На Афоне обрели честные останки старца Иосифа Ватопедского. Обретение возглавил его ученик - митрополит Лимассольский Афанасий.

Господь воскресил сына наинской вдовы. Но перед нами неминуемо встают более сложные вопросы: почему Он выбрал только одну вдову из множества страдающих, лишившихся детей, стенающих и плачущих по всему миру? Он воскресил человека, но ведь тому всё равно однажды надлежало умереть после этого, в чем смысл этого временного облегчения? Ведь вся жизнь человечества — летопись человеческой боли, болезней, войн, в которых лишь изредка бывают вспышки человеческого счастья и благополучия. Да и то время счастья сопровождается страхом потерять его, а вся жизнь становится лишь воспоминанием счастливых моментов.

Нам хотелось бы, чтобы Бог был таким, Который бы делал только то, что нам нравится. Делал бы нас счастливыми, радостными и окружал бы только добром. Нам бы хотелось, чтобы Он только смотрел на нас с высоты небес и радовался тому, как у нас всё хорошо и славно. Но очевидно, что мир не таков, мы не таковы. Не таков и Бог. И Его любовь означает нечто другое — не просто радостное веселие Его детей, хотя нам всем так хотелось бы. Но вместе с тем мы верим, что Бог есть Любовь. А это значит, что любовь — это не просто доброта и любвеобилие. Мне кажется, что если бы Творец был безразличен к нам и просто добр — Он так всё и устроил бы.

Но мы знаем, что Он не хочет наших страданий и смерти. Они — не Его воля. Мы помним, как Он исцелял страждущих, как плакал над могилой Своего друга Лазаря. Но Он и Сам страдал. Он — совершенный Бог и совершенный человек, но от этого Крест, который Он нес на плечах Своих, не становился легче. Страдания и смерть не естественны для человека, Он не творил их. В каком-то смысле мы, Его творения, сами создали всё это. Мы знаем это из рассказа о первых людях, о грехе Адама. Конечно, мы не до конца понимаем, что произошло тогда, но знаем, что была заповедь «в тот день, когда вкусишь от плода — смертию умрешь». И человек выбрал смерть, ибо не знал, что это значит. Но не знаем до конца и мы, ведь со смертью каждый встречается сам лицом к лицу и нам не дано пережить опыт другого.

Бог любит нас, и потому Он не просто безразлично заботится о нашем благополучии, как заботится хозяин о своих животных, который кормит и лечит этих животных, но имеет на них некую цель. Он любит нас, а это значит, что нас любит Тот, Кто создал невероятно сложную и красивую вселенную, которой мы можем только дивиться. Нас любит Тот, Кто создал и многое выше вселенной, о чем мы знаем из видений и откровений пророков и из слов Бога, воплотившегося на земле. Он любит, и любовь Его — не просто снисхождение к слабому творению, но сила, всепоглощающая, настойчивая, ревностная, требовательная. Мы не знаем, за что Он нас любит, но это так.

Возможно, мы не понимаем Его любви, поскольку привыкли сравнивать с тем, что когда-либо переживали сами, склонны к тому, чтобы всё мерить по себе. И потому, возможно, у нас никогда в этой жизни не будет ответов на все те вопросы, которые мы можем поставить. А потому будем относиться к своей жизни и к великому дару Его любви не как к вечному празднику и веселью, а как к настоящему, серьезному, трагическому и сложному акту, который мы должны пройти во имя любви. Потому что, в конце концов, мы сотворены для того, чтобы научиться Его любить. Мы сотворены для вечности, к которой теперь возможно пройти только страшными, болезненными, противными нашей воле и неведомыми нам вратами смерти. Но пройти за Тем, Кто прошел туда по Своей воле и пронес туда тот свет, который и нам будет освещать путь.
Он любит нас, а значит — смерти нет.

«Мне плевать!» - два слова, которые надолго запомнятся в истории Церкви

Несколько дней назад мы рассуждали вместе с вами, дорогие читатели, о том, готов ли Фанар и лично патриарх Варфоломей к тому, чтобы пересмотреть свое решение относительно дарованного им Томоса ПЦУ: "Действительно ли патриарх Варфоломей не готов к диалогу? Скорее всего, да. Он неоднократно заявлял об "окончательности" и "неоспоримости" своего решения по ПЦУ. Кроме того, сослужение с представителями ПЦУ, попытки вовлечь в орбиту своего влияния другие Поместные Церкви говорят об одном – патриарх Варфоломей больше стремится к диалогу с католиками, чем со своими православными братьями. Он не хочет обсуждать свою позицию по ПЦУ, а "единство" в его понимании означает только одно – безусловное согласие с любым его решением".

И вот, буквально вчера, появилась новость, которая не только подтверждает сделанные выше выводы, но и подводит некую черту под деятельностью патриарха Варфоломея. Речь идет о его комментарии относительно исключения его имени из диптихов Русской Церкви. "Мне плевать!" – сказал на это Константинопольский патриарх Варфоломей.

Данную фразу в Греции обычно употребляют где-то на базаре или в других местах, никакого отношения к Церкви не имеющих. И то, что эти слова позволил себе произнести ныне действующий Предстоятель Великой Константинопольской Церкви недвусмысленно указывает, что вся ситуация вокруг образования ПЦУ ничем другим, кроме личных амбиций продиктована не была. Патриарх Варфоломей даровал Томос, основываясь не на канонах Церкви, а именно на той фразе, которую употребил – "мне плевать".

Потому что не может быть "мне плевать" человеку, который заботится о единстве Церкви, исполняя слова Христа "да будут все едино". Не может "наплевательски" относиться к позиции другой Поместной Церкви, к слову самой многочисленной, патриарх, претендующий на главенство в Церкви, о чем он сам неоднократно заявлял.

