Forwarded from Игорь Караулов
÷÷÷
Фронтовые сто грамм, но не больше, хорош.
Не стесняйся, кури и здоровью вреди.
Ты не знаешь, что встретит тебя впереди
и какую судьбу на дорогах найдёшь.
За холмом, за пригорком, за серой рекой,
за истерзанным в дым дубняком вековым.
То ли честь, то ли правду, но вряд ли покой.
То ли в землю зароет тебя побратим.
Встань для общего фото с чужой дорогой,
с офицерской женой как с любимой страной.
За спиною - вскипающий аэродром.
Выпей малую чарочку, это не бром.
Ты к ракушке ушной приложи телефон,
и на память о зелени крымских долин
вдруг послышится шум подступающих волн,
неминуемо тонущий в гуле турбин.
В крайний раз подмигнула тебе замполит,
видно, чем-то ей нравишься - впрочем, забудь.
У неё материнское сердце болит
и медаль украшает высокую грудь.
Помолчи, покури, своё сердце согрей,
ты в заботах её только малая часть.
Ей за тысячи тысяч других матерей
холодеть и стареть, провожать и встречать.
Фронтовые сто грамм, но не больше, хорош.
Не стесняйся, кури и здоровью вреди.
Ты не знаешь, что встретит тебя впереди
и какую судьбу на дорогах найдёшь.
За холмом, за пригорком, за серой рекой,
за истерзанным в дым дубняком вековым.
То ли честь, то ли правду, но вряд ли покой.
То ли в землю зароет тебя побратим.
Встань для общего фото с чужой дорогой,
с офицерской женой как с любимой страной.
За спиною - вскипающий аэродром.
Выпей малую чарочку, это не бром.
Ты к ракушке ушной приложи телефон,
и на память о зелени крымских долин
вдруг послышится шум подступающих волн,
неминуемо тонущий в гуле турбин.
В крайний раз подмигнула тебе замполит,
видно, чем-то ей нравишься - впрочем, забудь.
У неё материнское сердце болит
и медаль украшает высокую грудь.
Помолчи, покури, своё сердце согрей,
ты в заботах её только малая часть.
Ей за тысячи тысяч других матерей
холодеть и стареть, провожать и встречать.
Forwarded from Тот самый Олег Демидов
***
Что может быть интересного после двадцати…
Уже нельзя на улицах орать
Так чтобы все глазели — танцевать
Уже нельзя тебя за шею взяв…
Всё выступать и пить и обниматься
Прошла пора… Обязывает время
Ходить и скучным быть
И всё в стихи…
И в степи уводить грузовики…
<до 1963 года>
(Эдуард Лимонов)
Что может быть интересного после двадцати…
Уже нельзя на улицах орать
Так чтобы все глазели — танцевать
Уже нельзя тебя за шею взяв…
Всё выступать и пить и обниматься
Прошла пора… Обязывает время
Ходить и скучным быть
И всё в стихи…
И в степи уводить грузовики…
<до 1963 года>
(Эдуард Лимонов)
***
...Там за широким неспешным заливом,
Где-то на чудном Днепре,
Город Херсон возвратит свою силу
В этом святом сентябре.
Где от пожарищ в проплешинах поле –
Пепел и чад в дымаре –
Там Запорожье вернет себе волю
В этом святом сентябре.
Там, где нельзя больше быть «вне» и «между»,
Там, где полнеба в золе,
Снова Донбасс обретает надежду
В этом святом сентябре.
Там, где от взрывов земля раскололась,
Шрамы в дубовой коре,
Город Луганск возвращает свой голос
В этом святом сентябре...
(ТАТЬЯНА КОПТЕЛОВА)
...Там за широким неспешным заливом,
Где-то на чудном Днепре,
Город Херсон возвратит свою силу
В этом святом сентябре.
Где от пожарищ в проплешинах поле –
Пепел и чад в дымаре –
Там Запорожье вернет себе волю
В этом святом сентябре.
