В чем сила денег?

Жиль Делёз и Феликс Гваттари по-другому смотрят на соотношение денег, долга и войны, проводя сущностное различие между той концепцией денег, которую Маркс описывает в начале «Капитала» (торговые деньги, деньги как всеобщий эквивалент обмена), и той, которой открывается Grundrisse (кредитные деньги, деньги как капитал, у которого нет экономического эквивалента, поскольку они, напротив, должны создавать прибавочную стоимость путем эксплуатации рабочей силы).

С одной стороны, деньги — это долг («банки словно создают долг перед самими собой, как творение ex nihilo, которое вместо того, чтобы передавать уже созданные ранее деньги как платежное средство, выбирает на одном конце негативные деньги (деньги, записанные в пассиве банков) и проецирует на другом конце позитивные деньги (кредитование производящей экономики банками)»); с другой стороны, чтобы долговые деньги могли существовать и функционировать, необходим внеэкономический поток, который Делёз объясняет через потоки войны.
Это еще один способ (дополнительный к подходу Фуко) выйти за рамки «экономизма», которым часто грешит марксизм, и выразить новую природу денег, обусловленную решением Никсона.

Деньги — это не только созидательная, но и — и в первую очередь — разрушительная сила. Именно этой разрушительной силой часто пренебрегают марксисты (за исключением Ленина), когда разрабатывают свои категории, например, когда представляют «труд» исключительно созидательной силой (создающей стоимость и мир).

При капитализме одни и те же деньги выражают гетерогенные потоки силы: поток покупательной способности, который представляет собой совокупность платежных средств (заработная плата и доход), реализующихся путем приобретения уже произведенных, уже существующих благ, строго подчинен финансовым потокам, которые представляют собой не просто «покупательную способность», не просто соответствие между деньгами и благами, но власть предписания и упорядочения труда. Финансовые потоки представляют собой совокупность выборов и решений, которые касаются будущего и предвосхищают как производство, отношения власти, так и формы подчинения.

В покупательной способности «деньги представляют собой возможный разрез-изъятие из потока потребления» (заданного установленными отношениями власти); напротив, в структуре финансов деньги функционируют в качестве «возможности разреза-разделения», который перестраивает цепочки валоризации и накопления капитала, реконфигурирует состав рабочей силы и населения, а также проектирует новые формы эксплуатации и подчинения.

Сила денег как структуры финансирования происходит не из большей покупательной способности, а сила капиталиста проистекает не из того, что он богаче рабочего. Его «сила проистекает из того, что он управляет финансовым потоком и определяет его направление», то есть располагает временем как выбором, как возможностью эксплуатировать, подчинять, повелевать и руководить другими людьми. Для Делёза деньги как покупательная способность — это то, с помощью чего ретерриториализируются и фиксируются потоки от труда и до потребления, до семьи, до занятости и до различных форм подчинения (рабочего, преподавателя, мужчины, женщины и т.д.), которые также присущи общественному разделению труда.

Маурицио Лаццарато (из статьи в журнале Логос, том 29, #6 2019)

Вьетнам: страна контрастов и уроков

Привет из Вьетнама! Пока я наслаждаюсь местной кухней, видами Нячанга и шумными улочками Сайгона, решил немного углубиться в то, как живёт эта страна. Туристическая сторона Вьетнама – это одно, но за яркими рынками и зелёными рисовыми террасами скрывается интересная социально-экономическая реальность. Делюсь с вами цифрами и сравнениями, которые заставляют задуматься.

Вьетнам добился впечатляющих успехов в борьбе с бедностью. За последние 10 лет уровень бедности снизился с 16,8% до 5%, а это значит, что более 10 миллионов человек смогли выйти из состояния нищеты. Но при этом растёт разрыв между богатыми и бедными: доходы верхних 20% населения превышают доходы нижних 20% в 10 раз, что соответствует уровню скандинавских стран.

Неравенство ощущается и в других аспектах. Например, доступ к социальным услугам во Вьетнаме сильно зависит от региона: в городах социальным страхованием пользуются 56% населения, а в сельских районах – только 22%.

Особенно остро проблема бедности стоит среди этнических меньшинств. Хотя они составляют всего около 15% населения страны, на их долю приходится более половины всех бедных семей. Для сравнения: дети из этнических меньшинств страдают от задержки роста в 52% случаев, тогда как у титульной национальности (вьетов) этот показатель всего 14%.

Если говорить о неравенстве в целом, то Россия находится в ещё более сложной ситуации. Коэффициент фондов (разрыв доходов между самыми богатыми и самыми бедными) у нас составляет 15:1 против 10:1 во Вьетнаме. Коэффициент Джини (показатель общего уровня неравенства) тоже выше – около 0,41 против ~0,35 во Вьетнаме.

Но есть и общие проблемы: как у нас, так и здесь богатство концентрируется в руках небольшой группы людей, а доступ к качественным услугам остаётся привилегией для определённых слоёв.

Вьетнам активно работает над сокращением бедности через развитие инфраструктуры, поддержку сельских районов и этнических меньшинств. Успехи впечатляют, но растущее имущественное расслоение – вызов для коммунистической партии. Возможно, нам стоит обратить внимание на их подход к борьбе с бедностью и адаптировать что-то подобное у себя.

