Вернёмся к главной внутрироссийской новости прошлой недели. Госдума приняла, Совет Федерации одобрил, а Путин подписал поправки в закон «О воинской обязанности и военной службе», революционно меняющие правовые отношения граждан и государства. Многие уже сочли поправки антиконституционными: речь идёт не просто об изменениях в организации призыва на воинскую службу, а о создании масштабного механизма цифрового контроля над гражданами России, который ограничивает базовые права вроде свободы передвижения, права на труд и неприкосновенности частной собственности.

В причинах и последствиях нового закона пытаются разобраться авторы Carnegie Politika. О том, как новый закон закладывает гигантские мины в будущее России писал выше Андрей Колесников.

Михаил Виноградов пытается разобраться в причинах принятия закона. Отбрасывая совсем конспирологические версии, Виноградов оставляет четыре самые вероятные. Первая — попытка вернуться к заявленной в прошлом году концепции народной войны вне зависимости от того, насколько реалистичной она выглядит. Вторая — заложить базу для неких будущих действий (например, в случае серьезных неудач на фоне украинского контрнаступления, что, впрочем, не объясняет спешки с принятием поправок). Третья — желание снова встряхнуть общество за счёт «управляемого пожара». И четвёртая — внешний сигнал; возможность показать, что Москва не просто пассивно ждет контрнаступления Киева, а может предпринимать разнообразные шаги — и предпринимает их.

В любом случае, пишет Виноградов, решение провести столь мощную встряску выглядит сенсационно. И главный вопрос — о конечных целях и ожиданиях российской власти от самой себя — пока остаётся открытым. Последние пять месяцев тезис о стремлении Москвы к замораживанию конфликта, а не его эскалации, в целом объяснял действия российского руководства. Да и за каждым всплеском радикализации через несколько недель шло снижение градуса. Но принятие поправок о цифровых повестках такую картину мира может опровергнуть.

А Татьяна Становая (@Stanovaya) пишет о возможных последствиях принятия закона, которые коснутся далеко не только военнообязанных. Речь идет о цифровой системе контроля над обществом с помощью регулирования доступа к правам и благам каждого конкретного гражданина. Выпасть из этой системы будет означать, по сути, социальную смерть. А цифровизация становится не просто сбором и хранением информации — теперь она формирует социальные профили под нужды государства

Поправки об электронных повестках — это первая, но далеко не последняя попытка государства ввести элементы цифрового тоталитаризма. Попытка сформировать красную и зеленую зону доступа к общественным благам, причём сделать это за рамками традиционных институтов — просто автоматически.

И последнее на тему электронных повесток — исследователь госданных Михаил Комин (@komintariy) рассказывает о том, как цифровизация призыва будет осуществляться технически на практике. А с технологической точки зрения для строительства «цифрового ГУЛАГа» российскому госаппарату понадобится не просто прыгнуть выше головы, но и сделать это в рекордно короткие сроки и при резко сократившихся ресурсах — прежде всего, из-за оттока IT-кадров и недоступности ряда технологий. Поэтому будущая эффективность системы, созданной в условиях столь жестких ограничений, вызывает немало сомнений.

Главное препятствие для создания супербазы военнообязанных — это даже не проблемы с госданными и их интеграцией, а борьба разных ведомств за то, кто будет контролировать столь мощный инструмент.

В России существуют сотни разных государственных информационных систем. Госорганы не хотят интегрировать их в единое хранилище, потому что это разрушит рентные цепочки — придется отдавать контракты на поддержку и развитие IT не своим подрядчикам, а каким-то общим. Мало того, многие данные силовых ведомств охраняются уровнями секретности — часто надуманными, — что позволяет им не участвовать даже в масштабных проектах по интеграции государственных баз данных. Зато при необходимости силовики могут отжимать себе системы, созданные другими. Правда, поскольку они часто не обладают соответствующими компетенциями, реестры разваливаются или теряют изначальную функциональность.

Масштабы супербазы военнообязанных привлекут к борьбе за контроль над ней самые влиятельные группы в российской элите. Она уже началась: глава Минцифры говорит, что именно его ведомство занимается созданием реестра, другие источники сообщают, что реестр будет разрабатывать «один из крупных подрядчиков ФСБ», а самым логичным выглядит вариант, когда за основу возьмут «Единый регистр населения» ФНС.

