÷÷÷
Кто умирает в пушкинских местах,
в усадьбе, у посёлка, на мостах, 
на повороте, на пустых путях,
запутываясь в облачных сетях,
на железнодорожном полотне,
почти во сне, пока не рассвело,
того прибило к пушкинской родне
взрывной волной, как к берегу весло.
Теперь мы все становимся родня,
теперь мы родом из Больших Вязём,
и в чёрных списках наши имена 
готовы вспыхнуть кровью и огнём. 

НА ГРАНИЦЕ НОЧИ
Даше Дугиной
И слёз, и жалости довольно.
Восходит ярости звезда.
Уже не страшно и не больно.
– Да, Дарья?
– Да!
– Per aspera ad astra,
Даша,
Лети!
Душа крылата и прекрасна
И ей не место взаперти.
Над третьим Римом
Солнце чёрное,
Над третьим Римом
Гарь и дым,
И губы шепчут обречённо:
Мы отомстим!
Вам, кажется, что победили вы –
Тротиловые короли!
Уходят русские валькирии,
Взлетают русские валькирии,
Сирены наши или Сирины,
И уничтожат вас они!
2022

***
Ты ко всему привык —
ты едешь на родник.
По розовой от глины
и жёлтой от песка
дороге, вкус малины
смывая с языка
полынным, горьким, пьяным,
просторным, как поля
не воздухом — дурманом.
Ты — небо, ты — земля.

(ЛЮБОВЬ ГЛОТОВА)

Русский поэт Ион Деген

***
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

Декабрь 1944

* * *

про красоту мне не рассказывай,
я знаю сам, что красота —
как тот стаканчик одноразовый,
с похмелья выпитый с утра.

а что в нем было? это главное,
но нет ответа на вопрос,
особенно когда халявное
и неизвестно кто принес.

***
Внутри у меня была
Незаполненная
Пустота
Туда я положила
Еду
Вино
Или ром
Книгу
Блеск для губ
Те самые духи
То лето
Запах мотоцикла
Первый самолёт
Утренний шаг дедушки
Песок меж пальцев
Жука в янтаре
Первое признание
Вонючий табак из банки
Ещё еды
Первое слово ребёнка
Предчувствие смерти
Щелчок медицинского зажима
Смех сыновей
Едкий дым в квартире
Страх
Подножка в тесном подъезде
Первые его ссадины
Тёплый ночной ветер
Бессонницу
Целиком тебя
Себя по кусочкам

***
Когда я делаю уроки
Под крики матери с отцом,
В окне не видно красок мира,
Но, к счастью, видно гаражи.

А там под музыку блатную
Выносит мусор мужика,
А тот мужик выносит мусор,
Но двух не вынесет пока.

Мои друзья бегут по крышам:
Один был толще остальных
И проломил своим же весом
Соседскую галакси форд.

(Теперь они бегут обратно
Под крики: "Шухер!", "Нам пизда!",
Как хорошо, что я сегодня
С парнями не пошел гулять).

Вон Пашка зажимает Ленку,
На ухо шепчет о любви,
А руки ниже все и ниже,
По морде не словил пока.

Наш трудовик, собрав тусовку
Из полулысых стариков,
Про водку лекцию читает,
А после практику начнёт.

Мне гаражи, как телевизор,
И пофиг, что контент не торт,
Я и не видел лучше мира,
Чем мой родной бухой район.

На кухне смолкли крики мамы,
Я слышу топот ног отца.
Сейчас придёт и будет громко
Уроки с матом проверять.

(АНТОН ТИХИЙ)

Всем привет!

Начинаем вести телеграмм-канал, посвященный нашей книжной серии «‎КПД» (Колобродов, Прилепин, Демидов).

Нам, людям маниакально читающим, порой остро не хватает тех или иных книг. Понимая, что их никто никогда не издаст, мы решили исправить это положение.

Первая ласточка — первый том «Полного собрания стихотворений и поэм‎» Эдуарда Лимонова. Уже вышел. Продаётся на ура — бестселлер. Если вы ещё не купили его, самое время: успеете прочесть ровнёхонько к выходу второго тома.

Мы работали с января — готовили новые книги. И этой осенью ожидается сразу три новинки:

1. Антология военной поэзии, посвящённая событиям на Украине. Выйдет в издательстве «Питер». Отбирали строго: только лучшие стихи лучшие современных поэтов. Мы покажем вам новую культуру — патриотическую, вдохновенную и огненную во всех смыслах.

2. Новый стихотворный сборник Игоря Караулова — «‎Моя сторона истории» (стихи эпохи специальной военной операции). Когда этот поэт начинает читать, аудитория погружается в тишину и ждёт ударных ироничных строк («Давай разделим Польшу пополам?..»). Дайте время — и Караулов станет народным поэтом. Книга выйдет в издательстве «Питер».