В конце концов, не может так говорить о евхаристическом единстве любой христианин. Ибо если перевести слова патриарха Варфоломея в несколько иную плоскость, то что мы получим? Страшное кощунство, ничего общего с христианством не имеющее. Другими словами, если спросить патриарха Варфоломея о том, как он относится к тому, что Тело Христово страдает из-за разделения, возникшего по его вине, то что он скажет? Страшно даже подумать, но почему-то кажется, что скажет то, что уже сказал – "мне плевать".

А нам – "не плевать". Потому что, "страдает ли один член — страдают с ним все члены" (1 Кор. 12, 26). И как бы патриарх Варфоломей не пытался показать свое отношение к большей половине православного мира, мы видим только одно – страдающего и заблудшего человека, который своими словами и действиями все больше и больше отдаляется от Христа…

P.S: Вчера весь день я думал об этих двух словах, сказанных во всеуслышание первым Предстоятелем среди равных ему Глав Поместных Церквей. Я вспомнил мою первую личную встречу со Вселенским патриархом (именно только так я тогда воспринимал Главу Первой Церкви в Диптихе), когда мне молодому студенту академии просто посчастливилось взять благословение у патриарха в одном из греческих монастырей на Афоне. На тот момент это было одно из самых важных событий в моей юношеской жизни, о котором я вспоминал ежедневно на протяжении многих лет. И вот вчера я услышал из уст этого же патриарха слова, которые не поддаются никакому объяснению. «Мне плевать» на единство Церкви Христовой!
Но лично мне и многим миллионам верующих православных христиан во всем мире далеко «не плевать» на Богом заповеданное единство! Вот поэтому мы будем продолжать молиться, дабы все были едины во Христе Иисусе, молиться «о всех и за вся», и о вразумлении патриарха Варфоломея в том числе.

Когда народ видит исцеление гадаринского бесноватого и просит Христа уйти, мы понимаем, что и после исцеления люди считают своего соплеменника всё еще чужим. Чужим считают и Христа. Мы слышим достаточно часто слово «ксенофобия», слово, состоящее из двух греческих корней: «чужой» и «страх». Ксенофобия — это боязнь другого, боязнь всякой инаковости. Мы так устроены, что изначально видим врага в том, кто не похож на нас. И это всегдашняя проблема человечества. Хотя мы и понимаем в душе, что все люди — такие же, как мы, творения Божии, Его образ и подобие, тем не менее, когда мы сталкиваемся с непривычными нам чертами в человеке, — мы воспринимаем его как врага. Боимся его. И Христа жители страны Гадаринской испугались, потому что Он чужой для них.

Схожая проблема есть и в Церкви. Мы часто боимся людей, которые приходят к нам не зная наших традиций, обычаев и привычек. Всякий раз мы стараемся либо переделать таких людей под себя, либо исторгнуть их из своего сообщества. Но Церковь должна быть тем пространством, где каждый человек чувствует себя человеком. Христос страдал и умер за каждого человека, и уж тем более у нас нет никакого права разделять людей на более достойных или менее достойных. Бог любит каждого человека и в равной мере дает всем и насущный хлеб, и солнечный свет, и воздух. Он любит каждого человека, а значит, Церковь тем более должна быть пространством Его любви, пространством, где с любовью встречают каждого.

А для этого нужно отдавать себе отчет в присущем нам природном страхе. Нужно понимать, что страх этот — только наш страх, он не придает отрицательных характеристик человеку, к которому мы его испытываем. Понимать, чего именно мы боимся в таком человеке, постараться рассмотреть, чего в нем действительно стоит бояться, что в нем греховно, если это так. И что не должно вызывать у нас страх, если он просто что-то делает не так, как мы, в силу иной культуры, воспитания или привычек. В конце концов, христианская практика жизни направлена на то, чтобы присущая природе нашей ксенофобия превращалась с помощью благодати Божией в филоксению, в готовность принять и полюбить другого, каждого другого, каким бы он ни был.

Пространство храма не принадлежит никакому человеку. Оно не принадлежит никому из нас, но принадлежит Богу. Да, мы в этом пространстве собираемся как община и Церковь, мы совершаем в нем богослужения, но оно открыто для любого, кто ищет Бога. И Сам Бог найдет способ и возможность встретить этого человека. Мы не Его уполномоченные представители на земле. Разве что мы уполномочены Им на любовь, доброжелательность, мир и истину. Но не уполномочены на суд.

Всякий христианин уполномочен Богом быть Его присутствием в этом мире. И это, конечно, присутствие любви, а не суда, ибо даже Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин 5:22). Давайте помнить об этом, и напоминать себе об этом всякий раз, когда нам неприятен человек, пришедший в храм, когда нам хочется кого-то одернуть, исправить, осудить. Когда нам кажется в Церкви, что кто-то неправ, а вот мы-то уж точно правы. Давайте просить у Господа любви, которой нужно учиться, которая есть дар, дар сложный, но благословенный и спасительный.

Климент Александрийский дает замечательный пример того, как умножается то, что отдается другим: «Колодец, когда из него постоянно черпают, дает прозрачную воду; то, чего никто не потребляет, начинает портиться. Точно так же с железом: когда употребляют его в дело, оно сохраняется более чистым, в то время как неиспользование порождает на нем ржавчину. Одним словом, упражнение придает здоровое состояние и духу, и телу. Зажигая свечу, никто не ставит ее под сосуд, но на подсвечник (Ср.: Мф 5:15; Лк 8:16), чтобы она светила удостоенным одного и того же угощения. Ибо что пользы от мудрости, которая не делает мудрым способного воспринять ее»? (Строматы)

Если мы не станем раздавать другим того, что дано нам Творцом, то вскоре потеряем данное. Это касается всякого дара от Бога: веры, любви, ума, талантов, материального благополучия, знаний или добрых людей рядом. Всем этим нужно делиться, чтобы преумножать перед Богом. Ибо любое богатство, любые дары или таланты, конечно, принадлежат не нам, но Богу, давшему их нам на время, с ожиданием, что мы принесем плод сторичный. Плод любви, милосердия, разделения дара Божиего с ближними. Это всё принадлежит Богу, а значит, когда мы делимся без оглядки — то делаем Божие дело на земле, как писал апостол Павел, «я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог» (1 Кор 3:6).

