За фасадом водного изобилия
Европейские путешественники, посещавшие арабо-мусульманский мир столетия назад, отмечали в этом мире высокий уровень водоснабжения. Особой похвалы удостаивалась мусульманская Западная Азия и, в частности, персидский город Исфахан - не очень давно один из крупнейших городов мира. Вплоть до 1722 г., когда его опустошили и уничтожили афганцы, путешественники регулярно упоминали систему водоснабжения Исфахана, равной которой будто бы не было в Европе. Чистота тела в исламе имеет большое значение, а чистота - и есть вода.
В Иране масса возможностей утолить жажду, не потратив денег. В городах и местечках множество питьевых фонтанчиков с охлаждённой водой - на вокзалах, остановках, возле метро и туалетов, и просто на улицах. Доступная вода - часть арабо-мусульманской традиции. На воплощение этой традиции в жизнь сильно влияет уровень развития производительных сил. Если в Судане пьют сомнительного качества дождливую воду из трухлявых амфор (либо они и вовсе стоят пустыми), а в Египте из более сносных сосудов, то в Иране вода подаётся в специальных уличных кулерах. Если в Иране вода очищенная и охлаждённая, то в Судане пьют то, что дождик накапает. Встречаются в Иране и фонтаны, служащие, скорее, декоративным целям. Их можно найти в необычных местах - например на автовокзалах. В таких фонтанах плавают живые рыбы - как, например, на автовокзале Исфахана. Фонтанчиками и амфорами с питьевой водой, конечно, никого не удивить, но есть ли на вокзалах Судана или Египта фонтаны с живой рыбой? Не думаю.
От жажды в Иране не умрёшь. Воды вокруг столько, что можно утопиться, и она практически ничего не стоит. Но это лишь кажущееся водное изобилие, потому что не изобилие, а нехватка воды является одной из основных проблем Ирана, которая ставит перед страной многие вызовы - например, политические. Протесты в 2021 г. начались по причине водного кризиса в нескольких сотнях деревень. Одних выходить на улицу побуждает отсутствие хлеба, других воды - жизненно-необходимые ресурсы.
Дефицит воды вызван климатическими м экологическими причинами. Дожди идут реже, климат становится суше и жарче, озера и реки высыхают, запасы воды уменьшаются. Падает продуктивность сельского хозяйства и население из деревень мигрирует в города. Проблему собираются решать и уже решают разными методами, в том числе масштабными - использованием ядерных технологий для опреснения морской воды или переброской вод из Оманского залива в отдаленные регионы Ирана. Эта страна может себе такое позволить, в то время как другие не в состоянии заменить даже опасные для здоровья асбестовые трубы в системе водоснабжения.
С одной стороны, вода в Иране повсюду. С другой стороны, ее мало и она конечная.
Европейские путешественники, посещавшие арабо-мусульманский мир столетия назад, отмечали в этом мире высокий уровень водоснабжения. Особой похвалы удостаивалась мусульманская Западная Азия и, в частности, персидский город Исфахан - не очень давно один из крупнейших городов мира. Вплоть до 1722 г., когда его опустошили и уничтожили афганцы, путешественники регулярно упоминали систему водоснабжения Исфахана, равной которой будто бы не было в Европе. Чистота тела в исламе имеет большое значение, а чистота - и есть вода.
В Иране масса возможностей утолить жажду, не потратив денег. В городах и местечках множество питьевых фонтанчиков с охлаждённой водой - на вокзалах, остановках, возле метро и туалетов, и просто на улицах. Доступная вода - часть арабо-мусульманской традиции. На воплощение этой традиции в жизнь сильно влияет уровень развития производительных сил. Если в Судане пьют сомнительного качества дождливую воду из трухлявых амфор (либо они и вовсе стоят пустыми), а в Египте из более сносных сосудов, то в Иране вода подаётся в специальных уличных кулерах. Если в Иране вода очищенная и охлаждённая, то в Судане пьют то, что дождик накапает. Встречаются в Иране и фонтаны, служащие, скорее, декоративным целям. Их можно найти в необычных местах - например на автовокзалах. В таких фонтанах плавают живые рыбы - как, например, на автовокзале Исфахана. Фонтанчиками и амфорами с питьевой водой, конечно, никого не удивить, но есть ли на вокзалах Судана или Египта фонтаны с живой рыбой? Не думаю.
От жажды в Иране не умрёшь. Воды вокруг столько, что можно утопиться, и она практически ничего не стоит. Но это лишь кажущееся водное изобилие, потому что не изобилие, а нехватка воды является одной из основных проблем Ирана, которая ставит перед страной многие вызовы - например, политические. Протесты в 2021 г. начались по причине водного кризиса в нескольких сотнях деревень. Одних выходить на улицу побуждает отсутствие хлеба, других воды - жизненно-необходимые ресурсы.