3. Первое в своём роде полное собрание всего написанного Иваном Приблудным — прекрасный поэтом, пришедшим в русскую литературу из украинских степей, исполненных Гражданской войной; учеником Сергея Есенина и Валерия Брюсова; забубенным малым, который в большой литературной компании Ярослава Смелякова, Павла Васильева и Бориса Корнилова наводил шорох. Всё, что издавалось до этого, мягко говоря, лишь отблеск того неуёмного таланта, который обладал Приблудный. Наше же издание позволит в полной мере насытиться поэзией, прозой жизни и колоссальной энергией этого поэта. Книга выйдет в издательстве «Русский Гулливер».

Подписывайтесь на канал и ждите новостей! Осень будет жаркой!

÷÷÷
Купола в России кроют золотом,
добавляя литий и тантал.
Философствуем, по Ницше, молотом
и металлом лупим о металл.
Раздаёт бумажные стаканчики 
человек в плаще и парике. 
Русские давно уже не мальчики 
улицей плывут, как по реке.
Машут им тургеневские девочки, 
знамя на платочки разодрав. 
Плачут их несбыточные денюжки, 
хартии их вольностей и прав.
Выпьем же за них вина креплёного 
залпом, чтоб стаканчик не размок. 
Мимо тополей, прудов и клоунов 
нас ведёт полковник Колобок. 

Стихотворение дня
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Александр Твардовский

***
Смерть и Любовь над миром царят,
Только Любовь и Смерть.
И потому Блядь и Солдат
Нам подпирают твердь
неба. Горячие их тела
(он — мускулистый, она — бела,
так никого и не родила,
но каждому мясо свое дала),
переплелись и пульсируют вместе.
Ей — безнадежной неверной невесте —
В тело безумное сперму льет,
Зная, что смерть там она найдет.
У Бляди мокрый язык шершав.
В щели ее огонь,
Солдат, отрубатель и рук, и глав,
Он семя в нее, как конь…
Она ему гладит затылок,
И он извивается, пылок…

(ЭДУАРД ЛИМОНОВ)

* * *
Если некая русская личность
Вдруг прославится – смотришь: за ней
Уж толпою бегут критиканы,
Чтоб ее растерзать поскорей.

Наподобье волков за санями
Критиканы бегут, гомоня;
«Где поклонники? – личность взывает. –
Заступитесь, спасите меня!»

Но поклонники заняты чем-то,
Хоть неведомо, в сущности, чем, –
Да уж, дел в этом мире немало,
В этом мире немало проблем.

Дай им Бог разобраться с делами,
Увенчать свой неведомый труд!
К сожалению, славную личность
Критиканы тем временем жрут.

Я завидую их аппетиту,
Их причмоку, клыкам и слюням.
Если вдруг я прославлюсь – вот так же
И меня они будут ням-ням.

Так что пусть нас лишает Европа
Пропитания, – мы устоим,
Мы ведь русские! Мы ведь исконно
Вместо хлеба друг друга едим.

(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)

***
Я к себе заземленье приделал
И смеюсь: «Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!», –
Ибо с неба, минуя мой череп,
Прямо в землю стекают стихи.

Но зато потрясенные мыши
Ныне только стихами пищат,
И скворец, эти писки подслушав,
Воспитует стихами скворчат.

И скворчата в восторге стихами
Начинают листву сотрясать;
На балкон выхожу я лениво,
Чтобы эти стихи записать.

А за мною ползет заземленье,
И стихи с облаков по нему,
По бетонным конструкциям дома
Утекают в подземную тьму.

Ну а там их приемлют мокрицы,
Червяки, землекопы-жуки,
И уже в отшлифованном виде
Преподносят мне эти стихи.

(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)

***
Пусть пороки погубят надменный наш город,
Как любовь погубила кентавров стада

***
Девочка в первом цвету рдеет стыдом и смущеньем,
Как ни твердит "не хочу", скоро захочет, как все.

***
В ночь, возвращаясь домой, на раба опереться,
Только с собой и унёс я, что выпил у друга.

(Марк Саллюстий Лукан, он же Виктор Пеленягрэ)

БИТВА
Тянет ветер с понизовья тучи,
Поднимает к небу прах вертучий,
Хохлит волны пеною лебяжьей,
Мечется, свистя, над силой вражьей.
Велика её громада злая:
Смрадной кровью в ковылях пылая,
Обгорая в панцырном железе,
Саранчою через реку лезет.
А навстречу недругу лихому
Соколы летят на крыльях грома,
Конники, кренясь, спешат в намете.
День и ночь хохочут минометы.
Бьем врагов неделю и другую,
Рубим, как болотную кугу, их.
— Глянь, боец, и позабудь усталость —
Много ли их на Дону осталось!
Поглядел он и ответил: — Много!
Трупами их выстлана дорога,
Может, двести тысяч, может, триста,
От врагов убитых — степь бугриста…
— А живых-то велика ли стая?
— А живых я пулями считаю!