Там, где нельзя больше быть «вне» и «между»,
Там, где полнеба в золе,
Снова Донбасс обретает надежду
В этом святом сентябре.
Там, где от взрывов земля раскололась,
Шрамы в дубовой коре,
Город Луганск возвращает свой голос
В этом святом сентябре...
(ТАТЬЯНА КОПТЕЛОВА)
Forwarded from Chmyndrik
***
Мне жутко, когда днём зажигаются фонари.
Словно зима уже закурила первую у двери,
Словно опять стучат в двери те, что заканчивается на «бри»,
Все эти жадные до световых часов ноябри или декабри.
Ты прячешься в кожу животных, возмущаешься: «посмотри!
В Париже сейчас двадцать девять, в Вероне - все тридцать три!
Да что Москва себе позволяет, с ней хоть умри»
Но мы - понаехавшие - не судьи ей, не жюри.
А может она решила казаться Лондоном и у неё пари,
Мы тоже с тобой стараемся показать совсем не то, что внутри.
Красивые и счастливые, только защитный слой не сотри.
Мне жутко, когда днём зажигаются фонари
Мне жутко, когда днём зажигаются фонари.
Словно зима уже закурила первую у двери,
Словно опять стучат в двери те, что заканчивается на «бри»,
Все эти жадные до световых часов ноябри или декабри.
Ты прячешься в кожу животных, возмущаешься: «посмотри!
В Париже сейчас двадцать девять, в Вероне - все тридцать три!
Да что Москва себе позволяет, с ней хоть умри»
Но мы - понаехавшие - не судьи ей, не жюри.
А может она решила казаться Лондоном и у неё пари,
Мы тоже с тобой стараемся показать совсем не то, что внутри.
Красивые и счастливые, только защитный слой не сотри.
Мне жутко, когда днём зажигаются фонари
***
Усталый диалог усталого мужчины
И жалобы на про́житую жизнь
И что легли тяжёлые морщины
Жизнь — вертихвостка,
Жизнь — сука,
Повертела хвостом, пошла
В кармане пусто
Во рту — сухо
Плохи мои дела…
<1958-1964>
(Эдуард Лимонов)
Усталый диалог усталого мужчины
И жалобы на про́житую жизнь
И что легли тяжёлые морщины
Жизнь — вертихвостка,
Жизнь — сука,
Повертела хвостом, пошла
В кармане пусто
Во рту — сухо
Плохи мои дела…
<1958-1964>
(Эдуард Лимонов)
Forwarded from Александр Пелевин Z
Кто наделал дырок в Северном потоке?
Может быть, индейцы племени чероки,
Может быть, буряты, может быть, хохлы,
Может быть, пигмеи, мстительны и злы?
В Северном потоке дыр наделал кто?
Гитлер? Ходорковский? Мао? Дед Пихто?
Может быть, пираты Черной Бороды?
Может быть, философ типа Дерриды?
В Северном потоке кто наделал дырок?
Кто этот ебучий конченый утырок?
Кто он - транс-персона, лесбиянка, гей?
Вот бы рассказали это поскорей!
Что это за ужас, что это за шок,
Кто проткнул дырою Северный поток?
Верю, негодяя вычислят скорей
И дадут за это плотных пиздюлей.
Может быть, индейцы племени чероки,
Может быть, буряты, может быть, хохлы,
Может быть, пигмеи, мстительны и злы?
В Северном потоке дыр наделал кто?
Гитлер? Ходорковский? Мао? Дед Пихто?
Может быть, пираты Черной Бороды?
Может быть, философ типа Дерриды?
В Северном потоке кто наделал дырок?
Кто этот ебучий конченый утырок?
Кто он - транс-персона, лесбиянка, гей?
Вот бы рассказали это поскорей!
Что это за ужас, что это за шок,
Кто проткнул дырою Северный поток?
Верю, негодяя вычислят скорей
И дадут за это плотных пиздюлей.
***
Опять этой осенью
В РАЙвоенкомате
Господь набирает своих.
(АЛИК ЯКУБОВИЧ)
Опять этой осенью
В РАЙвоенкомате
Господь набирает своих.
