***
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится…
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом крестится
Рукой, махнувшей на людей?…

(НИКОЛАЙ ЗИНОВЬЕВ)

ЭТИ РУССКИЕ
(согласно переписи населения)

When you say "these Russians"
you just need to know:

Эскимосы и Чуванцы,
Негидальцы и Челканцы,
Ульчи, Орочи, Селькупы,
Ханты, Шорцы и Якуты,
Теленгиты, Нганасаны,
И Буряты, и Долганы!

Камчадалы, Тубалары,
Кабардинцы, Тофалары,
Нивхи, Чукчи, Алеуты,
Кеты, Вепсы, Телеуты,
Энцы, Ненцы, Гагаузы,
Немцы, Чехи и Французы!

И Каряки, и Кереки,
и Таджики, и Узбеки,
Кряшены, Аварцы, Греки!

Ассирийцы и Дидойцы,
Финны, Сваны, Македонцы,
Нагайбаки и Эстонцы,
и Британцы, и Японцы!

Каратинцы, Абазины,
и Поморы, и Лезгины,
и Сойоты, и Удины!

Бангладешцы и Испанцы,
Каракалпаки, Пакистанцы,
Мишари, Кубинцы, Таты,
Караимы и Хорваты,
Венгры, Латыши, Грузины,
Удегейцы, Осетины,
и Балкарцы, и Поляки,
Кубачинцы и Крымчаки,
Итальянцы и Хемшилы,
Американцы и Хваршины!

И Киргизы, и Алтайцы,
и Андийцы, и Ногайцы,
и Рутульцы, и Уйгуры,
и Литовцы, и Цазуры,
Курды, Езиды, Туркмены,
и Эвенки, и Эвены.
Ингуши, Мари, Ижорцы,
и Калмыки, и Аджарцы!

Бесермяне и Тоджинцы,
и Удмурты, и Тувинцы,
Сербы, Персы, Кумандинцы!

И Татары, Эрзя, Мокша,
и Чуваши, Лакцы, Шокша,
Астраханские Татары,
Крымские — да, да — Татары,
И Евреи, и Башкиры,
Тазы, Манси, Юкагиры,
Азербайджанцы и Армяне,
и Индийцы и Цыгане,
Белорусы, Молдоване!

И Карелы, и Корейцы,
Ительмены — да, Индейцы!
И Казахи, Украинцы,
Коми, Русские, Даргинцы,
и Чеченцы, и Абхазы,
Меннониты, Сету, Лазы!

Так нас много — всех и сразу!

Талыши, Саамы, Водь!
Тыщу лет так хороводь!

Для чего поём и плачем?
Что мы знаем? Что мы значим?
Почему мы? Отчего?
Мы — за что? Мы для кого?

За Победу! Для Победы!
Мы — за деда, мы для деда!
Мы за бабушку, за ту,
за её отца, за маму,
за восход над самой-самой
необъятной и Родной
над моей — твоей — Страной!

(ЛЮБОВЬ ГЛОТОВА)

***
Зачем же ласточки старались?
Над чем работали стрижи?
Так быстро в воздухе стирались
Тончайших крыльев чертежи.
Так ясно в воздухе рябило —
И вот попробуй, перечти.
Так моментально это было —
Как будто не было почти.

И мы вот так же для кого-то
Плели в полёте кружева.
Но крыльев тонкая работа
Недолго в воздухе жива.
К чему пророческие позы
Над измусоленным листом?
Мы только ласточки без пользы
В ничейном воздухе пустом.

(АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ)

УПРЯМЫЙ МАРШ

А.Х.

Пути разведывает Бог
сквозь солнечную лупу.
Ведёт бои юго-восток
за пленный Мариуполь.
Пока накаркивает век,
что наша песня спета,
здесь каждый первый...
.........................(имярек),
уверовал в победу.
Ещё побалуют стрижи
задором довоенным,
и чудом выжившая жизнь
споёт проникновенно.

Когда б не мы, тогда бы нас,
а дальше - без разбора.
На связи позывной "Донбасс",
проверенный, который
Космодемьянского литья,
Маресьевской породы.
Бойцов святые жития
помножены за годы.
На восемь лет - один завет
носителей разгрузки:
"Обраткой тьме врубаем свет
и говорим по-русски!"

2022 г.

