В контексте данного обсуждения меня особенно заинтересовала позиция человека, далекого от политики, но которому нет равных в обсуждении настоящего смысла фильмов.
И разбирая фильм Дюна (в канале есть на него обзор), Александр Шебанов дважды (01:04:38) озвучивает предположение (18:27), что Дюна актуальна именно потому, что она готовит человечество к новой, глобальной войне.
Войне неизбежной, необходимой, трансформирующей мировой порядок, а по своим масштабам апокалептичной.
#Геополитика #Гегемон #Личное #Обзор
И разбирая фильм Дюна (в канале есть на него обзор), Александр Шебанов дважды (01:04:38) озвучивает предположение (18:27), что Дюна актуальна именно потому, что она готовит человечество к новой, глобальной войне.
Войне неизбежной, необходимой, трансформирующей мировой порядок, а по своим масштабам апокалептичной.
#Геополитика #Гегемон #Личное #Обзор
Войны по доверенности существовали всегда?
В промежутках между тридцатилетними тотальными войнами мы можем заметить серию ограниченных войн.
Для них характерны:
- ограничение целей, то есть принуждение противника к заключению компромисса;
- ведение военных действий на локальном (или локальных) ТВД; - использование небольших профессиональных армий.
Эти войны сами по себе могут приобретать крупные географические масштабы и отличаться ведением боевых действий средней интенсивности, как, например, Семилетняя
(1756–1763) или Крымская (1853–1856).
Однако они не приводят к радикальному слому соотношения сил между великими державами, не отменяют предшествовавшей правовой системы и не затрагивают основную территорию великих держав.
На системном уровне ограниченные войны выполняют ряд функций внутри существующего порядка.
Во-первых, они корректируют соотношение сил между ведущими субъектами порядка, разукрупняя ресурсы претендента на гегемонию.
Во-вторых, они позволяют великим державам применять силу, не ломая основополагающих принципов мирового порядка.
В-третьих, такие войны укрепляют позиции великих держав на переговорах, позволяя им выторговывать себе все более выигрышные позиции перед соперником.
Специфика таких войн, выделяемых с конца XX века, заключается в их многовариативности (гибридности), так как военные действия могут вестись параллельно с консультациями и переговорами о мире.
Но большинство войн Нового времени тоже гибридными, ибо сочетали в себе военные действия с дипломатическими маневрами, санкциями, информационным воздействием.
В этих войнах использовались негосударственные игроки в виде наемников, каперов, иррегулярных формирований (инсургентов): достаточно вспомнить, что торговля наемниками была несколько веков уделом немецких князей, а понятие “швейцарец” означало вплоть до начала XIX в. и
народ, и профессию наемного солдата.
Идею опосредованных войн или “войн по доверенности” развивали отцы-основатели США, выдавая индейским племенам патенты на ведение войны.
Асимметричные войны процветали несколько веков под вывеской колониальных войн, что, впрочем, не меняло их содержания.
Многовариативность ограниченных войн формирует гибкое понимание категорий победы и поражения.
Такие военные конфликты завершаются сделкой, более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Соответственно, победа в таких войнах не совсем победа, а поражением не совсем поражение, что позволяет подверстывать под них практически любой результат.
Это создает диапазон возможностей для элит, позволяющих использовать ограниченные войны для решения не только международных, но и внутриполитических задач:
– Консолидация политической системы страны ("Нам нужна маленькая победоносная война”).
– Перехват управления оппозиционными элитами.
– Ускоренная легитимизация политического режима.
– Оправдание существования крупных бюрократических систем (армии, правительства, промышленности, идеологии).
“Войны по доверенности” – означают, что правительства двух и более государств заключили между собой заранее соглашение, согласно которому одна из сторон провозгласит себя победителем в обмен на предоставление преференций другой.
Ограниченные войны имеют свои закономерности развития.
При создании мирового порядка происходит или уменьшение масштаба войн до региональных конфликтов или вытеснение конфликтов на периферию.
В середина существования каждого мирового порядка происходит всплеск ограниченных войн, приобретающих более крупные масштабы.
Наконец, к концу существования порядка штабная мысль как бы планирует новую тотальную войну, а междержавные противоречия снова выносятся на периферию, где происходит несколько схваток – как бы ее репетиций.
В этом развитии заложена логика саморазвития мирового порядка, связанная с потерей легитимности, “запаса прочности”, которые придавали его институтам итоги предшествующей тотальной войны.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
В промежутках между тридцатилетними тотальными войнами мы можем заметить серию ограниченных войн.
Для них характерны:
- ограничение целей, то есть принуждение противника к заключению компромисса;
- ведение военных действий на локальном (или локальных) ТВД; - использование небольших профессиональных армий.
Эти войны сами по себе могут приобретать крупные географические масштабы и отличаться ведением боевых действий средней интенсивности, как, например, Семилетняя
(1756–1763) или Крымская (1853–1856).
Однако они не приводят к радикальному слому соотношения сил между великими державами, не отменяют предшествовавшей правовой системы и не затрагивают основную территорию великих держав.
На системном уровне ограниченные войны выполняют ряд функций внутри существующего порядка.
Во-первых, они корректируют соотношение сил между ведущими субъектами порядка, разукрупняя ресурсы претендента на гегемонию.
Во-вторых, они позволяют великим державам применять силу, не ломая основополагающих принципов мирового порядка.
В-третьих, такие войны укрепляют позиции великих держав на переговорах, позволяя им выторговывать себе все более выигрышные позиции перед соперником.
Специфика таких войн, выделяемых с конца XX века, заключается в их многовариативности (гибридности), так как военные действия могут вестись параллельно с консультациями и переговорами о мире.
Но большинство войн Нового времени тоже гибридными, ибо сочетали в себе военные действия с дипломатическими маневрами, санкциями, информационным воздействием.
В этих войнах использовались негосударственные игроки в виде наемников, каперов, иррегулярных формирований (инсургентов): достаточно вспомнить, что торговля наемниками была несколько веков уделом немецких князей, а понятие “швейцарец” означало вплоть до начала XIX в. и
народ, и профессию наемного солдата.
Идею опосредованных войн или “войн по доверенности” развивали отцы-основатели США, выдавая индейским племенам патенты на ведение войны.
Асимметричные войны процветали несколько веков под вывеской колониальных войн, что, впрочем, не меняло их содержания.
Многовариативность ограниченных войн формирует гибкое понимание категорий победы и поражения.
Такие военные конфликты завершаются сделкой, более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Соответственно, победа в таких войнах не совсем победа, а поражением не совсем поражение, что позволяет подверстывать под них практически любой результат.
Это создает диапазон возможностей для элит, позволяющих использовать ограниченные войны для решения не только международных, но и внутриполитических задач:
– Консолидация политической системы страны ("Нам нужна маленькая победоносная война”).
– Перехват управления оппозиционными элитами.
– Ускоренная легитимизация политического режима.
– Оправдание существования крупных бюрократических систем (армии, правительства, промышленности, идеологии).
“Войны по доверенности” – означают, что правительства двух и более государств заключили между собой заранее соглашение, согласно которому одна из сторон провозгласит себя победителем в обмен на предоставление преференций другой.
Ограниченные войны имеют свои закономерности развития.
При создании мирового порядка происходит или уменьшение масштаба войн до региональных конфликтов или вытеснение конфликтов на периферию.
В середина существования каждого мирового порядка происходит всплеск ограниченных войн, приобретающих более крупные масштабы.
Наконец, к концу существования порядка штабная мысль как бы планирует новую тотальную войну, а междержавные противоречия снова выносятся на периферию, где происходит несколько схваток – как бы ее репетиций.
В этом развитии заложена логика саморазвития мирового порядка, связанная с потерей легитимности, “запаса прочности”, которые придавали его институтам итоги предшествующей тотальной войны.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Telegram
Атлас амбиций
Тотальная война как источник легитимности мирового порядка
Тотальная война устанавливает новое соотношение сил и иерархию государств, утверждает выработанные ими нормы и придает новую легитимность принципам межгосударственного взаимодействия.
Соответственно…
Тотальная война устанавливает новое соотношение сил и иерархию государств, утверждает выработанные ими нормы и придает новую легитимность принципам межгосударственного взаимодействия.
Соответственно…
Войны вестфальского порядка ч.1
Тотальной войной, создавшей привычный нам мир национальных государств, стала Тридцатилетняя война (1618–1648).
Сама по себе она не была единой войной, а серией войн и конфликтов.
На уровне постановки политических задач и их реализации Тридцатилетняя война была скорее не чем-то новым, а завершением исторического периода, начавшего на рубеже XV–XVI вв.
В Европе война стала генеральной схваткой между Габсбургами и Францией, вокруг которой группировались европейские протестанты.
С военной точки зрения Тридцатилетняя война довела до логического конца обозначившееся с конца XV в. искусство войны массовыми наемными армиями.
Европа впервые видела борьбу армий, количество которых превышало 100 тыс. чел. Но увеличение численности армии вызывало обратную тенденцию: резкое усиление огневой мощи.
Реформы шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) и французского полководца принца Конде (Людовик II де Бурбон, 1621–1686) выровняли баланс в сторону средств уничтожения за счет внедрения легких скорострельных пушек, легких мушкетов и сплошной стрельбы мушкетеров, построенных в три шеренги.