(АЛИК ЯКУБОВИЧ)
Forwarded from «КПД» (Колобродов, Прилепин, Демидов)
Кстати, один из вариантов обложки нашей поэтической антологии, посвящённой событиям на Украине. Обложка и пр. ещё изменится, наверное, а вот название — теперь точно останется.
Forwarded from Игорь Караулов
÷÷÷
В парке культуры, в саду наслаждений
нежится юное племя.
Марш довоенный ещё довоенней
стал за последнее время.
Всё довоеннее, всё допотопней
арки и малые формы.
Фрески, мозаики дивных утопий,
коллекционные форды.
Марш метростроевцев, марш краснофлотцев,
брызги беременны тленьем,
будто бы время берут из колодцев
и подают под давленьем.
Всё довоенней звучит Риорита,
всё сокровенней Утёсов.
Стынут солонки в местах общепита,
словно фигурки матросов.
Ломтики хлеба на старой газете,
вкрадчивый голос картавый.
Можно увидеть сквозь дырку в брезенте,
как догорают кварталы.
В парке культуры, в саду наслаждений
нежится юное племя.
Марш довоенный ещё довоенней
стал за последнее время.
Всё довоеннее, всё допотопней
арки и малые формы.
Фрески, мозаики дивных утопий,
коллекционные форды.
Марш метростроевцев, марш краснофлотцев,
брызги беременны тленьем,
будто бы время берут из колодцев
и подают под давленьем.
Всё довоенней звучит Риорита,
всё сокровенней Утёсов.
Стынут солонки в местах общепита,
словно фигурки матросов.
Ломтики хлеба на старой газете,
вкрадчивый голос картавый.
Можно увидеть сквозь дырку в брезенте,
как догорают кварталы.
Forwarded from Фрикативное гэ (Владимир Косогов)
Когда на Хуторе выпивали и говорили о том, что «пройдет время и Донбас будет Россией» был скепсис. Но вокруг были люди, которые не давали в этом усомниться. Спасибо им.
То, что я написал на Хуторе - это во многом их заслуга. Они мотивировали, дали понять, что все будет хорошо. Родня, как говорит Захар.
Эти тексты я не хотел публиковать до официального выхода сборника и антологии. Но сегодня хороший повод.
На Восток от дома
(Мини-поэма с исчезновением)
1.
В уголке игрушки и мячи,
книжка про Емелю на печи,
узелки с одеждой и съестное.
Русским сказкам места больше нет.
Над Донцом погас закатный свет:
есть дорога на восток от дома.
Долгий путь, спасительный маршрут.
Бог не выдаст, свиньи не сожрут.
Родина - большой замок амбарный:
старый ключ потерян под огнем
минометным. Не вернуться в дом
по следам от крови капиллярной.
Рано утром надо уезжать.
На прощанье что тебе сказать,
милый край, разорванный на части?
Жили - были, думали - пройдет,
но за недолетом - перелет:
духи смерти раскрывают пасти.
Пристегнуть ремни и по газам.
Пару дней в пути и будем там,
где чужие люди любят крепче.
Жжет в груди и выжжена земля,
но вернуться, честно говоря,
шансов нет. От этого не легче...
2.
- Мама, мама, мы куда?
Я так не хочу.
Нас чужие города
Выжгут, как свечу.
- Мы и так уже горим,
Нечего терять.
Дым развеется - за ним
Горе ждёт опять.
Гарь сгущается во тьме.
Вспоминайте обо мне.
Я на дальнем берегу
Это поле сберегу.
Сохраню и степь, и лес,
Где из адовых чудес
Ненавидел лишь одно -
Как сирена бьёт в окно:
Так воздушная тревога
Завершает свой пейзаж.
Черный стёрся карандаш,
Дом стоял, была дорога.
- Папа, далеко ещё?
Третий день в пути.
- Ты ж мое сокровище,
Мы уже почти.
3.
