Жители Курской области возмущаются планом украсить Курск к Новому Году. На украшения хотят потратить 15 миллионов, и это будут гирлянды, световые фигурки, фотозона и приемная Деда Мороза. Местные паблики бурлят. Люди требуют потратить эти деньги на бойцов и переселенцев. Причем в первую очередь на бойцов. Более того, именно переселенцы и требуют тратить деньги на бойцов, и это имеет объяснение – если не наша пехота, то оккупированную часть Курской области не вернуть. Так пусть лучше, говорят люди, у солдата будет все, что ему нужно для Победы, пусть он идет дальше и освобождает мой дом. Пусть у солдата будет лучшее снаряжение и обогреватели.

Не все с этим согласны, но большинство сходится во мнении – а у детей праздник должен быть. Говорят – «Поставьте лучше для них елку и пойдите по классам, раздайте детям хорошие подарки, которые по-настоящему порадуют их». Не что-нибудь, а то, что их порадует. Для бойцов это стало бы главным подарком – они там, на ЛБС, очень ценят детскую радость, ведь они – ее защитники. Детская радость для них – практически святое. Она – плата за жертвы, которые бойцы проносят, изо дня в день продвигаясь на метр и еще на метр. Тем более, когда хорошие подарки дарят детям, у которых детство отнято войной.

У людей, конечно, должен быть праздник, это так. И не все в Курске хотят отменить светящихся Дед Морозов. Только те, которые хлебнули этим летом горя, и те, которые умеют болеть за ближнего. Я, признаюсь, удивлена этим тезисом, который родился в Курской области – «Не поможем солдату – не победим – в свои дома не вернемся». Есть в этом много от деревенской прагматичности, но и возвышенное тут тоже есть.

Суд арестовал мать 12-летнего мальчика, который два дня прятался за полками в супермаркете. Прятался он от своей так называемой семьи. У матери - сожитель, который запрещал ребенку есть, ломали кости, когда заставал у холодильника, его оставляли на холоде без одежды, отчим, перебивающийся случайными заработками, заставлял его есть с руки стиральный порошок. Ему порвали рот и вдвоем - "мать" и сожитель - зашивали наживо. В школу он не ходил. Семья жила в Прокопьевске, куда переехала полгода назад. А так как ребенок в школу не ходил, сигналы силовикам не поступали, и, получается, два взрослых маньяка могли творить над ним что угодно.

После обнаружения ребенка отчима арестовали, мотивов своих он объяснить не смог. Хотя мотивы его понятны - уроду попало в руки беззащитное существо, и он мстил ему за свои неудачи. Он - урод, он не обязан ребенка любить, не отец. Но вот мать... То есть она понимала, что ее сожителю доставляет удовольствие мучить ее сына и предоставляла ему такую возможность в обмен на то, что он живёт с ней. Она - не единственная. Многие женщины позволяют своим сожителям измываться над детьми в обмен на то, что они остаются с ними и создаётся видимость семьи. Положить этому конец может только признание этих матерей одинаково виновными с мужчинами. Хотя они виновны больше - это их дети, и это они обменивают их на мужиков.

На днях услышала – своими ушами – от одного исламского религиозного деятеля Москвы, что мигранты – это такие же мусульмане. Контекст дискуссии – почему детям мигрантов где-нибудь во Владимирской области нельзя приходить в школу одетыми по своим правилам. Я понимаю интерес деятеля – московские мечети в немалой степени заполнены мигрантами. Но, по моему разумению, с российскими мусульманами их лучше не сравнивать, и, конечно, они – не такие же.

Разница между мигрантом-мусульманином и гражданином-мусульманином очевидная – у гражданина имеются права и обязанности, у мигранта в обязанностях – только соблюдение действующего законодательства. Гражданин, к примеру, встает на воинский учет, мигрант, даже претендующий на гражданство, не то, что не спешит встать на воинский учет, но и всячески этого избегает, полагая, что гражданство России ему нужно только для того, чтобы иметь тут права. Сознание же гражданин пронизано пониманием своей ответственности перед государством. Так что в интересах самих религиозных деятелей ислама не смешивать исконных российских мусульман с мигрантами. Я опять же понимаю, что им надо заполнять мечети, но те и другие – не одно и то же. Смешение вообще чревато – россияне в какой-то момент просто перестанут отделять мусульман-граждан от мусульман-мигрантов, и перенесут свой негатив, вызванный убогой миграционной политикой, на наших мусульман Северного Кавказа, Татарстана. А все потому, что религиозным деятелям не хочется терять свою паству.

Мой слух резанули эти слова деятеля – получается, что исконным российским мусульманам должен быть ближе и по душе мигрант-мусульманин, чем исторический соотечественник – православный. Я все-таки надеюсь, что в нашей стране мы объединяемся не по религиозному признаку в первую очередь

Мы выяснили, что отчим мальчика из Прокопьевска - уроженец Украины Андрей Репко выдавал себя за стоматолога. Ходил к клиентам на дом, убеждал ставить у него коронки, брал деньги и исчезал. За это он чуть не сел, но в последний момент выкрутился. Вот поэтому он и зашивал ребенку рот, считая себя стоматологом-самоучкой. В архиве Северского районного суда Краснодарского края, сохранились данные о том, что в начале 2019 года в нём рассматривалось уголовное дело в отношении Андрея Репко. Его обвиняли в совершении мошенничества (Статья 159 часть 2 УК РФ). Дело было прекращено по примирению сторон, в дальнейшем Репко предлагал себя в качестве мастера по отделочным работам.