Любовь невозможно отнять

Человека любящего можно лишить возможности проявлять любовь внешне. Человека можно лишить внешней свободы, человека можно лишить почти всего. Но ту любовь, которая живет в сердце, в душе, которая составляет суть этого человека, — невозможно отнять. Человек сам может свободно ее отдать, но забрать ее какой угодно силой невозможно. У человека можно отнять служение, внешние атрибуты веры можно отнять, покой и возможность посещать храм можно отнять. У него можно отнять любимого человека, можно отнять свободу и возможность видеться с тем, кого он любит. Но веру невозможно отнять. Любовь невозможно забрать.

Вспомнить хотя бы сравнительно недавние годы репрессий или Великой Отечественной войны — когда разлучали любимых, разлучали семьи, сажали в разные лагеря мужа и жену, забирали всё, что составляло прежнюю жизнь людей, когда уходили на фронт с огромным шансом не вернуться и не увидеть друг друга больше. Но люди в разлуке, в ограничении всякой свободы, в условиях войны и ежеминутной возможности умереть — только крепче любили, жили этой любовью и только этой любовью и спасались. Они были ограничены в свободе внешне, но в них находилось столько внутренней свободы, что в условиях лагерей, голода и лишений они писали произведения, не на бумаге, а заучивая сотворенное наизусть, они служили Богу и ближним, они молились, словно бы наконец получив возможность молиться постоянно.

Мы знаем это и из многочисленных примеров христианской жизни, из примеров гонимых христиан всех веков, которые вынуждены были хранить свою веру несмотря на внешние гонения. Они верили и уповали на Бога, несмотря на то, что у них не было церквей, не было общественных торжественных служб. Они не думали, что Господь их чем-то обделил в этом смысле. Они собирались тайно в день Господень на рассвете и пели песнь Христу как Богу. Они собирались при тусклом свете светильников в домах, где шепотом совершали Евхаристию. Потому что настоящая любовь ничего внешнего не требует.

Настоящая любовь вообще не требует ничего, даже взаимности, хотя и, безусловно, ищет ее.

Из какого мира избрал нас Христос? (Часть I)

Во время жизни и проповеди Христа общество и мир существовали в сильном религиозном напряжении. Это был куда более религиозный мир, чем нынешний. Каждое явление и событие человеческой жизни было сильно проникнуто религиозным содержанием и в мире иудейском, и в мире языческом. Всякий акт гражданского состояния — будь то брак, суд, рождение или смерть, общественные мероприятия и даже вполне бытовые события — ужин, пробуждение и отход ко сну, рутинные дела в течение дня — одновременно был и актом религиозным. Когда объявляли войну — язычники открывали храм Марса. Когда рождался ребенок — иудеи проводили его через ряд сложных религиозных инициаций. Любой чиновник был одновременно и своего рода жрецом, а все должности Римской империи, частью которой был и Израиль, особенно высокие должности, — были одновременно и должностями жреческими, имели свою религиозную составляющую. И именно из этого мира избирает или избавляет от него Своих учеников и последователей Христос, когда говорит ученикам: «Я избрал вас от мира, поэтому мир ненавидит вас» (Ин. 15: 19).

Христа не любят, подозревают, преследуют и в конце концов лишают свободы и убивают именно потому, что Он своей проповедью и примером ставит под вопрос многое привычно религиозное, обычное и традиционное. Но почему так делает Тот, Кто пришел не нарушить закон, но исполнить, Тот, Кто приходит говорить о вере и учить людей вере? Дело в том, что, хотя мир и был пропитан религией и все действия в нем были религиозными, этот мир стал предельно циничным по отношению ко всему религиозному. Область веры и область религии стали сильно профанированными, так как религия требовала постоянного соблюдения обязательных внешних правил, обрядов, действий, без отсылки к их внутреннему содержанию. Религиозные правила были возведены в ранг закона, обязательного для всего общества, что всегда ведет к профанации, имитации и симуляции религии. Ко времени пришествия Христа религия становится такой формальностью, что никто уже толком и не верит в то, что делает и постулирует.

И вот Христос начинает говорить этому миру о том, что он немного запутался и хорошо бы задуматься о внутреннем содержании действий. Но все мы не слишком любим перемены. Особенно тяжело перемены даются целому обществу. А обществу религиозному перемены вообще крайне тяжелы, поскольку религиозное общество считает, что оно уже построено на вещах незыблемых, божественных и вечных, а значит — всегда право. Но когда в мир приходит Бог, то оказывается, что всё совсем не так. И вот Христос критикует этот религиозный мир, мир, в котором, хотя религиозное и связано с профанным и будничным неразрывно, однако религиозная составляющая находится в небрежении, становится формальностью. Это касается как иудейского, так и языческого мира.

Живой Бог приходит в пространство формальности, игры, имитации — и нарушает его. Открывает Свои объятия навстречу этому миру и говорит, что вот, вместо всех ваших попыток говорить о Боге и поклоняться Ему — Я Сам здесь. И в ответ на это получает издевательства, страдания и смерть. Вот о каком мире говорит Он, обещая избрать и поднять верующих в Него над миром.

Из какого мира избрал нас Христос? (Часть II)

Порой мы, современные христиане, подвержены тем же болезням, что и иудеи времен Христа. Мы начинаем ценить внешние вещи, правила, привычные нам религиозные действия так, что спустя время забываем об их внутреннем содержании, а часто и профанируем это внутреннее содержание. Ведь когда что-то, даже религиозное, совершается не ради Бога, а только ради самого действия, оно становится профанацией. Когда мы поступаем так, то становимся тем самым миром, о котором говорит Христос, хотя должны бы быть в критике по отношению к этому миру.

