Друзья и коллеги, помогите советом — ужасно лагает Word. В больших документах (где-то на 8 и больше авторских листов) курсор залипает и натурально проглатывает набираемые буквы — приходится набирать одно и то же по несколько раз или ждать, пока курсор отлипнет. Из-за этого набор/редактура одного короткого абзаца растягивается на 10-12 минут вместо 3-4.
И это, честно скажу, катастрофа — дедлайны едут, нервы плавятся. Я уже сталкивалась с такой проблемой в прошлом, тогда пришлось отключить проверку грамотности и автосохранение. Перезагрузка, переустановка, апгрейд до новейших версий MacOS и самого Ворда, обращение в поддержку, чистка памяти, отключение других приложений не помогли. Я близка к отчаянию. Что еще можно сделать?
И это, честно скажу, катастрофа — дедлайны едут, нервы плавятся. Я уже сталкивалась с такой проблемой в прошлом, тогда пришлось отключить проверку грамотности и автосохранение. Перезагрузка, переустановка, апгрейд до новейших версий MacOS и самого Ворда, обращение в поддержку, чистка памяти, отключение других приложений не помогли. Я близка к отчаянию. Что еще можно сделать?
Под конец года под глыбой дедлайнов мне совершенно не читается, поэтому я, как обычно в такие периоды, перехожу на комиксы и аудиокниги. На сей раз слушаю сборник эссе Энн Пэтчетт These Precious Days (на русском пока не вышел), которые она писала во время и после пандемии, а потом сама же и начитала. Предыдущий ее сборник «Это история счастливого брака» — одна из лучших книг, что я читала жизни (при всей моей нелюбви к короткому жанру, Пэтчетт воистину обладает какой-то мощнейшей писательской магией).
Пока что мое любимое эссе в These Precious Days — это «Три отца» (можно прочесть на английском в «Нью-Йоркере»). Мама Энн трижды сходила замуж и со всеми мужьями сумела сохранить высокие отношения. И вот как-тозаходят полицейский, хирург и священник все трое встретились на свадьбе сестры Энн. И Энн, разумеется, попросила их сфоткаться вместе. Стоят они, значит, позируют, и вдруг один батя говорит: «Пацаны, вы же понимаете, что она тут задумала? Вот мы с вами все перемрем, а она про нас потом историю напишет. И эту фотку на обложку поставит!»
«Штош», — пишет Энн. «Он не ошибся. Именно так я и поступила».
Обожаю 🖤
Пока что мое любимое эссе в These Precious Days — это «Три отца» (можно прочесть на английском в «Нью-Йоркере»). Мама Энн трижды сходила замуж и со всеми мужьями сумела сохранить высокие отношения. И вот как-то
«Штош», — пишет Энн. «Он не ошибся. Именно так я и поступила».
Обожаю 🖤
Новый год — новые комиксы. Наткнулась в библиотеке на чудесную серию Witches of Brooklyn и несмотря на возрастной рейтинг 9-12 лет с удовольствием провалилась в нее 1 января. Сюжетно это нечто вроде «Леденящих душу приключений Сабрины», только без кровищи и разврата: двенадцатилетняя сиротка переезжает в Бруклин к двум тетушкам-травницам, которые, разумеется, оказываются могущественными ведьмами. Сиротка вскоре обнаруживает собственные силы, находит себе друзей, миленьких животных-помощников и кучу приключений на одно место. Душеспасительнее некуда ✨
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Кое-что себе по возрасту я тоже прочла: The Clarion by Nina Dunic — короткий роман канадской писательницы про тяготы взрослой жизни, вышедший в прошлом году в инди-издательстве и неожиданно ставший фаворитом местных литературных премий.