А пока я продолжаю изучать эту удивительную страну – от её истории до современных реалий. Если вам интересно больше таких сравнений или просто хотите узнать о моих приключениях здесь – пишите! 😊

Команда Трампа играет хорошую игру, это нужно признать. Через первичную мягкость к Путину она создала себе задел на инвариантность развития событий, а люфт по времени в 1–2 дня до переговоров с РФ дает возможность высказаться международному сообществу и сужает поле возможностей для российской стороны. Потому что будет крайне странно и агрессивно, если сейчас все выскажутся за перемирие от Китая до Панамы, а потом Лавров промямлит, что «перемирие нас не устраивает», и это уже будет совсем другая политическая обстановка для РФ, нежели была все это время с начала войны. Ждем позиции российской стороны. Нужно перемирие и путь к миру! Хватит смертей! Смерти - нет!

Сегодня мы поехали на экскурсию на гору Гору солнца, вроде так, в Дананг. Прошлись по золотому мосту, который держат «руки бога», а на вершине горы выстроенное во средневековом французском стиле колониальное поселение, ну, точнее, развлекательный парк с крафтовым пивом на вершине горы, американскими горками, буддистскими святынями и самой длинной в мире канатной дорогой, которая нас везла 25 минут по горам.

Черт! Это очень круто, невероятно высокий уровень, я нигде такого не видел, но правда немного где и бывал, но в РФ такого уровня точно нет. И после осознания этого мне стало очень грустно и гневно. У Вьетнама ресурсов и возможностей явно меньше, чем у России, но он построил это чудо на вершине горы. Только побывав тут, я осознал масштабы коррупции у нас. Какая же сволота российская элита. Я точно знаю, что такой же уровень в РФ есть, но за высокими заборами частных владений ублюдочной элиты.

Смешанные чувства, с одной стороны, море впечатлений, а с другой — осознание, что твоя страна зашла совсем не туда...

Есть один жирный минус в том, что ты белый, причём чем белее, тем минус жирнее. Ты моментально сгораешь на солнце, получая солнечный ожог, и потом носишься по аптекам хрен знает где в поисках Пантенола.😭

Мифы об ИИ: что нас пугает, а что должно?

Последнее время только ленивый не обсуждает перспективы искусственного интеллекта и его влияние на общество. Но насколько обоснованы эти страхи? Давайте разберемся, где заканчивается научная реальность и начинаются голливудские фантазии.

Миф 1: "ИИ обретет сознание и поработит человечество"

Реальность: ИИ — это всего лишь математическая формула. Очень сложная, но всё же формула. В ней нет и не может быть "сознания" в человеческом понимании. Само словосочетание "искусственный интеллект" вводит в заблуждение — специалисты подразумевают под "интеллектом" не самосознание, а возможность взаимодействовать с окружающим миром не только через программно-аппаратный комплекс, но и физически и в жтом отношении лишь роботы под управлением моделей ИИ приблизились к "интеллекту".

Миф 2: "ИИ станет умнее человека и заменит его"

Реальность: Люди излишне беспокоятся о том, что ИИ будет умнее их (он уже умнее большинства населения в определенных задачах), но риски лежат совершенно в другой плоскости. Главное ограничение ИИ — принципиальная невозможность возникновения "сознания", под которым мы понимаем первичность импульсов, приводящих к осознанию необходимости действий. Упрощенно — человек должен нажать кнопку и запустить программу, направить её на решение нужной ему задачи.

Миф 3: "Моя работа слишком творческая/сложная для ИИ"

Реальность: Люди очень сильно переоценивают уникальность и невоспроизводимость своего труда, что связано с эгоцентризмом. Главная способность ИИ — не "сознательно что-то придумать", а быть машиной, которая при достаточном количестве данных и тысячах повторений потенциально может воспроизвести любую человеческую деятельность, поддающуюся алгоритмизации. А алгоритмизировать можно гораздо больше процессов, чем думает большинство.

Миф 4: "ИИ — это что-то принципиально новое"

Реальность: Принципиальное отличие современного ИИ от систем прошлого лишь в том, что раньше тебе нужно было писать код, чтобы заставить машину что-то сделать, а теперь достаточно отдать команду на естественном языке. ИИ не создает новых принципов автоматизации, он делает компьютерные науки и программирование более доступным и потенциально не ограниченным специализированными техническими знаниями. С ростом возможностей ИИ систем и сокращением ошибок управлять машиной сможет каждый, в не только программист.

Миф 5: "Для защиты от ИИ нужны этические правила для самого ИИ"

Реальность: Пока люди беспокоятся о "сознательном ИИ", который отберет у них работу, они совсем не понимают, что это может сделать обычная "бессознательная" машина. Настоящий риск — не в сознательности ИИ, а в том, что любой алгоритмизируемый труд (включая часть научной работы) может быть автоматизирован.

Пока все обсуждают "восстание машин", реальная революция происходит в сфере автоматизации труда, и она не требует никакого "сознания" ИИ. На мой взгляд, все разговоры о "сознании ИИ" — это не более чем попытки намыть себе бабла на хайпе, отвлекая от действительно важных дискуссий о будущем рынка труда и экономики.