В любом случае, кто бы ни стал в итоге исполнителем проекта, сжатые сроки и сложность задачи делают шансы на успех крайне низкими.

Занятная история происходит в Туркменистане. Чуть больше года назад Гурбангулы Бердымухамедов после 15 лет правления передал президентский пост своему старшему сыну Сердару. Но всё пошло не так, как себе представлял отошедший в тень отец. Править из-за кулис получается всё хуже, госаппарат запутался в иерархии, а сын не только тянет на себя полномочия, но и взялся за отцовских коррумпированных родственников. Теперь, как рассказывает Галия Ибрагимова, пока не поздно, Бердымухамедов-старший хочет вернуть контроль обратно.

Первый этап транзита власти в республике прошёл гладко. Новому президенту «повезло» с международной конъюнктурой. Российское вторжение в Украину подняло цены на газ, а главный внешнеторговый партнер Туркменистана Китай наконец ожил, открывшись после пандемии. В результате доходы от экспорта туркменского газа на китайский рынок (а это почти весь экспорт страны) выросли в 2022 году более чем в полтора раза.

Мало того, российско-украинская война и хаос на энергетических рынках привлекли к Туркменистану международное внимание. На фоне путинского режим Бердымухамедовых стал выглядеть сравнительно приличным, поэтому приезжающие в Ашхабад европейские и американские чиновники обсуждали не права человека, как обычно, а перспективы энергетического сотрудничества.

Интерес увеличился и со стороны оказавшейся в изоляции России. И Туркменистан вдруг оказался на пересечении интересов великих держав. И как формально первое лицо все переговоры с международными партнерами вел не ушедший в верхнюю палату Бердымухамедов, а его сын Сердар.

Такой расклад не входил в планы отца. Уходя с поста президента, он рассчитывал свалить на сына скучную работу во внутренней политике и прочую текучку, чтобы самому обсуждать ключевые вопросы с основными партнерами в Москве, Пекине и других столицах Центральной Азии, где не нужно объяснять, кто на самом деле все решает.

Отца раздражало поведение сына не только за рубежом, но и внутри страны. Особенно отношения с влиятельными родственниками. В январе 2022-го был арестован предприниматель Максат Байрамов — близкий друг племянников Бердымухамедова. Под чистки попали и силовики, связанные с отцовскими племянниками. Весной-летом 2022-го Сердар уволил свою тетю Гульнабат Довлетову с поста гендиректора Национального общества Красного полумесяца Туркменистана. После увольнения Довлетовой последовали аресты и посадки связанных с ней чиновников.

Сам Бердымухамедов некоторое время не вмешивался, но вскоре масштабы происходящего стали угрожать и его собственному положению, а также стабильности всего режима. Последней каплей для него была попытка Сердара зачистить силовой аппарат.

Отец ответил экстренной спецоперацией по возвращению себе реальной власти. Он затеял реформу, которая превращает возглавляемую им верхнюю палату в надгосударственный орган с почти неограниченными полномочиями. Никакие изменения, в том числе кадровые, невозможно будет провести в обход нее, а президент в результате оказывается где-то в одном ряду с министрами. И, конечно, если глава государства по каким-то причинам не справляется со своими обязанностями, то они автоматически переходят председателю новой надгосударственной палаты, то есть Бердымухамедову.

Эта история — редкий по своей яркости пример того, сколь хрупок процесс транзита в авторитарных системах. Даже если для него сложились идеальные условия. В Туркменистане всё шло вроде бы наилучшим образом: власть осталась внутри одной семьи, общество слишком запуганно репрессиями, чтобы возражать, а внешняя конъюнктура заваливает страну деньгами. Но даже в такой ситуации старый и новый лидер всё равно погружаются во взаимную борьбу, разрушая надежды на гарантии безопасности и безмятежную передачу власти.

На Carnegie Politika теперь можно относительно регулярно читать культурный анализ авторства литературного критика Галины Юзефович (@ryba_lotsman). Недавно она писала о том, что для российского книжного рынка значит издание на русском языке нового романа Ханьи Янагихары, а в новой заметке рассказывает о возвращении т.н. «тамиздата» и о том, чем нынешний тамиздат будет отличаться от советского.

