Ситуация с Павлом Дуровым, возможно, станет самым хрестоматийным примером отсутствия какой-либо безопасности для людей с большим капиталом, которые хотят "просто жить".
Не уменьшая интеллектуальных заслуг Павла, хочу заметить, что его жизненный путь был крайне нетипичным для обычной советской семьи.
Первый класс - в итальянской школе, в Турине.
Затем - академическая Гимназия с изучением четырех иностранных языков.
Наконец, стипендии Потанина, а затем Правительства и Президента РФ.
В совокупности с интеллектуальными ресурсами, это позволило Павлу стать международной элитой.
Но несмотря на этот статус, он постоянно находился под угрозой из-за политической неуступчивости.
И эта угроза на 2024 год, судя по всему, так и не была снята.
Дело не в отказе от сотрудничества со спец.службами как таковыми - в этом как раз проблемы нет.
А в том, что судя по задержанию во Франции, Павел не позаботился о том, чтобы создать достаточный противовес давлению спец.служб.
О том, что это именно давление по политическому решению сомнений нет, из-за формулировок правоохранительных органов.
"В телеграмме общаются террористы, которые обмениваются педофильским контентом, параллельно толкая друг другу наркотики и обзванивая пенсионерок, с просьбой перевести им деньги".
Все это, якобы, делает Павла соучастником преступлений.
Прекрасная формулировка.
То есть, если ваш номер, например, зарегистрируют на сайте, где общаются террористы, а вы не захотите давать спец.службам доступ к вашему телефону, то это делает вас соучастником преступлений?
Или в данном случае заботы об общественной безопасности оправдывают задержание таких людей как Павел Дуров, с угрозой заключения на 20 лет?
Мне кажется, даже феодалы под более благовидными предлогами отнимали у крепостных зерно.
Все это меня наводит лишь на один, давно сделанный вывод.
Безопасности социального статуса, без обретения политического - не существует.
Поэтому отсидеться не получится, даже если всеми силами держаться как можно дальше от политики.
И об этом мы продолжим говорить сегодня вечером.
#Франция #Элиты #Стрим
Не уменьшая интеллектуальных заслуг Павла, хочу заметить, что его жизненный путь был крайне нетипичным для обычной советской семьи.
Первый класс - в итальянской школе, в Турине.
Затем - академическая Гимназия с изучением четырех иностранных языков.
Наконец, стипендии Потанина, а затем Правительства и Президента РФ.
В совокупности с интеллектуальными ресурсами, это позволило Павлу стать международной элитой.
Но несмотря на этот статус, он постоянно находился под угрозой из-за политической неуступчивости.
И эта угроза на 2024 год, судя по всему, так и не была снята.
Дело не в отказе от сотрудничества со спец.службами как таковыми - в этом как раз проблемы нет.
А в том, что судя по задержанию во Франции, Павел не позаботился о том, чтобы создать достаточный противовес давлению спец.служб.
О том, что это именно давление по политическому решению сомнений нет, из-за формулировок правоохранительных органов.
"В телеграмме общаются террористы, которые обмениваются педофильским контентом, параллельно толкая друг другу наркотики и обзванивая пенсионерок, с просьбой перевести им деньги".
Все это, якобы, делает Павла соучастником преступлений.
Прекрасная формулировка.
То есть, если ваш номер, например, зарегистрируют на сайте, где общаются террористы, а вы не захотите давать спец.службам доступ к вашему телефону, то это делает вас соучастником преступлений?
Или в данном случае заботы об общественной безопасности оправдывают задержание таких людей как Павел Дуров, с угрозой заключения на 20 лет?
Мне кажется, даже феодалы под более благовидными предлогами отнимали у крепостных зерно.
Все это меня наводит лишь на один, давно сделанный вывод.
Безопасности социального статуса, без обретения политического - не существует.
Поэтому отсидеться не получится, даже если всеми силами держаться как можно дальше от политики.
И об этом мы продолжим говорить сегодня вечером.
#Франция #Элиты #Стрим
Как Англия в одиночку победила Наполеона
Национальные мифы часто несправедливо обходятся с реальными участниками исторических событий, на героизме которых они основаны.
Великобритания стала одной из стран, которая не смогла удержаться от присвоения себе значимых событий, ведь в её истории Наполеоновские войны занимают особое место.
В основу национального мифа Великобритании легли два сражения - Трафальгар и Ватерлоо.
Трафальгар был важен в качестве победы военно-морского флота, на который страна традиционно возлагала огромную роль.
Ватерлоо же стало последним сражением Англии с Наполеоном, которое поставило точку в соперничестве с Францией, и ознаменовало колониальное господство англичан.
Эйфорию от победы над Францией помогла закрепить коллективная память участников войны, вернувшихся на родину.
Хотя вскоре у солдат появились веские поводы жалеть об итогах войны.
Если не затрагивать сложности возврата ветеранов к гражданской жизни, то 1815 и последующие года были омрачены упадком промышленности и огромным уровнем безработицы.
Единственным выгодоприобретателем от войны стали землевладельцы и помещики, чьи интересы выражало консервативное правительство, ранее ведущее войну.