А как вы думаете, какие профессии останутся неприкосновенными для ИИ и какие виды труда создаст тотальное внедрение ИИ в производственные процессы?

Интернационал, версия династии Мин😂

Сейчас в Нячанге 6 утра, мы возвращаемся с экскурсии из другого города и нас развозят по гостиницам.

Весь берег забит вьетнамцами, которые занимаются зарядкой, никогда не видел, чтобы столько людей в 6 утра занимались спортом. Респект компартии!

⚡️ AirPods научат ПЕРЕВОДИТЬ РЕЧЬ прямо вам в ухо — языковые барьеры умрут уже в сентябре с релизом iOS 19.

Работать будет МОМЕНТАЛЬНО — собеседник будет говорить на своём языке, а вы будете слушать сразу русский перевод.

Наушники от Apple резко стали мастхэв гаджетом.

@exploitex

Спорт — это буквально часть их жизни и культуры, сейчас вечер, мы идем поужинать, и спортивные площадки опять забиты, а навстречу бегут бегуны, и именно вьетнамцы, а не гости. Я весь в восхищении!

Вьетнам: культурное многообразие как сила нации

Находясь во Вьетнаме, я оказался поражен тем, как эта страна подходит к собственной истории. В отличие от многих государств, застревающих в исторических обидах, Вьетнам демонстрирует удивительную способность преодолевать сложные исторические перипетии, принимая свое прошлое во всей его полноте.

Вьетнамская культура представляет собой настоящий пример интернационального духа. Страна, пережившая колонизацию, войны и множество внешних вторжений, не отвергает иностранные влияния, а творчески интегрирует их в свою самобытность, одновременно преодолевая сложные исторические конфликты.

Французское наследие прочно вошло в повседневную жизнь вьетнамцев. От архитектуры колониальных зданий до кофе со сгущенным молоком и bánh mì (вьетнамских багетов) — все это не отвергнуто как "колониальное прошлое", а стало неотъемлемой частью современной вьетнамской идентичности. Вьетнамцы превратили напоминания о колониальном прошлом в культурные достояния, привлекающие туристов и обогащающие национальную идентичность.

Китайское влияние заметно во многих аспектах культуры. Несмотря на тысячелетнюю историю сложных отношений с Китаем, Вьетнам сохранил и творчески адаптировал конфуцианские ценности, буддизм махаяны и множество культурных практик, сделав их по-настоящему своими. Коммунистическая партия Вьетнама стремится нормализовать отношения с Китаем, признавая важность конструктивного диалога. Древняя вражда уступает место прагматичному подходу и осознанию общих культурных корней.

Советское наследие до сих пор играет важную роль в развитии страны. От систем образования до архитектуры — Вьетнам интегрировал элементы советской помощи, не отказываясь от них после распада СССР, а находя им место в современном контексте.

Американские элементы также находят свое место в современном Вьетнаме. Несмотря на травматичный опыт войны, сегодня страна активно развивает отношения с США, а определенные элементы американской культуры органично вписываются в вьетнамскую действительность. Вместо того чтобы застрять в прошлом, Вьетнам смотрит в будущее, развивая взаимовыгодное сотрудничество при сохранении собственного суверенитета и идентичности.

Мечта для России

Наблюдая за этим удивительным подходом, я не могу не думать о том, что именно такой путь был бы идеальным для моей страны — России. Ведь Россия даже в большей степени, чем Вьетнам, является многонациональным государством с богатейшей историей взаимодействия разных культур и народов. Она всегда была и остается важной частью мировой культуры и политики.

К сожалению, нынешние тенденции к изоляционизму и злость, направленная вовне, деструктивны и лишь ослабляют потенциал страны. Пример Вьетнама убедительно показывает реальный конструктивный путь — принятие своей сложной истории во всем ее многообразии и интеграция различных влияний в единую, но многогранную национальную идентичность.

Этот подход напоминает мне принцип биологического разнообразия. Как генетическое смешение укрепляет генофонд и устраняет наследственные заболевания, так и культурная открытость обогащает общество. Зацикливание исключительно на "чистоте" собственной культуры приводит к стагнации и упадку, подобно тому, как близкородственное скрещивание ведет к генетическим проблемам.

Вьетнам убедительно демонстрирует, что принятие разнообразных элементов не размывает национальную идентичность, а укрепляет ее. Эта культурная гибкость помогает искоренять шовинизм и развивать по-настоящему яркую, живую культуру. Может быть, именно в этом и заключается настоящая национальная сила — не в отрицании сложного прошлого, а в способности учиться и расти, сохраняя при этом свою уникальную сущность.

Сегодня, когда во многих странах мира нарастают националистические настроения и стремление к изоляции, такой подход предлагает альтернативную модель. Здоровое государство и здоровая нация не боятся внешних влияний — они принимают их, адаптируют и делают своими. России, с ее невероятной историей взаимообогащения культур, есть чему поучиться у этой небольшой, но мудрой страны Юго-Восточной Азии.