÷÷÷
Идёт война тотальная,
гибридная война,
а ты сидишь печальная 
и вяжешь у окна.
А то была весёлая 
и что-то там пряла.
Война нас не рассорила,
мы вместе как скала.
Сегодня снова скифы мы, 
опять горит закат.
Но умерли от тифа мы
сто с лишним лет назад. 
И горести, и радости
делили мы вдвоём, 
но от какой-то гадости
ещё не раз умрём. 
Летят четыре всадника 
по полю, через лес
от детского от садика 
до вывески "собес".
Летят за ними саночки 
на самый дальний свет.
В гробах летают панночки, 
но им поживы нет.

***
Дух нации должен быть хищен и мудр,
Судьей беспощадным отрядам.
Он коброю спрячет в зрачке перламутр,
Он буйвол с недвижимым взглядом.

В краю, где от крови багровы мечи,
Не ищет трусливых решений.
Он ястреб, считающий мирных мужчин
В горячее время сражений.

А счёт его точен, как точен размах
B движении неистребимом:
Чем меньше мужчин, выбирающих страх,
Тем выше полет ястребиный.

1990

(АЛЕКСАНДР БАРДОДЫМ)

÷÷÷
Крысы кормятся "Азовом",
а азовцы жарят крыс.
В этом дивном мире новом 
твари все переплелись. 
Рыщет крыса боевая
с человеческим лицом, 
и цепочка пищевая 
замыкается кольцом.
Обретает форму гада, 
что вцепился в плоть хвоста.
Чтоб извлечь его из ада,
нужно вновь распять Христа. 

***
О чем говорят бараны,
бессмысленною гурьбой
бредущие на убой?

Слева у них и справа
овчарки крутого нрава —
боевики охраны.

Бараны в первом ряду
восторженно блеют: "Слава
Дарующему Еду!"

Хором баранья масса
вторит: "Отстой — на мясо!
Врагов — на сковороду!"

Над ними блакитный свод.
За ними — родной лубок.
Впереди — врата.

Кто в силе, тот и войдет.
Иначе — рогами в бок.
Толкотня, суета,

где сбившиеся в середку
трубят: "Идем на таран!"
А последний баран

траву обмарал,
вотще надрывая глотку
воплем: "Я — ветеран!"

(ИРИНА ЕВСА)
______________
P.s. стихотворение 2017 года, и тогда поэт всё видела и всё понимала: с кем борются ДНР, ЛНР и Россия, а после 24 февраля 2022 года всё резко переменилось... Жалко, неплохой был поэт.

***
...подай перст свой сюда
Ин 20:27

Календари на палец похудели
в конце весны, и сорван без стыда
большой войны последний день недели,
который называется среда.

Зелёный цвет обратно входит в моду –
пучком травы, брезентовым ведром,
и роженицы прячутся, и воды
отходят у берлинского метро.

И, налезая строчками на ставни,
кириллица, как рация, фонит
на штукатурке майского рейхстага:
«Проверено. Бог есть. Сапёр Фомин».

(МИХАИЛ СВИЩËВ)

÷÷÷
Это всё не поэзия, нет.
Это пища для ваших пародий. 
Это просто разбуженный нерв,
расшалившийся, знать, к непогоде.
Это Урганта urban decay.
Это вскормленный ведьмой Наиной 
истеричный тупой гинекей.
Это свадьба калины с волыной. 
Это дружества полный дефолт, 
это кровного братства банкротство, 
это школьной кириллицы флот,
опускающий флаг первородства. 
Это платья наёмных невест
пузырятся, как грязная пена.
Это в чёрном колодце небес
важно кружатся грифы отмены.
Это ворон кричит "нет войне"
и несёт джавелин на спине.
Отвечаю ему: я не твой,
не мелькай над моей головой. 

***
Мы — русские! С нами Борхес
и Маркес, и Эдгар По.
Мы — русские! С нами борются.
На нас нападают толпой.

Богатства, что в недрах, манят
захватчиков, как магнит.
Мы — русские! С нами Рахманинов,
Чайковский, Сен-Са́нс и Шнитке.

Нас гимна лишали, флага,
вытаптывали и жгли.
Лупили по нам с флангов,
стирали с лица земли.

А мы возрождались из пепла,
выстраивались из руин.
Мы — русские! С нами Шпенглер,
Левкипп, Демокрит, Плотин.

Великую литературу
замалчивают под шумок,
стирают нашу культуру...
Мы — русские! С нами Блок!

