В этом месяце должны начаться поставки газа из России в Казахстан и Узбекистан, об этом договорились министерства двух стран с "Газпромом". То есть предложенный Путиным осенью 2022-го "трехсторонний газовый союз", от которого открещивались Астана и Ташкент, все-таки воплощается в жизнь.

Для стран Центральной Азии газовое сближение с Москвой несет и выгоды, и риски. С одной стороны, регулярные поставки обеспечат экономический рост, успокоят общество и позволят решить проблемы с Китаем. С другой — благодаря поставкам газа у России расширится и без того широкий набор инструментов влияния на Центральную Азию. Казахстану и Узбекистану будет сложнее проводить многовекторную внешнюю политику, а вопрос отдаления от России придется отложить на неопределенный срок.

@carnegiepolitika
https://carnegieendowment.org/politika/89139

Спустя год после начала войны в Украине российские элиты — высокопоставленные чиновники и бизнесмены — не смогли ни полюбить спецоперацию, ни заставить себя громко высказаться против. Среди них по-прежнему почти нет тех, кто бы искренне разделял цели Владимира Путина в войне. О положении и настроениях элит рассказывает Александра Прокопенко.

Как выяснилось в 2022 году, связать свою карьеру с государством — пойти на госслужбу либо работать в госбизнесе — оказалось значительно проще, чем расстаться с ним. Уволиться смогли немногие: готовность к моральным компромиссам, бюрократические проволочки, а также растущий страх перед спецслужбами и неизвестностью способствуют национализации российской элиты. Впрочем, сплачиваться вокруг Путина и участвовать в патриотическом угаре она тоже не торопится. Те, кому есть что терять, предпочитают спрятаться и замолчать.

У власти нет иллюзий, что все молчуны обязательно «путинские». Поэтому идет кампания по локализации элит в границах России. Части госслужащих и сотрудников госкорпораций приказали сдать загранпаспорта. Федеральным и региональным чиновникам, а также представителям госструктур запретили выезжать из России на новогодние праздники.

Заверения Путина, что преследовать несогласных с войной не будут, не способны рассеять страх элит перед вероятной волной репрессий. И бизнесмены, и чиновники ожидают, что в 2023 году начнется выявление нелояльных и показательные наказания.

Отсутствие внятного механизма выхода из-под санкций (судебного или административного) или хотя бы диалога на эту тему заставляет российскую элиту окапываться внутри страны. «По крайней мере, за 20 лет научились хотя бы примерно понимать, чего ждать от Начальника (одно из прозвищ Путина) и его камарильи. А куда я уеду под санкциями? Как их снимать, не говорят ни регуляторы, ни адвокаты. Здесь хотя бы понятнее», — говорит федеральный чиновник.

«Не просто куратор публичной политики в узком понимании. Он контролирует губернаторов, взаимодействует с лояльными власти деятелями искусства, становится учителем учителей и наставником наставников, принимая решения в сфере образования и воспитания». Про кого это? Конечно, про Сергея Кириенко, человека, который смог значительно усилить свой политический вес во время войны. О том, как Кириенко завоевывает сферы влияния (и президентское ухо) рассказывает Андрей Перцев.

«Это война самого Ничто. Её идеологические элементы нейтрализуют друг друга. Там ничего нет внутри. Поэтому это война не за что-то: завоюем-де и начнём жить. Нет, это война как способ существования. Уничтожение — это и есть способ существования Ничто». Так пишет философ Анатолий Ахутин в своём эссе из сборника «Перед лицом катастрофы», а Андрей Архангельский пишет о самом сборнике на Carnegie Politika:

«Авторы Мария Майофис и Илья Кукулин отмечают, что отсутствие идеологии у путинского режима заменяется повсеместным моральным разложением. Пропаганда погружает российское общество в состояние “эмпрессии” (авторский неологизм) — смеси “сочувствия” к системе, в которой все позволено, и “агрессии”, направленной на уничтожение всего, что может нарушить эту систему.