Дефицит воды вызван климатическими м экологическими причинами. Дожди идут реже, климат становится суше и жарче, озера и реки высыхают, запасы воды уменьшаются. Падает продуктивность сельского хозяйства и население из деревень мигрирует в города. Проблему собираются решать и уже решают разными методами, в том числе масштабными - использованием ядерных технологий для опреснения морской воды или переброской вод из Оманского залива в отдаленные регионы Ирана. Эта страна может себе такое позволить, в то время как другие не в состоянии заменить даже опасные для здоровья асбестовые трубы в системе водоснабжения.
С одной стороны, вода в Иране повсюду. С другой стороны, ее мало и она конечная.
Невинно осуждённый
Посещение тегеранской тюрьмы-музея Каср начинается с ритуального топтания Израиля, который имеет к ней косвенное отношение. Прямое же отношение имеет к тюрьме русский архитектор Николай Марков, при участии которого находящийся ранее на этом месте дворец был перестроен и заново открыт в 1929 г., став самым современным местом заключения в стране.
В дальнейшем это место стало, возможно, самой известной тюрьмой для политических заключённых Ирана, в которой содержались противники шахского режима Пехлеви, включая лидера исламской революции Хомейни. Каср, наряду с другой подобной тюрьмой Эрбат, активно вел работу с «исламистами», включающую в себя широкое применение пыток. Ценным практическим опытом в этой сфере с представителями шахской государственной безопасности, известной как САВАК, делились сотрудники ЦРУ и Моссада.
В наши дни Каср превращен в музей, служащий целям демонстрации античеловечности режима Пехлеви. Но преступления одного режима не помешали преступлениям другого режима. Вышедшие из мест заключения и освободившиеся от шахской тирании исламские революционеры учинили свою тиранию над побежденными противниками в этих же самых тюрьмах. После их закрытия расправы на политическими врагами продолжились в других местах. В частности, в 1988 г. массовым репрессиям, пыткам и убийствам подверглись активисты левой «Организации моджахедов иранского народа», которые в 80-е гг. вели городскую герилью - вооруженную борьбу против новых революционных властей Ирана.
Редко, когда подавление противников действующих режимов обходится без применения силы. Среди всех находящихся в заключении людей наибольшим рискам попасть под бесчеловечное обращение и пытки подвержены политические активисты и военнопленные - особенно, если к этим категориям лиц нет доступа у независимых наблюдателей.
Оказывается, у всех заключённых есть права, прописанные в различных конвенциях. Вы будете смеяться, но даже «террористы», «исламисты» и прочие «экстремисты», независимо от отношения к ним власти и общественности, не заслуживают разрядов электрического тока в мошонку и кипятка в глотку. Но удержаться от насилия против поверженного противника трудно. Особенно если есть объективные причины его ненавидеть. Заключённых, среди которых, возможно, действительно много несправедливо осуждённых, освободят из тюрем. Враги падут и будут молить о пощаде. Но тюрьмы скоро заполнятся новыми людьми, которых будут пытать, а врагам вместо справедливого суда перережут глотки. Одни тюрьмы станут музеями, а другие продолжат работу.
Посещение тегеранской тюрьмы-музея Каср начинается с ритуального топтания Израиля, который имеет к ней косвенное отношение. Прямое же отношение имеет к тюрьме русский архитектор Николай Марков, при участии которого находящийся ранее на этом месте дворец был перестроен и заново открыт в 1929 г., став самым современным местом заключения в стране.
В дальнейшем это место стало, возможно, самой известной тюрьмой для политических заключённых Ирана, в которой содержались противники шахского режима Пехлеви, включая лидера исламской революции Хомейни. Каср, наряду с другой подобной тюрьмой Эрбат, активно вел работу с «исламистами», включающую в себя широкое применение пыток. Ценным практическим опытом в этой сфере с представителями шахской государственной безопасности, известной как САВАК, делились сотрудники ЦРУ и Моссада.
В наши дни Каср превращен в музей, служащий целям демонстрации античеловечности режима Пехлеви. Но преступления одного режима не помешали преступлениям другого режима. Вышедшие из мест заключения и освободившиеся от шахской тирании исламские революционеры учинили свою тиранию над побежденными противниками в этих же самых тюрьмах. После их закрытия расправы на политическими врагами продолжились в других местах. В частности, в 1988 г. массовым репрессиям, пыткам и убийствам подверглись активисты левой «Организации моджахедов иранского народа», которые в 80-е гг. вели городскую герилью - вооруженную борьбу против новых революционных властей Ирана.
Редко, когда подавление противников действующих режимов обходится без применения силы. Среди всех находящихся в заключении людей наибольшим рискам попасть под бесчеловечное обращение и пытки подвержены политические активисты и военнопленные - особенно, если к этим категориям лиц нет доступа у независимых наблюдателей.