Стыдить нас всем миром не надо,
в нас накрепко сплетены
Флоренский и Леонардо,
Набоков и Арноти́.

Нас видят живой мишенью
блуждающей меж берёз.
Хотите культуру отмены?
Так мы с собой заберём

Моне, Ренуара, Сартра,
Шагала, Дали, Дега...
По ком буревестник каркает?
По ком голосят снега?

По вам. Вы культуру продали,
сменяли на бусы, на хлам.
Она горбуном юродивым
покинула Нотр-Да́м.

Оставьте. И перестаньте
нас в смертных грехах обвинять.
Мы — русские! С нами Данте.
Он выведет нас из огня.

(РОМАН РУБАНОВ)

÷÷÷
Помнишь односолодовый виски?
Без него мне в жизни было пусто.
Я тогда отслеживал новинки 
дегенеративного искусства.

Я любил очкастых лесбиянок, 
юношей с изящной формой зада,
Гельмана просторный полустанок 
на задворках Курского вокзала.

Я бывал на ярких биеннале, 
где рулила Маша или Лиза
и меня ещё не проклинали 
корифеи концептуализма. 

Где во мне признали человека,
да и я поверил, что не овощ.
Где бродил с бокальчиком просекко 
депутат Евгений Бунимович.

А когда они сожгли Одессу,
концептуализма корифеи, 
и свою коричневую мессу 
праздновали в каждой галерее,

и когда весенний Мариуполь 
расстреляли рыцари дискýрса, 
тут-то и пошёл во мне на убыль
интерес к их модному искусству. 

Я люблю донбасских ополченцев, 
песни их про смерть и про победу. 
Я люблю кадыровских чеченцев. 
Я на биеннале не поеду. 

И теперь уже навеки русскую,
никогда любить не перестану 
Вагнера израненную музыку
и желать спасения Тристану. 

***
«Вот вам труп, — что скажете, Уотсон?» —
«Вероятно, это был поэт». —
«Почему?» — «А потому, что к трупу
Членский прилагается билет.

Был покойный, судя по билету,
Вхож в литературные верхи,
А еще есть записная книжка,
В книжке — графоманские стихи».

«Как же так — ведь, судя по одежде,
Автору сопутствовал успех?» —
«Вы наивный человек, Уотсон —
Графоман всегда обскачет всех.

Я и сам пописывал когда-то,
Но бездарностями был затерт,
С той поры меня трясет при виде
Этих наглых графоманских морд.

К счастью, есть такой поэт Добрынин,
Графоманов убивает он.
Знаю — он и этого пристукнул,
Наглостью мерзавца возмущен.

Что хотите делайте, Уотсон,
Но не буду я его ловить.
Посмотрите, доктор, что за небо,
Воробей кричит: «Чивить-чивить!»

Тучки мчатся в сторону Ла-Манша,
Лондонские блещут купола...
Одного мерзавца завалили —
И природа сразу ожила».

(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)

СЕРГЕЙ КУБРИН

в семь лет я впервые попробовал приму,
в пятнадцать – полстопки пшеничной,
потом
я попробовал Свету и Римму,
отличницу Дашу и стерву Ирину,
потом я устроился в ЛОМ,

а дальше я спал и теперь вот не сплю,
и лето играет со мной в догонялки,
мне Даша и Римма бросают петлю,
а я говорю – не люблю, не люблю,
дай битву на Калке,
дай камень и палку,
я вам за победу налью.

мне Света прислала письмо из Стамбула,
Ирина – посылку из Душанбе,
одной от меня что-то ветром надуло,
другая вот пишет мне –

а помнишь, а помнишь две тысячи пятый,
гараж и подъезд, две трубы под мостом.

да помню я, помню и голос твой мятый,
и запах поддатый и общий наш дом.

но что же такое, не помню, не помню.

ребята, не надо, не надо, не надо,
да будет ли счастье на нашем веку,
да, будет: и пудра небес, и помада,
и храп под луной, и любовь на боку.

но только не будет полстопки ядреной,
затяжки отцовских шальных сигарет,
и худенькой Риммы, и теплой Ирины,
а только прибой, только привкус соленый,
на всякое да – только нет, только нет.

Ирина, Светлана, Надюша, Марина,
Татьяна, Алена, Людмила
Любовь.