Это открыло в Европе эпоху линейной тактики с ее культом огневой мощи – цепями стрелков, истребляющих друг друга с расстояния.
В результате Тридцатилетней войны был установлен первый порядок национальных государств – Вестфальский.
По своей структурен он изначально был гегемонистским: в новом раскладе сил Франция стала ведущей державой Европы, которая по совокупности ресурсов превосходила остальные государства региона.
История Вестфальского порядка была по сути тремя попытками Франции установить свою гегемонию в Европе и мире.
Эту закономерность отражали и войны данного периода.
Важный момент: европейцы второй половины XVII в. психологически ощущали себя “по ту сторону” войны, создавшей новый мир.
В течение двух лет после подписания Вестфальского мира в германских государствах и Англии уже утверждается термин “Тридцатилетняя война”, показывающийся завершенность этой тотальной войны.
В немецкой литературе Мартин Опиц, Пауль Флеминг, Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен изображали Тридцатилетнюю войну как варварство, которое противоречит основам цивилизации.
Того же мнения о Тридцатилетней войне придерживались деятели эпохи Просвещения.
“В исторической памяти народов, переживших Тридцатилетнюю войну, она осталась самым кошмарным бедствием, апокалипсисом, который может только представить себе воображение человека”, – указывает российский историк А.И. Патрушев.
На первом этапе существования Вестфальского порядка произошло возвращение к модели ограниченной войны: Франция стремилась установить гегемонию посредством локальной проекции силы.
Ей противостояли коалиции с участием Священной Римской империи, Голландии, Испании, к которым постепенно присоединилась и Англия.
Ни одна из сторон не имела при этом ни желания, ни материально-технических возможностей для повторения тотальной Тридцатилетней войны.
Новым типом конфликтов стали кабинетные войны, в которых стороны, обменявшись силовыми демонстрациями, принуждали противника к заключению мира как сделки – более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Армии в течение длительного времени маневрировали на локальных ТВД, так и не переходя к решающему сражению.
Зато колоссальную роль играла культура стратегического жеста – взятие символического объекта или достижение локальной победы, что должно было принудить противника сесть за стол переговоров.
В подобных кабинетных войнах широко использовались негосударственные игроки: наемники, каперы и даже “подставные армии” мелких княжеств, за спиной которых по факту действовали великие державы.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Тотальной войной, создавшей привычный нам мир национальных государств, стала Тридцатилетняя война (1618–1648).
Сама по себе она не была единой войной, а серией войн и конфликтов.
На уровне постановки политических задач и их реализации Тридцатилетняя война была скорее не чем-то новым, а завершением исторического периода, начавшего на рубеже XV–XVI вв.
В Европе война стала генеральной схваткой между Габсбургами и Францией, вокруг которой группировались европейские протестанты.
С военной точки зрения Тридцатилетняя война довела до логического конца обозначившееся с конца XV в. искусство войны массовыми наемными армиями.
Европа впервые видела борьбу армий, количество которых превышало 100 тыс. чел. Но увеличение численности армии вызывало обратную тенденцию: резкое усиление огневой мощи.
Реформы шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) и французского полководца принца Конде (Людовик II де Бурбон, 1621–1686) выровняли баланс в сторону средств уничтожения за счет внедрения легких скорострельных пушек, легких мушкетов и сплошной стрельбы мушкетеров, построенных в три шеренги.
Это открыло в Европе эпоху линейной тактики с ее культом огневой мощи – цепями стрелков, истребляющих друг друга с расстояния.
В результате Тридцатилетней войны был установлен первый порядок национальных государств – Вестфальский.
По своей структурен он изначально был гегемонистским: в новом раскладе сил Франция стала ведущей державой Европы, которая по совокупности ресурсов превосходила остальные государства региона.
История Вестфальского порядка была по сути тремя попытками Франции установить свою гегемонию в Европе и мире.
Эту закономерность отражали и войны данного периода.
Важный момент: европейцы второй половины XVII в. психологически ощущали себя “по ту сторону” войны, создавшей новый мир.
В течение двух лет после подписания Вестфальского мира в германских государствах и Англии уже утверждается термин “Тридцатилетняя война”, показывающийся завершенность этой тотальной войны.
В немецкой литературе Мартин Опиц, Пауль Флеминг, Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен изображали Тридцатилетнюю войну как варварство, которое противоречит основам цивилизации.
Того же мнения о Тридцатилетней войне придерживались деятели эпохи Просвещения.
“В исторической памяти народов, переживших Тридцатилетнюю войну, она осталась самым кошмарным бедствием, апокалипсисом, который может только представить себе воображение человека”, – указывает российский историк А.И. Патрушев.
На первом этапе существования Вестфальского порядка произошло возвращение к модели ограниченной войны: Франция стремилась установить гегемонию посредством локальной проекции силы.
Ей противостояли коалиции с участием Священной Римской империи, Голландии, Испании, к которым постепенно присоединилась и Англия.
Ни одна из сторон не имела при этом ни желания, ни материально-технических возможностей для повторения тотальной Тридцатилетней войны.
Новым типом конфликтов стали кабинетные войны, в которых стороны, обменявшись силовыми демонстрациями, принуждали противника к заключению мира как сделки – более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Армии в течение длительного времени маневрировали на локальных ТВД, так и не переходя к решающему сражению.
Зато колоссальную роль играла культура стратегического жеста – взятие символического объекта или достижение локальной победы, что должно было принудить противника сесть за стол переговоров.
В подобных кабинетных войнах широко использовались негосударственные игроки: наемники, каперы и даже “подставные армии” мелких княжеств, за спиной которых по факту действовали великие державы.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Войны вестфальского порядка ч.2
На втором этапе Вестфальского порядка кабинетные войны эволюционировали в новый тип – “войны за наследство”.
Их прологом выступал кризис государственности определенной страны.
В ней, как правило, действовали несколько политических группировок со своими вооруженными формированиями.
Каждая из этих групп имела покровителя в лице великой державы и обращалась к ней за помощью.
Соперничающие державы вводили войска на территорию такой страны, ведя боевые действия только на ее территории, в крайнем случае дополняя их силовыми демонстрациями на других, чаще всего неевропейских, ТВД.
Стратегия войн за наследство, как и кабинетных войн, сводилась к нанесению противнику локального поражения, убеждающего его в бессмысленности продолжения войны.
Поэтому первая половина XVIII в. рождает новые представления о “великом полководце”: им становится “гений малых сил”, способный решить масштабные политические задачи с маленькой армией.
Культовые фигуры того времени французский маршал Луи де Ришелье (1696–1788) и прусский король Фридрих II (1740–1786) ориентировались на небольшие армии, способные одержать победы благодаря своей выучке и превосходству над противником в огневой мощи.
Другой тенденцией стало разрастание театров использования военной силы: горизонтальная эскалация в противовес вертикальной XVI века.
Еще со времен Войны на Испанское наследство определилось англо-французское соперничество в Северной Америке, куда в дальнейшем переносились все европейские войны.
Другой центр соперничества возник вокруг Индостана, где французы и англичане пытались создать колониальные империи.
Именно в этих войнах обе стороны широко использовали иррегулярные формирования: союзы индейских племен в Северной Америке, индийских раджей в Юго-Восточной Азии.
Одним из инструментов борьбы оставалось расширявшее свои масштабы каперство, как средство подрыва морской торговли противника.
Вершиной и тупиком этой системы стала Семилетняя война (1756–1763). Цели сторон носили ограниченный характер – принудить противника к выгодному для себя компромиссу.
Технология ведения войны также напоминала войны за наследство – военные действия в приграничных регионах.
Из всех ведущих держав война затронула только территорию Пруссии, которая в этот период боролась за вхождение в клуб великих держав.
Однако географический охват и интенсивность военных действий уже превращали эту ограниченную войну в глобальный военный конфликт.
Война завершилась компромиссом – Франция потеряла большую часть своих колоний, но при этом превратила Австрию в своего младшего партнера.
Такая двойственность результатов доказала, что потенциал ограниченных войн исчерпан – следующая война будет уже тотальной.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
На втором этапе Вестфальского порядка кабинетные войны эволюционировали в новый тип – “войны за наследство”.
Их прологом выступал кризис государственности определенной страны.
В ней, как правило, действовали несколько политических группировок со своими вооруженными формированиями.
Каждая из этих групп имела покровителя в лице великой державы и обращалась к ней за помощью.
Соперничающие державы вводили войска на территорию такой страны, ведя боевые действия только на ее территории, в крайнем случае дополняя их силовыми демонстрациями на других, чаще всего неевропейских, ТВД.
Стратегия войн за наследство, как и кабинетных войн, сводилась к нанесению противнику локального поражения, убеждающего его в бессмысленности продолжения войны.
Поэтому первая половина XVIII в. рождает новые представления о “великом полководце”: им становится “гений малых сил”, способный решить масштабные политические задачи с маленькой армией.
Культовые фигуры того времени французский маршал Луи де Ришелье (1696–1788) и прусский король Фридрих II (1740–1786) ориентировались на небольшие армии, способные одержать победы благодаря своей выучке и превосходству над противником в огневой мощи.
Другой тенденцией стало разрастание театров использования военной силы: горизонтальная эскалация в противовес вертикальной XVI века.
Еще со времен Войны на Испанское наследство определилось англо-французское соперничество в Северной Америке, куда в дальнейшем переносились все европейские войны.