Этим словом также удачно описывается и феномен самой российской пропаганды, которая не просто утверждает насилие, но и хочет, чтобы это насилие полюбили. В этом — своеобразие нынешней катастрофы: насилие, которое рассчитывает на признание, понимание, на сочувствие к себе!

Путинский режим долгое время заколдовывал настоящее, блокировал прошлое и будущее, погрузив нас в некое безвременье. Это безвременье закончилось — вопреки собственному желанию, режим сам выплеснул нас и себя в реальность, в Историю. Описывая эту новую реальность, мы тем самым возвращаем ее себе — в этом, пожалуй, также состоит безусловная польза сборника».

Санкционная стратегия западных правительств строилась снизу вверх, суд выстраивает свою — сверху вниз.  .. Когда-то Путин, стоявший выше санкций, наблюдал, что будет с подпавшими под них людьми из его окружения. Теперь окружение наблюдает, что будет с ним….

У ордера МУС пока не будет прямых юридических последствий, но уже наступают дипломатические.. Испытывая дефицит легитимности внутри, авторитарный режим восполняет его через международные отношения.. Ордер МУС наносит по этой внешнеполитической легитимации еще один удар..

Про внутренние и внешние стороны ордера Международного суда https://carnegieendowment.org/politika/89313

Мартовские события в Грузии сбили с толку многих, кто недостаточно внимательно следил за политической ситуацией в стране в последние годы. Грузию привыкли считать одной из немногих демократий на постсоветском пространстве, но действия правящей партии однозначно указывают на путь к авторитаризму. Грузия укрывает несчётное количество украинских беженцев и Россиян, уехавших из-за своей антивоенной позиции или мобилизации, но критики правящей партии называют её пророссийской. Грузинские эксперты Корнелий Какачия и Бидзина Лебанидзе объясняют, что происходит.

Авторитарные и антиевропейские тенденции в Грузии связаны с внутриполитическими конфликтами в стране. Грузинская внутренняя политика сейчас строится вокруг противостояния правящего режима, озабоченного прежде всего собственным выживанием, и раздробленной, но рвущейся к власти оппозиции. А между ними оказалось гражданское общество, которое стремится в Европу и требует реформ. Пытаясь взять его под контроль, «Грузинская мечта» и разработала скандальный законопроект об иноагентах. Второй мишенью были независимые СМИ.

Многие обвиняют «Грузинскую мечту» и ее основателя миллиардера Бидзину Иванишвили в том, что они намеренно пытаются вернуть страну в орбиту российского влияния. Но, вероятно, у правящей партии есть и другой мотив — укрепить свой авторитарный контроль над страной.

От планов интеграции в ЕС нынешнее руководство Грузии не отказывается, но пытается достичь этой цели на своих условиях — так, чтобы не подставить под угрозу свою власть. Россия такому подходу только рада. Но с ним никогда не согласится ни грузинское общество, ни Евросоюз.

Москва явно рада противоречиям между Грузией и Западом, к которым привели действия «Грузинской мечты». Кремль понимает: чем более авторитарной страной становится Грузия, тем сильнее она будет дрейфовать от Брюсселя к Москве.

Завершился визит председателя КНР Си Цзиньпина в Россию. За эти дни сложился консенсус об отношениях Пекина и Москвы, что война спровоцировала жёсткую зависимость последней от первого. Но правильнее было бы это назвать созависимостью, считает Михаил Коростиков.

Для главы КНР нынешний визит — первый двусторонний после переизбрания на новый срок главой Компартии в октябре прошлого года. Этот знак внимания особенно важен в свете окончательной криминализации российского руководства Гаагским судом накануне приезда Си и подчеркивает окончательный цивилизационный разрыв Кремля с Европой. Сотрудничество Москвы с Пекином, наоборот, впервые в истории становится по-настоящему тесным — настолько, что существенным образом изменит облик России уже в ближайшие годы.