Борьба элит с разочарованным в Правительстве движением рабочих даже привело к расстрелу в 1819 г. мирной демонстрации, после которой Веллингтона окрестили Мясником Питерлоо.
Но репутация Веллингтона от участия в подавлении в забастовке не сильно пострадала.
Официально провозглашенный национальный герой отказался утверждать создание масштабной модели Ватерлоо, на которой предполагалось разместить голландские и прусские войска, принимавшие участие в сражении.
Вателоо, в угоду политическим амбициям, стало исключительно заслугой Великобритании.
Картина: 28-й полк в Катр-Бра. 1875 г.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Национальные мифы часто несправедливо обходятся с реальными участниками исторических событий, на героизме которых они основаны.
Великобритания стала одной из стран, которая не смогла удержаться от присвоения себе значимых событий, ведь в её истории Наполеоновские войны занимают особое место.
В основу национального мифа Великобритании легли два сражения - Трафальгар и Ватерлоо.
Трафальгар был важен в качестве победы военно-морского флота, на который страна традиционно возлагала огромную роль.
Ватерлоо же стало последним сражением Англии с Наполеоном, которое поставило точку в соперничестве с Францией, и ознаменовало колониальное господство англичан.
Эйфорию от победы над Францией помогла закрепить коллективная память участников войны, вернувшихся на родину.
Хотя вскоре у солдат появились веские поводы жалеть об итогах войны.
Если не затрагивать сложности возврата ветеранов к гражданской жизни, то 1815 и последующие года были омрачены упадком промышленности и огромным уровнем безработицы.
Единственным выгодоприобретателем от войны стали землевладельцы и помещики, чьи интересы выражало консервативное правительство, ранее ведущее войну.
Борьба элит с разочарованным в Правительстве движением рабочих даже привело к расстрелу в 1819 г. мирной демонстрации, после которой Веллингтона окрестили Мясником Питерлоо.
Но репутация Веллингтона от участия в подавлении в забастовке не сильно пострадала.
Официально провозглашенный национальный герой отказался утверждать создание масштабной модели Ватерлоо, на которой предполагалось разместить голландские и прусские войска, принимавшие участие в сражении.
Вателоо, в угоду политическим амбициям, стало исключительно заслугой Великобритании.
Картина: 28-й полк в Катр-Бра. 1875 г.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Легендарная личность, запомнившаяся мне Битвой при Креси, где погиб цвет французского рыцарства.
Узнав, что атака рыцарей на англичан захлебнулась, а брат французского короля погиб, слепой Иоганн произнес речь перед войском:
"Судари, вы все мои люди, мои друзья и братья по оружию этого дня.
Поскольку я слеп, то прошу вас повести меня как можно дальше, в самую гущу битвы, чтобы я мог скрестить с кем-нибудь свой меч!"
Рыцари, по просьбе короля, привязали друг к другу упряжи коней и помчались вперед с криком "Прага!"
Несмотря на горы трупов, мешавших лошадям, и град стрел, часть рыцарей врубилась в ряды англичан.
Битва была настолько суровой, что с английской стороны Принц Уэльский дважды падал на колени от вражеских ударов, а его знаменосец бросил штандарт на землю и встал на него ногами, чтобы его не захватили войска чешского короля.
Единственное, что спасло англичан, пришедшие на крики защищающихся подкрепления, которые и спасли англичан от последней атаки французов.
#История #Англия #Франция
Узнав, что атака рыцарей на англичан захлебнулась, а брат французского короля погиб, слепой Иоганн произнес речь перед войском:
"Судари, вы все мои люди, мои друзья и братья по оружию этого дня.
Поскольку я слеп, то прошу вас повести меня как можно дальше, в самую гущу битвы, чтобы я мог скрестить с кем-нибудь свой меч!"
Рыцари, по просьбе короля, привязали друг к другу упряжи коней и помчались вперед с криком "Прага!"
Несмотря на горы трупов, мешавших лошадям, и град стрел, часть рыцарей врубилась в ряды англичан.
Битва была настолько суровой, что с английской стороны Принц Уэльский дважды падал на колени от вражеских ударов, а его знаменосец бросил штандарт на землю и встал на него ногами, чтобы его не захватили войска чешского короля.
Единственное, что спасло англичан, пришедшие на крики защищающихся подкрепления, которые и спасли англичан от последней атаки французов.
#История #Англия #Франция
Как Англия в одиночку победила Наполеона ч.2
Формирование национального мифа о Ватерлоо спровоцировало бум военных памятников, призванных восхвалять подвиги 36 военачальников.
Правительство даже профинансировало строительство 600 церквей "Ватерлоо", с кафедр которых священники благодарили Господа за победу над Наполеоном.
Ведь война шла "Во имя Бога и всего человечества".
Позднее стали появляться улицы, мосты и даже целые кварталы "Ватерлоо".
Особенно в кельтских регионах, где лояльность населения Короне оставалась под вопросом.
Об увековечивании памяти простых солдат не было и речи, так как даже после боя павшие солдаты удостаивались лишь братской могилы, куда сбрасывались их обнаженные тела.
Закрепление в памяти англичан только двух великих сражений привело к тому, что о действиях флота после 1805 г. просто забыли.