Слова Христа «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, поэтому мир ненавидит вас» (Ин. 15: 19) обращены к нам, христианам века нынешнего. Это мы должны быть не от мира сего. Мы должны бы быть от такого мира, где предпочтение отдается внутреннему содержанию, а не внешним признакам, их соблюдению или нарушению. В пространстве Церкви мы должны относиться осторожно и даже критически ко всему, что может стать для нас идолом. Старец Софроний (Сахаров) говорил о том, что имеет смысл только то священное действие, которое является свободным и делается не потому, что оно обязательно должно быть сделано, но делается свободно, из-за любви, из-за особенного стремления к Богу. В этом смысле соблюдение правил без рассуждения о них — бессмысленно. И из житий многих святых мы знаем, что часто они поступали не так, как все, в том числе — и в религиозном смысле.

Мы часто концентрируемся на правилах, и они становятся нашими идолами. Мы понуждаем себя выполнять их, часто не веря в них в действительности. Совершаем что-то, потому что так принято, не ищем глубокого внутреннего содержания. Потому что так проще — вроде бы формально исполнил всё, что требуется, и совесть чиста, и собратья не осуждают. И в этом смысле мы мало чем отличаемся от религиозных людей времени Христа.

Из какого мира избрал нас Христос? (Часть III)

Если мы действительно Христовы — мы должны быть избраны от мира. Всякое наше действие должно быть свободным, искренним, продуманным и осознанным. Пространство Церкви — это пространство подлинной свободы, а не место для бездумных обязательств. И смысл здесь не в том, чтобы менять что-то внешнее. Ведь и иудейские правила, законы и обряды были боговдохновенны, но они потеряли свою суть и не из-за своей неправильной формы, но потому, что лишились изначального содержания. Менять нужно себя, исполняющего религиозные предписания бездумно.

А для этого нужно освободить свое сознание от идолов, которых мы сами создаем внутри себя. Учиться не воспринимать то, что мы делаем в храме или дома по отношению к Богу, как формальности, ведь в действительности таковыми формальностями становятся многие вещи: перекрестить еду, прочитать положенные молитвы, не есть одной пищи в определенные дни, а другой — в иные, сходить в храм, выстоять службу, поставить свечи, приложиться к святыням, подойти за благословением. Часто даже покаяние становится формальным перечислением не всегда понятных слов. Когда все эти вещи делаются необдуманно, без внутренней глубокой сосредоточенности — они теряют силу и смысл, хотя и остаются правильными действиями.

Но если начать жить так, чтобы подходить, например, для поклонения к иконе не просто исполняя положенный обряд, но с осознанием того, что делаешь сейчас, с глубокой молитвой, с пониманием, для чего это делается, какой имеет смысл, какие чувства вызывает, подходить с сосредоточенной молитвой Богу, — то это действие приобретает настоящую силу. Чтобы, осеняя трапезу крестным знамением, мы не просто выполняли некий положенный внешний знак, но сосредоточенно задумывались о том, что этот знак — наше выражение благодарности Творцу за дар, которого мы часто недостойны, за дар, который без Его помощи мы не могли бы сами создать, — смысл такого действия действительно был бы священным.

И такое содержание освящало бы и наполняло нашу ежедневную жизнь, выделяя нас от мира.

А иначе мы очень скоро можем стать такими же гонителями тех, кто выполняет что-то религиозное не так, как это делаем мы. Такими же гонителями, какими были иудейские старейшины. И Господь предостерегает нас от этого сегодня: не мы должны ненавидеть мир за то, что он не такой, как нам хотелось бы, но мир должен ненавидеть нас, если мы — действительно Христовы.

Молитва и интуиция

Недавно меня спросили о том, является ли интуиция ответом Бога на наши молитвы. Мне кажется, интуиция и ответ Бога — совершенно разные вещи. Бывает, что Свой ответ Господь посылает нам абсолютно в конкретных вещах. Мы просим Его о чем-то, но сразу не получаем, а получаем спустя какое-то время и лишь потом понимаем, что это был ответ. Наверное, так происходит потому, что мы должны бы научиться проявлять терпение в общении с Богом. А Его ответ, когда Он дает нам ответ, — происходит не сокрыто, не в догадках или интуициях, а вполне конкретно и явно.

Поэтому не нужно искать каких-то чувств, не нужно искать тем более каких-то голосов внутри себя, не стоит рассчитывать на свою интуицию, потому что так можно очень далеко зайти, даже повредиться психически. Наше дело — говорить с Ним, благодарить и просить, а вот когда Господь нам даст ответ, тогда мы его точно услышим. Главное — с доверием относиться к Тому, с Кем мы общаемся в молитве.

Приведу пример из своей жизни. Когда я был назначен ректором Московской духовной академии после 10 лет в Петербургской духовной академии, я пришел в другое учебное заведение, МДА ведь намного больше, чем Петербургская академия. Я столкнулся с множеством проблем, которые на тот момент для меня были просто неразрешимыми и неподъемными. Я вообще не понимал, как решить эти проблемы. Они касались очень многих аспектов жизни Академии, в том числе материальных. И тогда я стал просто молиться Богу о помощи в конкретных проблемах, прямо с перечислением проблем Академии, стал жаловаться Ему и просить. Начал ходить каждое утро к преподобному Сергию и просить его: «Если ты меня сюда позвал, то тогда за меня это сделай, исполни, помоги, и пошли мне людей, и вразуми, как всё это сделать». И так несколько месяцев я просил без ответов. Скажу даже так: я не замечал ответов.