Для Си Цзиньпина Россия сегодня — гигантская лаборатория, где власть проводит довольно успешный эксперимент по насильственному и противоестественному разъединению с западной экономикой, промышленностью, культурой и финансовым сектором. Это знание важно для Пекина потому, что похожий процесс отсоединения от Запада, пускай более медленный и менее масштабный, идёт в самом Китае. В нормальной ситуации Китай вынужден был бы приспосабливаться к ограничениям самостоятельно, но политика России дала Пекину уникальную возможность увидеть свою судьбу заранее и подготовиться к ней

Для Москвы новый формат взаимоотношений России и Китая одновременно и проще, и сложнее, чем довоенный. С одной стороны, зависимость от Пекина очевидным образом возрастает и в экономической, и в политической плоскости. С другой — по мере неизбежного углубления конфронтации Китая с США и ЕС у Пекина тоже снижается количество вариантов.

Россия — безальтернативный партнер в том, что касается ресурсов, которых Китаю может критически не хватить в случае эскалации его противостояния с Западом. Аналогичное предложение сырья есть в Африке и Латинской Америке, но туда нужно сначала доплыть, а китайский флот как минимум в ближайшие 15–20 лет будет существенно уступать американскому.

Но и недооценивать зависимость от Китая России тоже не стоит. Тут показательным примером может послужить зерновая сделка и то, как Турция и Китай Россию из неё вытеснили. О том, как это происходило, рассказала Александра Прокопенко.

Сравнительно недавно, летом прошлого года, заключение зерновой сделки воспринималось как большая победа мировой дипломатии. Теперь же её продлили на совсем не выгодных для России условиях. Ключевую роль тут сыграла Турция, но в сохранении сделки заинтересован и главный партнёр России — Китай. Реализация зерновой инициативы значится девятым пунктом китайского мирного плана по российско-украинскому урегулированию. Помимо того, что Китай — один из главных покупателей украинского зерна, сделка хорошо вписывается в логику инициативы по сотрудничеству в области глобальной продовольственной безопасности, которую Пекин выдвинул в прошлом году в рамках G20.

В целом же Кремль заключал зерновую сделку, когда положение российской армии в Украине было значительно лучше, чем сейчас, а в казну продолжали поступать сверхдоходы от торговли энергоресурсами. Тогда Москва чувствовала себя хозяйкой положения и рассчитывала, что зерновая инициатива станет ещё одним рычагом давления на Запад. Однако реальность сложилась иначе. Россия не смогла толком воспользоваться положением, недооценив изменившийся баланс сил. Сейчас партнёры Москвы по сделке нужны ей куда больше, чем она им, а при таких вводных сложно оказывать на кого-то давление.

В начале марта Путин лично встретился с сыном Рамзана Кадырова, 17-летним Ахматом. Примерно в тех же декорациях и, возможно, в тех же выражениях 19 лет назад Путин описывал 28-летнему Рамзану жизненный путь его отца — Ахмата Кадырова. Значит ли это, что в Чечне приближается передача власти?

Вадим Дубнов считает, что у Кадырова нет никаких причин уходить, а у Кремля — его менять. Кадырову не надо быть первым среди равных. Ему надо поддерживать имидж человека на особом положении. Постепенно оно становилось не таким уж особым, но потребности это не отменяло: уникальные отношения с Кремлем оставались чем-то вроде родового герба. И этого Кадырову было вполне достаточно, потому что на самом деле его амбиции простираются вовсе не так далеко, как иногда может показаться под впечатлением от его речей.

Так что назначать 17-летнего парня преемником никто не собирался. Скорее наоборот, это укрепление позиций самого Кадырова путём фактического признания его семейно-политического клана.

В последнее время русская литература часто оказывается полем если не боя, то раздора. Один из недавних шумных литературных споров был вызван статьей американской писательницы Элиф Батуман в «Нью-Йоркере», где она скорее демонстративно, чем последовательно применяет к «главным» русским текстам деколониальную оптику, вскрывая гнездящуюся в них имперскость. Текст вызвал в среде российской читающей публики эмоции, которые вернее всего можно описать словом «обида».