Герои истории — брат и сестра, обоим за тридцать, она постарше, он помладше. Брат — талантливый музыкант, играет на саксофоне, но не умеет очаровывать публику, поэтому на жизнь зарабатывает не любимым делом, а медитативно нарезая овощи на кухне средненького ресторана. Сестра — замотанная работой и постылой семейной рутиной корпоративная белка в колесе, которая всю жизнь пахала на одну компанию с момента основания, но повышения мечты так и не заработала. Оба сиблинга, примерно в один момент сильно обломавшись, получают от жизни, скажем так, внешний wake up call (сигнал очнуться) — или, если хотите отсылку к названию, clarion call (зов горна), и оказываются в ситуации, господи, такой типичной взрослой ситуации, когда надо что-то решить, понять, как быть дальше, а хочется только лежать или сидеть на обочине, разглядывая птичек.
Всего 200 страниц, большую часть времени кажется, что ничего не происходит. Но напоминает при этом вайбом сразу и Салли Руни, и Sweetbitter, а в отдельные моменты — даже Майкла Каннингема. Дорогие издатели, купите ее кто-нибудь, я с удовольствием переведу 🖤
Герои истории — брат и сестра, обоим за тридцать, она постарше, он помладше. Брат — талантливый музыкант, играет на саксофоне, но не умеет очаровывать публику, поэтому на жизнь зарабатывает не любимым делом, а медитативно нарезая овощи на кухне средненького ресторана. Сестра — замотанная работой и постылой семейной рутиной корпоративная белка в колесе, которая всю жизнь пахала на одну компанию с момента основания, но повышения мечты так и не заработала. Оба сиблинга, примерно в один момент сильно обломавшись, получают от жизни, скажем так, внешний wake up call (сигнал очнуться) — или, если хотите отсылку к названию, clarion call (зов горна), и оказываются в ситуации, господи, такой типичной взрослой ситуации, когда надо что-то решить, понять, как быть дальше, а хочется только лежать или сидеть на обочине, разглядывая птичек.
Всего 200 страниц, большую часть времени кажется, что ничего не происходит. Но напоминает при этом вайбом сразу и Салли Руни, и Sweetbitter, а в отдельные моменты — даже Майкла Каннингема. Дорогие издатели, купите ее кто-нибудь, я с удовольствием переведу 🖤
Дочитала наконец Romantic Comedy Кертис Ситтенфельд — милую, но скучноватую мелодраму о том, как сценаристка условного SNL неожиданно находит лысеющего мужчину мечты.
Несмотря на то, что роман попал в подборку книжного клуба Риз Уизерспун, куда берут только стопроцентные крауд-плизеры, у меня он особых эмоций не вызвал — вероятно, потому, что я абсолютно равнодушна к комедийным шоу типа Saturday Night Live, Джимми Феллонов и прочих теле-хохмачей. В первой половине книги много любопытной изнанки закулисной работы в подобных программах — если вам такое по душе, будет интересно.
Но к середине книге начинается реальная мелодрама, и авторка теряет берега: все бы хорошо — и супер-тактичное общение между партнерами, и уроки принятия, и прочее отношенческое эко-шмеко, — вот только любовный интерес главной героини выглядит натурально инопланетянином. Я убеждена, что чтобы стать хорошим, обходительным, добрым, бесконечно терпеливым человеком, нужно сначала повидать в жизни некоторое дерьмо — только после этого ты учишься ставить себя на место других, выходить за границы своей эгоистической по дефолту личности, принимать других травмированных людей и сочувствовать им. У вышеупомянутого же героя никаких драм и травм в жизни не было — просто такой вот такой он хороший и добрый сам по себе. Ну не знаю.
На русском роман, кажется, должен выйти в Инспирии — один там дорогой сердечку редактор даже предлагал мне его на перевод, но потом внезапно сменил дислокацию (к счастью), и с «Романтической комедией» у нас не срослось. Штош, оно и к лучшему ❤️
Несмотря на то, что роман попал в подборку книжного клуба Риз Уизерспун, куда берут только стопроцентные крауд-плизеры, у меня он особых эмоций не вызвал — вероятно, потому, что я абсолютно равнодушна к комедийным шоу типа Saturday Night Live, Джимми Феллонов и прочих теле-хохмачей. В первой половине книги много любопытной изнанки закулисной работы в подобных программах — если вам такое по душе, будет интересно.