Понимание, что времена тамиздата возвращаются, начало формироваться практически сразу после 24 февраля 2022 года, а в этом году появились первые проекты в этой сфере. Самый громкий старт — открытие 16 апреля издательства «Freedom Letters» во главе с бывшим руководителем премии «Большая книга» Георгием Урушадзе. Есть и другие инициативы: почти год выпускает книги на русском издательство «Книга Сефер», небольшую издательскую программу запустил тель-авивский книжный магазин «Бабель», выходят русскоязычные книги в Латвии и Литве. Однако повторить успех времен холодной войны у сегодняшнего тамиздата вряд ли получится, считает Юзефович.

Писатели уровня Виктора Пелевина или Бориса Акунина вряд ли решат махнуть рукой на российские издательства и отнести свои новые рукописи «Freedom Letters» или кому-то из их коллег. К тому же «протестным книгам» непросто конкурировать с «просто книгами»: в тяжёлые времена литература работает в первую очередь как утешение и способ хотя бы на время укрыться от реальности. А влиятельность литературы сегодня тоже значительно ниже других видов искусств, а значит, что никакое ЦРУ, поддержавшее в своё время выпуск «Доктора Живаго» на Западе, в русскую неподцензурную словесность всерьёз не вложится.

Что, конечно, не умаляет значимости и нужности сегодняшнего тамиздата. Прость ему будет отведена почётная, но камерная роль «издательства, дающего возможность высказаться всем, кто этого заслуживает, но лишен такой возможности», — как сказано в манифесте «Freedom Letters».

В апреле прошлого года Московский центр Карнеги, представлявший в России Фонд Карнеги за международный мир, был закрыт решением Министерства юстиции РФ. Спустя год Фонд Карнеги объявляет об открытии нового глобального исследовательского центра, Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии.

На протяжении почти трех десятилетий своего существования Московский центр Карнеги играл уникальную роль, помогая российским и международным наблюдателям формировать своё понимание региона. Берлинский центр Карнеги по изучению России и Евразии продолжит выполнять эту задачу, а Carnegie Politika — его основная онлайн-платформа в этой миссии.

Директором нового центра стал Александр Габуев (@agabuev). Под его руководством в центре будет работать команда выдающихся экспертов. В том числе Александр Баунов (@baunovhaus), Андрей Колесников, Александра Прокопенко, Татьяна Становая (@stanovaya), Максим Саморуков, Артём Шрайбман (@shraibman), Вита Спивак, Темур Умаров (@TemurUm) и Сергей Вакуленко.

Полный текст пресс-релиза о запуске центра — здесь.

Количество санкций, наложенных на Россию после вторжения в Украину, уже превысило 13 тысяч — больше, чем ввели против Ирана, Кубы и Северной Кореи, вместе взятых. Тем не менее российский ВВП упал в 2022 году всего на 2,1%. Это позволяет Кремлю говорить о неэффективности санкций, но помимо количественных эффектов есть еще и качественные. Санкции радикально изменили модус операнди экономического блока российской власти — и не в лучшую сторону, пишет Александра Прокопенко.

До войны с Украиной экономическая политика России, несмотря на опору на госкапитализм, в целом ориентировалась на технологическое развитие, диверсификацию экспорта и относительную свободу капитала. А теперь вместо этого: капитальный контроль, деление стран на дружественные и не очень, юанизация расчетов и милитаризация расходов. Причем всё это с Россией надолго. Санкции укрепляют Fortress Russia в краткосрочной перспективе, но ослабляют в средне- и долгосрочной.

Если до 2022 года Россия старалась прагматично выстраивать торговые отношения, руководствуясь в основном экономическими интересами, то после 24 февраля главным критерием внешнеэкономической политики стала «дружественность». В обозримом будущем геополитика продолжит определять направления российской торговли. Производственные цепочки, в которых участвует Россия, будут основаны не на экономической эффективности, а на геополитических приоритетах. А вытекающие издержки переложат на потребителей в виде выросших цен и упавшего качества.