Для всех, кто любит русскую литературу, всё это чрезвычайно болезненно. Из этой боли вырос ответный консенсус — путинская власть апроприирует великую русскую литературу, часто делая ее знаменем своих преступлений, «перетягивая» на свою сторону мертвых писателей, которые — из могилы — не могут этому противостоять. Литературовед Анна Наринская спорит с этим консенсусом.

Проблема постсоветской российской интеллигенции, пишет Наринская, состоит в том, что «советская травма», вызывающая отторжение идеологического взгляда на искусство, мешает людям участвовать в разговоре о том, как детали и идеи времени, когда эти книги были написаны, работают в современном контексте. В итоге русские классические тексты не получили никакого заметного и последовательного этического (в том числе постколониального) комментария.

Как современный астроном знает, о чем говорят античные трактаты, у нас есть своё знание того, о чем говорят великие романы. Рассуждая о них, мы не можем становиться вивисекторами, но и не должны быть ослеплены страстным поклонением. Эта, казалось бы, простая формулировка никогда не была последовательно проведена нами в жизнь. А ведь в течение 20 лет после распада Советского Союза такая работа была вполне возможна.

В отношениях Беларуси и России размещение ядерного оружия у нас в стране мало что принципиально меняет. Оба режима давно прошли ту точку, где Путин мог бы позволить какие-то неподконтрольные политические перемены в Беларуси.

В этом смысле размещение ядерного оружия — еще одна причина для Кремля держать на плаву белорусский военный плацдарм под руководством Лукашенко, но таких причин было достаточно и без этого.

А вот что меняется, так это долгосрочные шансы Беларуси попасть на стол переговоров. Причем - не сесть за него, а именно стать темой обсуждения. Разумеется, я пишу о таком развитии событий, когда Путин не ограничится шантажом или краткосрочным ввозом в Беларусь небольшого числа боеголовок, а о таком, когда в нашей стране действительно появится полноценная постоянная база с российским ядерным оружием.

Пока Беларусь оставалась лишь коридором для сухопутных войск РФ, полигоном для их тренировок и давала аэродромы для базирования небольшого числа российских самолетов, можно было допустить, что эти эпизоды соучастия в войне останутся ниже радаров тех, кто будет когда-то договариваться о мире.

Но теперь, даже если переговоры о новой архитектуре европейской безопасности пройдут уже после ухода Путина и Лукашенко из власти, сложно будет не обратить внимание на ядерное оружие в паре сотен километров от Киева и трех столиц стран НАТО.

Теперь Запад и Украина с большей вероятностью будут требовать демилитаризировать Беларусь как минимум к довоенному уровню.

Подробнее - в новом тексте на Карнеги с фокусом на внешнюю политику (в отличие от вчерашней колонки на Зеркале).

Нет сомнений, что публикация этого разговора оказала мощное влияние на психологическое состояние российской элиты. Одни испытали чувство удовлетворения от того, что все это наконец прозвучало публично — причем из уст «своих», патриотических.

Для других это станет тревожным звоночком: сама по себе утечка лишний указывает, насколько уязвимо положение российской элиты, которую прослушивают не только родные спецслужбы, но потенциально — и украинские, и западные.

Этот разговор также станет громким сигналом российским чекистам, что им надо внимательнее присматривать за своими подопечными — чаще прислушиваться к доносам и подозревать любого в неблагонадежности даже без веских на то оснований. В этом плане слив укрепит силовой вектор развития страны, что особенно сильно почувствуют на себе элитные группы риска — бывшие системные либералы (Набиуллина, Кудрин), связанный с Западом бизнес, аполитичные технократы (Мишустина и Собянина только ленивый не подозревал в том, что они сторонники мира), а также деятели культуры.

https://carnegieendowment.org/politika/89399

Подкаст Александра Баунова вернулся с новым названием: теперь помимо канала @baunovhaus есть ещё и «Бауновкаст». Гостями нового выпуска стали Александра Прокопенко, приглашенный сотрудник Немецкого совета по международным делам и бывший советник Банка России, и Фарида Рустамова, независимая журналистка и ведущая блога и рассылки Faridaily (@faridaily24).