А вот когда через год Священноначалие приняло решение меня перевести уже из Троице-Сергиевой лавры в Москву, тогда вдруг мои глаза открылись и я увидел, сколько за этот год было сделано, конечно, не мной, потому что личных сил на всё это не хватило бы. Сделано Богом, преподобным Сергием, людьми, которые пришли с помощью, людьми, которых вдохновил на это Господь. Вопреки всякой логике, было сделано всё то, о чем я молился. И даже намного больше, чем я просил. Это и был ответ.

Но этот ответ прозвучал в то время, когда это нужно было, может быть, даже для меня, Господь меня подкрепил, давая уверенность в дальнейших послушаниях: «Не бойся идти дальше, Я тебя веду по жизни, не бойся, иди дальше». Вот такой может быть смысл ответа спустя время.

Конечно, есть люди, которые особенно очищают свое сердце, особенно лишены страстного влияния мира сего и собственных пристрастий. Таких людей немного, хотя такими призваны быть все христиане. Но мы должны понимать следующее: мы живем во времени, а Бог — вне времени и вне этого пространства, мы оперируем понятиями временными, а Бог не включен в рамки времени, и поэтому Он и на нас, и на наши молитвы отвечает из пространства вечности, которое лишено этого времени и этих наших ритмов, и отвечает тогда, когда будет Его воля. И, повторюсь, не стоит интуицию принимать за волю Божию. Интуиция, скорее, это человеческий и житейский опыт, помноженный на чуткость сердца.

Божественная красота искусства

Христианское киноискусство, как и всякое доброе искусство, — это воплощение творческой силы, осуществление заложенного в нас Творцом Божественного подобия — способности творить новое и восхищаться созданной красотой. Потому кинокартины, картины, литературные произведения, музыка, созданные с этой целью, передают правду и красоту, заложенные в мире Господом. Красота искусства дает нам надежду, мир и внутренние силы, особенно в то время, когда весь мир подвержен страху и болезням.

Уверен, что любое настоящее искусство всегда стремится рассказать о Боге, найти Божественное в повседневных вещах и событиях, открыть Божий образ в человеке. Искусство придает форму и заключает в некоторые рамки неподвластную нашим силам текучесть бытия, придавая событиям ракурс, окраску, сюжетные границы. Это попытка запечатлеть то, что невозможно уловить и передать иным способом: запечатлеть время, чувства, переживания, придать всему этому неповторимый смысл.

Когда мы читаем первые главы Библии, книгу Бытия, мы видим, как это описал древний писатель, как Бог творит мир из небытия, придает хаотичности форму и смысл, запечатлевает это и дает оценку: «Это хорошо весьма». И, наверное, поэтому в каждом из нас, созданных по Его образу и подобию, так велика жажда восхищаться сотворенным и пытаться о своем восхищении рассказывать.

Со времени появления литературы у человека появилась возможность увеличивать собственное время, переживать опыт других людей, а через это осознавать свою собственную жизнь, лучше видеть и понимать себя, и именно поэтому, наверное, каждый из нас стремится тем или иным образом быть причастным к искусству как к способу прожить жизнь глубже, осмысленнее, серьезнее. Как к возможности посмотреть на себя самих, рассмотреть себя как бы со стороны, отстраненно, через повороты судеб других людей, что позволяет увидеть в себе то, что не удавалось увидеть раньше, когда мы смотрели изнутри.

И в этом смысле такое отношение к искусству — определенный духовный опыт, обогащающий, полезный и возвышающий.

Дорогие братья и сестры! Поздравляю вас с началом Рождественского поста! Пост - это не столько время воздержания от разного рода пищи, сколько возможность формирования внутри человека добродетелей; время, в которое мы наиболее явно можем увидеть в себе зло и изъять его из своих сердец; время, очень благоприятное для приобретения навыков молитвы, добрых дел, милости, деятельной любви к людям, нуждающимся в нашем участии и утешении; время преодоления в себе разрушительных и противных Богу пороков, ненависти, злобы, клеветы и всего того, что делает человека безобразным.
Желаю пройти всем нам предстоящее время поста с пользой и во спасение, дабы с чистым сердцем увидеть «Таинство странное и преславное: Небо - Вертеп; Престол Херувимский - Деву; ясли - вместилище, в нем же возлежит Невместимый Христос Бог»!

Мы часто боимся людей, которые приходят к нам не зная наших традиций, обычаев и привычек. Всякий раз мы стараемся либо переделать таких людей под себя, либо исторгнуть их из своего сообщества. Но Церковь должна быть тем пространством, где каждый человек чувствует себя человеком. Христос страдал и умер за каждого человека, и уж тем более у нас нет никакого права разделять людей на более достойных или менее достойных. Бог любит каждого человека и в равной мере дает всем и насущный хлеб, и солнечный свет, и воздух. Он любит каждого человека, а значит, Церковь тем более должна быть пространством Его любви, пространством, где с любовью встречают каждого.

А для этого нужно отдавать себе отчет в присущем нам природном страхе. Нужно понимать, что страх этот — только наш страх, он не придает отрицательных характеристик человеку, к которому мы его испытываем. Понимать, чего именно мы боимся в таком человеке, постараться рассмотреть, чего в нем действительно стоит бояться, что в нем греховно, если это так. И что не должно вызывать у нас страх, если он просто что-то делает не так, как мы, в силу иной культуры, воспитания или привычек.

Пространство храма не принадлежит никакому человеку. Оно не принадлежит никому из нас, но принадлежит Богу. Да, мы в этом пространстве собираемся как община и Церковь, мы совершаем в нем богослужения, но оно открыто для любого, кто ищет Бога. И Сам Бог найдет способ и возможность встретить этого человека. Мы не Его уполномоченные представители на земле. Разве что мы уполномочены Им на любовь, доброжелательность, мир и истину. Но не уполномочены на суд.