Из донецких степей допылив
до среднерусских ,в разливе
Волги. И хватит ли сил
им улыбнуться впервые
с тех пор как прошли блокпост
с дрожью на сердце битом.
Обстрелом из-под колес
камни летят и битум.
В Нижнем жила родня:
всех на погост свезли их.
Как мотыльки у огня
ангелов рой бескрылый
шепчет: «Давайте к нам,
жизнь начинать сначала,
светлую, точно Храм
у самого Светлояра».
4.
Мама, мне приснился сон,
Как за черным валуном
Показалась конница,
И за нами гонится.
Жгут дома и грабят хлев,
Тем, кто выжил, уцелев,
В спины богатырские
Стрелы мчат ордынские.
Столько лет прошло с тех пор,
А Батый глядит в упор
В новой амуниции
Из Познани, из Ниццы ли.
Вот проведена черта
Для финальной битвы.
Не осталось ни черта
Окромя молитвы.
Да и веры с гулькин нос,
Родина пошла вразнос.
Кто кресты поставит,
Отпоёт, помянет?
5.
Китеж не сдался врагам
Люди его отмолили.
Только донецким парням
Вечно лежать в могиле.
Долго луганским степям
Кладбищем быть забытым.
Былинным богатырям
Пора выходить на битву.
Колокол бьёт на дне,
Морозец ползет за ворот.
Тысячи лет в огне,
За городом гибнет город.
Молитвы на весь Донецк
На русском, неистребимом.
И маленький Городец
Вновь гарью пропах и дымом.
То, что я написал на Хуторе - это во многом их заслуга. Они мотивировали, дали понять, что все будет хорошо. Родня, как говорит Захар.
Эти тексты я не хотел публиковать до официального выхода сборника и антологии. Но сегодня хороший повод.
На Восток от дома
(Мини-поэма с исчезновением)
1.
В уголке игрушки и мячи,
книжка про Емелю на печи,
узелки с одеждой и съестное.
Русским сказкам места больше нет.
Над Донцом погас закатный свет:
есть дорога на восток от дома.
Долгий путь, спасительный маршрут.
Бог не выдаст, свиньи не сожрут.
Родина - большой замок амбарный:
старый ключ потерян под огнем
минометным. Не вернуться в дом
по следам от крови капиллярной.
Рано утром надо уезжать.
На прощанье что тебе сказать,
милый край, разорванный на части?
Жили - были, думали - пройдет,
но за недолетом - перелет:
духи смерти раскрывают пасти.
Пристегнуть ремни и по газам.
Пару дней в пути и будем там,
где чужие люди любят крепче.
Жжет в груди и выжжена земля,
но вернуться, честно говоря,
шансов нет. От этого не легче...
2.
- Мама, мама, мы куда?
Я так не хочу.
Нас чужие города
Выжгут, как свечу.
- Мы и так уже горим,
Нечего терять.
Дым развеется - за ним
Горе ждёт опять.
Гарь сгущается во тьме.
Вспоминайте обо мне.
Я на дальнем берегу
Это поле сберегу.
Сохраню и степь, и лес,
Где из адовых чудес
Ненавидел лишь одно -
Как сирена бьёт в окно:
Так воздушная тревога
Завершает свой пейзаж.
Черный стёрся карандаш,
Дом стоял, была дорога.
- Папа, далеко ещё?
Третий день в пути.
- Ты ж мое сокровище,
Мы уже почти.
3.
Из донецких степей допылив
до среднерусских ,в разливе
Волги. И хватит ли сил
им улыбнуться впервые
с тех пор как прошли блокпост
с дрожью на сердце битом.
Обстрелом из-под колес
камни летят и битум.
В Нижнем жила родня:
всех на погост свезли их.
Как мотыльки у огня
ангелов рой бескрылый
шепчет: «Давайте к нам,
жизнь начинать сначала,
светлую, точно Храм
у самого Светлояра».
4.
Мама, мне приснился сон,
Как за черным валуном
Показалась конница,
И за нами гонится.