Репко не просто издевался над ребенком, он использовал его для прикрытия своих махинаций. Взял в аренду автомобиль, не платил, а когда с него спрашивали платёж, давил на жалость, говоря, что ему итак плохо, его сына избили. И показывал фото избитого мальчика. Которого сам же и избивал

Азербайджанская диаспора на Камчатке будет учить мигрантов русскому языку, получила субсидию. А больше в России, конечно, некому обучать русскому. Это будет делать диаспора, которой в принципе не должно существовать, и не носители русского. Интересная ситуация. Председатель "организации" сам-то по-русски с серьезным акцентом говорит

У нас в стране принято смягчать наказание для женщин. Женщины даже не попадают в колонии строго режима. Такое отношение проистекает из нашей традиции считать роль матери священной. Мать – она у человека одна. А я не считаю, что у матери мальчика из Прокопьевска есть хоть что-то святое. Гуманный подход к таким «матерям» надо менять. Когда молчаливые наблюдательницы будут наказываться, замученных детей станет меньше. Продолжение в моей колонке в канале "Специально для RT"

Навестила Закарью Алиева – хотела выслушать его историю из первых уст. Если коротко, то позицию, которую удерживал Закарья 3 недели, не могли взять 2 года. А заезжал туда он не один, с товарищами, на мотоциклах. Ехали через минное поле, по траве, которая росла по колено, и под дронами-камикадзе, и было непонятно, что взрывается – камикадзе или мины в земле.
 
Кто-то погиб, кто-то повернул назад, кто-то убежал. Закарья достиг опорника один. Думал там блиндаж, но это оказался тоннель. Закарья вспомнил, что, выезжая, забыл автомат, но был обвешен гранатами. Он забросал ими вход и предложил украинцам сдаться. Они согласились. Пленники ему были не нужны, что бы он с ними делал, хотел их отпустить, ему нужно было укрытие – в любой момент могли появиться дроны. Украинцы согласились сдаться, вышли без оружия. Закарья связал им руки за спиной. Пятому – старшему – приказал снять куртку. Она, со звездочками, лежит у него в госпитале под кроватью. Этого он связывал, сам на шаг отступив под навес. Прилетели украинские птицы, и за полминуты казнили своих. Было их пятеро. Закарья высунулся, их уже нет – лежат разорванные.
 
К Закарье прибежали наши – четверо приехавших с ним. Провели в опорнике несколько дней и решили уходить. Закарья их отговаривал, сам не пошел. Вышли ночью, не дошли – появились птицы. Один был ранен в ногу, за ним выбежал Закарья и тащил на себе. В тот раз они спаслись, но скоро снова решили выходить. Закарья попросил их, если выйдут, доложить командиру, что он здесь. Но они ответили честно – ни за что, тогда придется возвращаться за ним сюда. Закарья наблюдал из опорника за их отходом, и увидел как они сгорели во взрыве.
 
Закарья остался один, бегал по тоннелю, рыл норы, пил перекись водорода и ампулы с обезболивающим. О маме старался не думать – сразу вспоминал и ее еду. Голод стал сильнее страха, и в одну из ночей он прокрался к украинским позициям. Нашел там мешки, а в одном – лук, съел луковицу там же. Лук был вкусным, только в груди сильно горело. На него полетели дроны, и он убежал к себе. Его опорник обстреляли, Закарья затих, притворился мертвым и стал копать тоннель в сторону ВСУ. Он не собирался брать новые позиции, просто хотел есть. Через тоннель он взял в плен еще четверых украинцев. Но их так же сразу убили свои из соседнего блиндажа.
 
В лабиринте окопов он оборудовал 4 пулеметные точки, бегал, стрелял, укрывался. Думал и анализировал. Был на пике адреналине и остроты ума. Но от голода терял силы. Нашел колбасу, но не трогал – могла быть отравлена. Сил придавала мысль – он один взял опорник, который 2 года взять не могли. Потом его заметят бойцы «Алании» – им покажется подозрительным: на той позиции наших нет, а боевые действия идут. Закарья выложит плакат, написанный на мешке – «Я живой». Аланцы бросят все дела и 4 дня будут дронами защищать Закарью. Собьют кошмарившую его Бабу Ягу, сбросят пакет с сосисками. Доложат командиру Закарьи – его боец жив и в одиночку держит опорник, а тот пришлет с дроном бутылку воды и записку – «Делай что хочешь. Выходи, как хочешь, сам».
 
Закарья пойдет за дроном аланцев, как в сказке шли за волшебным клубочком. Через минное поле, где мины лежат плотно и натянуты тончайшие лески. Будет держатся мертвых – если там лежат, значит, мина уже взорвалась. А мертвых будет предостаточно. Сразиться с дронами – увидев двух камикадзе, закружит у дерева, от одного сброса отскочит, а когда второй бросится добивать его лежачим, успеет отпрыгнуть. Все это – правда, записанная птицей. Выйдет на развилку – кладбище или мины. Снова решит идти к мертвым – если умирать, то сразу на кладбище.
 
Я спросила, что его спасло. Ждала, скажет – Всевышний, молитва матери. «Терпение» – ответил он. Терпеть он учился с детства, было больно, молчал, чтобы не расстраивать других. «Зачем люди должны страдать из-за меня?». Есть в нем что-то монашеское. Закарья без единой царапины вышел оттуда, откуда никто не возвращался. Его спросили – «Ты заколдованный что ли? Ты кто такой, что оттуда вышел?». «Воин» – ответил Закарья.