Но к середине книге начинается реальная мелодрама, и авторка теряет берега: все бы хорошо — и супер-тактичное общение между партнерами, и уроки принятия, и прочее отношенческое эко-шмеко, — вот только любовный интерес главной героини выглядит натурально инопланетянином. Я убеждена, что чтобы стать хорошим, обходительным, добрым, бесконечно терпеливым человеком, нужно сначала повидать в жизни некоторое дерьмо — только после этого ты учишься ставить себя на место других, выходить за границы своей эгоистической по дефолту личности, принимать других травмированных людей и сочувствовать им. У вышеупомянутого же героя никаких драм и травм в жизни не было — просто такой вот такой он хороший и добрый сам по себе. Ну не знаю.
На русском роман, кажется, должен выйти в Инспирии — один там дорогой сердечку редактор даже предлагал мне его на перевод, но потом внезапно сменил дислокацию (к счастью), и с «Романтической комедией» у нас не срослось. Штош, оно и к лучшему ❤️
Почти подряд сдала двум издательствам два совершенно нетипичных романа о серийных убийцах. Первый — это «Смерть книготорговки» Элис Слейтер, увлекательнейшая история двух сотрудниц книжного магазина: одна, асоциальная фанатка тру-крайма, становится одержима другой, общительной милашкой с тяжелой травмой детства. Поначалу кажется, что двух менее похожих героинь не найти, но к финалу книги их почти невозможно отличить друг от друга. Читать обязательно, если вы любите истории без очевидно положительных героев (здесь их нет), не гнушаетесь героями откровенно мерзкими, обожаете книжные магазины (очень много интересной внутрянки) и вообще много читаете (из упомянутых в романе книг можно собрать вполне себе приличный список современной классики). Почти 200 сносок! Редактировала дорогая Лена Николенко.
Второй — «Мое убийство» Кэти Уильямс, очень необычная полуфантастическая история жертвы серийного убийцы с рассуждениями о том, насколько вообще морально клонирование людей, и обо всяких связанных с клонированием (пусть даже гипотетическим) нюансах, о которых не задумываешься, пока, кхм, тебя не заставят об этом подумать. Очень интересный переводческий вызов! Любой английский текст всегда гораздо «телеснее» русского — в оригинале это бесконечные предплечья, фаланги, «он потрогал труп большим пальцем левой ноги», а не «носком ботинка» — просто потому что такова литературная традиция. В хорошем переводе этой «расчлененки» вы обычно не видите. Но здесь совершенно другой случай: всю эту телесность оказалось невозможно выкинуть из текста (как бы некомфортно это ни было), потому что это один из ключевых моментов истории — героиня проживает ее всеми фибрами своего существа.
Оба романа выйдут весной, в «Эксмо» и «Доме историй», соответственно.
Второй — «Мое убийство» Кэти Уильямс, очень необычная полуфантастическая история жертвы серийного убийцы с рассуждениями о том, насколько вообще морально клонирование людей, и обо всяких связанных с клонированием (пусть даже гипотетическим) нюансах, о которых не задумываешься, пока, кхм, тебя не заставят об этом подумать. Очень интересный переводческий вызов! Любой английский текст всегда гораздо «телеснее» русского — в оригинале это бесконечные предплечья, фаланги, «он потрогал труп большим пальцем левой ноги», а не «носком ботинка» — просто потому что такова литературная традиция. В хорошем переводе этой «расчлененки» вы обычно не видите. Но здесь совершенно другой случай: всю эту телесность оказалось невозможно выкинуть из текста (как бы некомфортно это ни было), потому что это один из ключевых моментов истории — героиня проживает ее всеми фибрами своего существа.
Оба романа выйдут весной, в «Эксмо» и «Доме историй», соответственно.