Всякий христианин уполномочен Богом быть Его присутствием в этом мире. И это, конечно, присутствие любви, а не суда, ибо даже Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин 5:22). Стоит помнить об этом и напоминать себе об этом всякий раз, когда нам неприятен человек, пришедший в храм, когда хочется кого-то одернуть, исправить, осудить. Когда нам кажется в Церкви, что кто-то неправ, а вот мы-то уж точно правы. Нам остается лишь просить у Господа любви, которой нужно учиться, которая есть дар, дар сложный, но благословенный и спасительный.

Наши тайны и Божия истина

«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» — мы помним поговорку эту еще с детства. Удивительно, что во времена воинствующего безбожия, во времена, когда всякое упоминание о Евангелии искоренялось, некоторые изречения Христа и апостолов всё же стали поговорками, истинами, которые использовались для воспитания общества. Потому что истины эти непреложны, и их вынужден воспринимать даже безбожный мир.

Природа истины такова, что она выявляет всё скрытое. Всё, что мы пытаемся утаить, рано или поздно выходит на свет. Истина снимает покровы со всего, что пытается этими покровами укрыться. Нам всем по-человечески очень свойственно скрывать нехорошие поступки, в том числе от себя самих. И чем сильнее мы закапываемся, пытаясь укрыться, тем хуже становятся дурные наклонности, ведь нужно всё больше скрывать, больше лгать. Пирамида тайны становится всё больше, и мы всё глубже уходим в пространство лжи и зла. Мы знаем, что эта пирамида такова, но всё равно строим ее своими руками, чтобы в ней себя погребсти, становимся ее узниками, пленниками, заблудившимися и уже не способными самостоятельно найти выход из творения рук наших.

Христос сказал, что истина сделает нас свободными. Истина избавляет нас от болезни, хотя это избавление и болезненно. И для того чтобы начать это исцеление истиной, нужно в себя самого впустить ее свет и позволить обнажить уродства, скрытые в душе. Самому себе признаться в том, что я такой, как есть. Познать самого себя и перестать закрывать глаза на свои неприятные и плохие черты. Перестать успокаивать себя тем, что все вокруг такие. Перестать себя убеждать, что я не так уж и плох. Признать греховное уродство частью себя, для того чтобы это можно было преобразить.

Это начало пути, но уже и сам путь тоже, путь освобождения через истину. Признать проблему, а потом искоренить ее через открытие другому. Через открытие абсолютно Другому — своему Творцу и Богу. Через исповедь Ему начать освобождаться. И Он освободит, подобно тому как освободил евреев из рабства египетского. Для них путь из рабства был трудный и опасный, но это был путь свободы, путь к жизни, путь к Земле Обетованной. Для нас путь свободы не менее труден, но это путь к Небесному Царствию. У каждого этот путь уникален, но вместе, в пространстве Церкви, мы можем помогать друг другу в этом сложном и непредсказуемом пути.

Церковь, как Тело Христово, собирает нас всех вместе, чтобы справляться с трудностями вместе, вместе идти ко Христу. Мы вместе стремимся к тому, чтобы Истина царствовала среди нас, ибо всё это вместе делать легче. Христос присутствует среди собравшихся во Имя Его. Он, Сама Истина, делает Церковь Свою пространством истины. И Он Сам помогает нам, наставляя в Божественной любви через любовь к нашим братьям: являя милость Свою и научая нас быть милостивыми к ближним, прощая вместо осуждения, преподавая нам урок прощения наших братьев. И чем больше мы получаем от Него, тем больше способны отдавать. А потому, раз этого хочет Бог, мы должны учиться жить вместе, составляя Тело Его. Принимать друг друга так, как Он нас принимает, по слову апостола Павла, «принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию» (Рим 15:7).

Что мы видим, чувствуем и понимаем, когда нашему внутреннему взору предстают образы притчи Христовой о безумном богаче? Чаще всего мы видим ситуацию достаточно прямо: вот, злой и глупый человек, самонадеянный и жадный. Его ждет справедливое возмездие, Бог заберет его душу за такое поведение. Это то, что на поверхности, вольно или не отдавая себе в том отчет, нам хочется думать так. Но то ли это, о чем хотел сказать нам Господь?

Ведь если посмотреть с другой стороны, человек этот трудился, ответственно и мудро подходил к ведению своего хозяйства, и труд его был вознагражден. А теперь он думает о том, как сохранить плод рук своих, уберечь от сырости и зноя, от вредителей и воров собранный хлеб с поля. И тем более странным кажется обвинение его в глупости, звучащее из уст Бога, особенно в наше время развития технологий труда, время, когда уже и индустриализация с ее стремлением делать больше, получать больший результат, продумывать технологические процессы наперед, для более высокой отдачи с каждого клочка земли, кажется уже глубоким прошлым. Нам всем ведь кажется само собой разумеющимся то, что много трудиться и получать хорошую отдачу — с земли ли или из любого другого источника благосостояния — хорошо и правильно.

Знаем мы и не хуже, что думать о завтрашнем дне, думать о пенсии и о благосостоянии детей — тоже важно. Правильно откладывать на старость, на образование детей, планировать свой быт и бюджет. Не осуждает в прочих случаях подобной мудрости и Христос: например, в той же притче о талантах Он говорит о том, что лучше умножать то, что дал Бог, а не просто закапывать и оставлять в неизменном состоянии. Так в чем же вина сегодняшнего богача?

«Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет», — слышим мы вердикт Христа об этом человеке. Он всё делал правильно, но он забыл о том, что то, что он получил, — не принадлежит ему, ибо всё в мире принадлежит только Богу, дающему плоды земные. Богатый человек неправ, потому что забыл о том, что полными житницами не избавить себя от смерти, ибо жизнь человеческая в руках Творца. Он радовался так потому, что думал, что хлеб — это и есть жизнь. У него есть хлеб на много лет, а значит, автоматически он проживет эти годы, питаясь собранным.