Жгут дома и грабят хлев,
Тем, кто выжил, уцелев,
В спины богатырские
Стрелы мчат ордынские.
Столько лет прошло с тех пор,
А Батый глядит в упор
В новой амуниции
Из Познани, из Ниццы ли.
Вот проведена черта
Для финальной битвы.
Не осталось ни черта
Окромя молитвы.
Да и веры с гулькин нос,
Родина пошла вразнос.
Кто кресты поставит,
Отпоёт, помянет?
5.
Китеж не сдался врагам
Люди его отмолили.
Только донецким парням
Вечно лежать в могиле.
Долго луганским степям
Кладбищем быть забытым.
Былинным богатырям
Пора выходить на битву.
Колокол бьёт на дне,
Морозец ползет за ворот.
Тысячи лет в огне,
За городом гибнет город.
Молитвы на весь Донецк
На русском, неистребимом.
И маленький Городец
Вновь гарью пропах и дымом.
Forwarded from Бабина в ватнике
Россия дремлет в меркнущем овраге
у дамбы на изломе января.
Мелькает снег из резаной бумаги
в лимонно-жёлтом свете фонаря.
Ночь не нежна, она груба, как выкрик,
полным-полна сосущей пустоты.
Ложись в снега, укройся ими, выспись,
забудь, кто ты,
забудь врагов — им вскоре будет пусто,
забудь друзей по счастью и беде.
По гулкой черноте шагает путник
в заснеженное русское нигде.
Вертинский спит. В холодном лазарете
клубится недоступная весна.
Я напишу на голубой комете,
как на ракете:
«Дальше — тишина!»
(Анна Бабина, 01.10.2022)
у дамбы на изломе января.
Мелькает снег из резаной бумаги
в лимонно-жёлтом свете фонаря.
Ночь не нежна, она груба, как выкрик,
полным-полна сосущей пустоты.
Ложись в снега, укройся ими, выспись,
забудь, кто ты,
забудь врагов — им вскоре будет пусто,
забудь друзей по счастью и беде.
По гулкой черноте шагает путник
в заснеженное русское нигде.
Вертинский спит. В холодном лазарете
клубится недоступная весна.
Я напишу на голубой комете,
как на ракете:
«Дальше — тишина!»
(Анна Бабина, 01.10.2022)
Forwarded from Арсений Ли. Дизайны. Стихи. Соображения (Ars Lee)
Махачкалинскому спецназу
На вещь-мешках бородачи, (герои, как один)
лежат и смотрят как на них
мы, штатские глядим.
Спец-борт подтянут… аппарель откинется вот-вот
и с места их сорвёт войны
большой водоворот.
Нас увезёт в земную жизнь гражданский самолёт —
где будет долгой-долгой смерть…
А их бессмертье ждёт.
На вещь-мешках бородачи, (герои, как один)
лежат и смотрят как на них
мы, штатские глядим.
Спец-борт подтянут… аппарель откинется вот-вот
и с места их сорвёт войны
большой водоворот.
Нас увезёт в земную жизнь гражданский самолёт —
где будет долгой-долгой смерть…
А их бессмертье ждёт.
* * *
Решили плохие писаки,
Горя самомненьем большим:
«Добрынина мы не заметим,
Тем самым и хлеба лишим.
Тем самым он скоро подохнет,
Единственный наш конкурент…»
Но вот незадача: жаркое
Я жру в настоящий момент.
«Ну что, недоумки, лишили? –
Спрошу я, со смаком жуя. –
Есть ваше решение злое,
Но есть еще Муза моя.
И с Коптева, и с Лихоборки
Она созывает людей,
И те доставляют мне на дом
Кто – пиво, кто – пару сельдей,
Кто – мясо и мясопродукты,
Кто – хлеб и простое вино.
Братеево зашевелилось,
И Солнцево, и Строгино.
Немало гонцов из Подлипок,
Из Люберец есть ходоки,
И все по велению Музы
С харчами приносят мешки.
А позже проснется Европа,
Откликнется ей Парагвай,
И жизнь понесется такая –
Лишь пей да опять наливай.