Увлеченно дочитываю трилогию Виктора Дашкевича «Колдун Российской Империи»: представьте себе импозантного графа-частного сыщика типа Фандорина, только вместо Масы у него говорящий кот-оборотень, в органах служат демоны (которые приходят сюда из своего ледяного ада мира), а после гибели Романовых к власти в стране пришел Колчак. Буйное, дивное (pun intended) месиво событий — и это не бестолковый экшен ради экшена. Впрочем, экзистенциальных метаний тут не много, но задуматься об этике сосуществования с иным биологическим видом (укрощать? приручать? взять в рабство? подружиться? принять?) придется не раз. Идеальное легкое чтиво на выходные.
Наткнулась тут намедни на автобиографию Ленни Брюса How to Talk Dirty and Influence People. Помните такого обаятельного персонажа в сериале «Удивительная миссис Мейзел»? Ленни Брюс, он же Леонард Шнайдер — американский комик, пик успешности которого пришелся на 1950-е. Как и в сериале, кончил он плохо — умер в сорок лет от мощной передозировки целым коктейлем веществ . How to Talk Dirty and Influence People он написал по просьбе Хью Хефнера — его автобиография выходила в 1960-е в виде колонки в «Плейбое», и уже посмертно ее издали в виде книги.
В книге, как и на сцене, Брюс не стесняется в выражениях и выборе тем, причем заметно, что это не эпатаж ради эпатажа, а такой он вот сам, любитель резать правду-матку. Немного колет глаза ментальность середины прошлого века — тут капля расизма, там лужица мизогинии, — но Брюс очевидно был куда прогрессивнее в вопросах равноправия и толерантности, чем абсолютное большинство его современников (да и наших, чего уж там).
Фан-факт из биографии Брюса для тех, кто досмотрел «Миссис Майзел». В последнем сезоне Мидж устраивается на работу в стрип-клуб: объявляет номера танцовщиц, а в перерывах между ними обкатывает новые шуточки на местной публике. Этот фрагмент истории Мидж списан с жизни Брюса —только тот работал конферансье в лос-анджелесских стрип-клубах, а не в нью-йоркских.
Предупреждение: язык в книге не простой, со средним уровнем лучше не соваться — тонна устаревших локальных словечек, нью-йоркского сленга, не меньше чем в какой-нибудь «Над пропастью во ржи» (помню, как в 20 лет, отважившись прочесть ее в оригинале, купила тонкий томик на английском — а потом, конечно, прокляла все на свете и пошла за изданием «Азбуки-классики»).
В книге, как и на сцене, Брюс не стесняется в выражениях и выборе тем, причем заметно, что это не эпатаж ради эпатажа, а такой он вот сам, любитель резать правду-матку. Немного колет глаза ментальность середины прошлого века — тут капля расизма, там лужица мизогинии, — но Брюс очевидно был куда прогрессивнее в вопросах равноправия и толерантности, чем абсолютное большинство его современников (да и наших, чего уж там).
«Мать моего лучшего друга Кармело была маникюршей и городской шлюхой. Тех символов моего детства уже давно нет — какая жалость! — и вместо одного доктора на всю округу, городской шлюхи, деревенского дебила и семейки алкашей, что живет по сторону железки, у нас теперь коммунист, наркоман, педик и битник».Фан-факт из биографии Брюса для тех, кто досмотрел «Миссис Майзел». В последнем сезоне Мидж устраивается на работу в стрип-клуб: объявляет номера танцовщиц, а в перерывах между ними обкатывает новые шуточки на местной публике. Этот фрагмент истории Мидж списан с жизни Брюса —только тот работал конферансье в лос-анджелесских стрип-клубах, а не в нью-йоркских.
Предупреждение: язык в книге не простой, со средним уровнем лучше не соваться — тонна устаревших локальных словечек, нью-йоркского сленга, не меньше чем в какой-нибудь «Над пропастью во ржи» (помню, как в 20 лет, отважившись прочесть ее в оригинале, купила тонкий томик на английском — а потом, конечно, прокляла все на свете и пошла за изданием «Азбуки-классики»).