Другой центр соперничества возник вокруг Индостана, где французы и англичане пытались создать колониальные империи.
Именно в этих войнах обе стороны широко использовали иррегулярные формирования: союзы индейских племен в Северной Америке, индийских раджей в Юго-Восточной Азии.
Одним из инструментов борьбы оставалось расширявшее свои масштабы каперство, как средство подрыва морской торговли противника.
Вершиной и тупиком этой системы стала Семилетняя война (1756–1763). Цели сторон носили ограниченный характер – принудить противника к выгодному для себя компромиссу.
Технология ведения войны также напоминала войны за наследство – военные действия в приграничных регионах.
Из всех ведущих держав война затронула только территорию Пруссии, которая в этот период боролась за вхождение в клуб великих держав.
Однако географический охват и интенсивность военных действий уже превращали эту ограниченную войну в глобальный военный конфликт.
Война завершилась компромиссом – Франция потеряла большую часть своих колоний, но при этом превратила Австрию в своего младшего партнера.
Такая двойственность результатов доказала, что потенциал ограниченных войн исчерпан – следующая война будет уже тотальной.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Одержимость контролем сделала из России аутсайдера
Иностранные инвестиции раньше рассматривались только как способ извлечения прибыли.
Сейчас же они окончательно оформились как средство проекции власти и контроля за стратегическими отраслями.
Для того, чтобы определить цели государства при инвестировании, достаточно определить, какой объем акций она удерживает в транснациональной корпорации:
а) до 10% - извлечение финансовой прибыли;
б) от 10 до 50% - извлечение прибыли и частичный контроль;
в) 50% + 1 акция и больше - полный контроль за корпорацией.
Иностранные инвестиции стали прочно ассоциироваться с государственным вмешательством, потому что подконтрольные корпорации занимают 56.4% от общего числа компаний с гос.участием!
Это не значит, что частные корпорации перестали быть субъектами политики.
Просто государства стали конкурировать с ними за финансовые потоки путем взращивания национальных гигантов и принятия невыгодных, но перспективных для выхода на глобальный рынок решений.
Кроме того, стратегия контроля позволяет ограничить влияние других государств на компанию, для защиты национальных интересов.
Проблема в том, что такой подход вызывает недоверие других стран, которые отказываются от масштабного сотрудничества со страной, не желающей делиться прибылью.
Инвесторы с подозрением относятся к странам, которые не хотят нести политические риски, отдавая даже минимальный контроль за компанией в руки иностранцев.
Поэтому США и Канада придерживаются портфельной (владение до 10% акций компаний) стратегии, которая обеспечивает им высокий уровень доверия и прибыль.
Такой же стратегии придерживается, например, Ирландия, которая видит в портфельной стратегии единственный способ заработать.
Напротив, Франция, Германия и даже авторитарный Китай лишь частично придерживаются стратегии контроля, так как они борются за выход на региональный (ЕС) и глобальный рынок.
Их подход и неприязнь инвесторов компенсируется высокими объемами торговли, производства и темпами роста, которые обеспечивают интерес иностранцев.
Учитывая сложившиеся стратегии, интересно, что страны БРИКС придерживаются кардинально разного взгляда на инвестиционную политику.
Например, Индия крепкий середнячок как в вопросе инвестирования в другие страны, так и принятия инвестиций.
Китай тратит большие средства для транснационализации государственного капитала.
ЮАР вовсе стремиться держать капитал внутри страны.
Поэтому говорить о попытках БРИКС перевернуть транснациональный рынок, пока они не договорились хотя бы о единой инвестиционной политике - преждевременно.
В конце концов, сколько стран БРИКС инвестировало в Россию?
The rise of transnational state capital: state-led foreign investment in the 21st century. 2019.
Автор статьи, стремясь объяснить феномен Российской инвестиционной стратегии, предположил, что она борется за выход на международные рынки, что и объясняет её стратегию ультимативного контроля.
Но для меня приобретение Россией контрольных пакетов за рубежом больше выглядит как попытка оградить забором какое-то направление, чтобы единолично извлекать из него прибыль.
А также стремление воссоздать на территории другого государства "конкурентные" условия по примеру России, для удобства монополистов.
#ТНК #Россия #Гегемон #Торговля #Геополитика
Иностранные инвестиции раньше рассматривались только как способ извлечения прибыли.
Сейчас же они окончательно оформились как средство проекции власти и контроля за стратегическими отраслями.
Для того, чтобы определить цели государства при инвестировании, достаточно определить, какой объем акций она удерживает в транснациональной корпорации:
а) до 10% - извлечение финансовой прибыли;
б) от 10 до 50% - извлечение прибыли и частичный контроль;
в) 50% + 1 акция и больше - полный контроль за корпорацией.
Иностранные инвестиции стали прочно ассоциироваться с государственным вмешательством, потому что подконтрольные корпорации занимают 56.4% от общего числа компаний с гос.участием!
Это не значит, что частные корпорации перестали быть субъектами политики.
Просто государства стали конкурировать с ними за финансовые потоки путем взращивания национальных гигантов и принятия невыгодных, но перспективных для выхода на глобальный рынок решений.
Кроме того, стратегия контроля позволяет ограничить влияние других государств на компанию, для защиты национальных интересов.
Проблема в том, что такой подход вызывает недоверие других стран, которые отказываются от масштабного сотрудничества со страной, не желающей делиться прибылью.
Инвесторы с подозрением относятся к странам, которые не хотят нести политические риски, отдавая даже минимальный контроль за компанией в руки иностранцев.
Поэтому США и Канада придерживаются портфельной (владение до 10% акций компаний) стратегии, которая обеспечивает им высокий уровень доверия и прибыль.
Такой же стратегии придерживается, например, Ирландия, которая видит в портфельной стратегии единственный способ заработать.
Напротив, Франция, Германия и даже авторитарный Китай лишь частично придерживаются стратегии контроля, так как они борются за выход на региональный (ЕС) и глобальный рынок.
Их подход и неприязнь инвесторов компенсируется высокими объемами торговли, производства и темпами роста, которые обеспечивают интерес иностранцев.
Учитывая сложившиеся стратегии, интересно, что страны БРИКС придерживаются кардинально разного взгляда на инвестиционную политику.
Например, Индия крепкий середнячок как в вопросе инвестирования в другие страны, так и принятия инвестиций.
Китай тратит большие средства для транснационализации государственного капитала.
ЮАР вовсе стремиться держать капитал внутри страны.
Поэтому говорить о попытках БРИКС перевернуть транснациональный рынок, пока они не договорились хотя бы о единой инвестиционной политике - преждевременно.
В конце концов, сколько стран БРИКС инвестировало в Россию?
The rise of transnational state capital: state-led foreign investment in the 21st century. 2019.
Автор статьи, стремясь объяснить феномен Российской инвестиционной стратегии, предположил, что она борется за выход на международные рынки, что и объясняет её стратегию ультимативного контроля.
Но для меня приобретение Россией контрольных пакетов за рубежом больше выглядит как попытка оградить забором какое-то направление, чтобы единолично извлекать из него прибыль.
А также стремление воссоздать на территории другого государства "конкурентные" условия по примеру России, для удобства монополистов.
#ТНК #Россия #Гегемон #Торговля #Геополитика
Применение военного ИИ ознаменует начало третьей революции в военном деле после пороха и ядерного оружия
Создатели роботов-убийц (LAWS) оправдывают их использование на поле боя тем, что они позволяют снизить потери личного состава.
И следует отсчитывать уже года, а не десятилетия, до того, как мы застанем их массовое применение.
Проблема в том, что если мы возьмем реальный опыт применения ИИ в бою (например, FPV дроны, которые находят свою цель даже без связи с оператором), то окажется, что потери личного состава с каждой стороны только растут.
Ведь никто не мог подумать, что роботов можно использовать не только для защиты, но и для нападения.
Так как обращения ученых, предупреждающих об угрозах военного ИИ не имеют успеха - его разработки просто будут вестись под грифом «streng geheim».
То интересно проследить реакцию государств на международные ограничения использования ИИ в бою.
В частности, России, которая по экзистенциальным причинам не может себе позволить экономию на ИИ.
Интересно, что отсутствие большого числа значимых исследований связанных с ИИ, отъезд специалистов, и, следовательно, отставание от США и Китая, пока не позволяют заявить, что Россия проиграла гонку вооружений.
Напротив, она считается одним из активных разработчиков беспилотных и роботизированных систем.
Но что характерно, делегаты из России не заявляют о необходимости правового ограничения разработки военного ИИ, чтобы контролировать скорость исследований других стран (данной позиции, кстати, придерживаются США, Япония, Китай, Франция, Германия, Индия, Израиль).
Напротив, вопреки традиционным в российских СМИ упрекам в адрес международного права, российские дипломаты с упорством (чуть не доходящим до агрессии) отстаивают его эффективность в отношении LAWS.
"Ведь нельзя же регулировать чего не существует - это паникерство!"
Сердитость российских дипломатов часто оправдывается влиянием на ООН западных государств, которые определяют содержание любых конвенций.
Следовательно, документы в любом случае будут переписаны под ключевых интересантов.
А Россия декларирует концепцию многополярного мира и необходимость учета мнения каждой Великой державы (особенно России).
Но мне все равно кажется такая позиция непоследовательной, так как ничто не мешает России присоединиться к коалиции из 30-ти государств, выступающих за запрет роботов-убийц.