А поговорили о том, как изменилось положение и настроения российских элит с начала полномасштабного российского вторжения в Украину. О чём свидетельствует попавший в сеть предполагаемый разговор продюсера Иосифа Пригожина и экс-сенатора Фархада Ахмедова? Будет ли власть наказывать элиты за нелояльность? Есть ли конфликт между старыми и новыми элитами?

Слушайте на Carnegie Politika или на удобной вам платформе с подкастами: Apple, Google, Spotify, Amazon или любой другой через RSS.

Разговоры и споры о предполагаемой демократизации Казахстана ведутся уже давно. Помочь разобраться в том, стал ли Казахстан более демократичным после прошедших недавно выборов, мы попросили Газиза Абишева (@gaziz1984).

В разгар избирательной кампании действительно казалось, что бурлящая партийная жизнь — явный признак демократизации. Независимые и провластные кандидаты активно встречались с избирателями, продумывали свои программы и пиар-стратегии, дебатировали с другими кандидатами в телеэфире. А общество с интересом следило за скандалами вокруг политиков.

Ощущение невиданной ранее свободы усиливало и то, что в ходе кампании публично обсуждались даже чувствительные вопросы. Например, «Ауыл» построила кампанию вокруг языковой политики и национальной идентичности, а также улучшения жизни в селах.

Однако, пишет Абишев, ход голосования и его итоги показывают, что скорость этого движения к демократизации не стоит преувеличивать. По традиции и в этот раз не обошлось без фальсификаций (наблюдатели зафиксировали вбросы на нескольких участках) и использования административного ресурса (о чем заявляли наблюдатели от ОБСЕ). В итоге у правящей партии оказалось как минимум 63 мандата из 98, что позволит ей самостоятельно принимать ключевые решения и преодолевать вето Сената (если такое вдруг случится). Остальные места в парламенте распределились среди провластных псевдо-оппозиционных партий.

В общем, на этих выборах руководству Казахстана удалось выполнить главную задачу — потесниться, но сохранить полный контроль над парламентом. Формально можно заявить о демократизации: в парламенте теперь шесть партий вместо трех, треть депутатов пришли из одномандатных округов, гендерные квоты соблюдаются. Но фактически баланс сил не изменился.

Приближаются президентские выборы в Турции, и всё больше усиливается вероятность, что оппозиционер Кемаль Кылычдароглу может на них закончить 20-летний период правления Реджепа Эрдогана. Опросы дают Кылычдароглу от 46% до 56% голосов, что почти всегда больше, чем у действующего президента. Что его победа будет значить для внешней политики Турции — в частности, для России? Кирилл Кривошеев пытается разобраться.

Россия в программе турецкой оппозиции встречается дважды. C ней «укрепляют отношения на основе взаимопонимания между равными партнерами» и строят «сбалансированный диалог на институциональном уровне». Понятно, что сейчас институциональный уровень — это не про Анкару и Москву, где все построено на личных отношениях между президентами, министрами и военными, и как Путин примет Кылычдароглу — предсказать сложно.

Украина упоминается лишь однажды — в рамках обещания «скрупулезно работать» над тем, чтобы черноморская исключительная экономическая зона принесла Турции ощутимую выгоду «по итогам российско-украинской войны». Ни слова про Крым, зерновую сделку и мирный договор, который хорошо бы подписать в Стамбуле.

Обеспокоить Москву может стремление турецкой оппозиции вернуть Турцию на путь интеграции в Евросоюз. Однако представить выполнение этого обещания на практике не так просто. За годы Эрдогана Турция привыкла быть эдакой пиратской гаванью между Европой, Россией, Персидским заливом, Китаем и Африкой. Турецкая оппозиция вообще демонстрирует куда меньше энтузиазма по поводу отношений с Западом, чем можно было бы ожидать. Налаживание отношений с США и НАТО, конечно, значится среди обещаний, но с оговоркой про твердое отстаивание суверенитета.