1942

(ПАВЕЛ ШУБИН)

Я зеркало протру рукой
и за спиной увижу осень.
И беспокоен мой покой,
и счастье счастья не приносит.

На землю падает листва,
но долго кружится вначале.
И без толку искать слова
для торжества такой печали.

Для пьяницы-говоруна
на флейте отзвучало лето,
теперь играет тишина
для протрезвевшего поэта.

Я ближе к зеркалу шагну
и всю печаль собой закрою.
Но в эту самую мину-
ту грянет ветер за спиною.

Все зеркало заполнит сад,
лицо поэта растворится.
И листья заново взлетят,
и станут падать и кружиться.

Борис Рыжий

БОРИС РЫЖИЙ

Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны —
это я открываю глаза.

Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.

Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.

Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.

Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.

НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Не ругай меня, жена,
что я ёрш, что я ёж.
У кого внутри война,
у того снаружи — нож.
На ночной наждак луна
проливает чистый шёлк.
Не кори меня, жена,
что я вол, что я волк.

Волчьей ягодой полна
жизнь колючая — колись.
Не стыди меня, жена,
что я лось, что я рысь.
В меня речка влюблена,
понимает меня ель.
Не ревнуй меня, жена,
что я лис, что я — лель.

То я вепрь, а то я выпь, —
со своей землёю схож:
звёзды в небе — моя сыпь,
зыбь на море — моя дрожь.
Как напьёшься допьяна,
мир припрячешь в кулаке,
глядь — а в нём твоя страна:
нос хмельной и в табаке.

Пляшет, плачет старина,
шарят тени по кривой:
не качай им в лад, жена,
грозной птичьей головой.
Всё, что видится извне —
возникает изнутри…

Тише! О своей войне
никому не говори!

(ОЛЕСЯ НИКОЛАЕВА)

В СЕКРЕТЕ
В романовских дублёных полушубках
Лежат в снегу — не слышны, не видны.
Играют зайцы на лесных порубках.
Луна. Мороз… И словно нет войны.
Какая тишь! Уже, наверно, поздно.
Давно, должно быть, спели петухи…
А даль — чиста. А небо звёздно-звёздно.
И вкруг луны — зелёные круги.
И сердце помнит: было всё вот так же.
Бойцы — в снегу. И в эту синеву —
Не всё ль равно — Кубань иль Кандалакша? —
Их молодость им снится наяву.
Скрипят и плачут сани расписные,
Поют крещенским звоном бубенцы,
Вся — чистая, вся — звёздная Россия,
Во все края — одна, во все концы…
И в эту даль, в морозы затяжные,
На волчий вой, на петушиный крик
Храпят и рвутся кони пристяжные,
И наст сечёт грудастый коренник.
Прижать к себе, прикрыть полой тулупа
Ту самую, с которой — вековать,
И снежным ветром пахнущие губы
И в инее ресницы целовать.
И в час, когда доплачут, досмеются,
Договорят о счастье бубенцы,
В избу́, в свою, в сосновую вернуться
И свет зажечь…
В снегу лежат бойцы.
Они ещё своё не долюбили.
Но — родина, одна она, одна! —
Волнистые поляны и луна,
Леса, седые от морозной пыли,
Где волчий след метелью занесён…
Берёзки — словно девочки босые —
Стоят в снегу. Как сиротлив их сон!
На сотни вёрст кругом горит Россия.

Разъезд № 9 под ст. Неболчи, 13 декабря 1942

(ПАВЕЛ ШУБИН)

Роман Рубанов:

***
Мы - русские! С нами Борхес
и Маркес, и Эдгар По.
Мы - русские! С нами борются.
На нас нападают толпой.

Богатства, что в недрах, манят
захватчиков, как магнит.
Мы - русские! С нами Рахманинов,
Чайковский, Сен-Са́нс и Шнитке.

Нас гимна лишали, флага,
вытаптывали и жгли.
Лупили по нам с флангов,
стирали с лица земли.

А мы возрождались из пепла,
выстраивались из руин.
Мы - русские! С нами Шпенглер,
Левкипп, Демокрит, Плотин.

Великую литературу
замалчивают под шумок,
стирают нашу культуру...
Мы - русские! С нами Блок!

Стыдить нас всем миром не надо,
в нас накрепко сплетены
Флоренский и Леонардо,
Набоков и Арноти́.

Нас видят живой мишенью
блуждающей меж берёз.
Хотите культуру отмены?
Так мы с собой заберём

Моне, Ренуара, Сартра,
Шагала, Дали, Дега...
По ком буревестник каркает?
По ком голосят снега?

По вам. Вы культуру продали,
сменяли на бусы, на хлам.
Она горбуном юродивым
покинула Нотр-Да́м.

Оставьте. И перестаньте
нас в смертных грехах обвинять.
Мы - русские! С нами Данте.
Он выведет нас из огня.