Хотя ВМФ играл решающую роль вплоть до 1814 г., обеспечивая блокаду французских портов и перерезая коммуникаций захватчиков в ходе Иберийской кампании.
К 1819 г. размах мифа о Ватерлоо сподвиг Правительство Великобритании выдать денежное вознаграждение и медаль каждому военнослужащему, принявшему участие в битве.
Этот акт вызвал недовольство солдат, 4 года воевавших с французами на Пиренейском полуострове.
Их вклад в победу был отмечен простой гарнизонной службой в Индии или Америке.
Были и те, кто отказывался от медали за Ватерлоо, потому что Правительство награждало всех солдат, вне зависимости от их реального вклада в победу.
Но настоящим любимцем Короны стал Веллингтон.
Узколобый в политических взглядах, жестокий аристократ, считавший солдат "отбросами земли" (и относясь к ним соответственно), был награжден поместьем, званием фельдмаршала и редких для политической жизни Великобритании государственных похорон.
Сам Веллингтон (как и Нельсон) еще при жизни активно хлопотал, чтобы его военные триумфы, помимо Ватерлоо, англичане не забыли.
Сегодня дни годовщины Ватерлоо (18 июня) и Трафальгара (21 октября) приобрели мифический, трансцендентный статус и размах.
Ведь триумфы нации вдохновляют людей на подвиги.
А уж задача Короны состоит в том, чтобы регулярно напоминать англичанам о триумфах прошлого в ходе военных конфликтов.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Формирование национального мифа о Ватерлоо спровоцировало бум военных памятников, призванных восхвалять подвиги 36 военачальников.
Правительство даже профинансировало строительство 600 церквей "Ватерлоо", с кафедр которых священники благодарили Господа за победу над Наполеоном.
Ведь война шла "Во имя Бога и всего человечества".
Позднее стали появляться улицы, мосты и даже целые кварталы "Ватерлоо".
Особенно в кельтских регионах, где лояльность населения Короне оставалась под вопросом.
Об увековечивании памяти простых солдат не было и речи, так как даже после боя павшие солдаты удостаивались лишь братской могилы, куда сбрасывались их обнаженные тела.
Закрепление в памяти англичан только двух великих сражений привело к тому, что о действиях флота после 1805 г. просто забыли.
Хотя ВМФ играл решающую роль вплоть до 1814 г., обеспечивая блокаду французских портов и перерезая коммуникаций захватчиков в ходе Иберийской кампании.
К 1819 г. размах мифа о Ватерлоо сподвиг Правительство Великобритании выдать денежное вознаграждение и медаль каждому военнослужащему, принявшему участие в битве.
Этот акт вызвал недовольство солдат, 4 года воевавших с французами на Пиренейском полуострове.
Их вклад в победу был отмечен простой гарнизонной службой в Индии или Америке.
Были и те, кто отказывался от медали за Ватерлоо, потому что Правительство награждало всех солдат, вне зависимости от их реального вклада в победу.
Но настоящим любимцем Короны стал Веллингтон.
Узколобый в политических взглядах, жестокий аристократ, считавший солдат "отбросами земли" (и относясь к ним соответственно), был награжден поместьем, званием фельдмаршала и редких для политической жизни Великобритании государственных похорон.
Сам Веллингтон (как и Нельсон) еще при жизни активно хлопотал, чтобы его военные триумфы, помимо Ватерлоо, англичане не забыли.
Сегодня дни годовщины Ватерлоо (18 июня) и Трафальгара (21 октября) приобрели мифический, трансцендентный статус и размах.
Ведь триумфы нации вдохновляют людей на подвиги.
А уж задача Короны состоит в том, чтобы регулярно напоминать англичанам о триумфах прошлого в ходе военных конфликтов.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Русские войска в Египте?
Вторжение экспедиционного французского корпуса под командованием Наполеона Бонапарта в июле 1798 г. в Египет, а в марте 1799 г. — в Сирию поместило Ближний Восток в фокус внимания всех европейских держав, в том числе и воевавшей с Францией России.
Как известно, одной из целей Египетского похода Французской республики было нанесение невосполнимого ущерба английской колониальной торговле.
В частности, Египет рассматривался как удобный трамплин для прыжка в Британскую Индию.
Однако Шарль Талейран, который, наряду с самим Наполеоном Бонапартом входил в число главных идейных вдохновителей Египетской кампании, расценивал экспедицию на берега Нила также и в качестве единственного доступного Франции способа нанести удар по России.
Всесторонне анализируя возможности переноса военных действий во владения императора Павла, Талейран пришел к выводу, что следствием оккупации Египта явятся военно-политический союз Порты с Директорией и выступление объединенного франко-турецкого флота на отвоевание Крыма, который послужит для османов компенсацией за утраченный Египет.
«Разрушение Херсона и Севастополя, — писал Талейран, — стало бы одновременно справедливой местью за безумное неистовство русских и лучшим средством для успеха на переговорах с турками, дабы получить от них все, что могло бы укрепить наше положение в Африке».
Однако султанское правительство ясно осознавало, какими пагубными последствиями грозит заключение сепаратного мира с Францией.