В любом случае, Россия продвигает в ООН идею о продолжении исследований в сфере ИИ, так как "несуществующие угрозы" не перечеркивают извлекаемую из технологий выгоду.
А чтобы "не политизировать" применение ИИ, то каждому государству стоит разработать собственные стандарты, которые позволят контролировать LAWS.
И это настоящий выстрел в ногу - потому что именно такой схемы решили придерживаться США, чтобы вывести из-под международного права вопрос о колонизации космоса.
Нет никаких причин полагать, что западные державы не пойдут на это повторно - игнорируя Россию, гарантированно примут под себя законы, допускающих массовое применение роботов-убийц.
Поэтому Революция грядет!
Грядет, железными шагами!
Nadibaidze A. Great power identity in Russia’s position on autonomous weapons systems. 2022.
#Киберпанк #Общество #Трансгуманизм #США #Россия #Гегемон
Создатели роботов-убийц (LAWS) оправдывают их использование на поле боя тем, что они позволяют снизить потери личного состава.
И следует отсчитывать уже года, а не десятилетия, до того, как мы застанем их массовое применение.
Проблема в том, что если мы возьмем реальный опыт применения ИИ в бою (например, FPV дроны, которые находят свою цель даже без связи с оператором), то окажется, что потери личного состава с каждой стороны только растут.
Ведь никто не мог подумать, что роботов можно использовать не только для защиты, но и для нападения.
Так как обращения ученых, предупреждающих об угрозах военного ИИ не имеют успеха - его разработки просто будут вестись под грифом «streng geheim».
То интересно проследить реакцию государств на международные ограничения использования ИИ в бою.
В частности, России, которая по экзистенциальным причинам не может себе позволить экономию на ИИ.
Интересно, что отсутствие большого числа значимых исследований связанных с ИИ, отъезд специалистов, и, следовательно, отставание от США и Китая, пока не позволяют заявить, что Россия проиграла гонку вооружений.
Напротив, она считается одним из активных разработчиков беспилотных и роботизированных систем.
Но что характерно, делегаты из России не заявляют о необходимости правового ограничения разработки военного ИИ, чтобы контролировать скорость исследований других стран (данной позиции, кстати, придерживаются США, Япония, Китай, Франция, Германия, Индия, Израиль).
Напротив, вопреки традиционным в российских СМИ упрекам в адрес международного права, российские дипломаты с упорством (чуть не доходящим до агрессии) отстаивают его эффективность в отношении LAWS.
"Ведь нельзя же регулировать чего не существует - это паникерство!"
Сердитость российских дипломатов часто оправдывается влиянием на ООН западных государств, которые определяют содержание любых конвенций.
Следовательно, документы в любом случае будут переписаны под ключевых интересантов.
А Россия декларирует концепцию многополярного мира и необходимость учета мнения каждой Великой державы (особенно России).
Но мне все равно кажется такая позиция непоследовательной, так как ничто не мешает России присоединиться к коалиции из 30-ти государств, выступающих за запрет роботов-убийц.
В любом случае, Россия продвигает в ООН идею о продолжении исследований в сфере ИИ, так как "несуществующие угрозы" не перечеркивают извлекаемую из технологий выгоду.
А чтобы "не политизировать" применение ИИ, то каждому государству стоит разработать собственные стандарты, которые позволят контролировать LAWS.
И это настоящий выстрел в ногу - потому что именно такой схемы решили придерживаться США, чтобы вывести из-под международного права вопрос о колонизации космоса.
Нет никаких причин полагать, что западные державы не пойдут на это повторно - игнорируя Россию, гарантированно примут под себя законы, допускающих массовое применение роботов-убийц.
Поэтому Революция грядет!
Грядет, железными шагами!
Nadibaidze A. Great power identity in Russia’s position on autonomous weapons systems. 2022.
#Киберпанк #Общество #Трансгуманизм #США #Россия #Гегемон
У меня была стратегия, и я её придерживался
- Наполеон об имперском проекте
История Первой империи во Франции представляет собой не только масштабные изменения политической, социальной, экономической и культурной жизни страны, но и попытку экспорта французской государственной модели в континентальной части Европы.
Отсюда берет свои истоки идея о «французской Европе», закрепившаяся в европейском общественном сознании в период европейской интеграции, и представление о Наполеоне Бонапарте как «отце Европы»,
Тем не менее, относительно недавно сложился консенсус относительно собственно взгляда Наполеона на проект Единой Европы.
Данный проект можно выразить в следующих пунктах:
1. Создание гегемонистской системы во главе Франции;
2. Стабилизации общей ситуации на континенте;
3. Внедрении унифицированной институциональной и социальной модели во Франции и за ее пределами.
Но даже с реализацией этих пунктов возникли очевидные проблемы.
По признанию историков, модель объединения, предложенная Наполеоном Европе, оказалась малоприемлема не только для большинства макрорегионов за пределами Старой Франции, но и для двух («средиземноморского» и «атлантического») из трех (третьим является «континентальный», основой которого можно считать ось Рейн – Сона – Рона) макрорегионов собственно Франции.
Вместе с тем было немало и таких регионов, не относящихся к собственно французским, где преобразования Наполеона вполне находили почву (Пьемонт, государства Рейнской конфедерации, Швейцария и др.).
Существовал ли, в таком случае, в сколько-нибудь цельном виде имперский проект?
Бонапартистская легенда гласит, что такой проект существовал, основываясь на высказываниях самого Наполеона в частных беседах во время правления, обширной корреспонденции или репликах приближенным в период ссылки на острове Святой Елены.
Однако современные историки подвергают это утверждение сомнению.
Так как у Наполеона отсутствовала ярко выраженной европейская политика, а его действия определялись исключительно прагматизмом.
Поэтому легенда о «европейском спасителе» создана на Святой Елене и не имеет под собой реальных оснований.
В то же время, историки выделяют три варианта европейской стратегии, увязанных с эволюцией французской экспансионистской политики в период консулата и империи:
1. Создание системы «сестринских республик» (конфедерация);
2. «Французская Европа» (федерация);
3. Аннексия и формирование «континентального блока» (консолидация империи на пике противостояния с Англией через унификацию и консолидацию имперских структур).
Несмотря на отсутствие конкретного плана, действия Наполеона были направлены на перспективу общеевропейского единства при сохранении французской гегемонии.
Речь идет о разработке универсального законодательства (на основе Гражданского и других кодексов), единой валюты и системы мер и весов, единых законодательных, исполнительных и судебных органов (например, кассационной палаты), единой армии (Великой армии), культурном и интеллектуальном доминировании (на основе цивилизационного превосходства французов над другими народами), символической политики и др.
Таким образом, в самом общем виде имперский проект Наполеона Бонапарта представлял собой попытку сформировать единое европейское пространство, которое контролировалось бы Францией как центром власти и имело бы периферию в виде союзных государств, управляемых за небольшим исключением родственными династиями.
Не менее очевиден и тот факт, что в наполеоновской Европе не было места Англии, России, Османской империи и колониям.
Проект носил сугубо континентальный характер (в его западноевропейском понимании) и дальше этого не шел.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
- Наполеон об имперском проекте
История Первой империи во Франции представляет собой не только масштабные изменения политической, социальной, экономической и культурной жизни страны, но и попытку экспорта французской государственной модели в континентальной части Европы.
Отсюда берет свои истоки идея о «французской Европе», закрепившаяся в европейском общественном сознании в период европейской интеграции, и представление о Наполеоне Бонапарте как «отце Европы»,
Тем не менее, относительно недавно сложился консенсус относительно собственно взгляда Наполеона на проект Единой Европы.
Данный проект можно выразить в следующих пунктах:
1. Создание гегемонистской системы во главе Франции;
2. Стабилизации общей ситуации на континенте;
3. Внедрении унифицированной институциональной и социальной модели во Франции и за ее пределами.
Но даже с реализацией этих пунктов возникли очевидные проблемы.
По признанию историков, модель объединения, предложенная Наполеоном Европе, оказалась малоприемлема не только для большинства макрорегионов за пределами Старой Франции, но и для двух («средиземноморского» и «атлантического») из трех (третьим является «континентальный», основой которого можно считать ось Рейн – Сона – Рона) макрорегионов собственно Франции.
Вместе с тем было немало и таких регионов, не относящихся к собственно французским, где преобразования Наполеона вполне находили почву (Пьемонт, государства Рейнской конфедерации, Швейцария и др.).
Существовал ли, в таком случае, в сколько-нибудь цельном виде имперский проект?
Бонапартистская легенда гласит, что такой проект существовал, основываясь на высказываниях самого Наполеона в частных беседах во время правления, обширной корреспонденции или репликах приближенным в период ссылки на острове Святой Елены.
Однако современные историки подвергают это утверждение сомнению.
Так как у Наполеона отсутствовала ярко выраженной европейская политика, а его действия определялись исключительно прагматизмом.
Поэтому легенда о «европейском спасителе» создана на Святой Елене и не имеет под собой реальных оснований.
В то же время, историки выделяют три варианта европейской стратегии, увязанных с эволюцией французской экспансионистской политики в период консулата и империи:
1. Создание системы «сестринских республик» (конфедерация);
2. «Французская Европа» (федерация);
3. Аннексия и формирование «континентального блока» (консолидация империи на пике противостояния с Англией через унификацию и консолидацию имперских структур).