Постоянная оглядка на сырьевые цены и резко выросший уровень милитаризации госрасходов надолго консервируют экономическое развитие России. Тем более что военные расходы вряд ли снизятся даже после окончания активной фазы войны, если путинизм сохранится в том или ином виде. Кремлю потребуется пополнять арсеналы и готовиться к новой войне. А перенос военных технологий в гражданские сектора России никогда особенно не удавался. В прошлом веке Россия уже проводила экономическую политику с опорой на торговлю сырьем, зависимость от внешних партнеров и раздутый военно-промышленный комплекс. За её неэффективность пришлось больно расплачиваться в 1990-е. Сейчас у России есть все шансы повторить этот путь.

Андрей Колесников пишет о возросшей популярности премьера Михаила Мишустина — и о том, есть ли от этой популярности хоть какой-то толк. Образ внешне не слишком амбициозного прагматика-хозяйственника за последний год превратил Мишустина в успешного политика. В опросах «Левада-центра» о доверии политикам он с некоторых пор начал обходить двух министров — Сергея Лаврова и Сергея Шойгу — и идёт вторым после Путина. В рейтинге доверия ВЦИОМа Мишустин тоже идёт вторым, далеко оторвавшись от остальных конкурентов.

Разумеется, отчасти это рейтинги самой должности премьера — к председателю правительства как к завхозу претензий не так много. Но Мишустин не обошел бы по уровню доверия некогда популярные фигуры, если бы за эти годы не сформировал себе образ далекого от политики антикризисного менеджера.

Успешное строительство Мишустиным собственной карьеры, впрочем, мало что значит с точки зрения политических перспектив. Перспективы пропали не только у населения России, но и у элит — они вынуждены по инерции служить автократу и ждать, когда изменится сама парадигма военного существования, без особых надежд на лучшее будущее.

Так будет продолжаться до тех пор, пока не откроется окно возможностей для обратного движения хотя бы к какой-то нормальности. Тогда люди типажа Мишустина могут пригодиться. Как минимум — в присущей им технократической роли, востребованной при всех режимах. Если только харизмы сравнительно удачливых технократов не сгорят в огне чрезмерно затянувшейся катастрофы.

Незадолго до парада 9 мая в Москве казалось, что он в этом году пройдёт скромно: планировался визит лишь одного высокопоставленного гостя — президента Кыргызстана Садыра Жапарова. Однако накануне оказалось, что на парад срочно собрались все президенты стран Центральной Азии. Больше года они старались держаться как можно дальше от темы войны, а тут согласились на то, что воспринимается многими как жест поддержки российского вторжения в Украину. Вопрос — зачем? Отвечает Темур Умаров (@TemurUm).

Больше года руководители стран региона выстраивали сбалансированную реакцию на происходящее. В нынешнем случае главным аргументом в пользу того, что президенты в Москву все-таки приехали, стала предсказуемость Запада. Пусть такой визит и выглядит нелучшим образом, но он не повлечёт за собой каких-то особенно опасных последствий. А вот потенциальную реакцию Москвы на отказ приехать предсказать было сложно.

Были у этого визита и прагматические мотивы. Как показал 2022 год, Центральная Азия, вопреки ожиданиям, не стала разрывать связи с Россией, а, наоборот, даже сблизилась с ней. Во-первых, центральноазиатские компании рекордно заработали на исчезновении западного импорта с российского рынка. Экспорт из всех стран Центральной Азии в Россию взлетел в 2022 году на десятки процентов. Во-вторых, Центральная Азия становится финансовым хабом для россиян, которые активно вывозят свои сбережения за пределы России. В-третьих, на Центральную Азию теперь направлено намного больше международного внимания, чем когда-либо. Страны Запада пытаются уговорить её не помогать России, а Москва, наоборот, хлопочет о том, чтобы избежать ее отдаления.

Понимая, что такое внимание краткосрочно и связано не столько с уникальностью самого региона, сколько с его соседством с Россией, руководство стран Центральной Азии пытается выжать из нынешней ситуации максимум. Поэтому различные действия, выглядящие как склонение региона в ту или иную сторону, не стоит воспринимать как полную поддержку России или разрыв с ней.

Центральноазиатские политические элиты продолжат демонстрировать лояльность Путину: вместе посещать парады и периодически хвалить Москву в публичных выступлениях. Можно назвать это попыткой усидеть на двух стульях, но именно такую стратегию выживания центральноазиатские режимы считают наиболее надежной.