И даже плохие писаки
Пусть прыгают в общей гурьбе –
С условьем, что зависть и злобу
Они уничтожат в себе».
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
Решили плохие писаки,
Горя самомненьем большим:
«Добрынина мы не заметим,
Тем самым и хлеба лишим.
Тем самым он скоро подохнет,
Единственный наш конкурент…»
Но вот незадача: жаркое
Я жру в настоящий момент.
«Ну что, недоумки, лишили? –
Спрошу я, со смаком жуя. –
Есть ваше решение злое,
Но есть еще Муза моя.
И с Коптева, и с Лихоборки
Она созывает людей,
И те доставляют мне на дом
Кто – пиво, кто – пару сельдей,
Кто – мясо и мясопродукты,
Кто – хлеб и простое вино.
Братеево зашевелилось,
И Солнцево, и Строгино.
Немало гонцов из Подлипок,
Из Люберец есть ходоки,
И все по велению Музы
С харчами приносят мешки.
А позже проснется Европа,
Откликнется ей Парагвай,
И жизнь понесется такая –
Лишь пей да опять наливай.
И даже плохие писаки
Пусть прыгают в общей гурьбе –
С условьем, что зависть и злобу
Они уничтожат в себе».
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
Forwarded from Захар Прилепин
Это необъяснимо, но это так. Это уже было написано и сказано. В русской литературе есть всё.
В русской поэзии есть всё.
Федор ТЮТЧЕВ
«Ужасный сон отяготел над нами...»
Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный, безобразный сон:
В крови до пят, мы бьемся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Осьмой уж месяц длятся эти битвы,
Геройский пыл, предательство и ложь,
Притон разбойничий в дому молитвы,
В одной руке распятие и нож.
И целый мир, как опьяненный ложью,
Все виды зла, все ухищренья зла!..
Нет, никогда так дерзко правду Божью
Людская кривда к бою не звала!..
И этот клич сочувствия слепого,
Всемирный клич к неистовой борьбе,
Разврат умов и искаженье слова –
Всё поднялось и всё грозит тебе,
О край родной! Такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней...
Велико, знать, о Русь, твое значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Начало августа 1863 года.
В русской поэзии есть всё.
Федор ТЮТЧЕВ
«Ужасный сон отяготел над нами...»
Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный, безобразный сон:
В крови до пят, мы бьемся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Осьмой уж месяц длятся эти битвы,
Геройский пыл, предательство и ложь,
Притон разбойничий в дому молитвы,
В одной руке распятие и нож.
И целый мир, как опьяненный ложью,
Все виды зла, все ухищренья зла!..
Нет, никогда так дерзко правду Божью
Людская кривда к бою не звала!..
И этот клич сочувствия слепого,
Всемирный клич к неистовой борьбе,
Разврат умов и искаженье слова –
Всё поднялось и всё грозит тебе,
О край родной! Такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней...
Велико, знать, о Русь, твое значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Начало августа 1863 года.
Forwarded from Тот самый Олег Демидов
Давно не публиковал стихи из нашей антологии. Нужны же хорошие образцы. Пусть сегодня будет Влад Маленко.
***
Весна стоит в пальто коротком
И утешает, как умеет.
Не привыкай к военным сводкам,
А то душа окоченеет.
Не привыкай смотреть на карты,
Не то покроешься коростой.
Кто это время нам накаркал?
Чужой нездешний ворон пёстрый.
Хочу, как мальчик, взять рогатку
И победить в лесу волчицу.
К щеке часов прижали ватку,
Из цифры восемь кровь сочится.
Луна на Пасху ляжет решкой,
И смерть не выйдет на работу.
Москвичка в утренней кафешке!
Не привыкай к донецким фото.
Не то тебя железом тронет,
Не в Волновахе, на Волхонке.
Ты слышишь, это время стонет
В обычной радиоколонке!
Отныне в церкви на Таганской
Россия будет ставить свечку
Блаженной бабушке луганской,
Не взявшей у фашиста гречку.