Несмотря на отсутствие конкретного плана, действия Наполеона были направлены на перспективу общеевропейского единства при сохранении французской гегемонии.
Речь идет о разработке универсального законодательства (на основе Гражданского и других кодексов), единой валюты и системы мер и весов, единых законодательных, исполнительных и судебных органов (например, кассационной палаты), единой армии (Великой армии), культурном и интеллектуальном доминировании (на основе цивилизационного превосходства французов над другими народами), символической политики и др.
Таким образом, в самом общем виде имперский проект Наполеона Бонапарта представлял собой попытку сформировать единое европейское пространство, которое контролировалось бы Францией как центром власти и имело бы периферию в виде союзных государств, управляемых за небольшим исключением родственными династиями.
Не менее очевиден и тот факт, что в наполеоновской Европе не было места Англии, России, Османской империи и колониям.
Проект носил сугубо континентальный характер (в его западноевропейском понимании) и дальше этого не шел.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
Войны Венского порядка в целом повторили эволюцию войн Вестфальского порядка.
В отличие от предшествующего, Венский порядок был порядком баланса сил, основанном на примерном равновесии потенциалов пяти великих держав: Австрии, Великобритании, Пруссии, России и Франции.
При этом великие державы попытались установить прообраз будущей системы коллективной безопасности, воплощенной в системе Священного союза. Европейская стабильность основывалась в его рамках на соглашениях о:
1) гарантиях режима Реставрации во Франции;
2) интеграции монархической Франции в систему великих держав;
3) сохранении альянса четырех держав (Австрии, Великобритании, Пруссии и России) на послевоенный период.
Здесь вновь мы сталкиваемся с тем же психологическим моментом, как и в начале Вестфальского порядка: ощущение людей того времени себя “по ту сторону большой войны” – жителями нового мира, созданного Наполеоновскими войнами (“Второй Тридцатилетней войны”).
В державах-победительницах (Австрии, Великобритании и России) была установлена серия официальных монументов минувшей войне.
На официальном уровне все радикально-левые идеологии выступали “абсолютным злом”, “крамолой” с точки зрения Венского порядка.
Но параллельно в европейской культуре возникала волна “наполеонизма” – восхищения фигурой Наполеона I как форма политического протеста.
Он был популярен у итальянских, польских, ирландских революционеров, французских радикалов – всех, кто требовал пересмотра границ, установленных Венским конгрессом.
Напротив, монархи держав-победительниц видели в наполеонизме форму покушение на основы существовавшего порядка.
На первом этапе (до революций 1848 г.) Венский порядок стал временем “долгого мира” в Европе.
В период между Венским конгрессом и революциями 1848 года новая война Франции против Европы была единственной, которую имели в виду стратеги.
Зато на периферии Наполеоновские войны повлекли за собой длинный шлейф вооруженных конфликтов в Латинской Америке: оккупация французами Испании и Португалии привела к войнам за независимость их латиноамериканских колоний.
Военные конфликты этого “долгого мира” сводились к трем типам:
1) интервенции великих держав в страны, охваченные внутренними кризисами, с целью восстановления легитимных режимов;
2) борьба с радикальными национальными движениями, которые создавали иррегулярные армии инсургентов;
3) ведение опосредованных конфликтов на периферии, где за спиной тех или иных субъектов стояли ведущие державы.
В этот период происходит настоящий триумф того явления, которое политологи часто связывают с холодной войной: вытеснение конфликтности на периферию.
Соперничество великих держав выливалось в локальные конфликты на Пиренейском и Апеннинском полуостровах без прямого объявления войны друг другу.
Между Россией и Великобританией начинается “большая игра” – соперничество на широком пространстве от Кавказа до Японии.
Большая игра вернула “гибридную войну”, когда стороны, не вступая в прямую конфронтацию и даже внешне сохраняя партнерские отношения, поддерживают противников друг друга в Персии, на Кавказе, в Китае.
Еще более серьезный узел конфликтов завязывался вокруг “восточного вопроса” – борьбы за раздел слабеющей Османской империи.
Эта ситуация была связана во многом с особенностью распределения силовых потенциалов.
Россия и Великобритания – два новых антагониста Венского порядка – были малоуязвимы друг для друга и не имели технической возможности вести прямой конфликт друг с другом.
Франция постепенно переходила к устойчивому партнерству с Великобританией (феномен “первой Антанты”), Россия сохраняла союзнические отношения с Австрией и Пруссией, заняв привилегированное положение в германских делах.
Такой расклад сил делал невозможной большую наземную войну в Европе, зато повысил значимость войны экспедиционными силами.
Война «малыми силами» снова стала рассматриваться как ключевой компонент военной стратегии.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
В отличие от предшествующего, Венский порядок был порядком баланса сил, основанном на примерном равновесии потенциалов пяти великих держав: Австрии, Великобритании, Пруссии, России и Франции.
При этом великие державы попытались установить прообраз будущей системы коллективной безопасности, воплощенной в системе Священного союза. Европейская стабильность основывалась в его рамках на соглашениях о:
1) гарантиях режима Реставрации во Франции;
2) интеграции монархической Франции в систему великих держав;
3) сохранении альянса четырех держав (Австрии, Великобритании, Пруссии и России) на послевоенный период.
Здесь вновь мы сталкиваемся с тем же психологическим моментом, как и в начале Вестфальского порядка: ощущение людей того времени себя “по ту сторону большой войны” – жителями нового мира, созданного Наполеоновскими войнами (“Второй Тридцатилетней войны”).
В державах-победительницах (Австрии, Великобритании и России) была установлена серия официальных монументов минувшей войне.
На официальном уровне все радикально-левые идеологии выступали “абсолютным злом”, “крамолой” с точки зрения Венского порядка.
Но параллельно в европейской культуре возникала волна “наполеонизма” – восхищения фигурой Наполеона I как форма политического протеста.
Он был популярен у итальянских, польских, ирландских революционеров, французских радикалов – всех, кто требовал пересмотра границ, установленных Венским конгрессом.
Напротив, монархи держав-победительниц видели в наполеонизме форму покушение на основы существовавшего порядка.
На первом этапе (до революций 1848 г.) Венский порядок стал временем “долгого мира” в Европе.
В период между Венским конгрессом и революциями 1848 года новая война Франции против Европы была единственной, которую имели в виду стратеги.
Зато на периферии Наполеоновские войны повлекли за собой длинный шлейф вооруженных конфликтов в Латинской Америке: оккупация французами Испании и Португалии привела к войнам за независимость их латиноамериканских колоний.
Военные конфликты этого “долгого мира” сводились к трем типам:
1) интервенции великих держав в страны, охваченные внутренними кризисами, с целью восстановления легитимных режимов;
2) борьба с радикальными национальными движениями, которые создавали иррегулярные армии инсургентов;
3) ведение опосредованных конфликтов на периферии, где за спиной тех или иных субъектов стояли ведущие державы.
В этот период происходит настоящий триумф того явления, которое политологи часто связывают с холодной войной: вытеснение конфликтности на периферию.
Соперничество великих держав выливалось в локальные конфликты на Пиренейском и Апеннинском полуостровах без прямого объявления войны друг другу.
Между Россией и Великобританией начинается “большая игра” – соперничество на широком пространстве от Кавказа до Японии.
Большая игра вернула “гибридную войну”, когда стороны, не вступая в прямую конфронтацию и даже внешне сохраняя партнерские отношения, поддерживают противников друг друга в Персии, на Кавказе, в Китае.
Еще более серьезный узел конфликтов завязывался вокруг “восточного вопроса” – борьбы за раздел слабеющей Османской империи.
Эта ситуация была связана во многом с особенностью распределения силовых потенциалов.
Россия и Великобритания – два новых антагониста Венского порядка – были малоуязвимы друг для друга и не имели технической возможности вести прямой конфликт друг с другом.
Франция постепенно переходила к устойчивому партнерству с Великобританией (феномен “первой Антанты”), Россия сохраняла союзнические отношения с Австрией и Пруссией, заняв привилегированное положение в германских делах.
Такой расклад сил делал невозможной большую наземную войну в Европе, зато повысил значимость войны экспедиционными силами.
Война «малыми силами» снова стала рассматриваться как ключевой компонент военной стратегии.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Что можно включить в «имперский проект» Наполеона?
1. Модель государственной конструкции Первой империи (принцип имперско-го правления, структура империи и ее органы власти, законодательство, унификация территории, религиозная политика и т. п.).
2. Многонациональный (можно сказать даже наднациональный) состав Великой армии и имперской аристократии и бюрократии, иными словами, создание четкой системы социальных связей и продвижения.
3. Это социокультурная реализация имперской идеи (тождество Парижа и Рима – в Париже импера-тор, в Риме – его наследник, архитектура, искусство, литература, которые прославляли империю, единый (французский) язык господства, социокультурные практики).
4. Практические шаги, вызванные экспансией империи и расширением ее влияния на Южную и Центральную Европу.
Наполеоновская идея эффективного государства включала несколько базовых положений: здоровые финансы, компетентная администрация, дисциплинированная полиция и квалифицированное правосудие.
Её реализация растянулась на десятилетие, прежде чем имперская государственная кон-струкция приняла более или менее стройный вид и закрепила произошедшие перемены.
Консулат уже представлял собой «смесь диктатуры общественного спасения и монархии» (гибридный режим).
Империя унаследовала такую схему, символизировав преемственность наследия революции и старой монархии.