В Узбекистане после всенародного референдума вступила в силу новая конституция. Официально подавая её как фундамент «нового Узбекистана», действующий президент Шавкат Мирзиеёв обнуляет свои сроки и получает возможность снова переизбираться вплоть до 2037 года. Он уже объявил о скорых внеочередных выборах, которые, несомненно, выиграет.

Но не всё идёт так гладко, рассказывает Рафаэль Саттаров. Никогда раньше руководству страны не было так трудно проталкивать непопулярные решения. Власти смогли принять новую конституцию только со второй попытки, спровоцировав по ходу дела крупнейший политический кризис за все годы правления Мирзиеева — массовые протесты в Каракалпакстане. В итоге руководство Узбекистана добилось своего, но это не значит, что впереди Мирзиеёва ждёт беззаботное вечное правление. Скорее наоборот — узбекский политический режим теряет свою устойчивость, потому что его цели все больше расходятся с ожиданиями общества, которые он сам во многом и создал.

Тот факт, что все пока идет гладко и люди «голосуют» как надо, ещё не значит, что впереди у узбекского политического режима годы спокойной жизни. Аппетит узбекского общества к переменам растет — людям хочется, чтобы власти продолжали преобразования в соответствии с их собственными декларациями. Запрос на политические изменения теперь противоречит потребностям самого президента, которому заигрывания с большей демократией и открытостью мешают консолидировать власть.

На прошлой неделе Путин внезапно объявил об отмене визового режима и перезапуске авиасообщения с Грузией — новость, которая многими была принята с подозрением. Любой примирительный жест России на фоне её войны с Украиной представляется отравленным яблоком, которое может испортить и так не безоблачные отношения проевропейской и даже пронатовской Грузии с Западом. Так, в общем, и вышло, пишет Владимир Соловьёв.

Решение об отмене виз и возобновлении полетов вызвало жесткую реакцию не только у грузинской оппозиции и президента Зурабишвили, но и у ЕС и США. Но пока всё выглядит так, что грузинские власти готовы пойти наперекор пожеланиям Запада. Однако Москва явно рассчитывает на большее. Например, что Грузия начнет активно участвовать в Консультативной региональной платформе «3+3» (три страны Южного Кавказа плюс Иран, Россия, Турция).

Поэтому Россия готова подкидывать нынешнему грузинскому руководству подарки, понимая, что хоть какое-то сближение с Грузией возможно, только если власть в стране сохранится в руках «Грузинской мечты». Альтернатива ей — Единое национальное движение: партия, созданная Саакашвили и выступающая с жестких антироссийских позиций.

Если «мечтателей» сменят «мишисты», любым намекам на развитие российско-грузинского сотрудничества придет конец. «Грузинская мечта» постоянно маркирует оппозицию как партию войны, а себя позиционирует как силу, которая думает об интересах граждан и работает на них. Приток в страну денег от российских туристов добавит этим аргументам убедительности накануне важных парламентских выборов, намеченных на 2024 год. Сделка, даже если её не было, выглядит выгодной для обеих сторон: «мечтатели» сохраняют власть в Грузии, а Россия укрепляет с Грузией существующие связи.

Путинский план — это ждать глубоких перемен на Западе и в Украине, которые, с его точки зрения, исключительно вопрос времени. Страх перед украинским контрнаступлением постепенно отходит на второй план, уступая место убежденности в том, что ситуация на фронте кардинально не изменится (а локальные поражения для Путина терпимы). Без военного прорыва, как надеются в Кремле, Украину ждет раскол элит с появлением «партии мира» (а точнее, «партии капитуляции»), а внутренние разногласия на Западе заставят его снизить военную и политическую поддержку Киева.

Нельзя назвать эти надежды совсем уж безосновательными, но проблема для Путина заключается в другом: он не может позволить себе перенести эту повестку ждуна в мейнстрим. Российский политический класс, сколь бы лояльным и подконтрольным он ни был, настолько изменился под воздействием войны, что может воспринять такое выжидание как пораженчество.
https://carnegieendowment.org/politika/89751

Первый с 2019 года прямой рейс авиакомпании «Азимут» из Москвы приземлился сегодня в Тбилиси, встреченный толпой протестующих против возобновления авиасообщения между Россией и Грузией. По мнению оппозиции, Россия вознаграждает правящую партию, «Грузинскую мечту», за антизападную политику, а страна может лишиться из-за этого перспектив интеграции с Евросоюзом.