Но самое, пожалуй, главное, что можно заметить, — он не думает ни о ком. Не думает не только о Боге, но и вообще ни о ком другом. Он даже разговаривает сам с собой, что симптоматично. Мир его сузился до пределов его амбаров и дома, он так приучил себя во что бы то ни стало идти только к одной цели, богатству, что стал совершенно одинок, но не чувствовал себя несчастным от одиночества, наоборот, чувствовал себя удовлетворенным. Вместо разговора с ближними он предпринимает разговор с самим собой, вместо разделения радости от изобилия плодов земных с ближними — он разделяет ее только с собой. И в этом его величайшее несчастье.

И Бог, Который обращается к нему и говорит о том, что он умрет в эту ночь, спрашивает: кому достанется всё то, что ты заготовил? Подумал ли ты о таком варианте исхода событий? Не забыл ли ты в своей гонке за богатством, за выполнением планов и целей о том, что перед лицом смерти, перед лицом Божиим это всё — ничего не значит? Что это было важным только для тебя одного, ты ни с кем не поделился и никого не имел в виду, двигаясь к своей цели. Ты делал всё это не для того, чтобы кому-то помочь, хотя бы своей семье. Но делал лишь для того, чтобы, достигнув это, сказать: как здорово, теперь я могу только наслаждаться, только есть, пить и веселиться. Именно в этом и была твоя цель жизни. И вот ты ее достиг. Неважно, умрешь ли ты сегодня ночью или такой же ночью через несколько лет. Ты точно умрешь. И что тогда? Что ты оставишь после себя? Плоды своего веселья, объедки со своего стола, да твое крайне растучневшее тело, которое едва будет помещаться в гроб? Не кажется ли тебе, что, даже не умерев, ты уже умер, объявив себя полностью счастливым и состоявшимся только потому, что теперь ты вволю можешь есть, пить и веселиться?

Мы все подвержены этому соблазну. Когда даже самый благородный труд, приносящий добрый плод, делается лишь средством обогащения. Когда обогащение это становится самоцелью, без привязки к пользе от богатства, без помощи ближним, без благодарности Богу. Таким богатством может быть не только зерно, как у богача из Евангелия или деньги, как у богачей современности. Что угодно может поработить сердце, если мы стремимся к этому, но забываем о Боге и о ближних: собственные успехи и таланты, признание от других людей, интеллект, внешняя красота, и даже — духовные проявления в жизни.

И лишь только тогда, когда мы начинаем отдавать Божие обратно Богу, — только тогда наше богатство, внутреннее или внешнее, становится оправданным. Богу не нужно ничего; но Он хочет научить нас милосердию, состраданию и любви к ближним. И отдать что-то свое Богу мы можем лишь отдав это нуждающемуся человеку. Наверное, в этом самый главный урок притчи о богаче, который мы можем сегодня вынести. Чтобы на вопрос «Ты умрешь, кому всё это останется?» — мы могли бы с чистым сердцем ответить: «Уже осталось. Я уже всё это отдал другим. Ибо так и поступают те, кто не для себя собирает сокровища, но в Бога богатеет».

«Будете ненавидимы за имя Мое» (Мф 10:22) — разве не бывает такого теперь? И даже так: разве не бывает такого среди нас, церковных людей, называющих себя братьями и сестрами во Христе? «Будут предавать вас и родители, и родственники, братья ваши, будут предавать вас на суд в синагогах» — разве не происходит такого с кем-то из нас ныне? Мне кажется очень неслучайным и то, что Господь говорит именно о местах молитвы и служения Ему как месте неправедного суда. Не бывает ли такого и среди нас, когда мы сами становимся судьями своим собратьям, которые, как мы считаем, поступают неправильно, даже когда они делают это во имя Господне? Разве не осуждаем мы и добрых священнослужителей за их доброту, и подвижников за их подвиг, и добродетельных мирян за их добродетель, словно завидуя их образу жизни и духовной глубине, как некогда Каин позавидовал Авелю, который первым исполнил слова Христа о том, что за ревность о Боге можно быть убитым?


Ведь мы часто понимаем эти евангельские слова Христа о том, что верующих в Него будут преследовать, так, будто бы нас будут преследовать за веру в Него. И, пожалуй, мы никогда не склонны думать, что можем оказаться с другой стороны баррикад, на месте тех самых братьев, которые предают, на месте тех самых судий, которые судят в доме молитвы, на месте всех тех, кто ненавидит и гонит других за то, что они носят на себе имя Христово. Мы никогда не думаем, что это мы можем оказаться теми самыми гонителями, о которых говорит Господь.

Но если подумать, то именно так ведь и поступает всякий, кто судит, гонит, клевещет, обвиняет ближнего, находящегося с ним в одной Церкви, верующего во Христа, своего собрата или даже сослужителя. Хотя, по большому счету, и любого ближнего, которого мы как-то обвиняем, на которого возводим клевету, которого пытаемся в чем-то обвинить, открыто или тайно. Ведь мы никогда не знаем, что внутри у человека. Мы склонны судить по внешним признакам да еще и мерой всех вещей считать самих себя и собственное понимание о том, как поступать правильно, а как — нет. Мы обвиняем, осуждаем и преследуем, опираясь на собственные религиозные чувства и соображения. И делаем всё это именно так, как предсказывал Христос. Не страшно ли это?

По-человечески нам хотелось бы, чтобы нам всегда объясняли, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что нет. Нам проще делить на черное и белое, нежели замечать, что оттенков на самом деле намного больше. Но Господь судит совсем иначе. Его любовь ко всем нам одинакова, независимо от того, насколько наши поступки и образ мыслей различаются, несмотря на то, что друг другу мы порой кажемся странными и несочетаемыми.