Переход к империи оказался растянутым во времени и символический 1804 год, когда она была провозглашена, не стал годом разрыва с республикой.
Одновременно в социокультурных практиках имело место возрождение подобия древнеримской политической традиции (концентрация и прославление власти).
Французская республика оказалась во власти императора, который продолжал быть ее гарантом и «спасителем», аккумулировав в своих руках огромные полномочия.
В момент провозглашения империи республиканская форма правления в целом сохранилась, как и признаки народного суверенитета (формула «император французов», так же как в 1791 году Людовик XVI был «королем французов»).
В первое время имперское строительство было ориентировано на стабилизацию институтов и власти после революционного десятилетия, консолидацию «старых» и «новых» элит в Париже и провинции, опираясь на широкую поддержку населением (короткая практика плебисцитов).
Осу-ществлению этой задачи способствовали конституционное законодательство периода Консулата и Империи, принятие кодексов, регулирующих те или иные стороны повседневной жизни французов, восстановление социальных связей.
В контексте имперского строительства это выглядело как преодоление «неправильного правления», устранение недостатков республики и старой монархии через стремление к порядку и стабильности.
Произошла своего рода «моральная революция», итогом которой стало принятие формулы «демократического деспотизма».
Также в режиме была значительная доля преемственности с периодом Просвещения, когда были заложены «интеллектуальные основы цезаризма» (т. н. просвещенный абсолютизм).
В этом плане Наполеон олицетворял определенную политическую и интеллектуальную традицию и представлял «восседающий на троне разум».
В просветительской мысли государство (республика) – это «хорошо управляемое содружество», основанное в идеале на принципе справедливости.
Поэтому просветители жонглировали терминами «республиканская монархия», «монархическая демократия» и т. п., подразумевая прежде всего хорошо отлаженное управление.
Наполеон, следовательно, осознал потребность, восстановив порядок и дав Франции лучшее управление.
Более того, вследствие завоевательных войн и крушения старых монархий система была перенесена за пределы Франции как типовая модель.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
1. Модель государственной конструкции Первой империи (принцип имперско-го правления, структура империи и ее органы власти, законодательство, унификация территории, религиозная политика и т. п.).
2. Многонациональный (можно сказать даже наднациональный) состав Великой армии и имперской аристократии и бюрократии, иными словами, создание четкой системы социальных связей и продвижения.
3. Это социокультурная реализация имперской идеи (тождество Парижа и Рима – в Париже импера-тор, в Риме – его наследник, архитектура, искусство, литература, которые прославляли империю, единый (французский) язык господства, социокультурные практики).
4. Практические шаги, вызванные экспансией империи и расширением ее влияния на Южную и Центральную Европу.
Наполеоновская идея эффективного государства включала несколько базовых положений: здоровые финансы, компетентная администрация, дисциплинированная полиция и квалифицированное правосудие.
Её реализация растянулась на десятилетие, прежде чем имперская государственная кон-струкция приняла более или менее стройный вид и закрепила произошедшие перемены.
Консулат уже представлял собой «смесь диктатуры общественного спасения и монархии» (гибридный режим).
Империя унаследовала такую схему, символизировав преемственность наследия революции и старой монархии.
Переход к империи оказался растянутым во времени и символический 1804 год, когда она была провозглашена, не стал годом разрыва с республикой.
Одновременно в социокультурных практиках имело место возрождение подобия древнеримской политической традиции (концентрация и прославление власти).
Французская республика оказалась во власти императора, который продолжал быть ее гарантом и «спасителем», аккумулировав в своих руках огромные полномочия.
В момент провозглашения империи республиканская форма правления в целом сохранилась, как и признаки народного суверенитета (формула «император французов», так же как в 1791 году Людовик XVI был «королем французов»).
В первое время имперское строительство было ориентировано на стабилизацию институтов и власти после революционного десятилетия, консолидацию «старых» и «новых» элит в Париже и провинции, опираясь на широкую поддержку населением (короткая практика плебисцитов).
Осу-ществлению этой задачи способствовали конституционное законодательство периода Консулата и Империи, принятие кодексов, регулирующих те или иные стороны повседневной жизни французов, восстановление социальных связей.
В контексте имперского строительства это выглядело как преодоление «неправильного правления», устранение недостатков республики и старой монархии через стремление к порядку и стабильности.
Произошла своего рода «моральная революция», итогом которой стало принятие формулы «демократического деспотизма».
Также в режиме была значительная доля преемственности с периодом Просвещения, когда были заложены «интеллектуальные основы цезаризма» (т. н. просвещенный абсолютизм).
В этом плане Наполеон олицетворял определенную политическую и интеллектуальную традицию и представлял «восседающий на троне разум».
В просветительской мысли государство (республика) – это «хорошо управляемое содружество», основанное в идеале на принципе справедливости.
Поэтому просветители жонглировали терминами «республиканская монархия», «монархическая демократия» и т. п., подразумевая прежде всего хорошо отлаженное управление.
Наполеон, следовательно, осознал потребность, восстановив порядок и дав Франции лучшее управление.
Более того, вследствие завоевательных войн и крушения старых монархий система была перенесена за пределы Франции как типовая модель.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
Масоны и армия как способ сплочения нации
Наполеоновский деспотизм на деле имел мало общего с просвещенным абсолютизмом.
Наполеон был вынужден принять наследие 1789 года, но с концентрацией исполнительной власти в одних руках, реорганизацией национального представительства и ограничением власти законодательной.
Такая концентрация выглядела больше плодом сложившихся обстоятельств и требованиями ужесточения контроля над принятием и исполнением решений в процессе имперского строительства.
У императора были права и обязанности, а его власть не выглядела абсолютной.
Империя функционировала на основе конституции.
Ее наполнение бы-ло техническим, то есть, по сути, фиксацией полномочий, что давало возможность различных их толкований и перераспределения.
Было отброшено ее философское наполнение в области прав человека и гражданина.
В частности, именно ссылаясь на несоблюдение императором своей конституционной присяги, Сенат объявил в 1814 году о лишении его полномочий.
В конструкции Первой империи можно отметить ослабление представительных органов власти (показательной является судьба трибуната), хотя сенат даже под председательством императора сохранял определенную автономию (например, именно он назначал наследника императора в случае династического кризиса).
Другим важным аспектом государственной реконструкции и национального примирения стало формирование новой военно-политической и бюрократической элиты (т. н. нотаблей), которые составили основу многонационального аппарата империи как собственно во Франции, так и в присоединенных территориях.
Интересным аспектом является попытка интеграции старой и новой элиты с помощью масонства.
С момента назначения первым консулом Наполеон стремился установить контроль над масонством, способствуя через Камбасереса его возрождению.
Как отметил Т. Ленц, около 350 генералов периода революции и империи фигурировали в списках лож «Великого Востока».
Благодаря политике примирения вернулись многие эмигранты-масоны, занявшие посты в администрации.
Но через ложи Наполеон преодолевал раскол и с республиканцами, возникший вследствие эволюции власти от Консулата к Империи.
Таким образом, масонство интересовало Наполеона с двух точек зрения: «с одной стороны, оно объединяло своих членов вокруг поддержки правительства и побуждало отказаться от политической дея-тельности, а с другой стороны, оно участвовало в восстановлении социаль-ного порядка после потрясения десяти первых лет революции. Оно быстро стало инструментом управления массой нотаблей».
Великая армия также стала полем интеграции в нее представителей разных национальностей и разного социального происхождения.
Армия на всем протяжении наполеоновской эпохи оставалась многонациональной, особенно вследствие включения новых территорий и подготовки масштабных кампаний, например против России в 1812 году.
Большое число частей французской армии представляло собой национальные формирования, появившиеся в результате «округления» империи (части были сформированы из голландцев, тосканцев, ганноверцев и т. д.), или созданные на основе особых договоров с другими странами (как, например, со Швейцарией, поставившей четыре полка линейной пехоты), или же возникшие в связи с иными обстоятельствами (как, например, польские, испанские и португальские формирования).
Отсюда «обработка» и адаптация солдат Великой армии в рамках единого организма, обширная география личных связей, попытка преодоления языковых барьеров и др.
Специфика ситуации состояла также в том, что Первая империя не представляла собой военную диктатуру в привычном понимании, поскольку армия не вмешивалась во внутренние дела, а имперский режим не держался исключительно на силе оружия.
Рим вытеснил Спарту, дав простор для формирования более стабильной и устойчивой структуры
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
Наполеоновский деспотизм на деле имел мало общего с просвещенным абсолютизмом.
Наполеон был вынужден принять наследие 1789 года, но с концентрацией исполнительной власти в одних руках, реорганизацией национального представительства и ограничением власти законодательной.
Такая концентрация выглядела больше плодом сложившихся обстоятельств и требованиями ужесточения контроля над принятием и исполнением решений в процессе имперского строительства.
У императора были права и обязанности, а его власть не выглядела абсолютной.
Империя функционировала на основе конституции.
Ее наполнение бы-ло техническим, то есть, по сути, фиксацией полномочий, что давало возможность различных их толкований и перераспределения.
Было отброшено ее философское наполнение в области прав человека и гражданина.
В частности, именно ссылаясь на несоблюдение императором своей конституционной присяги, Сенат объявил в 1814 году о лишении его полномочий.