***
Завелись в голове моей мыши.
Поставлю на них мышеловку.
Чтоб на волю они не вышли:
Загрызут кого, — будет неловко.

***
Помню:
Е В Р А З И Я.

Экая бесхозяйственность!

Лес на закате —
Двуручная пила, заброшенная в заречную даль.

Вечер, споткнувшись, до крови оцарапался.

***
Колючие поцелуи дождя.
Как холодно ты, мироздание!
....................................................
Стихотворение — губка букв —
Перед (самым) сном.

ИЗ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
... А один в образе, видишь ли, командира,
С неистовым кличем Аллах Акбар!
От обыденного вдруг откололся мира,
Будто семечка из подсолнуха выпрыгнула.

ВОЗРОПОТНОЕ
Мне позвонил Бог:
Витёк, — говорит, — ты чего?
Что я ответить мог?
И вообще мне — не до Него.

Время меня жим-жим,
Не хватает уже на фигню,
Когда забираемых Им
Я что ни день хороню.

СТО ЛЕТ ТОМУ
Маяковский без сомнения гений!
Но этот его базарный, скандальный тон и крики...

Как ещё ему, бедному,
было переорать Блока!

Говорившего спокойно,
но усиленного репродуктором небес.

***
А вот помнится

Любопытнейший всё-таки феномен
Писатель (анти)советский

Его так волновало что творит он лишь — в стол!

А не то вовсе
что

забит
под
лавку

***
Молнию ночью сравню
С зиппером на твоих джинсах.
И запах моря!

(ВИКТОР САНЧУК)

***
В банке сказали: возьмете монету
сильно не трите, водите легко,
там под полоскою серого цвета
вы обнаружите новый пин-код.
Вышла из банка. На детских качелях
мальчик качался, скрипели болты,
рядом в «Харчевне» чиновники ели,
терли салфетками жирные рты.
Птицы летели, собаки бежали,
дворники метлами землю скребли.
Вписаны эти мгновенья в скрижали,
или же в ливневый сток утекли?
Город как город. Сроднился с планетой.
Город-инфекция. Город-налет.
Если стереть его крупной монетой,
взгляду откроется новый пин-код.

(ГАННА ШЕВЧЕНКО)

÷÷÷
Не шей ты мне, батюшка, красное кимоно.
Такое кимоно у нас запрещено.
Оно не соответствует бусидó.
От него уменьшается либидó.

Не шей ты мне, батюшка, красное кимоно.
На дворе война, на траве бревно.
Пусть уж будет чёрное, будто кровь 
боевых шагающих мертвяков. 

Белое будто свет, синее будто флот
ледяных стрекоз у твоих ворот.
На небе горит пламень-колотун
над схваткой двух кучевых йокодзун. 

Не шей ты мне, батюшка, красное кимоно,
а лучше пойди поиграй в домино.
Безымянных косточек по столу
стук раздаётся на всю страну.

***
Бог войны говорит грозным голосом,
Сотрясая донецкую степь.
И пехота за ним не угонится,
И на танках за ним не поспеть.

Он как море исполнен удали.
Он идёт за верстою верста
К тем, кто заняли в Мариуполе
Азовсталь.

Бог войны говорит страшным голосом.
Так другие не говорят.
А Серёга из города Горловки
Что-то вроде пономаря:

Он за ним, он всегда с ним рядом,
С этим богом, который суров.
Он подносит ему снаряды,
Слать приветы нацбату «Азов».

Он уверовал в бога этого,
Что стоит за простых людей.
Этот бог не вращает планеты,
Не умеет ходить по воде,

Он прокладывает дорогу
В ржавой слякоти и снегах.
Страшный бог. Грозный бог. Но другого
Бога нет у нас для врага.

(РОМАН РУБАНОВ)

÷÷÷
Нынче правды в мире стало больше,
и она на нашей стороне.
А французы или, скажем, боши - 
что они поймут в чужой войне?
Наша правда крепнет с каждым залпом, 
прорастает в песнях и умах.
Это то, чего не сможет Запад
наскрести в армейских закромах. 
То, чем не владеют англосаксы,
исстари народец воровской.
Есть у них лишь фунты или баксы,
правды нет за ними никакой.
Нашей правдой светится в полёте 
дружная ракетная семья. 
Наша правда бешено молотит 
по бетонным норам бандерья. 
И пускай ни капли ей не радо
лживое нацистское кубло,
можно жить без Gucci и без Prada, 
а без правды будет тяжело.