Седжвик и Родерик Мурчисон. Однако она не имела права стать членом Лондонского геологического общества и публиковаться в научных изданиях. Единственной опубликованной при жизни работой у неё стала выдержка из ответного письма к редактору, появившаяся в журнале Journal of Natural History в 1839 году, где она указывала на неверную классификацию недавно найденных акул-гибодусов.
При этом, несмотря на довольно сложные из-за безденежья времена (магазин не всегда приносил достаточный доход), со временем Мэри начинает получать признание в научных кругах. Поначалу благодаря рисункам её друга детства Генри де ла Биша, ставшего серьёзным геологом и художником. Именно он нарисовал по находкам нашей героине свою самую известную работу — Duria Antiquior, которая изображает древнюю экосистему побережья Дорсета.
В 1839 к ней на экскурсию приезжают три светила тогдашней геологии: Уильям Конибир, Уильям Бакленд и Ричард Оуэн. А спустя пять лет её лавку посетит саксонский король Фридрих Август II – пожалуй, самый титулованный гость этого места. После этого наша героиня смогла смело про себя говорить: “Да, меня знают, пожалуй, во всей Европе!”
Она умерла в 1847 году от рака молочной железы – по городу ходили слухи о пристрастии Мэри Эннинг к алкоголю, но та лишь принимала настойку опиума, чтобы заглушить боль, зная, что ей не на кого оставить свой магазин и свои древние ракушки.
Через восемнадцать лет Чарльз Диккенс напишет о ней такие строки: “Дочь плотника завоевала себе имя и заслужила его”. А через каких-то 148 лет в её родном городе ей поставят памятник, увековечив её образ вместе с верным терьером Троем, погибшим во время оползня в 1833 году, который чуть было не стоил жизни самой Мэри.
#Вишневенко
#Палеонтология
#архив