Вчера многие постили душеспасительные цитаты из «Гарри Поттера». При виде них меня неизменно берет горечь: все эти сказки, где добро в конце концов побеждает зло, — всего лишь пилюля для души, тумблер для включения магического мышления. Раз за разом в последние годы жизнь напоминает: мир это энтропия, порядка не будет никогда, хаос будет только множиться, хороший конец — иллюзия для самоуспокоения, потому что да, можно сойти с ума, если столько месяцев подряд проживать потерю, предательство, надлом моральных свай, на которых вы с детства так тщательно выстраивали картину мира.
Если уж цитировать кого-то, то я скорее выберу Лилиану Лунгину и ее «Подстрочник», историю человека, который прожил все то же самое, что проживаем мы с вами, чуть меньше века назад.
Если уж цитировать кого-то, то я скорее выберу Лилиану Лунгину и ее «Подстрочник», историю человека, который прожил все то же самое, что проживаем мы с вами, чуть меньше века назад.
В этом состоит один из самых катастрофических аспектов нашего режима: он деформировал личность каждого.
Власть всеми способами избавлялась от тех, кто мог подать пример другим. Ссылка, изгнание из страны, тюрьма, принудительное помещение в психушку – все годилось, лишь бы заставить молчать. Когда эти люди оказались выдворены, исчезли из общественной жизни, страна погрязла в болоте посредственности, культура обеднела. Малые остатки индивидуальности, нравственности, интеллектуальности были уничтожены, распылены.
Теперь, по прошествии стольких лет, я совершенно не сомневаюсь, что, если отбросить идеологический декор, эта охота на ведьм всякий раз сводилась в конечном счете к борьбе между талантом и посредственностью. Все эти годы на стороне власти оказывались одни и те же: наименее одаренные поэты, посредственные режиссеры, заурядные писатели. Они крепко держались за свои привилегии и теплые места и всегда были готовы обвинять более талантливых и не столь осторожных, имевших дерзость отклониться от господствующих в искусстве правил.
Еще я хочу сказать, что я поняла, что жизнь – это утраты. Постепенно уходили люди, и все больше пустого пространства образовывалось вокруг нас.
А ведь, вероятно, другие люди – самое важное в нашей жизни. По другим людям мы судим о жизни, о том, чем способен быть человек, какой может быть любовь, верность, храбрость и правда ли то, что пишут в книжках.
Человек – не игрушка обстоятельств, не жертва жизни, а неиссякаемый и потому неуязвимый источник добра.
Это был человек, повстречать которого на жизненном пути радостно, важно, человек, целиком занятый не собой, а миром вокруг.В марте-апреле в издательстве «Эксмо» выходит роман «Дикарь и Лебедь» Эллы Филдс — мой первый опыт перевода фэнтези. История — классический ромфант: фейри, оборотни, от любви до ненависти, магические войны, остроязыкая героиня, брутальный герой, много драмы и секса.
Опыт оказался очень интересный) Я не брезгливый читатель (и переводчик тоже не брезгливый) и с удовольствием работаю над жанровыми романами, от которых воротят нос некоторые привередливые коллеги. С «Дикарем и Лебедью» местами приходилось брать доселе неизведанные высоты — например, переводить очень откровенные сцены, стараясь избегать затертых клише и прочих нефритовых стержней, где-то собирать из неуклюжих оборотов оригинала (да, так тоже бывает) гладкий и изящный текст, который не будет острыми синтаксическими углами резать читательнице глаз.
Отдельным развлечением стал процесс принятия правок (редактировала роман, конечно, моя дорогая Лена Николенко), потому что правок было куда меньше, чем уморительных Лениных комментариев (на скриншоте самый приличный, остальные 18+). В общем, если «Четвертое крыло» и прочий АКОТАР и ретеллинги — ваша тема, то и «Дикарь с Лебедью» залетят как миленькие.
Опыт оказался очень интересный) Я не брезгливый читатель (и переводчик тоже не брезгливый) и с удовольствием работаю над жанровыми романами, от которых воротят нос некоторые привередливые коллеги. С «Дикарем и Лебедью» местами приходилось брать доселе неизведанные высоты — например, переводить очень откровенные сцены, стараясь избегать затертых клише и прочих нефритовых стержней, где-то собирать из неуклюжих оборотов оригинала (да, так тоже бывает) гладкий и изящный текст, который не будет острыми синтаксическими углами резать читательнице глаз.