Пока в Тбилиси, пишет Александр Атасунцев, надеются, что сумеют соблюсти баланс — воспользоваться выгодами от кремлёвских жестов и при этом не пересечь красных линий Запада. Например, представители «Грузинской мечты» заверили, что летать в страну смогут только те российские авиакомпании, что не находятся под санкциями. А вот объективных причин двигаться дальше по пути сближения с Москвой у «Грузинской мечты» немного.

Да, прагматичные отношения с Россией и уход от конфронтации с самого начала были одним из программных принципов этой партии. Однако главную выгоду от политики умиротворения «Грузинская мечта» уже получила — Тбилиси был признан не враждебным Москве. Дальнейшее движение в пророссийском направлении добавит напряжения в отношениях с Западом и возмущения внутри страны.

Выгоды для «Грузинской мечты» от сближения с Москвой туманны и не гарантированы. В то время как риски — более чем реальны. Но это ещё не означает, что ситуацию точно так же расценивает сама «Грузинская мечта». Так что, несмотря на все объективные ограничения и препятствия, нельзя полностью исключать, что «Грузинская мечта» рискнет пойти на ещё одну сомнительную сделку с Москвой. Другой вопрос, как долго в этом случае партия сможет оставаться у власти, чтобы продолжать такой курс.

В Одессе в начале мая по подозрению в коррупции был арестован мэр города Геннадий Труханов. Его арест стал новым эпизодом в череде судебных процессов над украинскими мэрами, которые продолжаются, несмотря на военную заморозку политической жизни. Центральная власть надеется использовать возможности военного положения, чтобы искоренить коррупцию на местах, а заодно избавиться от неудобных региональных политиков. И действительно, мэры украинских областных центров зачастую коррумпированы. Однако нанося удар по персоналиям, власть все больше подрывает саму идею местного самоуправления, толкая страну к избыточной централизации, считает Константин Скоркин (@skorkin_zhuk).

Конфликты у центра возникают не только с мэрами Юго-Востока страны, которых можно заподозрить в пророссийских симпатиях. В столице отношения Офиса президента и городской администрации во главе с Кличко также напряжены. А мэра Чернигова Владислава Атрошенко обвинили в злоупотреблении полномочиями — вменили использование служебного автомобиля в личных целях и отстранили по суду от обязанностей. Этому предшествовал долгий публичный конфликт черниговского мэра с Офисом президента. Например, Атрошенко фактически обвинил центральные власти и местного губернатора в бездействии в момент начала российского вторжения.

Что касается Труханова, то он начинал карьеру как пророссийский политик, однако со временем одесский мэр занял более лояльную Киеву позицию, а после начала полномасштабного российского вторжения — патриотическую. Но Одесса де-факто прифронтовой город, где центральная власть хотела бы видеть руководителя с менее противоречивым прошлым. В случае досрочной отставки мэра исполнять его обязанности по закону будет секретарь городского совета Игорь Коваль, представитель «Слуги народа». А выборы до окончания войны проводиться, разумеется, не будут.

Для администрации Зеленского давление на влиятельных мэров проходит по тому же разряду, что деолигархизация и зачистка остатков пророссийских сил. Это одновременно и борьба с негативным наследием прошлого, и стремление улучшить управляемость страной в условиях войны, и подготовка к послевоенному ее обустройству. Однако у этого процесса есть обратная сторона. В условиях российской агрессии мэры городов остались со своими избирателями, в то время как иные назначенцы Зеленского оказались не на высоте. Устраняя неидеальных, но выбранных местными жителями управленцев, власть создает плохой прецедент, усиливая авторитарные тенденции на фоне и без того замороженной политической системы.

С февраля 2022 года экспорт газа в Европу практически сошел на нет, и теперь России нужно куда-то девать готовые к добыче, но простаивающие огромные запасы газа в Ямало-Ненецком автономном округе. Единственная альтернатива европейскому рынку — Китай. Переговоры о строительстве газопровода из Ямала на китайский рынок идут уже два десятилетия, но теперь, на фоне войны, могут резко ускориться и даже увенчаться подписанием соглашения.

При этом остаются два вопроса. Во-первых, реально ли продать ямальский газ в Китай с прибылью? Во-вторых, насколько для России и «Газпрома» китайский рынок будет адекватной заменой утраченному европейскому? Анализ Сергея Вакуленко показывает, что ответ на первый вопрос — скорее положительный, а вот на второй — отрицательный.