В конструкции Первой империи можно отметить ослабление представительных органов власти (показательной является судьба трибуната), хотя сенат даже под председательством императора сохранял определенную автономию (например, именно он назначал наследника императора в случае династического кризиса).
Другим важным аспектом государственной реконструкции и национального примирения стало формирование новой военно-политической и бюрократической элиты (т. н. нотаблей), которые составили основу многонационального аппарата империи как собственно во Франции, так и в присоединенных территориях.
Интересным аспектом является попытка интеграции старой и новой элиты с помощью масонства.
С момента назначения первым консулом Наполеон стремился установить контроль над масонством, способствуя через Камбасереса его возрождению.
Как отметил Т. Ленц, около 350 генералов периода революции и империи фигурировали в списках лож «Великого Востока».
Благодаря политике примирения вернулись многие эмигранты-масоны, занявшие посты в администрации.
Но через ложи Наполеон преодолевал раскол и с республиканцами, возникший вследствие эволюции власти от Консулата к Империи.
Таким образом, масонство интересовало Наполеона с двух точек зрения: «с одной стороны, оно объединяло своих членов вокруг поддержки правительства и побуждало отказаться от политической дея-тельности, а с другой стороны, оно участвовало в восстановлении социаль-ного порядка после потрясения десяти первых лет революции. Оно быстро стало инструментом управления массой нотаблей».
Великая армия также стала полем интеграции в нее представителей разных национальностей и разного социального происхождения.
Армия на всем протяжении наполеоновской эпохи оставалась многонациональной, особенно вследствие включения новых территорий и подготовки масштабных кампаний, например против России в 1812 году.
Большое число частей французской армии представляло собой национальные формирования, появившиеся в результате «округления» империи (части были сформированы из голландцев, тосканцев, ганноверцев и т. д.), или созданные на основе особых договоров с другими странами (как, например, со Швейцарией, поставившей четыре полка линейной пехоты), или же возникшие в связи с иными обстоятельствами (как, например, польские, испанские и португальские формирования).
Отсюда «обработка» и адаптация солдат Великой армии в рамках единого организма, обширная география личных связей, попытка преодоления языковых барьеров и др.
Специфика ситуации состояла также в том, что Первая империя не представляла собой военную диктатуру в привычном понимании, поскольку армия не вмешивалась во внутренние дела, а имперский режим не держался исключительно на силе оружия.
Рим вытеснил Спарту, дав простор для формирования более стабильной и устойчивой структуры
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
В контексте планов Наполеона разгромить русские войска на границе с Польшей, в принципе интересно уточнить, какой план на войну разрабатывался сторонами конфликта.
Вопреки утверждениям евГениального историка, Наполеон в 1812 г. не вел оборонительную войну против России.
Так как уже после Тильзитского соглашения 1807 г. Россия и Франция быстро поняли, что им не по пути.
Наполеон отказался помочь России в русско-турецкой войне, а Александр не принял участия в разгроме австрийцев, напавших на Францию.
Также Россия скрытно, через нейтральные страны, продолжила с 1810 г. вести торговлю с Англией.
Из французских архивов следует, что окончательное решение о войне с Россией Наполеон принял уже в 1810 году, предполагая её начало в марте 1812 года.
Свои намерения Наполеон русским послам недвусмысленно озвучивал уже в мае 1811 года, в ответ на поздравления Александра I по случаю рождения наследника французского императора.
Все, что оставалось делать России - всеми возможными средствами откладывать нападение Франции, пока не закончится война с Турцией (1806-1812 гг.), не будут получены гарантии мира от Швеции после недавней войны (1808-1809), а также не будет закончена военная реформа по прусскому и австрийскому образцу.
Существовал ли план наступательной операции у русского командования?
Да, чтобы увести военные действия как можно дальше от территории России, в 1810 г. предполагалось вторгнуться на территорию Варшавского герцогства и Восточной Пруссии, чтобы преградить Наполеону пути к России.
Но от этих планов пришлось практически сразу отказаться, из-за размещения на территории Польши 250 тыс. французских солдат при численности российской армии в 170 тыс.
В результате, Россией был принят и реализован план оборонительной войны, который предполагал отступление центральной армии на укрепленные позиции, а также нанесение фланговых ударов силами южной и северной армий.
Так как к огорчению Наполеона, русские не стали идти в самоубийственную атаку, он сам предпринял наступательные действия.
Суть которых и заключалась в быстром разгроме русской армии на границе.
По результатам войны Наполеон планировал:
- заставить Александра возобновить континентальную блокаду Англии и ужесточить её;
- возродить независимую Польшу в качестве противовеса России с включением в польское государство некоторых территорий Литвы, Белоруссии и Украины;
- принудить Александра к заключению военного союза, для дальнейшего совместного похода в британскую Индию (святая простота!).
От своих планов Наполеон не отказался, даже когда узнал о заключении мира между Россией и Турцией, а также заключении союза между Швецией и Россией для противостояния французской гегемонии.
Впоследствии, находясь на острове Святой Елены, Наполеон сокрушался, что ему следовало немедленно отказаться от войны, как только понял, что никакой помощи от традиционных врагов России он не дождется.
#Франция #Россия #XIXв #История #Гегемон
Вопреки утверждениям евГениального историка, Наполеон в 1812 г. не вел оборонительную войну против России.
Так как уже после Тильзитского соглашения 1807 г. Россия и Франция быстро поняли, что им не по пути.
Наполеон отказался помочь России в русско-турецкой войне, а Александр не принял участия в разгроме австрийцев, напавших на Францию.
Также Россия скрытно, через нейтральные страны, продолжила с 1810 г. вести торговлю с Англией.
Из французских архивов следует, что окончательное решение о войне с Россией Наполеон принял уже в 1810 году, предполагая её начало в марте 1812 года.
Свои намерения Наполеон русским послам недвусмысленно озвучивал уже в мае 1811 года, в ответ на поздравления Александра I по случаю рождения наследника французского императора.
Все, что оставалось делать России - всеми возможными средствами откладывать нападение Франции, пока не закончится война с Турцией (1806-1812 гг.), не будут получены гарантии мира от Швеции после недавней войны (1808-1809), а также не будет закончена военная реформа по прусскому и австрийскому образцу.
Существовал ли план наступательной операции у русского командования?
Да, чтобы увести военные действия как можно дальше от территории России, в 1810 г. предполагалось вторгнуться на территорию Варшавского герцогства и Восточной Пруссии, чтобы преградить Наполеону пути к России.
Но от этих планов пришлось практически сразу отказаться, из-за размещения на территории Польши 250 тыс. французских солдат при численности российской армии в 170 тыс.
В результате, Россией был принят и реализован план оборонительной войны, который предполагал отступление центральной армии на укрепленные позиции, а также нанесение фланговых ударов силами южной и северной армий.
Так как к огорчению Наполеона, русские не стали идти в самоубийственную атаку, он сам предпринял наступательные действия.
Суть которых и заключалась в быстром разгроме русской армии на границе.
По результатам войны Наполеон планировал:
- заставить Александра возобновить континентальную блокаду Англии и ужесточить её;
- возродить независимую Польшу в качестве противовеса России с включением в польское государство некоторых территорий Литвы, Белоруссии и Украины;
- принудить Александра к заключению военного союза, для дальнейшего совместного похода в британскую Индию (святая простота!).
От своих планов Наполеон не отказался, даже когда узнал о заключении мира между Россией и Турцией, а также заключении союза между Швецией и Россией для противостояния французской гегемонии.
Впоследствии, находясь на острове Святой Елены, Наполеон сокрушался, что ему следовало немедленно отказаться от войны, как только понял, что никакой помощи от традиционных врагов России он не дождется.
#Франция #Россия #XIXв #История #Гегемон
В мире только три сверхдержавы, которые строят под себя экономические блоки
После 2020 года весь мир столкнулся со структурными сдвигами, которые были инициированы развитыми странами.
Наиболее характерные проявления этих сдвигов - рекордный уровень вооруженных конфликтов, начиная со Второй мировой войны, энергетический кризис, расширение санкционных и протекционных режимов.
Но и для интересантов этих процессов дела складываются не лучшим образом.
Так, Китай, из-за сотрудничества с корпорациями западных стран, смог накопить значительный объем ресурсов, которые он пустил на установление контроля за ресурсными и сбытовыми цепочками.
Завоевание международных рынков было настолько успешным, что Китай теперь вынужден вступать в глобальное торговое противоборство с США.
ЕС из-за международной конкуренции и декарбонизации столкнулся с падением экономических показателей.
США геополитические проблемы подловили в уникальный исторический момент.
Предполагалось, что США, как постиндустриальная держава, отойдет от глобального контроля за производственными цепочками и торговлей.
Отдав приоритет контролю над созданием и оборотом технологий и инноваций.
Но пока такой подход приводит лишь к стагнации базовых промышленных отраслей, социальному напряжению, и падению международного влияния.
Стремясь компенсировать это, США стали занимать более жесткую позицию в отношении геополитических соперников.
В особенности Китая.
Понимая это, Китай в ответ до последнего оттягивает стадию жесткой конфронтации, одновременно перестраивая экономику для использования неиспользованных ресурсов страны.
Все проблемы, с которыми столкнулись эти страны, могут быть решены только путем создания суверенного научно-технического комплекса.
Что и будет сделано, когда вокруг центров экономической силы будут сформированы региональные блоки.
Достаточно мощные, чтобы обеспечить центрам ресурсную, научную и экономическую независимость.