Оказывается, у всех заключённых есть права, прописанные в различных конвенциях. Вы будете смеяться, но даже «террористы», «исламисты» и прочие «экстремисты», независимо от отношения к ним власти и общественности, не заслуживают разрядов электрического тока в мошонку и кипятка в глотку. Но удержаться от насилия против поверженного противника трудно. Особенно если есть объективные причины его ненавидеть. Заключённых, среди которых, возможно, действительно много несправедливо осуждённых, освободят из тюрем. Враги падут и будут молить о пощаде. Но тюрьмы скоро заполнятся новыми людьми, которых будут пытать, а врагам вместо справедливого суда перережут глотки. Одни тюрьмы станут музеями, а другие продолжат работу.
Улица Шахида
Убитый в 661 г. имам Али и погибший во время битвы при Кербеле в 680 г. внук пророка Мухаммеда Хусейн стали первыми «мучениками» шиизма - то есть, погибшими на поле боя людьми, защищавшими свою религию.
Существует и близкое, но в то же время и более узкое по значению понятие «шахида» - умершего (не обязательно насильственной смертью) человека, выполнявшего свои обязанности перед богом. Нюансы различия между «мучеником» и «шахидом» могут быть интерпретированы по-разному многими профессиональными теологами - мастерами словесной эквилибристики, погруженными в тонкости толкования религиозных текстов. Можно сказать, что «мученик» - погибший за правильное дело, а «шахид» - погибший за веру. А дальше понимайте сами как хотите.
Концепция «мученичества» имеет очень большое значение в шиизме. Революционная интерпретация битвы при Кербеле стала частью новой иранской идентичности. После победы исламской революции и начавшейся практически в тот же момент ирано-иракской войны, концепция мученичества расширила свое значение, включая в себя новые категории людей.
В современном Иране мучениками считаются:
• религиозные деятели,
• погибшие во время исламской революции (например, в тюрьмах шаха),
• погибшие в ходе ирано-иракской войны солдаты,
• убитые во время современных войн на пространстве арабо-мусульманского мира (например, в Ираке и Сирии),
• совершающие хадж паломники,
• жертвы Моссада,
• убитые общественно-политические активисты.
Кажется, что обозначенные выше категории слишком разные, что размывает саму концепцию «мученичества». Но если понимать ее строго в религиозно-националистическом ключе, как высшие человеческие жертвы, принесенные в защиту ислама и революционных идеалов нации, тогда в обозначенных категориях нет ничего лишнего - все они малые части более крупного целого.
Впрочем, лишнее есть - убитые политические активисты, оппозиционные действующему режиму. Такие люди признаются мучениками только в самой оппозиционной среде, в то время как лоялисты отвергают за ними этот статус. Не все считают заслуживающими такого высокого статуса и погибших на войнах солдат КСИР. Получается, что монополией на интерпретацию концепции мученичества и на включение в нее тех или иных людей владеют только лоялисты.
Мученичество есть понятие, прежде всего, сакральное. Это самопожертвование ради высших, трансцендентных целей. А убитый политический активист продолжает оставаться всего лишь человеком с дыркой в голове, что, безусловно, трагедия для его семьи, но частная, которую пытаются превратить в как можно более широкую. Расстрелянные «неизвестными снайперами» или запытанные государственной безопасностью политические оппозиционеры могут использоваться в инструментальных, политтехнологических целях, но настоящими мучениками не становятся. Значит можно выделить первую дихотомию понимания мученичества: сакральное/инструментальное.
Убитый в 661 г. имам Али и погибший во время битвы при Кербеле в 680 г. внук пророка Мухаммеда Хусейн стали первыми «мучениками» шиизма - то есть, погибшими на поле боя людьми, защищавшими свою религию.
Существует и близкое, но в то же время и более узкое по значению понятие «шахида» - умершего (не обязательно насильственной смертью) человека, выполнявшего свои обязанности перед богом. Нюансы различия между «мучеником» и «шахидом» могут быть интерпретированы по-разному многими профессиональными теологами - мастерами словесной эквилибристики, погруженными в тонкости толкования религиозных текстов. Можно сказать, что «мученик» - погибший за правильное дело, а «шахид» - погибший за веру. А дальше понимайте сами как хотите.
Концепция «мученичества» имеет очень большое значение в шиизме. Революционная интерпретация битвы при Кербеле стала частью новой иранской идентичности. После победы исламской революции и начавшейся практически в тот же момент ирано-иракской войны, концепция мученичества расширила свое значение, включая в себя новые категории людей.
В современном Иране мучениками считаются:
• религиозные деятели,
• погибшие во время исламской революции (например, в тюрьмах шаха),
• погибшие в ходе ирано-иракской войны солдаты,
• убитые во время современных войн на пространстве арабо-мусульманского мира (например, в Ираке и Сирии),
• совершающие хадж паломники,
• жертвы Моссада,
• убитые общественно-политические активисты.