Запуск газопровода «Сила Сибири — 2» в Китай коммерчески оправдан. При среднем уровне цен на энергоресурсы природная рента может достичь $4,3 млрд в год сверх внутренней нормы доходности — 12%, что вполне приемлемо для подобных проектов. Однако и по объемам, и по ценам сделка с КНР будет уступать прежним контрактам с ЕС.

На саммите Лиги арабских государств в Джидде 19 мая оказался неожиданный гость — президент Украины Владимир Зеленский. О том, что он там делал и зачем Саудовской Аравии посредничество между Россией и Украиной, рассказывает Марианна Беленькая.

Приглашением Зеленского наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бен Салман пытается сформировать себе новый международный имидж — превратиться из импульсивного enfant terrible Ближнего Востока в прагматичного и влиятельного арбитра, который не собирается действовать по чьей-либо указке. Позиция руководства Саудовской Аравии во многом отражает подход и других стран региона. Они отказываются делать однозначный выбор и между Россией и Украиной, и между Москвой и Западом, рассчитывая использовать ситуацию, чтобы укрепить собственные позиции.

В Киеве же видят в странах Ближнего Востока потенциально важных партнеров и рассчитывают, что смогут убедить их занять более проукраинскую позицию. Первый аргумент в эту пользу — «исламская солидарность». В арабских странах до сих пор немало тех, кто считает, что в России, как и во времена СССР, мусульмане подвергаются гонениям. Второй аргумент — параллели между многочисленными конфликтами на Ближнем Востоке, от Сирии до Йемена, и происходящим в Украине. Таким образом украинское руководство пытается смягчить недовольство тех, кто считает, что Запад несправедливо уделяет Украине и украинским беженцам гораздо больше внимания, чем ближневосточным конфликтам. Третий аргумент — это «слабость России». Цель Киева — убедить ближневосточные столицы, что времена, когда Россия могла успешно использовать военную силу за рубежом, прошли.

Внимание Киева к заливным монархиям объяснимо. У них есть возможности и ресурсы оказывать гуманитарную помощь Украине, а в дальнейшем выделить средства и на послевоенное восстановление. Некоторые из них уже дали свое согласие принять участие в международной конференции по восстановлению Украины, которая вскоре пройдет в Лондоне.

Однако убедить арабов однозначно занять проукраинскую позицию не получится. Впрочем, как и пророссийскую. Здесь по-прежнему не доверяют великим державам, переменчивость политики которых многие на Ближнем Востоке испытали на собственном опыте.

Что такое российская «системная оппозиция» после начала полномасштабного вторжения в Украину? Если раньше КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» ещё могли поддерживать определённую популярность на критике социально-экономических решений власти, то теперь боятся трогать эти вопросы и дружно радикализировались в поддержке войны. Это, считает Андрей Перцев, лишило их малейших отличий и между собой, и от «Единой России». В итоге они теряют и последних ярких политиков, и свой ядерный электорат, и смысл для дальнейшего существования.

Коммунисты, справороссы, элдэпээровцы все как один стараются еще агрессивнее, чем единороссы, атаковать украинских и западных политиков, желают армии скорейшей победы, отправляют на фронт снаряжение и вооружение, заявляют о готовности выдвинуть участников войны в депутаты .В публичной повестке все три партии превращаются в один воинственный ком. Вплоть до того, что лидер ЛДПР Леонид Слуцкий предложил всем партиям объединиться в единую «партию победы».

Такая радикализация явно не идет на пользу официальным партиям с точки зрения реальной популярности. Тем не менее именно эта радикализация вполне способна обеспечить им выживание, потому что это то, что нравится президенту Путинуэ Он встречается с руководством партий и хвалит их конструктивную позицию. Стареющий российский лидер просто привык к такому набору партий в Думе, и если они не будут его раздражать, то он, очевидно, предпочтет сохранить комфортную среду.

