#выборы2018 #Кожемяко #Жигунов Гардемарин возглавил творческое направление предвыборного штаба. https://www.facebook.com/lenara01/posts/860814030657866
ИЗ ТВОРЧЕСКОЙ КУХНИ-7
И вот, значит, пишу я "Однажды в Ростове" - нахожусь на восемнадцатой серии. И вдруг - ба-бах! - ноябрь 2008 года, кризис. Проект закрывается, работа останавливается. Тоска. И Новый год проходит соответствующе.
Однако во второй половине января вдруг возникает Жигунов и ведёт меня к начальнику Росрыболовства:
- Они там хотят сериал о добыче рыбы на Дальнем Востоке, о браконьерах, о всяком таком.
- Где я и где добыча рыбы? – спрашиваю. – Я в этом ничего не понимаю.
- Это неважно. Подробности они расскажут. Главное, чтобы была человеческая история. Ты справишься.
- Но как же «Однажды в Ростове»?!
- А потом и «Ростов» будет! Клянусь! Зато сейчас и у меня проект, и у тебя работа. Плохо разве?
Думаю: ну, вроде нет, не плохо...
Приходим в Росрыболовство. Начальник – живой такой человек, глаза горят – рассказывает всякие интересные подробности и, в частности, вдруг посвящает меня в обстоятельства гибели генерала Гамова, про которого я на тот момент знаю только, что сгорел он по причине своей принципиальности от брошенной браконьерами в окно бутылки с зажигательной смесью. Погиб как герой.
Но – нет. Всё, оказывается, было не совсем так. И даже совсем не так. Генерал Гамов был якобы в доле с браконьерами, но вдруг почему-то зажадничал, потребовал увеличить долю, и браконьеры решили его просто предупредить, кинув зажигательную бутылку. Он вполне мог остаться в живых, ибо ещё не спал. Но деньги, полученные незаконным путём, хранились у него на кухне в духовке плиты. И вот он в дыму пошёл спасать свои накопления, случайно задел кран духовки, пошёл газ – и генерал вспыхнул, как факел, прижимая к себе пачки долларов. Эти доллары потом прикипели к его телу...
- Ох, ни фига себе – история, - говорю и завожусь прямо. – Но можно ли об этом рассказать? Дадут ли?
- А я узнаю в ФСБ, - запросто отвечает начальник Росрыболовства.
Пока он там что-то выясняет, в воображении моём уже возникает история про генерала продажного, про его честного сына, который ничего о папе не знает и, конечно, верит в то, что отец – герой. Сын переводится из Мурманска в Дальневосточную погранслужбу и мечтает добраться до отцовских убийц. Добравшись, узнаёт страшную правду. И тут же другие сюжетные линии вырисовываются: крутой японец, перекупающий контрабандную рыбу, подпольные цеха, мэр города, действующий в связке с японцем. Конечно, любовь главного героя, объект любви – дочь мэра... Ну, и так далее... Даже интересно мне становится...
А тут звонит начальник Росрыболовства и говорит:
- Всё окей. В ФСБ сказали, что проблем нет.
И я села писать. Написала восемь серий. Их запустили. Съёмочная группа поехала во Владивосток. Но там вдруг – опа! – местное управление ФСБ, ознакомившись со сценарием, потребовало остановить съёмки.
Группа вернулась. Мне позвонил Жигунов и рассказал леденящую душу историю о том, как его вызвали на Лубянку:
- Захожу, - говорит, - в кабинет, а у начальника на столе лежит твой сценарий. И начальник спрашивает: «Кто эта сценаристка? Откуда у неё эти сведения?» А я отвечаю: «Она ни в чём не виновата». А начальник говорит: «Она это написала. Дайте мне её телефон»!
И дальше Жигунов героически кричит в трубку:
- Я не дал ему твой телефон! Я тебя спас! Понимаешь?!
- Ну, ещё бы. Других-то способов узнать мой телефон у ФСБ нет.
Из ФСБ мне никто не звонил, на допросы не таскал, в кандалы не заковывал. Но, тем не менее, Жигунов умолял переделать зачин истории: пусть папа героя будет прекрасным и честным.
- Но как же?! – кричала я. – Это же невозможно! Вся суть в этом!
- Нет, нет! – вопил он в ответ. – Вся суть – в сыне-герое. А папа – помер, и ладно.
- Не стану переделывать! – орала я. – Причин не вижу!
И тут Жигунов применил запрещённый приём:
- Причина – «Однажды в Ростове». Сделаем это – будет «Ростов».
И я сделала. И «Ростов» потом действительно состоялся.