В целом у турецкой оппозиции нет четкой внешнеполитической программы, кроме «все международные соглашения, скорее всего, останутся в силе». Они осознают, что их победа откроет ящик Пандоры, содержимое которого придется разгребать так долго, что сил на имперские амбиции может и не остаться. Пожить для себя — вот лучший лозунг для людей, которые устали от имперских экспериментов Эрдогана.

Чуть в сторону от Ирана: написал статью об отношениях России и ОАЭ

Иранский сюжет тут присутствует как яркая иллюстрация:

"Двадцать лет назад ОАЭ считалась финансовым хабом Ирана. В середине 2000-х иранцы обеспечивали около 30% от всех инвестиций в недвижимость в Дубае. В 2009 году общая сумма иранских вложений в Эмираты оценивалась в $300 млрд. Товарооборот между странами рос в среднем на 30% ежегодно: с $2,2 млрд в 2001 году до впечатляющих $24 млрд в 2010-м. Для сравнения: в 2021 году Китай стал крупнейшим торговым партнером Ирана с оборотом менее $16 млрд.

Однако в 2010-2011 годах США ввели санкции против Ирана за его атомную программу. Вашингтон начал давить на Эмираты, чтобы те ограничили финансовые контакты с иранцами. Товарооборот вскоре упал до $15 млрд. А когда в 2018 году Дональд Трамп объявил, что США выходят из ядерной сделки с Ираном, банки Эмиратов не только перестали открывать счета иранцам, но и зачастую закрывали действующие «по соображениям безопасности». Многим из тех, кто жил в стране, не продлили вид на жительство. В итоге число иранских резидентов в ОАЭ упало с 117 тысяч в 2016 году до 73 тысяч в 2019-м, а товарооборот просел еще сильнее — до $12 млрд в 2018 году.

При этом формально Эмираты не присоединялись к западным санкциям против Ирана. Они даже не поддерживали звучавшие из США и Европы обвинения в причастности Тегерана к атакам на танкеры в Персидском заливе в 2019 году. ОАЭ никогда не стремились порвать с Ираном, и сегодня торговля остается значимой — на уровне $13-14 млрд в год. Однако очевидно, что сотрудничество двух стран сильно ограничено из-за западного давления.

Похожая история может повториться и с Россией. В марте газета Financial Times сообщила, что США, Великобритания и ЕС активно убеждают Эмираты сократить контакты с Россией. Прежде всего, западные страны беспокоит перспектива превращения ОАЭ в источник параллельного импорта в РФ для «запрещенных товаров».

Эмираты попытаются использовать в своих интересах санкционную войну Запада с Россией. Однако ОАЭ гораздо больше зависят от США и других западных стран, чем другие ключевые партнеры Москвы — Турция и Китай. Поэтому новые компромиссы со стороны Эмиратов под натиском санкционного давления неизбежны.

Как и в случае с иранцами, Эмираты останутся важным пунктом релокации для богатых россиян. Однако массовый переезд туда людей и бизнеса вряд ли станет легче, чем сегодня. Также сомнительна перспектива превращения Эмиратов в источник параллельного импорта для России. Сегодня эти показатели невелики, а усиливающееся давление со стороны Запада не позволит вывести их на принципиально новый уровень.

Главный вопрос — насколько стабильны позиции российского экспорта, который составляет основу двусторонних отношений. Вряд ли кто-то будет добиваться ограничения продовольственных поставок из РФ. Однако прочие статьи экспорта, включая нефть и драгоценные металлы, вполне могут стать новыми объектами давления со стороны Запада"

Статья целиком:
https://carnegieendowment.org/politika/89443?fbclid=IwAR0Jw4oDncd5ULtcHnpgRL7L-1yvT62ltbCr64tPzDNU-H0xfbOeseag9uw

@irandezhurniy

Все уже, наверное, видели разные варианты гуляющей по интернету карты «Россия в 2025 году», где она разделена на десятки независимых республик и чуть ли не удельных княжеств. И во всех версиях этих карт авторы почему-то убеждены, что граница между будущими «Республикой Черноземье» и «Московской республикой» обязательно должна пройти по административным границам Тульской, Липецкой и других областей. По этой же логике известный лозунг «Ингрия будет свободной» будет реализован строго в границах Ленинградской области, а на станции Чудово, вероятно, будут стоять новгородские пограничники.