Кажется, что обозначенные выше категории слишком разные, что размывает саму концепцию «мученичества». Но если понимать ее строго в религиозно-националистическом ключе, как высшие человеческие жертвы, принесенные в защиту ислама и революционных идеалов нации, тогда в обозначенных категориях нет ничего лишнего - все они малые части более крупного целого.
Впрочем, лишнее есть - убитые политические активисты, оппозиционные действующему режиму. Такие люди признаются мучениками только в самой оппозиционной среде, в то время как лоялисты отвергают за ними этот статус. Не все считают заслуживающими такого высокого статуса и погибших на войнах солдат КСИР. Получается, что монополией на интерпретацию концепции мученичества и на включение в нее тех или иных людей владеют только лоялисты.
Мученичество есть понятие, прежде всего, сакральное. Это самопожертвование ради высших, трансцендентных целей. А убитый политический активист продолжает оставаться всего лишь человеком с дыркой в голове, что, безусловно, трагедия для его семьи, но частная, которую пытаются превратить в как можно более широкую. Расстрелянные «неизвестными снайперами» или запытанные государственной безопасностью политические оппозиционеры могут использоваться в инструментальных, политтехнологических целях, но настоящими мучениками не становятся. Значит можно выделить первую дихотомию понимания мученичества: сакральное/инструментальное.
Существуют и другие категории, не имеющие никакого значения на макроуровне, но имеющие очень большое частное значение – например, случайные жертвы стихийных бедствий. Такие люди могут считаться мучениками только в кругу семьи. Частное/общественное – вторая дихотомия мученичества. Может быть такая интерпретация есть часть более широкой дихотомии народное-элитарное.
Государственно-лоялистская монополия на концепцию мученичества в целом правильная. Для такого статуса должны быть конкретные критерии, кем-то устанавливаемые. В истории европейского христианства духовные власти старались контролировать инициативу на местах по выявлению «чудес» и «святых»: как только крестьяне находили под деревом в лесу «образ Богоматери» и к нему тут же устремлялись паломники и начинали совершаться первые «чудеса», то церковь санкционировала расследование, чтобы убедиться действительно ли в этом месте произошли чудесные явления или же это предрассудки невежественных селян. В зависимости от ситуации церковь может либо развеять суеверия, либо уступить воодушевлению народных масс и признать чудеса свершившимися.
В Иране понятия «мученика» и «шахида» часто используются как синонимы. В честь погибших за свои убеждения называют улицы, больницы, университеты, вооружение. «Шахид» - наиболее популярное слово в названии станций тегеранского метро. Мученикам ставят мемориалы и в очень хорошем состоянии поддерживают их могилы. Изображения и портреты мучеников – часть городского и сельского ландшафта Ирана. Они могут сопровождаться табличками с информацией о деталях жизни человека и красными тюльпанами – символом мученичества в иранской мифологии. Наибольшее количество портретов принадлежит павшим воинам ирано-иракской войны, которые считаются последователями Хусейна. Ирано-иракская война интерпретируется как продолжение битвы при Кербеле. Воины не погибли, они живут в вечности.
Государственно-лоялистская монополия на концепцию мученичества в целом правильная. Для такого статуса должны быть конкретные критерии, кем-то устанавливаемые. В истории европейского христианства духовные власти старались контролировать инициативу на местах по выявлению «чудес» и «святых»: как только крестьяне находили под деревом в лесу «образ Богоматери» и к нему тут же устремлялись паломники и начинали совершаться первые «чудеса», то церковь санкционировала расследование, чтобы убедиться действительно ли в этом месте произошли чудесные явления или же это предрассудки невежественных селян. В зависимости от ситуации церковь может либо развеять суеверия, либо уступить воодушевлению народных масс и признать чудеса свершившимися.
В Иране понятия «мученика» и «шахида» часто используются как синонимы. В честь погибших за свои убеждения называют улицы, больницы, университеты, вооружение. «Шахид» - наиболее популярное слово в названии станций тегеранского метро. Мученикам ставят мемориалы и в очень хорошем состоянии поддерживают их могилы. Изображения и портреты мучеников – часть городского и сельского ландшафта Ирана. Они могут сопровождаться табличками с информацией о деталях жизни человека и красными тюльпанами – символом мученичества в иранской мифологии. Наибольшее количество портретов принадлежит павшим воинам ирано-иракской войны, которые считаются последователями Хусейна. Ирано-иракская война интерпретируется как продолжение битвы при Кербеле. Воины не погибли, они живут в вечности.
Рождество в католическом Соборе Святейшего Сердца Иисуса, Нью-Дели, Индия.
Всех с наступающими праздниками.
Всех с наступающими праздниками.