Только доказав способность вернуть силой оружия Египет, Порта могла избежать англо-русской агрессии, сохранить остатки международного престижа, предупредить внутренние мятежи и возможную дезинтеграцию империи.
Но сил османов явно недоставало на то, чтобы справиться с Бонапартом и его генералами.
На определенном этапе войны в Стамбуле стали всерьез рассматривать возможность переброски российских войск и флота непосредственно к берегам Нила.
Практически после каждого военного поражения османские чиновники заводили речь о возможной российской помощи.
Так, получив известия о разгроме 25 июля 1799 г. османского десанта Мустафа-паши под Абу-Киром, в Стамбуле стали связывать надежду «выжить Бонапарте с остатком Армии его из Египта», главным образом, с переброской туда российской черноморской флотилии.
В конце августа 1799 г. Порта обратилась в русское посольство с просьбой дать указание вице-адмиралу Ушакову, корабли которого вместе с османским флотом Кадыр-бея блокировали итальянское побережье, дабы он «собрав все отряды следовал немедленно к Египту».
Однако Павел I недвусмысленно отказался отправлять в Египет основные силы флота «за чрезмерною отдаленностию».
В то же время в османских верхах не было единства мнений, следует ли приглашать иностранный военный контингент для освобождения собственной территории.
Как впоследствии признавался уже отставленный с поста главы внешнеполитического ведомства Атыф-эфенди:
«Упустили мы случай воспользоваться флотилиею и войсками русскими для возвращения Египта; сие отнюдь произошло не от недоверчивости; но от стыда … вельможи наши предложение … требовать флотилии Российской называли постыдным признанием собственной немощи, которое осрамит нас пред лицом всей Европы».
В свою очередь российская дипломатия охотно культивировала в османах комплекс военной неполноценности.
Отказы в отправке войск и флота российский посланник стремился формулировать в максимально унизительной форме, подчеркивая незначительность ближневосточного фронта военных действий по сравнению с теми задачами, которые стояли перед антифранцузской коалицией в Европе.
Например, отклоняя просьбу раис-эфенди передислоцировать хотя бы часть эскадры Ушакова, русские предлагали османскому правительству «исчислить, стоит ли такового труда шайка французов в Египте, лишенных всякаго подкрепления из Франции, между собою несогласных, умаляющихся каждой день от дезерции и погибающих от голоду, слепоты и чумы».
#История #Колониализм #XVIIIв. #Франция #Россия #Турция
Вторжение экспедиционного французского корпуса под командованием Наполеона Бонапарта в июле 1798 г. в Египет, а в марте 1799 г. — в Сирию поместило Ближний Восток в фокус внимания всех европейских держав, в том числе и воевавшей с Францией России.
Как известно, одной из целей Египетского похода Французской республики было нанесение невосполнимого ущерба английской колониальной торговле.
В частности, Египет рассматривался как удобный трамплин для прыжка в Британскую Индию.
Однако Шарль Талейран, который, наряду с самим Наполеоном Бонапартом входил в число главных идейных вдохновителей Египетской кампании, расценивал экспедицию на берега Нила также и в качестве единственного доступного Франции способа нанести удар по России.
Всесторонне анализируя возможности переноса военных действий во владения императора Павла, Талейран пришел к выводу, что следствием оккупации Египта явятся военно-политический союз Порты с Директорией и выступление объединенного франко-турецкого флота на отвоевание Крыма, который послужит для османов компенсацией за утраченный Египет.
«Разрушение Херсона и Севастополя, — писал Талейран, — стало бы одновременно справедливой местью за безумное неистовство русских и лучшим средством для успеха на переговорах с турками, дабы получить от них все, что могло бы укрепить наше положение в Африке».
Однако султанское правительство ясно осознавало, какими пагубными последствиями грозит заключение сепаратного мира с Францией.
Только доказав способность вернуть силой оружия Египет, Порта могла избежать англо-русской агрессии, сохранить остатки международного престижа, предупредить внутренние мятежи и возможную дезинтеграцию империи.
Но сил османов явно недоставало на то, чтобы справиться с Бонапартом и его генералами.
На определенном этапе войны в Стамбуле стали всерьез рассматривать возможность переброски российских войск и флота непосредственно к берегам Нила.
Практически после каждого военного поражения османские чиновники заводили речь о возможной российской помощи.
Так, получив известия о разгроме 25 июля 1799 г. османского десанта Мустафа-паши под Абу-Киром, в Стамбуле стали связывать надежду «выжить Бонапарте с остатком Армии его из Египта», главным образом, с переброской туда российской черноморской флотилии.
В конце августа 1799 г. Порта обратилась в русское посольство с просьбой дать указание вице-адмиралу Ушакову, корабли которого вместе с османским флотом Кадыр-бея блокировали итальянское побережье, дабы он «собрав все отряды следовал немедленно к Египту».
Однако Павел I недвусмысленно отказался отправлять в Египет основные силы флота «за чрезмерною отдаленностию».
В то же время в османских верхах не было единства мнений, следует ли приглашать иностранный военный контингент для освобождения собственной территории.