В чём корень путинской идеологии? Андрей Архангельский находит его в отрицании морали. В отличие от официального патриотизма и традиционных скреп, это прямо не афишируется, но тем не менее внушается настойчиво и упрямо: «жить не по лжи» — утопия. Все кругом врут. Человек, в сущности, ничтожная тварь, никогда не станет лучше, никакие «большие перемены» ничего не изменят в нём; он везде, где только можно, сворует или соврёт. Поэтому нельзя остаться «чистеньким» никому и ни при каких обстоятельствах.

Эта концепция проникла и в пропагандистский телевизор и всякий раз пригождалась, когда российской власти было нечем крыть ¬— «так делают все». Это, иными словами, означает, что «святых нет», что никто не лучше других. Все запачканы. Это, считает Архангельский, и есть фундаментальная установка путинской идеологии. На практике это означает, что когда никто «не лучше других», когда все одинаково плохи (тем более на Западе) — тогда какой спрос с нас.

Тоталитарные режимы XXI века не строят новых утопий. Наоборот, их главный враг — будущее как таковое. Аморальность в качестве идеологии подходит им идеально. В отличие от прогрессистских установок аморальность базируется на обратном: изменить человеческую природу в принципе невозможно, а стало быть, и надеяться на будущее бессмысленно.

Дроны в Москве и диверсанты на танках в Белгородской области — это совершенно новый уровень опасности, по сути — физическая угроза населению. Почему российская власть продолжает вести себя как ни в чем не бывало, объясняет Татьяна Становая (@stanovaya):

Какой бы дерзкой ни оказалась очередная украинская атака, Путин не считает, что она может спровоцировать недовольство властью в российском обществе. Скорее, он опасается алармизма: если ощущение опасности в публичном пространстве станет слишком сильным, то власти придется мобилизовывать ресурсы для ответных мер. А это не вписывается в выбранную Кремлем тактику выжидания.

За слабой, пассивной реакцией власти на атаки беспилотников стоят три главные причины: вера Путина в терпеливость народа, зацикленность органов власти на демонстрации своих корпоративных успехов и объективная военная неготовность России эффективно отвечать на подобные атаки.

В российской системе первый, кто поднимет тревогу, получит по голове: всем проще все замять, чем признать уязвимость. Но проблема этой тактики в том, что у нее есть свои границы: власть народу нужна сильная, а выглядит она все более растерянной и беспомощной.

В ожидании украинского контрнаступления Россия пытается укрепить свои позиции не только военным, но и мистическим образом. Самолеты Росгвардии с иконой святого Серафима Саровского облетают особо уязвимые регионы. Эрмитаж передает РПЦ серебряную раку мощей Александра Невского. Президент Путин пожаловал церкви в безвозмездное пользование «Троицу» Андрея Рублева.

Еще в середине апреля российские власти привезли на оккупированные территории Украины две копии иконы Спаса Нерукотворного, оригинал которой находится в Главном храме вооруженных сил. Одну оставили в штабе группировки «Днепр» в Херсонской области, вторую — в штабе группировки «Восток» в Луганской области. Но, похоже, эта икона оказалась слабовата. По мере увязания России в войне суеверность главнокомандующего растет, и ему нужны всё более сильные обереги.

Ксения Лученко (@orthozombies) рассказывает о судьбе «Троицы».

Выборы на аннексированных территориях Украины можно было бы легко и надолго отложить, сославшись на действующее там военное положение, но для Кремля принципиально важно провести это голосование, пишет Константин Скоркин (@skorkin_zhuk).

Аннексия украинских территорий, объявленная Кремлем в сентябре прошлого года, не решила ни одной из проблем путинского режима, созданных вторжением в Украину. Таким решением Кремль окончательно исключил возможность добиться хотя бы временного урегулирования в отношениях с Киевом, сжигая мосты даже к промежуточному, худому миру.

Также Москва сама ограничила себе поле для внешнеполитического маневра, которое могло бы быть у нее, создай она в зоне оккупации буферное квазигосударство. От имени такой «Новороссии» или «Другой Украины» из писаний Медведчука можно было выступать на международной арене и убеждать колеблющихся в том, что «не все так однозначно», представляя войну России с Украиной как внутриукраинский конфликт.

Путин и Кремль выбрали самый брутальный и прямолинейный путь, который не оставляет России другой альтернативы, кроме войны на истощение в надежде, что Украина или поддерживающий ее Запад отступят первыми. В результате Кремлю не остается ничего другого, кроме как пытаться делать вид, что все идет по плану.