#воскресшиенатретьеймировой
***
Весна стоит в пальто коротком
И утешает, как умеет.
Не привыкай к военным сводкам,
А то душа окоченеет.
Не привыкай смотреть на карты,
Не то покроешься коростой.
Кто это время нам накаркал?
Чужой нездешний ворон пёстрый.
Хочу, как мальчик, взять рогатку
И победить в лесу волчицу.
К щеке часов прижали ватку,
Из цифры восемь кровь сочится.
Луна на Пасху ляжет решкой,
И смерть не выйдет на работу.
Москвичка в утренней кафешке!
Не привыкай к донецким фото.
Не то тебя железом тронет,
Не в Волновахе, на Волхонке.
Ты слышишь, это время стонет
В обычной радиоколонке!
Отныне в церкви на Таганской
Россия будет ставить свечку
Блаженной бабушке луганской,
Не взявшей у фашиста гречку.
#воскресшиенатретьеймировой
Forwarded from Тексты и подтексты
Облепили меня коростой,
обусловили мою жизнь
всё уныние девяностых,
весь двухтысячных пох.изм.
Потому и одышливы строфы,
что у Музы авитаминоз.
А предчувствие катастрофы
я от восьмидесятых пронёс,
когда старцы-имперцы мёрли
непрерывною чередой,
вознося на вершину «Горби»
с неразлучной его м.ндой.
То ли голубь изгадил темя,
толь антихристова печать, —
но явившись, неузнан всеми,
ты основы "начáл" качать.
Ну конечно, чужими руками
и, пожалуй, не по злобé,
не оставил на камне камня
от страны ни нам, ни себе.
Побросав без боя оружие,
отведя с позором войска,
сам не ведал, кому прислуживал,
одобренья чьего искал.
Ни Кабула не надо, ни Таллина,
ни Берлина, ни Алма-Аты.
Всё тобой, слабаком, раздарено,
хоть хозяином был не ты.
Что там думали мамка с батей,
покупаясь на твой пизд.ж:
отсидеться ли в крайней хате?
Отыграться, когда падёшь?
Ты лишь тем оправдался по-свойски,
как просрал напоследок власть,
что на смену тебе из Свердловска
приползла ещё большая мразь.
Ради кодлы его и мафии
ты травил из меня «совка»?
Никакой тебе эпитафии,
кроме этого вот плевка!
08.10.2022
обусловили мою жизнь
всё уныние девяностых,
весь двухтысячных пох.изм.
Потому и одышливы строфы,
что у Музы авитаминоз.
А предчувствие катастрофы
я от восьмидесятых пронёс,
когда старцы-имперцы мёрли
непрерывною чередой,
вознося на вершину «Горби»
с неразлучной его м.ндой.
То ли голубь изгадил темя,
толь антихристова печать, —
но явившись, неузнан всеми,
ты основы "начáл" качать.
Ну конечно, чужими руками
и, пожалуй, не по злобé,
не оставил на камне камня
от страны ни нам, ни себе.
Побросав без боя оружие,
отведя с позором войска,
сам не ведал, кому прислуживал,
одобренья чьего искал.
Ни Кабула не надо, ни Таллина,
ни Берлина, ни Алма-Аты.
Всё тобой, слабаком, раздарено,
хоть хозяином был не ты.
Что там думали мамка с батей,
покупаясь на твой пизд.ж:
отсидеться ли в крайней хате?
Отыграться, когда падёшь?
Ты лишь тем оправдался по-свойски,
как просрал напоследок власть,
что на смену тебе из Свердловска
приползла ещё большая мразь.
Ради кодлы его и мафии
ты травил из меня «совка»?
Никакой тебе эпитафии,
кроме этого вот плевка!
08.10.2022
Forwarded from Антон Шагин
Иногда я спокоен, забыв вдруг о жизни и смерти.
Дома выключен свет. Шторы спущены. Двери закрыты.
Я на время остался один и на всём белом свете
ни души, только сила молитвы дана для защиты.