Как впоследствии признавался уже отставленный с поста главы внешнеполитического ведомства Атыф-эфенди:
«Упустили мы случай воспользоваться флотилиею и войсками русскими для возвращения Египта; сие отнюдь произошло не от недоверчивости; но от стыда … вельможи наши предложение … требовать флотилии Российской называли постыдным признанием собственной немощи, которое осрамит нас пред лицом всей Европы».
В свою очередь российская дипломатия охотно культивировала в османах комплекс военной неполноценности.
Отказы в отправке войск и флота российский посланник стремился формулировать в максимально унизительной форме, подчеркивая незначительность ближневосточного фронта военных действий по сравнению с теми задачами, которые стояли перед антифранцузской коалицией в Европе.
Например, отклоняя просьбу раис-эфенди передислоцировать хотя бы часть эскадры Ушакова, русские предлагали османскому правительству «исчислить, стоит ли такового труда шайка французов в Египте, лишенных всякаго подкрепления из Франции, между собою несогласных, умаляющихся каждой день от дезерции и погибающих от голоду, слепоты и чумы».
#История #Колониализм #XVIIIв. #Франция #Россия #Турция
У меня была стратегия, и я её придерживался
- Наполеон об имперском проекте
История Первой империи во Франции представляет собой не только масштабные изменения политической, социальной, экономической и культурной жизни страны, но и попытку экспорта французской государственной модели в континентальной части Европы.
Отсюда берет свои истоки идея о «французской Европе», закрепившаяся в европейском общественном сознании в период европейской интеграции, и представление о Наполеоне Бонапарте как «отце Европы»,
Тем не менее, относительно недавно сложился консенсус относительно собственно взгляда Наполеона на проект Единой Европы.
Данный проект можно выразить в следующих пунктах:
1. Создание гегемонистской системы во главе Франции;
2. Стабилизации общей ситуации на континенте;
3. Внедрении унифицированной институциональной и социальной модели во Франции и за ее пределами.
Но даже с реализацией этих пунктов возникли очевидные проблемы.
По признанию историков, модель объединения, предложенная Наполеоном Европе, оказалась малоприемлема не только для большинства макрорегионов за пределами Старой Франции, но и для двух («средиземноморского» и «атлантического») из трех (третьим является «континентальный», основой которого можно считать ось Рейн – Сона – Рона) макрорегионов собственно Франции.
Вместе с тем было немало и таких регионов, не относящихся к собственно французским, где преобразования Наполеона вполне находили почву (Пьемонт, государства Рейнской конфедерации, Швейцария и др.).
Существовал ли, в таком случае, в сколько-нибудь цельном виде имперский проект?
Бонапартистская легенда гласит, что такой проект существовал, основываясь на высказываниях самого Наполеона в частных беседах во время правления, обширной корреспонденции или репликах приближенным в период ссылки на острове Святой Елены.
Однако современные историки подвергают это утверждение сомнению.
Так как у Наполеона отсутствовала ярко выраженной европейская политика, а его действия определялись исключительно прагматизмом.
Поэтому легенда о «европейском спасителе» создана на Святой Елене и не имеет под собой реальных оснований.
В то же время, историки выделяют три варианта европейской стратегии, увязанных с эволюцией французской экспансионистской политики в период консулата и империи:
1. Создание системы «сестринских республик» (конфедерация);
2. «Французская Европа» (федерация);
3. Аннексия и формирование «континентального блока» (консолидация империи на пике противостояния с Англией через унификацию и консолидацию имперских структур).
Несмотря на отсутствие конкретного плана, действия Наполеона были направлены на перспективу общеевропейского единства при сохранении французской гегемонии.
Речь идет о разработке универсального законодательства (на основе Гражданского и других кодексов), единой валюты и системы мер и весов, единых законодательных, исполнительных и судебных органов (например, кассационной палаты), единой армии (Великой армии), культурном и интеллектуальном доминировании (на основе цивилизационного превосходства французов над другими народами), символической политики и др.
Таким образом, в самом общем виде имперский проект Наполеона Бонапарта представлял собой попытку сформировать единое европейское пространство, которое контролировалось бы Францией как центром власти и имело бы периферию в виде союзных государств, управляемых за небольшим исключением родственными династиями.
Не менее очевиден и тот факт, что в наполеоновской Европе не было места Англии, России, Османской империи и колониям.
Проект носил сугубо континентальный характер (в его западноевропейском понимании) и дальше этого не шел.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
- Наполеон об имперском проекте
История Первой империи во Франции представляет собой не только масштабные изменения политической, социальной, экономической и культурной жизни страны, но и попытку экспорта французской государственной модели в континентальной части Европы.
Отсюда берет свои истоки идея о «французской Европе», закрепившаяся в европейском общественном сознании в период европейской интеграции, и представление о Наполеоне Бонапарте как «отце Европы»,
Тем не менее, относительно недавно сложился консенсус относительно собственно взгляда Наполеона на проект Единой Европы.
Данный проект можно выразить в следующих пунктах:
1. Создание гегемонистской системы во главе Франции;
2. Стабилизации общей ситуации на континенте;
3. Внедрении унифицированной институциональной и социальной модели во Франции и за ее пределами.
