#ФБ #ХабаровскийКрай #Хабаровск #Протесты текст с просторов фэйсбук, авторство #ЛеонидБляхер
Первые впечатления
Сегодня в Ха потрясающе интересно.
Немой и глухой пытаются договориться. Глухой - власть, немой - протестующая улица. Власть знает только язык указов и распоряжений, идущий сверху, и язык прошений и доносов, идущий снизу. Если нечто не является ни указом, ни распоряжением, ни мнением ответственного товарища или компетентных органов, ни прошением или, хотя бы, доносом, то властное лицо перестает слышать и понимать. Оно мучительно пытается перевести доносящийся шум на понятный ей язык (происки врагов, криминала, пятой колонны?). Не выходит. Но улица тоже пока живет без языка.
Дать язык улице попытались либеральные писатели и журналисты в 2011-м году. Но он не зашел. Точнее, зашел для небольшой группы людей. Для остальных этот язык к их жизни отношения не имеет. По сути, хабаровские митинги - уникальная попытка улицы заговорить, причем, заговорить на русском языке. До того пытались дать улице язык, как кальку с чартизма, как язык Парижа времен Великой революции, как кальку с движения "зеленых" и 1968-го года и т.д. Иностранные языки не прижились. На русском пока выходит трудно. Но даже то, что выходит, явно не относится к одному из жанров, понятных власти. Она его искренне не слышит и не считывает.
По мере рутинизации протеста и понимания, что как-то договариваться придется (зима близко), начинаются еще более интересные вещи. На каком языке пойдут переговоры: на языке улицы (каком?), на языке власти (как?) или удастся выстроить язык посредник. Каким будет этот язык? Где будут проходить переговоры: в пространстве властного кабинета (народные представители) или в пространстве улицы (публичные ораторы)? А может быть, удастся выстроить пространств-посредник (публичное или квази публичное)?
Проблемы остаются. И даже возможное естественное угасание протеста не решает эти проблемы. Не только улица, но и власть корчится безъязыкая. Нечем ей кричать и разговаривать. А это уже грустно. Ведь разумные люди должны договариваться. И без языка это сделать очень трудно.
Первые впечатления
Сегодня в Ха потрясающе интересно.
Немой и глухой пытаются договориться. Глухой - власть, немой - протестующая улица. Власть знает только язык указов и распоряжений, идущий сверху, и язык прошений и доносов, идущий снизу. Если нечто не является ни указом, ни распоряжением, ни мнением ответственного товарища или компетентных органов, ни прошением или, хотя бы, доносом, то властное лицо перестает слышать и понимать. Оно мучительно пытается перевести доносящийся шум на понятный ей язык (происки врагов, криминала, пятой колонны?). Не выходит. Но улица тоже пока живет без языка.
Дать язык улице попытались либеральные писатели и журналисты в 2011-м году. Но он не зашел. Точнее, зашел для небольшой группы людей. Для остальных этот язык к их жизни отношения не имеет. По сути, хабаровские митинги - уникальная попытка улицы заговорить, причем, заговорить на русском языке. До того пытались дать улице язык, как кальку с чартизма, как язык Парижа времен Великой революции, как кальку с движения "зеленых" и 1968-го года и т.д. Иностранные языки не прижились. На русском пока выходит трудно. Но даже то, что выходит, явно не относится к одному из жанров, понятных власти. Она его искренне не слышит и не считывает.
По мере рутинизации протеста и понимания, что как-то договариваться придется (зима близко), начинаются еще более интересные вещи. На каком языке пойдут переговоры: на языке улицы (каком?), на языке власти (как?) или удастся выстроить язык посредник. Каким будет этот язык? Где будут проходить переговоры: в пространстве властного кабинета (народные представители) или в пространстве улицы (публичные ораторы)? А может быть, удастся выстроить пространств-посредник (публичное или квази публичное)?
Проблемы остаются. И даже возможное естественное угасание протеста не решает эти проблемы. Не только улица, но и власть корчится безъязыкая. Нечем ей кричать и разговаривать. А это уже грустно. Ведь разумные люди должны договариваться. И без языка это сделать очень трудно.