Мы все различны — и это хорошо. Мы по-разному проявляем любовь — и к Богу и друг к другу. Для кого-то любовь — это отцовская строгость и желание помочь. Для других — материнская нежность и забота. Для третьих — верность в словах и делах. И много, много проявлений любви есть в каждом из нас. И всякое из них хорошо, когда мы действуем исходя из любви к ближнему, из любви к Богу, а не из чувства собственного достоинства и правоты. Мы видим это на примере Марфы и Марии — они проявляют свою любовь совершенно по-разному, но это именно любовь. И Господь дает им Свою любовь в ответ.

Нам стоит помнить об этом. И когда мы встречаем своих братьев и сестер во Христе, таких непохожих на нас, таких разных, мы должны для каждого выделять место в своем сердце. Потому что какими бы разными мы ни были сами, порой очень непростыми, упрямыми, дерзновенными и угловатыми, — Бог каждому из нас готов дать место в Своем Царствии, Он каждого из нас любит и каждого из нас ждет.

«Возложат на вас руки и будут гнать вас, проведут перед царями и правителями за имя Мое, преданы вы будете и родителями, и братьями, и родственниками, некоторых из вас умертвят, но все вы будете ненавидимы. Но Я дам вам уста и премудрость, которым не смогут противоречить противостоящие вам. Терпением вашим спасайте души ваши» (См. Лк 21:12–19).

Мы живем в такое время, когда практически всё, что ни пожелаем, происходит в мгновение ока, время быстрой еды и молниеносной информации, доступности множества благ прямо сейчас, стоит только захотеть, но мы становимся гораздо более нетерпеливыми, чем все люди, жившие прежде. Нам стоит помнить о том, что всё самое ценное в этой жизни требует времени, терпения и настойчивости. Любовь требует терпения. Вера невозможна без терпения. Важные вещи и самые верные люди познаются временем и сложностями судеб. И быть терпеливым в наше время, может быть, необычайно трудно, однако именно терпение заповедано нам Спасителем для спасения души.

И даже если прямо сейчас нас никто не гонит, не преследует и не ненавидит, мы должны помнить о том, что для спасения необходимо воспитывать в себе терпение. Нас не преследуют, но как часто теперь христиане, окромляющиеся в одной Церкви, начинают преследовать друг друга. Нас не гонят, но случается, что мы сами становимся гонителями, осуждающими даже таких же, как мы, православных христиан, издевающимися над братьями своими. Всё это потому, что мы теряем терпение и терпимость друг ко другу.

Благоприятные времена расслабляют. И поэтому нам стоит, по возможности, чаще обращаться своим духовным взором к истории новомучеников, совершенно недавней даже в рамках человеческой жизни истории. И помнить, что у нас нет никаких гарантий того, что завтра или в следующем году мы не окажемся вновь в ситуации гонений и порицания. И именно об этом нам и напоминает сегодня Господь, дабы привести нас в чувство и научить ценить великий дар возможностей и свободы, которых не было во времена гонений на нашу Церковь, а ныне есть. И горе нам, если мы не употребим его на благо Церкви, ради любви и спасения ближнего своего.

Заповеди, церковные установления, традиции и правила дают жизнь там, где применяются по любви и в руководстве с любовью. Но там, где любви и общения с Богом нет, те же самые заповеди и правила начинают душить и ограничивать жизнь, Закон начинает быть более важным, чем сама жизнь. Мы знаем, что некоторые религии, вышедшие из христианства, и сегодня запрещают, например, медицинские операции, которые могли бы спасти жизнь, и предпочитают, чтобы их брат или сестра умерли, но не нарушили закона. Того закона, который они сами придумали и выдают за Закон Божий.

Закон и заповеди могут помочь спастись, а могут заставить гордиться, проявлять свою власть над другими, примерять на себя полномочия Бога. Господь напоминает нам, что Он Господин субботы. Субботы, которая создана для жизни человека, а не для смерти. Как и любая другая заповедь, дана не для того, чтобы преследовать тех, кто ее не выполняет, но для того, чтобы дать жизнь и свободу тем, кто ее соблюдает. Евангелие напоминает нам о том, как выглядят те, кто, видя неисполнение правил церковных другими, начинает их обличать, указывать на недостатки и нарушения. И о том, что чаще всего такие учителя и обличители сами смутно представляют то, что же представляет собой Закон Божий, потому что они, скорее всего, не общение с Богом и не любовь имеют во главе угла, но собственную гордость и собственное властолюбие, которые как раз и позволяют искать нарушителей.

Заповедь, призванная давать жизнь, в руках людей, говорящих от имени Бога, но не знающих Бога, мы знаем это из истории человечества, начинает нести смерть и преследования. И в конце концов именно нарушения закона иудейского стали поводом для того, чтобы убить Богочеловека.

Юбилейный год 750-летия Тверской епархии, наполненный чередой праздничных мероприятий, завершается важным событием — фильмом об истории епархии «Путь в семь с половиной веков», созданным силами пресс-службы Тверской епархии, выпускниками духовных академий, которые несут сегодня церковное творческое послушание на Тверской земле. Считаю, что этот фильм уже вошел в летопись епархиальной жизни.

Фильм смотрится на одном дыхании, в нем много позитива и добра. Говорят, что пишут только о падающих самолетах, а о благополучных полетах и приземлениях не пишут, так и об ошибках священнослужителей трубят на всех перекрестках, а добрые примеры остаются незамеченными. Фильм стремится исправить эту ошибку, рассказывая о настоящей, подлинной жизни тверского духовенства, которое в большинстве своем очень достойно проходит свой путь. Эти люди много трудятся, отдают свои силы, таланты и время другим. Их примеры очень трогательны, иногда до слез. Я хотел бы, чтобы фильм этот разрушил хотя бы отчасти те неверные стереотипы о Церкви, которые созданы в сегодняшнем обществе.