Но даже с реализацией этих пунктов возникли очевидные проблемы.
По признанию историков, модель объединения, предложенная Наполеоном Европе, оказалась малоприемлема не только для большинства макрорегионов за пределами Старой Франции, но и для двух («средиземноморского» и «атлантического») из трех (третьим является «континентальный», основой которого можно считать ось Рейн – Сона – Рона) макрорегионов собственно Франции.
Вместе с тем было немало и таких регионов, не относящихся к собственно французским, где преобразования Наполеона вполне находили почву (Пьемонт, государства Рейнской конфедерации, Швейцария и др.).
Существовал ли, в таком случае, в сколько-нибудь цельном виде имперский проект?
Бонапартистская легенда гласит, что такой проект существовал, основываясь на высказываниях самого Наполеона в частных беседах во время правления, обширной корреспонденции или репликах приближенным в период ссылки на острове Святой Елены.
Однако современные историки подвергают это утверждение сомнению.
Так как у Наполеона отсутствовала ярко выраженной европейская политика, а его действия определялись исключительно прагматизмом.
Поэтому легенда о «европейском спасителе» создана на Святой Елене и не имеет под собой реальных оснований.
В то же время, историки выделяют три варианта европейской стратегии, увязанных с эволюцией французской экспансионистской политики в период консулата и империи:
1. Создание системы «сестринских республик» (конфедерация);
2. «Французская Европа» (федерация);
3. Аннексия и формирование «континентального блока» (консолидация империи на пике противостояния с Англией через унификацию и консолидацию имперских структур).
Несмотря на отсутствие конкретного плана, действия Наполеона были направлены на перспективу общеевропейского единства при сохранении французской гегемонии.
Речь идет о разработке универсального законодательства (на основе Гражданского и других кодексов), единой валюты и системы мер и весов, единых законодательных, исполнительных и судебных органов (например, кассационной палаты), единой армии (Великой армии), культурном и интеллектуальном доминировании (на основе цивилизационного превосходства французов над другими народами), символической политики и др.
Таким образом, в самом общем виде имперский проект Наполеона Бонапарта представлял собой попытку сформировать единое европейское пространство, которое контролировалось бы Францией как центром власти и имело бы периферию в виде союзных государств, управляемых за небольшим исключением родственными династиями.
Не менее очевиден и тот факт, что в наполеоновской Европе не было места Англии, России, Османской империи и колониям.
Проект носил сугубо континентальный характер (в его западноевропейском понимании) и дальше этого не шел.
#Франция #История #XIXвек #Гегемон
На самом деле, именно строй (a.k.a более совершенное построение армии) позволяет перемалывать силы противника практически в бесконечных количествах, даже имеющего похожее вооружение.
Скоро на закрытом стриме в Magnum Opus будем разбирать, как Наполеону удавалось это делать на примере Египетской кампании.
#Мемы #MagnumOpus #Франция #Турция #Стрим
Скоро на закрытом стриме в Magnum Opus будем разбирать, как Наполеону удавалось это делать на примере Египетской кампании.
#Мемы #MagnumOpus #Франция #Турция #Стрим
Египет - центр русской торговли
Египетский вопрос занимал значимое место в русско-французских переговорах.
Ревниво борясь за право выступать в качестве единоличного защитника интересов падишаха, своего «друга и союзника», Павел I открыто заявил о притязаниях на доминирование в османском государстве.
После учреждения укрепленных баз на Корфу и Мальте Россия смогла бы контролировать прохождение любых иностранных судов из Западного Средиземноморья в Восточное, превратив последнее в «русское озеро».
Таким образом, закрепление в Египте Франции или Британии становилось для России совершенно недопустимым.
Так, русские посланники писали: «Предлагая Порте со стороны Франции, упразднение Египта от войск сей последней державы, должна она удостовериться … что войска английския никогда в Египте терпимы не будут и что сия земля должна попрежнему возвратиться в единственное Порты обладание».
Никакие уступки со стороны Французской республики не могли заставить Павла согласиться оставить в ее владении Египет.
Что же касается Британии, то послы прямо заявляли, что «в случае же занятия англичанами Египта … Павел I намерен, с Портою, Францией, Данией и Швецией, употребить силу для достижения поставленной цели»: провести военную интервенцию и возвратить провинцию Высокой Порте, которая, в противном случае, «дивясь своей глупости, будет сидя плакать на одном месте»
Что же до экономической выгоды, то хотя в Санкт Петербурге и понимали необходимость «уничтожения видов Англии на завладение Египтом, следственно и всею торговлею Средиземного и Красного морей», но, очевидно, считали установление контроля над «левантийской негоцией» не самоцелью, а лишь средством для еще большего вовлечения Османской империи в орбиту своего влияния.
Впрочем, Наполеон в торге о Египте попытался сыграть именно на коммерческой струнке.
В письме Павлу I Первый консул убеждал своего нового союзника, что «интерес всех держав Средиземного, а также Черного морей требует, чтобы Египет остался за Францией.
Суэцкий канал, который свяжет Индийское море со Средиземным, уже намечен; это работа легкая и не требующая много времени, но способная принести неисчислимые преимущества для русской торговли».