Социолог Алексей Гусев рассказывает о «фетишизации карты» — характерном заблуждении, когда люди принимают административные границы российских регионов за реальные социально-экономические рубежи.

Настоящие трещины в российском обществе почти никогда не совпадают с абстрактными границами, прочерченными партийными бюрократами в первой половине прошлого века, считает Гусев. И называет четыре причины, почему российское общество вряд ли затрещит по швам региональных границ.

Первая причина, как было уже замечено выше — это абстрактность российских областных, краевых и республиканских границ. Вторая — что российское общество регионально однородно с точки зрения базовых установок и ценностей. Третья — зависимость экономических процессов в стране не от географии, а от отраслевой структуры. Четвёртая — укрепление вертикали власти, которое было одним из главных направлений внутренней политики все последние 20 лет.

Сейчас нарастающие социально-экономические проблемы будут снижать дистанцию между населением и муниципальной властью куда быстрее, чем федеральной. Муниципальным властям придется оперативнее реагировать на новые запросы со стороны горожан. Этот процесс может стать одним из определяющих для формирования региональной и городской повестки в 2023 году. Однако нет причин для того, чтобы среди новых требований со стороны общества возник запрос на региональный сепаратизм, считает Гусев.

Многолетняя борьба за формирование в Украине единой православной церкви принимает все более жесткие формы. Российское вторжение сломало эволюционный сценарий, запущенный после создания в 2018 году украинской автокефальной церкви, заставив стороны встать на гораздо более радикальные позиции. Теперь, пишет Константин Скоркин (@skorkin_zhuk), у властей Украины нет ни времени, ни терпения ждать, пока церковники сами уладят свои вековые споры — государство принуждает их активно самоопределяться, а лояльность Москве, пусть даже самая формальная, становится неприемлемой.

После аннексии Крыма и создания марионеточных ЛНР-ДНР к лояльности клира УПЦ МП появилось много вопросов. Официальная позиция УПЦ МП была нейтральной, осуждающей кровопролитие, но многие служители церкви на местах поддержали новую власть. После начала полномасштабного вторжения в феврале 2022-го ситуация стала еще более нетерпимой для Киева. РПЦ в лице патриарха Кирилла, в отличие от 2014 года, недвусмысленно поддержала путинскую СВО, а крупнейшая православная церковь Украины оказалась в роли филиала враждебной иностранной структуры.

Руководство УПЦ МП попыталось отмежеваться от страны-агрессора, ее глава киевский митрополит Онуфрий осудил российское вторжение, а 27 мая 2022 года Собор УПЦ объявил о своей независимости от РПЦ и начале диалога с ПЦУ (хотя их оппоненты указывают на то, что никаких документальных подтверждений разрыва с Москвой нет). Однако этих шагов оказалось недостаточно, чтобы успокоить страсти, тем более что некоторые священники УПЦ МП открыто заняли сторону России.

Для украинской власти обострение церковного противостояния создает деликатную проблему. С одной стороны, она не может продемонстрировать слабость перед лицом структуры, аффилированной с Москвой. С другой — ей сейчас совсем ни к чему провоцировать в тылу межцерковный конфликт.

Топорное преследование церковников из УПЦ может создать ей ореол мученичества и довести ситуацию до появления религиозного подполья, враждебно настроенного к государству и готового к сотрудничеству с Москвой. Поэтому наиболее безболезненным вариантом стало бы скорое растворение структур УПЦ в единой поместной церкви ПЦУ через организацию межцерковного диалога.

Однако реализовать это сейчас непросто, в том числе из-за норм канонического церковного права. Также необходимо учитывать, что, несмотря на отдельные случаи перехода на сторону России, большая часть священников и прихожан УПЦ лояльны Украине. С начала войны эта церковь поддерживает украинскую армию и беженцев, она участвовала в организации гуманитарных коридоров в осажденный Мариуполь. Выталкивать всех сторонников УПЦ без разбору в изгои непродуктивно для государства. РПЦ в своей «симфонии» с путинским режимом и так становится все более неприглядным образцом для украинских верующих.