Слышу я голоса, поименно назвать их сумею.
Говорю с ними вслух о былом, как положено тихо.
Лёг осенний туман на заросшую в парке аллею
и никак не найти, где из этого парка есть выход.
Тёмен путь, фонари вдоль дороги стоят наизнанку.
И луна исчезает за грудой из спящих домов.
Пьют поэты в метро и выходят на площадь Лубянки.
И читают всю ночь напролёт строки новых стихов.
И встаёт яркий шар в небесах над Москвой златоглавой.
Я не вижу его на последнем своём рубеже.
В забытьи утонул Политех, захлебнувшийся славой.
Это кто-то сказал до меня, я не помню уже.
7.10.2022.Шаг
Дома выключен свет. Шторы спущены. Двери закрыты.
Я на время остался один и на всём белом свете
ни души, только сила молитвы дана для защиты.
Слышу я голоса, поименно назвать их сумею.
Говорю с ними вслух о былом, как положено тихо.
Лёг осенний туман на заросшую в парке аллею
и никак не найти, где из этого парка есть выход.
Тёмен путь, фонари вдоль дороги стоят наизнанку.
И луна исчезает за грудой из спящих домов.
Пьют поэты в метро и выходят на площадь Лубянки.
И читают всю ночь напролёт строки новых стихов.
И встаёт яркий шар в небесах над Москвой златоглавой.
Я не вижу его на последнем своём рубеже.
В забытьи утонул Политех, захлебнувшийся славой.
Это кто-то сказал до меня, я не помню уже.
7.10.2022.Шаг
Forwarded from Бункер на Лубянке
И в среду же,
в 19:00
у нас
в гостях
невероятные
АНТОН ШАГИН и ВАДИМ МЕСЯЦ!
Творческая встреча "Стихи и звезды". И сердцу и уму.
Билеты здесь.
Большая Лубянка 24/15, стр 3
в 19:00
у нас
в гостях
невероятные
АНТОН ШАГИН и ВАДИМ МЕСЯЦ!
Творческая встреча "Стихи и звезды". И сердцу и уму.
Билеты здесь.
Большая Лубянка 24/15, стр 3
* * *
<...> город снова под облаками
/листья падают/; пешеход
о тебе отпускает память —
это время наоборот.
Тлеет свет. И желта страница
в ненаписанном дневнике.
Он — внекомнатная синица —
с синим крестиком на руке
/крестик выведен авторучкой/.
Жизнь похожа на облака
и длинна — как любовь на случай.
Так. Иначе — невелика.
<...> осень свяжется повиликой
/листья падают в эту брешь/,
а — окажешься за развилкой —
не закрашивай, но обрежь.
Поспеши. И прикрой затылок:
ветер. Попросту говоря,
если что-то и вправду было —
это крестик хранит тебя.
(ДМИТРИЙ ЛАРИОНОВ)
<...> город снова под облаками
/листья падают/; пешеход
о тебе отпускает память —
это время наоборот.
Тлеет свет. И желта страница
в ненаписанном дневнике.
Он — внекомнатная синица —
с синим крестиком на руке
/крестик выведен авторучкой/.
Жизнь похожа на облака
и длинна — как любовь на случай.
Так. Иначе — невелика.
<...> осень свяжется повиликой
/листья падают в эту брешь/,
а — окажешься за развилкой —
не закрашивай, но обрежь.
Поспеши. И прикрой затылок:
ветер. Попросту говоря,
если что-то и вправду было —
это крестик хранит тебя.
(ДМИТРИЙ ЛАРИОНОВ)
Forwarded from Бункер на Лубянке
Сегодня!
Поэтический вторник.
Дмитрий Артис, Татьяна Коптелова.
"ПРО ЛЮБОВЬ И ПРО ВОЙНУ"
Начало в 19:00
Регистрация.
Поэтический вторник.
Дмитрий Артис, Татьяна Коптелова.
"ПРО ЛЮБОВЬ И ПРО ВОЙНУ"
Начало в 19:00
Регистрация.