Наконец, уже после прихода к власти Александра I Бонапарт, отправляя к новому императору своего адъютанта Дюрока, предписывал ему «всегда говорить о Египте, как будто бы мы были уверены в обладании им» и восхвалять Екатерину II, «которая предвидела падение турецкой империи и понимала, что русская торговля может процветать только тогда, когда будет производиться через юг».
Стрим по Египетскому походу Наполеона скоро будет здесь .
#История #Франция #Турция #Россия #Стрим #MagnumOpus
Египетский вопрос занимал значимое место в русско-французских переговорах.
Ревниво борясь за право выступать в качестве единоличного защитника интересов падишаха, своего «друга и союзника», Павел I открыто заявил о притязаниях на доминирование в османском государстве.
После учреждения укрепленных баз на Корфу и Мальте Россия смогла бы контролировать прохождение любых иностранных судов из Западного Средиземноморья в Восточное, превратив последнее в «русское озеро».
Таким образом, закрепление в Египте Франции или Британии становилось для России совершенно недопустимым.
Так, русские посланники писали: «Предлагая Порте со стороны Франции, упразднение Египта от войск сей последней державы, должна она удостовериться … что войска английския никогда в Египте терпимы не будут и что сия земля должна попрежнему возвратиться в единственное Порты обладание».
Никакие уступки со стороны Французской республики не могли заставить Павла согласиться оставить в ее владении Египет.
Что же касается Британии, то послы прямо заявляли, что «в случае же занятия англичанами Египта … Павел I намерен, с Портою, Францией, Данией и Швецией, употребить силу для достижения поставленной цели»: провести военную интервенцию и возвратить провинцию Высокой Порте, которая, в противном случае, «дивясь своей глупости, будет сидя плакать на одном месте»
Что же до экономической выгоды, то хотя в Санкт Петербурге и понимали необходимость «уничтожения видов Англии на завладение Египтом, следственно и всею торговлею Средиземного и Красного морей», но, очевидно, считали установление контроля над «левантийской негоцией» не самоцелью, а лишь средством для еще большего вовлечения Османской империи в орбиту своего влияния.
Впрочем, Наполеон в торге о Египте попытался сыграть именно на коммерческой струнке.
В письме Павлу I Первый консул убеждал своего нового союзника, что «интерес всех держав Средиземного, а также Черного морей требует, чтобы Египет остался за Францией.
Суэцкий канал, который свяжет Индийское море со Средиземным, уже намечен; это работа легкая и не требующая много времени, но способная принести неисчислимые преимущества для русской торговли».
Наконец, уже после прихода к власти Александра I Бонапарт, отправляя к новому императору своего адъютанта Дюрока, предписывал ему «всегда говорить о Египте, как будто бы мы были уверены в обладании им» и восхвалять Екатерину II, «которая предвидела падение турецкой империи и понимала, что русская торговля может процветать только тогда, когда будет производиться через юг».
#История #Франция #Турция #Россия #Стрим #MagnumOpus
Как Эпоха Просвещения оправдывала колониализм?
Война, с точки зрения этики, не рассматривалась просветителями как нечто ужасное и неприемлемое.
Монтескье, говоря о войне, полагал, что во время вооруженных конфликтов люди должны просто совершать меньше зла, при этом не нарушая свои интересы.
Руссо отмечал, что государства, обладают своего рода центробежной силой, что заставляет их расширяться, но некоторые государства устроенные таким образом, что необходимость завоеваний была заложена уже в самом их устройстве: чтобы поддержать свое существование, они должны были непрестанно увеличиваться.
Лавернь считал, что раз «люди обладают правом убить в случае естественной защиты, государства обладают правом убивать ради самосохранения».
Вообще сильная централизованная армия представляла собой, по мнению просветителей, один из основных признаков государства. Сами колонии становились ареной столкновения интересов метрополий, элементами престижа.
Из-за действовавшей в Новое время системы европейского равновесия сил любые новые захваты давались государству нелегко.
Как отмечал Монтескье, чрезвычайная отдаленность колоний не сказывалась на их безопасности, в силу того, что «если метрополия слишком удалена для того, чтобы их защищать, то соперничающие с метрополией народы не менее удалены для того, чтобы их завоевывать».
Вместе с тем были небольшие разногласия относительно военного права.
Если, согласно Монтескье, право завоевания являлось необходимым, законным, но злосчастным правом и налагало на завоевателя громадные обязательства, то Руссо вообще не считал право завоевания правом.
Оно не могло служить основанием для иного права, так как подобные отношения основывались исключительно на насилии и поэтому были недействительны.
Если рассматривать колонизацию как войну, как захват территории, то положения, применимые для войны, можно отнести и к колонизации.
Колонизация была оправдана, только если она была обоснована.
Так, считалось несправедливым, если при переселении на новые земли колонизаторы выдвигали различные предлоги, которые на самом деле оказывались незаконными.
В особенности это касалось покушения на жизнь, свободу и владения индейцев под предлогом того, что те были язычниками.
Чересчур острой критике подвергались первые колонизаторы – испанцы и португальцы.