Когда эксперты в разных отраслях знаний писали в былые годы программы модернизации России, они исходили из того, что государство станет большим клиентоориентированным цифровым сервисом для свободного гражданина («государство как платформа»).

Однако, пишет Андрей Колесников, на практике получилось, что авторитарное государство не готово видеть в себе удобный для гражданина сервис. Это противоречит его политической природе. Не может быть в этой модели принципа «государство для человека», может быть только «человек для государства».

Это среди прочего еще раз подтвердила цифровизация военного рекрутинга. Цифровизация должна была облегчить жизнь человеку, теперь она облегчает ему прощание с жизнью, во всяком случае с нормальным существованием. Как и упрощает государству реализацию его надзорно-принудительных функций. Гражданин РФ превращается в этой схеме в единицу военной живой силы и в крепостного.

История с электронными повестками вписана в гораздо более широкий набор проблем, и каждая из них в результате лишь усугубляется. Нет никаких сомнений в том, что, принимая это решение, никто из представителей власти не советовался со сколько-нибудь профессиональными экономистами и специалистами по социальным проблемам и демографии. Это свидетельствует о безоглядном приоритете решения военных задач по сравнению с развитием страны и человеческого капитала, настроение у которого благодаря этим креативным цифровым решениям может только ухудшиться.

Проблемы, которые порождает репрессивное по сути своей законодательство, являются не сиюминутными и даже не среднесрочными, а долгосрочными. Гигантского размера мины закладываются под само будущее страны. И всё потому, что власти решили для себя — не государство для человека, а человек для государства.

Представление о правящей в Грузии «Грузинской мечте» как о пророссийской партии, а о её основателе, миллиардере Бидзине Иванишвили как о пророссийском политике стало устойчивым стереотипом. Но насколько он соответствует реальности? Отвечает Александр Атасунцев.

Понятно, откуда взялся стереотип. Грузия не стала присоединяться к антироссийским санкциям, отказывается поставлять Украине оружие, не пускает в страну некоторых российских оппозиционеров и журналистов. Также власти Грузии постоянно обвиняют страны Запада и Украину в попытках втянуть страну в вооруженный конфликт с Россией. Однако если говорить о реальных действиях грузинских властей, то нет оснований утверждать, что Тбилиси действует в интересах Москвы.

Главный источник обвинений грузинской власти в пророссийскости — в её попытках строить прагматичные отношения с Москвой. Этот подход возник не в последние месяцы. Грузия — и в этом солидарны как власть, так и ее оппоненты, — считает себя первой жертвой российских имперских амбиций на постсоветском пространстве. Страх перед Москвой подкрепляется тем, что каждый раз, когда грузинский лидер проводил слишком прозападный курс, отношения с Москвой портились, и это заканчивалось либо тем, что Россия начинала поддерживать сепаратистов, либо сама вступала в войну. И, что важно, каждый раз Грузия оставалась с Россией один на один.

Угрозу со стороны России чувствует и грузинское население. Cтрах, что если Украина проиграет, то следующей может быть Грузия, разделяют и оппоненты власти, и ее сторонники, — так считает 72% грузин. Также более половины уверены, что, независимо от итогов войны, у Грузии все равно будут проблемы.

В 2022 году перед «Грузинской мечтой» остро встал непростой вопрос: как обеспечить себе европейское будущее, не рассориться с Москвой, а еще при этом сохранить власть. В 2024 году в стране пройдут парламентские выборы, и «Грузинская мечта» пойдет уже на четвертый срок. В этом треугольнике приоритетов возник конфликт, который закончился мартовскими протестами и отзывом скандального закона об иноагентах. То есть угроза со стороны России реальна. Но это не отменяет того, что грузинские власти могут прикрываться ей для решения своих проблем и борьбы с конкурентами.