Отдельным развлечением стал процесс принятия правок (редактировала роман, конечно, моя дорогая Лена Николенко), потому что правок было куда меньше, чем уморительных Лениных комментариев (на скриншоте самый приличный, остальные 18+). В общем, если «Четвертое крыло» и прочий АКОТАР и ретеллинги — ваша тема, то и «Дикарь с Лебедью» залетят как миленькие.
Одна из самых любимых моих работ. После двух подряд книг про серийных убийц перевести нежный роман взросления про трех девочек-иммигранток второго поколения было все равно что съездить в продолжительный отпуск к морю. Первая любовь, первое серьезное разочарование в людях, первые попытки сепарации от родителей. И настоящее девичье сестринство. Абсолютно душеспасительная, на 200% летняя, воздушная книга, гарантированные 3-4 часа (подставьте свою скорость чтения 350 страниц) выпадения из реальности.
Forwarded from Popcorn Books 18+
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
The New York Times выложили материал с подборками лучших книг (по мнению редакции) с 2000 по 2023 годы, и интересен он не столько самим списком наименований, сколько визуальной составляющей. Очень наглядная картина того, как на протяжении двадцати с лишним лет менялись тренды на обложки: от хаотичного дизайна, невзрачных оттенков и кудрявых шрифтов к ярким авангардным картинкам навылет, коллажам и крупной чистой типографике. Если у вас нет подписки и материал не открывается, PDF и html-версии в комментариях!
Nytimes
The Book Review’s Best Books Since 2000
Looking for your next great read? We’ve got 3,228. Explore the best fiction and nonfiction from 2000 - 2023 chosen by our editors.
Привет, расскажите, что сейчас читаете?
Последние три месяца я читаю урывками, всего по 10-20 страниц и не каждый день — запойное чтение осталось где-то в прошлом году, до появления двух работ (не считая переводов).
На прошлой неделе закончила «Дислексию» Светланы Олонцевой, но до сих пор не могу до конца сформулировать ощущения от прочитанного. Это автофикшн про девушку, котораячитает «Медузу» и «Букмейт» по программе «Учитель для России» поехала в маленькую провинциальную школу нести чумазым детским душам знания, современную литературу (Дашевская! Старобинец!) и правильные ценности, но вместо прохода в Нарнию добра и здравого смысла уткнулась носом в стенку даже не антикварного профессорского гардероба, а старого бабкиного шифоньера скреп, бюрократии и устаревшей на 50 лет школьной программы. Узнаваемо все до жути, местами просто кровь стынет в жилах от фраз каких-нибудь учительниц, которые я слышала сама 30 лет назад и которые до сих пор слышит большинство учеников в российских школах. Особенно мне понравился момент, когда героиня предлагает директору школы вместо вечера творчества Некрасова провести вечер современной поэзии, а директор такая: замечательная идея! в следующий раз так и сделаем! я и сама люблю современную поэзию! А на вопрос, кто именно из современных поэтов ей симпатичен, отвечает: «Да я весь Серебряный век люблю».
В общем, мучительное, но очень важное чтение.
Последние три месяца я читаю урывками, всего по 10-20 страниц и не каждый день — запойное чтение осталось где-то в прошлом году, до появления двух работ (не считая переводов).
На прошлой неделе закончила «Дислексию» Светланы Олонцевой, но до сих пор не могу до конца сформулировать ощущения от прочитанного. Это автофикшн про девушку, которая
В общем, мучительное, но очень важное чтение.
Bookie
Одна из самых любимых моих работ. После двух подряд книг про серийных убийц перевести нежный роман взросления про трех девочек-иммигранток второго поколения было все равно что съездить в продолжительный отпуск к морю. Первая любовь, первое серьезное разочарование…
«Королевы Нью-Йорка» появились в Букмейте! ❤️