По мнению просветителей, держава Карла V принесла человечеству наиболее гибельные последствия.
Согласно «Истории обеих Индий» европейский колониализм представлял собой «век невежества и варварства», где наиболее жестокими, как считал аббат Рейналь, выступали испанцы.
Традиционной линии Просвещения придерживался маркиз де Кондорсе, также считая португальцев и испанцев самыми жестокими и яростными из завоевателей: европейцы принесли в Новый свет жадность, суеверие и ярость.
Сама колонизация, по мнению Рейналя, являлась жестокой деятельностью, где на первый план выходило экономическое понимание сути колонизации, когда одна группа людей эксплуатировала другую в своих интересах.
Критика иберийской политики в трудах просветителей была в не меньшей степени критикой в адрес деспотической системы, от которой все еще страдали сами народы Западной Европы.
Интересно отметить, что французская мысль, хоть и отмечала испанскую и португальскую державы как особо жестокие, не давала положительной оценки другим колониальным администрациям, как, например, это можно найти у британских мыслителей.
Голландская, британская, французская империя – все они были несправедливы в делах управления своими заморскими владениями.
Наряду с этим колониальные державы также подвергали критике друг друга.
Так, сама Великобритания воспринималась французскими просветителями как страна, полная коммерческих предрассудков и суеверной почтительности к недостаткам ее конституции и ее законов.
В свою очередь Франция в восприятии Великобритании была варварски беспечна.
#Колониализм #Франция #ПолитическаяФилософия #Руссо #Монтескье #ДухЗаконов #ОбщественныйДоговор
Война, с точки зрения этики, не рассматривалась просветителями как нечто ужасное и неприемлемое.
Монтескье, говоря о войне, полагал, что во время вооруженных конфликтов люди должны просто совершать меньше зла, при этом не нарушая свои интересы.
Руссо отмечал, что государства, обладают своего рода центробежной силой, что заставляет их расширяться, но некоторые государства устроенные таким образом, что необходимость завоеваний была заложена уже в самом их устройстве: чтобы поддержать свое существование, они должны были непрестанно увеличиваться.
Лавернь считал, что раз «люди обладают правом убить в случае естественной защиты, государства обладают правом убивать ради самосохранения».
Вообще сильная централизованная армия представляла собой, по мнению просветителей, один из основных признаков государства. Сами колонии становились ареной столкновения интересов метрополий, элементами престижа.
Из-за действовавшей в Новое время системы европейского равновесия сил любые новые захваты давались государству нелегко.
Как отмечал Монтескье, чрезвычайная отдаленность колоний не сказывалась на их безопасности, в силу того, что «если метрополия слишком удалена для того, чтобы их защищать, то соперничающие с метрополией народы не менее удалены для того, чтобы их завоевывать».
Вместе с тем были небольшие разногласия относительно военного права.
Если, согласно Монтескье, право завоевания являлось необходимым, законным, но злосчастным правом и налагало на завоевателя громадные обязательства, то Руссо вообще не считал право завоевания правом.
Оно не могло служить основанием для иного права, так как подобные отношения основывались исключительно на насилии и поэтому были недействительны.
Если рассматривать колонизацию как войну, как захват территории, то положения, применимые для войны, можно отнести и к колонизации.
Колонизация была оправдана, только если она была обоснована.
Так, считалось несправедливым, если при переселении на новые земли колонизаторы выдвигали различные предлоги, которые на самом деле оказывались незаконными.
В особенности это касалось покушения на жизнь, свободу и владения индейцев под предлогом того, что те были язычниками.
Чересчур острой критике подвергались первые колонизаторы – испанцы и португальцы.
По мнению просветителей, держава Карла V принесла человечеству наиболее гибельные последствия.
Согласно «Истории обеих Индий» европейский колониализм представлял собой «век невежества и варварства», где наиболее жестокими, как считал аббат Рейналь, выступали испанцы.
Традиционной линии Просвещения придерживался маркиз де Кондорсе, также считая португальцев и испанцев самыми жестокими и яростными из завоевателей: европейцы принесли в Новый свет жадность, суеверие и ярость.
Сама колонизация, по мнению Рейналя, являлась жестокой деятельностью, где на первый план выходило экономическое понимание сути колонизации, когда одна группа людей эксплуатировала другую в своих интересах.
Критика иберийской политики в трудах просветителей была в не меньшей степени критикой в адрес деспотической системы, от которой все еще страдали сами народы Западной Европы.
Интересно отметить, что французская мысль, хоть и отмечала испанскую и португальскую державы как особо жестокие, не давала положительной оценки другим колониальным администрациям, как, например, это можно найти у британских мыслителей.
Голландская, британская, французская империя – все они были несправедливы в делах управления своими заморскими владениями.
Наряду с этим колониальные державы также подвергали критике друг друга.
Так, сама Великобритания воспринималась французскими просветителями как страна, полная коммерческих предрассудков и суеверной почтительности к недостаткам ее конституции и ее законов.
В свою очередь Франция в восприятии Великобритании была варварски беспечна.
#Колониализм #Франция #ПолитическаяФилософия #Руссо #Монтескье #ДухЗаконов #ОбщественныйДоговор