Обрести хоть какую-то силу против трех держав, на которые приходится 70% мирового ВВП и 60% затрат на НИОКР, можно только за счет собственного научно-технического комплекса.
В доказательство этому можно привести постоянно растущие расходы на НИОКР, которые выросли до 2.6% мирового ВВП.
На сегодняшний день Китай, ЕС и США единственные державы, экспорт технологий которых превышают импорт.
У США - благодаря тесному сотрудничеству с Мексикой и Канадой.
У ЕС - благодаря региональному сотрудничеству.
У Китая - за счет собственных ресурсов.
При этом, 70% трат на НИОКР сосредоточены в IT сфере, биотехнологиях и фармацевтике.
Так как именно IT обеспечивает структурные изменения в экономике.
К сожалению, странам ЕАЭС пока не приходится на это рассчитывать, потому что они в несколько десятков раз отстают по этим показателям от ведущих держав, только увеличивая траты на оборону, для решения текущих проблем.
Поэтому им не остается ничего другого, кроме как встраиваться в международные производственные цепочки, контролируемые ЕС, США и Китаем.
Какую-то независимость в таком статусе, опять же, можно обеспечить за счет НИОКР.
Но перспектив для их качественного развития пока не предвидится.
Что несомненно, полностью устраивает США, Китай и ЕС, как единственные страны, заинтересованных в научном отставании остальных государств и статусе-кво.
Широв А.А. Россия в условиях регионализации мировой экономики. 2024.
#Геополитика #Гегемон #XXIв #Евросоюз #США #Китай
После 2020 года весь мир столкнулся со структурными сдвигами, которые были инициированы развитыми странами.
Наиболее характерные проявления этих сдвигов - рекордный уровень вооруженных конфликтов, начиная со Второй мировой войны, энергетический кризис, расширение санкционных и протекционных режимов.
Но и для интересантов этих процессов дела складываются не лучшим образом.
Так, Китай, из-за сотрудничества с корпорациями западных стран, смог накопить значительный объем ресурсов, которые он пустил на установление контроля за ресурсными и сбытовыми цепочками.
Завоевание международных рынков было настолько успешным, что Китай теперь вынужден вступать в глобальное торговое противоборство с США.
ЕС из-за международной конкуренции и декарбонизации столкнулся с падением экономических показателей.
США геополитические проблемы подловили в уникальный исторический момент.
Предполагалось, что США, как постиндустриальная держава, отойдет от глобального контроля за производственными цепочками и торговлей.
Отдав приоритет контролю над созданием и оборотом технологий и инноваций.
Но пока такой подход приводит лишь к стагнации базовых промышленных отраслей, социальному напряжению, и падению международного влияния.
Стремясь компенсировать это, США стали занимать более жесткую позицию в отношении геополитических соперников.
В особенности Китая.
Понимая это, Китай в ответ до последнего оттягивает стадию жесткой конфронтации, одновременно перестраивая экономику для использования неиспользованных ресурсов страны.
Все проблемы, с которыми столкнулись эти страны, могут быть решены только путем создания суверенного научно-технического комплекса.
Что и будет сделано, когда вокруг центров экономической силы будут сформированы региональные блоки.
Достаточно мощные, чтобы обеспечить центрам ресурсную, научную и экономическую независимость.
Обрести хоть какую-то силу против трех держав, на которые приходится 70% мирового ВВП и 60% затрат на НИОКР, можно только за счет собственного научно-технического комплекса.
В доказательство этому можно привести постоянно растущие расходы на НИОКР, которые выросли до 2.6% мирового ВВП.
На сегодняшний день Китай, ЕС и США единственные державы, экспорт технологий которых превышают импорт.
У США - благодаря тесному сотрудничеству с Мексикой и Канадой.
У ЕС - благодаря региональному сотрудничеству.
У Китая - за счет собственных ресурсов.
При этом, 70% трат на НИОКР сосредоточены в IT сфере, биотехнологиях и фармацевтике.
Так как именно IT обеспечивает структурные изменения в экономике.
К сожалению, странам ЕАЭС пока не приходится на это рассчитывать, потому что они в несколько десятков раз отстают по этим показателям от ведущих держав, только увеличивая траты на оборону, для решения текущих проблем.
Поэтому им не остается ничего другого, кроме как встраиваться в международные производственные цепочки, контролируемые ЕС, США и Китаем.
Какую-то независимость в таком статусе, опять же, можно обеспечить за счет НИОКР.
Но перспектив для их качественного развития пока не предвидится.
Что несомненно, полностью устраивает США, Китай и ЕС, как единственные страны, заинтересованных в научном отставании остальных государств и статусе-кво.
Широв А.А. Россия в условиях регионализации мировой экономики. 2024.
#Геополитика #Гегемон #XXIв #Евросоюз #США #Китай
Центральная Азия - задний двор Европы
Было много сказано злорадных слов о потере влияния США в Южной Америке или ЕС в Африке.
Но что сейчас происходит в Центральной Азии?
C 2000-х годов регион не пользовался особым вниманием со стороны Сверхдержав.
Даже Евросоюз, понимая предполагаемую ценность ресурсов Центральной Азии, ограничивался лишь общим сотрудничеством направленного против терроризма и нелегальной миграции.
Но ситуация стала резко меняться с 2017 года.
Германия и Франция увидели в странах Центральной Азии альтернативный источник энергоресурсов, поэтому направили свои усилия на расширение экономического присутствия в регионе.
И хотя ЕС и страны Центральной Азии в 2019 году "всего лишь" договорились о политическом и экономическом сотрудничестве, 2022 год показал, что это не просто слова.
Так как на ЕС приходится 54.2% (!) товарооборота стран Центральной Азии, они предпочли дистанцироваться от России, чтобы не попасть под вторичные санкции.
Ведь в обмен на необходимые ЕС нефть, уран и металл, поставляемые в обход России, тот же Казахстан получает самолеты, сельхоз машины, железнодорожный транспорт.
А в 2024 г. страны обсуждали сотрудничество по линии предотвращение обхода санкционного режима Россией.
Примечательно, что ставку в Центральной Азии ЕС делает на Казахстан - на него приходится 81% (!) товарооборота от всех стран Центральной Азии.
Однако, под влияние ЕС сейчас попадает и Узбекистан, в котором сейчас проживает наибольшее число франкоговорящих жителей - 500.000 (из 9.600.000 представителей среднего класса).
И маловероятно, что ситуация в скором времени изменится.
Связь между правительствами Центральной Азии и странами ЕС сейчас уже достаточно прочна.
Кроме того, сейчас Евросоюз (в лице Нидерландов, Франции, Германии и Италии) держит уверенное первое место по инвестициям в Центральную Азию, и эта цифра только продолжает расти.
Поэтому следует ожидать, что ЕС будет и дальше продолжать подтачивать влияние Китая и России в регионе.
Вопрос лишь в том - какой на это будет ответ?
Клинова М. Экономическая стратегия ЕС в Центральной Азии: роль Франции. 2024.
#Франция #Германия #Геополитика #Гегемон #XXIв #Азия #Россия #Торговля
Было много сказано злорадных слов о потере влияния США в Южной Америке или ЕС в Африке.
Но что сейчас происходит в Центральной Азии?
C 2000-х годов регион не пользовался особым вниманием со стороны Сверхдержав.
Даже Евросоюз, понимая предполагаемую ценность ресурсов Центральной Азии, ограничивался лишь общим сотрудничеством направленного против терроризма и нелегальной миграции.
Но ситуация стала резко меняться с 2017 года.
Германия и Франция увидели в странах Центральной Азии альтернативный источник энергоресурсов, поэтому направили свои усилия на расширение экономического присутствия в регионе.
И хотя ЕС и страны Центральной Азии в 2019 году "всего лишь" договорились о политическом и экономическом сотрудничестве, 2022 год показал, что это не просто слова.
Так как на ЕС приходится 54.2% (!) товарооборота стран Центральной Азии, они предпочли дистанцироваться от России, чтобы не попасть под вторичные санкции.
Ведь в обмен на необходимые ЕС нефть, уран и металл, поставляемые в обход России, тот же Казахстан получает самолеты, сельхоз машины, железнодорожный транспорт.
А в 2024 г. страны обсуждали сотрудничество по линии предотвращение обхода санкционного режима Россией.
Примечательно, что ставку в Центральной Азии ЕС делает на Казахстан - на него приходится 81% (!) товарооборота от всех стран Центральной Азии.
Однако, под влияние ЕС сейчас попадает и Узбекистан, в котором сейчас проживает наибольшее число франкоговорящих жителей - 500.000 (из 9.600.000 представителей среднего класса).
И маловероятно, что ситуация в скором времени изменится.
Связь между правительствами Центральной Азии и странами ЕС сейчас уже достаточно прочна.
Кроме того, сейчас Евросоюз (в лице Нидерландов, Франции, Германии и Италии) держит уверенное первое место по инвестициям в Центральную Азию, и эта цифра только продолжает расти.
Поэтому следует ожидать, что ЕС будет и дальше продолжать подтачивать влияние Китая и России в регионе.
Вопрос лишь в том - какой на это будет ответ?
Клинова М. Экономическая стратегия ЕС в Центральной Азии: роль Франции. 2024.
#Франция #Германия #Геополитика #Гегемон #XXIв #Азия #Россия #Торговля